Та ещё штучка! Луганцева Татьяна

Глава 17

– Не знаю, что и сказать! – заявил Симон, вполне довольный собой.

– Вот и не говорите ничего! – ответила Анна весьма агрессивно.

– Кто бы мог подумать! Чарльз – тихий и неприметный тип – и такой размах! Его уже осмотрел специалист и сказал, что у него на фоне длительно тянущегося психического заболевания случилось обострение – острый психоз! Мол, так почти всегда и бывает, человек тихий-тихий, а потом раз – и буйный!

– Это он убийца? – спросила Аня.

– Скорее всего, а кто ж еще? Сразу было понятно, что это замачивание трупа в кислоте – дело рук не совсем нормального человека. Вот и объяснение! А кислота в баке идентична той, которую вылили на вашу родственницу и в которой растворили Кристину.

– Но зачем он это делал? – не унималась Анна.

– Он – псих! Я почем знаю? Они же действуют вопреки логике, – пожал плечами Симон.

Разговаривали они в ординаторской в городской больнице, куда доставили Марата с кислотными ожогами кистей рук и Эрвина с огнестрельным ранением плеча. Анне тоже обработали порезы и сделали укол в мягкое место, скорее всего от столбняка. Теперь она сидела за чашечкой сладкого чая, который терпеть не могла, и вела светскую беседу с полицейским.

– Зачем ему, я имею в виду Чарльза, валенки? – спросила Анна.

– Откуда я знаю, – беззаботно ответил Симон, уже греющийся в лучах славы и благодарности от начальства.

– Хорошо вот так списать все на психа, никаких объяснений не надо, – пробубнила Анна.

– Что вам не нравится, русская? – возмутился Симон. – Вы видите другую кандидатуру?

– Я чувствую, что преступления связаны между собой и что их задумал чей-то холодный, расчетливый ум, а не умственно отсталый человек, – ответила Анна. – Но кислота у Чарльза вполне могла быть…

– Конечно! У нас же у всех дома стоит по чану с кислотой, а во дворе еще пара цистерн! Это так обычно! – рассмеялся полицейский.

– Чарльз делал валенки, – напомнила Анна.

– И что?

– Кислота используется при их изготовлении, – ответила она.

– Откуда вы знаете?

– Не знаю. – Она покачала головой. – Может быть, потому, что я – русская? – с гордостью сказала она. – Варят конус, свалянный из шерсти, в кипятке с серной кислотой, чтобы ушел жир из шерсти и специфический запах животного. Натурпродукт! – пояснила Анна.

Симон с неудовольствием покосился на нее.

– Надеюсь, у нас в управлении не найдется специалистов по валенкам.

– Ага, и бедного парня упекут в психушку до конца века.

– Этот бедный парень чуть не угробил вас и ваших друзей. Он социально опасен, в клинике ему и место, – фыркнул полицейский.

– Только как бы не начались новые убийства, – задумалась Анна, которой что-то не нравилось в этом деле, но она никак не могла понять, что именно.

– А как у вас в России на это бы ответили? – поинтересовался Симон.

– Типун мне на язык, – охотно отозвалась Анна.

– Вот-вот.

Дверь в ординаторскую отворилась, и Анна с нескрываемым удовольствием увидела рыжие усы доктора Кларка вместе с их хозяином.

– Как чувствуем себя, дорогая? – Вокруг лучистых глаз доктора пролегли морщинки.

– Вашими молитвами, да и чай замечательный, – улыбнулась Анна.

– А у меня для вас есть хорошие новости и не очень, с чего начать?

– С хороших! – подал голос Симон, которого, собственно, никто и не спрашивал.

– Ваша родственница Клавдия сегодня пришла в себя, – ответил Кларк.

– О боже! – захлопала в ладоши Анна. – Я так надеялась! Любимая моя Клавдия Ивановна! Я могу ее видеть?

– Пару дней нет, она очень слаба, сами понимаете, человек только что с того света вернулся… Но теперь с уверенностью можно сказать, что она выкарабкается.

– А плохая новость? – спросил Симон.

– Эрвин Ламар…

– Что?! – выдохнула Анна.

– Нет, нет, не пугайтесь, жить он будет, просто потерял много крови и сейчас очень слаб. Боюсь, ему придется задержаться в больнице. – Доктор Кларк виновато сложил руки на груди.

– До свадьбы заживет? – спросила Анна.

– Что? – не понял доктор.

– Ох уж эти русские со своими присказками и поговорками, – пояснил Симон.

– Ясно, – засмеялся Кларк, – к свадьбе с Эрвином будет все хорошо.

– Вот и славно! – выдохнула Анна, которой стало казаться, что эти потрясения никогда не закончатся. – А где Ариадна Львовна? Ее горячо любимый внук в больнице, а бабушки нет, это как-то неестественно! Ей вообще сообщили?

Доктор Кларк зашевелил усами, а Симон отвел глаза.

– Что? – не поняла Анна.

– Она сейчас занята, у них в доме неприятности, – нехотя ответил Симон.

– Ну?! – вопросила Анна, требуя подробностей.

– Пока вы сражались с Чарльзом, в доме Ламаров произошел несчастный случай. Эта девушка, рыжая журналистка…

– Что с Остерией? – оторопела Анна.

– Она поскользнулась на лестнице и упала…

– Она покалечилась? – ужаснулась Аня.

– Остерия сломала шею и умерла, – ответил Кларк, решив помочь Симону, с трудом подбиравшему слова.

Анна закрыла рот рукой, чтобы не закричать.

– Шутите?! Такая молодая…

– Тут не до шуток, – передернул плечами Симон. – Мы как раз оформляли несчастный случай, когда Эрвин сообщил, что вы попали в руки маньяка. Просто дурдом какой-то!

– Вот вам и новое убийство! – выдохнула Анна.

– Возвращаемся к началу, это типичный несчастный случай! – раздраженно сказал Симон.

– Типичный псих! Типичный несчастный случай! – передразнила Анна и тут же схватила его за рукав. – Нужен эксперимент!

– Чего? – отшатнулся Симон.

– Один лишь эксперимент, и я отстану от вас навсегда! – искренне пообещала Анна.

Где-то тихо мерно тикали часы, капало лекарство из капельницы… Анна сидела у постели своей свекрови и держала ее за руку. Клавдия Ивановна спала под действием снотворного, а Анна что есть сил боролась со сном. Сегодня за ужином в доме Ламаров, где собралось множество беспокоящихся о здоровье Эрвина людей, она смело заявила, что ее бывшая свекровь приходит в себя и хочет сообщить что-то важное следствию. Симон Хас навестит ее завтра утром и снимет показания. Это был намек на то, что у убийцы есть всего лишь одна ночь, чтобы внести свои коррективы. Это и был эксперимент Анны. Она боялась и надеялась одновременно. Стрелки показывали час ночи, но ничего не происходило.

«Неужели я ошиблась? Просчиталась? И расчетливый убийца – этот сумасшедший Чарльз, а смерть Остерии – совпадение и действительно несчастный случай?» – думала Анна в больничной тишине рядом с мирно спящей Клавдией Ивановной. С одной стороны, в присутствии близкого человека у нее в душе разливалось умиротворение, но и тревога тоже давала о себе знать холодными руками, клацающими зубами и липким потом на спине. Ничего не нарушало больничной тишины, но чуткий слух Анны уловил едва различимое шевеление у двери палаты. Она вовремя нырнула под кровать и наблюдала, как к свекрови приближается женская тень. «Я оказалась права», – с горечью подумала Анна, холодея от ужаса.

– Не двигаться! – рявкнул Симон, все это время прятавшийся за ширмой.

Анну его голос вывел из ступора, и она вылезла из-под кровати. Фактически ей не надо было поднимать глаза на вошедшую в палату женщину, чтобы узнать, кто это.

– Добрый вечер, вернее ночь, госпожа Ламар…

Ариадна Львовна, словно каменное изваяние, застыла посреди палаты, успев отскочить от постели Клавдии Ивановны. Лицо ее больше напоминало маску, мертвую, восковую маску, в руках она держала шприц, наполненный светло-желтой жидкостью.

– Что там? – спросил Симон, не верящий собственным глазам.

– Не думаю, что витамины, – ответила за Ариадну Львовну Анюта. – Что вам сделала моя свекровь? Зачем вы второй раз пытаетесь ее убить? – Анна завалила вопросами это безмолвное существо, мигом постаревшее и теперь выглядевшее на свой возраст.

– Кислоту вы брали у Чарльза? – спросил Симон.

Ни на один вопрос ответа не последовало. Анна сказала:

– Когда Клавдия Ивановна проснется, мы же все равно узнаем много интересного. Она сказала, что кого-то узнала, и я не сомневаюсь, что это были вы. Клавдия Ивановна могла быть здесь только подростком в годы войны, когда ее вместе с тысячами других людей угнали в концлагерь для труда на благо великой Германии. В этом всё дело, Ариадна Львовна? Не все так чисто в вашей биографии? О многих вещах вы не хотели вспоминать. Журналистка вас шантажировала? – спросила Анна.

– Советую вам, госпожа Ламар, обратиться к своему адвокату, – не глядя ей в глаза, сказал Симон, протягивая руку с полиэтиленовым пакетиком. – Кладите сюда шприц.

– У меня есть адвокат! – резко, на каком-то изломе, выдохнула Ариадна Львовна и, вонзив себе шприц в шею, выдавила все содержимое с резким звуком, словно что-то разорвалось.

Ни Анна, ни Симон даже не пошевелились, чтобы помешать ей, не из-за того, что не хотели, а просто не успели. Все произошло молниеносно. Ноги Ариадны Львовны тут же подкосились, и она, упав на пол и судорожно вцепившись в шею, забилась в конвульсиях. Симон кинулся к двери и, распахнув ее настежь, закричал:

– Срочно врача!

Анна же нагнулась над Ариадной Львовной, совершенно не зная, чем ей помочь. Пена шла у старухи изо рта, она фактически не дышала, а в ее глазах постепенно угасал огонек разума. Она сделала судорожное движение рукой. Анна правильно поняла ее и нагнулась к бледным губам.

– Не дай… позор, похороните по-людски, я виновата перед Эрвином, он не заслужил…

Последние ее слова вылетели с последними признаками жизни. Ариадна Львовна затихла, а глаза остались открытыми. Анна встала с коленей, испытывая двоякие чувства. Ведь только что эта женщина пыталась вколоть отраву, вовсе не безразличному Ане человеку.

– Что она сказала? – спросил Симон.

– Попросила не разглашать ее позор… похоронить с миром…

– Вы не против этого?

– Нет. Пусть и Эрвин пока не знает.

– Я тоже думаю, что излишний драматизм здесь ни к чему. По официальной версии, она умерла от сердечного приступа. Не забудьте, будем придерживаться одной версии.

– Хорошо… – прошептала несколько ошеломленная Анна.

– А я думал, что ничего не произойдет, когда соглашался на эту авантюру. Вы вчера громогласно заявили, что Клавдия Ивановна дает показания. Классическая уловка для поимки убийцы?

– И она сработала, – кивнула головой Анна, у которой от внезапного приступа головокружения квадраты линолеума слились в одну сплошную пеструю полосу. – Может, Ариадна Львовна и знала, вернее догадывалась, что идет в ловушку, но у нее просто не было другого выхода… Она должна была рискнуть, и я думаю, план самоубийства при таком стечении обстоятельств был у нее на уме. Она ввела себе этот яд недрогнувшей рукой. Крепкая дама! – прокомментировала Анна.

В палату ворвался доктор Кларк с двумя помощниками. Они принялись копошиться над телом Ариадны Львовны. Почему-то Анна не сомневалась, что ничто не вернет даму к жизни. Такова была ее последняя воля. А сама Аня уже выслушала последнее слово умирающей.

Она вышла из палаты и встала у большого окна, выходящего в больничный сад. К ней подошел Симон.

– У них… не получаются реанимационные мероприятия.

Анна молча кивнула, говорить не хотелось.

– Мы не успели узнать, зачем она хотела убить Эрвина, о чем нас предостерегала Кристина, – проговорила она.

– А я думаю, что же госпожа Ариадна могла сделать в жизни ужасного, чтобы пойти на подобное? – откликнулся полицейский.

– Если она убила Остерию, то та, наверное, ее шантажировала. Найдете что-нибудь у нее.

– И то верно! А вы молодец, Аня! Хоть и заварили эту кашу, но сами же и расхлебали. Так у вас говорят?

– А у полиции есть транспорт? – спросила Анна.

– Что за дела? – напрягся Симон.

– Я должна кое-куда съездить, чтобы ответить на один важный и, надеюсь, последний вопрос. Почему любящая бабушка хотела избавиться от единственного внука?

– Далеко собрались ехать? – спросил полицейский.

– В Германию, туда, где был его детский приют.

– Ого! – присвистнул Симон и прищурил глаза. – А это точно что-то даст?

– Обижаете, когда я кого-нибудь подводила? Я просчитываю всё правильно.

– Приветик, – произнес мужчина, показавшийся в конце коридора. – А я узнал, что ты в больнице, и пришел поболтать.

– Ночь на дворе, – ответил Симон, а Аня с трудом признала в сильно потрепанном типе Марата. Выглядел он очень комично, так как кое-где на теле еще торчали островки медвежьей шерсти. Руки его были перевязаны, а лицо в ссадинах.

– Меня здесь зовут «снежный человек», – сообщил Марат.

– Неудивительно, – улыбнулась Анна.

В это время медбратья вынесли из палаты на носилках тело Ариадны Львовны, покрытое простыней с головой.

– Я что-то пропустил? – испугался Марат.

– Ты просто отвлек следствие на себя, но потом все вернулось на круги своя, – витиевато ответила Анна.

Глава 18

На похоронах Ариадны Ламар собрался весь городок. Люди пришли отдать дань уважения вдове их знаменитости.

Все проходило очень чинно и спокойно, так сказать, по-европейски. Мужчины в костюмах и галстуках, женщины в темных платьях с букетами роз. Дубовый гроб с латунными ручками, дорогие венки, букеты живых цветов и безумно красивый Эрвин у гроба своей бабушки. Наблюдать, как он страдает, у Анны не было сил. Сам Эрвин уже организовал отъезд Клавдии Ивановны в Россию под присмотром медиков, так захотела эта упрямая дама, как только пришла в себя.

– Отойдем? – спросила Анна, когда тело Ариадны Львовны было предано земле и Эрвин принял все соболезнования.

– Что ты хочешь мне сказать? Ты какая-то озабоченная в последнее время. Все преступники пойманы, жалко, что погибли хорошие люди, но мы уже ничего изменить не можем. И я заметил, что даже Симон стал относиться к тебе с особым уважением. Что-то ты все-таки с ним сотворила, – обнял Анну за плечи Эрвин.

– Вот именно об этом я и хочу поговорить. О настоящих убийцах. Я пообещала похоронить ее с почестями и это выполнила, а больше я ничего не обещала. Она правильно сказала, что ты не заслуживаешь плохого отношения.

– Ты о ком? – спросил Эрвин.

– Об Ариадне Львовне… и о себе… Человек с высшим образованием – и такая дура! – выдохнула Анна.

– Что? – не понял Эрвин.

– Жуткая недальновидность, – пояснила Аня, вытирая с лица капельки пота. – Я корю себя, понимаешь? Корю!

Эрвин недоуменно смотрел на нее.

– Я не совсем понимаю… Корю? Я знаю такую болезнь – корь.

– Ага, а я знаю другую болезнь – слабоумие и нежелание видеть дальше своего носа. Думаю, что я поглупела из-за любви к тебе, это лишь меня и оправдывает в собственных глазах. Сейчас поясню. Дом в австрийском стиле, старинная мебель, коврики, комоды, фотографии на стенах, какие-то фарфоровые статуэтки толстощеких детей, больше напоминавших уродцев-гидроцефалов. Деревянные щелкунчики с выпученными глазами, совершенно непригодные к своей прямой обязанности – колоть орехи. Рассаженные по горшкам цветы, альпийские ухоженные горки… – взахлеб перечисляла Анна.

– Ты о чем? – не понял Эрвин.

– Я о твоем доме, дорогой, о твоем доме…

– Все так, и что? – нахмурил он брови.

– Вот живет человек с русской душой, да что там говорить, по национальности русский и не по своей воле выехавший из родной страны.

– Ты говоришь о моей бабушке?

– О ней… Она так скучает по России, с ее слов… так скучает… – Глаза Анны затуманились. – С самого начала я чувствовала фальшь и не понимаю: почему была настолько слепа? Человек, который увлекается филателией…

– Чем? – не понял Ламар.

– Собирает марки, – пояснила Анна.

– А…

– Что у него можно найти?

– Марки, – ответил Эрвин.

– Вот! У человека, увлекающегося рок-культурой, можно найти соответствующие музыкальные записи и другую атрибутику. Человек, бредящий Востоком, обставляет свое жилище или хотя бы одну комнату в восточном стиле, покупает благовония и читает что-то о восточной культуре. – Аня перевела дух.

– Я понял, что ты имеешь в виду, – опустил голову Эрвин, и темные шелковистые волосы упали ему на лицо.

– Вот именно! В вашем доме ничего не напоминает о России. Ни-че-го! – повторила Аня. – Ни сентиментального фотоальбома, ни комнаты в стиле русской избы, ни вшивой, извини, матрешки, ни березки у крыльца. Вообще ничего! Только слова о тоске по родине, о желании воссоединиться генами с Россией! Бред! Душа, говоришь, твоей бабушки в ее ресторане? Она рекламирует себя как русскую и не включила в меню ни одного русского блюда, хотя бы из-за ностальгии? Она не захотела выделиться среди всех ваших владельцев ресторанчиков тем, что выгодно отличило бы вас от остальных? Одно блюдо – изюминка многонациональной семьи Ламаров! Так нет… Твоя бабушка не желала отличаться от австрийцев ничем. Абсолютно! Она и не выделялась. Она даже не поехала в Россию на экскурсию, чтобы посмотреть, как изменилась ее родина. Думаю, она боялась России. И вдруг она сообщает единственному внуку, что он должен жениться только на русской. Не кажется ли тебе это странным? При ее абсолютно австрийском укладе жизни вдруг желание иметь только русскую невестку. Зачем и почему? – вопрошала Аня.

– Может, чтобы еще одну несчастную вытащить из своей несчастной страны и поселить в раю? Своего рода благотворительность?

– Не забывай, Эрвин, одного! Ариадна Львовна заявляла о себе как о человеке, очень-очень и очень любящем Россию, так что спасать оттуда вряд ли кого-то надо было. Нет, здесь другое…

– Что?

– А то, чтобы вызвать сюда иностранцев и свалить потом все на них. Очень многое можно списать на «русскую мафию». Изначально у Ариадны Львовны был в голове план твоего убийства руками русских бандитов. Не знаю, почему она договорилась именно с ними. Сейчас молчи и слушай! Может, это просто дешевле, может, она не хотела светиться среди своих, а может, просто не нашла австрийцев, желающих убить Эрвина Ламара. А чтобы обелить себя, она решила приписать все жаждущей денег русской невесте, отсюда и этот липовый договор о заключении брака и наследовании состояния, который у нее нашли. Требовался козел отпущения, и этим «козлом» стала бы автоматически твоя русская невеста, то есть я. Только хитроумная преступница не учла одного, ей не повезло в том, что ты выбрал меня. Лично я не хочу быть козлом отпущения и не буду.

Глаза Эрвина светились такой тоской и болью, что Анна еле сдерживалась, чтобы не броситься ему на шею, не расплакаться и не расцеловать его.

– Откуда такая ненависть? Такая злоба? Что я ей сделал? – спросил он.

– Подожди… Она шла к этому убийству сознательно… Ненависть застилала ей глаза.

– Я не сделал бабушке ничего плохого.

– Дело в том, что Ариадна Львовна тебе не бабушка. – Анна прошлась туда-сюда и остановилась в непосредственной близости от онемевшего Эрвина. – Ты ей не внук… Я нашла детский дом, где жил ребенок Ламаров и ты… Работница приюта подделала документы и выдала тебя за наследника Ламаров, оставив истинную наследницу в приюте.

– Наследницу? – еле слышно спросил Эрвин.

– Да, настоящей внучкой Ариадны является Сильвия, вошедшая к вам в дом как ее медсестра. Все несчастья начались с ее появления, а явилась она вместе с журналисткой Остерией. Именно та раскопала ужасный факт в биографии рода Ламаров. Как она на него вышла, мы никогда не узнаем. А может быть, и узнаем, если я поднапрягу мозги. Интересовалась она военной историей и как-то вышла на фамилию Ламар. Она шантажировала твою бабушку.

– Чем? Тем, что я оказался не ее внуком?! Она же всегда могла спокойно подойти ко мне и все рассказать. Бабушка знала, какой я человек и что чужого мне не надо.

– Не все так просто… Ариадну Львовну мучили угрызения совести за потерянного сына, и тут оказывается, что она воспитывала чужого подкидыша. Такого удара, что рядом с ней все время был человек не одной с ней крови, госпожа Ариадна – «истинная арийка» – вынести не могла.

– Я бы отдал законной наследнице Ламаров все, что ей принадлежит по праву.

– Ты отдал бы даже больше, я в этом не сомневаюсь, только не это волновало душу Ариадны Львовны. Она корила себя, что уделяла тебе, маленькому мальчику, мало внимания, что постоянно отдавала тебя в детские закрытые учреждения. Теперь она оправдала себя полностью тем, что якобы ее интуиция не ошиблась, не принимая внука. Она обозлилась на тебя. Ей было все равно, что ты работал как вол, приумножая ее деньги. Эта женщина с холодным сердцем и жестоким умом негодовала, что все это время ее расположением, ее вниманием, благами, домом Ламаров пользовался чужой еврейский мальчик. – Анна говорила быстро, боясь остановиться. – Твое настоящее имя и фамилия Дэниэль Штроффе. Я нашла женщину, знавшую твою мать, которая собственноручно отдала тебя Ламарам как их наследника.

– Зачем она это сделала? – спросил Эрвин.

– Я постараюсь объяс… нет, рассказать, так как объяснить этот поступок я не могу. Твоя мать Софи Штроффе была женщиной с весьма подорванным здоровьем, еще ребенком она попала в фашистский концлагерь. Без мужа, имя его до сих пор неизвестно, с маленьким ребенком на руках она получила работу главного бухгалтера при детском приюте в Германии. Там содержались очень сложные дети, требующие каждодневного медицинского ухода и из-за этого не попавшие в обычные семьи. Софи, имевшая высшее образование и инвалидность, соглашается на эту работу только из-за того, что ей дают крышу над головой и питание, то есть полное довольствие для тебя. Но она все равно чувствует, что конец ее скор, все чаще сжимается сердце от боли и не хватает воздуха. Она с ужасом думает о судьбе своего маленького сына. Что с ним будет после ее смерти? Нет отца, нет родственников… Понятно, что путь у ее мальчика, здорового и хорошенького, был один. Его сразу же усыновят. И как-то повлиять на это Софи не могла. Тогда она приняла единственно правильное решение. Она сама еще при жизни решила найти подходящую семью для своего ребенка. В это время к церкви, примыкающей к детскому приюту, прибились два наркомана с маленьким ребенком на руках. Им не могли отказать в помощи и всех приняли. Молодой мужчина умер сразу же, а его жена умирала в ломке и муках очень долго. Органы, пораженные наркотиками, отказывали один за другим. Перед смертью она успела сказать твоей матери, которая часто проводила время у кровати несчастной, что ее парень был не просто дешевым наркоманом, а богатым наследником, сыном известного композитора Ламара. Наркоманка умерла, и, после того как ее похоронили, Софи задумалась: была ли ее речь бредом или знаком свыше? Она сама проверила эту информацию и убедилась, что все сказанное умирающей девушкой правда. Она сама ненавязчиво подкинула Ариадне Львовне сведения о местонахождении продолжателя их рода. Еще больше сыграло ей на руку то, что даже за внуком госпожа Ламар приехала не сама, а прислала своего представителя. Как главный бухгалтер, Софи быстро все оформила и отдала сына Ламарам. Так Дэниэль Штроффе стал Эрвином Ламаром, а Сильвия Ламар стала Сильвией Кокс и осталась жить в приюте… Ты как?

– Я держусь. Ариадна ничего не проверяла?

– А зачем? Она заполучила ребенка, была уверена, что это ее внук, как всегда, не испытывала сильных эмоций, все шло нормально… до того, как к ней приехала Остерия с Сильвией. Мне Остерия сразу показалась бестией с огненными волосами, и первое впечатление было верным. Именно эта вездесущая проныра разрыла это древнее дело и свалилась Ариадне Львовне как снег на голову. Старуха завелась не на шутку! Перед ее глазами был ты – умный, образованный, но чужой, и нескладеха с нулевыми перспективами – родная внучка. Эта ситуация показалась ей столь несправедливой, что довела ее до убийств.

– Откуда ты все узнала?!

– Я предоставлю тебе документы, письменные показания свидетелей и неопровержимые доказательства того, что я сейчас тебе рассказала. Все-таки был человек, который заметил подмену или просто догадался, и Софи была вынуждена рассказать ей правду. Это была медсестра детского приюта Ангелина. Они были подругами, и Ангелина поняла Софи, простила и никому ничего не сообщила, но, как она поведала мне, была вынуждена нести этот тяжкий крест. Сейчас она – монахиня при той же церкви, совершенно потерянная, одинокая женщина без возраста. Я видела ее, говорила с ней и узнала историю твоего детства из ее уст. Приехать сюда она не смогла, так как у нее больные ноги, но все написала, и если ей обеспечить явку в суд, то она все подтвердит.

– Шах и мат… – прошептал Эрвин.

– Я бы сказала, что пока был шах… мат случился тогда, когда из миллионов женщин России ты выбрал именно меня.

– И ни на минуту об этом не пожалел, – откликнулся Эрвин.

– А у меня была, вернее есть, бывшая свекровь, к которой я прекрасно отношусь. На свою голову она еще и беспокоилась за меня и рванула за мной на Запад. На несчастье твоей бабушки, моя свекровь узнала ее, только сама не могла в это поверить. Она так и сказала мне, что, похоже, узнала одного человека. Был праздник, шум, гам, да и подозрение Клавдии Ивановны было слишком страшным. Она не сказала мне тогда, а потом не успела. Этот человек тоже испугался и убрал ее, столкнув с лестницы и уничтожив то, что не должно было появиться в отчете патологоанатома. Что пострадало больше всего у моей свекрови? Рука и плечо! Кожа сожглась, и почему я сразу не вспомнила, что именно на этой руке у Клавдии Ивановны был номер концлагеря, который поставили в годы войны, угнав ее в плен еще совсем подростком. Твоя Ариадна тоже там была, но она сразу стала сотрудничать с немцами, донесла на людей, готовящих побег из лагеря, и постепенно перешла на службу к фашистам. Потом она быстро окрутила композитора и поселилась у него в доме, она выдавала себя за бывшую заключенную концлагеря. Не знаю, что мешало жить Ариадне в Германии, но она там чувствовала себя неуютно. Наследила она там неплохо… вот и рвалась в Австрию. Говорят, что многие нацистские преступники укрылись именно в вашей тихой стране.

– Потрясающе. – Эрвин вытер испарину со лба. – Как ты об этом узнала?

– Это уже неважно. Шаг за шагом я решала эту головоломку и размотала ее. Мне первой сообщили, что моя свекровь проснулась, я тайно поговорила с ней и потом сделала так, чтобы все узнали: она очнулась и готова сообщить что-то очень важное для следствия. Тут мне пригодился этот… местный блюститель порядка Симон Хас. Ночью мы ждали убийцу и дождались… Ариадна Львовна со шприцем, наполненным смертельной дозой яда, появилась, как всегда безупречная и спокойная. Она сразу все поняла, когда нас увидела… обратного пути у нее не было.

– Сердечный приступ? – поднял бровь Эрвин.

– Ариадна Львовна оказалась проворнее нас и успела вколоть себе яд, ничего не объясняя. Мы договорились с Симоном не сообщать о ее самоубийстве и вообще об этой истории… Я не хочу, чтобы о вашем роде плохо говорили, ты этого не заслужил.

– Спасибо за заботу… Неужели больше никто не знал о прошлом Ариадны?

– Я больше чем уверена, что знала Кристина, за что и поплатилась. Ее тоже убили и тоже с использованием кислоты.

– Она не могла быть в концлагере, – сказал Эрвин.

– Нет. Просто Ариадну Львовну понесло, она решила использовать кислоту во всех своих убийствах, чтобы подумали на маньяка. Не без помощи небезызвестного Симона мы просмотрели некоторые экономические подробности жизни Кристины. Так вот, уже много лет раз в два месяца ей перечислялась приличная сумма денег от неизвестного лица из одного и того же банка в Зальцбурге. Конечно, Симон проверил. Служащие опознали госпожу Ламар, это ответственное дело она не доверяла никому. Только всегда была в парике и несла полную чушь о больной племяннице, которой она помогает. Так что дружба Ариадны с Кристиной строилась на корыстном интересе…

– Шантаж?

– Первое, что приходит в голову, и это правильно. Уж не знаю, чем она шантажировала твою «бабушку». Обеих уже нет в живых… Но предполагаю, что, когда у тебя с Кристиной был роман и она часто бывала у вас в доме, то нашла какие-то документы или фотографии о прошлом Ариадны. Когда трое русских бандитов совершили налет на ресторан Ламаров, Кристина догадалась, а может, услышала при общении с Ариадной, что целью этого разбойного нападения был ты, Эрвин.

– Я?

– Думаю, что я раньше должна была догадаться. Я, конечно, не была в ресторане с самого начала. Но то, что я успела услышать и увидеть, должно было навести меня на соответствующие мысли. Не так ведут себя люди, которые боятся за здоровье и жизнь своих близких. Ариадна Львовна просто бросалась на амбразуру, открыто и нагло провоцировала бандитов, а вернее, не их, а тебя… Они должны были захотеть застрелить настырную бабушку, а ты – закрыть ее своим телом. Несчастный случай на глазах многочисленных свидетелей. Гады, бандиты – исполнители, и несчастная бабушка – заказчица, никто так и не подумает. Идеально… и она хорошо тебя знала, знала, что ты заслонишь ее, и провоцировала тебя на это.

– И этот план спутала ей тоже ты… Я вытащил счастливый билет.

– Ты большой ходок по женщинам, вот и вычислил свое спасение, – самолюбиво поджала губы Анна, говоря полушутливо, полусерьезно. – А дальше у госпожи Ламар пошло все как по накатанной… Кристина после того странного для спокойного поселка нападения догадалась, что прежде всего опасность грозит тебе. А что ты хочешь? Она же давно знала, что Ариадна Львовна – конфетка с начинкой из мышьяка, она же ее шантажировала. Но любовь сильнее денег, за тебя Кристина испугалась. Так и сказала, вернее, написала мне в записке, что опасность грозит ее любимому. Тогда я неправильно истолковала ее слова, решив, что она говорит о Марате, а тут еще эта глупая история с его похищением… Время было упущено. Ариадна Львовна, легко входящая в дом Кристины, решила убрать всех, кто может вмешаться в ее план освобождения места для настоящей наследницы, ликвидировать всех, кто смог узнать что-то о ее прошлом. Она приготовила смертельную ванну для Кристины, уничтожила проныру Остерию. Оставалось разобраться с тобой и со мной заодно, – разгоряченно говорила Аня.

– Но не тут-то было, – произнес Эрвин, – и всё благодаря тебе.

– Не скрою, путем сложения всех звеньев цепи в одно целое и благодаря усилиям других людей я сделала определенные выводы, и они оказались верными. А по-другому и быть не могло. Кто-то должен был положить конец вакханалии разбушевавшейся фашистки.

– Браво, дорогая! И очень жаль!

– Полиция в курсе всего, Симон даже поцеловал мне руку на прощание и почему-то пожалел тебя.

– Почему? – спросил Эрвин.

– Сказал, что тяжело жить с умной женщиной, что я словно сыщик в юбке, сразу вычислю, если ты пойдешь налево, – сказала Аня.