Возвращение с Западного фронта (сборник) Ремарк Эрих Мария
– Дай ему письма, Лило, – сказал Штайнер. – Он все равно не сядет за стол, пока не прочитает их.
Лило показала на поднос – письма лежали на нем. Керн быстро вскрыл конверты. Он начал читать и позабыл обо всем. В первый раз он держал в руках письма от Рут. Первые любовные письма в его жизни. И словно по волшебству все куда-то исчезло – горечь, вызванная ее отсутствием, беспокойство, страх, неуверенность, одиночество… Он читал, и черные строки стали светиться и фосфоресцировать… Где-то был человек, который тревожился о нем и был в отчаянии от всего, что произошло, человек, говоривший, что любит его… Твоя Рут! Твоя Рут! Боже мой, подумал он, – твоя Рут! Твоя!.. Это казалось почти невозможным. Твоя Рут. Разве принадлежало ему что-нибудь до сих пор? Что принадлежало ему до сих пор? Несколько флаконов духов, десяток кусков мыла и вещи, которые он носил. А теперь у него есть человек? Целый человек? Тяжелые черные волосы, глаза… Это казалось почти невозможным!
Он огляделся. Лило ушла к фургону. Штайнер курил.
– Ну как, все в порядке, малыш? – спросил он.
– Да. Пишет, чтобы я не приезжал. Чтобы, мол, не рисковал из-за нее еще раз.
Штайнер рассмеялся:
– И чего только не пишут женщины! – Он налил Керну чашку кофе. – А теперь позавтракай!
Прислонившись к фургону, он смотрел, как Керн пил и ел. Сквозь тонкий белесый туман просвечивало солнце. Керн ощущал тепло, и ему казалось, будто он вдыхает аромат тонкого вина. Еще вчера утром он сидел в вонючей камере и хлебал из погнутой жестяной миски тепловатую баланду. Теперь же дул легкий, свежий утренний ветерок. Керн ел отличный хлеб и запивал его кофе, в кармане шуршали письма Рут, а рядом, прислонившись к фургону, стоял Штайнер.
– Все-таки тюрьма имеет свои преимущества, – сказал Керн. – Выйдешь из нее, и все кажется таким чудесным!
Штайнер кивнул.
– Ты небось хотел бы уехать сегодня же вечером, а? – спросил он.
Керн внимательно посмотрел на него.
– Хочется уехать, хочется остаться здесь… Если бы мы могли отправиться в путь втроем!
Штайнер дал ему сигарету.
– Поживи у нас два-три денька, – сказал он. – Вид у тебя довольно жалкий. Тюремные харчи сделали свое дело. Откормись хоть самую малость. Силенки тебе еще ох как понадобятся – ведь опять уходишь в плавание! Правда, побудь немного здесь, а то еще свалишься на полпути, и снова сцапают. Швейцария – это тебе не игрушки. Чужая страна – надо быть начеку!
– А что мне тут делать?
– Можешь помогать в тире. А по вечерам – на сеансах ясновидения. Правда, пока тебя не было, пришлось нанять другого человека. Но с двумя помощниками еще лучше.
– Ладно, – сказал Керн. – Ты, конечно, прав. Надо немного прийти в себя. Я почему-то все время испытываю страшный голод. Не только в желудке – в глазах, в голове, везде… Пусть все встанет на свои места.
Штайнер рассмеялся:
– Это правильно! А вот и Лило с горячими пирожками. Наешься досыта, малыш. Я тем временем пойду будить Потцлоха.
Лило поставила перед Керном блюдо с пирожками. Он продолжал есть с удвоенным аппетитом, время от времени нащупывая в кармане письма Рут.
– Вы остаетесь здесь? – медленно спросила Лило. Она говорила по-немецки с характерным для русских акцентом. Керн кивнул.
– Только ничего не бойтесь, – сказала Лило. – Вы не должны тревожиться за Рут. Она не пропадет… Я хорошо разбираюсь в человеческих лицах.
Керн хотел было ответить, что этого он как раз и не боится, но беспокоится, как бы ее не арестовали в Цюрихе до его приезда… Однако, взглянув на мрачное, овеянное какой-то нездешней печалью лицо русской, он запнулся и ничего не сказал. Рядом с этим все казалось мелким и незначительным. Но Лило словно уловила его мысль.
– Не страшно, – сказала она. – Пока жив друг – ничто не страшно.
Это случилось два дня спустя, перед вечером. К тиру не спеша приблизилось несколько человек. В это время Лило обслуживала группу молодых парней, а вновь подошедшие обратились к Керну:
– Ну-ка, давай мы постреляем!
Керн подал первому винтовку. Сначала они стреляли по фигуркам, которые шумно опрокидывались, и по шарикам из тонкого стекла, плясавшим на струе маленького фонтана. Затем принялись изучать таблицу призов и потребовали поставить мишени для главных выигрышей.
Первые два стрелка выбили тридцать четыре и сорок четыре очка. Они выиграли плюшевого мишку и посеребренный портсигар. Третий, коренастый человек с волосами ежиком и густой рыжей щеточкой усов, целился долго и тщательно и выбил сорок восемь очков. Его друзья восторженно загалдели. Лило незаметно посмотрела на Керна.
– Еще пять патронов! – потребовал удачливый стрелок и заломил шляпу на затылок. – Из той же винтовки! Заряжай!
Керн зарядил. Мужчина выбил тремя выстрелами 36 очков. Всякий раз он попадал в круг с цифрой двенадцать. Керн понял, что над «невыигрываемой» серебряной корзиной для фруктов, этой наследственной фамильной реликвией, нависла величайшая угроза. Тогда он взял один из «счастливых» патронов директора Потцлоха, и следующая пуля угодила в шестерку.
– Вот те на! – Мужчина положил винтовку на барьер. – Тут что-то не так! Я целился безукоризненно.
– Может, вы слегка вздрогнули, – сказал Керн. – Винтовка-то та же самая.
– Я никогда не вздрагиваю! – раздраженно возразил мужчина. – Старый полицейский фельдфебель не вздрагивает! Уж мне-то известно, как я стреляю!
На сей раз вздрогнул Керн. Любой полицейский, даже если он и был в штатском, действовал ему на нервы. Стрелок посмотрел на него в упор.
– Тут что-то неладно! Вы слышите? – угрожающе произнес он.
Керн ничего не ответил. Он снова подал ему винтовку. Теперь он зарядил ее нормальным патроном. Прежде чем начать целиться, фельдфебель еще раз глянул на него. Потом выстрелил. Снова двенадцать. Он переложил винтовку в правую руку.
– Ну, что? – ехидно спросил он.
– Бывает, – ответил Керн.
– Бывает?! Никогда так не бывает! Четыре раза двенадцать, и вдруг шестерка! Небось сами этому не верите, а?
Керн молчал. Мужчина приблизил к нему свое красное лицо.
– Где-то я вас видел…
Друзья прервали его. Они зашумели, требуя добавочного бесплатного выстрела и утверждая, что шестерка недействительна.
– Что-то у вас с патронами не так, друзья! – крикнул один из них.
Подошла Лило.
– В чем дело, господа? – спросила она. – Не могу ли я вам помочь? Этот молодой человек работает здесь недавно.
Все заговорили наперебой. Полицейский молчал, пристально вглядываясь в Керна и силясь что-то вспомнить. Керн выдержал его взгляд, припоминая все уроки, преподанные ему беспокойной жизнью. Он научился притворяться.
– Пойду поговорю с директором, – небрежно бросил он. – Я здесь ничего не решаю.
Он уже решил было дать полицейскому еще один бесплатный патрон, но спохватился, вообразив, как разбушуется Потцлох, коли наследственная семейная реликвия его жены полетит к чертям. Он очутился между Сциллой и Харибдой. Медленно достав сигарету, он закурил, железным усилием воли уняв дрожь в руках. Затем повернулся и вразвалку направился к рабочему месту Лило.
Лило заменила его. Она предложила компромиссное решение: пусть полицейский сделает еще пять выстрелов. Разумеется, бесплатно. Вся компания бурно запротестовала. Лило взглянула на Керна. Он был бледен, и она поняла, что дело не только в споре о волшебных патронах Потцлоха, но и в чем-то гораздо более существенном. Вдруг она мило улыбнулась и уселась на столе, прямо против полицейского.
– Такой шикарный мужчина, как вы, будет стрелять хорошо и во второй раз, – сказала она. – Давайте попробуйте! Вам – королю стрелков – пять бесплатных выстрелов!
Польщенный полицейский вытянул шею из крахмального воротничка.
– У кого такая верная рука, тому бояться нечего, – добавила Лило, положив узкую ладонь на сильную, поросшую рыжими волосами руку фельдфебеля.
– Бояться! Я и слова такого не знаю! – Полицейский ударил себя кулаком в грудь и рассмеялся деревянным смехом. – Только этого не хватало!
– Так я и думала! – Лило восхищенно оглядела его и подала ему винтовку.
Полицейский взял оружие, тщательно прицелился и выстрелил. Двенадцать. Он удовлетворенно посмотрел на Лило. Та улыбнулась и снова зарядила винтовку. Полицейский выбил пятьдесят восемь очков.
Лило просто сияла от восторга.
– Много лет мы не видели такого стрелка, – заявила она. – Если кому-нибудь действительно нечего бояться, так это вашей жене!
– У меня еще нет жены.
Она посмотрела на него в упор:
– Видно, только потому, что вы не желаете вступить в брак.
Он ухмыльнулся. Его друзья окончательно расшумелись. Лило пошла за фруктовой корзиной для полицейского. Он ее честно выиграл. Полицейский разгладил усы и неожиданно посмотрел на Керна холодными маленькими глазками:
– А с вами я разберусь! Как-нибудь приду сюда еще раз. Но уже в форме!
Затем, снова ухмыльнувшись, взял корзину и пошел со своими друзьями дальше.
– Он вас узнал? – быстро спросила Лило.
– Не знаю. Кажется, не узнал. Я его никогда не видел. Но может, он меня…
– Пока что уходите. Лучше, чтобы он больше не видел вас. Скажите обо всем Штайнеру.
В этот день полицейский не появился снова. Но Керн решил уехать вечером.
– Надо смываться, – сказал он Штайнеру. – Иначе быть беде. Предчувствие у меня такое. Я здесь уже два дня и, по-моему, набрался сил. Как ты считаешь?
Штайнер кивнул:
– Уезжай, малыш. Через несколько недель двинусь и я. С моим паспортом лучше жить где угодно, но только не в Австрии. Положение здесь явно обостряется. В последние дни мне рассказали кое о чем. Пойдем-ка с тобой к Потцлоху.
Потеря серебряной корзины вызвала неимоверную ярость директора.
– Уплыли вещи общей стоимостью в тридцать шиллингов, молодой человек! Вы тут устроили форменную оптовую распродажу, – гремел он. – Этак я окончательно разорюсь!
– Но он же уходит от вас, – сказал Штайнер в объяснил директору, как развертывались события. – То была вынужденная самооборона в чистом виде, – заключил он. – Ваша фамильная драгоценность была так или иначе обречена.
Потцлох снова содрогнулся. Но тут же лицо его прояснилось.
– Ну, если она все равно была обречена, тогда – другое дело! – Он уплатил Керну гонорар и затем подвел его к тиру. – Молодой человек, – сказал он, – а теперь вы узнаете, кто такой Леопольд Потцлох, последний из друзей человечества. Выберите себе что-нибудь из этих вещей! На память! Точнее говоря, для последующей продажи! Порядочный человек никогда не хранит сувениры. Они только отравляют жизнь. Все равно вам придется чем-нибудь торговать, не так ли? Вот и выбирайте! На свое усмотрение…
Он исчез в направлении «Панорамы всемирных сенсаций».
– Не отказывайся, – сказал Штайнер. – Барахло всегда можно загнать. Возьми небольшие, легкие вещи. И не мешкай, а то он еще передумает.
Но Потцлох не передумал. Напротив, в дополнение к пепельницам, гребешкам и игральным костям, взятым Керном, он дал ему еще трех обнаженных богинь из поддельной бронзы.
– Для маленьких городов лучшего товара и не придумать! – пояснил он и, разразившись ироническим хохотком, поймал на лету пенсне. – Провинциалам, знаете ли, свойственно этакое смутное, тягучее томление по женской красоте. Правда, я имею в виду те городишки, где нет борделей… А теперь, Керн, с Богом! Спешу на конференцию протеста против высоких налогов на развлечения. Налоги на развлечения! Как это типично для нашего века!.. Вместо того чтобы премии нам давать!..
Керн упаковал свой чемодан и сел ужинать с Лило и Штайнером.
– Печалься, малыш, горюй! – сказал Штайнер. – Это твое право. Древнегреческие герои плакали куда больше, чем современные сентиментальные дуры. Греки знали, что горе подавлять не следует. А наш идеал – неколебимая отвага мраморной статуи. Ни к чему это! Погорюй как следует и скорее избавишься от тоски.
– Иной раз печаль – высшее счастье, – спокойно проговорила Лило, подавая Керну тарелку борща со сметаной.
Штайнер улыбнулся и погладил ее голову.
– А для тебя, – обратился он к Керну, – пусть пока что высшим счастьем остается хороший обед. Это старая солдатская мудрость. А ведь ты – солдат, не забывай об этом. Ты – патруль. Часовой, высланный гражданами мира в дозор. На самолете можно за день перелететь десяток таможенных границ. И каждая из них посягает на другую, и все они вооружаются до зубов железом и порохом. Но так будет не всегда. Ты, Людвиг, один из лучших европейцев – не забывай этого. Гордись этим!
Керн улыбнулся:
– Все это хорошо, и я, конечно, очень горд. Но что же я буду делать сегодня вечером, когда останусь один.
Он уехал ночью, купив билет четвертого класса в самом дешевом поезде. Поезд шел по боковым веткам и в конце концов прибыл в Инсбрук. Отсюда Керн пошел пешком, надеясь, что кто-нибудь подбросит его на машине. Но машины не попадались. Вечером, зайдя в придорожный трактир, он съел порцию жареного картофеля. Это было сытно и дешево. На ночь забрался в стог сена, применив способ, усвоенный от вора, соседа по тюремной камере. Он действительно отлично выспался. На следующее утро его подвезли на машине до Ландека. Владелец автомобиля купил у него за пять шиллингов одну из богинь директора Потцлоха. Вечером пошел дождь. Керн остановился в небольшом заезжем дворе и сыграл в тарок с двумя лесорубами. Он проиграл три шиллинга. Это так огорчило его, что до полуночи он не мог заснуть. Потом он расстроился еще больше, подумав, что уплатил целых два шиллинга за ночлег, а ему все не спится; но в конце концов сон сморил его. Утром он пошел дальше и вскоре остановил машину. Однако водитель роскошного автомобиля – «аустродаймлера» стоимостью в пятнадцать тысяч шиллингов – потребовал с него пять шиллингов за проезд. Керн отказался. Потом он проехал несколько километров на телеге какого-то крестьянина. Тот дал ему большой кусок хлеба с маслом. Ночью Керн опять забрался в стог сена. Шел дождь, и он долго прислушивался к его монотонному шуму, вдыхая пряный и возбуждающий аромат мокрого преющего сена. На другой день, изнемогая от усталости, он взошел на Арльбергский перевал и преодолел его. Не успев перевести дух, он неожиданно набрел на жандарма-самокатчика. Тот задержал его. Пришлось пройти с ним обратно до Сант-Антона, где его заперли на ночь. Керн не спал ни минуты – все боялся, как бы они не выведали о его высылке из Вены и не вернули туда для нового предания суду. Но жандармы поверили, что он намерен перейти границу, и утром отпустили его. Теперь он отправил чемодан багажом до Фельдкирха, решив, что с чемоданом в руках снова привлечет внимание жандарма. Через сутки он дошел до Фельдкирха, забрал чемодан, дождался темноты, разделся на берегу Рейна и, неся высоко над головой свой скарб, перешел реку вброд. Так Керн очутился в Швейцарии. Он крался по дорогам еще две ночи, пока самые опасные места не остались позади. Затем вновь сдал чемодан в багаж и на попутной машине доехал до Цюриха.
Под вечер Керн явился на главный вокзал, получил чемодан и сдал его в камеру хранения. Адрес Рут был ему известен, но идти к ней засветло не стоило. Некоторое время он провел на вокзале, затем посетил несколько еврейских магазинов, наводя справки об организациях помощи беженцам. В чулочной лавке ему дали адрес религиозной общины, и он направился туда.
Молодому человеку, встретившему его, он объяснил, что вчера перешел границу.
– Легально? – спросил молодой человек.
– Нет.
– А документы у вас есть?
Керн удивленно посмотрел на него:
– Будь у меня документы, я не пришел бы сюда.
– Еврей?
– Нет. Полуеврей.
– Религия?
– Евангелическая.
– Ах вот как! Тогда мы мало что сможем для вас сделать. Средства наши весьма ограничены, и, будучи религиозной общиной, мы главным образом… сами понимаете… помогаем евреям, то есть людям нашей веры.
– Понимаю, – сказал Керн. – Из Германии меня выгнали потому, что мой отец еврей. Здесь вы не можете мне помочь, потому что моя мать христианка. Странный мир!
Молодой человек пожал плечами:
– Очень сожалею. Но в нашем распоряжении только частные пожертвования.
– Тогда скажите хотя бы, где здесь можно прожить несколько дней без регистрации, – сказал Керн.
– Увы, этого сказать не могу. Не только не могу, но и не имею права. Теперь действуют очень строгие положения, и мы обязаны неукоснительно их выполнять. Вам надлежит явиться в полицию и попросить разрешение на проживание.
– Что ж, – ответил Керн, – в этих делах у меня уже есть некоторый опыт!
Молодой человек пристально посмотрел на него.
– Подождите, пожалуйста, еще минуточку. – Он зашел за конторку, стоявшую в глубине, и вскоре вернулся. – В виде исключения мы даем вам двадцать франков. К сожалению, больше ничего для вас сделать не можем.
– Очень благодарен! Так много я и не ожидал!
Керн тщательно сложил кредитку и спрятал в бумажник. Других швейцарских денег у него не было.
На улице он остановился, не зная, куда идти.
– Ну, так как же, господин Керн? – чуть насмешливо спросил кто-то за его спиной.
Керн резко обернулся. Он увидел молодого, довольно элегантно одетого человека примерно одних с ним лет. Тот улыбнулся:
– Не пугайтесь! Я тоже только что оттуда. – Он показал на дверь религиозной общины. – Вы впервые в Цюрихе?
С минуту Керн недоверчиво смотрел на него.
– Да, – сказал он затем, – впервые. До сих пор я в Швейцарии не бывал.
– Так я и думал. Не обижайтесь, но скажу вам прямо – вы не очень-то ловко изложили свою историю. Незачем было говорить, что вы евангелического вероисповедания. Но вам все-таки оказали помощь. Если хотите, могу разъяснить вам кое-что. Меня зовут Биндер. Не выпить ли нам по чашке кофе?
– С удовольствием. Есть тут что-нибудь вроде кафе для эмигрантов?
– Есть, и не одно. Лучше всего пойти в кафе «Грайф». Оно недалеко отсюда, и полиция пока что не особенно присматривается к нему. По крайней мере там еще не было ни одной облавы.
Оба направились к кафе «Грайф». Оно напоминало кафе «Шперлер» в Вене.
– Откуда прибыли? – спросил Биндер.
– Из Вены.
– Тогда вам нужно слегка переучиться. Слушайте внимательно! Конечно, в полиции вам дадут разрешение на краткосрочное проживание. На два-три дня. Потом, разумеется, придется уехать. Шансы на такое разрешение при отсутствии документов в настоящий момент составляют менее двух процентов. Шансы на немедленную высылку – около девяноста восьми. Хотите рискнуть?
– Ни в коем случае.
– Совершенно правильно! Помимо всего прочего вы рискуете еще и тем, что вам запретят въезд в страну – на год, на три года, на пять лет или даже больше, – в зависимости от обстоятельств. Если после этого вас снова схватят – сядете в тюрьму.
– Знаю, – сказал Керн. – Как и везде…
– Все это можно отсрочить, оставшись здесь нелегально. Но если попадетесь – точка! Сразу же выдворят! Так что все зависит от ловкости и везения.
Керн понимающе кивнул.
– Как тут насчет работы?
Биндер рассмеялся:
– Исключено! Швейцария маленькая страна. Своих безработных хоть отбавляй.
– В общем, обычная картина: легально или нелегально подыхать с голоду или нарушать законы.
– Совершенно точно! – убежденно и поспешно ответил Биндер. – Теперь к вопросу о зонах. В Цюрихе опасно. Очень ретивая полиция. Вдобавок все они ходят в штатском, что тоже неприятно. Здесь удерживается только самый матерый народ. У дилетантов ничего не выходит. Сейчас хорошо жить во французской Швейцарии. Особенно в Женеве – социалистический муниципалитет. Неплохо и в Тессине, но там очень уж маленькие городишки. Как вы работаете? Просто или промышляете?
– Не понимаю вас.
– Я хочу сказать, хотите ли вы получать пособие, и только, или же, кроме того, подрабатывать на мелкой торговле?
– Я хотел бы немного торговать.
– Это считается опасной работой. Ваши действия наказуемы вдвойне: нелегальное проживание плюс нелегальная работа. А уж если кто-нибудь на вас донесет, тогда дело совсем дрянь.
– Кто же это донесет на меня?
– Дорогой мой, – ответил многоопытный Биндер, терпеливо продолжая свои поучения, – не будьте наивны. На меня однажды донес один еврей, у которого больше миллионов, чем у вас однофранковых монет. Я попросил у него денег на билет до Базеля, а он, видите ли, возмутился! Итак, если займетесь торговлей, продавайте только мелочь: карандаши, шнурки, пуговицы, школьные резинки, зубные щетки и все такое прочее.
Никогда не таскайте с собой чемодан, ящик или даже портфель. На этом попадались уже многие. Самое лучшее – рассовать барахло по карманам. Теперь все легче: настала осень, и вы можете ходить в пальто. Чем вы, собственно, торгуете?
– Мылом, духами, туалетной водой, гребешками, английскими булавками…
– Это хорошо. Чем дешевле вещь, тем больше на ней зарабатываешь. Лично я не торгую. Принципиально. Я из так называемых «тигров», то есть тех, кто живет на всяческие пособия. Поэтому мне не пришьешь статью о нелегальном заработке. В худшем случае привлекут за попрошайничество и бродяжничество. Скажите, есть у вас какие-нибудь адреса?
– Какие еще адреса?
Биндер откинулся на спинку стула и изумленно посмотрел на Керна.
– Господь с вами! – воскликнул он. – Ведь это самое главное! Я имею в виду адреса людей, которым можно предлагать свой товар. Не станете же вы ходить наугад из одного дома в другой! Этак вам и трех дней не продержаться. Донесут.
Он предложил Керну сигарету.
– Я дам вам несколько вполне надежных адресов, – продолжал он. – Тут есть три категории – набожные евреи, христиане и, так сказать, смешанные. Адреса вы получите от меня бесплатно. В свое время мне пришлось уплатить за них двадцать франков. Конечно, часть этих людей уже порядком устала от нашествия нашего брата, но, во всяком случае, они не причинят вам неприятностей.
Он осмотрел костюм Керна.
– Ваша одежда в порядке. В Швейцарии это крайне важно. Из-за сыщиков. Пусть будет хотя бы хорошее пальто. Под ним нетрудно скрыть потрепанный костюм, который мог бы вызвать подозрения. Правда, немало людей отказываются помочь человеку, даже если он прилично одет. Есть ли у вас толковая легенда, способная разжалобить слушателей?
Биндер уловил настороженный взгляд Керна.
– Отлично представляю себе, дорогой мой, о чем вы сейчас подумали, – сказал он. – Когда-то я и сам так рассуждал. Но поверьте, отстоять себя в беде – огромное искусство. Благотворительность – это корова, которая плохо доится и дает очень мало молока. Я знаю людей, имеющих в запасе по три варианта историй: вариант сентиментальный, вариант жестокий и вариант деловой. Все зависит от того, что именно желает услышать человек, готовый подбросить вам несколько франков. Вы ему, естественно, врете. Потому что вынуждены врать. В основе каждой истории всегда одно и то же: нужда, бегство и голод.
– Знаю, – сказал Керн. – Ничего плохого я о вас не подумал. Просто я ошеломлен: вы знаете так много и так точно!
– Концентрированный опыт трех лет напряженной и, я сказал бы, внимательной борьбы за существование. Я человек тертый, это верно. Таких не так уж много. Мой брат, например, тот был совсем иным. Год назад он застрелился.
На мгновение лицо Биндера исказилось болью, но тут же снова стало спокойным. Он встал.
– Если вы не знаете, куда податься, можете сегодня переночевать у меня. Мне посчастливилось найти на целую неделю вполне безопасную комнату. Она принадлежит одному из моих цюрихских знакомых. Он сейчас в отпуске. В одиннадцать я приду сюда. В двенадцать начинается полицейский час. Будьте особенно осторожны после двенадцати – все улицы буквально кишат сыщиками.
– По-видимому, в Швейцарии дела обстоят очень неважно, – сказал Керн. – Слава Богу, что я встретил вас. А то, чего доброго, попался бы в первый же день. Сердечно благодарю вас! Вы мне здорово помогли!
Биндер сделал протестующий жест.
– Это само собой разумеется среди людей, оказавшихся на дне. В среде нелегальных эмигрантов чувство товарищества развито почти так же, как между преступниками. Любой из нас может завтра же сесть на мель, и тогда ему тоже понадобится помощь… Значит, если хотите – в одиннадцать на этом же месте!
Он расплатился за кофе, пожал Керну руку и вышел изящной, уверенной походкой.
Керн просидел в кафе «Грайф» до темноты. Он попросил план города и набросал на листке маршрут к дому, где жила Рут. Затем поднялся и вышел на улицу, беспокойный и напряженный. Через полчаса пришел на место, в тихий район города, изрезанный узкими улицами. Большой белый дом мерцал в лучах луны. Керн остановился у парадного, взглянул на широкую латунную ручку, и беспокойство как рукой сняло. Все было как-то неправдоподобно: Рут и он разделены только лестницей. Вот он поднимется и… Но после таких трудных месяцев это казалось чересчур простым. А простое давно уже стало непривычным. Он оглядел ряды окон. Может, ее нет дома. Может, уже уехала из Цюриха…
Керн зашагал дальше. Пройдя два-три квартала, он увидел табачную лавчонку и вошел в нее. Из-за прилавка вынырнула женщина довольно хмурого вида.
– Пачку «Паризьен», – попросил Керн.
Женщина пододвинула ему сигареты. Потом нагнулась, достала из ящика под прилавком спички и положила их сверху. То были две слипшиеся картонки. Заметив это, хозяйка отодрала одну и бросила обратно в ящик.
– Пятьдесят раппенов[34], – сказала она.
Керн расплатился.
– Можно от вас позвонить? – спросил он.
Хозяйка кивнула.
– Телефон слева в углу.
Керн принялся листать телефонную книгу. Нойман… Казалось, в этом городе сотни Нойманов. Наконец, найдя нужного, он снял трубку и назвал номер. Хозяйка стояла за прилавком и наблюдала за ним. Керн разозлился и повернулся к ней спиной. Он долго ждал. Наконец ему ответили.
– Можно попросить фрейлейн Холланд?
– Кто это говорит?
– Людвиг Керн.
Голос в трубке замер.
– Людвиг… – сказала она затем, словно у нее перехватило дыхание. – Это ты, Людвиг?..
– Да… – У Керна бешено заколотилось сердце. – Да… Это ты, Рут? Я не узнал твой голос. Мы с тобой еще ни разу не говорили по телефону.
– Где же ты? Откуда звонишь?
– Я здесь. В Цюрихе. В табачной лавке.
– Здесь?
– Да, на твоей улице.
– Почему же ты не пришел? Что-нибудь случилось?
– Нет, ничего. Я только сегодня приехал. Боялся, что тебя уже нет в Цюрихе. Где мы можем встретиться?
– Здесь! Приходи скорее! Ты знаешь мой дом? Я живу на втором этаже.
– Да, знаю. Но удобно ли это? Я говорю о твоих хозяевах.
– Никого нет. Я одна. Все уехали на уик-энд. Приходи!
– Иду!
Керн повесил трубку и с отсутствующим видом огляделся. Он не понимал, где находится. Теперь лавчонка выглядела совсем иначе. Затем он вернулся к прилавку.
– Сколько я вам должен за разговор? – спросил он.
– Десять раппенов.
– Всего десять раппенов?
– Это не так мало. – Женщина взяла никелевую монетку. – Не забудьте взять с собой сигареты.
– Ах да… конечно…
Керн вышел на улицу. Ни за что не побегу, подумал он. Если человек бежит – это уже подозрительно. Надо быть сдержанным. Штайнер – тот ни за что не побежал бы. Пойду лучше шагом, чтобы никто не обратил на меня внимания. Но ведь можно идти быстро. Я умею ходить очень быстро. Так же быстро, как если бы бежал…
Рут стояла на лестнице. Было темно, и Керн плохо видел ее.
– Будь осторожна! – торопливо и хрипло проговорил он. – Я грязный! Все вещи на вокзале. Мне не удалось ни умыться, ни переодеться.
Рут ничего не ответила. Она стояла на лестничной площадке, свесившись через перила, и ждала его. Он взбежал по ступенькам, и вдруг она очутилась в его объятиях, теплая и осязаемая, сама жизнь и даже больше чем жизнь.
Она боялась шелохнуться. Керн слышал ее дыхание, ощущал ее волосы. Он тоже оставался неподвижным. Все замерло, и казалось, что лишь смутный мрак колышется вокруг него. Вдруг он заметил, что она плачет, и нерешительно поднял руку. Рут встряхнула головой у его плеча.
– Не обращай внимания… Сейчас пройдет…
Внизу отворили дверь. Осторожно и почти незаметно Керн наклонился, чтобы увидеть всю лестничную клеть. Затем внизу щелкнул выключатель и стало светло. Рут испугалась.
– Идем! Скорее идем! – Она затащила его в квартиру.
Они сидели в гостиной семейства Нойман. Впервые после долгого перерыва Керн оказался в квартире. Комната была обставлена в буржуазном стиле: солидная мебель из красного дерева, современный персидский ковер, два кресла в чехлах из репса и несколько ламп с пестрыми шелковыми абажурами. Но Керну все это показалось каким-то волшебным видением мирной жизни и островком безопасности.