Каждый убивал Новикова Ольга
— Врач сказал — ты можешь лететь.
Звучит как приговор. Не оправдывающий больную.
Тапир откидывает одеяло, которое хоть как-то нежничало с Анжелой, укрывало от суровой яви, и стягивает с ее ног пижамные штанишки. Никакого эротического импульса ни у нее, ни — слишком ясно чувствуется — у него.
— Сама! Сама! — подгоняет он суетливо, совсем как герой Михалкова в “Вокзале для двоих”. Тот секса хотел, а этот… — Всего лишь аллергический приступ, ну и… небольшая простуда. Выпей таблетку. Я уже позвонил твоей Катюхе. Она все еще в Москве. Встретит тебя. Ты же знаешь, я не смогу за тобой ухаживать… Самый бизнес в эти дни.
“Самый бизнес”!.. По-русски говорить совсем разучился.
Если надо за мной приглядывать, значит, я сильно больна… И все равно выставляет.
От злости появляются силы. Анжела пытается все делать сама. Поднимает ногу, чтобы напялить брючину… Равновесие не удержать… Валится набок.
Тапир подхватывает, помогает одеться. Но в этой заботе — ни на гран нежности, ни чуточки любви… Как бездушная работа вышколенной сиделки. Если и есть какое чувство — то это шкурное желание избавиться от обузы…
Послать бы его куда подальше… На этот раз точно — навсегда!
Погоди, погоди, Анжелка… Для скандала нужна энергия, которой нет, совсем нет. Да и зачем объявлять о разрыве? Еще совсем озвереет… Мне от этого какой прок? Решение принято, так что успокойся.
Чужой человек. Есть задача не превратить его во врага. А сейчас пусть поможет добраться в Шарль де Голль — с паршивой собаки…
Прикинувшись послушной, Анжела деловито руководит укладкой чемодана и попутно выясняет, что же случилось.
Оказывается, спасли ее какие-то русские. Наверное, те, из джипа. Получается, охраняли…
Случайно якобы заметили, что девушке в мерсе плохо, постучали в окно… Лежит, не реагирует никак. Тогда открыли дверцу, нашли в ее телефоне парижский номер, с которым она чаще всего связывалась, позвонили и вот, привезли…
— Пока они доставляли тебя, я вызвал врача! — безучастно объявляет Тапир.
Когда ему надо — он сообразительный… Когда надо от меня избавиться…
— И мой мерс не бросили, сюда привезли! Так что не беспокойся! — победно объявляет дружок.
Я чуть не умерла, а ему по фигу… Самое важное — его имущество.
Стоп! Стоп! Стоит продолжить в том же духе — наберется столько материала для обвинительного заключения, что ярость уже не скрыть… Тапир человек чувствительный, тонкий, сразу поймет, что я на нем поставила крест. Не на нем, а на наших отношениях… Еще взъярится и пакость какую-нибудь прямо сейчас учинит… Да просто заистерит, выскочит из дома… И что я одна тут буду делать? Не смогу сама даже к такси спуститься… Физических сил нет, но голова-то работает…
— Спасибо, дорогой мой спаситель, — самым елейным голосом шепчет Анжела, не глядя в глаза Тапиру и не пытаясь его обнять. Еще отпрянет… Тогда уж точно не сдержаться.
Это не подозрительно. Он ведь всегда боится подхватить заразу. Всякий раз, когда она извещает о своем приезде, спрашивает: “Ты здорова?”
И чтобы мимикой, чтобы даже телом своим не транслировать ненависть, всю дорогу до аэропорта Анжела молчит, вызывая в памяти самые лучшие, самые щемящие эпизоды из их трехлетней… связи. Всего лишь связи — так это называется, сурово признается она себе. Закольцовывает сюжет, мысленно упаковывает его, чтобы потом сбросить с самолета и налегке вернуться домой, к себе.
Катюха их познакомила, в Марбелье… “Ты не возражаешь, если мы сегодня поужинаем с Мишиным партнером?” И все, никаких характеристик. Знала, что Анжела терпеть не может сводничества, сватовства всякие, поэтому изобразила как одолжение, как ей помощь…
Тапир был такой одинокий, такой неприкаянный… Почти коротышка, но рост — вещь относительная… Главное — не светиться рядом с гигантами. А по сравнению с Анжелиными ста шестьюдесятью сантиметрами его ленинские метр шестьдесят четыре гляделись нормально. Если б не облом с выбором первого партнера по бизнесу, то вполне мог сделать хорошую карьеру в государственных структурах. Рост подходящий, под стать нашим главным, плечевой пояс хорошо развит, широкие скулы, узкие лоб и подбородок — такой овал лица называют “алмаз”… Никаких уродств, но и не яркий красавец, обращающий на себя внимание. Идеальные данные. В свое время мог бы даже рассматриваться на самые крупные роли…
Черт, и Глеб той же конституции… Один и тот же тип…
Тапир нисколько не нахальничал, робея, предложил пообедать вместе на следующий день, но она уже улетала. Вежливое “как-нибудь в другой раз” понял буквально и, узнав у Катюхи график Анжелиных разъездов, прилетел в Монако с бриллиантовыми сережками. Всего полкарата примерно, но круглые, отличной огранки. Тактичный сувенир. Окуджаву любит и знает не хуже Анжелы, пообещал показать настоящего Модильяни, который висит у него в парижской квартире. В ресторане попросил разрешения сделать заказ на свой вкус — принесли салат из морепродуктов, “Орвьето” в бутылке, оплетенной соломой, седло барашка по-нормандски под пряное Сант-Эмийонское “Шато ланжелюс”. Избавил от гастрономических метаний, а получилось — точно по ее вкусу. Она сама бы точнее не выбрала…
Безупречно прошел тест, по которому определяют в их кругу, свой или не свой мужчина. Тогда еще грамотно говорил по-русски — без диалектизмов и явных речевых ошибок. Ел-пил культурно — беззвучно, без спешки, но с пониманием. И одет не как метросексуал, но дорого и со вкусом. Ни белых носков, ни красных галстуков и красных платочков в кармане пиджака, от которых Анжеле хочется с пикой пойти на мужика, как тореадор на быка.
А лучше бы по старинке проверить — какие стихи любит, знает ли наизусть что-нибудь из Серебряного века?
О себе говорил мало. Выудила только то, что и так знала из Интернета: бизнес в России у него отняли, семья распалась, сын остался с женой в Москве… В общем, “она его за муки полюбила”.
Много раз за эти три года пыталась вычислить, не меркантильный ли интерес прибил к ней Тапира?
Вообще-то она не против взаимовыгодного сотрудничества. Без него вянут самые пылкие и дружеские, и любовные отношения. Но оно должно быть открытым, честным, никому не в ущерб.
Тапир у нее вроде ничего не просил, всегда получалось так, что она сама предлагала, сама делилась с ним, чем могла. Неделя на яхте Изи Залманова, консультация с газетным шефом, в Куршевеле его со всеми своими корешами познакомила… Никакого насилия, никакого напряга… Про партнеров особо не распространялся. Достоверно она знала только про Катюхиного Мишку, а что у него есть какие-то дела с Бизяевым, выявилось только теперь, когда Светку прикончили.
А как же он все-таки на плаву остался? Вовремя отмежевался от прежнего патрона… Не благодаря ли тесным контактам с Рюриковичем? За годы эмиграции никаких видимых козней власть ему не устраивала…
А вдруг он засланный казачок? Органами засланный в Европу? Правда, одно другому не помеха…
Жаль, Нике не смогла его показать… Она фальшь сразу чувствовала… Хотя был Олег… Тут она капитально прокололась. Любила… И я любила.
Ладно, это все я обдумаю потом, решает Анжела, передавая воздушный поцелуй Тапиру, и пристраивается в хвост очереди на регистрацию багажа. Голова кружится, жаропонижающее перестает действовать… Люди кругом кажутся какими-то слишком озабоченными, ни одной улыбки. То и дело слышится “вулкан ан актив”. При чем тут какой-то действующий вулкан? Где Исландия, а где Париж! До всего этим французам есть дело. Мне бы их заботы…
“Я выдержу!” — умоляет она себя. Кто хочет драться, тому надо с силой браться.
36. Глеб
Анжелин внезапный отъезд на руку Глебу. Слишком многое приходится держать под контролем, так что трехдневное освобождение от пусть и приятного общения, от возможности общения — тоже поблажка. Будто отключили хотя бы один провод, поставщик напряжения…
Не сказала, что летит именно в Париж, к своему Тапиру — и ладно. Пара пустяков узнать, на какой самолет она зарегистрировалась… Двухгодичная шенгенская виза потакает ее импульсивности. Без всякого плана живет человек. “Что хочу — то и ворочу”, — ее слова. За такой не уследишь без помощи современных девайсов.
Нет, я бы так не хотел… Мне хватает внезапностей, поставляемых службой. В моей собственной жизни все должно быть под контролем. Хозяйственные дела: уборка-стирка, покупки — по субботним утрам, раз в месяц — оплата счетов, если свидание какое — то лучше загодя о нем знать. Чтобы настроиться, попредвкушать… И как можно меньше сюрпризов. Профессиональные навыки тут крепко помогают.
А если что-то царапает, то устраняешь причину! Либо… Либо к ней приспосабливаешься.
Вот ревность, например. В случае с Анжелой она мне пока не по карману. Пока… Небольшое усилие — и удалось ее… в загашник подальше отправить, с глаз долой. Не мешает… Узнает Анжела меня получше, поймет, как я ей уже помог, сколько еще могу для нее сделать, и сама… сама захочет стать верной.
Ты знаешь, Анжела, как тщательно, как трепетно может убийца спрятать убийство, если он — следователь…
Плохо, что ее любовник, по-видимому, какой-то засекреченный мужичок. Минимум информации даже в закрытых файлах. Опасен он мне или нет? Неизвестное всегда тревожит. Лучше его не трогать. Поступит сигнал, что я им интересовался, и он начнет копать в ответ… А мне лучше побыть в тени. Не хватало только внимания органов. У них совсем другие технические возможности, черт знает, что могут обнаружить.
Но пора вставать.
Глеб открывает глаза.
Яркий свет в коридоре… Откуда? Забыл вчера выключить лампочку? Или незваные гости?
Обыск?!
Вскочив на ноги, он соображает, что это не электричество. Просто утреннее солнце пробилось в квартиру через незашторенное кухонное окно. Спальню-то он вчера защитил от внешнего мира. Нужен спокойный ночной сон. Именно теперь необходима полная отключка. Без отдыха он не в состоянии выдержать тот новый напряг, на который сам же себя обрек.
Идею подсмотрел у Анжелы. Тяжелые двойные шторы. Оказалось, элементарно заказываются по Интернету, быстро изготавливаются — с доставкой на дом и с повешением. Ха! Повешением — и нисколько не криминальным.
Вчера вечером выключил свет, лег в постель — и бац! — ты в другом измерении. Темнота получилась пуховая, бережная. Охранила от уличного фонаря, свет которого бил прямо в глаза, если спать на левом боку, от тридцатисемиэтажной махины, нависающей над его семнадцатиэтажкой… От всего, что там произошло.
И кажется, что это Анжела о нем позаботилась…
Но теперь надо такие же шторы на другие окна? Или застекленные двери поменять на сплошные… Модернизация жилища… Стоит только начать, как одно тянет за собой другое. И так до бесконечности. Процесс ради процесса.
Нет, этим заниматься некогда… Нельзя добавлять новый пункт в список обязательных дел. И так перебор… Еще упущу что-нибудь важное… Тем более что Анжела возвращается сегодня. Хорошо хоть встречать ее не надо. Предложил — сама отказалась.
Сперва задело. Держит на расстоянии? Создает нейтральную зону при переходе от одного любовника к другому?
Логично и по-своему романтично.
Надо взять гантели, растопырить руки… Вверх-вниз, вверх-вниз… Ритмичные движения помогают освободить голову от мешающих мыслей. Туловище повернуть вправо, влево. Энергично, до крепкого пота. И, наконец, контрастный душ — проверенная настройка на предстоящий день. Преодолевая лень, не позволяя себе манкировать утренним ритуалом, подпитываешь в себе уверенность: я все могу! я — молодец!
И что бы ни сулил первый сегодняшний звонок, Глеб спокойно берет трубку и, глотнув кофе, смотрит на табло. Номер не определяется. Засекречен.
Кто это? Шантажист? Стукач? Высокий начальник?
Перебирая возможные варианты, он делает еще один глоток и хладнокровно нажимает зеленую кнопку. Накопленная мускульная энергия преобразуется в спокойствие.
— Это Екатерина Лавринец, — звучит мягкое успокаивающее сопрано. — Извините, пожалуйста, но я и сегодня не могу к вам приехать. Около тринадцати должна быть в Шереметьеве. Опоздать нельзя — встречаю подругу. Захворала… Анжела Анцуп, может быть, вы слышали ее имя…
Анжела… Заболела…
Только не спросить: что с ней?
Глеб сосредотачивается.
Знает ли эта Екатерина обо мне?.. Может, Анжела ей все рассказала… А может, ничего… Ну, от меня-то она никакой информации не получит. Но к дамочке надо присмотреться. Второй раз переносит встречу. И так грамотно — не подкопаешься. Сперва ее сын заболел — не было оснований запретить ей срочно слетать в Испанию. Вернулась, как обещала, через четыре дня, сама позвонила и предложила день и время. Теперь вот Анжела. Проверю, но явно не лжет. Простое стечение обстоятельств или избегает разговора? Есть что скрывать?
— Завтра в десять жду вас в прокуратуре, — самым приказным тоном говорит Глеб и отключает связь, услышав благодарное “спасибо”.
С недопитой чашкой кофе он переходит к компьютеру. Можно тормознуть, раз встреча переносится. Отчет нужен только к вечеру… О ходе расследования… Каждый день надо накопать хоть что-то новое, иначе снимут с дела. Начальство нетерпеливо, а версия насчет серийного убийцы пока не очень подтверждается. Доказательная база слабовата. Анализ ДНК должен выручить. Дорогущий и долго делают… Подготовился к запросу, вчера его обосновал, и вот шеф раскошелился на подпись. Проверят обе удавки, которыми были задушены жертвы. Когда обнаружат одинаковые потожировые выделения, кровь и слюну, то дело можно считать раскрытым. Покажут фото маньяка по телику, и, где бы он ни залег, кто-то да настучит рано или поздно. И всякие “я не убивал”, “я был в другом месте” и остальные подобные отмазки никто слушать не станет.
Никто…
Если только Бизяев не вмешается…
Убийство Вероники Мазур… Его рук дело? До сих пор не знаю. Не удалось обнаружить ничего, что бы связывало его с самой жертвой или с ее родственниками. Никаких контактов. Дочь его точно была заинтересована… Устранение соперницы — вечная мотивация. Ради дочери все организовал? Но ни одной улики, никаких следов. Сколько ни копал — ничего! Понятно, что такие люди все делают через третьих лиц, но обычно кто-то из окружения проговаривается — по глупости или затаенная месть так наружу выходит… А тут и к свите не подберешься. Вымуштрованы. “Вызывайте повесткой!” И приходят с адвокатом. Ну а при хозяйском догляде не приходится рассчитывать ни на чью откровенность.
Хватит межеваться! Поймаем Олега, и он, конечно, признается. Но какой из этого толк? Заказчик или нет — все равно возьмет вину на себя. Не станет же этот трус валить на всесильного тестя, хоть и бывшего.
Но, может, Бизяев в стороне? Зачем ему уничтожать любовницу зятя? Какой в этом резон? Неужели так любит дочь?! Тогда достаточно было припугнуть… Исполнители перестарались?
Черт, а вдруг мать этой Вероники все-таки перебежала дорогу Бизяеву? Ей предупреждение… Дети — самое уязвимое место… Как хорошо, что у меня их нет! Будь ты хоть шейх, хоть самый крутой олигарх… Думают, что держат Бога за бороду… Но сколько проблем в наше время решаются через детей. Муж увозит детей неизвестно куда — мстит жене при разводе. Бывшие партнеры похищают ребенка, чтобы получить контрольный пакет акций или отобрать весь бизнес. Убить, чтобы припугнуть, сделать сговорчивее — тоже частый способ…
Надо будет еще глубже копнуть.
Если убийство Мазур — бизяевских рук дело, то вряд ли сработает версия серийного убийцы. Этот хрен добьется очной ставки… Могут возникнуть проблемы.
Но ведь не обязательно душегуба найдут… А если поймают, то в тюрьме никто ему не гарантирует безопасность…
В любом случае нужны бесспорные улики причастности Зонина ко второму убийству. Будут, когда закончат анализ потожировых на обеих удавках.
А пока… присмотрюсь к Екатерине Лавринец. Сюрпризы могут появиться… Не все тут так просто… Анжела прилетит, расспрошу ее, но вопросы надо задавать грамотно, не в лоб. Она ушлая, сразу проинтуичит, что ее используют. Отбреет, и уже на эту тему не заикайся…
На несколько часов Глеб выпадает из реальности, блуждая в паутине открытых и закрытых интернетовских файлов.
Негустой улов. Биографии, обнаруженные в разных местах, составлены из абсолютно одинаковых фраз. “Екатерина Лавринец родилась в Вятке в семье потомственных педагогов, окончила школу с золотой медалью, поступила на филфак МГУ, романо-германское отделение, испанский язык основной. Сразу по окончании вышла замуж. Муж — совладелец строительной компании, которая по его инициативе освоила испанский рынок. Мать двоих детей, живет в Марбелье, но часто бывает в России. Заядлая путешественница и любительница оперы”.
Идеальная легенда для глубоко законспирированного агента.
Так ли это? Чьего агента?..
А мне это нужно знать?
Вопросы без ответов.
Отметил, что родом из Вятки. Как Витек. Вдруг они знакомы?
Ну и главное, что удалось выведать, — Екатерина училась в одной группе с Анжелой. Если связь сохранилась, то, должно быть, они как родственницы…
Или нет? Глебу сравнить не с чем. Даже фамилии своих однокурсников он забыл. В институтские годы тесно ни с кем не общался, не проматывал время — единственное богатство, которое у него было и которым он мог сам распоряжаться. В промежутки, свободные от самых разных заработков, ходил на лекции, читал, конспектировал, зубрил. И спать все время хотелось… На первом курсе его еще звали в общежитие, складчину предлагали на новый год. А на втором уже никто не подкатывал. При нем обсуждали свои пирушки, походы. Обидно было…
Да при чем тут это?
Глеб сердито вскакивает со стула и хватает одну гантель. Вдарить бы сейчас между глаз какому-нибудь одногруппнику. Но он же их забыл, встретит — не узнает… Утяжеленная рука делает размашистые вертикальные круги, и мысли возвращаются в нужное русло.
А если Екатерина завербовала Анжелу? Вряд ли втемную.
Нет, не туда думаю. Меня не касаются их шпионские игры.
Лучше проверю, нет ли у нее какой-нибудь связи с Бизяевым. Виктор Рюрикович — главная моя закавыка.
Погуглив “Екатерина Лавринец + Виктор Бизяев”, Глеб переходит на Яндекс, но и там не обнаруживает никаких следов. Секретят или даже не знакомы? Где бы еще проверить? Только-только брезжит догадка, как на столе начинает крутиться мобильник, поставленный на немой режим.
Глаза бы мои на него не глядели!
Скосив взгляд на табло, Глеб видит неопознанный ряд цифр. Значит, кто-то неважный, раз его нет в телефонной книжке. Игнорируя звонок, Глеб запускает программу поиска в одном из фээсбешных файлов. Код доступа он подсмотрел и запомнил, когда расследовал убийство их информатора.
Но вибрация не утихает. Настойчивый, блин… Может, все-таки по работе? Группа же новая была… А может, в лаборатории получили новые данные…
Приходится утихомирить жужжание.
— Слушаю! — отрывисто гневается Глеб в трубку.
Надо же, Витек. Почему не опознан? Записан в памяти мобильника… Звонит не со своего телефона или есть другая трубка, конспиративная…
Требует срочной встречи. По телефону отказывается даже намекнуть, в чем дело.
— Я в десяти минутах ходьбы от твоего дома. Зайду?
Интонация просящая, в настойчивости не проглядывает никакой наглости. Может, Витек что-то знает про Екатерину Лавринец… Земляки все-таки…
— Ладно. Ненадолго.
37. Ада
Струхнул-то как…
Ада не ожидала такой реакции от бывшего мужа.
Фу!
Просмотрев самодельный ролик про то, как из Ники уходит жизнь, Витек побледнел, левой рукой сунул Адин мобильник в задний карман брюк, правой зажал рот — и бегом из кафешки. Видимо, так приспичило, что нет времени искать, где тут сортир. На тротуар блеванул, прямо рядом со входом. Официант при расчете бурчит что-то насчет уборки. Витек безропотно оплачивает дополнительный труд.
Как же он работает судмедэкспертом, если такой чувствительный?
Но когда бывший муж выводит ее на улицу, молча тащит за угол, в безлюдный двор-колодец, и только там начинает говорить, Ада понимает, что он не убийства испугался. Сопряжение работы и личной жизни, неожиданное, — вот что выбило его из колеи.
Не предполагал он… Не предвидел, что его коснется… Пока трупы с вывалившимися языками, размозжженными головами, переломанными конечностями и т. д. и т. п. были ему посторонними, как бы за стеклом, — он сохранял хладнокровие. Типичный мужской эгоизм. Абсолютно безразлично относятся они к чужому — будь то болезнь, насилие над ребенком, разбой, смерть…
Ада знает. Своими глазами все это видела, ее нервы изнашивались…
Пока жили вместе, она совсем перестала сообщать ему о своих бедах. От его равнодушия еще тошнее становилось. Особенно противна была самая первая минута, когда он спокойно соображал, как именно его касается неприятность жены… Иногда вслух рассуждал: “Клиентка нахамила?.. Но ты же в деньгах не потеряешь? А то мне ноутбук позарез нужен”. Омерзительная искренность.
И про бесплодие не надо было ему говорить…
— Что делать? Что делать? — растерянно повторяет Витек, охлопывая брючные карманы.
Наконец в заднем находит Адин мобильник и без спроса набирает на нем какой-то номер. Долго не отвечают. Но у Витька хватает терпения дождаться отзыва. Не называя имени абонента, напрашивается к нему в дом. И только после этого приказывает:
— Пойдешь со мной!
Как будто имеет право. Забыл, что сам же меня отфутболил… Если для женщин прошлого нет, то для мужчин оно всегда под рукой. Пользуются, вне зависимости от того, что там натворили.
Нашел, кем покомандовать — и мандраж исчез. Успокоился. Знакомая картина…
Зря я ему ролик показала! Никакая он не опора. Не был и не будет.
Но надо как-то выпутываться…
Уйти? Так и тянет развернуться на сто восемьдесят градусов и бегом отсюда. Но… Нельзя упускать контроль над ситуацией, раз уж вляпалась.
Однажды было — устранилась, зажмурила глаза, перетерпела… Урок на все оставшееся время.
Молчала, когда один из материных дружков-постояльцев затащил на кухню. Тринадцать лет только что исполнилось. Несчастливое число… Ночью по дороге в уборную перехватил. Только бы не описаться, думала, пока он копошился… А потом сразу побежала на унитаз, но не смогла пописать… Долго мучилась у себя на раскладушке, ноги к животу поджимала, с боку на бок ворочалась… Мочевой пузырь все никак не мог расслабиться. Стыдно, больно… А утром, когда мать вернулась с ночной подработки, все ей выложила. Доморощенная очная ставка. Дядька приобнял мамашу и на голубом глазу посоветовал ей поить дочку валерьянкой. “Перед сном, чтобы ее разные фантазии не посещали…”
Мать так и поступила. Еще и горшок в комнату поставила. “Не шляйся в одной ночнушке — ничего и не случится!”
Думала — забуду, вычеркну из памяти. Не получилось. Последствия не только моральные… Из-за этого, наверно, никого мне никогда не родить.
Так что устраняться никак нельзя.
Наорать? Заплакать? Черт знает, как Витек на это отреагирует…
— Куда идем? — не двигаясь с места, самым безразличным голосом спрашивает Ада. Самой бы не слететь с катушек.
— К специалисту. Он рядом живет. Покажем твой ролик… Посоветуемся… — Витек берет Аду под руку и ведет ее куда-то вглубь двора. Хорошо ориентируется. Местность-то знакомая — его бывший участок.
Она не сопротивляется. Решено же, что нельзя пускать дело на самотек. И мобильник мой у него… “Верту” все-таки. Дорогая вещь. Там все контакты, он — сердце профессиональной жизни. Пересадка информации требует усилий и времени… Неоткуда их взять.
На всякий случай Ада старается запомнить дорогу… Чтобы не плутать, если понадобится путь отступления. Безымянные переулки, школьный двор, детские площадки с разноцветными спиральными горками, качелями, песочницами, где так весело, так интересно чужим детям…
Наконец Витек выводит ее… к кирпичной махине. Вроде знакомое место… Ада озирается… Может, в этом районе несколько таких нелепых, уродливых домов? Может, это типовая застройка двадцать первого века? В шестидесятых были хрущевские пятиэтажки, в семидесятых — брежневские блочные девятиэтажки, потом ельцинские семнадцатиэтажные башни, а теперь вот эти громадины за тридцать этажей, для форсу облицованные кирпичом…
Но тут показывается невысокая фигурная постройка фитнес-центра, и становится ясно: это именно тот дом. Опасный дом Светланы Бизяевой.
Ада сжимается… Не пойду! Шага в ту сторону больше не сделаю!
Но и Виктор останавливается у бордюра. Пережидает, пока по проулку мчатся элегантные “мустанги”, “мерседесы”, “ситроены”… Переходит на другую сторону к башне ельцинских времен. Из двадцать первого века в двадцатый… Ада почти сомнамбулически — за ним. Отрешенно слушает переговоры по домофону, но когда и со второго раза войти не удается, и владелец квартиры продолжает терпеливо объяснять бестолково суетящемуся Витьку, что дверь сразу дергать не надо, до нее доходит: голос хозяина ей знаком.
— Ты что, к следователю меня привел?! — хватает она за рукав бывшего мужа.
Тот выпускает ручку только-только ему поддавшейся тяжеленной железной двери, и она медленно захлопывается.
Витек в третий раз набирает номер квартиры и, не отвечая на Адин вопрос, велит:
— Теперь сама объясняйся!
Но говорить не приходится. Когда вслед за хозяйским “нажимаю” раздается жужжание, Ада секунду пережидает и только тогда тянет дверь на себя. Витек, подтолкнув даму, быстро шмыгает в расширяющийся прогал. Какое уж тут — ladies first…
Отпустить ручку и остаться на улице?
Сбежать!
Но ноги сами ведут Аду в подъездную темноту. Может, там — ее счастье? Идет вслед за Витьком. Он сворачивает направо, к обшарпанной, неуютной лестнице. Лифт игнорирует… А, всего лишь на второй этаж надо подняться…
Дверь в холл придерживает… знакомец. Коренастый, широкоплечий, одетый не по-домашнему: начищенные коричневые мокасины, серые брюки из вельвета в широкий рубчик, твидовый пиджак… Прямо профессор, а не следователь…
Не дотрагиваясь до гостей, он пропускает их мимо себя… Аккуратно придерживает дверь, чтобы она закрылась без стука. Редко кто из мужиков так делает. Еще один плюс…
И сам не издает ни звука, пока они все не оказываются в его квартире. Ни вопроса, ни хотя бы удивления на лице… А ведь Ада слышала: Витек его не предупредил, что придет не один.
— Глеб Сорокин… — Хозяин протягивает руку Аде. Крепко и нисколечко не больно сжимает ее ладонь.
Уставившись в пол, она называет себя. Хмурится по привычке, хотя теплая сухая рука, ласковый баритон, вежливое обхождение уже ослабили ее оборонную настороженность. Как падающий ствол может ненароком подпереть покосившийся забор, так и Ада, не найдя опоры в бывшем муже, готова прислониться к Глебу. Сколько ни декларируй свое одиночество, сколько им ни кичись, а человек — существо стадное. Особенно женщина…
— Вот, смотри! — прямо в прихожей Витек сует Глебу Адин мобильник, тыкает кнопки, но никак не попадет на нужный файл.
— Это ваш телефон… — не спрашивает, а утверждает Глеб, поймав, наконец, Адин взгляд.
Сыщик, как и было сказано. Сам понял, что Витек никак не может быть хозяином такой изящной розовой вещички. Без допроса догадался, почему он не один приперся.
— Пошли на кухню. Но сперва расскажите, в чем дело. — Глеб подхватывает Аду под локоть и ведет на солнечный свет.
Мужское прикосновение. Властное и мягкое одновременно. Олег точно так же подсаживал ее в свою машину… Случайно вместе вышли из Никиного дома. Пару недель назад это было, а кажется — в другой жизни…
— Да это моя бывшая… — торопливо небрежничает Витек. — Она парикмахерша… И Мазур, и Бизяева — ее клиентки…
Столько обидной брезгливости в этом его “моя бывшая”, “парикмахерша”…
— Я стилист и косметолог, — поправляет Ада. — С дипломом… — Не оправдывается, а просто информирует. Глебово внимание, обходительность уже подпитали ее — есть силы противостоять хамству бывшего мужа. — Я случайно оказалась на месте преступления. Встреча была назначена заранее… Прихожу, а на звонок никто не отвечает. Я толкнула дверь Никиной квартиры… На всякий случай… Оказалось — не заперто… И там, внутри… Чисто машинально засняла это на мобильник. Угадала, что понадобится… — Ада наконец решается посмотреть в глаза Глебу. Чуть-чуть, самую малость улыбается, уловив подстегивающее внимание.
И осекается… Абсолютно логичное, естественное в тот момент действие сейчас вдруг не кажется таким. Она начисто забывает о том, с каким упоением наблюдала за процессом… Как будто там, и потом у Светланы Бизяевой была не она. Для женщины прошлого нет.
Господи, так я же могла закричать, позвать на помощь… Спугнуть преступников… Только сейчас это приходит Аде в голову. Не само появляется — она прочитывает в лице Глеба вопрос: почему не вмешалась? И никакого осуждения вдобавок.
— Не помню, почему не закричала… — отвечает Ада. — Может, спазм в горле от страха… У них были такие зверские лица. Особенно у того, который душил… Огромный, сильный…
На секунду Ада замолкает, вспомнив брезгливость в лице бугая. Презрение палача к жертве за то, что та даже не сопротивляется.
— Он бы и меня убил, если б заметил… Если б я обнаружила себя… Как только у меня хватило смелости не сбежать сразу, а снимать… Я не отдавала себе отчет, что это убийство… Я не понимала, — повторяет Ада и сама верит, что так оно и было. — Он бы и меня… Кха-кха, — кашляет она, пытаясь что-то сделать с пересохшим горлом.
— Конечно, конечно… — бросает Глеб. Мгновенно наливает воды в чистую чашку, подает осипшей Аде и продолжает просмотр.
Когда короткий ролик заканчивается, он включает его снова. Ловко разбирается в чужом аппарате. Потом отходит к окну и молча глядит на башню напротив. На дом Светланы Бизяевой.
Что он там высматривает? О чем думает?
— Так что мне делать? — встревает Витек. — Эта… наследила у обеих клиенток, — даже не скосив взгляд на Аду, продолжает он. — Если напишу докладную, то меня сразу снимут с дела. С моего первого самостоятельного дела, — ноет он.
Глеб оборачивается. Справа и чуть впереди от него — виноватая Ада, слева — испуганный Витек. Треугольник. И во главе он, хозяин.
— Я сейчас скопирую ролик, и сотрем его с вашего телефона, — несердито приказывает Глеб. Пара шагов, и он приобнимает Аду. — И никогда никому не говорите, что причастны к этой съемке. Хорошо?
Словно загипнотизированная заботой, Ада послушно кивает и вслед за мужчинами идет в комнату к компьютеру. Молча наблюдает, как Глеб настраивает на ее телефоне bluetooth — она и не знала, что в нем есть эта опция… Услужливо сообщает секретный PIN-код для доступа к своей “вертушке” и в первый момент даже не жалеет о пропаже, когда видит, как он нажимает “удалить”. Словно этим движением он устраняет, зачеркивает все прошлые невзгоды, обещая ей безопасное, безоблачное будущее…
Стоя рядом с Глебом, приблизившись к нему почти вплотную, она вдруг улавливает какую-то вибрацию… Уставшее от передряг подсознание вмиг подсовывает радужную интерпретацию. Он не остался равнодушен… Он возбудился.
Не отказываясь от своей фантазии, Ада ревниво наблюдает, как Глеб достает из кармана пиджака свой оживший мобильник и сразу отвечает:
— Через минуту перезвоню.
Ада подглядывает: на экране три буквы “Анж”. Странно…
Говорит он нейтральным голосом, по которому никак не догадаешься, кто ему позвонил… По службе? Или жена? Не похоже, что жена есть. Квартира никак не проговаривается, что тут постоянно обитает женщина.
Может, любовница…
“Анж”… Неужели Анжела? Да не может быть! — отбрасывает она ревнивое прозрение.
— Никому ничего не пиши, — вставая со стула, велит Глеб Витьку. — Никаких докладных. Делай свою работу и не болтай. Если что, я прикрою. Ну, вам пора. — Он протягивает руку Витьку и, пожав ее, опять приобнимает Аду за талию, нисколько не комплексуя из-за ее роста. — Я с вами свяжусь…
Он же не спрашивал мой номер?! Досада суживает глаза, морщит лоб, но тут Ада вспоминает — он мне уже звонил.
Она расслабляется… “Я с вами свяжусь”, — мысленно повторяет она, интонацией утепляя его слова.
Ее греет эта стандартная мужская фраза, которая чаще всего значит прямо противоположное сказанному.
38. Анжела
— Учти, я в Париже застряла… — вместо “здрасьте” извещает Анжела, услышав в трубке Глебово обещание перезвонить через минуту.
Разорять его не хочется, а у самой сил нет снова набирать его номер. Автоматический вызов из-за границы не работает, и надо во столько циферок правильно ткнуть… Да и русские операторы почти одинаково дерут что со звонящих, что с принимающих звонок. Так что экономия выходит плевая.
— Не клади трубку, я коротко… — с надсадой хрипит она. — Позвони Катюхе… Не надо меня сейчас встречать… Отсюда почему-то ее телефон недоступен… А у меня температура, блин, зашкаливает… А тут еще вулкан чертов раздухарился… Все рейсы отменены… Запиши номер…
Вырубив связь, Анжела и сама отключается. Выпадает из зверской реальности… Хорошо хоть французский джентльмен уступил сидячее место. Зал отлета битком набит. Все хмуро суетятся, куда-то звонят, нервничают. В противоход нарастающей панике апатия Анжелы выглядит как спокойствие.
Через какое-то время инстинкт самосохранения срабатывает, и, очнувшись, она сосредоточенно слушает аэропортовское объявление. Требуют получить багаж и… Следующий шаг, рекомендуемый пассажирам рейса “Париж — Москва”, не удерживается в ее голове… Она представляет себя с двумя огромными чемоданами и комодиком, который купила в мебельном рядом с домом Тапира… Удачный парижский шопинг. Если б знала…
Сама испекла пирожок, сама и кушай!
Куда деваться с таким багажом? От ужаса в голове наступает просветление. Страх убивает бактерии, провоцирующие панику. Ремиссия? Да хоть черт в юбке! Надо успеть воспользоваться.
И Анжела действует. Высматривает носильщика, сулит ему двойной тариф, и они вместе спешат к ленте с движущимся багажом. Смуглый силач явно колониального происхождения ловко выхватывает и умещает на своей большущей тележке все указанные Анжелой тяжести. “В камеру хранения?” — подсказывает он следующее действие. Еле поспевая за прытким носильщиком, Анжела соображает, сколько ему предложить, чтобы он согласился сам постоять в очереди… Которая, должно быть, немаленькая… Но вот что значит правильный выбор. Носильщик берет у нее билет и, выпятив грудь с жетоном, прорывается через нервную змейку из людей, выстроившихся перед дверью хранилища.
Анжела было за ним, но тут слышит зов своего мобильника. “Тапир?!” — радостно екает сердце, и, не взглянув на дисплей, чтобы не спугнуть везение, она кричит “Алло!” Ей кажется, что кричит — на самом деле горло издает еле слышный сип.
— Бизяев.
Отрывистый бас. Как топором по башке. Палец тянется к кнопке “выйти”, но, промахнувшись, нажимает на громкую связь. И начальственный голос вещает уже для всех:
— Узнали что-нибудь? Ваш Сорокин темнит…Что там за шум? Вы где?
Недовольство, транслируемое прилюдно, действует как вожжа. Подхлестывает.
Сорокин? Мой? А, это он про Глеба. Я что, сторож ему? Ну я покажу этому Рюриковичу!
Анжела выбирается из толпы, сосредоточивается, чтобы отключить звуковую трансляцию, и язвительно спрашивает:
— Ваши бугаи не доложили вам, что я в Париже застряла? Кстати, спасибо за заботу…
— Какую заботу? Какие бугаи? Вы пьяны? — выходит из себя Бизяев.
— Будете хамить — отключусь!
Читать бесплатно другие книги:
