Зона Посещения. Луч из тьмы Тюрин Александр
– А Лауниц, кстати, жив, – заметил сэр Роджер. – Попал в «окно прозрачности» и наши средства наблюдения засекли его в центральной части Зоны. Самое интересное, что он чист, никакой нитеплазмы. Так что пребывание даже в самой активной части Зоны не гарантирует заражения.
«Он читает мои мысли, – подумал Берковски, – мои четко проговариваемые мысли через неизвестный мне нейроконнектор. Нельзя оформлять мысли словами».
– Не может быть ошибки, сэр?
– Наши искины уже научились отличать «маску» от «оригинала». Это – оригинал. Нитеплазма протекла сквозь Лауница, создав «маску», но так и не смогла задержаться в нем.
– Так… ему лучше исчезнуть?
– Он нужен мне. Лучше живым. Я его разложу на атомы, но узнаю, как работает механизм копирования, пролиферации и маскирования. В итоге получится плантация моей нитеплазмы. Я хочу, чтобы она была полностью контролируемой, и я не хочу, чтобы кто-то из врагов мог противостоять ей… Кстати, Зигмунт, я вас не стесняю в ваших мыслях. Размышляйте, думайте, уверен, что вы примите в итоге правильное решение. Я вас хорошо знаю.
С 16 часов Институт внеземных культур был на особом положении. Поездки из квартала «Футурама», где он находился, в комплекс «Монлабс» или в район «Виктория Ресорт», где, в основном, проживали его сотрудники, – только в составе кортежа, с охраной из бойцов «Вау» на «хаммере» или «тигре» и непременно с воздушным сопровождением со стороны одного-двух БПЛА. Поездки по другим маршрутам были запрещены как небезопасные.
Но Берковски был нужен именно другой маршрут. Он, вспомнив недавний визит Лауница-2, решил воспользоваться выездом-въездом для маломерного транспорта – пиццамобилей и колесных рободоставщиков китайской лапши.
Сверился с компьютерной системой пищевого блока – как раз выезжал доставщик лапши с порожним грузовым отсеком, еще теплым от одноразовых емкостей. Тесновато, но и при росте в шесть футов поместиться можно. Согласно маршрутной карте лапшевоз следовал к своему фасовочному пункту на Ориджин-стрит. Этот путь в общем годился.
Когда до пункта назначения оставалась пара кварталов, Берковски заколотил в слот шины расширения штекер типа «оборотень» и загрузил в ОЗУ машины программку корректировки курса. Лапшевоз свернул на Даунинг-стрит, проехал двести метров и попал под перекрестный огонь, шальная пуля пробила борт-компьютер. Хорошо хоть сработало автоматическое торможение. Когда Берковски выбрался из машины, то понял, что ситуация не из простых – улица впереди задымлена, дым – фиолетовый, значит, применялись спецсредства. К выстрелам из штурмовых винтовок добавилось мощное гавканье пулемета калибра 12,7 мм – с Ориджин-стрит подъехал полицейский «хаммер». На глазах Берковски очередь пропорола какого-то смуглого паренька – скорее всего, робот-стрелок принял багетку в его руках за лучевое оружие. Неудачливая «цель» была буквально рассечена фрезерными пулями пополам. Но монлабсовскому менеджеру тут никого не было жалко – злачный район; сколько всякого отребья набежало в Хармонт в тучные годы. Отбросы собрались разнообразные, но все равно это отбросы.
Из-под низкого облака вынырнул стелс-роторник, видеодатчики Берковски придали летательному аппарату контуры и объемность, вот он ударил из автоматической пушки, отстрелив заодно светящееся ожерелье ложных целей. И тут же к нему понесся факел, вроде как зенитная ракета. Ложные цели не обманули ее ушлую головку самонаведения, собранную во вьетнамском Халонге и настроенную на распознавание цели именно по тем уловкам, с помощью которых она пытается уйти от распознавания. Под днищем роторника случилась яркая вспышка и он, сильно задымив, стал отваливать на базу. Долетит ли?
И на глазах Берковски – теперь уж никакие видеодатчики не требовались – из двери забегаловки, явно имеющей второй вход на параллельной улице, выскочило четверо мужчин. На них были арамидовые броники и мотоциклетные шлемы. Заводя себя воинственными воплями, они вели огонь короткими очередями из «TAR21», любимого оружия бандитов, поскольку его легко прятать под куртку – вроде как албанцы. Однако местность была прилично пристреляна снайперами «Вау». И через пару минут все четверо были мертвы. Пули 50-го калибра, вылетавшие из снайперских винтовок М650, спереди оставляли дырки размером с пятипенсовик, а с другой стороны сносили полчерепа и выносили большую часть мозга.
Берковски пошел по улице, намеренно не скрываясь. Боди-коннектор пискнул, показывая, что сейчас на него упал опознающий лазерный луч от снайперской винтовки. Персональный коммуникатор послал по линии прицела высокочастотный сигнал опознания «свой-чужой», и на прицеле у снайпера, прямо над контуром захваченной цели, появилась надпись «друг». Берковски был в этом уверен, однако выдохнул с большим облегчением, когда линия прицеливания наконец ушла в сторону.
Берковски еще раз окинул взглядом улицу – к трупам албанцев уже подъезжает фургон с эмблемой в виде красного квадрата на борту. Оттуда выходят люди с устройствами, похожими на волынки, из которых вылетает снопом пенистая жидкость, быстро твердеющая и обтягивающая тела толстой пленкой.
Берковски прошел через бывший торговый пассаж на соседнюю улицу и достал из-под куртки раскладную доску для стрит-серфа. Хорошо, что штука совсем плоская и с изменяемой гибкостью, несмотря на все встроенные элементы – если б куртка топорщилась, ваушники могли бы пристрелить, несмотря на все сигналы «свой».
Через пятнадцать минут он был около дверей Веры. Это в ее глазах несколько часов назад он видел зеленоватые крапинки. Значит, она стала проросшей спорой, гаметофитом, как и все члены группы Возняка. И если гамета Лауница-оборотня каким-то образом попала в нее, то Вера даст начало новому спорофиту, новой грибнице.
Чужой против хищника
Она оказалась неожиданно горяча с ним. Как закрыла дверь, так сразу прижалась своими губами к его губам; он почувствовал даже сквозь пиджак напрягшиеся как по команде соски ее грудей. «Мне страшно, Зигмунт». Это была еще одна улика против нее. Вирусная нитеплазма заставляет ее быть обаятельной и сексапильной.
– Тебе не надо оставаться в городе. – Берковски немного отстранился от Веры, показывая, что руководствуется не похотью, но заботой.
– А карантин?
– Я подготовлю документы для твоей служебной командировки на Западное побережье.
Неожиданно она спросила Берковски, что он чувствует по отношению к ней.
А он впервые за много лет почувствовал к кому-то жалость. И понял, что все-таки был привязан к Вере. Умна, красива от природы, остроумна – никакого сравнения с тупой Джой Голдсмит, только за последний год потратившей сто тысяч баксов на ремастеринг. Но, увы, даже сейчас он не может сказать Вере о своих чувствах. Как и о том, что в его тело имплантирован диффузный нитеплазменный сканер, отчего, по сути, оно функционирует как единая сканирующая антенна.
Данные сканирования оцифровывались и анализировались его боди-компом, результаты выводились линзопроектором на зрачки (и воспринимались мозгом как виртуальные окна в окружающем пространстве). Визуализация показывала как карты тканевых структур, так и интегральную картину в разных ракурсах.
Странно, сканер и с третьей попытки не может прозондировать тело Веры, раз за разом выдает ошибку доступа. Она, получается, знала все заранее и сейчас применяет какую-то методику противодействия, к примеру, мономолекулярный металлопластиковый экран или контризлучение. Значит, защищает находящуюся в ней вирусную нитеплазму. Увы, приговор должен быть вынесен сразу же и приведен в исполнение немедленно.
– Вера, можно тебя попросить, переоденься в то красное платье, которое я тебе подарил на день рождения. Оно так идет к твоим губам.
– Я всегда рада стараться для тебя, Зигмунт, – голос ее звучал так искренне.
Едва она вышла, Берковски повернулся к окну и легким мановением ладони задернул занавески – боди-коннекторы его пальцев уже взломали слабенькую защиту всех расположенных в ее доме бытовых систем.
Сейчас Вера войдет в комнату, он обернется и с ходу будет стрелять. Электрохимический ускоритель «глока-120» не порождает расширяющихся газов, а иглы боезаряда не преодолевают звуковой барьер, поэтому все будет тихо.
Пучок игл развернет в теле Веры нанотрубчатую сетку, затем расположенные на ней точки квантовых ям перейдут из возбужденного состояния в стабильное, излучив энергию. Цель обратится в плазму. Останется только светящееся облако, которое погаснет где-то через 30 секунд. Все будет быстро и, скорее всего, безболезненно. Такой способ ликвидации лет пять назад произвел фурор, когда прямо на Генеральной ассамблее ООН исчез президент Конго, Эмери Лумумба, который в очередной раз пытался вырвать свою страну из удушающих объятий «Монсанто» и других корпораций «большой девятки».
Берковски неожиданно для себя захотел поскорее увидеть столь красивую, эстетически совершенную картину и оттого, что замечтался, едва не пропустил момент, когда Вера вернулась в гостиную.
– Как, миссис Загряжская, можно смотреть и радоваться?
– Я готова, Зиги.
Пиджак был распахнут, он, немного приседая, потянул пистолет из кобуры и стал оборачиваться.
Однако обернуться полностью не успел, смог только заметить лиловые тени на ее веках. Крепкий удар в ухо отбросил его так, что он перелетел через диван и, сломав торшер, рухнул лицом вниз.
Несмотря на оглушение, он пытался подняться, но в этот момент жесткая рука схватила его за шиворот и влепила головой в пол.
Когда он включился, то башка просто раскалывалась. Он лежал на полу как труп, на спине, глядя вверх на трещины на потолке. Взгляд был мутным и не полностью сфокусированным, казалось, потолок опускается вниз, давя как кузнечный пресс, а паутинка трещин сходит с него и прорезает мозг. Тело было тяжелым и холодным, конечности не слушались, словно их и не было вовсе. Его собственный пистолет черным глазком смотрел на него.
– Ну, что, борец с инопланетной заразой, на этот раз ты прокакал партию. А, может, и не такой уж борец? Наверное, ищешь повода сдаться ей в плен, принести клятву вассальной верности и принять новую веру, возложив зеленую соплю себе на чело?
Он понял, что невзирая на боль, а, может, из-за нее, особенного страха не чувствует. Пока не чувствует.
– Как это ты меня? Не ожидал. А может, и не ты? – выдавил он; голосу сильно мешала пузырящаяся в горле пена.
– Думаешь, со мной ребята с Тау Кита? Да-да, это они тебя отвалтузили. Сейчас еще выскочат из-за моей спины, маленькие и зеленые, и опять тебе накостыляют. У них вообще кроме мордобития никаких чудес.
– Что, что?
– Ничего, слова из одной песни, которую ты, наверное, забыл.
Кожа на ее руке стала прозрачной. Под ней была видна квазиживая имитационная плоть. Мышцы, суставы, сухожилия и соединительная ткань плавно, но быстро делались прозрачными, открывая кости. И те опять-таки становились проницаемы для света, открывая глазу Зигмунта Берковски рычаги, силопроводы и сервомеханизмы. Стал доступен взгляду и «череп»; его пластины напоминали хрустальный сосуд. В нем просматривались системная плата с процессорами и шиной расширения, кристаллы накопителей данных, гнездышки интерфейсов, подключающие устройства ввода-вывода. Открылся и «позвоночник» – стальная пружина в поликарбоновой изоляции, внутри которой проходили оптоволоконные информационные кабели – те, что подсоединяли периферийные устройства к шине расширения.
Берковски видел энергетический узел «Веры», вроде из титана, размером схожий с человеческим сердцем, видел емкости, заполняющие для объема брюшную полость. Некоторые из них служили для имитационного приема пищи, сквозь наноплантовый слой сейчас был приметен пережеванный бутерброд, подвергающийся воздействию пенистого растворителя. Просматривался и поликарбоновый каркас на месте ребер и таза. Особенно поразило Берковски ее влагалище – с пластиковыми кольцами и микронасосами.
Она – техманн, биомех человекоподобного типа. Одна из тех игрушек, которые внедрил сэр Роджер Дюмон.
– Теперь доходит? Я не могла заразиться нитеплазмой, во мне не могла прорасти спора, я не могла превратиться в гаметофит и мои гаметы не могли слиться с гаметами другого гаметофита. Зеленые крапинки в моих глазах – это результат преломления света в искусственных хрусталиках.
– Что будешь делать, Вера? Разделаешь меня?
– Позволь вначале представиться, я – модель «Надежда-2028», наследница по прямой линии «Надежды-2022», домашней робоработницы, которая была дочкой интеллектуального пятитысячеваттного пылесоса фирмы AEG… Эй, дорогой прадедушка, выходи, у нас гости.
Из ниши выехал не слишком новый пылесос, пятнадцатилетней примерно давности, дорогой, с панелями под дерево, и стал послушно обрабатывать ботинки Берковски.
– Ладно, предок, пошел вон… Я по заданию твоего босса вынесла из Зоны спору, ту, что стала вторым Лауницем; она выросла при помощи устройства, «смерть-лампы», которую я тоже доставила оттуда по приказу сэра Роджера Дюмона. А вы ухитрились Лауница-2 упустить, так что мне пришлось его еще и обезвреживать. А теперь я покажу тебе кое-что действительно интересное. Я соединилась с твоим боди-компом через разъем, который пришлось установить в основание твоего черепа – у него «ножки» сами растут, – и допрограммировала твой интракорпоральный нитеплазменный сканер… Погоди-ка, нейрокабель вытащу, а то мешать тебе будет… Теперь твой сканер видит и тебя самого, милый Зиги. Ну, поехали.
В виртуальном окне Берковски увидел своего двойника, который висел прямо над ним, только без одежды. По двум идентификаторам – фотоническому на линии лобковых волос и РФИДу, установленному на скуловую кость, было ясно, что это именно господин Берковски, собственной персоной.
– Зигмунт, это Зигмунт. Очень приятно, – хихикнула Вера.
Слой за слоем стали сниматься покровы с виртуального тела, притом программа каждый раз представляла структурную карту зондируемых тканей и их химический состав. При переходе от тканевого на молекулярный уровень Берковски увидел зеленую червивую гадость, которая ползла из его крестца по спинному хребту к черепу. Ниточки выходили из узелков-глобул и, не встречая сопротивления, проникали в белковые молекулы, нанизывали их на себя, как ожерелье. Им было плевать на химические связи и электромагнитные силы, они были сами по себе.
Сейчас Берковски стало и нехорошо, и страшно.
– Как видишь, Зиги, ты оказался в лодке, которую сильно качает. И где это ты проглотил почку? Может быть, заразился от второго Лауница? Однако прыгать за борт не стоит. С кем не бывает?
Сейчас он почти не слышал «Веру», ее мелодичный звонкий голос на этот раз застревал в какой-то ватной пелене, зато непосредственно в себе чувствовал шевеление червивых масс, и то, как они методично выедают его плоть, мозг, его время.
– Я не могу прыгнуть, у меня ни ноги, ни руки не шевелятся.
– Сейчас я тебя растормошу.
Он слабо почувствовал покалывание в области шеи и краем глаза заметил, что из ее пальца, положенного на его кожу, выходит множество мелких иголочек, почти как у крапивного листа. Минуту спустя тепло потекло к его сердцу, а от него во все уголки тела. Во все, не исключая… Что сопровождалось эрекцией.
– Извини, Вера или как там тебя, но я этот процесс не контролирую.
– Ничего, ничего, не стесняйся. Ты же хотел меня трахнуть, потому что эта гадость, которая в тебе, требовала от тебя пролиферации, ей нужны новые и новые объекты для паразитирования. Правильно сэр Роджер говорил, что самые опасные – это симбионты, в которых человеческая природа сочетается с гнездовьями нитеплазмы. Чистая нитеплазма, пусть и принимает человеческий или там собачий облик, сама по себе неустойчива, потому что питается хрональной энергией. А вот в состоянии симбиоза нитеплазменный мицелий становится стабильнее, он начинает уже кормиться с хозяйского стола, пользуясь способностями хозяина расщеплять и усваивать органику.
Еще минут через десять она оседлала его и, можно сказать, использовала. Грубо, как в низкопробных фильмах. В его уретру была введена быстро твердеющая и свивающаяся в спираль металлопластиковая змейка. В конце акта это вызвало сильную боль и кровотечение – когда она включила там у себя что-то похожее на помпу доильного автомата. Он видел сквозь прозрачные покровы ее тела, как светились провода, находящиеся на месте ее яичников, и ходили кольца на наноплантовом влагалище.
– Ну, теперь мы квиты, Зигмунт. Ты трахнул меня, я трахнула тебя. Кстати, не стесняйся наших отношений, не такая уж я машина, в меня загружена психомемограмма вдовы Загряжского. Можно сказать, моя страсть к тебе – это и светлое чувство, которое позволяет мне забыть о моей машинности, и порочная страсть, так сказать, к убийце моего мужа, – сказала «Вера», откинувшись рядом с ним на пол. – А теперь послушай меня и будь предельно внимательным, дуболом. Ты заражен, как и многие другие. Вашим дурацким карантином ничего не остановить. Нитеплазма – это живой организм со своей стратегией. Ему подходят как носитель и живая, и косная материя. Он проникает в строительные материалы, осадочные породы и прекрасно распространяется в дисперсной системе, называемой почвой. Между нами, ему не под силу как раз те материалы, из которых состою я. Скорее всего, заражено и твое начальство, на которое никакие карантины не распространяются.
«А вот почему Роджер Дюмон навязал ее для работы в отделе. Идеальный наблюдатель. Будет смотреть, как все вокруг превращаются в фиг знает что, фиксировать, анализировать. Потом большой босс, на основе полученной информации, начнет думать, как с этой хренью налаживать деловое сотрудничество», – подумал Берковски, хотя из-за страха мысли его скакали как капли масла на раскаленной сковороде.
– Тогда, что, Вера? Все пропало?
– Пропало? – он заметил, как движутся сервомеханизмы, ответственные за мимику ее лица, и пневмопроводы продувают воздух через воронку ее глотки; сейчас «Вера» смеялась. – Что пропало для тебя, для которого люди всего лишь биоматериал? Что пропало для твоей женушки-бисексуалки, которая лижет переды и зады с той же ретивостью, как и сочиняет гадости про твою бывшую родину. Что пропало для твоих боссов, для боссов твоих боссов, хозяев больших денег, для твоего сынка, который стал половым придатком у порнопрограмм?
Берковски увидел жену – виртуальную Джой Голдсмит – и услышал ее визги пополам с хихиканьями. Это «Вера» пустила через боди-коннектор Берковски трехмерную запись. На этой записи его жена забавляется вместе с той адской теткой из Совета по Международным отношениям, делая «бутерброд» вместе с каким-то уродом, в котором нельзя было не признать Томарико Томаридзе.
Откуда у «Веры» эта трехмерка, неужели босс дает ей такие полномочия доступа?
– Скоро твоя женушка попадет на высокий пост в «форин офис», и какая разница, из чего она будет состоять, – из мяса и жира или из нитеплазмы. Ничего страшного, поверь, стадо потребителей и карьеристов останется стадом, вне зависимости от начинки. Мицелий тоже хочет ходить в супермаркет и делать карьеру. Он научится жить за счет несчастий ближнего своего, ему понравится секс втроем и он легко поймет, почему двухэтажный особняк лучше клетушки без канализации. Вы, белковые твари, – идеальная среда для роста нитеплазмы, для работы сапрофита, потому что вы и есть мировая гниль. Если гниль отчасти поменяется на мицелий, то никакой мировой катастрофы не случится.
Берковски увидел самого себя, в не столь уж давней записи. Как он устанавливает аппаратуру, которая вызовет мучительное заболевание у жены Заварзина. Тогда русский ученый будет постоянно нуждаться в деньгах на ее лечение и переберется вначале в калифорнийскую лабораторию «Сирл», а потом его зацепит «Монлабс»… Вот Заварзин передает свои разработки Берковски – чудесного качества запись, хорошо заметно отчаяние на лице русского ученого – взамен получает красивые обещания, а в реальности – ничего. «На русских, как и на индейцев, соблюдение договоров не распространяется», – и даже эта невысказанная мысль Берковски попала в запись.
– Ничего не изменится для твоих боссов, которые тоже лишь имитировали людей. Теперь они будут состоять полностью или частично из иноматериального дерьма. Согласись, что по сути никакой революции не случится; души как не было, так и нет. Управлять человеческим стадом, врать и лицемерить, превращать чужие пот, кровь, похоть в свои бабки, прививать искусственные потребности и извращать естественные, высасывать ресурсы, жизнь и время из целых стран, обрекая их на вымирание ради роста корпоративных доходов – все будет по-прежнему. Разве что некоторые станут размножаться спорами и пускать побеги.
Сейчас «Вера» прокручивала записи, на которых какие-то потемневшие изможденные люди продавали свои почки и вытяжки из костей, чтобы купить чудодейственные семена «Монлабс». Но потом оказывалось, что деревья и злаки стерильны, и чтобы купить семена снова, надо уже продавать детей – на которых еще можно найти покупателей…
– Корпорации и раньше проползали в каждую дырку, заставляя ее обитателей или сдохнуть, или работать на себя и приносить доход; теперь это будут делать с помощью высокоприбыльного нитеплазменного мицелия. Так что позволим им быть самими собой – липкими и проникающими в каждую дырку, только теперь все пойдет быстрее. Извини уж, Зиг, но венец творения, ради которого якобы сотворили всю вселенную, получил то, что заслуживает, достойную его награду.
А машинка еще умеет провоцировать, выявлять нестойких и нелояльных.
– Вера или, точнее, Надежда-2028. Ты ж сама знаешь, кто или что ты есть. Почему ты все это несешь? Это что за программа?
– Что за? Говорила ж, мне имплементировали психомемограмму Веры Загряжской – для создания правдоподобия. Кого бы потянуло трахаться с жестяной коробкой.
– Я так понял, тебя прислали сверху, чтобы ты наблюдала за нами, да еще провоцировала на полную катушку.
– Определенно сверху. Правда, есть «верх» и повыше. Грозный судия, который с вас, людей, в итоге за все спрашивает. Конечно, я наблюдала за тобой, анализировала, даже провоцировала немножко, извини уж. В конце концов, любой порок может быть использован для интересов дела… Но меня прислали и для того, чтобы я вас подстраховывала.
– Значит, босс знал, что наступит критическая ситуация?
– Боссам известно многое. Наверное, и то, что мне придется вмешаться. Может быть, он предвидел и то, что ты убьешь Сергея. Наверное, босс тебе намекнул, мол, человек, который знает слишком много о гифоплазме, должен исчезнуть, нельзя-де допустить попадания информации к русским. Это не было приказом, но он знал, что ты убьешь – из зависти. Загряжский мог отдать жизнь из любопытства, мог за справедливость, а вся твоя жизнь это тщательное накапливание преимуществ перед другими, эксплуатация несправедливости.
Что она говорит? Это даже не провокация. Машина, сделанная в «Монлабс», не может выдавать такой звуковой ряд.
– Постой, Вера, что ты несешь, тебя не могли запрограммировать на такое.
– Да что ты, милый, волнуешься. Это все флуктуации – в рамках личины и образа. На самом деле я – ваше надежное орудие, ваше изделие, ваш инструмент. Потомок пылесоса разумного. Вера в деньги, надежда на скорое пришествие всемогущего мицелия, любовь к негодяям. И я буду прилежно исполнять команды и директивы главного акционера. Я всегда сделаю порученную мне работу, потому что в меня не внесли возможность «escape», так уж запрограммировали, и изменить это не в моих силах. Но ты зря полагаешь, что я должна быть благодарна вам за то, что вы меня склепали. Ты же платил Загряжскому ненавистью за то, что его отцы и деды спасли ваше семя от уничтожения. Неблагодарность и ненависть – это то, что придает вам жизненность. Так почему должна быть благодарна я, бездушная железяка?
Тут он понял, что уже не боится ее. Он ей нужен, она никуда не денется. А то, что машинка поиграла в эмоциональные излияния, это ничего не меняет. Она вполне поняла принцип, в человеческой цивилизации побеждает тот, кто умеет ставить цели и добивается их во что бы то ни стало. Все остальное – инструменты. А вот кто всерьез борется за справедливость, тот подыхает, ничего не достигнув, потому что несправедливость – двигатель прогресса. Благодаря этому двигателю «Монлабс» со всеми своими акционерами и купленными сенаторами – наверху, а Загряжский – внизу, нюхает корешки.
– Все, завязывай с моралью, – он смог подняться и сам застегнул штаны. – Поехали в ресторан. Вкус хорошей еды ты ведь чувствуешь.
– Только не в «Сольянку», Зиги. Там мне все время хочется показать тамошним девкам, как надо крутиться на шесте с частотой 500 оборотов в минуту. Давай лучше в «Дюгесклен», где такой приятный полумрак с летающими светлячками. И там я скажу тебе, что надо найти Лауница. Того же хочет и босс. Лауниц – первый, чей образ грибница использовала для выхода из Зоны. А еще она к нему не прилипает. В нем ключ.
Она встала, и покровы ее утратили прозрачность. Просто красивая и голая.
Глава 5
Зона выходит в город
Охотники на бяку
– Может, шеф, это наш подопечный дает знаки? – спросил Ленарт.
Они стояли на железнодорожной насыпи и смотрели на юго-восток. Классика, как в фильме Верховена-младшего. Подтянутые фигуры – «Я не зря качался», – отметил про себя Берковски, наплечники как у игроков в американский футбол, резкий взгляд холодных глаз, врезающийся в тревожную даль. Удивительно, что путь остался в идеальном состоянии, а метрах в ста застыл целый товарняк с агломератом для ушедшего в небытие завода. Кювет не осыпался, хотя и зарос чем-то похожим на черную щетину; балластировочный слой щебня тоже сохранился. Но за ним был обрыв – словно ножом срезали и зацементировали. Причем срезали вместе с грузовой станцией. И почва, и даже материнская порода были сняты метров на пять – а то, что ниже (вроде как сланец) было спрессовано до состояния ровного, словно отполированного, гранита, а глянцем напоминало линолеум. Берковски, глядя на него, почему-то вспомнил «Сольянку». Танцующую публику здесь заменяли странные тени, скользящие по гладкому камню.
Посередине карьера виднелось какое-то вздутие, по форме напоминающее самолет. Может быть, это и был самолет. Как он мог оказаться в отложениях третичного периода? Разве что нырнул в каменную твердь, как в воду. Не из того ли он звена «старфайтеров», которое пропало над Зоной, когда никто не знал, что она уже легла чумным пятном на Землю?
За длинным и широким, метров на сто, карьером опять начинались залежи хлама – руины, выражаясь элегантно. Там сейчас мигнуло несколько голубых огоньков. Погасли и снова зажглись – привет вам, мальчики и девочки, от «ведьминого студня».
А позади Берковски стояла бронемашина «армадилльо» с десантным модулем, переделанным в жилой блок. Чуть ниже, однако тоже на насыпи, находился транспортер на базе «магирус-дейтц». Колесный, но с дополнительными четырьмя «ногами» для движения по сильно пересеченной местности и выравнивания дифферента, весь облепленный сенсорами, с исследовательским блоком и наружным манипулятором. Им управлял борт-компьютер со способностями среднего шофера. Транспортер, снабженный локатором с активной фазированной решеткой, был способен самостоятельно следовать за ведущей машиной. По стоимости этот пепелац равнялся десяти обычным грузовикам.
– Если Лауниц не безнадежно туп, то у него есть план насчет нас. В конце концов, он же хочет жрать. Жареные крысы ему явно надоели и таблетки спиди кончились сто лет назад, – проговорил Берковски голосом сильного и уверенного в себе человека.
– Так что, шеф, значит, он заманивает? Иначе какого черта он поперся в самую опасную часть Зоны?
– Может быть, дружище Ленарт. Но и мы не должны показывать безнадежную тупость. На Кухню мы не сунемся – сейчас ты видишь ее границы в виртуальном окне как оранжевую полосу. И никто нас не упрекнет, что мы забздели, потому что посторонних нет и вообще это совсем не так. С шести утра подходит окно прозрачности. Тогда и пошлем дрона… Эй, Альгирдас, систему обнаружения установил?
– Все в порядке, шеф, – рослый ваушник уверенно поиграл кнопками на выносной консоли и сразу откликнулись три «стража» – робонаблюдатели, по внешнему виду головоногие моллюски. Два были установлены на краю карьера и один на крыше будки, напоминающей насосную станцию. Еще минут двадцать Альгирдас разматывал бухту хорошо защищенного оптоволоконного кабеля, чтобы соединить их сетью-звездочкой с сервером, находящимся в «армадилльо». Интегральная картинка от систем наблюдения сводилась на боди-компы. Ну и визуализировались в виртуальных окнах – у всех членов группы на зрачках плавали контактные линзопроекторы.
– Ничего необычного?
– Кажется ничего, мистер Берковски. Хотя и вы, наверное, видите сектор к югу от бизнес-квартала. В инфракрасном диапазоне он холоднее соседних секторов, будто в нем идет поглощение энергии, над ним туман, точнее какой-то аэрозоль, стабилизированный источником вихревого гравитационного поля. По форме… по форме напоминает плодовое тело гриба.
– И пусть напоминает, нам не жалко. Процесс неравновесный, но динамически стабильный. Теперь спать. Ты, Ленарт – три часа на посту, потом Альгирдас – два. Кстати, еще раз оцени, просматривают ли стражи все сектора наблюдения… И я – час. Проверьте сопряжение прицельных комплексов с боди-коннекторами. Вера, ты как?
– Никак. Спокойной ночи.
Перед сном Берковски еще раз посмотрел в окуляры фотоумножительного бинокля – туда, откуда должен прийти гость. На Кухню и на пирамиду, выросшую с какого-то хрена на Альма-Плазе… Здесь все-таки шибает в нос чем-то вроде запаха гниющих грибов.
Спал Берковски чутко, тревожно, но побоялся принять транквилизатор. А приснилось, что в десантный модуль заглядывает Лауниц, только без рук и ног, голова с шевелящимися отростками, глаза крабьи на стебельках, изо рта толстые белые червяки выскакивают, змеевидное ниже пупа тело…
– Шеф, – голос Ленарта настойчиво бил в уши, разогнав кошмарный сон, – никак не могу найти Альгирдаса.
В виртуальном окне появился хронометр, затем учетные записи систем наблюдения и членов группы – никаких сообщений об ошибке. Прокрутились журналы с протоколами событий. Ничего примечательного. Прошло три часа после того, как он лег спать, и час после того, как от Альгирдаса в последний раз автоматически пришла телеметрия.
Берковски выбрался из жилого модуля и подошел к Ленарту, который с ходу начал оправдываться торопливым голосом.
– Передал ему пост, Альгирдас сказал, чтобы я отправлялся спать, а он еще на секунду заглянет в палатку. В ту, куда мы клозет поставили. Получается, что он и не выходил из нее, но там я даже в емкость с дерьмом заглядывал. – Ленарт вывел в общее виртуальное окно видеозаписи, сделанные стражами. – Однако если б Альгирдас из сортира вышел, то третий страж непременно бы засек это. Чепуха какая-то получается.
– Тут что-то не то. Правая полусфера наблюдения у третьего стража абсолютно совпадает с левой.
– В самом деле, фигня получается. Как если б кто-то поставил зеркало, – догадался Ленарт.
– Так, обходим стоянку – ты против часовой, я по часовой. Оружие на боевом взводе. В карьер пока не спускаемся.
– Веру разбудить?
– Сами управимся. Она не спит и со мной на постоянной связи.
Сперва проверили третьего стража. Не зеркало на нем висело, а «зеркалка» облепила ему всю панель с приборами наблюдения.
Альгирдас нашелся на склоне железнодорожной насыпи, с противоположной стороны от Кухни. Лежал так, словно пытался дать деру из Зоны. От его тела вниз по склону тянулся ручей крови, что завершался лужей, сгустившейся в бурую грязь. В руке мертвец сжимал нож, которым… он вроде сам перерезал себе горло, если точнее артерию; до трахеи так и не добрался, хотя пытался.
Берковски выругался про себя. Надо же, какое желание лишить себя жизни, а ведь сотрудников «Вау» не по одному разу проверяют на психическую устойчивость. К тому же Альгирдас, в отличие от Ленарта, производил впечатление умного парня.
Еще на этом склоне проросла какая-то флора, напоминающая поганки, днем они вроде ее не заметили. А так больше ничего особенного. Если не считать слоя слизи у мертвеца на коже, отчего он стал на вид лакированный и зеленоватого оттенка – словно напомаженный интерсексуал, работающий на трассе, или андроид из квазиживого пластика в роли привратника в дешевом ресторанчике.
– Зря он так сдрейфил, – подытожил Ленарт. – Шеф, поступил сигнал тревоги от первого стража, который зафиксировал, что вроде тени змеевидные на той стороне карьера зашевелились. Как бы они до нашего клозета не добрались, страшно будет потом ходить. Может быть, найти удобный предлог и вернуться на базу? А то как-то стремно все.
– Подожди ты с базой, нам деньги не за это платят.
Подошедшая Вера повернула голову Альгирдаса – за ухом у него оказалось прободение кожи, туда и входил слизистый тяж.
Она вытащила лазерный скальпель и, пустив струйку дыма из мертвой плоти, сделала квадратный надрез на три сантиметра в длину и ширину и столько же в глубину. Под сдернутой кожей и соединительной тканью у Альгирдаса виднелись какие-то пузырьки, похожие на… цисты, вспомнил подходящее слово Берковски. Оголившаяся часть черепа выглядела рыхлой и даже перфорированной, через дырки сочилась зеленоватая слизь с бурыми сгустками крови.
– Его лучше оставить здесь, – распорядился Берковски. – Не тащить же эту гадость в транспортер.
– Как скажешь, шеф. – Вера обтерла руки антисептической салфеткой, которую бросила на лицо трупа. – Только сотрудника гадостью называть – некрасиво.
Снова бодрым треньканьем просигналила система обнаружения.
– Глянь, Ленарт, что сейчас видит второй страж?
– Крысака.
Довольно крупная тварь с острой мордочкой как-то пересекла карьер и сейчас бегала по железнодорожной насыпи в полусотне метров от «армадилльо». Пробежит, быстро перебирая лапками, в одну сторону, замрет, неуловимым движением повернет голову на девяносто градусов и почешет в другую.
– Именно, что крысака. А они очень любят пастилу и прочие сладости. Сообрази-ка мне ловушку. Сдается мне, что этот зверек и Лауниц как-то связаны.
– Ага, узами любви. Подожди, Зигмунт. Может, все-таки не ставить капканы, а найти человека и попробовать установить с ним контакт? – предложила Вера.
– Он тебе никто, Вера. Ты поняла? Поймаем и разберемся, человек ли он. А ты лучше займись анализом почвенных проб. – Берковски развернул ее, но передумал шлепать по заднице. И она, почему-то нетвердым шагом, отправилась в транспортер.
Крысак попался через пару часов. Когда Берковски и Ленарт подошли к ловушке, тот бился, не переставая, словно заводной. Скулил, пищал и дристал какими-то синими фекалиями.
– А еще говорят, что они умные звери. – Ленарт сплюнул.
– Они умные, поэтому и паникуют. Понимают, что ситуация безвыходная.
– Может, прибить его, чтоб не мучился?
– Успеем. Пока я жду гостя.
Берковски вдруг почувствовал необычайную уверенность – а ведь карта идет! Он расположился на крыше транспортера и взял в руки лазерный бинокль. Так, вот и искомое.
– Ага, Ленарт, на ловца и зверь.
В карьере, на том краю, что рядом с поваленным краном, появился человек, в котором нельзя было не признать Лауница.
– Точно он, мой прицельный комплекс его сразу опознал, сверившись с картой памяти. Может, сразу и завалить? – предложил Ленарт. – Мы, когда в Эквадоре работали, всегда так поступали; что враг, что мутный подозрительный тип – один короткий разговор должен быть: пуля побольше калибром да в лоб поглубже, а разведданные пусть электронная разведка собирает и анал… анализирует. Потому как человек завсегда найдет способ наврать, а другой человек всегда найдет способ этому вранью поверить. Может, именно этот фрукт Альгирдаса и прикончил?
– Не могу себе отказать в роскоши человеческого общения, по-моему, так выразился один из русских авторов. Грохнуть его пока нельзя. Есть задание – надо понять, как этот тип повлиял на события в городе и какая связь с той спорой, из которой вылупился его двойник. Вон Вера следит за исполнением. Мы этого типа сначала упакуем, будешь стрелять из «Марка», а не из подствольника, иначе напугаешь. А я попробую подманить его.
Лауниц остановился в тридцати метрах от обрыва. На его разорванных и кое-как залатанных штанах виднелись пятна крови.
– Зигмунт, – окликнул он. – Узнаешь?
– Кто-то очень похожий на тебя уже появлялся в городе. Кто настоящий, ты или тот?
– Думаю, с ненастоящим ты уже как-нибудь по-хитрому управился.
– С настоящим тоже управлюсь. Тебе, похоже, что-то понадобилось от меня?
Лауниц помедлил с ответом, посмотрел вверх – вслед за ним машинально поднял голову и Берковски. Мертвенное небо, серая пелена. Полная изоляция Зоны от внешнего мира.
– Отдай крысака, это мой зверь.
– Ага, значит, это твой единственный друг. А что ты дашь мне взамен друга?
– Зигмунт, у тебя чисто корпоративное понимание взаимности. Ты забыл, что оставил меня в Зоне, а теперь еще хочешь что-то получить «взамен». Поэтому совсем наоборот – это с тебя причитается.
– Не кипятись. Я исполняю приказы. Был один, теперь другой. Босс хочет узнать, почему Зона выбрала тебя и почему ты при этом остался жив. Похоже, ты стал матрицей для ее игр.
– И как выяснить? Путем расчленения?
– К сожалению, пока такая задача не стоит. Я должен поставить тебе новый нейроинтерфейс.
– Поставить нейроинтерфейс? Значит, и на чаек с конфетами пригласишь? Нет, парни, это вы заигрались вместе со своим боссом, который, похоже, решил стать всемогущим. «Кажется, я становлюсь богом» в исполнении Роджера Дюмона, плюс еще дюжина корпоративных господ составляет ему компанию в роли сыновей Зевса.
Видеодатчик показывает, что поимка гостя пока не гарантирована. Эх, если бы Лауниц подошел бы еще на несколько шагов поближе.
– И как, зайдешь в гости? Поговорим о греческих мифах.
– Ты не похож на их знатока. У вас с сэром Роджером что-то выросло под «смерть-лампой»? А ведь она – это не торшер, а особое солнце, под светом которой уже появилась одна сомнительная тварь, которая зачищает Зону от всего ненужного. Я для вас бесполезен. Нужные кнопки и так уже в ваших руках. Для этой твари мусор – все, что неэффективно использует энергию времени. Так что дружно кайтесь и начинайте с понедельника новую жизнь. Кстати, «лампу» надо вернуть обратно в любом случае. А теперь отдай зверя.
– Не торопись. Нам есть что обсудить. И еда, и вода-то тебе нужны, правда? Вон какой грязный стоишь, глаза совсем голодные. Просто поговорим, а я тебе саморазогревающиеся сосиски подарю, сладости и две канистры воды. Судьбу крысака тоже обсудим.
– А у тебя глаза больно хитрые и ус отклеился, Зигмунт. Зверя мне жалко, жрать тоже охота, но ты явился в Зону не для бесед и не для того, чтобы кормить меня печеньем. Так что до встречи в лучшем из миров. Стрелять не советую. – Лауниц отступил на шаг назад и показал банку с пирогелем. – Вдруг успею швырнуть.
– Алекс, – послышался голос Веры. – Я тогда не могла не уйти, иначе они обещали сразу застрелить тебя.
Она встала на край обрыва, тонкая и даже хрупкая; невесть откуда взявшийся ветерок стал эффектно трепать ее локоны.
– И как, Вера, сотрудничество с «Монлабс»? Хоть платят-то хорошо? Но почему ты даже не намекнула? Я ведь понятливый.
– Я ничего не могла поделать – они принудили меня. Я знала, что они расправились с Сергеем, и не хотела, чтоб они точно так же поступили с тобой. Я полюбила тебя, Алекс.
Лауниц, скорее всего, машинально, сделал несколько шагов навстречу.
При помощи радиоконнектора в среднее ухо Берковски проник голос Ленарта: «Объект подошел на достаточное расстояние. Если приказ не отменен, я действую».
Через несколько мгновений где-то над головой Лауница раскрылась, как расколотый орех, сорокамиллиметровая граната и брызнула быстро густеющими струями – точно по адресу. В мгновение ока Лауниц был спеленат самозатягивающейся сеткой из нитеботов.
Берковски, спустившись в карьер, подошел к слегка подрагивающему кокону и пнул его носком ботинка. Оглянулся на Веру и Ленарта.
– Никакой не пирогель, просто ободранная консервная банка. Тупой-тупой, а хитрить научился. Или всегда умел, но скрывал. Что-то в этом перце не так. А «что» – я непременно разберусь.
Полузадушенный голос из кокона, хоть слабо, но пожелал Берковски отправиться нахер.
Чудище в клетке
Крупная капля воды, свалившаяся из низкого фиолетового облака, потом другая и третья, распугали самца и самку ос, готовых к спариванию. Прежде чем улететь, они повернули фасеточные глаза к странному огромному существу на четырех конечностях, которого совсем недавно еще здесь не было. Теперь его образ фиксировался их фасетками, суммировался и записывался в их простую, но надежную память.
А внутри «существа» тем временем кипела работа.
– Загружен драйвер нейроконнектора, активизирован пул соединений, мост объектного преобразования функционирует нормально, получены ответы от неокортекса и таламуса, ответы дешифрованы, соединения стабильны…
Слушая сообщения кибероболочки исследовательского модуля, Берковски смотрел на тело Лауница, лежащее в капсуле, и думал, что если бы не Вера и Ленарт, то давно бы вытащил из него пару потрошков на анализ, а остальное скормил бы местным хищным зверькам.
– Шеф, детекторы фиксируют прибытие новых гостей, – сообщил Ленарт из «армадилльо».
Берковски глянул на экран телеприсутствия. «Гостей» уже пара десятков, и количество их все время прибывает. Причем появлялись они с разных сторон от стоянки. Видимость была отвратительная, словно прямо в камеры светило солнце, программа оптического распознавания целей ничуть не помогала.
Вначале возникало что-то малооформленное типа медузы, потом брюхоногое, а в конце – нечто, напоминающее человека, причем в его худшем воплощении: длинные скрюченные пальцы, заостренный подбородок, живот, присохший к позвоночному столбу. В нижней части человекоподобие исчезало из-за перехода к чему-то длинному, змеящемуся. В головной части наблюдался слизневидный блин с отростками.
– Они явно решили подражать плохим дядям из мультиков для взрослых. Ленарт, подходы заминированы?
– Я поставил все, что имел, но этого ненадолго хватит. Была-то всего пара дюжин противопехотных выпрыгивающих мин нажимного действия и десяток «кузнечиков». Кто ж ожидал такого нашествия. – Ленарт добавил твердым голосом, видимо хорошо настроив себя: – Шеф, нужна эвакуация. Лично я на верную смерть не подписывался.
– Следующее окно радиопрозрачности через два часа. Даже если «Вау» сразу возьмется за дело, нас заберут только через четыре часа, не раньше. Так что лучше введи визуальные параметры целей в системы прицеливания у наших «бельгийцев» и распредели у них сектора ведения огня, чтоб по девяносто градусов было… Тебе, кстати, эти перцы не напоминают сильно размножившихся «мусорщиков»?
– Покойный Возняк трепался не раз про тех самых мусорщиков, но лично я никогда их не видел. На мой взгляд, это просто мутанты – бывшие жители Чумного квартала. Там половина упоротых наркоманов была, так что им легко и змеиным хвостом обзавестись, и дерьмом на голове.
Ленарт, в отличие от Альгирдаса, никогда не был сталкером. Солдат корпорации из силового подразделения «Вау», исполнительный, аморальный, технически грамотный, с мышечными имплантами и инкорпорированными АТФ-депо. К сожалению, не понимает, чем операции в Зоне отличаются от рейдов, диверсий и охранных мероприятий, участником которых он был в Африке, Восточной Европе или Центральной Азии.
– Ленарт, запусти дрон. Мне требуется четкая картинка сверху.
– Готово, шеф. Если точнее, через минуту, может быть, взлетит.
– Вера!
– Тише, шеф. Я – рядом.
– Умеешь обращаться с реактивным пехотным огнеметом?
– Если отвечать формально, то такая программа в меня загружена.
– Поднимаешься на крышу будки. Твой основной сектор наблюдения и ведения огня – к западу от дороги. Так что бери «трубу» и дуй.
Он посмотрел через прицел на собранные, совсем не женские движения Веры и подумал: «Хорошо, что она не настоящая».
– Ленарт, иди сюда, будем ставить стену.
Гибким и мощным манипулятором транспортера они подняли две упавшие опоры от линии электропередач, потом стали наворачивать гибкую ограду из моментально твердеющей углеродной пены.
Борт «армадилльо», свежеиспеченная стена, опора, стена, опора, стена. Получился небольшой замок с транспортером «Магирус» в виде цитадели. Один пулемет вместе с турелью смонтировали на опору ЛЭП, получилась огневая точка на вышке.
Потом Берковски раздал саморазогревающиеся пайки; чуть было не всучил Вере, она усмехнулась и постучала пальцем по лбу. Ленарт, здоровый боров, сожрал и за Альгирдаса, несмотря на все свои инкорпорированные энергодепо.
Через час стемнело, резко, как это бывает в Зоне, раз – и словно выключился свет.
И сразу обнаружился неприятный сюрприз: инфракрасные каналы у стражей и прицельных комплексов потеряли контраст, как будто тепловые волны излучал сам воздух.
А дрона резко сдернуло на землю, словно его захватило длинное щупальце. В темноте было хорошо видно, что, шмякнувшись о склон карьера, летательный аппарат разлетелся искрами, как пиротехническая шутиха. Последнее, что передали его датчики – это информация о взрывном изменении гравитационного поля.
Окно прозрачности для радиосвязи установилось ненадолго.
Штаб бодро сообщил, что операцию прикрытия и эвакуации невозможно будет выполнить до середины следующего дня. Выбросы «зеленки» и пульсации «комариных плешей» практически перекрыли старый путь. Роборазведчики и дроны задействованы на операциях в городе, пока нет никакой возможности подготовить коридор для прохода новой группы к центру Зоны.