Два ужасных мужа Куликова Галина

– Отпразднуем? – поразился Силуян. – Да у меня перед глазами стоит труп! Вернее, уже два трупа!

– Если ты позвонишь в полицию, они даже расследовать ничего не станут. Мы ведь готовые подозреваемые. Мотив есть, улики против нас есть. Все остальное следователь нам нарисует, вплоть до орудия убийства. Ты этого хочешь?

Судя по физиономии Силуяна, он сейчас хотел оказаться где-нибудь в созвездии Тау Кита.

– Еще раз повторяю – мы никого не убивали, поэтому не должны чувствовать себя виноватыми. Что касается остального – пусть разбираются те, кому положено.

Эльвира и Силуян сидели в машине, спрятанной в лесу. Кроны деревьев давали густую тень, и здесь было свежо и прохладно. По обеим сторонам проселочной дороги цвели люпины и колокольчики, прямо перед бампером расстилалась земляничная поляна, усыпаная рубиновыми ягодами. Однако любоваться природой у парочки не было никакого желания.

Два часа назад они приехали в маленькую деревеньку со смешным названием Грузди и, как воры, тихонько подобрались к коттеджу, стоявшему на отшибе, у самой кромки леса. Там они и обнаружили труп Бориса Санина. Он был убит выстрелом в затылок. За час до этого Эльвира нашла в редакторской папке не только телефон, но и адрес Санина с пометкой: «Живет в деревне постоянно». Они решили нагрянуть к нему внезапно, без предварительных звонков, и застать врасплох. Не въезжая в деревню, спрятали машину и к коттеджу подошли со стороны леса. Предусмотрели буквально все, кроме смерти хозяина. В итоге они вынуждены были второпях покидать эти самые Грузди, пока никто их не заметил. Обыскивать жилище Санина, как они обыскивали квартиру Артура, нечего было и думать…

Когда Силуян наконец немного пришел в себя, Эльвира заставила его завести мотор и выехать из лесу. Машина довольно быстро набрала скорость и помчалась в сторону автомагистрали. Вокруг царила пустота. Только где-то вдалеке по краю поля ползал трактор. Кроме тощей кошки, которая сидела на пустой автобусной остановке, их никто не видел.

Когда деревня Грузди осталась далеко позади и замелькали указатели со знакомыми названиями, Силуян наконец прервал тягостное молчание.

– Спрашивается, зачем была вся эта дедукция? – проворчал он. – Не вычислили бы мы этого Санина, да и фиг с ним. Точно говорят: меньше знаешь – крепче спишь.

– Не скажи, – мгновенно возразила Эльвира. – Как бы ты спал спокойно, если бы сохранялась вероятность, пусть даже гипотетическая, что есть человек, который может сделать тебя нищим?

Нищим Силуян быть не хотел. Страх бедности всегда был тем хлыстом, который подстегивал его к решительным действиям.

Эльвира потянулась и сказала:

– Я забросила работу, все дела… Столько всего предстоит разгребать…

Силуян на секунду отвлекся от дороги и зорко посмотрел на нее. Мысль о том, что их общее приключение закончилось и Эльвира вот-вот оторвется от него и погрузится в свою собственную, отдельную от него жизнь, расстроила Силуяна невероятно. Опасность вновь сблизила их, всколыхнула старые чувства…

И Силуян решился.

– Эля, мне нужно кое-что тебе рассказать.

Возможно, мысль о больших деньгах, о сокровищах наполнила его слова особой энергией. Как бы то ни было, но Эльвира мгновенно что-то такое почувствовала и сделала стойку.

– Что? – спросила она без всякого страха, с одним лишь напряженным любопытством в голосе.

– Я тут копался в старом архиве и случайно наткнулся на один очень любопытный документ… Если я прав, Эля, то это настоящая золотая жила. Клад! Я могу не просто разбогатеть, как ты мечтаешь, я могу стать Крезом. Даже страшно представить, куда может привести меня эта тоненькая ниточка! У меня уже все было на мази, я провел гигантскую работу… Но здесь вмешалась ты с этим своим Артуром! Если бы ты знала, как все это некстати.

– Два трупа не могут быть кстати, – бросила Эльвира.

– Знаешь, если честно, сначала я ничего не хотел тебе говорить про клад. Думал, разберусь – и уж тогда… Но за последние дни мы так сблизились, как в первый год после свадьбы, и теперь мне хочется, чтобы ты мне помогала.

Эльвира, которая до рассказа мужа мысленно уже начала строить расписание на завтрашний день, без сожаления выбросила работу из головы.

– Говоришь, ты копался в старом архиве? – уточнила она.

Ее нос чуял деньги, как свиной пятачок трюфели.

– Да, в военном. Его уже хотели везти на помойку. К счастью, я оказался в нужном месте в нужное время. Ты ведь знаешь, я люблю архивы, да и сюжет для книги можно в таких местах найти. – Заметив, что жена слушает его очень внимательно, он заговорил увереннее: – Развязал я одну из бумажных пачек и среди кучи всяких ерундовых справок обнаружил тоненькую серую папку. Папка была наша, военного времени, с пометками «Совершенно секретно. Особой важности».

– И что было внутри? – Эльвира явно заинтересовалась. И эта ее заинтересованность мгновенно Силуяна воодушевила.

– Внутри лежали три листочка пожелтевшей бумаги с немецким текстом.

– С немецким? В нашем архиве? – удивилась Эльвира.

– Обычное дело! Во время войны и сразу после нее на территории Германии работали специальные подразделения советских специалистов – военных и гражданских. Одни занимались поиском перемещенных ценностей, другие – научными разработками немцев, третьи собирали и систематизировали политическую, экономическую и иную важную документацию Третьего рейха. Как правило, все наиболее ценное сразу же переправляли в Москву или подмосковные Химки, где, по слухам, создали особые секретные хранилища. Конец войны, главная задача – добить врага, поэтому людей в этих спецгруппах было немного, работали они на износ. Гораздо позже стало понятно, что многое прошло или мимо их внимания, или было неправильно оценено. А кое-что и вообще потеряно навсегда.

– Надо же, Силуян, как интересно-то! Я заслушалась. Может, тебе бросить фантастику и заняться историческими романами?

– Тогда мы пойдем по миру, – заверил ее мэтр. – Кто сейчас читает исторические романы?

– Ладно, не отвлекайся, что же все-таки ты нашел в этой папке?

– Немецкий у меня довольно уверенный, поэтому я быстренько пробежал текст. Совершенно рядовой документ, образчик немецкого бюрократизма. Протокол номер четыре заседания Координационного совета при германском правительстве по духовному взаимодействию и сохранению наследия. Перечислены фамилии и должности присутствующих, определены вопросы, которые планировалось обсуждать. Далее шли имена тех, кто выступал, и краткое содержание выступлений. Речь шла в основном о сплочении перед лицом наступающих коммунистов, о подъеме боевого духа нации, о беспощадном искоренении трусов и предателей. Короче, пропагандистская шумиха, из которой нельзя понять, чем, собственно, занимался этот Координационный совет.

– А в чем же секрет? – удивилась Эльвира, слушавшая с неослабевающим вниманием.

– Никаких секретов там на первый взгляд не было – ни военных, ни гражданских. Там вообще никакой конкретики не было.

– И что же навело тебя на мысль, что документ заслуживает внимания?

Силуян усмехнулся. Кажется, он недаром решил поделиться с Эльвирой информацией. Она очень цепкая, наблюдательная и умная. И отлично умеет следить за ходом его мыслей. А это может приободрить любого мужчину.

– Обычно при наличии закрытой информации на первом листе ставили гриф секретности, – объяснил он. – А здесь не было даже элементарного регистрационного номера правительственного делопроизводства. Напечатан он довольно небрежно, с многочисленными исправлениями и даже грамматическими ошибками, что, согласись, странно для аккуратных и пунктуальных немцев. Особенно если учесть, что документ правительственного уровня.

– Может быть, это всего лишь черновик протокола? – предположила Эльвира.

– Не исключено, – согласился Силуян. – Но как это сейчас установишь? Тут еще стоит иметь в виду, что время для гитлеровцев было горячее, практически агония рейха – им стало не до таких мелочей. Меня больше всего заинтересовала дата документа – 20 апреля 1945 года.

– А что это за дата такая? – наморщила лоб Эльвира.

– День рождения Гитлера, – ответил Силуян. – Надо было понять, не шутка ли это, не подделка ли? Знаешь, всегда найдутся желающие забавляться такими вещами. Но косвенные признаки – бумага, шрифт машинки, даже скрепка – указывали на его подлинность. К тому же мое появление в архиве было абсолютно случайным, да и сам архив, как я говорил, готовился перекочевать на помойку.

– Силуян, ты меня по-настоящему заинтриговал, – призналась Эльвира. – У меня все другие мысли сразу из головы вылетели.

– Потому что в душе ты настоящая авантюристка, – сказал Силуян. И это, несомненно, был комплимент. – Так вот. Я уже собирался швырнуть папку с протоколом в кучу просмотренных документов, но что-то меня удержало. Интуиция, наверное. Я решил напоследок еще раз внимательно просмотреть текст. И вдруг меня осенило! Что, если это шифр? Не тот, классический, где буквы заменяют цифрами или символами, а смысловой, логический, ассоциативный.

В общем, папку я унес с собой. Тайно, ни у кого не спросив и никого не предупредив. Впрочем, кого это могло заинтересовать, кроме двух-трех ветеранов, которые уже из дома практически не выходят? Я вспомнил молодость, когда немного баловался криптографией и даже написал студенческий научный доклад на эту тему. Конечно, справиться с работой дешифратора мне помогли обстоятельства – в Берлине в апреле сорок пятого уже началась паника. Видимо, стройная система шифровки была уже разрушена или специально немцами демонтирована. Конечно, серьезный шифр уровня «Гехаймсшрайбера» или легендарной «Энигмы» я бы, естественно, не осилил…

– Что такое гехаймс… брай…

Силуян засмеялся.

– Это знаменитые немецкие шифровальные машины. Но не в этом дело. Считаю, мне повезло, по-настоящему повезло. Я догадался, что передо мной шифр, и сумел это доказать. Несколько дней я, как проклятый, бился над текстом. Пробелы были всюду. Мне не хватало знания немецкого языка, немецкой истории, поэзии. Пришлось потревожить тени великих композиторов Баха и Вагнера. В итоге мне удалось расшифровать примерно две трети текста. С остальным, сколько ни бился, ничего не получилось.

– А то, что ты расшифровал? Что там было? – Эльвира так разволновалась, что едва не схватила мужа за руку. А поскольку он вел машину, это было небезопасно. – Не тяни, что там зашифровано?

– Знаешь, мне трудно рассказывать на ходу. Предлагаю поехать куда-нибудь перекусить. Я, как это ни странно, ужасно проголодался, – сказал Силуян. – Заодно расскажу тебе все до конца. А то движение меня отвлекает.

Он взял курс на знакомый ресторанчик и ловко припарковался возле длинного забора, забравшись одним колесом на тротуар.

– Итак? – нетерпеливо спросила Эльвира, когда они устроились за столиком и сделали заказ. – Что такое на самом деле протокол номер четыре?

У простой черной рубашки, в которой она «пошла на дело», был обольстительный вырез. Силуян не мог отвести глаз от выглядывающей из этого выреза полоски кружев. Какого черта он позволил своей жене, любимой жене, баловаться на стороне? Отпустил ее в свободное плавание? Ему надо было постоянно что-нибудь придумывать, что-то изобретать, что-то делать, черт побери, для того чтобы поддерживать в ее глазах этот жгучий интерес.

– Протокол номер четыре – это документ из канцелярии Мартина Бормана, – сказал он, понизив голос. – Распоряжение о проведении сверхсекретной операции. К сожалению, я разобрался лишь в общих чертах. В Пруссию, в Кёнигсберг, который к тому моменту уже был занят советскими войсками, направляется особая группа из резерва СС. Цель – вывезти некие ценности, находившиеся там на спецхранении с лета 1943 года.

– Какие ценности? – выдохнула Эльвира.

От нее тонко пахло жасмином и тальком. Силуяну казалось, что с него, как шелуха, слетели лет десять как минимум.

– В документе этого нет. Или есть, но я не сумел расшифровать. Некоторые части текста так и остались для меня загадкой. Самое непонятное вот что. Эта спецгруппа вроде как едет забирать ценности, но одновременно вывозит из Берлина в Кёнигсберг некую важнейшую реликвию Четвертого рейха. И непонятно, в чем смысл этого размена ценностями.

У Эльвиры вытянулось лицо.

– Что, был еще Четвертый рейх? – Она искренне удивилась. – Я думала, их только три.

– Их три, – согласился Силуян. – Не было никакого Четвертого рейха, здесь, скорее всего, либо я ошибся, либо они. Или я просто что-то не так понял. И вообще… Зачем тащить свою реликвию в город, занятый противником? Что за идиотская операция?

Ресторан находился в полуподвале, тут было сумрачно и пахло вкусной едой. Недаром за местным шеф-поваром охотились другие рестораторы. К ним подошел незнакомый официант и принял «позу послушания», достав блокнот и наставив на него карандаш. Силуян с Эльвирой быстро сделали заказ. Во-первых, меню они знали наизусть, а во-вторых, им было не до кулинарных изысков. Все их мысли сосредоточились на грядущем обогащении. Даже труп, который они видели в деревне Грузди, как-то незаметно отодвинулся на второй план.

– Слушай, а вдруг это Священный Грааль, как в том фильме про Индиану Джонса? – Эльвира выпрямилась на стуле. – Фашисты много всего украли или откопали в своих экспедициях. Я читала, они и в Гималаях что-то искали, и в Антарктиде. Это ведь факт.

– В том-то и дело! – воскликнул Силуян. – И меня это невероятно вдохновляет. Третий рейх просуществовал недолго, но оставил после себя столько загадок – на сто лет еще хватит, и то все не разгадают. А я столкнулся с одной из них. Я, Силуян Космос, узнал о тайной операции фашистов! Звучит, а?

– Но почему ты так воодушевился, если больше ничего не смог расшифровать? – озадачилась Эльвира. – Ну, операция. Ну, непонятная. И что из этого следует?

Силуян загадочно улыбнулся.

– Ты слушай дальше, это еще не все. Сейчас к тебе приплывет золотая рыбка.

Эльвира широко улыбнулась. Все, сделанное из драгоценных металлов, интересовало ее чрезвычайно.

– Координировать работу спецгруппы было поручено Дитриху Кранцу, личному представителю Мартина Бормана. Странная для гитлеровской Германии комбинация – партийный функционер контролирует спецназ Гиммлера. – Силуян с победным видом уставился на Эльвиру.

– И все? – разочарованно спросила она.

– Теперь – все.

– И что же тебя так возбудило в этой истории? – недоумевающе спросила она. – Какие-то эсэсовцы, какие-то ценности. Ничего конкретного. Вот если бы там было указано, где зарыт клад, тогда…

Официант принес напитки и закуски, Эльвира мгновенно схватила бокал с лимонадом и сделала несколько жадных глотков. Ей хотелось пить и так же сильно хотелось знать, можно ли извлечь практическую пользу из истории, которая так вдохновила ее мужа.

– Ты упускаешь из виду одну деталь, – повел бровью Силуян. – Мою сообразительность и фантазию. Я стал рассуждать логически. Гитлеровские вожди такого уровня в бирюльки не играли. И если они, уже сидя на чемоданах и готовясь бежать, занимаются организацией столь загадочной операции, может быть, последней в их жизни, – значит, дело не шуточное.

– Это все здорово, но для общего развития. А конкретики все равно не видно. Ты же не знаешь, вывезли они свои ценности или нет, – Эльвира снова принялась за лимонад. – А может быть, их нашли другие люди уже после войны. И куда делось то, что было вывезено из Берлина?

– Эля, у меня есть одна догадка, – Силуян снова понизил голос и наклонился вперед. – Мне ее подсказал Дитрих Кранц.

– Он что, до сих пор жив?! – Эльвира ошалело уставилась на мужа. – Ему должно быть по меньшей мере лет двести!

– Да нет, что ты, – отмахнулся тот. – Но я обнаружил следы этого загадочного господина, получившего от руководителей рейха, – он процитировал, подняв вверх указательный палец, – «неограниченные полномочия для выполнения особого сверхсекретного задания государственной важности». Именно так сказано в зашифрованном распоряжении.

Силуян незаметно огляделся по сторонам. Рядом с их столиком сидела компания из четырех человек. Они были заняты своими собственными разговорами, произносили тосты, стучали ножами по бокалам и громко хохотали. Больше поблизости никого не было. Это его успокоило, и он, наклонившись к Эльвире, продолжил:

– Так вот, если верить имеющейся открытой информации, Кранца задержали в мае сорок пятого года на территории бывшей Пруссии. При задержании погибли двое неизвестных, которые оказали сопротивление и были убиты советскими солдатами. У убитых не оказалось при себе документов, однако специальные татуировки на телах свидетельствовали о принадлежности к СС. У Кранца имелись при себе документы представителя международного Красного Креста. Однако недалеко от места задержания один из солдат обнаружил маленький схрон, где были спрятаны пистолеты, карта с нанесенными словесными обозначениями на немецком языке и схема аэродрома с привязкой к местности. Там же нашли еще один комплект документов на имя Кранца. В них он числился представителем шведской гуманитарной миссии. Еще через пару дней аэродром был обнаружен. Это оказался специально расчищенный небольшой участок в глубине леса. Изученные следы показали, что короткая взлетная полоса создана не более месяца назад и что ею ни разу не пользовались…

– Ой, погоди, погоди! – воскликнула Эльвира. – Я едва успеваю следить за событиями. – И это все ты узнал… откуда? Что такое «открытые источники»?

– Это архивные данные, которые не засекречены, – объяснил Силуян. – Но ты лучше слушай дальше. Когда Кранца поймали, он заявил, что является рядовым сотрудником абвера, к эсэсовцам отношения не имеет, встретил их случайно. Что он был оставлен на территории Пруссии с целью сбора информации о частях советской армии. В ближайшее время собирался пробираться к своим.

В итоге его судили как обычного военного преступника, он отсидел в тюрьме восемь лет и был выслан в Германию, откуда через какое-то время скрылся. Еще раз имя Кранца мелькнуло в 1975 году. Он дал небольшое интервью одной известной аргентинской газете. В нем опять была затронута тема денег партии. Ты же в курсе, что никто так и не знает, куда делся Мартин Борман вместе с деньгами партии?

– Что-то такое слышала, – сказала Эльвира. – Но, скажу честно, мне никогда и в голову не приходило, что я буду обсуждать это в ресторане вот так запросто… Прости, так что еще там было в этом интервью?

– Там наш герой именовал себя уже не офицером абвера, а скромным партийным функционером, не имевшим к военным действиям никакого отношения. Но самое интересное – он заявил, что точно знает – Борман погиб во время бомбежки. И он, Дитрих Кранц, лично участвовал в его похоронах. Понимаешь?

– Если честно, то не очень! – Эльвира вновь сверкнула улыбкой, которой могла бы позавидовать даже голливудская дива.

Силуян залюбовался женой и хотел сделать комплимент, но вовремя прикусил язык. В прошлый раз, когда он заметил, что у нее бесподобно обрисованы скулы, прямо как у Марлен Дитрих, Эльвира сообщила, что Дитрих для этого удалила коренные зубы. А вот лично у нее все настоящее, никакого обмана. Кроме того, сейчас Эльвира была вся нацелена на фашистские ценности, поэтому он поспешил продолжить свой рассказ:

– Вот смотри. Скромный партийный функционер из Берлина непонятным образом и с непонятной целью оказывается на территории Пруссии, занятой нашими войсками. Там выдает себя за абверовца и получает минимальный срок. Затем выныривает где-то в Аргентине, уже не скрывая, на каких должностях служил рейху. Но при этом он утверждает, что самолично хоронил партайгеноссе.

– Ну-ну, – подбодрила Эльвира. Было ясно, что она не сильна в истории, но все, что говорил Силуян, впитывала как губка.

Официант, который несколько раз подходил к их столику, не интересовал ее совершенно, и она постоянно отмахивалась от него, как от назойливой мухи.

– Покопавшись в архивах, я сумел точно установить следующее, – продолжил Силуян, дождавшись, когда тот разольет остатки лимонада по бокалам и удалится. – Кранц не смог полностью выполнить возложенной на него задачи. Обнаруженный аэродром они готовили для самолета, который, вероятно, должен был вывезти их и спрятанные в сорок третьем году ценности. Однако, как было установлено, аэродромом не пользовались, значит, ничего вывезти не удалось. При Кранце никаких ценностей обнаружено не было. То ли он их не нашел, то ли побоялся изымать из тайника, то ли спрятал, когда самолет в назначенное время не прилетел. К тому же при Кранце не оказалось той самой священной реликвии, о которой говорится в зашифрованном документе.

– А зачем вообще нужна была шифровка, которую ты нашел? – спросила Эльвира, прищурив глаз. – Ее ведь нашли у Кранца, когда его арестовали, верно?

– Она могла быть охранной грамотой или служила паролем для того, кто хранил ценности.

– Главная реликвия Третьего рейха. Звучит интригующе! Так ты именно ее рассчитываешь найти? Или те ценности, которые Кранц собирался вывезти из Калининграда?

– На самом деле, одно из двух. Судя по датам, Кранц пробыл на месте недолго. Ситуация тогда менялась очень быстро. Могло так случиться, что реликвия осталась у него, и он ее спрятал. Но при этом мог и ценности забрать. Так что в схроне, который я собираюсь отыскать, есть вероятность обнаружить и то и другое. И ценности, которые Кранцу приказали доставить в Берлин из Калининграда, и реликвию, которую он привез с собой.

– Поверить не могу, что все это случилось на самом деле, – Эльвира недоверчиво покачала головой.

– Случилось, случилось, – подтвердил Силуян. – Особисты не разобрались и передали шифровку как обычный, не представляющий интереса документ в общий архив или приобщили к судебному делу. Ну а дальше понятно – плохой учет, общая послевоенная неразбериха. И пошла ценная бумага гулять по рукам, пока не оказалась в самодеятельном архиве ветеранской организации.

– Честно говоря, у меня уже голова идет кругом. – Эльвира, словно лампа, наполнялась волшебным огнем. От нее было глаз не оторвать.

Силуян понял, что не зря посвятил ее в свою тайну. Кроме того, рассказ о миссии Дитриха Кранца помог ему отвлечься от страшных событий последних часов и слегка развеял то жуткое настроение, которое нахлынуло на него в деревне, когда они обнаружили труп Санина.

– Ты меня словно в другую реальность перенес! – продолжала Эльвира. – Ну а теперь, конечно же, мне хочется узнать, что ты собираешься делать.

Это, пожалуй, было для нее самым важным – практические действия. Ведь только действия приводят к результату. Слова, теории могут лишь подтолкнуть к этим действиям, но не более того.

– Я собираюсь лететь в Калининград, – заявил Силуян, поддев оливку и отправив ее в рот.

– Но зачем?

– Искать спрятанный клад. И, возможно, открыть миру нечто такое, что гитлеровские вожди именовали своей главной реликвией.

– Не понимаю. Где же ты будешь искать, в чистом поле? Ау, реликвия, выгляни в окошко, дам тебе горошка.

– Да ладно тебе, Эля, – усмехнулся Силуян. – Я же не безумный кладоискатель. Я подключил к делу одного историка, который думает, что помогает мне с сюжетом новой книги. По-хорошему, конечно, нужно дождаться результатов его исследований, но он сказал, что со дня на день пришлет мне материалы, поэтому я не стану ждать. Поеду в Калининград и уже на месте получу его инструкции. Если честно, мне просто не терпится. Хочется осмотреться.

– Понимаю тебя, – пробормотала Эльвира. – Любому на твоем месте не терпелось бы.

Она заказала себе бокал шампанского и выпила его залпом. Помада оставила на стекле огненно-красный полумесяц.

– А где точно ты будешь осматриваться? Есть у тебя в руках хоть какие-то наводки?

– Разумеется – Силуян достал сигареты и придвинул к себе пепельницу. – Есть указание на вполне конкретное место, где задержали Кранца. В материалах его дела сохранились все координаты, в том числе найденного в лесу аэродрома. Я думаю так – ценности спрятаны где-то между этими двумя точками. В перелеске, где скрывался Кранц с подельниками, их закопать было нельзя – очень близко от дороги. Возле аэродрома тоже нельзя, даже если он отлично замаскирован – такое место, если обнаружат, прошерстят вдоль и поперек.

– Но ведь площадь поиска все равно получается очень большой…

– Однако не целая область с городами и поселками, правда? Впрочем, если пятачок в полтора-два километра тебя смущает, ты не настоящий кладоискатель, – усмехнулся он.

– А вдруг там уже все перекопали, на этом месте? – поинтересовалась Эльвира. – Другие кладоискатели?

– Такой возможности исключать нельзя. Но ведь мы в более выигрышном положении, чем любые черные археологи. Они не обладают той информацией, которая есть у нас. Они ищут по своей системе, но в основном – на ощупь.

– А ты знаешь, что готовится закон о черных археологах? – неожиданно встрепенулась Эльвира. – За это скоро в тюрьму будут сажать.

– Ничего, мы успеем проскочить, – усмехнулся Силуян. – А кроме того, за мной следить не станут. Я писатель, приехал собирать материал для очередной книги… Тут не подкопаешься. Знаешь, я всерьез загорелся этой идеей. А может, просто хочется романтики. Приключения последних суток не в счет.

– Да уж, такое романтикой не назовешь…

Они оба отвели глаза и некоторое время молчали. Потом Силуян снова вернулся к животрепещущей теме:

– В распоряжении-протоколе ясно сказано, что вместе с Кранцем на задание отправилось пять человек. Двоих убили в перестрелке перед тем, как самого Дитриха взяли в плен. В таком случае вопрос: куда делись еще трое?

– У тебя есть догадки? – Эльвира снова оживилась. Все-таки она была журналисткой, и только конкретные факты разжигали в ее сердце настоящий огонь любопытства.

– Разумеется, есть. Думаю, события развивались так. Самолет не прилетел, Кранц понял, что ценности, находящиеся при нем, нужно срочно спрятать. Он хоронит их в тайнике где-то неподалеку. После этого избавляется от троих свидетелей. И с двумя оставшимися начинает пробираться к своим. Но нарывается на наших солдат. В перестрелке последних двух членов его группы убивают, а его берут в плен. В общем, ценности зарыты где-то неподалеку от аэродрома, Эля! И я намерен их найти во что бы то ни стало. Ты мне поможешь?

Силуян с надеждой посмотрел на жену. Он выложил ей все, что знал, все, что ему удалось разгадать. Сейчас выяснится, не зря ли он так старался.

– Дай подумать, – Эльвира прикусила пухлую нижнюю губу. – Это ты можешь свою жизнь планировать как захочешь, а у меня бизнес, планы, съемки и контракты…

– Ладно, – скрывая разочарование, ответил Силуян. – Поехали. Ляжем спать, а завтра с утра я забронирую билет.

– Знаешь что? Бронируй два. Кажется, я вошла во вкус.

Семен Виссарионович с папкой под мышкой вышел на улицу и, перейдя неширокую дорожку, направился в чахлый скверик, где его с нетерпением ожидал Василий Кузьмич.

– Ну, как? – нетерпеливо воскликнул Швыряев, хватая приятеля за рукав парадного пиджака.

– А как еще может быть? Нормально.

– Тебя приняли, с тобой разговаривали?

– Пробиться оказалось сложно. У нас как было? Допросы всю ночь, а утром к начальству, докладываешь. Потом совещания, политзанятия, физподготовка. И так семь дней в неделю. А эти? Два выходных, в семь – бегут домой, футбол смотреть. Часы приема от сих до сих. И никакой заботы о человеке! А если я не могу в ваши часы приема, то мне уже и помощь не гарантирована? Мне какой-то офицерик в приемной, адъютант, видать, говорит – сейчас не приемное время. Я его спрашиваю – сынок, ты сколько служишь? Говорит – четвертый год. А я, говорю, отслужил в органах четыре десятка лет. Поэтому для меня любое время – приемное. Ты доложи, будь ласков, а дальше я уж сам объясню твоему начальнику, что да как. Не стал спорить, молодец, встал и пошел в кабинет. Вернулся хмурый – нет, говорит, не примет сейчас, приходите завтра в пятнадцать часов, я вас запишу. Ну, думаю, надо приводить в действие тяжелую артиллерию. Завтра, отвечаю, меня уже в живых может не быть. Мне надо сегодня поговорить. И тут же хватаюсь за сердце и падаю на стул. Паренек подбежал, а я ему – у меня валидол в плаще остался, а плащ в коридоре, на стуле. Принеси, а то помру. Он и убежал в коридор. Я встал и прямиком в кабинет.

Гляжу – сидит в кресле натуральный боров, поперек себя шире. Увидел меня, покраснел, как свекла, рычит: «Вы что себе позволяете?! Уходите немедленно, иначе я дам команду арестовать». Ну, меня такими словами не испугать. Однажды на меня сам Лаврентий Павлович кричал – вот был ужас, я сразу с жизнью попрощался. А этот… Смех один. Подхожу ближе и говорю: «Адъютанта своего не ругай, я его обманул. А тебя и обманывать не собираюсь, скажу как есть. Довелось мне в приемной товарища Калинина дежурить, видел, как Михаил Иванович простых людей принимал. Директора мог прогнать, а с рабочим за полночь сидел. Понимал он простых людей, сочувствовал». – «Вы рабочий?» – спрашивает боров. Ну, чего с такого взять? Достаю свое почетное пожизненное удостоверение и – в нос ему. «Читай!» – «Что, – спрашивает, – читать?» – «Кто мне его подписал, читай. И вот еще! – достаю почетную грамоту – на стол ему. – И это читай!»

Прочитал, из кресла выпрыгнул, руку жмет, улыбается. Сразу вызвал своего паренька, чтобы тот чай принес. Потом расспросил, что да как. Нахмурился, озаботился, видно. Стал звонить по друзьям-приятелям да подчиненным. Словом – выведал он все. На прощание сунул мне бумажку, где его должность, фамилия и телефон, просил заходить, если надо. Да только на хрен он мне сдался, зачем я пойду к нему? Чай у него плохой, конфет я не ем, а говорить с ним тошно, зажрался мужик. Но черт с ним, я тебе сейчас про Артура твоего расскажу.

– Семен, да ты просто гений, так все провернул, – Василий Кузьмич покачал головой. – Спасибо, что ради меня стараешься. Артур все-таки – моя родная кровь, и справедливость надо воссстановить.

– Тогда слушай. Самоубийство исключено. Парня убили из пистолета «глок». Австрийский, я такие знаю, хорошая машинка. Убийца отпечатков не оставил, все основные поверхности, где могли остаться «пальчики», тщательно протерты. Ушел незамеченным – соседи никого не видели. Часы, бумажник, приличная сумма в домашнем сейфе – не тронуты. Дело ведет очень опытный следователь. Он считает, что после убийцы в квартиру проникли еще по меньшей мере два человека. То ли вместе, то ли порознь.

– Откуда это известно? – оживился Василий Кузьмич.

– Реконструировали общую картину преступления. Происходило там что-то непонятное. Вот гляди. Сначала убийца заталкивает труп в шкаф. Следующий неизвестный, не зная этого, открывает шкаф – и труп падает на пол. А затем кто-то бьет Артура, уже мертвого, тяжелым стеклянным предметом по голове. Причем осколки потом собирает и уносит с собой.

– Действительно, очень странно, – тяжело вздохнул Василий Кузьмич. – А вдруг это первый преступник сделал? Сначала ударил по голове, а после застрелил?

– Уже установлено – сначала был выстрел. А бить мертвого по голове станет только идиот. Но это еще не вся правда. Как я уже сказал, ничего не украли, однако следователь выяснил, что неизвестные что-то искали в этих электронных железяках – компьютере, мобильном телефоне и этих – тьфу! – на гадов похоже…

– Гаджетах, – подсказал Василий Кузьмич.

– Во-во, в них. Видимо, хотели найти какую-то конкретную информацию. Естественно, стали отрабатывать ближний круг. И тут выясняется, что буквально через несколько часов убили приятеля Артура, фамилия у меня записана на бумажке, я потом достану. Теперь следователь ищет связь между убийствами. И мотивы, конечно.

– А что за приятель, чем занимался?

– Занимался вот этими самыми компьютерами.

– Торговал, что ли?

– Нет, обеспечивал безопасность, так мне боров объяснил.

– Чью безопасность? – продолжал приставать Василий Кузьмич.

– Компьютеров, наверное. Не пытай меня, не знаю. Давай решим, идти мне к следователю или погодить. Я телефончик его на всякий случай у борова позаимствовал.

Василий Кузьмич пожевал губами и посмотрел в небо, как будто там был написан готовый ответ.

– Дай сообразить, – сказал он. – Следователь в лучшем случае расскажет то же самое…

– Может, сегодня еще чего новое появилось. Следствие – это ж такое дело… По крупицам, по крупицам – и собираются фактики. Ты другое скажи – мстить будем?

– Кому? – вздрогнул Василий Кузьмич.

– Убийцам, конечно. Хотя, может, твоего Артура и за дело порешили. Ты уж извини за прямоту. Они с этим парнем убитым темными делами занимались. В его доме, в деревне, нашлись записи разговоров. И там говорится, что можно хорошо заработать, разыграв гитлеровскую карту. Это мне боров на всякий случай рассказал и спросил, не знаю ли я, что имелось в виду. Я сказал, что про гитлеровскую карту я знаю одно – мы их гнали до самого Берлина и там раздавили окончательно.

Надо же – сосунки, а туда же. Гитлеровскую карту им подавай. Я вот присутствовал, когда Гитлера выкапывали. Вернее, то, что от него осталось.

– Семен, поехали к следователю. Я знаю, что по закону он не имеет права нам что-нибудь говорить или показывать, но вдруг ты сумеешь с ним договориться?

– «Сумеешь, сумеешь», – передразнил его Гнутый. – Эх, интеллигенция! Поехали уж…

Следователю была предъявлена визитка борова и весь запас фирменного красноречия от Семена Виссарионовича Гнутого. Однако следователь оказался твердым орешком, на визитку глянул уважительно, но не дрогнул, на уговоры и лесть не поддался, исторические реминисценции проигнорировал.

Тогда Гнутый пошел напролом:

– Предлагаю обмен. Ты нам даешь одним глазком взглянуть, о каких таких гитлеровцах говорили меж собой ребята, я тебе даю информацию о возможных убийцах Артура Швыряева. Послушай, я же у тебя не следственное дело прошу на ночь почитать.

Следователь был высок, худ и смотрел на мир глазами изможденного коня. В глубине этих глаз таилась маленькая искорка, которая намекала, что этот тип еще способен бить копытом.

– А вы в курсе, что обязаны рассказать мне все, что вам известно про убийство? – поинтересовался он и сплел из пальцев шалашик. – Иначе могу вас задержать и даже арестовать за сокрытие улик. Скрывать преступников – это соучастие.

– У меня однажды подследственный случайно умер, а нужен был живым, важная птица. Так меня за это генерал Абакумов – слышал про такого? – обещал сгноить в лагерях. И ничего, видишь, перед тобой сижу. У меня закалка сталинская, не перешибешь. Да и справочку я тебе от врачей любую принесу. Ясно? Поэтому предлагаю второй раз – я тебе сведения, которых у тебя нету, ты мне – разговоры убитых хлопцев.

– Ладно, дам посмотреть одну распечатку, и все.

Расстались они довольные друг другом.

– Что ты ему наобещал? – спросил Василий Кузьмич. – Если соврал, то тут я тебя не поддерживаю.

– Не соврал, – гордо поднял подбородок Гнутый. – Вчера вечерочком я предпринял одну вылазку…

Накануне вечером неугомонный старикан отправился к дому Артура Швыряева. Его возмутило то, что сказал следователь – будто поквартирный обход операм ничего не дал.

– Ленивые они, вот и не дал, – сказал Семен Виссарионович. – А я приложил силы, задействовал смекалку и кое-что нашел.

– Что же ты нашел, Семен? – Василий Кузьмич удивился.

– Я обзвонил кое-кого из моих активистов, кто живет рядышком, они подняли своих знакомых, те – своих… И нашли мне одного субъекта. Инвалид, выпивает, из дома выходит редко, днем спит, а по ночам с подзорной трубой дежурит у окна. И если в какой квартире свет горит – подсматривает. С женой живет, шельма, а ведет себя, как маньяк какой-нибудь.

– А что же, к нему оперативники не заходили? – удивился Василий Кузьмич.

– Заходили, но разговаривали с женой, а мужик в это время дрых и ничего не слышал. А то бы он им рассказал, наверное. А может, и нет, постеснялся бы. О его пристрастии почти никто не знает. Это он своему знакомому по пьяни рассказал. Пришел я к нему, прижал как следует. Объяснил, что с такими, как он, на зоне вытворяют. Он говорит – я в окна этой квартиры часто смотрю, там парень один живет, постоянно девок водит и всю ночь с ними кувыркается.

В ту ночь он видел мужика, который огрел твоего Артура по голове стеклянной вазой. Артур в это время на полу лежал, возле открытого шкафа. И дамочка какая-то тоже на полу лежала. Они вдвоем с этим мужиком еще долго по квартире разгуливали. Компьютер на письменном столе включили и что-то в нем рассматривали… Потом, правда, шторы задернули, спохватились.

– Значит, этот твой свидетель видел убийц Артура?

– Ты чего, Петр, забыл? Его сначала застрелили.

– Но как он оказался на полу вместе с женщиной?

– Тут ясно – вывалился из шкафа. Видишь, мы скоро распутаем это дело.

– Ты хочешь сказать, что эти неизвестные мужчина и женщина и есть те люди, которые уже после убийства залезли в квартиру?

– Конечно. Смотри, все сходится. Осталось установить имена. И здесь тоже есть зацепка. Свидетель наш уверяет, что дамочку эту он уже видел в квартире Артура. Но не знает, кто она. А вот мужика он узнал. Вернее, ему кажется, что узнал. Какой-то известный писатель, которого он часто видит по телевизору. Сейчас мы туда рванем вместе, чтобы поспеть до прихода следователя, и устроим опознание по полной программе. Я этому инвалиду покажу, каково приходилось Тухачевскому и Мейерхольду.

– Семен, ну откуда ты можешь знать, каково им приходилось, – по привычке возразил Василий Кузьмич. – Ты же в органы пришел после войны.

– Сослуживцы рассказывали, – на ходу бросил Гнутый. – Давай, поторапливайся, нам еще убийц ловить надо.

К вечеру картина прояснилась.

– Писатели, интеллигенты, космополиты безродные! – бушевал Гнутый. – Сначала перышком чикают, выдумывают, а потом людей убивают. Эх, не успел вождь всех этих писателей под корень извести. Врачей-вредителей за Урал собирался вывезти, а этих надобно было сразу на Чукотку, чтобы повымерзли к едреной бабушке! Весь их Союз писателей.

– Странно! Известный писатель-фантаст, и вдруг… Зачем он полез в квартиру Артура, зачем бил его по голове вазой?

– Фантаст! Давить таких фантастов надо. Только молодежь развращают. Ладно, Кузьмич, поехали, надо слежку за ним организовать. Сейчас адресок выясним – и вперед. Последим немного, а потом я его прихвачу как следует и душу выверну. Все мне расскажет!

– А если его следователь раньше арестует?

– Не боись, там целая процедура, да писатель еще адвокатов понагонит. Все успеем.

Распечатка разговора, которую им дал следователь, оказалась небольшой и несколько невразумительной. Артур и Борис говорили туманно, о вещах, которые им были явно хорошо известны, и единственное, что прозвучало в их беседе отчетливо, – это уже знакомое выражение «гитлеровская карта» и слово «реликвия».

– Ну, и что ты об этом думаешь? – спросил Гнутый у Василия Кузьмича. – Идеи какие-нибудь имеются?

– Пока что нет, но утро вечера мудренее. Авось мы с моей бессонницей что-нибудь и надумаем.

На следующее утро, в пять часов, у Швыряева зазвонил мобильный.

– Василий Кузьмич, это я, – задушенным шепотом заговорил Гнутый. – Писатель бежать собирается, вместе с дамочкой своей. Их у дома такси ждет, едут в аэропорт. Мы – за ними.

– Кто – мы? – удивился спросонья Василий Кузьмич.

– С дружком одним. У него машина, мы вместе тут в засаде сидели. У буржуев этих, правда, иномарка, а у нас «жигуленок», но на хвост им сядем плотно, обещаю. За тобой заезжать времени нет, поэтому хватай любую машину – и в Шереметьево. Там встретимся.

– А если они летят из Домодедово?

– На такси написано: «Официальный перевозчик Шереметьево, так что не болтай лишнего и прыгай в штаны. Начинается настоящее дело!

В огромном здании аэропорта людей было на удивление мало. Василий Кузьмич сразу же заметил Гнутого, который нервно расхаживал возле одной из стоек регистрации.

– Наконец-то! – воскликнул тот, увидев приятеля. – Паспорт, надеюсь, при себе?

– Естественно, кто ж в наше время без паспорта из дому выходит?

– Доставай!

– А тебе он зачем?

– Не мне, билеты сейчас покупать будем.

Василий Кузьмич на секунду потерял дар речи.