Вечный Потапенко Игнатий
– Ты хочешь заглянуть мне в душу? Тогда сделай это, – сказал он.
Беата с поклоном указала на кружку перед ним:
– Выпей это и постарайся открыться мне. Душу нелегко постигнуть. Это требует времени. Но для нас обоих время в любом случае бесконечно.
Когда Пейтон хотел спросить, что она имеет в виду, Беата повернулась к веретену.
– Slinte, Пейтон Маклин!
Он поднял кружку и пригубил мутное варево. Пейтон не чувствовал вкуса, так как проклятие лишило его и этого, но все же ощутил жгучую желчь, поднимающуюся у него в желудке, и едкий пар, затуманивший голову. Горькое не по вкусу, а по действию, оно жгло ему нутренности и прорывало плоть. Словно растворяясь, мир расплывался у него перед глазами, и только тихая мелодия, которую Беата напевала во время того, как пряла шерсть, проникала в его сознание. Голос женщины был подобен ключу, который без труда открыл врата в его душу.
– Эти трусливые убийцы! Они заплатят за это! – ревели мужчины наперебой.
– Мы отправим их в ад!
– Сожжем замок дотла!
Полные ненависти голоса взывали о возмездии, и единственная женщина среди них выхватила меч из ножен и заставила своего черного жеребца встать на задние ноги.
– Положим конец этой вражде! Никто никогда больше не посмеет поднять руку ни на одного из нас! Смерть Кэмеронам! – пронзительно закричала она.
Пейтон посмотрел на старшего брата, человека, которому он поклялся в верности, человека, чьим приказам он должен подчиняться.
Ненависть горела в глазах Блэра, когда он вытащил меч и приказал:
– Отомстим за нашего брата!
Никто не отставал, никто не колебался, все хотели отплатить убийством за убийство.
Пейтон тоже хотел заглушить боль кровью. Хотел собственными руками убить того, кто сделал это с Кайлом. Поэтому он помчался за остальными, выхватив свой меч из ножен.
У них не заняло много времени взять штурмом плохо охраняемый бруствер и открыть ворота. Теперь они безжалостно прорывались в самое сердце замка, и застигнутые врасплох Кэмероны пали жертвами их раскаленной ненависти. Мужчины, женщины и дети нашли свою смерть от разъяренных клинков нападавших.
Боль Пейтона руководила его действиями, заставляя его снова и снова поднимать оружие на постепенно прибывающих воинов.
Рядом с ним сражался самый молодой боец из отряда. Младший брат Каталя Кензи, в первый раз вступивший в бой. Обезумев от ярости, он бросился на противников, намного превосходящих его по опыту и силе, и Пейтону не оставалось ничего другого, как прикрыть спину безрассудному юнцу.
Он последовал за ним в жилую башню, едва не споткнувшись о безжизненное тело служанки. Только сейчас он увидел, что Кензи бросился вверх по лестнице. Он отправился за ним и, поднявшись на башню, услышал лязг оружия и крики воинов. Извилистая лестница была темной, и только слабый лунный свет проникал сквозь крохотные бойницы.
Почти полная темнота заставила Пейтона на мгновение остановиться, мягко перекрывая кровавый шум в его голове. Тяжело дыша, он остановился, прижавшись лбом к холодному камню. Он чувствовал слезы, стекавшие по его щеке, чувствовал запах крови на своей одежде и чувствовал тяжелую сталь в своей руке.
Образ мертвого брата выжигал его мысли, и горло так сжалось, что ему казалось, что он задохнется прямо здесь, на ступеньках.
Кайл был теплым, как солнце. Там, где он появлялся, была радость. Никогда бы он не захотел, чтобы все эти люди погибли из-за него. Он никогда не одобрял насилие, и даже не любил охоту. Месть не заглушит боль и не принесет ничего хорошего. Этот бой не вернул бы брата. Пейтон ошеломленно пошатнулся.
С чувством, что он совершает ужасную ошибку, Пейтон пошел дальше. Ледяной воздух на вершине башни показался для него ударом плети. Его блуждающий взгляд устремился на Кензи, который оказался лицом к лицу с человеком, который едва успел одеться, прежде чем схватиться за оружие. На нем не было ни обуви, ни рубашки. Несмотря на это, в борьбе за свою жизнь он размахивал топором со смертельной точностью.
Если Пейтон хотел положить конец этой жестокой резне, он не должен был допустить, чтобы брат Каталя был ранен. Он должен был прийти ему на помощь, даже если и не собирался больше лишать никого жизни. Потому что то, что здесь сейчас происходило, было ложью и не чем иным, как убийством.
Он должен был привести остальных в чувство, если не хотел жертвовать спасением своей души. Или для этого уже было слишком поздно? На его руках была кровь Кэмеронов, и ею же была пропитана рубашка.
Одно имя промелькнуло в его мыслях – Сэм.
Сэм? Почему она здесь? Неужели это она? Но это не Сэм, а Изабель Кэмерон.
Пейтон покачал головой, желая прогнать видение, но ничего не произошло. Ужас в глазах Сэм, так похожих на глаза Изабель, отчаяние…
Пейтон слышал, как бьется его сердце, чувствовал, как кровь стекает по его телу. Запах озона разлился в воздухе после вспышек молний, которые устроили в небе над их головами пожар. Он увидел решимость в глазах женщины, когда она поднялась на парапет и, всхлипывая, прижала руку ко рту. Она скорее умрет, чем сдастся этим людям, это было ясно.
Она пошатнулась и шагнула назад. Он словно окаменел, хотел помочь ей, но ноги не слушались его. Слишком поздно он достиг ее и схватил ее падающее тело. В последнюю секунду он схватил ее за руку. Ее крик пронзил его насквозь, и он увидел страх смерти в ее широко раскрытых глазах. Тех же зеленых глазах, которые несколько часов назад смотрели на него, полные любви и страсти.
С каждым вздохом он чувствовал, как ее пальцы соскальзывают с его рук. Как будто у него было недостаточно сил, чтобы вытащить ее обратно за парапет. Сантиметр за сантиметром она соскальзывала в бездну. Из его горла вырвался крик отчаяния, когда она отпустила его руку и упала в пропасть.
Пейтон закрыл глаза, пытаясь избавиться от образа ее тела, которое тяжело ударилось о скалы, и вместо этого позволил себе опуститься на землю. Он дрожал.
Он тоже умер в ту ночь здесь, наверху. Он был чужд самому себе, когда спускался по ступеням, чтобы повернуться спиной к боям, людям и ненависти.
Единственная мысль билась у него в голове: «Ты нужна мне, Сэм. Спаси меня. Пожалуйста, прости меня и спаси меня!»
Когда Пейтон поднял веки, он почувствовал себя так, словно его кто-то избил. Он был на пределе своих сил и дрожал всем телом, в то время как сердце не могло так быстро качать кровь по его венам. Снова и снова яркие точки плясали у него перед глазами, затуманивая зрение.
Он находился в лодке. Голова у него была тяжелая, и он потер висок. Какого черта он в лодке?
– Ciamar a tha thu? – донесся до его уха голос Беаты. Что с ним? Он моргнул. Небо над ним только что потемнело, и на нем был плавный переход от темно-синего к черному.
Медленно Пейтон сел. Лодка не была похожа на скандинавский корабль викингов, и, хоть ни одна голова дракона не украшала верхушку, паруса из одноцветной ткани выглядели немного устрашающе. На нескольких скамьях сидели мужчины в ремнях и веслами толкали лодку вперед.
Совершенно погруженная в себя, Беата сидела напротив него и улыбалась. Старая женщина, казалось, была едина с природой и почти сливалась с волнами и ветром в парусах. Ее волосы взвились в воздух, а голос разносился далеко над водой, хотя она не говорила вслух.
– Где мы?
– Близки к спасению.
Только сейчас Пейтон осознал, что на нем только накидка на голое тело. Его рубашка, сапоги, пояс с оружием и брошь исчезли.
– Что все это значит? Что происходит?
Беата велела ему обернуться, и он последовал ее словам. Море пылало – и они направлялись прямо к пламени. На воде было еще несколько кораблей, и все люди на борту были одеты в белые одежды.
Не обращая внимания на его изумление, Беата пояснила:
– Взгляд в твою душу показал мне, что ты виновен в преступлении, за которое вас осудила моя сестра Ванора.
Этого Пейтон отрицать не мог. Он все еще слишком отчетливо видел перед собой картины битвы.
– Но ты раскаиваешься. Совершение ошибок из-за боли – это то, что люди, способные к любви, делают снова и снова. Твое сердце не полно черноты – так же, как и твоя душа.
Она улыбнулась, даря ему прощение. В ее глазах отражалось приближающееся пламя. В почти совершенном круге горящие плоты колыхались, как бусы на шнуре, и, когда лодка проскользнула мимо них, плоты сомкнулись за ними. Они были окружены кольцом огня, который превращал ночь в день и, казалось, поджигал даже волны. Все сияло спокойным светом.
Даже Беата, до сих пор казавшаяся светлой, почти серебристой, теперь переливалась красным золотом. Ее глаза превратились в раскаленный металл.
– Совет старейшин сказал свое слово. Наша сестра Ванора действовала самовольно, когда наслала проклятие на всех вас. Нашим желанием не было тянуть за нити судьбы или решать вопрос о жизни и смерти. Но наша сестра умерла прежде, чем смогла осознать свою ошибку, и мы не можем снова вмешиваться в вашу судьбу. Но мне удалось убедить совет позволить твоему сердцу сделать свой выбор.
– Вы хотите избавить меня от этого? – Пейтон не мог поверить словам седовласой женщины. Так просто? Это не могло быть так легко.
Лодка с натянутыми парусами покачивалась, и длинные шесты были вбиты в дно, чтобы удержать ее на месте. Только сейчас он заметил двенадцать огромных платформ, выстроенных по кругу в море. На них высокими кострами были сложены дрова. Они были расположены как цифры на часах, и Пейтон находился точно посередине.
– Нет, Пейтон. Ты можешь избавить себя сам, если захочешь. Следуй за мной.
Беата оставила горящий факел и, несмотря на свой возраст, ловко поднялась по веревочной лестнице, спускавшейся с вершины платформы, оставив шотландцу выбор – следовать за ней или нет. Мужчины в длинной лодке выразительно посмотрели на него. От них он больше ничего не узнал бы, поэтому схватил канат и последовал за ведьмой.
Платформа вздрогнула под его весом, когда юноша опустился на доски рядом с Беатой. На небольшой высоте, в воздухе, два кострища друг напротив друга ждали, когда их разожгут.
– Мы призываем силы природы, чтобы исполнить твое желание. – Она простерла руки к небу и закрыла глаза. Когда она говорила, ее голос звучал странно, так ясно, что даже люди в лодках за пределами огненного круга должны были понять ее без труда. – Стихия, восстань!
Над каждом из треножников теперь показался один-единственный факел. Женщины с белоснежными волосами и в белых одеяниях несли свой свет навстречу небосводу.
Беата кивнула и прошептала:
– Четыре стихии жизни – огонь, вода, земля и воздух. Для каждой из них три пламени. Вчера, сегодня и завтра. Реши за или против своей судьбы, когда эти двенадцать факелов начнут гореть.
Пейтона знобило, несмотря на жар, исходящий от пламени. Беата подала ему факел и указала на кострище слева от себя:
– Зажги левый огонь, чтобы освободить свою душу. Тогда проклятие Ваноры будет снято с тебя. Ты будешь как лист на ветру. Свободным, без нитей судьбы, которые Ванора переплела со своим проклятием. Ты потеряешь все, что связано с твоим предназначением… или все, что было связано.
Она грустно улыбнулась, словно желая, чтобы он отказался от этого.
– Однако если ты зажжешь огонь своей судьбы… – она указала на правое кострище, – который уничтожит все остальные, ты будешь окончательно следовать по пути своего предназначения. Проклятие Ваноры будет и дальше править твоей жизнью, пока твоя судьба не исполнится так, как предопределила Ванора. Все произойдет, чего бы это ни потребовало.
Ее рука коснулась Пейтона, когда она передавала ему факел. Женщина посмотрела ему в глаза и улыбнулась своей извечной знающей улыбкой.
– Когда ты узнаешь правду, тьма поглотит тебя – но ты будешь счастлив.
Глава 22
– Ты хорошо пахнешь, душечка, – прохрипел мне в ухо вонючий парень и потерся носом о мою шею. Я содрогнулась от отвращения, когда его щетина царапнула меня, а его влажные губы скривились.
Адреналин бежал по моим венам, как наркотик, и я дрожала. Моя попытка дотянуться до ножа не удалась из-за железной хватки, которой меня держал мужчина.
– Отпусти меня! – крикнула я и попыталась вырваться, но он только рассмеялся и продолжал держать свой клинок у меня под ребром.
– Ш-ш-ш, не беспокойся, я отпущу тебя, – пообещал он мне успокаивающим голосом и потащил меня за собой. – Я отпущу тебя, если…
Мы достигли зарева костра, и я споткнулась, упав на мужчину и вызвав у него грубый смех. Он повернул меня к себе и вырвал у меня из-за пояса кинжал. Я была свободна, но столкнулась лицом к лицу с двумя клинками – и с парнем, который не колеблясь воспользуется ими.
– Отпустишь меня, если?.. – спросила я, задыхаясь и пытаясь подавить свою панику, прежде чем она настигнет меня.
– Когда я закончу с тобой, дорогая, – ответил он с отвратительной усмешкой, указывая на огонь, у которого вдруг появились другие мужчины. – Впрочем, отпустят ли они тебя, я обещать не могу.
Остальные мужчины грязно засмеялись, а отвратительный вонючка приблизился на шаг.
В моей голове был только шум. Крик моего внутреннего голоса. Он ревел: «Беги!»
Несмотря на два ножа, направленных в мою сторону, я со всей своей силой бросилась на мерзавца. И, почувствовав, как он удивленно пошатнулся, я тоже постаралась не упасть. Мужчина шагнул назад, в пламя костра, и споткнулся о полено, прежде чем с визгом заметил, что его килт загорелся. Я развернулась и побежала в лес, в темноту. Шаги и крики мужчин следовали за мной, и по их смеху я поняла, что охота доставляет им удовольствие.
Черт возьми, я буду в заднице, если попаду им в руки. Мой кинжал исчез, я уже совсем запыхалась, и моя попытка побега наверняка была услышана за километры.
Я больше спотыкалась, чем бежала, потому что лесная почва была усеяна корнями и ветками. Казалось, лес почти на стороне моих преследователей. Ветка хлестнула меня по лицу, и я почувствовала, как по щеке потекла теплая кровь.
«Черт возьми, Сэм, соберись!» – в мыслях уговаривала я себя, сдерживая слезы, которые только затуманивали мне зрение, и вытирала кровь из пореза. Он горел.
– Эй, голубушка, подойди ближе, все останется между нами, – услышала я голос из кустов позади себя.
Я повернулась и оказалась лицом к лицу с великаном.
Проклятье, этот парень больше, чем двухметровый Дирк Новицки!
Он схватил меня за руку и дернул к себе. Мои ноги уже не касались земли. Его руки напоминали настоящие лапы. Он грубо дернул мой корсет.
Я набросилась на него с кулаками, но великан только рассмеялся, схватил мои волосы и откинул голову назад так, что мне показалось, будто мне сломали шею. Тогда он попытался навязать мне поцелуй. Я укусила его – и он ударом швырнул меня на землю.
– Защищайся, и я без промедления убью тебя, – опасно тихо прошипел он, хватаясь за мое платье.
Разве после этой угрозы я бы сопротивлялась, если бы могла двигаться? Это было неважно, потому что от его удара я так оцепенела, что даже дышать было трудно. Хотелось бить и сопротивляться, но ничего не происходило.
Я закрыла глаза и почувствовала слезы. Горячие, как лава, они полились из-под моих закрытых век, и это было все, что я хотела почувствовать.
Пейтон и Шон галопом скакали на запад. Они потеряли много времени, и поэтому настроение Пейтона было не самым лучшим. Ему потребовалась целая вечность, чтобы вытащить из нытика-викария, который продолжал говорить только о своем коне, всю историю.
Руки Пейтона все еще сжимали поводья, когда он вспомнил, как викарий упоминал Sgian dhub Натайры. Пейтон хотел вонзить свой собственный нож в его грудь, настолько разъяренный, что лицемерный святоша оставил Сэм наедине с Натайрой Стюарт и ее кинжалом. Но впереди была буря, как викарий неоднократно подчеркнул, чтобы оправдать свое трусливое бегство.
Видимо, это время и его опасности заставили его быстро забыть о своем цивилизованном поведении, к которому он привык в двадцать первом веке. И только рука Шона, крепко и призывно лежавшая на его плече, удержала Пейтона от того, чтобы последовать своему импульсу.
Перед ними лежал замок Гальтайр, и Пейтон придержал своего коня, чтобы Шон мог его опередить. В конце концов, он ежедневно входил и выходил отсюда и мог проследить за тем, чтобы никто не подвергал Пейтона более пристальному досмотру, который, возможно, вызовет вопросы.
Они приближались к стенам замка, и Пейтон удивился, насколько чуждым ему все показалось. Многие годы своего проклятия он провел в этих стенах вместе с Натайрой и Каталем Стюартом, а также собственными братьями. Правда, только задолго до того, как в последний раз стражники патрулировали стены или служанки выполняли свою работу. Годы, когда они прятались от незнакомцев и уединялись здесь. Он обвел глазами стены, где дежурили несколько воинов, и съежился. Слева и справа от ворот на копьях были насажены отрубленные головы мужчин.
Пейтон не мог отвести взгляда от гниющей, кишащей мухами плоти. Несмотря на то что лица были исклеваны птицами, изъедены личинками и раскраснелись от непогоды, он узнал их. Братья-близнецы Дункан и Дугаль Стюарты. Но кто из них кто, Пейтон понять уже не мог.
– Что здесь произошло? – тихо спросил он.
Шон поднял брови, подвел свою лошадь ближе к лошади брата и доверительно склонился к нему:
– Ты, конечно, помнишь, что Натайра всегда ненавидела этих двоих за то, что они оспаривали у Каталя его наследство и титул. Кражи скота, вражда с Кэмеронами и к тому же эти два бастарда, которые считали, что могут расколоть клан, посеяв разногласия и раздор… Помнишь, Каталь был так непреклонен в том, что касалось нападения на Кэмеронов, потому что Дункан и Дугаль уже практически вонзили ему нож в спину. Он должен был одержать победу, иначе потерял бы верность своих людей. В ту ночь Натайра заставила Каталя отправиться без братьев, чтобы они не могли выдать его победу как свою.
Пейтон кивнул. Все это он знал. Но он не помнил, чтобы эти двое умерли.
– Да, но почему это? – он указал на головы.
– Назовем это… местью Натайры. Сразу после ночи проклятия Ваноры между Каталем, Натайрой и близнецами, должно быть, произошел ожесточенный спор. Возможно, она что-то знала об их намерениях свергнуть Каталя или по другим причинам предупредила их о том, чтобы они были верны ее брату. Кроме того, Каталь потребовал повторной клятвы верности в присутствии всех своих последователей, которую братья также принесли.
– Разве верность так вознаграждается? – спросил Пейтон, сглотнув от чувства тошноты.
– Несколько недель назад Натайра нашла в комнате Дункана седельную сумку, полную золота. Золото в таком количестве могло быть только украдено, поэтому суд был коротким. Тот, кто обкрадывает Каталя Стюарта, будет лишен жизни.
– А Дугаль?
– Натайра сказала, что он знал об этом и что они всегда в одной лодке с братом, поэтому…
Шон не успел закончить фразу, потому что они уже проехали через ворота, и тотчас им навстречу вышел один из охранников.
– Filte! – приветствовал их мужчина. – Вы в авангарде? Я должен подготовить все к прибытию лорда?
Шон спрыгнул с лошади, но знаком показал Пейтону, чтобы тот оставался в седле.
– Latha math. О чем ты говоришь? Разве Каталь не здесь?
Мужчина покачал головой и почесал подмышку.
– Ведь все десятину собирают. Я думал, вы с ними ездили, – ломал себе голову мужчина. Понюхав свой палец, он сморщился от отвращения и вытер его о свою накидку.
– Возможно, Блэр отправился с ним, но мы приехали прямо из Буррака.
– Значит, хозяйка, наверное, ошиблась и совершенно напрасно отправилась в пограничные земли, чтобы привести к вам эту женщину Кэмерон. – Он сплюнул, когда произносил это, явно демонстрируя свою неприязнь. – Если вы меня спросите, то эта женщина была похожа на ту, что год назад прямо здесь, у ворот, убила бедного Росса. Я тогда дежурил и за всем наблюдал, – доверительно сказал он Шону.
Пейтон побледнел. Сэм убила Росса? Он не мог себе такого представить! Он проклинал себя за то, что так и не набрался смелости поговорить с ней о случившемся. Глупо было предполагать, что они могут оставить прошлое в покое, если сами не могут смириться с ним. Так что их поступки всегда стояли между ними.
Если Сэм действительно имела какое-то отношение к смерти Росса, то для этого должна была быть веская причина. Он знал, что Сэм никогда не причинит никому вреда намеренно. И любой, кто намеревался поднять на нее руку, узнает, как он умеет мстить.
Он чуть наклонился вперед в седле и вмешался в разговор:
– Куда именно леди Натайра хотела увезти женщину?
Мужчина нахмурился, размышляя.
– Не знаю. Хозяйка ни о чем не упоминала. Я только слышал, как она сказала кэмеронской потаскухе, что Аласдер находится в пограничных землях с Каталем. Видимо, они собирались к нему.
– Bas mallaichte! Эти земли огромны! – выругался Пейтон, у которого постепенно заканчивалось терпение. Сэм была его жизнью, и он должен был, наконец, убедиться в ее безопасности! Ему казалось, что он преследует ее призрак.
– Каталь хотел провести суд в Дункансбурге – это все, что я знаю.
Я чувствовала каждый камень под своей спиной, каждую травинку на ногах и каждый вздох этого монстра, который, казалось, был готов ко всему. Мои тихие рыдания звучали словно издалека, и я была как беззащитная незнакомка в собственном теле.
– Если ты это сделаешь, Иан, то скоро будешь украшать собой пики на стенах Гальтайра.
Я затаила дыхание, почувствовав, что мерзавец слез с меня и, выругавшись, поднялся. Облегчение охватило меня, и я, дрожа, расплакалась. Натайра Стюарт стала моим спасением.
Этот гад, которого Натайра назвала Ианом, казалось, не особо обрадовался появлению девушки.
– Что тебе нужно? Это не твое дело! – презрительно выплюнул он, блуждая взглядом по телу Натайры.
На ней не было ничего, кроме мокрого корсажа, и он мало что скрывал собой. Отвлеченный этим видом, Иан, по-видимому, не заметил оружия в ее руке и тем самым подписал себе смертный приговор.
Так быстро, что мои глаза едва могли уследить за ним, меч Натайры рассек воздух и пронзил его горло.
Кровь Иана полилась на меня, и его ослабевшие руки сильно ударили по моей груди, прежде чем мужчина с хрипом осел на меня.
– Ты испортил ее платье, Иан. Наверное, я дам ей сделать из твоей кожи накидку, ты не возражаешь?
Натайра подошла ближе и нанесла ему удар так, что он соскользнул с меня. Я оттолкнула тело в сторону и, насколько позволяли мои дрожащие конечности, отползла подальше. Я чувствовала его отвратительную кровь во рту, и мое тело было липким от нее. Этого оказалось слишком много для меня, и я сломалась. Снова и снова я задыхалась, пока мое горло не заболело, а желудку больше нечего было отдавать.
Натайра опустилась на колени рядом со мной и подала фляжку.
– Выпей, это успокоит, – пообещала она и налила мне в рот виски, так как мои руки слишком сильно дрожали, чтобы удержать фляжку.
– Ifrinn, Аласдер! Убедись, что Иан нашел последний покой, и принеси мне мое платье! – крикнула она через плечо, где светловолосый великан держался чуть в стороне. Он тут же подчинился ее воле. Воцарилась тишина, и были слышны только удаляющиеся шаги Аласдера. Я подползла к стволу дерева и бессильно прислонилась к нему, не желая видеть того, что проиходит вокруг.
– Спасибо, – пробормотала я. – Что, черт возьми, только что произошло?
Натайра мрачно посмотрела мне в лицо:
– Мой отец совершил насилие над моей матерью. Каждый человек, который считает, что может управлять нами таким образом, заслуживает смерти.
«Он был не один», – пронеслось у меня в голове. Я испуганно оглянулась, когда между деревьями уже в нескольких метрах от меня появился другой мужчина.
– Тварь! – заревел он и ошарашенно уставился на меня, на мое окровавленное, изорванное платье, на почти раздетую Натайру и своего мертвого друга. Он вытащил меч и подошел ближе.
– Ты осмеливаешься поднять оружие против сестры своего лорда? – прошептала Натайра, не отступая. Даже сейчас, одетая только в полупрозрачный корсаж, она выглядела величественной. Я попыталась успокоиться, так как ведьма, по-видимому, не испытывала страха.
Мужчина скосил глаза и растерянно уставился на Натайру, словно только сейчас узнал ее.
– Хозяйка? – спросил он, и рот у него открылся. Нельзя было не заметить, что он рисовал себе в уме вещи, которые ему нравились, и Натайра тоже это заметила. Ее рот скривилсяв улыбке, которая, как я теперь точно знала, сулит неприятности.
Медленно она подошла к нему.
– Ты же всегда был таким верным последователем Каталя, – прошептала она, обходя вокруг него. Ее рука мягко скользнула по его плечу, и парень следил буквально за каждым ее словом.
– Да, хозяйка, – подтвердил он и хотел дотронуться до нее, но Натайра ловко увернулась от него.
– Тогда ты, конечно, не хочешь разочаровать его – и, конечно, меня.
– Нет, конечно, нет, – притворился он, и даже я могла заметить, как жадно его взгляд прилип к фигуре Натайры, когда она остановилась прямо перед ним.
В этот момент к ним присоединился Аласдер. Его меч был естественным продолжением его руки.
– Уверен, Каталь был бы очень разочарован, если бы увидел, как жадно ты смотришь на его сестру, – заметил Аласдер. Он рубанул клинком по килту парня. – Может быть, нам следует послать Каталю только его часть, – размышлял он вслух.
Мужчина разразился слезами.
Натайра весело покачала головой, схватила свое мокрое платье, которое Аласдер перекинул через плечо, и скользнула в него.
– Будь добр, Аласдер, преподай ему урок. Я не хочу, чтобы он снова так на меня смотрел, хорошо?
Она вернулась ко мне и подала мне рубашку Аласдера, но я даже не успела встать.
Пронзительный крик мужчины заставил кровь застыть у меня в жилах, и я подняла голову, чтобы посмотреть, что произошло. Проклятье, это была чертова ошибка! При виде этого меня снова затошнило. Слова Натайры уже намекали на это – Аласдер действительно позаботился о том, чтобы мужчина никогда не посмотрел на нее жадно. Потому что отныне он больше никогда ничего не сможет увидеть. Аласдер выколол ему глаза.
Пронзительный крик парня привлек всех остальных мужчин, и Аласдер вонзил свой меч в землю. Его воины обнажили оружие и, казалось, недоумевали.
Когда крики уступили место истерическим жалобам, Аласдер повысил голос:
– Есть ли здесь еще кто-нибудь, кто испытывает такое же желание? – спросил он, вглядываясь в лица своих людей. Опущенные головы и шепоток отрицания были единственной реакцией. – Тогда седлайте лошадей, мы поедем дальше. – Он схватился за меч и указал острием: – И если опять кто-нибудь решит, что у него есть притязания на моих пленников, тогда…
– Тогда что? – раздался голос над толпой, и все глаза обратились на человека позади меня.
Глава 23
Беата подняла руки, и ее белое одеяние развевалось на ветру. Она напоминала ангела, когда говорила с мудрыми женщинами.
– Призовите стихии!
Барабаны били в такт сердцу Пейтона. Темный, как ночь, и глубокий, как океан, их зов пронзил воду насквозь. Пейтон чувствовал, как барабанная дробь наполняет его кровь, как его тело вливается в ритм. Даже его мысли были направлены на зов барабанов.
Старуха поклонилась и, не сказав больше ни слова, спустилась по лестнице.
Наедине с бременем собственного решения, Пейтон остался позади, глядя на мощные деревянные платформы и на двенадцать женщин с факелами.
Они призовут силы природы. Силы стихий.
Барабаны ударили в последний раз, как гром, так что их напор пробрал Пейтона до костей, затем первая женщина подошла к кострищу перед собой и опустила факел. Хворост вспыхнул ярким пламенем, и светящийся синим огонь осветил ночь.
– Uisge! – призвала Беата воду, и волны взмыли вверх на метр, почти до самого края деревянных конструкций.
Мысли Пейтона ускользали.
Сумерки медленно спускались, и небо поменяло свой цвет. Сияние заката сменилось мягким фиолетовым цветом. Виадук ярко вырисовывался на сапфирово-синем горизонте. По правую сторону на берегу росли рододендроны, и в вечернем свете они приобрели вместо нежно-розового таинственный пурпурный оттенок.
Сэм молча сидела рядом, и они наслаждались этим неповторимым моментом. Пели сверчки, и холодная вода отливала серебром рядом с их маленьким островком.
Через несколько минут Пейтон подвинулся немного ближе к ней. Ее близость убивала его, но в то же время он наслаждался этой невыносимой болью. Он чувствовал, что и она с удовольствием прислонилась бы к нему, но это будет его гибелью. Хотел ли он погибнуть вместе с ней?
Он бросил вызов своей судьбе и должен был знать, почему она привела его туда, где это было фактически невозможно.
– Ты часто это делаешь? – ее вопрос прозвучал робко и неуверенно.
– Что именно?
– Вот это.
– Гуляю? – Он привлек ее к себе, потому что она была так несравненно мила в своем смущении.
– Нет. Ты знаешь, что я имею в виду. Тусуешься с девушками, с которыми ты только что познакомился?
Хотя уже почти стемнело, Пейтон заметил легкий румянец на ее щеках.
– Нет, обычно я этого не делаю. А ты? Часто уходишь с незнакомыми парнями?
Сэм смущенно покачала головой:
– Нет, обычно я благоразумная.
Он остановился, потому что ему нужно было посмотреть ей в глаза.
– Ты считаешь, разумно быть со мной?
Его слова были сказано тихо, почти шепотом, и впервые за долгое время он почувствовал страх. Страх перед ее ответом.
– Нет. Это самое неразумное, что я когда-либо делала, – призналась она, тем самым разрушая его мир.
Пейтон пошатнулся и покачал головой, отгоняя видения. Что это было? Между тем все три огня водной стихии пылали. Вчера, сегодня и завтра. Он едва успел отдышаться, как очередная девушка подняла свой факел и крикнула своей стихии:
– Teine!
Багровым вспыхнул огонь, всем своим жаром отдавая должное стихии огня.
Снова воспоминания о вещах, которые еще не произошли, пронеслись перед его внутренним взором, и он застонал от тяжести чувств, которые пробудились с этим.
– Ты можешь представить, каково это, быть мертвым? Такова моя жизнь. Я не могу ничего попробовать на вкус. Самая аппетитная еда по вкусу как горсть земли. Ни один алкоголь в мире не может меня опьянить, ни одна, даже самая прекрасная песня не может тронуть мое сердце. Поверь, я предпочел бы умереть, чем жить так. Представь себе самый красивый закат, который ты когда-либо видела: восхитительные краски, теплое свечение на коже. Чувство, которое разливается внутри тебя в этот момент, – счастье, удовлетворение или восхищение. Раньше моя жизнь была такой, но теперь все серо. Хоть я и вижу цвета, я ничего не чувствую, – отчаянно пытался он донести до Сэм суть проклятия.
– Но это не так, ты чувствуешь! Я вижу, как ты борешься со своими чувствами. Например, сейчас ты страдал, терзал себя, но рассказал мне все, и теперь тебе легче. Это и есть чувства!
Он опустился на колени перед Сэм, схватил ее руки и воскликнул:
– Да, именно так! Ты видишь, что теперь все по-другому! У меня нет слов, чтобы объяснить тебе, как ты перевернула мою жизнь. С тех пор как я впервые увидел тебя, я больше не могу без тебя. С тех пор как я тебя знаю, я чувствую!
– Почему я? Как это работает?
– Я не знаю…
– И что ты чувствуешь?
– Боль, – сказал он.
– Боль? Почему? Это ужасно!
– Нет, и в то же время да, это действительно ужасно, но я так рад, что хоть что-то чувствую. Ты как наркотик. Ты нужна мне все больше и больше.
– Хм, не знаю. Я сейчас не совсем поняла. Все это хорошо или плохо? – Она выглядела такой растерянной, и он постарался говорить яснее: