Вечный Потапенко Игнатий
– Ты не моя гибель? – спросила она неуверенно, и на этот раз я рассмеялась.
– Напротив. – Я отчетливо видела перед собой, как она лежит на полу мотеля, сбитая с ног пулей полицейского. – Но я не принесу тебе любви.
Натайра кивнула, и глаза ее потемнели, как будто дверь, только что распахнутая, закрылась окончательно.
– Конечно, нет. Ты не можешь дать мне то, что у меня давно отняли. И не надо – я больше ничего не чувствую. Любовь – это чувство, которое, как и все остальные, растрачивается попусту. Ты знаешь, о чем я говорю, не так ли?
– Проклятие.
Она посмотрела на меня. Попробовала понять, что я знаю, прежде чем кивнула.
– Ты знаешь, что оно для меня не наказание, а подарок? Я благодарна за существование без боли.
Я знала это. Она всеми силами пыталась помешать нам разрушить проклятие, потому что не хотела возвращаться в жизнь, полную чувств.
– Но ты не чувствуешь ни любви, ни радости, ни счастья! Как тебе может быть все равно?
Мы снова замолчали, и я подумала о том, куда она меня ведет. Буррак остался далеко позади, скоро наступит ночь, и казалось, что мы находимся на пути урагана. Но я зашла слишком далеко, чтобы теперь испытывать страх.
– Что ты знаешь о судьбе? – спросила Натайра.
– Знаю? Ничего. Но, может быть, когда-нибудь и со мной заговорит ветер?
Она покачала головой:
– В тебе наследие Кэмеронов, но ты не одна из них. Ты играешь важную роль в моих видениях, но теперь то, что я вижу, больше не имеет смысла. Единственное, что ветер всегда доносит до моих ушей, – что ты моя судьба, а я, вероятно твоя.
– Что же было в твоих видениях?
– Ты. В другом времени. Но как простая девушка Кэмерон может поверить моим словам? Как ты можешь понять, что я видела, как ты отправляешься в путешествие, чтобы исполнить твое и мое предназначение?
Я придержала коня. Замок исчез за горизонтом, и прямо перед нами через реку был перекинут мост. Я знала, где нахожусь. Река отделяла земли Маклинов от земель Стюартов.
– Ты права. Простая девушка сочла бы тебя сумасшедшей. Но, будь я простой девушкой, я, наверное, не считала бы себя достаточно сильной, чтобы бросить вызов судьбе, не так ли?
Натайра замерла. Ее руки коротко дрогнули, и она прикусила губу.
– Значит, это правда? – выдохнула она и окинула меня взглядом с ног до головы. Я пожала плечами. Как будто я сама выбрала эту участь.
– Зачем ты здесь?
Хороший вопрос. С чего начать? Это мое предназначение? Аласдер послал меня сюда или я здесь, чтобы избавить Пейтона от проклятия?
Может быть, все эти причины привели меня сюда? Кто, если не Натайра, мог ответить на мои вопросы? Впрочем, я сомневалась, что она добровольно будет готова помочь мне.
– Разве ты этого не знаешь?
– Знаю, но до сих пор не могу в это поверить. – Она побледнела, и несколько молний, вспыхнувших одновременно, показали ее смятение. Она схватилась за сердце. – Ты – угроза для моего сердца, – прошептала она, и по ее щеке скатилась слеза. – Поэтому ты здесь?
Я не понимала, что она имела в виду, и не могла понять ее слез. Она была проклята, почему она что-то чувствовала? Когда-то одна только моя близость ослабила проклятие Ваноры, но я и не предполагала, что смогу повлиять на него уже через такое короткое время. Неужели я оказалась ближе к своей цели, чем думала?
Натайра сделала все быстро. Настолько быстро, что у меня не осталось времени отреагировать, когда она – а может, это был ветер, – сбила меня с лошади. Я тяжело приземлилась на спину, и еще до того, как я смогла сделать хоть один вдох, она уже нависла надо мной. Мучение в ее глазах, которое я заметила раньше, теперь жарко полыхало увеличивающейся надеждой. Ее рука дрожала, когда она прижимала клинок к моему горлу.
Пейтон взъерошил волосы. И на это он потратил четыре дня? Юноша недоверчиво посмотрел на единственную лошадь, которую он мог получить в Auld achruinn за с трудом собранные по всей Европе старые деньги. Гнедой мерин был тощим скелетом, который давно оставил свои лучшие дни позади. Правда, уши его были торчком, глаза сияли, а при осмотре жилистых ног Пейтон не заметил отека, но все же у него были серьезные сомнения, сможет ли эта кляча доставить его в Буррак.
– Он уже стар и не очень хорошо выглядит, однако всегда справлялся. – Хозяин расслабленно прислонился к воротам, ожидая решения Пейтона.
– За мешок монет я хочу еще уздечку, седло и овес в придачу к жалкой кляче, – согласился Пейтон, но даже когда он получил все это и тронулся с места, то все еще сомневался в своих инвестициях.
– Ветер всегда говорит правду – я знаю, что именно ты вернешь любовь в мою жизнь. Но что, если я этого не хочу? – сказала Натайра, и ее кинжал прижался к моему горлу.
Теперь во мне начал разрастаться страх, и я задалась вопросом, что Аласдер мог в ней найти. Она была не особо… привлекательна. Однако возможно, что он был выходом из моего затруднительного положения. Я с трудом нащупала кулон, который дал мне викинг, и швырнула ей украшение.
– Вот! Это тебе передал Аласдер. А теперь дай мне встать! – с трудом произнесла я, потому что ее вес тяжко давил мне на грудь.
– Аласдер? Ты говорила с ним, как я и предсказывала ему? В том времени, которое еще не скоро наступит?
Я отодвинула в сторону ее руку и потерла шею. Она, конечно, не убила бы меня до того, как получит свои ответы.
– Ты сказала ему, что я – ключ к вашему счастью! Бред какой-то! В том времени, откуда я родом, – и в котором викинг надеется на чудо, – ты уже давно мертва.
Она посмотрела на меня, словно раздумывая, может, все-таки вонзить в меня свой клинок, но в конце концов поднялась и расправила платье.
Я тотчас вскочила и дрожащими пальцами сорвала с пояса кинжал. Даже если я не смогу ее убить, то, по крайней мере, я смогу ранить ее, потому что в моем присутствии проклятие ослабевало.
– Черт возьми! Да ты совсем спятила! – закричала я. – Чего же ты, собственно, от меня хочешь? Почему ты подстерегаешь меня и пристаешь ко мне со своими вопросами? Если ты хочешь убить меня, почему бы тебе не сделать это? Мы обе знаем, что у меня нет никаких шансов против тебя. Я надеялась, что эта… связь между нами… ты же сама сказала, что судьба свела нас вместе. Думаю, нам следует поговорить об этом, прежде чем нападать друг на друга!
Натайра смотрела на меня большими глазами. Вокруг нас царила темнота. Наступила ночь, а мы все еще находились на границе двух земель. Может, викарий уже нашел Пейтона и передал мое сообщение? Может быть, он уже давно на пути ко мне?
Натайра сунула мне в руку поводья моей лошади и кивнула:
– Ты права, Саманта. Нас что-то связывает. Оно настолько могущественно, что я не смею ничего с тобой сделать, даже если захочу. – Ведьма посмотрела на небо и задумалась. – Я знаю одно место, где нам никто не помешает.
Я горько рассмеялась:
– Думаешь, я куда-то добровольно пойду с тобой? Ты что, не слушала меня? Ты хочешь что-то сделать со мной, это были твои слова!
– Тебе не грозит опасность, – пообещала она.
– Почему не здесь? Мы могли бы развести здесь костер, – предложила я.
Взгляд Натайры скользнул по ночному ландшафту, затем она покачала головой:
– Интересное предложение, но я не собираюсь привести к нам Маклинов, которые заметят огонь. У тебя есть мое слово, что с тобой ничего не случится, если ты пойдешь со мной. Кроме того, приближается буря.
Все мои чувства обострились и были направлены на защиту, когда я ехала в темноте позади ведьмы. У меня действительно не было выбора, потому что без дневного света мне было бы трудно вернуться в замок. Поэтому я последовала за ней, хотя на сердце было неспокойно.
Никто из нас не сказал ничего за последние минуты. Я сконцентрировалась на пересеченной местности, прикидывая, каким образом она нападет на меня. Хотя она дала мне свое слово, я считала маловероятным, что она так просто даст мне уйти.
Дорога вела нас вверх по холму, и моя лошадь изо всех сил старалась продвигаться по рыхлой каменистой почве. Наконец мы достигли вершины холма, и я оказалась лицом к лицу с местом, выбранным Натайрой.
Как и она, я позволила себе выскользнуть из седла и повела лошадь к стенам, возвышающимся примерно в восьми метрах надо мной.
Брох.
Я уже видела одно из этих похожих на башни сооружений, когда ехала в машине с Роем, во время обмена учениками. Он рассказал мне, что хотя многие считают, что эти башни строили пикты – одно из древнейших племен, населявших Шотландию, – на самом деле это не так, и брохи гораздо старше.
Натайра провела свою лошадь через узкий вход и скрылась внутри здания, у которого уже не было крыши, а с западной стороны оно уже было разрушено.
Площадь основания башни была огромной, мне она показалась не меньше, чем дом моих родителей в Делавэре. Но из-за метровой толщины двойных наружных стен, которые состояли из сложенных друг на друга камней, внутри оставалось много места, как в большой комнате.
Натайра уже привязала свою лошадь и села на камень, пока я все еще любовалась изумительной архитектурой башни. Она дала мне время осмотреться. Несмотря на то что год назад я была не в восторге от истории, было неописуемо оказаться рядом с таким местом.
Эти сооружения были старше всех замков Шотландии, и я почти могла почувствовать, в каких условиях когда-то здесь жили люди.
– Кто построил это? – спросила я и привязала свои поводья к ручке седла Натайры.
– Древние люди. Разве ты не слышишь эхо криков погибших нападавших, пытавшихся захватить этот брох? Разве ты не чувствуешь надежды людей на то, что это место защитит их?Здесь царят мир и безопасность. Я думала, тебе понравится.
Я удивленно посмотрела на нее. Бледный лунный свет посеребрил ее силуэт, и ее словно подменили. Она была свободна от насилия и в мире с самой собой.
– Ты часто сюда приходишь? – спросила я, присаживаясь на каменный выступ возле нее.
– Нет. Я была в этом месте только один раз. Вместе с Аласдером.
Я подтянула ноги к груди под платьем и прислонилась к стене. Я задавалась вопросом, пытался ли кто-нибудь по-настоящему узнать Натайру. Она казалась мне такой одинокой…
У меня было много причин ненавидеть эту девушку, и я чувствовала это, но вместе с тем я чувствовала и сострадание. Я знала день, когда она умрет, я была свидетелем ее смерти и видела, как одинока она была в последний момент своей жизни. Никто никогда не будет плакать по ней. Никто, кроме Аласдера.
– Он любит тебя, ты это знаешь, не так ли? – осторожно спросила я.
Натайра опустила глаза и поджала губы:
– Любовь – это что-то для дураков. В реальном мире для этого нет места.
– Что же такое реальный мир? Если ты знаешь, то скажи мне, потому что я уже не знаю. Мне здесь не место – я ведь еще даже не родилась! Ты сидишь напротив меня, хотя я видела, как ты умираешь. И человек, который, должно быть, сумасшедший, потому что любит тебя, посылает тебе подарок из того времени, в котором никто из вас никогда не должен был быть. А я сижу с дочерью ведьмы посреди ночи в укромном брохе. Итак, скажи мне, Натайра: что здесь происходит? Как это может быть нашей реальностью?
Я не могла видеть ее лица, но она, видимо, подбирала какие-то мелкие камешки, потому что я слышала, как они сталкиваются друг с другом в ее руках.
– Никогда еще никто не называл меня дочерью ведьмы. Никто, кроме моей покойной мачехи, не знает эту тайну, а иногда и я не хотела в это верить, хотя я знаю, что все так, потому что… – Она подняла руки, и гром прогремел над нами. – Значит, если ты так хорошо меня знаешь, то и остальное правда?
Я кивнула.
– Ты видела, как я умру? Расскажи мне.
Черт, это действительно очень скользкая тема! Что я должна сказать? Что она хотела меня убить, но потом ее застали врасплох, потому что она глупая дрянь? Не думаю, что из этого выйдет что-то хорошее!
– Ты сказала, что у тебя были видения. Разве ты не видела этого?
– Пока я не могу справиться с этими силами. Не могу повлиять на то, что я вижу. Хотя я уже давно почувствовала, что я… изменилась с тех пор, как Ванора… – Она сглотнула. – Только с той ночи я начала прислушиваться к голосу внутри себя. Может быть, когда-нибудь я стану такой же могущественной, как Ванора. А может, и нет. Я знаю только, что необъяснимым образом знала тебя, когда впервые столкнулась с тобой в зале Фингаля. Я понятия не имела, кто ты, но подозревала, что ты можешь быть важной, поэтому больше не выпускала тебя из виду. – Камни в ее руках клацнули. – Росс, дурак, не должен был вмешиваться в эти дела…
Я сглотнула. Росс… О нем и его смерти я совсем не хотела думать.
– Возможно, ты просто не должна знать, как ты умрешь.
– Может быть. Однажды я уже почти умерла… это было… – Она колебалась. – Скажем так, это было плохо. Хочешь знать, почему я не собираюсь тебя убивать?
