Бесконечная земля Бакстер Стивен
– Значит, вы рассчитывали обнаружить этих… переходящих гуманоидов?
– Я произвел логическую экстраполяцию. И после рассказа Перси ожидал услышать пение. Подумайте сами. Люди умеют переходить, а шимпанзе нет – для проверки проводились эксперименты. Но, возможно, наши человекообразные родственники в прошлом – или, скорее, их современные потомки – могли, а точнее, могут переходить. Почему бы нет? Обнаружив эти существа так быстро, мы, разумеется, достигли важной цели. И мы вправе ожидать – или, по крайней мере, надеяться, – что по пути встретим еще немало подобных групп. Какой интеллектуальный прорыв, Джошуа!
– Значит, они много лет удерживали Перси живым?
– Похоже на то. Так называемые «русские» обнаружили Перси, блуждавшего по Франции, в которой не было ни одного француза, и десятилетиями заботились о нем. Возможно, на протяжении нескольких поколений. Что примечательно. Насколько я понимаю, он так и не узнал правды о своих новых друзьях. Но, вероятнее всего, Перси никогда не видел иностранцев, прежде чем отправился воевать во Францию. Этот молодой неграмотный англичанин, наверное, заранее был готов поверить в то, что любой иностранец выглядит странно. Почему бы русским и не походить на больших косматых обезьян? Большую часть жизни рядовой Перси странствовал вместе с «русскими» по спокойному, покрытому лесами и водоемами миру, где его кормили мясом и овощами и окружали заботой, пока в один прекрасный день он не дал понять – хотя я не знаю, как он с ними общался, – что хочет вернуться туда, откуда пришел.
– Песни бывают очень выразительны, Лобсанг. Можно выразить тоску по дому в песне.
– Не исключено. И, как мы сами убедились, они хорошо заучили песни Перси. Возможно, тролли передавали их из поколения в поколение или даже от племени к племени. Как интригующе. Нужно узнать побольше о социальной жизни этих созданий. И в конце концов тролли, как добрые феи, вернули его обратно, во Францию, но, к сожалению, не в ту эпоху, когда одни люди расчленяли других при помощи взрывчатых веществ.
Сквозь синюю дверь в дальнем конце палубы вошел передвижной модуль и без запинки, довольно-таки зловещим образом принял эстафетную палочку беседы у своего бесплотного двойника.
– У вас есть еще вопросы, Джошуа?
– Я читал про ту войну. Она не так уж долго шла. Почему Перси не вернулся раньше?
Автомат положил холодную руку на плечо Джошуа.
– А вы бы вернулись? Это был жестокий, бесчеловечный конфликт. Война, которая превратилась в мясорубку для молодых людей. Жестокую и беспощадную. Думаете, ему хотелось возвращаться? И не забывайте, Перси сам не знал, что умеет переходить. Он и правда думал, что его занесло в отдаленную часть Франции. И потом, «русские» были просто счастливы, познакомившись с ним. Подозреваю, дружбу укрепили песни. Перси утверждал, что они просто обожали слушать, как он поет. Он научил «русских» всем песням, какие знал, – и вы, Джошуа Валиенте, слышали одну из них сегодня. Итак, состоялась первая наша полевая практика. Предлагаю провести оперативное совещание. Вы думаете, что я подверг вас опасности, не так ли? Пожалуйста, поверьте, я бы не стал рисковать. Это, кроме прочего, не в моих интересах.
– Оказывается, вы заранее знали, с чем нам предстояло столкнуться. Так сложно было предупредить?
– Да, согласен. Нужно выработать некоторые правила общения. Послушайте, наше эпическое путешествие едва началось, мы почти не знаем друг друга. Может быть, как-нибудь потусим вместе?
Иногда остается лишь немо смотреть в пустоту. Робот сказал «потусим»! Джошуа, разумеется, знал слово «тусить», пусть даже потому лишь, что сестра Агнес приходила в ярость каждый раз, когда слышала его. Эти вспышки трудно было назвать страшными – сестра Агнес почти не произносила бранных слов, не считая «республиканца» (страшное ругательство в ее устах) – и, разумеется, ничем не швырялась. Во всяком случае, ничем тяжелым или таким, что могло бы повредить. Но выражения типа «тусить» приводили сестру Агнес в бешенство. «Безобразные, корявые слова! Лишенные всякого смысла! Они означают что угодно по вашему желанию, а в конце концов, уже ничего! Никакой точности!» Джошуа помнил тот день, когда по телевизору кто-то сказал «зашоренное мышление». Некоторые дети попрятались, предчувствуя взрыв.
Потусить. С Лобсангом.
Джошуа посмотрел на ненастоящее лицо робота. Оно выглядело почему-то усталым или подавленным, насколько можно было разгадать его выражение.
– Вы когда-нибудь спите, Лобсанг?
На лице появилась обида.
– Во всех моих компонентах заложен цикл бездействия, когда за работу берутся вспомогательные системы. Я полагаю, это сродни сну. Вижу, вы хмуритесь. Я дал неудовлетворительный ответ?
Джошуа слышал негромкие шумы корабля, органические потрескивания и поскрипывания, гул разнообразных систем. Лобсанг непрерывно работал. Как чувствует себя тот, кто постоянно находится в полном сознании? Как если бы Джошуа пришлось контролировать каждый вдох, который он делал, или каждый удар сердца. А Лобсанг, несомненно, должен был контролировать переходы – продукт сознания.
– Вас что-то беспокоит, Лобсанг?
Искусственное лицо расплылось в улыбке.
– Да, конечно. Меня беспокоит все, особенно то, что я не знаю и чем не могу управлять. В конце концов, знать – моя работа, мое задание, смысл существования. Впрочем, психически я совершенно здоров. Полагаю, это нужно прояснить. Велосипеда у нас, пожалуй, нет, но, полагаю, я сумел бы за час-другой создать достаточно быстрый тандем… Вижу, вы не понимаете, о чем я говорю? Завтра мы попробуем кино, и первым будет «2001». Нужно пополнить ваше образование, Джошуа.
– Если допустить, что вы действительно человек, со всеми человеческими слабостями… вы когда-нибудь утомляетесь? Если да, то, наверное, вам было бы полезно иногда отдыхать от самого себя. Конечно, давайте вместе потусим, только не выдавайте меня сестре Агнес. – Джошуа вдруг посетила странная мысль. – А драться вы умеете?
– Джошуа, я способен опустошить целые области.
– Нет, я имею в виду на кулаках.
– Объясните.
– Ну, легкий спарринг поддерживает человека в тонусе. Мы, мужчины, иногда деремся, просто чтобы не утратить хватку, ну, понимаете. Даже если побить боксерскую грушу, и то почувствуешь прилив бодрости. И потом, бывает весело. Что скажете? Это очень по-человечески. Отличный шанс исследовать реакции вашего искусственного тела.
Немедленного ответа не последовало.
– Эй, ну так что?
Лобсанг улыбнулся.
– Извините. Я смотрел «Грохот в джунглях».
– Вы – что?
– Да, поединок между Джорджем Форманом и Мохаммедом Али. Я провожу исследование, Джошуа. Вижу, Али выиграл, прибегнув к хитрости, поскольку был старше и опытнее. Превосходно.
– Вы хотите сказать, что в каком-то портативном хранилище памяти у вас записаны все боксерские матчи, какие только шли по телевизору?
– Да, разумеется. А почему бы нет? Предвосхищение и экстраполяция. Я уже начал создание двух пар тренировочных перчаток, одинаковых платков, шортов, капп, просто приличия ради, и одной пластиковой защиты для ваших половых органов.
Джошуа услышал шум, поднявшийся в мастерской, и, не в силах забыть о защите своих половых органов, сказал:
– «Грохот в джунглях» – это не дружеский поединок, Лобсанг. Скорее маленькая война. Я несколько раз видел запись. Сестра Симплисити иногда смотрит лучшие матчи. По-моему, она неравнодушна к большим потным мужчинам…
– Одновременно я изучил правила спарринга, – перебил Лобсанг, вставая. – За две миллионных доли секунды, если быть точным. Прошу прощения, я кажусь хвастуном?
Джошуа вздохнул.
– Честно говоря, я решил, что вы преувеличиваете шутки ради.
– Прекрасно. Именно на это я и рассчитывал.
– А вот теперь вы хвастаетесь.
– Давайте признаем, что мне есть чем похвастать, не так ли? Прошу прощения…
Лобсанг зашагал прочь. Когда Джошуа впервые увидел передвижной модуль, он двигался рывками, довольно искусственно. С тех пор Лобсанг обзавелся пластикой атлета. Он явно верил в самосовершенствование. Лобсанг отсутствовал несколько минут, после чего появился в толстом белом халате и протянул Джошуа пакет. Джошуа повернулся спиной и начал переодеваться.
Лобсанг процитировал:
– Спарринг. Здоровый способ сохранять форму и в то же время тренировать некоторые участки мозги, ответственные за наблюдение, дедукцию и предвидение. Наконец, спарринг воплощает дух честной игры. Предлагаю сразиться по правилам, придуманным специально для тренировок, а не настоящей драки, которые сформулировал в 1891 году бригадный генерал Хаусман. Который, спешу заметить, вскоре случайно получил смертельную рану в голову от одного из своих солдат в Судане. Несчастный случай, от которого не спасет никакой спарринг. Ирония судьбы. После чего я обнаружил еще несколько тысяч отсылок к данному виду спорта. Честное слово, Джошуа, вы проявляете похвальную скромность, поворачиваясь ко мне спиной, чтобы надеть шорты, хотя это не так уж обязательно.
Джошуа повернулся – и увидел нового Лобсанга. Под халатом, прикрытое боксерской майкой и трусами, оказалось тело, способное напугать Арнольда Шварценеггера.
– А вы подошли к делу серьезно, да, Лобсанг?
– В каком смысле?
– Забудьте. Так, – сказал Джошуа. – Нужно стукнуться перчатками, отступить на шаг, а потом мы начнем…
Он взглянул в иллюминатор, за которым мелькали миры.
– А за «Марком Твеном» не нужно присматривать? Мне как-то не по себе при мысли о том, что мы здесь будем обмениваться ударами, а корабль – переходить вслепую.
– Ни о чем не беспокойтесь. У меня есть автономные модули, которые позаботятся о корабле, пока мы заняты. И, кстати говоря, сам Марк Твен счел бы эту ситуацию как нельзя более уместной. Расскажу потом, когда выиграю. Ну что, потанцуем?
Джошуа не удивился, обнаружив, что сохранил неплохую форму. В конце концов, на Долгой Земле ты или сохраняешь здоровые рефлексы, или умираешь. Он, казалось, чаще доставал перчаткой до Лобсанга, чем наоборот. Отражая очередной удар, Джошуа спросил:
– Вы, кажется, деретесь вполсилы, Лобсанг.
Они разошлись, и противник ухмыльнулся.
– Мне ничего не стоит убить вас одним ударом. При необходимости мои руки могут работать как копер.
Он осторожно уклонился от пробной атаки Джошуа.
– Поэтому я позволяю вам нанести удар первым, чтобы прикинуть силу, необходимую для ответа. Я дерусь с вами на вашем собственном уровне, но, к сожалению, не с вашей скоростью, которая, подозреваю, изначально выше моей благодаря феномену мышечной памяти – воплощенное познание, мышцы как часть общего интеллекта. Просто удивительно. Я намерен отобразить это в личной анатомии и сделать процесс обработки данных более рассредоточенным, когда примусь за создание улучшенного варианта модуля. Вы, Джошуа, на удивление ловко умеете обманывать противника, даже с вашими ограниченными невербальными способностями. Поздравляю.
И по заслугам, потому что в этот момент Джошуа нанес удар прямо в середину мощной груди.
– Не знаю, как насчет Тибета, но у нас есть старая поговорка: «Когда дерешься, не болтай».
– Да, конечно, вы правы. Драться нужно, вкладываясь всем сознанием.
И внезапно кулак оказался у Джошуа ровнехонько между глаз. Удара не было; Лобсанг остановил руку с пугающей точностью, и Джошуа лишь почувствовал легкое давление в носу.
Лобсанг сказал:
– Одно подходящее тибетское изречение таки есть. «Не стой слишком близко к тибетцу, который рубит дрова». Вы слишком медлительны, Джошуа. Но, возможно, вы сможете еще некоторое время побеждать меня хитростью, пока я не превзойду ваши способности. Я нахожу это упражнение оздоравливающим, воодушевляющим и весьма познавательным. Продолжим?
Джошуа, тяжело дыша, вновь взялся за дело.
– Вам действительно нравится? Хотя я, признаться, ожидал, что вы, с вашим прошлым, выкинете что-нибудь этакое в стиле кун-фу.
– Вы смотрели не те фильмы, друг мой. Не забывайте, что я чинил мотоциклы. Я лучше разбираюсь в механике и электронике, чем умею размахивать руками и ногами. Однажды я прикрепил индуктор над дверью мастерской, и сосед, который регулярно ходил ко мне воровать детали, получил серьезный разряд. Что-то вроде немедленной кармы. И это был единственный случай, когда я кого-то унизил. Не потребовалось никакого кикбоксинга.
Они опять разошлись.
Лобсанг сказал:
– А вы, мой друг, сейчас помогаете мне воссоздавать ситуацию из жизни Марка Твена, который, если верить автобиографической «Жизни на Миссисипи», однажды подрался в рубке парохода, идущего полным ходом, с другим лоцманом за то, что тот тиранил ученика. Марку Твену то и дело приходилось прерывать поединок, чтобы удостовериться, что пароход идет нужным курсом. Точно так же, как я веду наш корабль сквозь миры, даже когда мы деремся. Учитывая жизнерадостную склонность Твена приукрашивать любое событие, я сомневаюсь, что это чистая правда, но все-таки восхищаюсь им, потому и окрестил корабль в его честь. На самом деле он хотел назвать свою книгу «Путь на запад», но Уильям Вордсворт, увы, успел первым. Старый классик из Озерного края, отличный поэт, но «путешествие на «Вордсворте» звучит как-то странно, вам так не кажется?
Джошуа ответил:
– У Вордсворта есть удачные места, если верить сестре Джорджине. «Исполнен вечер истинной красы, святое время тихо, как черница…»
– «…проникнутая благостью; садится светило дня, как в облаке росы»[3]. Знаю, конечно. Очень уместно. Мы сражаемся и на стихах, Джошуа?
– Заткнись и дерись, Лобсанг.
Глава 23
Когда они закончили, миры уже озарялись закатным солнцем.
Джошуа принял душ, размышляя над всеми значениями и смыслами слова «странный». Боксировать как лоцман девятнадцатого века с искусственным человеком, пока внизу мелькают бесчисленные Земли… Неужели жизнь способна принять еще более причудливый оборот? Не исключено, смиренно подумал Джошуа.
Ему начинал нравиться Лобсанг, хотя он сам не знал почему. До сих пор он не знал толком, что представлял собой его спутник. Лобсанг был странным, это несомненно. Но, в свою очередь, многие люди считали как минимум странным Джошуа.
Он вытерся, натянул чистые шорты и свежую футболку с надписью «Не волнуйся, в другом мире это уже произошло» и вернулся в салон. Пустые каюты, мимо которых Джошуа проходил, нервировали его; «Марк Твен» походил на корабль-призрак, а сам Джошуа на первое и, возможно, последнее привидение на нем.
Он зашел на кухню, и там уже стоял Лобсанг в черном комбинезоне, неподвижный, как статуя.
– Ужинать, Джошуа? По результатам предварительного кладистического анализа, твой лосось, строго говоря, не лосось, но для гриля сойдет. У нас есть все необходимые специи. И так называемые заправки, о которых, держу пари, ты никогда раньше не слышал.
– Заправки – это такие штуки, которые дополняют главную составляющую блюда и по крайней мере традиционно должны произрастать по соседству с упомянутой составляющей. Например, хрен в скотоводческих областях. Я впечатлен, Лобсанг.
Лобсанг явно был приятно удивлен.
– Ну, если на то пошло, я тоже. Учитывая тот факт, что я подтвержденный гений с доступом ко всем когда-либо опубликованным словарям. Могу я поинтересоваться, как ты познакомился с этим архаичным словом?
– Сестра Серендипити – мировой специалист по истории кулинарии. В частности, у нее есть книжка какой-то Дороти Гартли под названием «Английская еда». Серендипити знает ее наизусть. Она может приготовить отличный обед из ничего. Она научила меня жить на подножном корме.
– Весьма примечательно, что женщина с такими талантами посвящает жизнь детям, обиженным судьбой. Притом с полной самоотдачей…
Джошуа кивнул.
– Да. Возможно, дело в том, что ее разыскивает ФБР. Поэтому она редко выходит на улицу и спит в подвале. Сестра Агнес говорит, это ошибка, и вообще, пуля разминулась с сенатором на целую милю. Ну, они, конечно, помалкивают.
Лобсанг заходил туда-сюда по палубе, изящно поворачиваясь возле переборки, как часовой.
Джошуа принялся разделывать лосося, но бесконечные шаги и скрип половиц действовали ему на нервы. Когда Лобсанг прошел мимо в двадцатый раз, Джошуа сказал:
– Если помнишь, так делал капитан Ахав. И знаешь, что с ним случилось? О чем ты думаешь, Лобсанг?
– О чем я думаю! Практически обо всем на свете! Хотя должен признать, что небольшая физическая разрядка, а именно наш спарринг, действительно творит чудеса в отношении познавательных процессов. Я сделал очень человеческое наблюдение, правда?
И он продолжал ходить туда-сюда.
Наконец квазилосось оказался в духовке под наблюдением Джошуа.
Лобсанг перестал ходить.
– Ты хорошо умеешь сосредоточиваться. Не обращаешь внимания на помехи. Очень полезный навык, он способствует спокойствию духа.
Джошуа не ответил. За окном блеснул свет – среди бесконечных евразийских равнин мелькнул далекий вулкан, чтобы исчезнуть в мгновение ока, как только «Марк Твен» перешел.
Лобсанг сказал:
– Послушай, Джошуа. Давай поговорим о прирожденных Путниках, таких как ты.
– И рядовой Перси?
– Ты спросил о моих исследованиях. С самого Дня перехода я пытался постичь различные аспекты этого необычайного нового феномена. Например, я разослал исследователей во всему миру, чтобы изучить пещеры, в которых жили первобытные люди. Ученые получили задание осмотреть аналогичные пещеры в ближайших мирах в поисках признаков живых существ. Предприятие было дорогостоящее, но оно принесло несомненные плоды, потому что мои ученые быстро обнаружили в пещере близ Шове, в последовательной Франции, в числе прочих вещей наскальную роспись. Точнее, эмблему кентского полка времен Первой мировой войны, причем воспроизведенную с достаточной точностью.
– Рядовой Перси?
– Да. Во всяком случае, я уже знал о нем и его подвигах. Но потом в последовательной версии Чедар-Горж, в Сомерсете, мои неутомимые исследователи обнаружили полный скелет мужчины средних лет, которому принадлежали окаменевшая бутыль сидра, несколько монет и золотые часы производства середины восемнадцатого века, от которых остались только золотые и латунные детали. В пещере было сыро, но сохранились сапоги, которые слегка блестели, как и сам бедолага, благодаря тонкой пленке карбоната кальция, накапавшей с потолка. Интересно, что сапожных гвоздей и металлических наконечников шнурков мы нигде не нашли. Я рисую тебе общую картину, Джошуа.
– Довольно мрачную.
– Терпение. Вот что самое интересное в данном конкретном случае. Труп был обнаружен лишь потому, что лежал, просунув пальцы одной руки в маленькую щель внизу стены. Мои агенты нашли упомянутого джентльмена, когда исследовали пещеру на нижнем ярусе. Они увидели кости, торчащие из потолка, как будто пленник безнадежно пытался расширить крошечное отверстие. Очень в духе Эдгара Аллана По, не правда ли? Разумеется, они прорыли ход из нижней пещеры, а остальное можешь себе представить. Этот человек оказался отъявленным вором и бродягой, известным среди местных под кличкой Пасха.
– Он перешел? – спокойно спросил Джошуа. – Держу пари, что других входов в пещеру не было…
На мгновение он представил себе, как ледяная вода стекала в темноте по окровавленным пальцам, пока человек пытался выбраться из пещеры, похожей на гроб…
– Наверное, он изрядно выпил. Сестра Серендипити как-то рассказывала, что сомерсетский сидр готовили из свинца, яблок и опилок. Он заблудился, перешел, оказался в маленькой пещере, не понял, что случилось, и, разумеется, еще больше растерялся. Он пытался выбраться, ударился головой, потерял сознание… Я прав?
– Абсолютно. Череп действительно слегка поврежден, – ответил Лобсанг. – Неприятная смерть. Хотел бы я знать, сколько еще людей оказались в ловушке, прежде чем успели понять, что произошло. Прирожденные Путники, Джошуа. История Базовой Земли полна ими, главное – уметь искать. Таинственные исчезновения. Таинственные появления. Загадки запертых комнат. Превосходный пример – Томас Рифмач, шотландский пророк, который, по легенде, поцеловал королеву эльфов и покинул этот мир. В позднейшие времена множество случаев запечатлено в научной литературе и среди разведданных, разумеется.
– Разумеется.
– Ты необычный человек, Джошуа, но не уникальный.
– Отчего ты говоришь мне об этом сейчас?
– Потому что не хочу, чтобы между нами оставались секреты. А еще я собираюсь ступить на опасную почву. Рассказать тебе о твоей матери.
«Марк Твен» двигался на запад почти бесшумно, не считая легких хлопков вытесняемого воздуха.
Джошуа осторожно отвернулся от пышущей жаром рыбины и спросил как можно спокойнее:
– А что ты знаешь о моей матери? Сестра Агнес рассказала мне все, что было.
– Сомневаюсь, потому что она сама не знала историю до конца. А я знаю. И эта история, позволь заметить, в общем и целом позитивная и вдобавок объясняет множество вещей. Думаю, тебе было бы небесполезно. Но если ты скажешь, я выкину эту идею из головы. То есть сотру из памяти навсегда. Выбор за тобой.
Джошуа вновь переключился на рыбу.
– Ты правда думаешь, что я сказал бы: «Не надо, молчи»?
– Прекрасно. Ты, конечно, знаешь – или, по крайней мере, догадываешься, – что сестра Агнес оказалась во главе Приюта в первую очередь в результате случившегося. Я имею в виду скандальные обстоятельства, сопутствовавшие твоему рождению. По сравнению с этим событием изгнание торговцев из храма – просто развеселый мальчишник. Я видел документы, поверь; и я сомневаюсь, что целый конклав кардиналов теперь рискнет отнять у Агнес ее должность. Она знает всю подноготную. И более того… Твоя мать была очень молода, когда забеременела. Слишком молода. Очевидно, Приют недосмотрел. Кстати, твой отец неизвестен даже мне.
– Я знаю. Мария не назвала его имени.
– При старом порядке вещей ее жизнь представляла собой каждодневное покаяние. Соответствующие письменные показания относительно того, каким образом это происходило, хранятся в личном сейфе сестры Агнес – а также, разумеется, в моих папках, ожидая подходящего времени, чтобы выйти на свет. Этот порядок был совершенно неприемлем в современную эпоху – точнее, он был неприемлем в любую эпоху, но некогда его терпели.
Джошуа взглянул на Лобсанга и бесстрастно произнес:
– Я знаю, что кто-то забрал у Марии браслет. Пустяковая штучка, но его подарила ей мать. Больше у нее ничего своего не было. Так сказала сестра Агнес. Наверное, браслет отняли из суеверия или что-то такое.
– Они правда так считали, да. Хотя к суевериям примешалась изрядная доля мелочной жестокости. Мария в тот момент донашивала ребенка. Да, инцидент вроде бы пустяковый, но она не выдержала. В самое неподходящее время. Поэтому в тот же вечер, когда начались схватки, Мария попыталась сбежать из Приюта, перепугалась и… перешла. И тут ты появился на свет. Точнее, она перешла дважды. Она родила тебя и вернулась на Базовую Землю, оказавшись на обочине возле Приюта, где ее обнаружила сестра Агнес. Она пыталась успокоить девушку, потому что Мария находилась в ужасном состоянии. А потом она поняла, что натворила, и перешла обратно. Вернувшись, она принесла с собой младенца, завернутого в розовый свитер из ангорки, и вручила ошеломленной сестре Агнес, которая даже не поняла, что случилось. Лишь в День перехода, когда переходить стали все подряд, до сестры Агнес дошло. Мария умерла, Джошуа, – умерла от послеродового кровоизлияния. Мои соболезнования. Сестра Агнес не смогла ей помочь при всем своем проворстве. Таким образом, друг мой, твой случай уникален, потому что в момент рождения, хотя бы на минуту, ты с гарантией оказался единственным человеком во Вселенной. В полном одиночестве. Интересно, как это повлияло на твое младенческое сознание.
Джошуа, всю жизнь сознававший далекое и торжественное присутствие Тишины, тоже об этом размышлял. «Мое чудесное рождение», – подумал он.
Лобсанг продолжал:
– Ну что? Ты ведь знал не все, да? Ты теперь лучше понимаешь самого себя?
Джошуа уставился на него.
– Рыбу нужно вынуть, пока не пережарилась.
Лобсанг молча наблюдал за Джошуа, который уписывал внушительный кусок рыбы, жаренной с тонко нарезанным репчатым луком (шалота на борту не нашлось), зелеными бобами и соусом, состав которого даже сверхчуткий нос Лобсанга не распознал до конца, хотя, несомненно, там было много фенхеля. Он смотрел, как Джошуа методично мыл и вытирал до блеска разнообразную утварь и приводил кухню в порядок, который вполне можно было назвать армейским.
Он видел, что до Джошуа доходит. Реальность постепенно захлестывала его, как прилив.
Лобсанг негромко сказал:
– У меня тут кое-что есть. Полагаю, твоя мать хотела бы, чтобы эта вещь досталась тебе.
Он извлек что-то маленькое, завернутое в мягкую бумагу, и осторожно положил на сиденье, одновременно загружая в память множество известных трудов по преодолению последствий потери и в то же время не забывая проверять, как работают системы корабля.
Джошуа осторожно открыл сверток. Внутри лежал дешевый – но бесценный – пластмассовый браслет.
Тогда Лобсанг оставил Джошуа одного.
Он зашагал по кораблю, в очередной раз удивляясь тому, как ходьба стимулирует мыслительный процесс. Бенджамен Франклин был прав. Видимо, телесное познание – один из аспектов обладания телом. Феномен, который ему надлежало изучить – или вспомнить. Свет за спиной мерк, по мере того как корабль переходил на ночной режим.
Дойдя до рулевой рубки, Лобсанг открыл иллюминатор, наслаждаясь морозным свежим воздухом миров, омывающим нанодатчики, вживленные в искусственную кожу, и взглянул на Долгую Землю при свете многочисленных лун. Сам по себе ландшафт редко менялся всерьез – очертания холмов, русла рек… но время от времени какой-нибудь действующий вулкан озарял небо, или в темноте пылал подожженный молнией лес. Луна, солнце, базовая геометрия Земли служили неподвижной сценой для бесчисленных, вечно меняющихся форм жизни в бегущих мимо мирах. Но даже лунный свет не везде был одинаков. Лобсанг внимательно наблюдал за Луной и замечал, как потихоньку менялся знакомый древний лик, пока корабль пересекал мир за миром. В то время как лавовые моря оставались прежними, в каждой реальности на поверхность Луны падала иная последовательность случайных метеоритов, оставляя иной узор кратеров и трещин. Рано или поздно, подумал Лобсанг, они должны оказаться в мире, где Луны нет вообще. В конце концов, Луна сама по себе – случайность, результат хаотических столкновений в период формирования Солнечной системы. Отсутствие Луны где-то в отдаленном мире было неизбежно; оставалось лишь подождать, как и с массой других случайностей, которые он предвидел.
Лобсанг многое понимал. Но чем дальше они уходили, тем сильнее его беспокоила тайна Долгой Земли. Ручные профессора в Трансземном институте говорили о Долгой Земле как о некоем конструкте из области квантовой физики, потому что научные термины такого рода, казалось, рисовали верную картину. Но Лобсанг постепенно начал думать, что картина ошибочна, более того, эксперты промахнулись с галереей, и Долгая Земля гораздо сложнее. Он чего-то не знал, а Лобсанг терпеть не мог не знать. В тот вечер он понял, что будет тревожиться, пока луны не закатятся… а потом взойдут солнца и настанет время для повседневных дел, то есть, в случае Лобсанга, для нового беспокойства.
Глава 24
На следующий день Джошуа почти застенчиво спросил у Лобсанга про других прирожденных Путников, таких, как он сам и его мать.
– Мне нужны не легенды, а современные примеры. Я уверен, что у тебя масса материала.
И Лобсанг рассказал Джошуа историю Джареда Оргилла, одного из первых прирожденных Путников, привлекших внимание властей.
Они всего лишь играли в «Джека-в-ящике» – так эту игру называли в Остине, штат Техас, хотя по всей планете дети независимо друг от друга придумывали различные ее варианты и уйму названий. В тот день очередь быть Джеком выпала десятилетнему Джареду Оргиллу.
Они – Джаред и его приятели – нашли старый холодильник на свалке. Огромный кусок нержавеющей стали, лежавший на боку посреди мусора. «Похоже на гроб для робота», – сказал Дебби Бейтс. Когда они вытащили изнутри полки, ящики и остальное, места оказалось более чем достаточно для одного из них.
Джареда никто не заставлял лезть в холодильник, хотя родители впоследствии утверждали обратное. На самом деле он даже готов был драться за это право. Джаред отдал мобильник Дебби – телефоны они никогда не брали с собой, – забрался внутрь и улегся. В холодильнике было неудобно, всякие углы и выпуклости врезались в бока, и вдобавок пахло какой-то химией. Когда друзья захлопнули большую тяжелую крышку, небо и ухмыляющиеся лица исчезли. Джаред не волновался, зная, что это лишь на пару минут. Некоторое время он слышал скрежет и шум, пока остальные занимались обычным делом – наваливали мусор на крышку холодильника, чтобы прижать ее плотнее.
Потом настала тишина, за ней вновь последовало царапанье, и холодильник закачался. Ребята придумали, как замуровать Джареда понадежнее. Им понадобилась минута, чтобы взяться за дело дружно, но вскоре они выстроились в ряд и принялись толкать увесистый холодильник, с каждым рывком раскачивая его все сильнее. Наконец он перекатился и свалился дверцей вниз, прижав ее к земле собственной тяжестью. Джаред, изрядно поколотившись о стенки, упал ничком на внутреннюю сторону дверцы… и услышал хруст. Переходник, висевший у мальчика на поясе, представлял собой просто пластмассовую коробку, полную разнородных деталей и привязанную к ремню веревкой. Довольно хрупкая штука.
Игра заключалась в том, чтобы прождать пять минут, десять… или даже час. Сидевший в «ящике», разумеется, не мог определить время. Потом он должен был перейти на «Запад-1» или «Восток-1», сделать шаг в сторону от холодильника и вернуться обратно – ура, вот он, Джек-из-ящика.
Но Джаред раздавил собственный Переходник.
Возможно, прибор еще работал, но мальчик не спешил проверять. Он не хотел показаться трусом, выскочив слишком быстро. А еще он не желал знать наверняка, что Переходник сломан и он в ловушке.
Джаред не знал, сколько времени прошло. В холодильнике стало жарко и душно. Может быть, десять минут. Или больше.
Он нащупал скользящий рычажок Переходника, закрыл глаза и нажал. Ничего не изменилось, вокруг была душная тьма. Мальчика охватил страх. Он дернул переключатель в другую сторону. Опять никаких результатов. Джаред тянул рычажок туда-сюда, пока тот не сломался в руках. Он с трудом удержал крик, перевернулся на спину и заколотил в крышку гроба.
– Помогите! Ребята! Вытащите меня! Дебби! Мак! Помогите! Вытащите меня!
Он лежал, прислушивался и ждал. Ничего.
Джаред знал, как поступят друзья, потому что сам бы поступил точно так же. Ребята подождут несколько минут, полчаса, час или даже больше. Потом испугаются, что случилась беда, и врассыпную бросятся по домам. Они проболтаются старшим, и в конце концов все поедут на свалку. Папа будет орать, требуя показать ему, где проклятый холодильник, он сгребет хлам с крышки голыми руками…
Проблема заключалась в том, что могло пройти несколько часов. Воздух в холодильнике уже начал становиться густым, приходилось напрягаться, чтобы дышать. Джаред запаниковал. Он теребил обломки Переходника, пока они не рассыпались у него в руках. Мальчишка закричал, заколотил в дверцу изнутри, намочил штаны. Потом начал плакать.
Наконец, измученный, он лег и пощупал в темноте остатки Переходника – картошка, провод питания, кусочки монтажной платы. Зря он так его дергал. Надо было попытаться починить Переходник. Может быть, если восстановить последовательность, он сумеет сложить детали обратно. Джаред вспомнил схему сборки в том виде, в каком она впервые предстала перед ним на экране мобильника. У мальчика была хорошая память на такие вещи. Он мысленно прошел всю схему от начала до конца. Катушки, настройки и…
…и он свалился с высоты примерно в фут и с глухим стуком приземлился на мягкую землю. Над ним внезапно оказалось небо, удивительно яркое, а легкие наполнились воздухом.
Свобода! Джаред, дрожа, вскочил на ноги. Обломки Переходника упали наземь. От свежего воздуха у мальчика кружилась голова. Как будто он умер, а потом ожил. К стыду Джареда, штаны у него были мокрые.
Он огляделся. Он стоял в густых зарослях, но среди деревьев брезжил свет – «Остин-Восток-1» или «Запад-1». Джаред не знал, как вернуться домой. Ведь Переходник превратился в кучку обломков. И все-таки Джаред сделал несколько шагов в сторону от того места, где лежал холодильник…
…и оказался на куче вонючего мусора, рядом с грудой хлама, которая, видимо, и была холодильником, заваленным черт-те чем. Он перешел обратно, на Базовую Землю. Джаред ничего не понимал. На сей раз он даже не притронулся к Переходнику. И его не тошнило.
Но какая разница. Он был дома! Джаред побежал прочь, подальше от холодильника. Может быть, родители еще не успели всполошиться. Вне себя от радости, мальчик уже строил планы, как заберет мобильник и похвастается друзьям.
К сожалению, Джареда хватились. Родители позвонили в полицию, и один из копов оказался достаточно умен, чтобы, заметив сломанный Переходник, задать ключевой вопрос: каким образом мальчик умудрился перейти из одного мира в другой без Переходника? К большому неудовольствию Джареда, его не пускали в школу, водили на обследования и показывали так называемым специалистам по переходам и по Долгой Земле – физику, психологу и неврологу, – пусть даже их познания оставляли желать лучшего.
История просочилась на местный новостной сайт, прежде чем дело замяли. Потребовались некоторые усилия, но американское правительство, хорошо знакомое с проблемами такого рода, все отрицало и дискредитировало свидетелей, включая самого Джареда, после чего похоронило случившееся в тщательно пронумерованных папках.
С содержимым которых, разумеется, Лобсанг был хорошо знаком.
Джошуа спросил:
– Так зачем вообще нужны Переходники?
– Может быть, они оказывают косвенную помощь, Джошуа. В кратких заметках, которые оставил Линдси, говорится, что надо тщательно разместить внутри все компоненты и сборщик должен максимально сосредоточиться на процессе. Необходимость установить две самодельные катушки напоминает мне создание первых радиоприемников. Что касается прочих деталей, они, похоже, нужны только для виду – а вид бывает очень важным. Наматывание катушек само по себе гипнотизирует. С твоего позволения, я выскажусь как тибетец: я считаю, что здесь мы имеем дело с чем-то вроде технологической мандалы, предназначенной для того, чтобы слегка изменить состояние сознания, и в то же время замаскированной под повседневную западную технологию. Именно акт создания Переходника дает возможность перейти, а вовсе не сам прибор. Я сам прошел через физическую процедуру сборки Переходника – посредством передвижного модуля. Осмелюсь предположить, что она приоткрывает внутри каждого человека дверцу, о существовании которой большинство не подозревает. Но история Джареда Оргилла и твоя собственная доказывают, что некоторые вовсе не нуждаются в Переходниках. Они понимают это, когда случайно переходят со сломанным прибором или, в панике, вообще без оного.
– Мы все прирожденные Путники, – задумчиво произнес Джошуа. – Просто большинство не знает своих возможностей. Или им нужна помощь, чтобы заработали какие-то мышцы в голове.
– Да, примерно так. Но не все, тут ты не прав. Ученые обследовали достаточное количество людей, чтобы вывести приблизительную статистику. Считается, что прирожденными Путниками является пятая часть человечества; Долгая Земля для них доступна, как городской парк, – без всяких приборов, разве что с помощью небольшой подготовки или мысленного упорядочивания, вроде того, что неосознанно сделал Джаред, когда представил схему сборки. С другой стороны, примерно каждый пятый вообще не в состоянии покинуть Базовую Землю, разве что у кого-нибудь на закорках, что весьма унизительно.
Джошуа задумался над выводами. Внезапно человечество оказалось разделено, пусть даже еще этого не осознало.
Глава 25
Джошуа наблюдал, как миры мелькают мимо, словно страницы в книжке с картинками. По-прежнему держа курс на запад, они миновали персональную границу – Уральские горы, тянувшуюся с севера на юг полосу вздыбленной земли, которая существовала в большинстве последовательных миров.
С тех пор миры изменились. Далеко позади остались Ледовый и Рудный пояса. Теперь внизу тянулись миры Кукурузного пояса, как их называли разведчики и капитаны партий, – богатые, теплые, покрытые травой (по крайней мере, в Северной Америке), усеянные знакомыми на вид деревьями и кустами, кишевшие стадами сытых и довольных животных. Миры, где можно было снимать урожай. На землеметре Лобсанга цифры перевалили за сто тысяч. У пешеходов уходило девять месяцев, чтобы забраться так далеко. Воздушный корабль покрыл это расстояние за четыре дня.
Когда они останавливались, Лобсанг ловил коротковолновые передачи, способные разноситься в ионосфере любой Земли. Пару раз они остановились в мирах Кукурузного пояса, чтобы послушать. В том числе на «Западе-101754», где получили длинную и непринужденную сводку новостей из колонии в последовательной Новой Англии: какая-то девочка – из Мэдисона, как выяснилось, – читала в эфир отрывки из дневника. Джошуа подумал: вот одно из целого ряда многообещающих поселений, разбросанных тонкой сетью по континентам Долгой Земли. И у каждого своя история…
Здравствуйте, мои верные слушатели, я Хелен Грин, ваш низкотехнологичный блогер, который опять забивает эфир. Послушайте, что я написала три года назад, пятого июля. То есть, как вы понимаете, на следующий день после Четвертого июля. Итак…
Это и есть похмелье?
О господи.
Вчера был День независимости. Ура. Мы провели здесь восемь месяцев, и никто еще не умер. Ура. Отличный повод для вечеринки, почему бы нет. Мы американцы, и официально тут Америка, вчера было Четвертое июля – короче, понятно.
Хотя если бы кто-нибудь посмотрел на нас, то принял бы за индейцев. Мы живем в землянках, вигвамах, шалашах и больших квадратных общих домах, а некоторые до сих пор в туристических палатках. Повсюду бегают цыплята и щенки, которых люди принесли с собой. Мы пока не пашем землю. Первый урожай будет только на следующий год. Пока мы поочередно расчищаем поля – жжем, рубим, оттаскиваем камни, работа очень тяжелая, а у нас ничего нет, кроме собственных мускулов. На будущее мы принесли семена, кукурузу, бобы, лук и хлопок. Достаточно, чтобы пережить несколько неурожаев, если придется. Кстати, мы уже посадили тыквы, кабачки и бобы на расчищенных участках рядом с домами. Это наши огороды.
А сейчас мы охотники и собиратели! Здесь отличное место, чтобы охотиться и собирать. Зимой мы ловили окуней в реке. В лесу мы ловили животных, похожих на кроликов, и еще других, похожих на оленей, и таких маленьких смешных лошадок, хотя всем было неловко, как будто ешь пони. Летом мы проводим много времени на берегу моря, где ловим рыбу и собираем моллюсков.
Сразу понимаешь, что ты в лесу. Дома, на Базовой, я пользовалась результатами трудов людей, которые веками приручали разных животных. А здесь леса никогда не вырубали, болота не осушали, реки не запруживали. Очень странно. И опасно.
Кажется, папа думает, что люди тоже бывают опасны. Мы лучше узнаем друг друга, но медленно, потому что снаружи не всегда поймешь. Некоторые сюда пришли не для того, чтобы увидеть новые земли, а для того, чтобы сбежать. Бывший солдат. Женщина, которую обижали в детстве, как говорит мама. Еще одна женщина, которая потеряла ребенка. По мне, так пусть живет кто хочет.
В любом случае мы здесь. И если пойти в лес или вверх по реке, увидишь маленькие струйки дыма из труб и услышишь голоса людей, работающих в поле. Можно почувствовать разницу, если перейти хотя бы в соседний мир. Мир с людьми против мира без людей. Честное слово, прямо головой чувствуешь.
Мы здорово спорили, как бы назвать наш поселок. Взрослые устроили совещание и развели обычную болтологию. Мелисса твердила, что надо придумать какое-нибудь жизнеутверждающее название, например «Нью-Индепенденс» или хотя бы «Нью-Хоуп», но папа посмеялся и предложил «Нью-Нью-Йорк»[4].
Не помню, это я придумала первая или Бен Доук, только наше название прижилось. Или, по крайней мере, никто не возразил. Когда все согласились, папа и другие взрослые сделали табличку и поставили на тропе к побережью.
ПЕРЕЗАГРУЗКА
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ
ОСНОВАНО В 2026 Г. ОТ Р.ХР.
НАСЕЛЕНИЕ 117 ЧЕЛ.
«Теперь нам только почтового индекса недостает», – сказал папа.
А вот еще кусочек, написанный почти на год позже. Его написал папа! Ну, он мне помогал с дневником, в том числе с правописанием, ха-ха. Спасибо, пап!
Меня зовут Джек Грин. Наверное, если вы это читаете, то знаете, что я отец Хелен. Я получил специальное разрешение добавить несколько записей в дневник, который сам по себе стал большой ценностью. Сейчас Хелен немного занята, но сегодня ее день рождения, и я хотел, чтобы он был должным образом отмечен.
Так с чего бы начать?
Мы в основном уже построили себе жилье. И постепенно расчищаем поля. Обычно я работаю не покладая рук. Как все. Но я частенько гуляю по городу и вижу, как мы вгрызаемся в лес.
Лесопилка работает. Это наш первый большой совместный проект. Сейчас я слышу ее, когда пишу, – мы стараемся поддерживать лесопилку на ходу день и ночь, чтобы не прекращались отчетливые двойные удары, означающие, что лес постепенно превращается в город. У нас есть гончарный горн, и печь для обжига известняка, и мыловарня, и, разумеется, кузница, благодаря нашему чудесному британцу Франклину. Геологоразведка не ошиблась. В чем-то мы продвигаемся просто с невероятной быстротой.
Порой мы получали и помощь извне. Нам попалась семья амишей, которая шла по следам преподобного Герина, бродячего проповедника. Они, конечно, странные люди, но довольно дружелюбные и весьма компетентные. Например, они помогли построить гончарную печь – такую коробку с трубой. Посуда получается грубой, как кирпич, но вы даже не представляете, как приятно поставить вазу, которую ты сам слепил, на полку, которую ты сам смастерил, а в вазу цветы, выросшие в саду, который ты вскопал своими руками.
Читать бесплатно другие книги:
