Дальше самых далеких звезд Ахманов Михаил
Он только раз повернул голову и убедился, что рыбачка шагает следом. Ее лицо пылало, кулаки были сжаты, зубы стиснуты, но ноги будто сами несли ее – мимо кабачка и башни, где дежурили воины, мимо столба с бронзовыми дисками, мимо повозки, запряженной длинношеим буа, мимо статуй шатшаров, грозящих когтистыми лапами. Больше монах не оглядывался и успел сделать еще десяток шагов, когда какой-то оборванец загородил дорогу. Возможно, этому не приходилось удивляться – чего еще ждать от дикарей, непочтительных даже к пришельцам с небес?.. Удивительно было другое: за спиной оборванца маячила высокая фигура Охотника.
Вастар вскинул руки и что-то выкрикнул – громко, но так быстро, что Калеб не разобрал ни слова. Борги, однако, услышали, и вокруг тут же начала собираться толпа. Мужчины и женщины стояли плечо к плечу, не приближаясь к говорящему с предками; лица их были испуганы и мрачны, словно перед ними шатшар терзал живого человека. «Суд вождя…» – прошелестело в толпе. И снова: «Суд… суд вождя…»
– Насилие! – произнес Вастар. На этот раз он говорил ясно и не спеша, словно бы задумчиво. – Быть-есть злое чародейство, насилие над волей и душой этой женщины! Можешь ли оправдаться, человек с небес?
– Она согласилась пойти со мной, – пробормотал брат Хакко. – Сама! Я ее не принуждал!
Глаза монаха перебегали с вождя на Охотника и снова на вождя. Кажется, он узнал говорящего с предками и уставился в его лицо немигающим взглядом. Щеки брата Хакко побледнели еще больше, жилы на шее выступили рельефнее.
– Со мной ты не справишься, – тихо, но с грозной усмешкой сказал Вастар. – Говоришь, она согласилась пойти сама? Я проверю.
Он положил ладонь на голову женщины. Амайя вздрогнула и будто очнулась от кошмарного сна. Ее глаза гневно вспыхнули, рука скользнула к поясу, пальцы сошлись на рукояти ножа.
– Оставь оружие, Амайя из дома рыбака Шихана! – Голос Вастара раскатился над толпой. – Куда ты идешь с этим человеком? Идешь сама или по принуждению?
Рыбачка скрипнула зубами.
– Он… он заставил, тощий урод!.. Не знаю, как…
– Я знаю. – Взгляды Вастара и священника скрестились. – Что еще скажешь, человек с небес? Говори!
– Пусть заставил, – нехотя промолвил брат Хакко, покосившись на Охотника. – Но там, куда я вел эту женщину, ничего дурного ей не сделали бы. Крохотная частица кожи, волосок, капелька пота… все, что нужно… гмм… нужно, чтобы выяснить ее связь с предками.
Вастар поморщился.
– Ты мог сказать ей об этом, мог уговорить, мог расстаться с ней, если бы она не согласилась… Не за капельку пота и волосок я спрошу с тебя, а за насилие над ее душой!
– Спросишь? – вдруг с яростью прохрипел монах. – Спросишь? Ты, нелюдь и отродье демона! – Он резко повернулся и оглядел боргов. – Все вы не от благого семени, вы нечистые твари, и потому умрете! Что за насилие я совершил?.. Это вы насильники! Ходите в другие города, пускаете без меры кровь, режете и бьете! Я знаю, я видел! Ничто не укроется от сынов неба и великого Творца! Он нашлет на вас безумие и положит конец бесчинствам! Положит, даже если вы разорвете меня в клочки!
В толпе раздался глухой ропот, Амайя снова схватилась за нож. Кажется, один Вастар был спокоен. Он смотрел на монаха и брезгливо кривил губы.
– Наши беды для тебя не оправдание. Мы погибаем… так быть-есть… погибаем, но остаемся людьми, пока возможно… людьми, не шатшарами… – Вождь шагнул к брату Хакко, вытянул длинную руку и коснулся его лба. – Я вижу черный след, что тянется за тобой, чужеземец. Ты достоин смерти, но сейчас тебя не убьют. Зачем? Скоро ты и так умрешь, но не здесь, не здесь… И больше никому не причинишь вреда… Я проклинаю тебя и лишаю злой силы. Уходи!
Монах лишь пожал плечами. Толпа раздалась перед ним, и он быстрыми шагами направился к северной дороге. Калеб видел, как брат Хакко, миновав пять или шесть каменных изваяний, замер на минуту, вытащил из-за ворота алый молитвенный кристалл и поднял его высоко на серебристой цепочке. Губы монаха шевельнулись – должно быть, он ответил проклятием на проклятие.
Борги начали расходиться, и вместе с ними исчезла Амайя из дома рыбака Шихана. Внезапно в дальнем конце улицы послышались крики, чей-то вопль взмыл к небесам, и дежурившие у башни воины бросились туда с копьями наперевес. Приглядевшись, Калеб различил мечущихся людей, блеск оружия, круговорот синих, лазоревых, голубых одежд, ставни и двери, что закрывались с резким стуком.
– Безумец… – пробормотал он. – Еще один безумец…
– Их становится все больше, – отозвался вождь и впервые за время этой встречи посмотрел Охотнику в глаза. Взгляд был долгим, но Калеб не мог догадаться, что увиделось Вастару, – Яма, заваленная костями и гниющими трупами, или сумрак подземелья, очаги у пещерного озерца и грот, полный спящих детей. Был ли в силах говорящий с предками считать его воспоминания?.. Не прикасаясь к его виску, не погружая в транс и ничего не спрашивая?.. Для Калеба это осталось тайной.
Вастар смотрел на него, но в глазах вождя не было упрека, только печаль и сожаление.
– Их становится все больше, – повторил говорящий с предками. – Больше и больше с каждым днем. Так быть-есть… – Он вздохнул. – Пора вам уходить, Калеб, сын Рагнара. Возвращайтесь в свои небеса и не тревожьте нас. Жизнь можно разделить, но смерть – нельзя.
– Нельзя, – согласился Калеб и поднес ладонь к губам. – Прощай, Вастар, и прими мое пожелание смерти легкой и быстрой. Буду помнить тебя, пока я жив, – там, в пустоте среди звезд и в мирах под другими солнцами. Буду помнить!
Он повернулся и зашагал прочь, повторяя про себя: храни, что имеешь. Храни, даже если это лишь воспоминания. Память о тех, чье время кончилось и тела расточились прахом.
– Свет в моих глазах стал ярок, – донеслось ему вслед.
В город священник ходил пешком. Путь туда и обратно занимал около трех часов, даруя время для благочестивых размышлений. Еще он глядел на скалы у морского берега, на поля, фруктовые рощи и усадьбы знатных боргов, прилепившиеся к склонам горного хребта, глядел на щедрый мир под аметистовыми небесами и изумлялся. Так непохоже на Полярную с ее суровым климатом, пронзительными ветрами и частыми бурями! Удивительно! Святые Бозоны наделили нечестивцев всей этой красотой и изобилием, тогда как праведным и верным достались камни, редкий лес и скудная земля! Возможно, в том заключался божественный промысел: чем труднее жизнь, тем чище и возвышенней душа. Праведность не гостит среди сытых.
Но на этот раз он не любовался живописными пейзажами и не размышлял о намерениях Творца. Губы брата Хакко кривились от ярости, ноздри раздувались, в висках стучала кровь. Снова и снова он повторял слова отца Руэды, но успокоиться не мог. Будьте справедливы в своих деяниях, не руководствуйтесь гневом и пристрастием, измерьте и взвесьте… Первая часть напутствия пролетала стремительно, не задерживаясь ни на миг, зато вторая… Идите до конца без страха и жалости! Это он слышал гораздо яснее!
Дамба с изваяниями чудищ осталась позади, когда над ним промелькнула авиетка. Охотник возвращался в лагерь… свидетель пережитого унижения… Брат Хакко проводил аппарат ненавидящим взглядом.
Пожалуй, Охотник вызывал более сильные чувства, чем предводитель дикарей. Вастар, отродье демонов, бросил ему вызов, но в их ментальном поединке, как казалось брату Хакко, не было проигравшего и победителя. Женщина сбежала, ибо пришлось ослабить контроль, и это вполне естественно… Он не сумел подчинить дикаря, но и тот с ним не справился – его проклятия смешны! Хотя человек такой ментальной мощи… «Не человек, а тварь!» – поправился брат Хакко. Инопланетная тварь, чей разум не подвластен его воле! Но все же он совладал бы с этим монстром… вероятно, совладал, если бы не Охотник… Его присутствие не просто отвлекало – этот червь с Земли был знаком поражения. Его рука на горле… ледяные глаза, хватка безжалостных пальцев, звериный оскал…
Брат Хакко вздрогнул и машинально потер шею. Что вспоминать?.. Охотник останется здесь и умрет. Охотник, его женщина и оба авалонца… Сгинут вместе с боргами, с проклятой нелюдью…
«Без страха и жалости», – повторил он про себя и ускорил шаг.
Глава 18
Исход
Лаборатория словно уснула: не мигали огни на панелях сканеров и анализатора, не шумели центрифуги, киберхирург застыл, сложив в кольца гибкие щупальца, погасли экраны, и только над пультом связи с кораблем висела в воздухе серебристая рамка. Сейчас пустая – в присутствии капитана не было нужды, и сьон Аригато распорядился его не беспокоить.
Калеб, закончив рассказ о стычке брата Хакко с вождем, стоял у окна, посматривая с высоты на северную дорогу. Остальные сидели: Аригато и Десмонд – по обе стороны пульта связи, Дайана – рядом с полевым анализатором. В просторном зале царила тишина, и казалось, что зона безмолвия простирается снаружи, прикрывая сад и дом, двор и лестницу с тысячей ступеней. Ни один звук оттуда не проникал в лабораторию – их гасили прикрывавшие окна силовые щиты.
Наконец Аригато Оэ нарушил молчание.
– Когда вернется священник?
– Минут через сорок-пятьдесят. – Калеб отвел взгляд от окна.
– Я пролетел над ним на обратном пути. Он не торопится.
Доктор Аригато с задумчивым видом погладил бородку.
– Я хочу услышать его версию произошедшего. Вдруг он что-то уточнит или добавит… Хотя двух мнений быть не должно: инцидент опасный. Недружественное поведение аборигенов грозит нам…
– Выслушивать версии некогда, – перебила его Дайана. – Вастар, их вождь, ясно сказал: вернитесь в свои небеса и нас не тревожьте. Нужно сворачивать лагерь, сьон.
– Согласен с доктором Кхан. – Привычная улыбка сползла с лица ксенобиолога. – Если вспомнить, что случилось с первой экспедицией… Нам лучше удалиться, не дожидаясь неприятностей. Работа в основном закончена, мы взяли много образцов, и дальнейшие исследования можно провести на корабле. – Посмотрев на анализатор, он добавил: – Тем более что комплекс на борту мощнее на порядок.
Калеб снова бросил взгляд в окно. В аметистовом небе плыли снежные перья облаков, за прибрежными скалами мерцала и переливалась поверхность океана, и берег, зеленый и золотистый, стекал к нему плавной волной. Простор, покой… Так не хотелось возвращаться в тесные отсеки корабля! Он бы остался в этом чудесном мире, остался здесь с Дайаной, забыв про Авалон и Землю и Великие Галактики, но время выдалось неподходящее. Плохое время для боргов… Жизнь можно разделить, но смерть – нельзя… Смерть у каждого своя.
Доктор Аригато Оэ пребывал в раздумьях; казалось, он взвешивает опасность на невидимых весах, где мнение коллег служило гирьками. На северной дороге возникла темная точка. Приближаясь, она росла, обретала размер и форму, и вскоре Калеб различил крохотную фигурку человека.
– Монах возвращается, – произнес он.
– Хорошо. – Аригато коснулся пальцами виска. – Я все же должен его выслушать, но это не замедлит наших сборов. Согласен с вами, Десмонд, и с вами, доктор Кхан: пора уходить. Вызовите роботов и начинайте демонтаж установок. Десмонд, на вас погрузка. Кхан, подготовьте контейнеры для биопроб. Это самая ценная часть наших материалов, и я хотел бы лично…
Они заговорили о боксах для вакуумной упаковки, о записях, сделанных в Доме Памяти, о генераторе и силовых щитах, которые можно деактивировать и бросить на планете. Калеб следил за фигурой священника. Брат Хакко уже взбирался по лестнице, и солнечный свет падал на его макушку с редкими волосами и спину, обтянутую темным балахоном. Лица его не было видно, пока он не взошел на самый верх, очутившись рядом с охраняющим лестницу роботом. Тут он остановился, плюнул в сторону Парао Ульфи и погрозил кулаком.
– Братец Хакко уже здесь, – заметил Калеб. – И кажется, он сильно не в духе.
– Приставим его к роботам, пусть трудится, – промолвила Дайана и мстительно добавила: – Чем больше груз на спине, тем меньше поводов для меланхолии.
Калеб бросил взгляд в окно. Почему-то брат Хакко не направился ко входу в дом, а решил обогнуть здание. Пять секунд, и он исчез в саду под древесными кронами.
– Обойдемся без его помощи, – сказал дуайен. – Десмонд, я полагаюсь на вас и рассчитываю, что к вечеру сборы завершатся. Теперь вы, Охотник… Ваша задача – поднять наверх краулеры, разместить их в грузовом отсеке и надежно закрепить. Доктор Десмонд объяснит, как это сделать. Потом займетесь авиетками. Это самое тяжелое оборудование, и грузить его нужно в первую очередь.
– Что с боевыми роботами? – спросил Калеб.
– Не нужно снимать их с постов до самого последнего момента. И приглядывайте за слугами! Если среди них начнется вспышка бешенства, мы будем выну…
Пол чуть заметно дрогнул, и Аригато остановился на полуслове. Остальные тоже молчали. Казалось, что тишина в лаборатории звенит.
– Что это? – наконец спросила Дайана, приподняв брови. – Землетрясение?
Ксенобиолог помотал массивной головой.
– Не может быть! Я не ощущаю повторных толчков. Да и этот был очень слабым.
– По нашим наблюдениям с орбиты здесь сейсмически безопасный регион, – промолвил Аригато Оэ. – Правда, рядом горы, но я не думаю, что это колебания земной коры. Больше похоже на…
С тихим шелестом развернулся видеодатчик на пульте связи, вспыхнул экран, и встревоженный голос Людвига произнес:
– Почему вы здесь, сьон Аригато? Катер возвращается, а вы четверо – в полевом лагере? Почему вы остались? Что произошло?
Аригато опять смолк в замешательстве, Десмонд раскрыл и тут же захлопнул рот, Дайана побледнела.
Охотник пробормотал проклятие.
– Что произошло? Седьмое Пекло! Чтоб его моча посинела! Он угоняет катер! Клянусь Великими Галактиками!
– Но для чего? С какой целью?.. – Аригато закусил губу.
– Думаю, сьон, сейчас это не главный вопрос. – Калеб резко повернулся к пульту связи. – Людвиг, в катере брат Хакко. Ты можешь перехватить управление? Или хотя бы связаться с ним?
– Нет. Не-е-ет… не-еее-ет… – Внезапно послышалась невнятная многоголосица, словно искусственный разум в панике спорил сам с собой. Потом он произнес более отчетливо: – Не могу, Калеб… пытаюсь, но не могу… внешний контроль блокирован… я не могу связаться с навигационным модулем… и я не могу бросить вас на планете… – Снова странные звуки, похожие на визг, и тут же: – Что мне делать? Что… мне… делать?..
– Он решил, что мы погибнем, – сказала Дайана, стискивая кулачки. – Эта мысль сводит его с ума.
– Подобные устройства очень впечатлительны, когда дело касается жизни людей, – произнес Десмонд. Он хотел выдавить улыбку, но это не получилось.
– Людвиг на борту не в одиночестве, – возразил Калеб. – Ну-ка, где наш капитан? Что он делает?
– Спи-и-ит… он спи-иии-ит…
– Так разбуди его, парень! И перестань визжать!
Голос Людвига сразу окреп.
– Капитан… да, конечно… спасибо, Калеб… сейчас я это сделаю… Капитан! Капитан!
Ковальский не любил, когда его будят после трех стаканов коньяка, а если было выпито четыре, пробуждение было совсем мучительным. Однако он выслушал Людвига, поморгал, протер глаза и слез с койки. Потом вытащил из оружейного сейфа разрядник и неверной походкой направился в трюм, к стыковочному шлюзу, бормоча по дороге:
– Продырявлю мерзавца… как вылезет из катера, так и снесу башку… проклятые буркалы выжгу… – Он повысил голос: – Людвиг! Ты все зафиксировал? Бунт на борту! То есть в наземном лагере! Член экипажа священник Хакко с Полярной покинул без разрешения базу, угнал транспортное средство, лишив тем самым… Ну, знаешь, что там внести в полетный журнал… А капитан, следуя инструкции и служебному долгу, воспр… воспрепятствовал! – Ковальский помахал излучателем. – Раз бунт, я в полном праве! Без Охотника обойдусь!
– Я могу выслать за ними челноки, – сказал Людвиг.
– Это на крайний случай, – ответил капитан. Широко расставив ноги, он замер напротив шлюза. Ствол «гаррисона» подрагивал в его руках. – Они-то поднимутся в челноках, а снаряжение?.. Краулер в челнок не засунешь… еще роботы, авиетки и все остальное… опять же материалы экспедиции…
– На челноке может прилететь Калеб. Для поддержки.
– А я сказал, что обойдусь!
Спустя минуту Ковальский хмыкнул и поинтересовался:
– Охотник… А если послать за ним, когда он явится?
– Примерно через два часа с небольшим.
– Ну, вот видишь… А катер? Где этот чертов катер?
– До стыковки четыре минуты двадцать восемь секунд.
– Мы могли бы его расстрелять… – задумчиво произнес капитан, запустив пальцы в бороду. – Или заблокировать стыковочный узел… Пусть сидит в катере.
– Я не могу убить человека, вы ведь знаете, – откликнулся Людвиг. – И не могу не пустить его на борт. Вы тоже не должны его убивать. Если будет приказ, я пришлю роботов и попытаюсь…
Он смолк.
– Попытаешься! – Капитан хмыкнул. – Что попытаешься?..
– Роботы отнесут его в гибернатор.
– А если он будет сопротивляться и орать? Ты это выдержишь?
Людвиг всхлипнул.
– Не знаю…
– То-то и оно. – Капитан почесал в бороде. – Лучше уж я сам. А ты, малыш, отвернись.
Вспыхнули красные огни, раздался мелодичный звон, и корабль слегка встряхнуло. Потом, наполняя шлюз, зашипел сжатый воздух.
– Он здесь, – пробормотал Ковальский, вскинув ствол «гаррисона». – Ну, сейчас я его приласкаю…
Створки шлюза разошлись, и брат Хакко выскользнул на палубу. Он двигался стремительно, словно змея, атакующая добычу. Капитан не успел выстрелить. Молнии излучателя спали.
Поймав его взгляд, монах негромко промолвил:
– Брось оружие. Брось, сын мой. Я пришел с миром.
Приклад «гаррисона» стукнул о пластиковое покрытие пола.
– В принципе, мы можем подняться на орбиту в челноках, если их пришлет капитан, – сказал Десмонд.
– Если монах позволит их прислать. – Калеб покосился на экран, мерцавший над пультом связи. Никаких сообщений там не появлялось, лишь вспыхивали иногда искры атмосферных разрядов.
– Вы думаете… – начал Аригато Оэ.
– Я думаю, сьон, что братец Хакко сейчас полный хозяин на борту. Капитан с ним не справится.
– Но Людвиг – не человеческое существо и ему неподвластен… – Голос дуайена дрогнул. – В его распоряжении роботы и все системы корабля… Он может пустить газ, ослепить вспышкой или обесточить жилую зону…
Дайана встряхнула головой, и ее волосы – прядь темная, прядь светлая – рассыпались по груди и плечам.
– Людвиг никогда не причинит вред человеку. Он бессилен против зла. Он даже не умеет лгать!
– Но капитан…
– Капитан – другое дело, – согласился Калеб. – Возможно, я ошибся. Возможно, он уже сметает пепел брата Хакко с палубы или кладет в гибернатор его труп с дырой во лбу. Я очень на это надеюсь.
Они замолчали. В лаборатории уже не звенела тишина, помещение наполняли шорохи, скрипы, негромкий стук – многорукий робот сматывал кабель, другой возился с киберхирургом. Десмонд снял защиту с окон, и в зал вплыла небольшая гравиплатформа. Дайана принялась укладывать на нее вакуумные контейнеры с биопробами. Она уже не казалась бледной, щеки порозовели, и исчез тревожный огонек в глазах. Она вела себя так, словно катер все еще ждал во дворе за домом, чтобы в урочный час поднять их в небеса.
Лоб доктора Аригато прорезали морщины, брови сдвинулись. Он не выглядел растерянным – скорее недоумевающим.
– Зачем он это сделал? Что ему нужно? Хочет угнать корабль? Бросить нас здесь и вернуться в Великие Галактики?
– Бессмысленные вопросы, сьон, – буркнул Калеб.
– Не такие бессмысленные, Охотник. Если мы поймем причину и цель, нам будет проще вести переговоры… если переговоры будут и если он выставит какие-то условия. Вы последний, кто контактировал с ним, вы свидетель возникшей ссоры… Возможно, это вывело его из равновесия?.. Возможно, он действует под влиянием стресса?..
Калеб глубоко втянул воздух. Бездействие тяготило его, неведение было страшнее смерти. Он посмотрел на Дайану. Она была воплощенным спокойствием. Ее руки порхали, словно выполняя фигуры простого танца: взять контейнер со стеллажа, опустить на платформу, включить магнитные захваты. Контейнер за контейнером, контейнер за контейнером…
Он перевел взгляд на Аригато Оэ и произнес:
– Ничего не могу добавить. Я рассказал вам, что Вастар и Хакко прокляли друг друга, и Бозон ведает, чье проклятие сильнее. Оба в этих делах мастера… Но я больше полагаюсь на разрядник.
В эти минуты брат Хакко тоже размышлял о проклятии. Как и думалось ему, слова дикаря были пустым звуком: силы он не лишился, власть над человеческими существами не исчезла. Это еще раз доказывало, что борги лишь особая порода тварей, пусть отчасти разумных, но не принадлежащих к людскому роду. Люди – те, кто подчиняется его воздействию, чей мозг ему покорен; люди обитали в Великих Галактиках, тогда как эта вселенная была пристанищем выродков и монстров. Если их все же породили не демоны, а Святые Бозоны, то цель ясна: показать отличие между настоящим человеком и уродом с длинной шеей и руками до колен.
Так рассуждал брат Хакко, поднимаясь из трюма на верхние палубы. Капитан шел за ним как овца, которую ведут на бойню. Щеки Ковальского обвисли, в глазах застыла обреченность; он шевелил губами, пытаясь что-то произнести, но не мог выдавить ни звука.
Миновав коридор с жилыми отсеками, они очутились в оранжерее. Здесь священник остановился и оглядел помещение. Никаких перемен: по стенам и потолку прихотливо вьется плющ, под стенами – газоны, и там зеленеют четыре жасминовых куста, две пальмы, кедр и дерево, похожее на дуб. В дальнем конце – массажная кабина и крохотный бассейн, между газонами – скамья, у люка, ведущего в коридор, – площадка, где обычно проходили трапезы. Сейчас тут не было ни кресел, ни стола.
Осмотрев все это, брат Хакко покосился на свою жертву и поднял взгляд к потолку.
– Что-то я не слышу знакомого голоса, – негромко промолвил он. – А ведь ты наблюдаешь, следишь! Ты здесь, ты повсюду, маленький шалунишка… Подглядываешь, подслушиваешь, читаешь назидания – о том, что надо позабыть давние обиды… Но мне ты не сказал ни слова. Почему? Лишился дара речи?
Тишина. Молчание. Потом послышались странные звуки – всхлипы, стоны или, возможно, рыдания.
– Яснее! – каркнул монах. – Говори яснее и перестань выть! Не думай, что это меня тронет. Я привык к слезам.
– Милосердия! – Внезапно Людвиг обрел голос. – Молю о милосердии, святой отец! Не причиняйте вреда капитану, отпустите его! Явите милость! Разве не милостив Творец, создавший нас? И разве вы Ему не поклоняетесь? Вы и вся ваша церковь?
– Тебя Творец не создавал, ты тварь без души и тела и не можешь рассуждать о милосердии. Но все же я тебе отвечу, – произнес брат Хакко, снимая с шеи алый кристалл. Он покачал его на цепочке, затем поднял вверх. – Видишь? В моей левой руке – священный символ веры, и в нем любовь, милосердие и благость, все, что церковь дарит верным своим сыновьям и дочерям. А что в другой руке? – Резким жестом брат Хакко вытянул правую руку к капитану. – В ней меч! Невидимый, но меч! Чтобы разить отступников!
Кристалл вдруг налился багрянцем, сверкнула серебряная цепочка, прошитая прочной кейларовой нитью. Опустив руку, священник сказал деловым тоном:
– Предупреждаю: не пытайся обесточить отсеки, пустить сонный газ или вызвать роботов. И не пытайся связаться с лагерем. Сделаешь что-то недозволенное, убьешь капитана. Тебе ведь этого не хочется, верно?
– Я так не поступлю, святой отец. Нет, ни за что! – Тонкий мальчишеский голос дрогнул. – Но чего вы хотите? Что будет с капитаном? И что будет с Дайаной, Калебом и другими людьми, которые остались на планете?
– О тех, кто остался, можешь не беспокоиться. Капитан… да, капитана ты еще в силах доставить назад, если кое-что выполнишь. Да, только в этом случае. Я ведь могу утопить его в бассейне… медленно, медленно… могу задушить или срезать с него кожу… могу подвесить вниз головой на дереве, могу сжечь разрядником руки и ноги… Покорствуй, и капитан уцелеет.
Самым простым решением была бы остановка сердца либо инсульт, вызванные ментальным ударом, но такая смерть не слишком зрелищна. Эта тварь должна бояться, подумал священник, должна сходить с ума от страха, и потому капитан не умрет. Пока не умрет… Капитан был ценен как фактор устрашения, и он останется в живых до конца полета, до стыковки с космическим портом. Возможно, еще немного… еще час или два…
Брат Хакко усмехнулся и произнес:
– Если мы договоримся, я устрою капитана в гибернаторе. Он будет лежать там в полной сохранности, пока мы не доберемся до Полярной. Там я выйду, а ты улетишь… вернешь капитана к жизни и улетишь куда захочется, к ближайшей базе Архивов или на Авалон.
Вряд ли полет будет очень долгим, мелькнуло у монаха в голове. Все записи, все материалы экспедиции и сама память о ней должны исчезнуть вместе с этим кораблем, так что после старта он наткнется на крейсера Монастырей или попадет под импульс орбитальной крепости. Хорошее решение, но примитивное. Скорее всего, им займется служба отца Руэды – искусственный разум отключат и направят корабль на звезду. Смерть в огненной купели – лучшее искупление грехов.
– Я не могу бросить здесь Дайану, – нерешительно прошептал Людвиг. – Дайану, Калеба, сьона Аригато и Десмонда… Почему бы не послать за ними челноки? Они поднимутся сюда и тоже лягут в холодный сон… вы заставите их, святой отец… вы ведь это можете…
– Исключено! – Брат Хакко передернулся, вспомнив схватку с Охотником. – Но, как я сказал, о них не нужно беспокоиться. Они проживут свой век на Борге, прекрасной планете, которая ничем не хуже Авалона. А вот капитан… Хочешь послушать, как он кричит?
Жалобный стон всколыхнул воздух и угас в зелени кустов. Очевидно, даже мысль о пытках была для Людвига невыносимой.
Ковальский попытался что-то буркнуть. Священник дернул его за бороду и покачал перед лицом капитана кристалл на блестящей цепочке.
– Стой молча, время вопить не пришло! Не двигайся! Можешь вспоминать Шамбалу, но думай не о мести, сын мой, думай о покаянии… о том, почему и зачем Святые Бозоны отдали тебя в мои руки… – Он снова поднял взгляд к потолку и распорядился: – Развернуть экран внешнего обзора! Надеюсь, ты еще не начал демонтаж синтезатора?
– Нет, святой отец, – откликнулся тонкий голосок. – Но к чему он вам?
Брат Хакко оставил вопрос без ответа. Задрав голову, он разглядывал огромную сферу, усеянную соплами инжекторов. Блистая в лучах далекого солнца, она висела над Боргом – то ли рог изобилия, готовый послать живительный дождь, то ли занесенный над планетой меч. Чуть выше синтезатора маячила на фоне звезд решетчатая конструкция транспортного корабля.
– Все в целости… – Монах довольно кивнул. – Воистину, промысел божий уберег от неудачи… Скажи мне, тварь без тела и души, ты ведь можешь управлять этой установкой? На это у тебя хватает разумения?
– Да… – прошелестело в воздухе.
– Громче!
– Да! Да, да, да!
– Вот и хорошо. Подготовь синтезатор к запуску. Мне нужен яд, тысячи, миллионы тонн яда – циклофетан, картап, радуга смерти… Еще быстродействующий вирус – скажем, троянской чумы… Этим надо насытить атмосферу, моря и прочие водные источники. Приступай!
Тишина. Огромная сфера на экране висела неподвижно. Брат Хакко был не очень сведущ в трансмутационной химии, но понимал, что из редкой космической пыли не приготовить смертельный коктейль. Для этого требовалось сырье, много сырья! Синтезатор должен опуститься в нижние воздушные слои или в воды океана, в среду с достаточной плотностью.
Но ничего не происходило.
– Мне долго ждать? – поинтересовался священник.
– Я не могу… Пощадите, святой отец! Я н-не-е мо-огу!
– А я считаю, можешь.
Секунду-другую брат Хакко предавался раздумьям, посматривая то на бассейн, то на цепочку с кристаллом в своих руках. Затем прошептал: «Бозон Творец! Ради велений Твоих и мощи Твоей!» – и набросил цепочку на шею капитана.
– Если мы даже улетим в челноках… – произнес Аригато Оэ, озирая платформу с аккуратно уложенными контейнерами. – Если улетим… придется бросить все собранные материалы…
– Я так не думаю, сьон. – Калеб потянулся к колену, ощупал инъектор с зельем. – Главное, попасть на борт! Я разберусь с этой крысой, и мы сможем вернуться. Вернуться и забрать все, что вы пожелаете.
Десмонд, возившийся с разборкой анализатора, повернул голову. На его лице возникла улыбка, губы растянулись до ушей.
– Здравая мысль, Охотник! Одобряю! Дело за немногим – попасть на борт!
Дуайен экспедиции обвел взглядом свою команду – Калеба, Десмонда и Дайану Кхан, затем уставился на монитор, мерцавший над пультом связи. Морщины на его лбу сделались глубже. Казалось, за эти часы он постарел на много, много лет.
– Никаких сообщений… Что творится на корабле?.. Что?.. Людвиг молчит…
Киберхирург был уже демонтирован, сканеры и центрифуги упакованы, роботы усердно трудились, переносили ящик за ящиком на первый этаж, к выходу во двор. Топот многоногих механизмов отдавался эхом в пустеющем зале и на лестнице. Боргов не было видно, ни слуг, ни служанок; похоже, они понимали, что небесных гостей беспокоить не стоит. Гости, как и полагается, собрались домой. Вот только на чем?.. Нет пеших дорог в небеса, и не взлетишь в них без крыльев…
Чувство мучительного бессилия терзало Калеба. Он привык действовать и в любой ситуации полагался только на себя, но сейчас его разум, ловкость, искусство Охотника были бесполезны. Он вспомнил о своем желании остаться здесь с Дайаной, остаться в этом мире аметистовых небес, забыть про Авалон и Землю… Это желание все еще не исчезло. Что же изменилось за немногие часы?.. Лишь одно: его, и Дайану, и обоих их спутников бросили. Обманули и бросили! Он мог бы остаться по собственной воле, но не терпел насилия.
Калеб стиснул кулаки и отвернулся. Небо за окнами было по-прежнему ясным, и с гор плыли к морю невесомые пушинки облаков. Гнев бушевал в его сердце, но что он мог поделать? В небесах и правда нет пеших дорог, и не взлетишь в них без крыльев…
Легкая ладонь коснулась его плеча.
– Моя работа закончена, а ты свою еще не начинал, – сказала Дайана. – Пойдем во двор. Нужно поднять краулеры. Я помогу тебе.
На мгновение он прижался щекой к ее ладони. Знакомый аромат окутал Калеба, растворяя бессилие и гнев; он снова был собран и спокоен. «Храни, что имеешь…» – подумалось ему. Что ж, главное свое сокровище он не потерял.
Они покинули лабораторию и спустились во двор. Лестница с тысячей ступеней лежала перед ними, внизу простирался пустынный северный тракт, а дальше виднелись дома Парао Ульфи – белая пена у подножия гор. В этот день гнездо боргов было на редкость молчаливым – ни шума толпы, ни скрипа телег, ни тревожных звуков набата. Ничего, кроме далекого мерного рокота волн.
Дайана вздохнула.
– Жаль отсюда уходить… Но всякому деянию – свое время. Сейчас мы здесь лишние.
– Возможно, мы останемся тут навсегда, – сказал Калеб.
– Не останемся. – Она покачала головой. – Мы улетим. Я знаю.
– Если не выйдет, я не очень огорчусь. Будем жить с боргами… с теми детьми, которых я видел в Пещерах… Будем жить, ты и я.
– Ты и я, – повторила Дайана. – Это ведь главное, верно?.. Но мы улетим.
Шелест одежд и перестук сандалий заставил их оглянуться. На ступенях у входной арки стояла Зарайя. Лицо ее было тревожным, взгляд перебегал от Калеба к Дайане и снова к Калебу, веера ресниц то взлетали вверх, то падали на щеки. Сейчас, как никогда прежде, она походила на облик женщины, созданный Дайаной: нежные черты, полные яркие губы, ямочка на подбородке, стройная длинная шея, изящная головка с густыми прядями темных волос.
– Ваша железная птица улетела, а вы остались, – тихо промолвила она. – Птица вернется? Вернется за вами?
– Да. Скоро. – Голос Дайаны был ровным и уверенным. – Прощай, милая моя Зарайя.
Женщина кивнула, взметнув водопад волос.
– Прощай, дочь неба. Будь счастлива, пока в этом мире сияют солнце и звезды. Я помню про твой дар.
Она исчезла в доме.
– Уверена, что мы улетим? – Калеб скрестил на груди руки. – Кажется, ты в этом не сомневаешься… Но почему?
Его подруга на мгновение задумалась.
– Помнишь, я говорила тебе о своем видении? Много дней назад, на орбите, когда мы еще не спустились на Борг… Мы были у морского берега, шли рядом с волнами, и вдруг ты остановился и сказал, что мы давно уже вместе, и я должна подарить тебе сына и дочь. Помнишь, Калеб?
– Помню. Конечно, помню!
Он обнял Дайану и привлек к себе. Он слышал, как бьется ее сердце.
– Это видение продолжилось в снах. Я сидела в саду, и наши дети играли у моих ног. Мальчик и девочка.
– В этом саду? – Калеб вытянул руку к плодовым деревьям.
– Нет. Сад у нашего дома на Авалоне… Поэтому я знаю, что мы вернемся. Вернемся в Великие Галактики, вернемся на Авалон. И принесем людям дар долгой жизни.
Калеб склонился к ее лицу, заглянул в глаза цвета янтаря.
– Ты веришь в сны, любовь моя? Но ты ведь антрополог, ученый доктор! Как-то ты сказала, что грядущее не является в снах, а зависит от нас и внешних обстоятельств. Что такое сны? Разве можно на них полагаться?.. Сны сотканы лишь из наших надежд и мечтаний!
Она долго молчала, потом улыбнулась и погладила его щеку.
Это так, несомненно, так. Но разве надежды и мечты не творят будущее?
– Можешь! – повторил брат Хакко, сильнее затягивая цепочку на горле капитана. Он уставился в его мертвеющие глаза и приказал: – Кричи! Теперь я разрешаю!
Но из горла Ковальского вырвались лишь бульканье и хрип. Зато от воплей и стонов Людвига сотрясались потолок и стены, пол ходил ходуном и растения в оранжерее отплясывали бешеный танец. Это не было преувеличением: «Людвиг Клейн» являлся кораблем-трансформером, и похоже, что управляющий им разум терял контроль над стабильностью среды.
– Успокойся, он еще жив, – произнес адепт и ослабил хватку. – Успокойся, я сказал! Но он умрет, умрет в муках, если ты будешь упрямиться.
Пляска пола, потолка и стен прекратилась. Людвиг пробормотал:
– Циклофетан… Вы обещали, что Дайана и Калеб будут живы… Но циклофетан… Если насытить им воздух и воду, все умрут… Это очень летальное вещество. Дайана, Калеб… еще Десмонд и сьон Аригато… им не выжить…
– Все зависит от них. Есть краулеры, и с помощью силовых щитов можно герметизировать любое помещение. Циклофетан распадается за две декады.
– Но картап и вирус троянской чумы…
– Ты торгуешься, тварь? – Цепочка снова врезалась в шею капитана, и тот захрипел. – Смотри, как он задыхается! Еще немного, и он умрет! Умрет по твоей вине!
«А ведь это мысль!» – подумал брат Хакко. Если настроить киберхирург на реанимацию, смерть может сделаться многократной… Убить, оживить, убить, оживить… Это произведет впечатление! Тварь упряма, однако…
Заметив, что синтезатор окутался фиолетовой дымкой и стал перемещаться к планете, он позволил капитану сделать глоток воздуха. Остальные двигательные функции были блокированы; жертва не могла пошевелить даже пальцем.
Читать бесплатно другие книги:
