Принцесса вандалов Бенцони Жюльетта
Стену, снабженную большими сапогами, украшенными бантами алого цвета, рассмотреть ей не достало времени. Могучие руки гиганта, одетого в пурпур и золото, подняли ее в воздух, и она увидела перед собой красное лицо, обрамленное буклями парика, и голубые глаза, которые смотрели на нее с восхищением.
— Вот это да! Какая красавица! — воскликнул великан по-немецки.
В подтверждение своего безмерного восхищения, незнакомец впился в Изабель поцелуем, от которого она едва не задохнулась. В довершение неслыханной дерзости от наглеца еще и разило вином.
Подогретый негодованием боевой дух, присущий Изабель, немедленно дал себя знать.
— Ну и невежа! — возопила она, оттолкнув незнакомца, и тут же дала невеже такую звонкую пощечину, что в полном изумлении он ее отпустил.
Как только ноги Изабель вновь обрели под собой твердую почву, она не глядя по сторонам побежала дальше и, увидев во дворе свою карету, стоявшую чуть в стороне, ринулась к ней и сама забралась на сиденье, не дожидаясь услуг кучера, который обычно распахивал дверцу и опускал подножку.
— Домой! — крикнула она.
— А разве госпожа герцогиня не подождет Бастия? — удивился кучер.
— Конечно, подожду! Но где он там копается?
Изабель высунулась в окно кареты и заметила, что весь парадный двор заполонили военные в незнакомой ей униформе, и многие из них смотрят на нее с испугом и негодованием. Ей нужен был Бастий! И немедленно! Они и так потеряли много времени!
Бастий появился не один, а в сопровождении Сент-Эньяна. Только граф не смотрел на герцогиню с испугом и ужасом, а с лукавым смехом в глазах. Изабель хорошо знала графа, он был так болтлив! А она так спешила! Поэтому заговорила первая:
— Нет ни минутки для беседы с вами, милый граф! Заболела мама, а она никогда не болела, и я очень волнуюсь! Спешу в Преси!
— У вас нет желания узнать, с кем вы так сурово обошлись?
— Ни малейшего! Я знаю, что человек этот грубиян и невежа, этого мне достаточно. С тех пор, как де Гиш уехал, среди друзей Месье нет ни одного, кто бы меня интересовал! Не обессудьте, но им всем я предпочту мою матушку.
Бастий одним прыжком оказался на козлах рядом с кучером, и тот тронул лошадей. Агата протянула Изабель, прибежавшей в легком платье, теплый, подбитый белкой плащ с капюшоном в меховой опушке. Изабель закуталась в него и удобно уселась рядом со своей камеристкой на бархатных подушках. Откинулась и несколько раз глубоко вздохнула, успокаивая расходившиеся нервы. Но ей не удалось сладить с грызущим ее беспокойством, которое она только увеличивала, упрекая себя.
Сколько же времени она не виделась с матерью? Изабель пыталась и не могла вспомнить, когда они были вместе в последний раз. Нет, вспомнила! На свадьбе Франсуа в замке Линьи. Но она уехала тогда так поспешно, что даже не попрощалась. Да, это было в Линьи, а уехала она после жестокой выходки Франсуа, который не скрыл от нее, что думает по поводу ее образа жизни. Несколько недобрых слов до сих пор жгли ее обидой. Кукла при королевском дворе! Она вспомнила обжигающую боль, словно от вонзившейся стрелы, и свое поспешное бегство. Будто бы, оказавшись за шпалерами кустов, на дороге, она могла избавиться от обиды…
Нет, боль ее не оставила. А семья погрузилась в молчание. Изредка приходили письма от сестры Мари-Луизы, иногда от самой госпожи де Бутвиль. Умиротворенные письма, дышащие спокойствием, какое царило в Валансэ, где любовались подрастающими детишками — у Мари-Луизы их было уже пятеро — а еще улучшениями замка, какими беспрестанно занимался муж сестры. На его взгляд, замок все еще был недостаточно велик и недостаточно пышен.
Конечно, время от времени ее звали туда приехать. Но явно не рассчитывали на то, что она отзовется на приглашение. Даже если приглашали совершенно искренне, когда писали письмо. И все же про себя не хотели суеты и шума, которые почему-то всегда сопровождали Изабель… А может быть, были недовольны ее связью с принцем де Конде, которая все длилась и длилась, но теперь в ней стало больше грусти и нежности, чем вспышек непреодолимого желания, какие сопровождали ее поначалу. Изношенный тяготами походов, полученными ранами и болезнями, какие не оставляли его с юности, принц состарился прежде времени.
— Мне не кажется, что госпоже герцогине стоит так волноваться, — заговорила Агата с присущим ей спокойным здравомыслием. — Если бы госпожа де Бутвиль была всерьез больна, она бы не уехала из Валансэ, и госпожа маркиза пригласила бы вас к себе.
— Вы так думаете?
— А разве может быть по-другому? Кто позволит тяжело больной женщине пуститься в утомительный путь по скверным и ненадежным дорогам, тем более в одиночестве? А вот почему, заболев в Мелло, ваша матушка отправилась в Преси, хоть оно и по соседству, я ума не приложу!
— Она обожает наше старое милое Преси. Оно меньше, скромнее Мелло, но только там она была счастлива, и там покоится наш отец.
Рассуждения Агаты, впрочем, не успокоили Изабель. Вполне возможно, госпожа де Бутвиль заболела по дороге, заболела тяжело и, предчувствуя уход, выбрала Преси, чтобы там завершить свои дни.
Всю дорогу Изабель не находила себе места, и Агата, чувствуя, что ей не удалось успокоить госпожу, умолкла. Когда ее госпожа переживала всерьез, лучше было не вмешиваться. Лошади, что бежали рысью, ехали недостаточно быстро. Кучер нещадно их погонял, рискуя сломать шею и им, и себе. Изабель с каждой минутой волновалась все больше, и когда, наконец, карета прибыла в Преси, она выскочила из нее, не дожидаясь полной остановки, и, по счастью, попала в объятия экономки Марселины. Марселина следила за порядком в замке Преси во время отсутствия хозяев.
— Как мама?
— Ей стало лучше с тех пор, как она узнала о скором приезде госпожи герцогини. Но последняя ночь была тяжелой из-за ссоры с господином герцогом.
— Господином герцогом?
— Господином герцогом Люксембургским, братом госпожи герцогини.
— Если бы вы сказали Франсуа, я бы поняла вас сразу. У нас в семье теперь столько герцогов и герцогинь, что запутаешься! Неужели все настолько серьезно, что он тоже приехал?!
На лице Марселины отразилось такое смущение, что Изабель, пожалев ее, не стала настаивать на ответе.
— Не сомневаюсь, что мама сама мне все расскажет!
Как ни тревожилась Изабель, ей все-таки сразу стало тепло и уютно — так, как не бывало в других, более роскошных, замках: она вернулась домой! Преси уже давным-давно перестал быть могучим феодальным замком, о чем очень сожалел Франсуа, но он остался семейным гнездом, единственным кровом, который предоставила суровая справедливость Людовика XIII и Ришелье вдове и сиротам казненного. Теперь это было скорее поместье, чем замок, где парк, фруктовый сад и огороды сменили стены, рвы и укрепления. Приветливым и скромным было и внутреннее убранство: стулья и диваны без позолоты, но с подушками, на полу ковры, холодные стены увешаны гобеленами. Удивительно, но пышная роскошь особняка де Конде, а потом Шантийи помогли Изабель оценить любимый и уютный старый дом…
Услышав наверху кашель, она поспешила подняться по каменной лестнице и вошла в главную спальню. Но спальня была пуста…
— Госпожа графиня лежит в вашей спальне, — сообщила еле догнавшая ее Марселина. Старушка ходила куда медленнее и тяжело дышала.
— А почему?
— Надеюсь, госпожа графиня сама вам все объяснит, госпожа герцогиня.
— Называй меня, как раньше, мадемуазель Изабель, так будет гораздо короче! — попросила Изабель и побежала к себе в спальню.
Госпожа де Бутвиль была там. Укутанная теплым одеялом, в кружевном чепце, она пила, откинувшись на подушки, горячий отвар из трав. Изабель взяла из ее рук пустую чашку, поставила на столик у изголовья, потом нежно обняла и расцеловала больную.
Та, улыбаясь, попыталась умерить ее пыл.
— Неужели вы хотите заболеть?!
— Рядом с вами мне не грозит никакая опасность! — возразила дочь. — Скажите мне скорее, как вы себя чувствуете? Вас осматривал Бурдело?
— Задавайте, пожалуйста, вопросы по очереди. Да, Бурдело осмотрел меня. Я чувствую себя лучше. Вся беда в бронхах, я простудилась по дороге сюда.
— Но зачем нужно было ехать в Преси? Почему вы не пожелали порадовать меня и не остались погостить в Мелло?
— В Мелло я получила подтверждение слухам, которые добрались даже до Валансэ.
— И что же это за слухи? — спросила Изабель, заметив с недоумением, что портрет ее отца тоже перекочевал к ней в спальню.
— Слухи о том, что ваш брат привез в наше родовое гнездо актрису и она разыгрывает из себя хозяйку замка на посмешище и позор всей округи! Подтверждение слухам вы видите собственными глазами: я лежу на вашей кровати, а не на своей собственной, потому что на моей, когда я приехала сюда, уже чуть ли не неделю спала эта парочка! Я… Я никогда не ждала такого поношения дому вашего отца, Изабель, — закончила госпожа де Бутвиль со слезами на глазах и в голосе.
Дочь ласково обняла ее, целуя, утешая, вытирая слезы.
— Почему дом моего отца не мой дом? Тем более что я его наследник?
На пороге комнаты, держась за створку двери, стоял Франсуа и смотрел на сестру и мать без малейшего проблеска нежности. Изабель помогла матери лечь и встала.
— Я могла бы возразить вам, что вы здесь не единственный наследник, если бы подобный разговор не был недопустимым в присутствии нашей матери. Мне кажется, вы забыли, Франсуа, что у себя дома здесь в первую очередь мама, а потом уже мы. Если бы вы оказались на улице, мы могли бы затеять разговор о крове для вас, но у вас, господин герцог де Пине-Люксембург, в достатке и земель, и замков. Вам уже мало вашего великолепного замка Линьи?
— В Линьи живет госпожа герцогиня, моя жена, и двое моих детей.
— У вас уже двое, хотя вы женились всего полтора года назад?
— Второй еще в материнском животе. И мне трудно себе представить, как я могу приехать в Линьи с мадемуазель Босолей!
— Зато вы без труда выгнали свою мать из ее собственной спальни, чтобы блудить там с мадемуазель… Как вы сказали ее имя?
— Босолей. Она актриса из театра Месье. Вы должны ее знать.
— Я ее не знаю! Я нахожусь в свите Мадам, а ее вкусы редко совпадают со вкусами мужа. Равно как и мои не совпадают с ее.
— Я этого не нахожу, — насмешливо заявил Франсуа. — Она любит мужчин, и вы тоже. Я бы даже сказал, что вы любите одних и тех же мужчин!
— Откуда вы это взяли?
— Так говорит де Вард. Месье ценит его за острый и злой язык. Мадам пока отвергает его ухаживания, но он ваш любовник.
— Что за глупые выдумки! Я не отрицаю, что мы с ним в дружбе и эта дружба мне приятна, потому что де Вард умеет позабавить. Но любовники? Такого и близко нет.
— Да неужели? Судя по слухам, вы ему писали, и письма ваши отменно нежны.
Запасы терпения Изабель никогда не были велики, они мгновенно иссякли.
— Недостойная ложь! — от всего сердца возмутилась она. — Если я и писала ему, то только дружеские записки. Он умеет меня рассмешить, а я, как вы знаете, очень люблю посмеяться. Вспомните, как весело мы смеялись с вами, и я с нежностью вспоминаю те времена. А де Вард никогда не был моим любовником и никогда им не будет.
— Почему? Он красив. Он должен вам нравиться.
— Он мне и понравился, но очень скоро разонравился.
— Интересно узнать почему?
— Причина вас не касается. Мы обсудили де Варда, и я надеюсь, что теперь вы покинете этот дом. Если дорога до Линьи далека, вы можете отправиться в Париж. У вас ведь там особняк, не так ли?
— Да, конечно… Но я предпочитаю деревенский воздух. И если вы собираетесь остаться здесь и погостить у меня, то одолжите мне ваш Мелло.
— Ни за что! Тем более что вы так странно об этом просите!
— Но почему? Не Босолей же вас смущает!
— Вы очень изменились, Франсуа! Иначе вы не стали бы задавать мне подобных вопросов.
— Не один я изменился, вы тоже. Актриса, она и есть актриса, но она не корчит из себя неприступную добродетель.
— А кто корчит? Неужели я?
— Кто же еще? А между тем сколько у вас, кроме де Конде, было после бедняжки де Немура любовников! Хотите, я их перечислю? Список порядочный. — И Франсуа принялся загибать пальцы: — Д’Окенкур — раз, аббат Фуке — два.
— Ни тот ни другой. Одно только имя ничтожного аббата вызывает у меня тошноту! И я должна признать, что своим спасением обязана его брату Николя и буду благодарна ему до конца своих дней. Если бы не он, я не знаю, что бы со мной было.
— Два ваших соседа англичанина.
— Легко называть тех, кто находится далеко. Вы прекрасно знаете, что оба они верные друзья короля Карла и делили с ним вместе изгнание, а теперь, став королем, Карл призвал их к себе в Англию. Будь они здесь, они сказали бы вам правду. И потом, два любовника одновременно? На мой взгляд, это извращение. Но оба они были мне верными друзьями, этого я не отрицаю. Кто там еще у вас в списке? — насмешливо спросила Изабель. — Я и не знала, что так щедра.
— Ларошфуко.
— Бедный, бедный. Он потерял глаза из-за своей любви! Не скрою, что он предлагал мне отомстить вместе с ним нашей кузине де Лонгвиль и де Немуру, когда она его соблазнила. Но я не мстительна. Надеюсь, это все?
— Нет. Еще Бюсси-Рабутен…
— Кузен милейшей маркизы де Севинье, с которой я так подружилась? Что за фантазии у вас, Франсуа? Он влюблен в маркизу, а между им и мной нет даже искры симпатии! Я терпеть не могу фатов, а он к тому же большой любитель небылиц.
— Де Вард и…
— Нет, нет и нет! С меня довольно! — гневно прервала брата Изабель. — Ни один из вашего списка не побывал у меня в постели! Вполне возможно, что они бахвалятся близостью со мной, но кто может помешать придворным сплетничать? А вы постарайтесь запомнить то, что сказала вам я! — прибавила она, и тон ее стал суровым. — С детства я любила Конде, и после гибели моего дорогого Гаспара собиралась стать его женой, если он овдовеет. Никогда бы он не взял себе в жены женщину, которая переходила из рук в руки, как вы себе вообразили.
Франсуа рассмеялся сухим язвительным смехом.
— Оказавшись с ними лицом к лицу, я полагаю, вы сказали бы другое!
Изабель посмотрела брату в глаза и смотрела в них, не отрываясь, несколько секунд. Потом сказала:
— Так, значит, вы верите им, а не мне? Вы, который до того, как стали герцогом и пэром, были моим любимым братом Франсуа? Насколько он мне дороже незнакомца по имени монсеньор герцог де Пине-Люксембург. Брат владел только шпагой и вытащил бы ее сотню раз, чтобы защитить меня от бесстыжих бахвалов… Одним из которых стали теперь и вы! Что ж, уступаю вам место!
— Вы уезжаете?
— Не медля ни секунды! И забираю с собой нашу с вами маму. Мелло отсюда в двух шагах. Мы укутаемся потеплее, и Бастий отнесет ее на руках в карету. Полагаю — вы не станете возражать, если я увезу и нашего отца!
С этими словами Изабель направилась к комоду, на котором стоял прислоненный к стене портрет графа де Бутвиля. Франсуа поспешно преградил ей путь.
— Успокойтесь! Уеду отсюда я… Иначе, думаю, вы способны кричать на всех перекрестках, что я выжил мать из ее собственного дома.
— Неужели мы с мамой ошиблись и вы задумали нам сделать приятный сюрприз?
Изабель не стала удерживать брата. Не прошло и десяти минут, как Франсуа забрал свою актрису, сел в карету и распорядился ехать в Париж. Недолгое время спустя из Преси уехали Изабель и госпожа де Бутвиль. Герцогиня не сомневалась, что матушка поправится гораздо скорее в уютной спальне в Мелло, которая принадлежит только ей, чем в постели, откуда выгнала ее похоть сына. А будущее, между тем, заготовило для Изабель множество неожиданностей…
Глава X
Перипетии сватовства
— Если вы знали, мама, из-за каких неприятностей пустились в путь, почему приехали одна? Разве сестра или зять не могли сопровождать вас?
Госпожа де Бутвиль подняла голову от чашки с травяным отваром, который пила не только без удовольствия, но чуть ли не с отвращением, и посмотрела на дочь.
— Хотела бы я знать, что ваш любимый Бурдело рекомендовал вам для этого напитка? Судя по горечи, думаю, что полынь. И скажу откровенно, что предпочла бы молоко. А еще лучше горячее вино с корицей!
— Вам принесут и то и другое, но чуть позже. Если хотите, можете пить вино и запивать молоком. Но насколько я вас знаю, вы не из тех, кто мечтает как можно дольше лежать в постели, а значит, нужно три раза в день пить отвар. Через десять минут вас наградят ложкой меда!
— Почему бы не положить этот мед в мою чашку с адским дегтем? Мне кажется, так было бы гораздо лучше.
— Но не так полезно и действенно. Вы не ответили на мой вопрос: почему вы приехали одна?
— Мой зять получил ценные породы дерева для отделки одной из гостиных, а у Мари-Луизы приступы тошноты.
— Опять? Сколько же детей они хотят иметь?
— Столько, сколько даст им Господь Бог и госпожа природа. Когда следуешь их законам, рождаются дети. И потом, Франсуа — мой сын, я не хотела, чтобы кто-то еще вмешивался в наши отношения. Но к несчастью, по дороге я заболела, иначе ни за что не стала бы вам досаждать.
— Вы знаете, мамочка, что никогда и ничем не можете мне досадить! — запротестовала Изабель, и в голосе ее зазвучали печальные нотки. — Вы же теперь постоянно в Валансэ, и я вас прекрасно понимаю. Там вы можете наслаждаться обществом внуков, а здесь у вас одна я. Придворная кукла, как изволит называть меня господин герцог де Пине-Люксембург с высоты своего величия.
Голос Изабель невольно дрогнул. Теперешнее отношение к ней Франсуа, такое пренебрежительное, такое обидное, больно ее ранило.
Госпожа де Бутвиль мгновенно поднялась с постели и, присев рядом с дочерью, крепко обняла ее.
— Милая моя бедняжка! Когда мужчины недовольны собственной участью, они вымещают недовольство на женщинах и знают, как заставить нас страдать! Но я представить себе не могла, что Франсуа может быть так жесток! И в особенности по отношению к вам.
— Он тоскует о войне и ее лавровых венках!
— Хоть я не говорю, а слушаю, но я знаю и постоянно повторяю себе, что Франсуа необыкновенный военачальник, он умеет обращаться с людьми, солдаты его обожают. Может быть, он даже талантливее принца де Конде, но у вашего брата не было Рокруа. И может быть, никогда не будет. После женитьбы короля на испанской инфанте пушки умолкли, а шпаги нужны только для парадов.
— Но как можно желать войны и тех бед, которые она приносит? Вытоптанные поля, разоренные деревни, эпидемии страшных болезней, голод…
— Барабанная дробь, гром пушек, знамена, что вьются на ветру, опьянение боем, ослепительное сияние победы… Даже если льет дождь!
— Хрип умирающих, стоны раненых, плач женщин и детей, нищета и беды для крестьян, если только не плен и не рабство. Я восхищаюсь, мамочка, вашим умением все понять. Но наш отец погиб все-таки не на войне!
— Нет, не на войне. Но думаю, что он тысячу раз предпочел бы войну. Дуэль тоже битва. А он был Монморанси… Как и Франсуа! И я, его мать, любящая его всей душой, всем сердцем, предпочла бы знать, что он воюет со своей армией, а не развлекается в Париже в обществе людей, которые мне очень не нравятся!
— Вы имеете в виду театральных актрис?
— Нет, не актрис. Связи с ними в природе вещей. Это все та же комедия или балет. Франсуа некрасив, но нравится женщинам, в нем есть притягательность, и неведомо, откуда она берется. Меня беспокоят вовсе не женщины.
— А кто же?
— Его друзья мужчины. Например, Жан Расин, которого Франсуа обожает. Не спорю, он пишет красивые стихи, но человек он опасный. Точно так же, как де Лувуа, сын канцлера Ле Телье. Они оба моложе вашего брата, но де Лувуа обещает далеко пойти и манит Франсуа всякими чудесами. А Расин свел его с бог знает какими магами и алхимиками, и все они теперь ищут философский камень…
Изабель ушам своим не верила и невольно перебила мать.
— Простите меня, но откуда вам это известно, мамочка? Вы ведь больше живете в Валансэ, чем в Преси или у меня, о чем я сожалею…
— Не сожалейте, Изабель. Это ведь не значит, что я люблю вас меньше, чем Мари-Луизу и Франсуа. Просто в Валансэ у меня есть чем заняться, а это очень важно, когда стареешь. А вот жить в доме Франсуа я никогда не смогу. Его замок Линьи слишком велик, а жена его кажется мне скучной особой. И потом, я ей не по сердцу.
— В чем она может вас упрекнуть? Годы не имеют над вами власти. Вы по-прежнему свежи и хороши собой! Может, как раз в этом причина? Она какая-то… немного блеклая…
— Не знаю, в чем причина. Но я буду ездить к ним только по случаю больших торжеств. А что касается вас…
— Не говорите, что я не люблю вас!
— Я и не говорю. Но вы постоянно в пути. Не подумайте, что я вас осуждаю, это так естественно, если вы находитесь при дворе, если Мадам отличает вас своей привязанностью. Поверьте, я очень этому рада!
— Но вы не ответили на мой вопрос, мамочка! Кто вам рассказал о занятиях алхимией?
— Мне говорил о них даже не один человек, а два — моя старинная приятельница Франсуаза де Солане, приближенная королевы-матери, и ваш давний поклонник, который пребывает им до сих пор — президент Виоле.
— Виоле? Вот кого я не видела целую вечность!
— Причина, я думаю, в том, что он боится пробудить в вас нерадостные воспоминания, но он до сих пор очень… очень вам предан, — улыбнулась госпожа де Бутвиль. — Во всяком случае, когда он пишет мне или приезжает повидать меня в Преси, то непременно переводит разговор на вас.
— Я чувствую, что нам есть о чем с вами поговорить, — рассмеялась Изабель. — Думаю, вы не удивитесь, если я скажу вам, что не отпущу вас в ближайшее время. Мы с вами поживем вместе, может быть, здесь, а может быть, в Париже.
— Я не люблю Париж, Изабель.
— Простите, мама! Я должна была бы знать это лучше всех…
Ее прервал осторожный стук в дверь, и в комнату вошла Агата. В руках она держала письмо.
— Его только что привез мушкетер. Он ожидает ответа.
— Мушкетер? А кто прислал письмо?
— Его Величество король, — сообщила Агата, и, присев в глубоком реверансе, подала письмо.
— Король? Но что ему от меня надо? — в изумлении спросила Изабель.
Она повернула письмо и принялась рассматривать печать, не скрывая удивления.
— Лучше распечатайте, — посоветовала ей мать.
Всего несколько строк. Людовик XIV как можно скорее желает видеть госпожу герцогиню де Шатильон.
— Нет! Ни за что, — простонала молодая женщина. — Что еще от меня понадобилось? Неужели и пяти минут нельзя пожить спокойно?
— Мне кажется, у вас нет выбора, — спокойно возразила ей мать. — Вам нужно ехать. Но не беспокойтесь, я не тронусь с места до вашего возвращения.
— Спасибо, мама. Надеюсь, что не заставлю вас долго ждать. Агата, скажите гонцу, что я поеду с ним вместе. Вот только переоденусь.
— Он и не сомневался, что вы поедете. Ему подали легкую закуску, а Бастий уже готов следовать за вами и распорядился, чтобы заложили карету.
— Хорошо, когда вам так верно служат, — заметила госпожа де Бутвиль. — Для тех, кто вас любит, знать об этом очень отрадно.
— А мне их верность еще отраднее.
Сидя в карете, которая мчала ее к Сен-Жермену, откуда ей, конечно же, сегодня не уехать и где придется переночевать, Изабель думала, что этот королевский замок приятен ей почти так же, как Фонтенбло. Конечно, потому что вокруг такие радующие взор чудесные виды!
Замок Сен-Жермен красуется на возвышении, любуясь вьющейся внизу серебряной лентой Сены. Между Новым замком и Старым пестреет цветочными клумбами площадка, которая красочными террасами спускается к реке. А окруженный лесами королевский город внизу расцвечен сейчас щедрыми красками осени. Чудное зрелище! А как красив Старый замок с его стенами из розового кирпича и опоясками из белого камня! Впрочем, архитектура суровая, без излишних украшений: четыре этажа покоев — их насчитывают шестьдесят семь! — увенчанных наверху террасой. Но когда въезжаешь во внутренний двор, затененный остатками донжона и часовней, построенной когда-то Святым Людовиком, то невольно возникает ощущение, что очутился в крепости.
Покои короля находились на втором этаже и располагались рядом с покоями королевы. В каждом из них было по семи пышно украшенных и роскошно обставленных комнат, смотрели они на площадку и сад, который отделял Старый замок от Нового, который предназначался для Месье, Мадам, их детей и слуг. Новый замок несравненно лучше проветривался, но, по мнению ненавистников сквозняков, даже слишком, так что и Месье и Мадам предпочитали свой уютный замок Сен-Клу, где сейчас шли ремонтные работы.
Карета въехала во двор, остановилась, и внизу, у величественной лестницы, Изабель увидела господина де Сен-Валье, лейтенанта королевских гвардейцев, который поспешил ей навстречу.
— Вы меня ждете? — с изумлением спросила она.
— Конечно, я вас жду. Всем известна ваша обязательность, госпожа герцогиня. И ваше тонкое знание обычаев двора. Прикинув, сколько времени займет у вас дорога, король решил, что вы приедете… да, в этот час или минутой позже! — при этих словах лейтенант поднял палец, призывая послушать, как бьют дворцовые часы. Пробили они четыре часа. Великолепно!
Изабель едва удержалась от смеха. Впервые в жизни ей сделали комплимент не за красоту и не за остроумие. Но тем больше было возбуждено ее любопытство. Что понадобилось от нее королю? Всю дорогу она пыталась догадаться и очень хотела, чтобы причиной не оказалась крошка Лавальер!
Несколько минут спустя тяжелые двери королевского кабинета распахнулись перед ней. Кабинет был залит ярким светом солнца, и Изабель обрадовалась этому как доброму знаку. Людовик сидел за письменным столом и писал, но, когда вошла его гостья, отложил перо, а она присела в изящном реверансе.
— Благодарю, что приехали так скоро, герцогиня. Но другого я и не ждал от вас.
— Когда приглашает король, второго приглашения ждать не должно, как мне кажется.
— Вот и прекрасно. Садитесь, и мы с вами побеседуем, — король указал Изабель на кресло напротив.
Герцогини имели право сидеть в присутствии короля, они не нуждались в специальном приглашении.
Изабель была заинтригована еще больше и повиновалась. Судя по выражению лица, король находился в превосходном расположении духа. Уже удача! Но разговора он не начинал, а внимательно смотрел на нее с легкой улыбкой. Наконец произнес:
— Сколько лет вы вдовствуете, мадам?
Изабель не ждала такого вопроса, ей пришлось помедлить и произвести небольшой расчет.
— Тринадцать лет, сир.
— И все такая же красавица! А вы никогда не помышляли о новом замужестве? Думаю, желающих находилось немало.
Конечно, их было немало. Но Изабель трудно было откровенничать с королем и признаваться в том, что все эти годы она ждала гласа Господнего, который призовет Клер-Клеманс на небеса, чтобы занять ее место.
— Да, иногда возникали попытки заставить меня сделать шаг в этом направлении, сир, но я обращала их в шутку, — ответила Изабель с улыбкой и тут же вновь стала серьезной. — Я очень любила моего мужа, и заменить такого человека другим нелегко.
— Однако ваше сердце не знало одиночества. Вы любили моего кузена де Конде.
Король не спрашивал, он утверждал.
— С детства, сир! — твердо ответила она, обеспокоенная переменой тона.
— Значит, имеется в виду сестринская любовь. И ничего кроме этого?
Чего добивается король? Что ему нужно? Изабель достаточно хорошо изучила Его Величество, чтобы понимать: лукавить с ним не стоит.
— До тех пор, пока был жив герцог Гаспар, я любила только его и душой, и телом. Но не открою Его Величеству ничего нового, сказав, что любила его не я одна, и не я одна проливала по нему слезы. Он обладал всеми привлекательными качествами, какими только может наделить Господь мужчину.
— И все-таки вы вернулись к Конде…
— Нет, сир. Я приняла принца де Конде много лет спустя. И делала все, что могла, желая удержать…
— Его от пути измены. Да, я знаю об этом. Вы все еще его любите?
На лице Изабель появилась улыбка, но она была обращена скорее к самой себе, чем к королю.
— В наших отношениях царит теперь дружеская привязанность, и порой ее трудно отличить от привычки.
— Но у вас были и другие любовники.
И снова король утверждал, а не спрашивал.
— Я знаю, что мне их приписывали.
— Но приписывают ведь только тем, кто не стеснен в средствах.
Изабель резко поднялась со своего места, с трудом сдерживая вспыхнувший гнев.
— Король сделал мне честь прервать все мои занятия и призвать к себе, чтобы оскорбить?
— Я не давал вам разрешения встать, и я вас не оскорбляю. Я только желаю знать, как обстоят ваши сердечные дела. Так, значит, за исключением де Конде у вас не было других любовников?
— Не было, сир.
— Так вот какова причина того, что я призвал вас. Я получил в отношении вас предложение. Очень серьезное. Скажу коротко: герцог Мекленбург-Шверинский просит вашей руки. Что вы об этом думаете?
— Ничего, сир. Я его не знаю. Никогда даже в глаза не видела.
— Мне это кажется странным, потому что герцог сообщил мне, что страстно влюблен в вас, герцогиня. И раз уж мы упомянули титулы, я прибавлю: герцог в своих владениях государь. Он правит народом вандалов.
— Кем? — совершенно искренне забыв об этикете, изумленно переспросила Изабель. — Вандалов?
— Не стоит смеяться, я говорю серьезно. Вандалы составляют немалую часть населения севера Германии, но изначально они жили в Центральной Европе. И хотя они живут на территории империи, они не слишком признают ее власть. Своим королем они считают герцога Кристиана. Так вы хотите стать королевой?
— Этих… дикарей?
— Полагаю, что они не слишком далеко продвинулись по пути цивилизации, но и все остальные варварские народы поначалу мало чем от них отличались. Гейзерих, которого вандалы числят своим королем, разграбил Рим, часть Италии, Северную Африку, включая Карфаген… Впрочем, не будем об этом.
Познания Изабель в географии были — увы! — весьма ограничены. Единственно знакомым оказался только город Рим. Что до остального, она даже представить себе не могла, где все это находится. Король откровенно позабавился ее невежеством и теперь спокойно ждал ответа, а она, подняв на короля ясный взор, спросила:
— А что этот господин варвар делает у нас?
— Он почти все время живет в нашей стране, потому что она ему нравится. Шверин, его столица, находится поблизости от Балтийского моря в окружении нескольких озер. Зимой там очень холодно. У герцога особняк в Париже и два или три замка. Я забыл вам сказать, что он очень богат. Он восхищен Францией и охотно предоставляет нам пять или шесть тысяч солдат. Надо сказать, отличных! Так что, как видите, герцогиня, вашей руки ищет весьма уважаемый государь.
— Как могло случиться, что я с ним не знакома? Я не могу припомнить, что когда-нибудь видела его или встречала, тогда как он уверен в обратном, не правда ли?
— Скажите лучше, что ему ответить?
— Что я в растерянности, сир…
— Что вы желали бы увидеться с ним, дав ему таким образом возможность обратиться к вам со своей просьбой лично?
— Король само понимание! Но… на каком языке говорит…
— На превосходном французском, не беспокойтесь. А теперь пойдите поздоровайтесь с Мадам, которая без вас очень скучает, и приходите вместе с ней сегодня вечером на нашу игру в карты. Мы представим вам Мекленбурга.
Читать бесплатно другие книги:
