Конные варвары Гаррисон Гарри
— Не знаю, — как можно спокойнее ответил Язон. Только бы получить его в руки. — Мне нужно осмотреть его получше.
— Сожгите его, — сказал Темучин, отбрасывая пистолет в сторону. — Их оружие нужно уничтожать в огне. Теперь скажи мне, человек из другого мира, зачем ты пришёл сюда?
Он был бы хорошим игроком в покер, — подумал Язон. — Я не могу узнать его карты, а он все узнает о моих. Что же мне сказать? А почему бы и не правду?
— Наши люди хотят добывать металл из земли, — громко сказал Язон. — Мы никому не причиним вреда, мы даже заплатим…
— Нет.
Это было концом разговора. Темучин отвернулся.
— Подожди, ведь ты ничего не услышал.
— Довольно, — ответил тот, останавливаясь на минуту и бросая слова через плечо. — Вы будете копать землю и строить здания. Те превратятся в город, появятся заборы. Равнины всегда открыты. — И добавил тем же ровным голосом. — Убейте его!
Когда свита Темучина двинулась, мимо клетки прошёл знаменосец. Шест его был увенчан человеческим черепом, и Язон увидел, что знамя состояло из множества больших пальцев людей, сшитых кожаными шнурками. Язон отвернулся, но в этот момент заскрипели шарниры открываемой дверцы, и Язон приготовился к схватке.
Он прыгнул навстречу солдатам, ударил одного в лицо и попытался проскользнуть между остальными. Попытка его была неудачной, но он сделал всё, что мог. Его бросили на землю, один сидел на нём, а остальные связывали его. Он ругал их на шести различных языках, но слова производили так же мало впечатления на угрюмых, лишённых выражения солдат, как и его удары.
— Долго ли ты путешествовал, чтобы добраться до нашей планеты? — Спросил кто-то Язона.
— Дьявол! — Пробормотал Язон, сплёвывая кровь и обломки зубов.
— На что похож твой дом? Он больше нашего? Теплее или холоднее?
Язон, которого тащили вниз головой, повернул голову, чтобы увидеть спрашивающего. Он увидел седовласого человека в рваной одежде, выкрашенной попеременно в жёлтый и зелёный цвета. Высокий юноша с сонными глазами, одетый в такой же шутовской наряд из кожи, но с меньшим количеством грима на лице, шёл следом за ним.
— Ты знаешь так много, — упрашивал старик, — ты должен рассказать мне что-либо.
Солдаты оттолкнули этих двоих, прежде чем Язон решил, что же ему сказать. Его держало множество людей, и он был совершенно беспомощен. Они привязали его к столбу, крепко вкопанному в землю. Металлоодежда и застёжки сопротивлялись, пока один из них не извлёк кинжал и не начал пилить ткань, не обращая внимания на то, что одновременно резал и кожу Язона. Когда одежда была разорвана, Язон истекал кровью от множества порезов, у него кружилась голова и он едва не терял сознание. Кожаной верёвкой ему связали руки, после чего солдаты отошли. Хотя был приблизительно полдень, температура была не намного выше нуля. Холодный воздух, бивший по обнажённому телу, быстро привёл его в себя.
Дальнейшее было очевидным. Верёвка, связывающая его руки, была около трёх метров длиной, её конец был прикреплён к верхушке столба. Он оказался один в центре пустого пространства, а со всех сторон были видны всадники, седлавшие своих горбатых скакунов. Первый из них издал пронзительный воинственный крик и поскакал к Язону с опущенным копьём. Животное неслось с устрашающей скоростью, глубоко вонзая когти в землю и летя, как спущенная с тетивы стрела.
Язон сделал единственное возможное; он отпрыгнул в сторону таким образом, чтобы столб находился между ним и нападающим… Воин протянул вперёд копье, но тут же отдёрнул его, ибо на пути копья встал столб — он проскочил мимо.
В следующий момент только интуиция спасла Язона: топот второго животного заглушался топотом первого. Язон схватился за столб и отскочил в сторону. Копье звякнуло о металл, и второй нападающий пролетел мимо. Первый уже поворачивал назад, а Язон увидел готового к атаке следующего всадника. У этой игры мог быть только один конец: цель не может бесконечно уклоняться от копья.
— Пора изменить соотношение сил, — проговорил Язон, наклоняясь и запуская за руку голенище правого сапога. Его боевой нож был всё ещё там. Когда проскакал третий воин, Язон подбросил нож в воздух и схватил его рукоять в зубы. Затем провёл остриём по верёвке, связывающей его руки. Освободив их, Язон увернулся от копья и сам напал.
Он прыгнул, держа нож в левой руке, а правой стараясь ухватить всадника за ногу и намереваясь стащить. Но животное двигалось слишком быстро, и он ударился о его бок за седлом, вцепившись пальцами в густой мех.
Все дальнейшее произошло очень быстро. Когда всадник обернулся, пытаясь ударить и столкнуть вниз нападавшего, Язон по самую рукоять погрузил кинжал в крестец животного.
Длинные иглы, которые эти варвары использовали вместо обычных колёсиков в шпорах, свидетельствовали, что животные обладали не особо чувствительной нервной системой. Но однако это было справедливо лишь для толстой шкуры, прикрывавшей ребра, но место вблизи хвоста, куда всадил свой кинжал Язон, по-видимому было очень чувствительным. Длительная судорога потрясла животное, и оно устремилось вперёд ещё быстрее.
Потеряв равновесие, всадник вылетел из седла и исчез. Язон, вцепившись одной рукой в мех, а другой держа рукоять кинжала, старался удержаться при первом скачке, потом при втором. Он смутно видел расступающихся людей и животных, но всё его внимание было сосредоточено на том, чтобы не сорваться. Это оказалось невозможным, и при третьем скачке он сорвался и полетел вперёд. Летя в воздухе, Язон увидел, что он приземляется между двумя куполообразными зданиями. Это было гораздо лучше, чем удариться об одно из них, поэтому он относительно благополучно опустился на ноги и побежал, постепенно уменьшая скорость.
Куполообразные сооружения — несомненно, жилище особого типа — были расположены в линию, между ними были проходы различной ширины. Язон оказался в широком проходе, и так как он живо представил себе вонзающиеся ему в спину копья и стрелы, то свернул в первый же переулок и побежал. Разъярённые крики свидетельствовали о том, что преследователи не сомневаются, что им удастся его поймать. Тем не менее, пока преследователи были далеко, но это преимущество сохранится недолго.
В одном сооружении впереди откинулась дверь — кожаный клапан — и оттуда выглянул седовласый человек — тот самый, что пытался расспрашивать Язона. Он казалось, с одного взгляда разобрался в ситуации, раскрыл клапан пошире и поманил Язона.
Решение нужно было принимать немедленно. Все ещё продолжая бежать вперёд, Язон оглянулся и убедился, что пока его никто не видит. В бурю годился любой порт! Он нырнул в отверстие и втянул за собой старика. Тут он впервые осознал, что все ещё сжимает в руке рукоять ножа. Прижав лезвие к груди старика, он прошипел:
— Если выдашь меня, умрёшь!
— Зачем мне выдавать тебя, — закашлялся старик. — Я принял тебя сюда. Я рискую ради знаний. Отойди, я закрою вход. — Не обращая внимания на нож, он стал завязывать кожаный клапан.
Быстро осмотрев тёмное помещение, Язон увидел, что сонного вида юноша дремлет возле небольшого костра, над которым висит железный котёл. Высохшая старуха помешивала что-то в котле, не обращая внимания на происходящее.
— Назад и вниз, — сказал старик, таща за собой Язона. — Они скоро будут тут. Они не должны найти тебя, нет.
Крики становились все ближе и Язон не видел причины, почему бы ему не послушаться старика.
— Но нож у меня наготове, — предупредил он, садясь у задней стены и позволяя закрыть себя по плечи грудой старых изношенных шкур.
Послышался тяжёлый топот, от которого задрожала земля. Гневные крики раздавались теперь со всех сторон. Седовласый набросил на голову Язона меховой платок, почти закрыв его лицо, затем извлёк из-за пояса дымящуюся глиняную трубку и сунул её Язону в рот. Ни старуха, ни юноша по-прежнему не обращали на это внимания.
Они не подняли головы и тогда, когда воин в шлеме откинул клапан и просунул голову внутрь.
Язон сидел неподвижно, глядя из-под мехового платка, сжимая в руке нож, готовый прыгнуть и вонзить его в горло воина.
Быстро оглядев тёмное помещение, воин выкрикнул что-то похожее на вопрос. Седовласый ответил, отрицательно кивая головой. Воин исчез так же быстро, как и появился, старуха поспешила к выходу и крепко завязала клапан.
За годы своих блужданий по Галактике, Язон очень редко встречал бескорыстное милосердие и был оправданно подозрителен в этом случае. Он по-прежнему держал нож наготове.
— Почему ты пошёл на риск, помогая мне сейчас? — Спросил он.
— Жонглёр всегда рискует, узнавая новое, — сказал старик, садясь у огня на скрещённые ноги. — Я выше мелких ссор между племенами. Меня зовут Орайал, и ты можешь начать, назвав мне своё имя.
— Сэм Ривербоат, — ответил Язон, опуская нож и натягивая на себя половинки разрезанного металлокостюма. Он руководствовался интуицией и рефлексом, как игрок, прижимающий карты к груди. Угрозы пока не было. Старуха что-то бормотала у огня, юноша по-прежнему дремал рядом с Орайалом.
— Из какого ты мира?
— С неба.
— Много миров есть, где живут люди?
— Около тридцати тысяч, хотя никто не может быть уверен в этом числе.
— На что похож твой мир?
Язон осмотрелся, впервые с того момента, как он открыл глаза в клетке, у него появилась возможность передохнуть и подумать. Счастье пока что было на его стороне, но предстоял долгий путь, прежде, чем он живым выберется из этой истории.
— На что похож твой мир? — Повторил снова Орайал.
— А на что похож твой мир, старик? Мы будем обмениваться знаниями.
Орайал помолчал, и злобная искра сверкнула в его полуприкрытых глазах. Потом он кивнул.
— Ладно, согласен. Я буду отвечать на твои вопросы, ты на мои.
— Сначала ты ответишь мне, я теряю больше, если нас прервут. Но прежде чем мы начнём беседу, я должен провести инвентаризацию. До сих пор я был для этого слишком занят.
Хотя пистолет пропал, кобура всё ещё находилась на месте. Теперь она была бесполезна, но её батареи в своё время, всё ещё можно было использовать. Оружейный пояс тоже исчез, а карманы были оторваны. Только то обстоятельство, что медицинская аптечка оказалась сзади, спасло её от уничтожения. Вероятно, он лежал на ней, когда его обыскивали. Специальное снаряжение тоже пропало, как и сумка с гранатами.
Радиопередатчик на месте! В темноте они его не заметили в плоском кармане почти под мышкой. Может быть, он вышел за пределы чёткого приёма, но работу передатчика все равно засекут на корабле и определят направление. Он вытащил его и угрюмо посмотрел на сломанный футляр, сквозь щели которого был виден край сломанной микросхемы. Во время событий сегодняшнего дня по нему ударили чем-то тяжёлым. Язон включил радиопередатчик и получил тот результат, которого и ожидал. Ничего. То, что хронометр всё ещё работал, мало утешило Язона. Было десять часов утра. Удивительно. Часы были настроены на двадцатичасовой день, когда они прибыли на Счастье, причём полдень был приурочен к положению здешнего солнца в зените.
— Ну, вот и всё, — сказал он, усаживаясь поудобнее на жёсткой земле и натягивая на себя шкуры. — Поговорим Орайал. Кто здесь хозяин? Кто приказал казнить меня?
— Темучин. Воитель, Бесстрашный, с рукой из стали, Разрушитель…
— Хватит, хватит. Он здесь самый главный. Я понял это без комментариев. А что он имеет против чужеземцев, против зданий?
— «Песнь свободных людей», — сказал Орайал, толкая локтем своего помощника.
Тот вздрогнул, порылся в клубке шкур и вытащил похожий на лютню инструмент с длинной декой и двумя струнами. Аккомпанируя себе на инструменте, он начал петь высоким голосом:
- Свободные, как ветер,
- Свободные, как равнины,
- По которым мы бродим,
- Не зная другого дома,
- Кроме наших шатров,
- Наши друзья мороны,
- Которые несут нас на битвы,
- Разрушать здания,
- Тех, кто предал нас…
Там было ещё много других строк, и песня длилась очень долго, пока Язон не почувствовал, что начинает клевать носом. Он прервал певца и задал старику ещё несколько вопросов. Картина истинной жизни равнин Счастья начала проясняться. От океана на западе, до океана на востоке, от Великого утёса на юге, до гор на севере, не было ни одного постоянного здания или посёлка. Свободные и дикие, племена бродили по травяному морю, непрерывно враждуя друг с другом. Когда-то здесь были города, некоторые из них даже назывались в песне. Но теперь о них сохранились лишь воспоминания и непримиримая ненависть к ним. Должна была происходить долгая и суровая борьба между двумя путями жизни, если даже воспоминания о ней, спустя много поколений вызывали такие сильные чувства. При ограниченных естественных ресурсах этих бедных равнин, землевладельцы и кочевники не могли жить в мире. Фермеры строили посёлки вокруг редких источников воды и отгоняли кочевников с их стадами. Кочевники защищаясь, объединились и старались разрушить посёлки. Им удалось это сделать в такой уничтожающей войне, что воспоминания об их прежних недругах вызывали в них дикую ненависть.
Неграмотные, грубые, жестокие, победители-варвары своими племенами и кланами захватили всю степь, постоянно передвигаясь по мере того, как тощий скот съедал траву на пастбищах. Письменность была неизвестна; лишь жонглёры — единственные люди, которые свободно могли переходить от племени к племени, были историками и переносчиками новостей. Деревья не росли в этом суровом климате, поэтому деревянная утварь и изделия из дерева были неизвестны. Железная руда и каменный уголь часто встречались в горах севера, поэтому железо и мягкая сталь употреблялись повсеместно. Они, да ещё шкуры, рога и кости животных были единственными доступными материалами. Единственное исключение составляли шлемы и нагрудники. Большинство из них изготовлялось из железа, но лучшие из них привозились из племени, жившего у отдалённых холмов. Люди этого племени работали в шахте, сооружённой в скале, похоже, асбестовой. Они размельчали этот материал, смешивали со смолой широко распространённого растения и изготовляли из них вооружение. И получающийся материал был похож на фибергласс: лёгкий, как алюминий, крепкий, как сталь, он был очень эластичным. Эта технология, несомненно унаследованная от первых поселенцев планеты, была единственным отличием кочевников от варваров железного века. Помёт животных использовался как топливо, жиром животных заправляли светильники. Жизнь здесь была суровой, грубой и короткой.
Каждое племя владело своими наследственными пастбищами, по которым оно и кочевало. Однако границы территорий были неопределенны и противоречивы, поэтому между племенами постоянно возникали столкновения. Куполообразные шалаши — камачи — сооружались из сшитых шкур и крепились на железных столбах. Их можно было собрать и разобрать за несколько минут, а когда племя передвигалось на повозках — эскунгах — их перевозили вместе с другими домашними вещами. В повозки впрягались мороны. В отличие от крупного рогатого скота, который был потомком земных животных, эти мороны были коренными обитателями высокогорных степей Счастья. Столетие назад, эти когтистые травоядные стали домашними, а большая часть их диких стад была уничтожена. Толстая шкура защищала их от постоянных холодов, и они могли по двадцать дней обходиться без воды. Как вьючные животные, а также, как орудия войны, они делали возможной жизнь в этой бесплодной местности.
Мало что можно было добавить к этому.
Племена кочевали и воевали, каждое говорило на своём особом языке или диалекте и использовало нейтральный межплеменной язык, когда им приходилось общаться друг с другом. Они образовывали союзы и предательски нарушали их. Их занятием и любовью была война, в которой они достигли совершенства.
Язон усваивал эту информацию, пытаясь в то же время усвоить, хотя и с меньшим успехом, твёрдые куски тушенного мяса. В конце концов он глотал их непрожёванными. В качестве питья было предложено перебродившее молоко моронов, вкус которого был не менее отвратительным, чем запах.
Единственное блюдо, которое ему не предложили — любимое блюдо воинов — была смесь молока с ещё тёплой кровью, чему Язон был рад.
Когда любопытство Язона было удовлетворено, настала очередь Орайала, и он задавал бесчисленное множество вопросов. Даже за едой Язон бормотал ответы, которые жонглёр и подмастерье прятали в глубинах своей памяти. Они были спокойны, поэтому Язон считал себя в безопасности, по крайней мере, на время. Дело шло к вечеру и Язон решил, что пора подумать о бегстве и возвращении на корабль. Он дождался, пока Орайал замолк, чтобы перевести дух и в свою очередь задал несколько вопросов.
— Сколько людей в лагере?
Жонглёр всё время пил ачад — ферментированное молоко — и покачивался из стороны в сторону. Он что-то пробормотал и широко развёл руками.
— Они дети грифа, — протянул он, — они столь многочисленны, что покрывают равнину и заставляют сердца врагов трепетать…
— Я не спрашиваю об истории племени. Меня интересует их число.
— Одни боги знают. Может быть, сто, а может быть — миллион.
— Сколько будет двадцать плюс двадцать? — Язон прервал его своим вопросом.
— Я никогда не беспокоился о таких глупостях, — отвечал старик.
— Но ведь я говорю не о высшей математике, а о счёте в пределах ста.
Язон встал и осторожно выглянул в дверное отверстие. Порыв холодного ветра заставил его прослезиться. Высокие ледяные облака плыли в бледной голубизне неба, тени стали длиннее.
— Пей, — сказал Орайал, протягивая ему кожаную бутылку. — Ты мой гость и должен пить.
Молчание прерывалось лишь скрипом песка, которым старуха тёрла котёл. Ученик опустил подбородок на грудь и казалось, заснул.
— Я никогда не отказываюсь от выпивки, — сказал Язон, подошёл и взял бутылку.
Поднимая её к губам, он поймал быстрый взгляд старухи, которая тотчас склонилась над своей работой. За спиной он услышал слабый шорох.
Язон отпрыгнул, бросив бутылку, дубинка пролетела рядом с его головой, задев плечо. Не глядя, Язон ударил ногой и попал в живот ученику жонглёра. Тот согнулся и выронил железную палку.
Орайал, который больше не пил, вытащил из-под шкур двуручный меч и замахнулся. Хотя удар дубинки лишь скользнул по плечу Язона, его правая рука онемела, но левая рука была в порядке, и он уверенно увернулся от меча и схватил жонглёра за горло, прижав большим и указательным пальцами сонную артерию. Старик судорожно глотнул и упал без сознания.
Опасаясь за свои фланги, Язон не упускал из виду старуху, которая извлекла в это время откуда-то какой-то длинный пилообразный нож — камач жонглёра оказался складом оружия — и попыталась напасть. Язон бросил жонглёра и перехватил кисть старухи так, что нож выпал из её руки.
Всё это заняло около десяти секунд. Орайал и его подмастерье беспорядочной кучей лежали друг на друге, а старуха подвывала у костра и растирала запястье.
— Спасибо за гостеприимство, — сказал Язон, кутаясь в шкуры и стараясь вернуть к жизни онемевшую руку. Когда он смог двигать пальцами, он связал старуху, заткнул ей рот кляпом, а затем сделал то же самое с остальными. Глаза Орайала открылись. Они сверкали кровожадной яростью.
— Что посеял, то и пожнёшь, — сказал ему Язон. — Это тоже можешь запомнить. Я думал, что ты хочешь получить сведения и отплатишь той же монетой. Но ты оказался слишком жаден, я знаю, что теперь ты жалеешь об этом и разрешишь мне взять несколько изношенных шкур, эту грязную меховую шапку, которая знавала лучшие дни, и какое-нибудь оружие.
Орайал промычал что-то, вокруг кляпа в его рту появилась пена.
Язон надвинул шапку на глаза, подобрал дубинку.
— И у тебя, и у твоей девицы, зубы недостаточно крепкие, а вот твой помощник справится. Он может разжевать кляп, потом перегрызть верёвку у тебя на запястьях. Я тем временем буду уже далеко отсюда, скажи спасибо, что я не похож на вас, иначе вы все уже были бы мертвы. — Он глотнул ачада и повесил кожаную бутылку через плечо. — Это я возьму в дорогу.
Когда он вышел из камача, никого не было видно и он прочно завязал клапан. Взглянув на небо, он повернулся к рядам костров. Низко нагнув голову, он побрёл по лагерю варваров.
Глава 5
Никто не обратил на него никакого внимания.
Закутанные в шкуры, чтобы уберечься от постоянного холода, большинство людей в лагере выглядели такими же неописуемыми голодранцами. Только воины отличались одеждой, но их легко можно было избегать, прячась в проходах между камачами. Остальные обитатели лагеря точно также избегали воинов, поэтому никто не обратил внимания на его поведение.
Лагерь был поставлен без всякого плана. Камачи стояли неровными рядами, очевидно, каждый ставил свой шатёр там, где остановился. Через некоторое время камачи поредели и Язон увидел стадо небольших, мохнатых, истощённых коров. Вооружённые пастухи, держа на привязи моронов, сидели на корточках, поэтому он прошёл как можно быстрее, но в то же время стараясь не вызывать подозрения.
Он услышал и почувствовал запах стада коз и успешно миновал последний камач, и перед ним до самого горизонта распростёрлась степь. Солнце стояло низко над горизонтом. Язон, счастливо щурясь, смотрел на него.
Садится точно за мной или немного правее. Я помню это. Теперь, если я правильно определю направление и пойду точно на заход солнца, я приду к кораблю.
Конечно, если я точно выдержу направление, по которому меня привёз тот парень. И если он в пути не делал поворотов. И если ни один из этих кровожадных дикарей не узнает меня. И если…
Достаточно «если». Он тряхнул головой и расправил плечи, затем сделал глоток отвратительного ачада. Поднимая бутылку ко рту, он в то же время внимательно осмотрел окрестности и убедился, что за ним никто не следит. Вытирая рот рукавом, он двинулся в пустынную степь. Он ушёл недалеко. Как только он обнаружил овраг, который мог служить убежищем от случайного взгляда, он спустился в него. Овраг несколько защищал от ветра. Язон скорчился, чтобы сохранить тепло, и ждал темноты. Это был не лучший способ проводить время, ветер шевелил траву над его головой, становилось всё холоднее, он окоченел, но выхода не было. Он приметил камень в дальнем конце оврага, готовясь отметить точное место, где садится солнце и прижался к склону. Язон грустно размышлял о рации и даже открыл футляр передатчика, чтобы посмотреть, нельзя ли его починить, но восстановить передатчик было невозможно. После этого ему оставалось только сидеть и ждать, пока солнце не зайдёт за горизонт и не появятся звезды. Язон пожалел, что не занимался наблюдением звёздного неба перед посадкой корабля, но сейчас было уже поздно. Созвездия были совершенно незнакомы, и он не знал, есть ли здесь Полярная звезда или хотя бы близкое к полюсу созвездие, по которому он мог бы заметить путь. Единственное, что он заметил и запомнил после изучения карт и планов перед посадкой, было то, что приземлились они на семидесятой параллели под семидесятым градусом северной широты.
Но что это означало? Если здесь есть Полярная звезда, она находится под углом в семьдесят градусов над горизонтом. Если бы у него было в запасе несколько ночей и угломер, он легко бы определил точку полюса. Но положение не позволяло ему долго заниматься изучением звёздного неба и к тому же его подгонял холод: Язон ущипнул себя за ногу, чтобы убедиться, что она сохранила чувствительность.
Ось северного полюса проходит в семидесяти градусах над северной частью горизонта; это значит, что в полдень солнце должно садиться в двадцати градусах над южным горизонтом. Оно находится там каждый день в году, потому что ось вращения планеты строго вертикальна к плоскости эклиптики. Здесь не имеют понятия о долгих и коротких днях и даже о временах года. В любом месте поверхности планеты солнце всегда встаёт в одной и той же точке горизонта. День за днём, год за годом, оно проделывает одинаковую дугу по небу, затем садится в той же точке западного горизонта, что и накануне вечером. День и ночь на всей планете одинаковы по длине. Угол наклона солнечных лучей всегда остаётся тем же самым, а это означает, что каждая точка поверхности в течение всего года получает одинаковое количество тепла.
При равенстве дней и ночей, при равной в течение года количестве получаемой энергии, погода не меняется. В тропиках всегда жарко, на полюсе всегда холодно.
Солнце теперь превратилось в тусклый жёлтый диск, балансирующий на линии горизонта. На этой высокой широте, вместо того, чтобы сразу закатиться и исчезнуть из виду, оно косо спускалось за горизонт. Когда скрылась половина диска, Язон отметил место на дальнем склоне оврага, затем подошёл и поставил на это место приготовленный заранее камень. Потом он вернулся туда, где сидел раньше и посмотрел в направлении своей метки.
— Хорошо, — вслух сказал он, — теперь я знаю, где садится солнце — но как я буду выдерживать направление в темноте? Думай Язон, думай, от этого зависит твоя жизнь.
Он вздрогнул, вновь ощутив холод.
— Если бы я знал, в каком направлении находится запад, это помогло бы мне. Поскольку тут нет наклона оси, проблема должна решаться просто. Он чертил дуги и углы на песке и бормотал про себя: — Если ось вертикальна, каждый день наступает равноденствие, значит день и ночь всегда равны, значит — хо-хо! — Он разминал пальцы, однако они слишком замёрзли и потеряли чувствительность.
— Вот ответ! Если день равен ночи, солнце будет вставать и садиться только в одной точке горизонта, независимо от широты. Солнце проделывает по небу дугу в сто восемьдесят градусов, поэтому оно восходит точно на востоке и садится точно на западе. Эврика!
Язон поднял правую руку под прямым углом к плечу и поворачивался до тех пор, пока его палец не указал на отметку.
— Теперь все просто. Я указываю на запад и смотрю точно на юг. Теперь, если я точно также подниму левую руку, она укажет на восток. Остаётся стоять так до появления звёзд.
В высоком небе востока уже появились звезды, хотя на западной стороне горизонта было ещё светло. Язон немного подумал и решил, что он может немного усовершенствовать свой пальцевый механизм определения направления и повысить его точность.
Он заметил камень на восточном склоне оврага над тем местом, где он сидел. Затем взобрался на противоположный склон к первому камню и посмотрел на восток. Над горизонтом была видна яркая голубая звезда в нужном месте и рядом с ней характерное созвездие.
— Моя путеводная звезда, я буду ориентироваться по тебе, — сказал Язон и щёлкнув сохранившейся пряжкой пояса, посмотрел на освещённый циферблат своих часов. — Я двинусь в путь, учитывая равенство дня и ночи и двадцатичасовой день, будем считать, что у нас есть десять часов света и десять часов тьмы. Я буду идти, следя за звездой. Через пять часов она достигнет зенита своей орбиты на юге, как раз на линии, которую можно провести от моего левого плеча перпендикулярно движению. Затем она начнёт опускаться и на рассвете зайдёт за горизонт прямо передо мной. Это очень просто, если я буду производить корректировку каждый час или каждые полчаса. Ха!
Выкрикнув это, он удостоверился, что S-образное созвездие находится точно за спиной, вскинул на плечо дубинку и направился в нужном направлении. Всё казалось правильным, однако он сожалел, что у него нет с собой компаса.
С приближением ночи, температура быстро падала, и в ярком, сухом, мерцающем воздухе далёкими точками ярко горели звёзды. Над головой Язона медленно двигались звезды и созвездия. Маленькое S-образное созвездие спешило по своей низкой орбите, пока где-то в полночь не оказалось в зените. Язон сверился с часами и тяжело опустился на траву. Он шёл уже пять часов без единой передышки. Несмотря на тренировку и привычку к пиррянским двум «же», порядком устал. Глотнув ачада, он содрогнулся и подумал, какая же стоит температура, если ачад, несмотря на большое содержание алкоголя, покрылся ледяным салом.
У Счастья не было спутников, но света звёзд вполне хватало. Враждебная серость равнины протянулась во все стороны, молчаливая и неподвижная, если не считать какой-то тёмной массы, приближающейся к нему сзади.
Язон бесшумно прижался к земле и лежал так, замерзая и ждал, пока не приблизились мороны и их всадники. Земля дрожала от топота их ног. Они пронеслись мимо, не далее, чем в двухстах метрах от того места, где он лежал, вжимаясь в землю и не двигаясь во тьме. Он ждал, пока силуэты всадников не исчезли на юге.
— Ищут меня? — Спросил он сам себя, вставая и поправляя шкуры. — Или собираются напасть на корабль?
Второе предположение казалось ему более вероятным. Компактность группы, скорость передвижения — всё свидетельствовало о каком-то особом назначении.
А почему бы и нет? Его захватили во время одного из нападений на корабль, могли быть и другие. Язон вначале хотел двигаться следом за всадниками, но потом отказался от этой мысли. Возможно, эта группа движется к кораблю не прямым путём, а Язону вовсе не улыбалась перспектива быть обнаруженным варварами днём. Когда он поднялся, ветер как гигантским кулаком ударил его. Нужно было двигаться, иначе он замёрзнет. Подвесив бутыль через плечо и подобрав дубинку, он вновь двинулся в избранном им направлении, параллельно движению всадников. Дважды в течении ночи, показавшейся ему бесконечной, он встречал группы всадников, торопившихся в том же направлении: оба раза Язон успевал спрятаться. И каждый раз ему всё труднее было подниматься и продолжать путь, но холодная земля оказалась убедительным доводом. К тому времени, когда небо на востоке начало понемногу светлеть, полуторная гравитация сделала своё дело. Язону требовались большие усилия, чтобы переставлять ноги. Путеводное созвездие таяло на горизонте в лучах рассвета, но он продолжал идти, пока оно было видно.
Пора останавливаться. Только пообещав себе, что после восхода солнца он не будет двигаться. Язон до сих пор заставлял себя продвигаться вперёд. Конечно, днём определить направление по солнцу было бы легче, но это слишком опасно. На этих равнинах движущаяся фигура видна с большого расстояния. И так как корабль ещё не виден, идти до него далеко. Нужно передохнуть, а это возможно только днём. Он почти упал в очередной овраг. Здесь был небольшой нависающий выступ на северном склоне, тут целый день будет солнце. Для него это подходящее убежище. Выступ защитит его от ветра и укроет от нескромных взглядов. Свернувшись клубком, Язон пытался не обращать внимания на холод, что поднимался от земли и проникал сквозь шкуры. Хотя он замёрз и устал, он тем не менее сразу же уснул.
Какой-то звук, чьё-то присутствие потревожило его. Он открыл один глаз и выглянул из-под края меховой шапки. Два зверька с серым мехом, редкими пушистыми хвостами и длинными зубами смотрели на него широко открытыми глазами с противоположного склона оврага. Он сказал: — Бу! — и они исчезли. Солнце было ещё высоко, и даже земля под ним пригрелась, а может быть, это его бока потеряли всякую чувствительность. Он снова уснул. Когда он проснулся в следующий раз, солнце зашло уже за край оврага и он оказался в тени. Он понял, что чувствует себя как кусок мяса в холодильнике. Он испугался, что если заденет за что-нибудь рукой или ногой, то они переломятся. В бутылке оставалось ещё немного ачада. Он выпил и закашлялся. Опустошив бутылку, он почувствовал себя лучше. Вновь он определил направление по садящемуся солнцу и когда появились звезды, двинулся в путь. Теперь идти было значительно труднее, чем в предыдущую ночь. Усталость, раны, отсутствие пищи, повышенное тяготение делали своё дело. Через час он двигался, как восьмидесятилетний старик и понял, что дальше не сможет идти. Он опустился на землю, задыхаясь от усталости и надавил пряжку. В его руке оказалась аптечка.
— Я берег тебя до последнего раунда и гонг уже прозвенел, если не ошибаюсь.
Слабо улыбаясь этой вялой шутке, Язон настроил шкалу на надпись «Стимуляторы, нормальное действие». Прижав головку анализатора к запястью, он почувствовал болезненный укол.
Аптечка действовала. Через минуту он почувствовал, что усталость отступает под действием лекарства. Когда он встал, все его тело слегка онемело, но усталости не было.
— Вперёд! — Воскликнул он, глядя на путеводное созвездие и закрепляя аптечку.
Ночь не была ни долгой, ни короткой. Всё было затянуто приятной дымкой. Под действием стимуляторов мозг работал чётко, и Язон старался не думать о физических последствиях их действия. Прошло несколько отрядов, все от корабля, каждый раз Язон замечал их издалека и успевал спрятаться.
Он задумался, а не было ли уже сражения и не потерпели ли варвары поражения?
Вскоре после трёх часов утра он почувствовал, что спотыкается и едва не падает на колени. Полный поворот шкалы аптечки на «Стимуляторы, повышенное действие», инъекция, и он продолжал движение вперёд.
Уже наступил рассвет, когда он ощутил запах горелого. Запах с каждым шагом становился сильнее. Небо посветлело на востоке, запах резко бил в ноздри и Язон размышлял, что мог означать этот запах. Он не остановился, как в предыдущее утро, а продолжал идти. Это был его последний день и он должен был дойти до корабля, прежде, чем перестанут действовать стимуляторы. Корабль где-то поблизости. Он будет настороже и пойдёт днём. Ведь он значительно меньше, чем морон со всадником и если повезёт, заметит их первым.
Вступив в круг выжженной травы, он не понял что это. Вероятно, случайный пожар.
Только увидев заржавевшие и поломанные остатки шахтного оборудования, он понял, что случилось.
— Я пришёл на то самое место. Здесь мы приземлились. — Он как сумасшедший бегал по кругу и глядел на расстилавшуюся во все стороны пустоту.
— Это оно! — кричал он. — Здесь был наш корабль. Мы посадили «Драчливого» рядом с посёлком первой экспедиции. Только корабля здесь нет. Они улетели, улетели без меня…
Отчаяние холодом охватило его, его руки опустились, силы ушли. Корабль, друзья, всё исчезло.
Где-то послышался тяжёлый топот. С холма неслись пять моронов, их всадники в кровожадном веселье склонили свои копья для убийства.
Глава 6
Повинуясь выработанному рефлексу, Язон сжал руку, она готова была принять пистолет, но тут-то он и вспомнил, что остался безоружным.
— Пора вспомнить древний способ! — выкрикнул он, работая железной дубинкой так, что образовался свистящий круг. Силы слишком неравны, но прежде чем погибнуть, он покажет им, что умеет сражаться. Они мчались быстрой рысью, отталкивая друг друга и вытягиваясь вперёд: каждый стремился первым ударить его. Язон стоял наготове, широко расставив ноги, ожидая последнего момента, когда начнётся схватка. Кричащие всадники были уже на краю выжженного круга. Раздался приглушённый взрыв, сопровождаемый густым облаком пара, который скрыл всадников из виду. Язон опустил дубинку и отступил, когда облако пара потянулось к нему. Только один морон, увлекаемый инерцией движения, прорвался сквозь густое облако, тормозя и падая с гулом. Всадник упал с него, как выпущенный с катапульты, и пролетел дальше. Он упал, и на его лице застыло выражение ненависти и страха.
Когда облачко редеющего тумана достигло Язона, он принюхался и быстро отбежал. Это был наркогаз. Действует на все дышащие кислородом организмы, вызывая паралич и потерю сознания примерно на пять часов, после чего жертва остаётся совершенно целой и невредимой, если не считать сильной головной боли.
Что же произошло? Корабль, несомненно, улетел, вокруг никого не было видно. Усталость побеждала действие стимуляторов и его мысли начали путаться. Он уже несколько секунд слышал приближающийся рёв, прежде чем понял источник его возникновения. Это был ракетный катер с «Драчливого». С трудом глядя в яркое утреннее небо, Язон увидел белый инверсионный след, тянущийся к нему и становившийся толще с каждой секундой.
Катер вначале был чёрной точкой, затем растущим пятнышком и наконец превратился в охваченный пламенем цилиндр, который приземлился в ста метрах от Язона. Люк открылся и Мета выпрыгнула на землю даже раньше, чем амортизаторы полностью приняли на себя удар о поверхность.
— Как ты? — крикнула она, быстро подбегая к нему; пистолет был у неё наготове и она всё время присматривалась к окружающему.
— Никогда не чувствовал себя лучше, — ответил Язон, опираясь на дубинку, чтобы не упасть. — Откуда ты взялась? Я думал, что вы все улетели и позабыли обо мне.
— Ты же знаешь, что мы не могли бы так поступить. — Она притрагивалась к его плечам, спине, проверяя, не сломаны ли у него кости, а может быть просто, чтобы убедиться, что он на самом деле здесь. — Мы не могли оставить тебя здесь, не могли раньше отбить, хотя и пытались. Как раз в этот момент и началась атака на корабль.
Язон мог представить себе по этим словам напряжение битвы и упорство сопротивляющихся. Должно быть, это было ужасно.
— Идём в катер, — сказала она, обхватив его за плечи и поддерживая. — Они собрались со всех сторон и к ним всё время прибывало подкрепление. Они очень хорошие бойцы, никогда не просят пощады. Керк скоро понял, что конца этой битвы и не видно и что мы ничем не поможем тебе, оставаясь здесь. Даже если тебе удастся бежать, а Керк был уверен, что ты сбежишь, ты не сможешь добраться до корабля. Поэтому под прикрытием своих контратак мы разместили множество фотодатчиков и микрофонов, а также полевых мин и управляемых на расстоянии газовых бомб. После этого мы улетели и корабль приземлился в глухом горном районе на севере. Я вылетела на катере в предгорье и там ждала. Я явилась так быстро, как только смогла. Сюда, в кабину!
— Ты явилась как раз вовремя. Спасибо, я могу взобраться сам.
Он не мог, но не хотел признаться и сделал вид, что взбирается по трапу, в то время, как его почти несли мощные женские руки.
Язон взобрался в люк и упал в противоперегрузочное кресло помощника пилота, а в это время Мета закрывала люк. Когда он был закрыт, напряжение спало с неё, а её пистолет улёгся в кобуру. Она быстро подошла, наклонилась и заглянула ему в лицо.
— Убери эту грязную штуку, — сказала она и сбросила меховую шапку на пол. Пальцы её пробежали по его волосам и слегка дотронулись до кровоподтёков и обмороженных мест на лице. — Я думала ты мёртв, Язон. Мне казалось, что я не увижу тебя снова.
— И это беспокоило тебя?
Он страшно устал, силы его были на пределе. Волны тьмы угрожали сомкнуться над ним. Он отгонял их. Он чувствовал, что сейчас он ближе к Мете, чем когда либо раньше.
— Да, это беспокоило меня. Не знаю почему, — она вдруг крепко поцеловала его, забыв о разбитых и потрескавшихся губах Язона. Он не жаловался.
— Возможно потому, что ты знала меня как мужчину, — сказал он с напускной небрежностью.
— Нет, не потому: у меня были мужчины и до тебя…
О, спасибо, — подумал он.
— У меня двое детей. Мне двадцать три года. Пилотируя корабль, я побывала на многих планетах. Я считала, что знаю всё, что мне следует знать. Теперь я вижу, что это не так. Ты научил меня многому. Когда этот человек, Михай Саймон, похитил тебя, я поняла, что плохо себя знаю. Я отыскала тебя. Это совершенно не пиррянское чувство. Мы привыкли всегда думать в первую очередь о городе и не заботиться о других людях. Теперь у меня всё смешалось… Я не больна?
— Нет, — сказал он, отгоняя угрозу всеохватывающей тьмы. — Совсем наоборот. — Он прижал свои избитые и испачканные пальцы к упругой теплоте её руки. — Я думаю, что сейчас ты здоровее, чем кто-либо из тех счастливых нажимателей курков твоего народа.
— Объясни мне, что со мной произошло.
Он попытался улыбнуться, но лишь гримаса боли исказила его лицо.
— Ты знаешь что такое брак, Мета?
— Я слышала об этом. Социальный обычай на некоторых планетах. Не знаю, что это такое.
Тревожный сигнал сердито зазвенел на контрольном щите и она отвернулась.
— Ты не знаешь и, может быть это к лучшему. Может, я никогда не расскажу тебе о нём…
Он улыбнулся, его голова упала на грудь и он потерял сознание.
— Приближается много варваров, — сказала Мета, выключая сигнал тревоги и глядя на экраны. Ответа не было. Увидев, что случилось, она быстро привязала его к креслу и начала стартовую процедуру. Она не смотрела и не старалась смотреть где находятся нападающие и через несколько мгновений катер поднялся в небо.
Перегрузки от торможения привели Язона в себя, когда они уже приземлились.
— Пить, — сказал он, облизывая сухие губы. — Я так голоден, что могу съесть живого морона.
— Сейчас придёт Тека, — сказала Мета, выключая приборы после посадки.
— Если он такой же любитель отпиливать кости, как и его учитель Бруччо, он подвергнет меня восстановительной терапии и продержит в бессознательном состоянии несколько недель. Этого нельзя допустить. — Он медленно повернул голову, глядя на открывающийся люк. В нём появился Тека, проворный и властный молодой человек, чей медицинский энтузиазм намного превосходил знания.
— Этого нельзя допускать, — повторил снова Язон. — Никакой восстановительной терапии! Вливания глюкозы, инъекции витаминов и искусственные почки — всё, что угодно, но я должен быть в сознании.
— Вот за что я люблю пиррян, — повторил Язон, когда его выносили на носилках из катера. Бутылка со вливающейся глюкозой была укреплена возле его головы. — Они позволяют каждому идти в ад собственным путём.
Мета присматривала за ним, пока собирались руководители экспедиции. Язон, глаза которого сомкнулись во время ворчливых жалоб, провёл эти часы в глубоком освежающем сне. Он проснулся, когда гул голосов наполнил кают-компанию.
— Объявляю собрание открытым, — он пытался говорить громким командным голосом, но у него получился лишь хриплый шёпот. Он повернулся к Теке. — До начала собрания, мне нужно промочить горло и хорошенько встряхнуться. Можете дать мне что-нибудь сильнодействующее?
— Конечно, — ответил Тека, открывая аптечку. — Но, думаю, не слишком разумно с вашей стороны подстёгивать нервную систему.
Однако эти слова не помешали ему быстро и аккуратно выполнить свои обязанности.
— Так-то лучше, — сказал Язон, когда лекарство придало ясность его мыслям. Он за это заплатит, но позже. Теперь надо выполнить свой долг. — Я нашёл ответ на некоторые из ваших вопросов, — сказал он пиррянам. — Не на все вопросы, но для начала достаточно. Я знаю теперь, что без коренных перемен мы не сможем основать посёлок и открыть шахту. Я говорю «коренных» и имею в виду вот что. Мы должны полностью изменить нравы и культурные мотивации этих людей, прежде чем сможем начать работу на шахтах.
— Невозможно, — сказал Керк.
— Может быть. Но это лучшее, ибо единственная альтернатива истребительная война. Сейчас дело обстоит так, что мы должны будем перебить этих варваров всех до единого, прежде чем будем уверены, что вокруг нашего посёлка воцарится мир.
Угнетающее молчание последовало за этим утверждением. Пирряне знали, что такое истребительная война, они сами были её невольными жертвами на своей планете.
— Нам не нужна истребительная война, — сказал Керк и остальные бессознательно кивнули. — Но твоё предложение совершенно невыполнимо.
— Разве? Вы можете вспомнить, что мы оказались здесь потому, что все нравы, табу и культурные мотивации ваших людей были перевёрнуты. Что хорошо для вас, должно быть хорошо и для этих варваров. Мы взорвём их изнутри, используя два древних лозунга: «Разделяй и властвуй» и «Если не можешь одолеть врага, присоединяйся к нему».
— Нам поможет, — сказал Рес, — если ты подробнее объяснишь, что именно мы должны разрушить.
— Разве я ещё не рассказал вам? — Язон порылся в своей памяти и понял, что да, не рассказал. Несмотря на действие лекарств, он мыслил не так ясно, как надо было бы. — Тогда разрешите мне объяснить. Я недавно вопреки своей воли познакомился с жизнью туземцев. «Отвратительно» единственное слово для оценки. Они разбиты на племена и кланы, и постоянно находятся в состоянии войны друг с другом. Изредка несколько племён объединяются против одного. Это обычно происходит под руководством вождя, достаточно хитрого, чтобы создать союз, и достаточно сильного, чтобы заставить его действовать. Вождя, объединившего племена, зовут Темучин. Он вполне соответствует своему положению и вместо того, чтобы распустить союз, когда угроза миновала, он сохранил и даже укрепил его… Табу на оседлость и посёлки у них одно из сильнейших. Темучин воспользовался этим и приобрёл много сторонников. Он держит свою армию в готовности, объединяя всё больше и больше племён. Когда мы прилетели, это объединение пошло ещё быстрее. Темучин — наша главная проблема. Пока он руководит племенами, мы ничего не сможем сделать. Первое, что мы сделаем — уничтожим повод для священной войны, благодаря которому он объединил племена. Сделать же это очень легко — мы улетим.
— Ты уверен, что у тебя нет жара? — поинтересовалась Мета.
— Спасибо за предположение, но я здоров. Я имею в виду, что мы должны приземлиться вблизи места первой посадки. Известие об этом быстро распространится и нам придётся отбивать атаки. В тоже время мы с помощью громкоговорителя будем убеждать их в наших мирных намерениях. Мы расскажем им о тех прекрасных вещах, которые подарим им, если они оставят нас в покое. Это заставит их атаковать ещё яростнее. Тогда мы пригрозим, что улетим навсегда, если они не прекратят. Мы стартуем по баллистической кривой, чтобы не быть замеченными, улетим в другое место в горах. Таково действие первое.
— Я уверен, что есть и второе, — сказал Керк с явным отсутствием энтузиазма, — первое слишком похоже на отступление.
— Именно такова моя идея. Во втором действии мы находим изолированное место в горах, куда нельзя проникнуть по земле. Мы строим там модель деревни и переселяем туда вопреки их воле одно из племён. Они получат самые современные санитарные условия, горячую воду, единственный на этой планете тёплый смывной туалет, хорошую пищу и медицинскую помощь. Они же будут ненавидеть нас за это и делать всё возможное, чтобы перебить нас и убежать. Мы отпустим их через некоторое время. Но тем временем мы используем их моронов, камачи и всё остальное вражеское варварское имущество.
— Но зачем? — спросила Мета.
— Мы создадим собственное племя, вот зачем. Племя ещё более защищающее табу. Мы ворвёмся к ним изнутри. Мы будем таким племенем, что наш вождь, Керк Великий, сможет сбросить Темучина с трона. Я знаю: вы сумеете осуществить эту операцию до моего возвращения.
— Я не знал, что ты уходишь, — сказал Керк, и его ошеломлённое выражение лица, как в зеркале появилось у остальных. — Но куда ты собираешься уйти?
Язон подёргал в воздухе невидимые струны.
— Я, — объявил он, — становлюсь шпионом. Блуждающий трубадур и шпион будет сеять раздоры и готовить почву для вашего прибытия.
Глава 7
— Если ты засмеёшься или просто улыбнёшься, я сломаю тебе руку, — сказала Мета сквозь крепко стиснутые зубы.
Язону пришлось призвать на помощь все присущее игроку умение сохранить на лице невозмутимое выражение. Он знал, что она имеет в виду, говоря о сломанной руке.
— Я никогда не смеюсь над новым костюмом женщины, — сказал он. — Если бы я это делал, то погиб бы уже много планет назад. Ты выглядишь вполне прилично для этого задания.
— Ты так думаешь? — спросила она. — Мне кажется, что я напоминаю меховое животное, попавшее под наземную повозку.
— Посмотри, вот и Гриф, — сказал он, указывая в сторону. Она автоматически обернулась к двери. Это было временным облегчением для Язона: Мета действительно была похожа на…
— Входи, Гриф, мой мальчик! — Пусть думает, что его широкая усмешка вызвана угрюмым выражением лица девятилетнего мальчика.
— Мне это не нравится, — сказал Гриф сердито. — Мне не нравится выглядеть сумасшедшим. Никто так не одевается.