– Конечно, это было бы неплохим началом. Подозреваю, потому что это… было бы сложно?
Она рассмеялась:
– Легче легкого! Ты в безопасности, потому что мне любопытно. Ветер говорит, что я буду любить. Я хочу знать как?
– И как же я смогу помочь тебе в твоем счастье?
– Ты здесь, надеюсь, этого уже достаточно.
– Я не понимаю.
Натайра подняла кулон, и лунный свет преломился на серебре украшения. Она накрыла его рукой, но я видела, как ее большой палец нежно гладил его.
– Я совершила ошибку. Посмотрим, простит ли меня Аласдер. – Амулет мерцал, когда она крутила его в руках. – Наша любовь была обречена с самого начала, потому что я оказалась достаточно глупа, чтобы позволить себе стать орудием мужчины. Я восхищаюсь тобой, Саманта, потому что ты, кажется, очень уверена в своих решениях. Есть ли хоть что-нибудь, о чем ты сожалеешь?
Я чуть не рассмеялась вслух. Разве я – помимо своей любви к Пейтону – за последние несколько лет сделала хоть одну вещь, о которой не пожалела?
– Я могла бы начать свой список с того, что отправила викария в Буррак, а сама осталась с тобой.
Натайра улыбнулась:
– Как точно. Но это было смелое решение, показывающее мне, что моя судьба полностью в твоих руках. Тем более что твоя жизнь находится в моих. Хорошее соглашение, не находишь?
– Чего ты ждешь от меня? В мое время ты была готова пожертвовать всем, лишь бы проклятие никогда не было разрушено. Как я могу помочь тебе обрести счастье, если ты не хочешь ничего чувствовать? Или ты больше не хочешь терпеть проклятие? Одно только мое присутствие заставляет тебя стать эмоциональной. Так что я уже сейчас ослабляю проклятие. Я могу спасти тебя и Аласдера… и, конечно, Пейтона.
– Ветер так и говорит, но я в это не верю. – Она казалась грустной. Почти как будто сожалела о своих словах. – Всему в жизни свое время. Судьба определяет это. Проклятие Ваноры сильно. Ты можешь его ослабить, но тебе не удастся изменить всю нашу жизнь.
– Я отправилась сюда, хоть и не принадлежу этому времени. И это ничего не изменит? Я так не думаю. Я спасла жизнь мальчику – это уже вмешательство в историю!
Натайра сочувственно рассмеялась:
– А кто сказал тебе, что мальчик умер бы без твоих действий?
– Но… он точно умер бы!
– Я не хочу преуменьшать твой героический поступок, Саманта, но если бы ты не спасла его, то спас бы кто-нибудь другой.
Все не может быть так, как она утверждала. Я изменила воспоминания Пейтона. Я начала ту беду, которая в конце концов привела к расправе над моими предками. Она просто обязана ошибаться, иначе мое второе путешествие во времени было совершенно напрасным.
– Я тебе не верю. По крайней мере, Пейтон полюбил меня. Что бы ты ни говорила, я изменила его чувства, хоть это произошло и не сразу, а с течением времени. Ты хочешь сказать, что если бы он не влюбился в меня, то в другую? Все ли взаимозаменяемо? Тогда на что же ты надеешься? Как я смогу повлиять на твою жизнь или жизнь Аласдера?
На мгновение у меня перед глазами мелькнул шрам Пейтона на подбородке. Я ранила его, но тогда, когда я впервые столкнулась с ним, у него уже был шрам. Значит, то, что я здесь делаю, ни на что не влияет? Приведет ли снова и снова одно к другому?
– Воспоминания и чувства мимолетны. Это мелочи, которые находятся в твоих руках, но жизнь и смерть висят на нитях судьбы. Возможно, ты пробудила в Пейтоне нежные чувства, но ход вещей тебе не изменить. – Натайра поднялась и подошла ко мне. – Во мне кровь справедливых ведьм. Я уже много лет обладаю необъяснимыми силами – и мне все же суждено было убить собственную мать. Ты действительно думаешь, что у нас есть выбор? Ни ты, ни я до сих пор не могли избежать своего предназначения.
– И ты думаешь, что моя судьба – принести тебе счастье или любовь? Скажи мне, как это сделать.
– Узнаешь, когда мы найдем Аласдера.
Я рассмеялась:
– Конечно, ведь мне больше нечем заняться, кроме как искать Аласдера.
Натайра посмотрела на меня с жалостью:
– Саманта, Саманта… Я знаю, что ты надеешься увидеть Пейтона в Бурраке. – Она покачала головой: – Но этого не будет. Никого из сыновей Фингаля там больше нет. Старый лорд презирает вас за то, что вы сделали, – какая ирония, если хотите знать мое мнение, ведь когда-то он говорил такие громкие речи о семейных узах и прощении.
Подо мной разверзлась бездна. Как такое может быть? Или это какая-то уловка?
– Ты врешь!
Ее глаза весело сверкали, и в них играл какой-то дьявольский блеск.
– Узнаешь это сама. Езжай в Буррак, прямо в объятия лорда. Он простит тебе твою причастность ко всему этому… – она язвительно рассмеялась, – когда достаточно накажет тебя. Ведь твое коварное убийство Росса и последующее бегство послужили толчком к битве.
– Но это неправда!
Я вскочила, и стены башни, казалось, давили на меня. ни сходились все ближе и ближе, так сильно я была возмущена. Фингаль не мог меня ненавидеть! Он человек чести.
– Кто, кроме нас с тобой, знает, что произошло на самом деле? Я помню кровь на твоих руках, клинок в груди того бедного пастуха. Это то, что я и охранники видели со стен Гальтайра. Это стало истиной, которую отрицать было бы бессмысленно, Саманта. Конечно, возможно, Пейтон поверит тебе, потому что ты переспала с ним, но Фингаль, скорее всего, будет доверять людям, которые окружали его всю жизнь, если, конечно, он не испытал того же удовольствия, что и Пейтон.
Это был рефлекс.
Я выхватила кинжал и бросилась к ней.
Ошибка. Я поняла это спустя мгновение, когда мой удар ушел в пустоту и она пнула меня сапогом в спину, от чего я упала животом на камни.
Я подавила крик боли, когда она наступила мне на руку и давила сапогом до тех пор, пока я не выронила оружие.
– Глупая дура! – сказала она и отшвырнула мой клинок в сторону.
От ее взгляда кровь застыла у меня в жилах. Страх взбудоражил мое воображение, и Натайра нависла надо мной, как настоящее порождение ада. Ее платье в бледном лунном свете казалось мерцающей кожей змеи, а в ее зеленых глазах плясали яростные языки пламени. Даже пряди ее иссиня-черных волос обвивали голову, как живые существа, а голубоватые молнии разрезали над ней небо. Я была в заднице!
– Я могу раздавить тебя, как насекомое. Твой жалкий свет жизни угаснет, как свеча, и никто никогда не узнает об этом. Если ты еще раз наведешь клинок на меня, я убью тебя.
Словно я не представляла для нее опасности, она оставила меня лежать в грязи и уселась обратно на камень.
Дрожа, я поднялась на ноги. Мой кинжал по-прежнему лежал на земле, но, казалось, Натайре было все равно, подниму я его или нет. Она не боялась ни меня, ни клинка. Тем не менее я не осмелилась приблизиться к ней, а значит, и к своему оружию.
– О чем мы только что говорили? Правильно, ты таким – назовем его неразумным – способом выдвинула возражения против моей догадки относительно твоих отношений с Фингалем.
О, как я ее ненавидела! Мне пришлось сжать руки в кулаки, чтобы не совершить ту же ошибку еще раз. Сложно представить, что раньше я испытывала жалость к этой сумасшедшей!
– Итак, раз теперь ясно, что никто в Бурраке не будет к тебе дружески расположен, ты должна хотя бы выслушать мое предложение.
Она ждала ответа, а мне хотелось закричать. Неохотно я кивнула, но я бы соврала, если бы сказала хоть слово согласия.
– Смело. Я предлагаю тебе сопроводить меня на границу земель. Каталь, Аласдер и другие собирают там десятину. Там мы и выясним, каким образом осуществится мое видение. Ветер обещал мне любовь, а он обычно держит свое слово.
– А что мне с этого? – раздраженно спросила я. Момент перемирия между нами миновал. Мы снова стали тем, кем всегда будем: врагами. Глупо было забывать об этом даже на мгновение.
– Если я получу то, что хочу, тогда я отведу тебя к Шону Маклину. Я собираюсь убедить его в твоей невиновности и дать тебе уйти.
Шон! От одного только имени близкого человека у меня на глаза навернулись слезы. В будущем Шон был мне как брат, но как он отнесется ко мне в прошлом? Он проклят, как и все они, и я могла только надеяться, что он не обвиняет меня в этом.
– Я помогу тебе, если ты отвезешь меня к Пейтону, – возразила я.
– Пейтон ушел. Я не знаю, где он, и мне все равно. Возможно, Шон знает больше, но это не моя проблема.
– Это твоя проблема, если я откажусь тебе помочь! Ты требуешь, чтобы я доверилась тебе и последовала туда, где кишат люди, которые считают меня своим врагом, и ничего не получила взамен!
Натайра поднялась, и вместе с ней взвилась буря. Большие капли падали на землю тяжело, как камни, а ветер завывал сквозь щели толстых метровых стен.
– Твою жизнь, Саманта. Я дарю тебе жизнь. Сделай то, что я прошу, и я отведу тебя к Шону. Откажись, и тогда умрешь.
Она нагнулась за моим кинжалом, провела лезвием по ладони, оставляя кровавый след, который зажил прежде, чем она протянула мне сверкающее оружие.
– Вот мое слово, – пробормотала она, когда мои руки сомкнулись вокруг стали.
Глава 17
Седельные сумки Аласдера Бьюкенена были полны, а за ним были три повозки, до упора нагруженные собранными налогами для Каталя Стюарта. Куры в плетеных корзинах, поджаренное мясо в бочках и мешки со свеклой, луком, овсом и мукой. По сравнению с товарами и скотом, которыми крестьяне оплачивали свою десятину, мешки монет казались ему почти смехотворными.
Пятеро вооруженных людей сопровождали повозки, пока он ехал на север. Каталь и остальные его люди задержатся в пограничных землях еще на несколько дней и проведут суд. Поскольку лишь немногие жители и крестьяне могли позволить себе оставить работу, чтобы добраться до Гальтайра, разногласия и иски обсуждались только тогда, когда лорд брал на себя смелость отправиться к ним. Раз в год, когда взимались налоги, такая возможность представлялась и всегда занимала внимание Каталя на несколько дней.
Тем временем Аласдер должен доставить уплаченное в Гальтайр, потому что зерно может сгнить, если держать его в повозке под дождем.
Он был рад избежать общества других, потому что ему совсем не хотелось провести еще одну ночь в душной тесноте крестьянской хижины или на жесткой постели постоялого двора. Возможно, это было связано с его северными корнями, но ему нужно было личное пространство и чистый воздух. Холод и сырость нагорья были ему дороже, чем храп обитателей этих убогих хижин.
Поэтому Аласдер и повел своих людей в обход Дун– кансбурга. Их ропот сопровождал его последний час, потому что, в конце концов, там был и приличный постоялый двор, и приятные трактирщицы. Возможно, он посочувствовал бы отряду, если бы сам мог что-то чувствовать. Но так как проклятие лишило его как удовольствия от женщин, так и удовольствия от алкоголя, городу нечего было ему предложить. Его люди переживут это и будут довольствоваться сегодня вином из своих бурдюков. Это было большее, что он мог предложить.
Мужчина приподнялся в стременах и поднял руку, чтобы слуги остановили повозки, из-за громкого стука колес которых никто не мог разобрать ни слова.
– Здесь мы разобьем лагерь. Соберите повозки вместе и расставьте лошадей по кругу, чтобы мы заметили, если кто-то приблизится.
С группкой молодых ясеней со спины, заграждением для повозок из лошадей и рекой, которая давала им защиту сбоку, это место было почти идеальным. По крайней мере, из-за повозок нельзя было проехать по дороге незамеченным.
– Найл, разведи огонь и возьми овса, сала и лука. Приготовь что-нибудь хорошее, чтобы мужчины могли утолить свой голод. Но если я услышу, что кто-то еще жалуется, мы можем решить проблему и по-другому.
Мужчины угрюмо смотрели в землю, ибо никто не посмел бы бросить на викинга зловещий взгляд. Каждый из них уже видел, как великан сражается – и побеждает. Он был не из тех, кого хотелось бы видеть в ряду своих врагов.
Когда запах жареного лука разнесся по поляне, Аласдер поднялся с расположенного неподалеку от костра бревна и велел одному из вооруженных людей следить за седельными сумками с золотом.
Теперь, когда он ясно дал понять, что больше не хочет слышать никаких жалоб на упущенные возможности, мужчины перешли к тому, чтобы компенсировать их грубыми шутками и непристойными песнями. Если бы он что-то чувствовал, то, возможно, пожалел бы о том, что после Натайры Стюарт не был близок ни с одной женщиной – последний раз был еще до того, как проклятие лишило его эмоций. Но он просто воздерживался от этого, равно как не ценил вкусную еду или человеческие отношения.
Возможно, размышлял Аласдер, когда-нибудь он уедет отсюда. Его клятва Каталю привязала его к клану Стюартов, но каждый раз, когда он приезжал в Гальтайр и ему приходилось сталкиваться с Натайрой, он спрашивал себя, почему так поступил. Даже без каких-либо чувств – любви или ревности, тоски или желания – она была для него самым важным человеком и, несмотря на это, недосягаемой. Должен ли он смотреть целую вечность, как она проводит свою бесконечную жизнь с Блэром?
Часовой занял пост рядом с лошадью Аласдера, достал из кармана серебряную фляжку и сделал здоровенный глоток. Держа руку на рукоятке меча, Аласдер вышел из лагеря. Он следил за течением реки некоторое время, пока растущие на берегу и на мелководье деревья и разбросанные валуны не сузили реку до нескольких метров, до почти стоячего водоема.
Хотя уже наступила ночь, было не совсем темно. Все казалось накрытым синей вуалью или как будто рука художника покрыла все иссиня-черной краской. Серп луны бледно светил из своего белого двора, и только в бурлящем боковом рукаве реки сверкали волны, тогда как на мелководье у воды была гладкая блестящая поверхность. Почти как ртуть, которую Аласдер однажды видел у одного странствующего целителя.
Луна и ее звездная свита отражались в воде, словно покинули свое место на небе, чтобы в эту ночь принять ванну в жидком серебре.
Плавными движениями северянин положил меч рядом, расстегнул ремень на груди и снял кожаную куртку. Он не был шотландцем, поэтому отказался от накидки с цветами Стюартов. Только серебряная пряжка на его поясе с двумя скрещенными мечами свидетельствовала о его верности Каталю. Когда он расстегнул ремень на поясе и сбросил на землю сшитую из нескольких полосок кожи юбку, только сапоги остались на нем. В конце концов и они последовали за остальной его одеждой, и Аласдер ступил на мелководье.
Я была так раздражена! Не осталось слов, которые могли бы описать, как мне было досадно вот уже больше недели разъезжать по Шотландии на лошади и без нее, на телеге или пешком, не приближаясь ни на шаг к своей цели. Постепенно я стала думать о том, что лучше бы я никогда не покидала своей уютной квартиры и никогда не находила картины и записи в церковном реестре. Я желала вернуться в объятия Пейтона!
Если то, о чем говорила Натайра, правда – что я ничего не могу изменить в отношении проклятия, – то я совершенно напрасно взвалила на себя все тяготы и опасности. Но ведь однажды я уже разрушила проклятие! Эта женщина и этот хаос путешествий во времени все еще сводили меня с ума. И хотя я не доверяла ей ни на йоту, теперь мне пришлось положиться на нее! О, я ненавидела свое положение и в очередной раз проклинала свою импульсивность, которая привела меня на кладбище, а значит, к Аласдеру и всей этой чертовщине.
Я все еще не могла поверить, что на самом деле последовала за своим врагом – женщиной, причинившей столько зла, – через половину Шотландии. Не совсем добровольно, но какое это имело значение?
Мы едва обменялись парой слов с тех пор, как покинули брох. Все уже было сказано. Своей кровью она дала мне клятву убить меня, если я не сделаю того, о чем она просила. Значит, выбора у меня не оставалось.
Но как бы я ни ненавидела ее, мне все же хотелось наконец куда-нибудь приехать.
Во время нашего последнего привала мы узнали, что завтра на рыночной площади Дункансбурга состоится суд. С тех пор Натайра гнала лошадей на пределе их возможностей, так как планировала добраться до города еще до наступления ночи. К сожалению, ночь уже опустилась, и мы с трудом продвигались вперед в голубоватых сумерках.
– Seas, – прошептала она и подняла руку, чтобы я остановилась. Натайра приложила палец к губам и прислушалась. Теперь и я смогла что-то услышать. Голоса.
Она соскользнула с седла и знаком показала мне последовать за ней, прежде чем увести свою лошадь с дороги в кусты.
– Что случилось? – тихо спросила я и поспешила за ней.
– Мужчины. Они, скорее всего, разбили неподалеку свой лагерь. Разве ты не чувствуешь запах костра?
Я принюхалась и действительно почуяла запах дыма, а вместе с ним многообещающий аромат лука и сала.
– Ты их боишься? – удивилась я, но последовала за ней все глубже и глубже сквозь деревья.
Ее смех был приглушен, но тем не менее отчетливо слышен.
– Я бессмертна, хорошо вооружена… – девушка вытащила свой меч из кожаных ножен на спине, – и никогда не уступаю мужчинам в битве. Ты не подумала, что я избегаю конфликта только из-за заботы о тебе?
Удивительно. При всем желании я не могла представить, что она заботится о моей безопасности. Возможно, она с радостью отдала бы меня первому встретившемуся разбойнику, если бы не нуждалась во мне для своих целей. Ну, значит, со мной будет все в порядке. Как можно тише пришпорив лошадь, я побрела за ней сквозь густой лес.
– Куда ты нас ведешь? – спросила я, потому что кустарник становился все более непроходимым.
– Перед нами протекает река, разделяющая Дункансбург. Мы можем следовать по этой стороне реки или пересечь ее и войти в город с запада.
– Пересечь ее?
– Я знаю одно место совсем неподалеку, там река не слишком широкая и течение достаточно спокойное, чтобы благополучно переправиться.
Аласдер смыл пыль с тела и с волос. Нежное течение обволакивало его, и он почувствовал холод, проникающий прямо под кожу. С удивлением мужчина почувствовал неожиданное покалывание и отдался этому чувству. Это настолько отвлекло его, что он не сразу заметил звуки, раздавшиеся совсем рядом.
Кто-то пробирался сквозь кусты.
Кто-то, не прилагающий больших усилий, чтобы остаться незамеченным, отметил Аласдер, и шорох в кустах стал громче. Тихо нырнув в воду, он проплыл несколько метров до берега, где оставил свое оружие.
Капли сверкали на его теле и стекали с его волос по спине, когда он укрылся за одной из скал.
В лунном свете такой воин, как он, безошибочно определил блеск стали, поэтому Аласдер напряг все мышцы для атаки.
Когда густые листья зашевелились и вражеский меч всего на расстоянии вытянутой руки от него разделил кусты для незваного гостя, он был готов.
Я боролась с поводьями, зацепившимися за ветку, и размышляла, не обвинил ли меня викарий в воровстве лошади после того, как я не вернула животное, как обещала ему. В сущности, лошадь похитили, как и меня!
Я извинительно погладила ее по загривку, как вдруг разразился хаос.
Натайра выругалась и исчезла из моего поля зрения, ее лошадь поднялась на задние ноги, и зазвенело оружие.
Черт! Я пригнулась, но лошадь, к сожалению, не шелохнулась. Пока черная кобыла Натайры беспокойно скребла копытом, я осмелела и схватилась за ее поводья. При этом я бросила взгляд сквозь листву.
Черт возьми!
То, что я увидела, заставило меня забыть о своей осторожности, и я невольно сделала шаг вперед, чтобы лучше разглядеть.
В воде, залитой лунным светом, по колено стоял человек – голый, а волосы свободно спадали ему на плечи. С холодной сталью в руках Аласдер Бьюкенен играючи парировал жесткие удары Натайры.
Аласдер схватил меч своего противника, все еще прятавшегося в кустах, и швырнул его в реку, прежде чем прыгнуть с поднятым вверх мечом.
Он дернул совершенно удивленного человека за воротник и застыл.
– Натайра? – спросил мужчина, сомневаясь, находится ли он в здравом уме.
Замешательство стоило ему потери контроля над черноволосой красавицей, которая уже поднимала свое оружие для боя.
– Смотри! – выдохнула она, убирая влажные пряди с лица свободной рукой. – Какой сюрприз. – Ее глаза скользнули по его телу, и она улыбнулась. – Хороший вечер для того, чтобы помериться силами, ты так не думаешь? – крикнула она и продолжила атаковать.
Аласдер поднял руку как раз вовремя, чтобы отразить ее атаку, и сделал шаг назад. Несмотря на то что мокрое платье Натайры тяжело прилипало к телу, она была серьезным противником даже в тренировочном бою. По крайней мере, для любого другого воина, но не для него.
Речная галька была скользкой, а вода за ним становилась все глубже, поэтому при ее следующем ударе он повернул в сторону и поставил ее в более неблагоприятное положение.
– Могу ответить только этим, дорогая, – насмешливо сказал он.
– Назови меня еще раз дорогой, и тогда я тебя разоружу, – пригрозила Натайра, и ее удары стали более агрессивными. Она подняла свое платье до бедер, чтобы свободнее двигаться, и продолжила наступать на него.
Аласдер громко рассмеялся. Вода разлетелась брызгами, когда он увернулся от ее клинка. Девушка представляла собой великолепное зрелище. Мокрая ткань была как вторая кожа, прорисовывая каждую деталь ее тела. Чувства, которые он не мог себе объяснить, всколыхнулись в нем.
– Этого еще никому не удавалось, даже если попыток было более чем достаточно, моя дорогая.