Впотьмах Куприн Александр
К тому времени, когда я закончила повествование о себе и о том, как я оказалась в этом мире, слезы у Лидии высохли, да и сама она почти успокоилась. Что касается Эжа, то никаких особых эмоций на его лице я не заметила.
— Да, не повезло тебе… — сделала вывод Лидия. — Особенно если учесть, что вы уже и заявление в ЗАГС подали…
— Не понимаю, в чем проблемы… — подал голос Эж. — История стара, как мир. Заявление в ЗАГС — это не договор, а всего лишь заявление о намерениях. Намерения изменились — и все. Было бы из-за чего расстраиваться! Главное, понять, что ничего катастрофического не произошло — просто жизнь идет своим путем.
— Лидия, давай побьем нашего господина адвоката… — предложила я. — У меня прямо руки зачесались, так хочется настучать ему по спине! Мы с тобой друг другу на судьбу жалуемся, себя жалеем, слезы горькие проливаем, а этот негодяй все рассматривает сквозь призму законов!
— Побить, конечно, можно… — согласилась Лидия. Надо же, она улыбается!.. — Но вроде жалко человека… А если он нас поколотит? Знаешь, он говорил, что драться умеет!
— Да ты что!.. — ахнула я. — Хотя верно, был разговор, что-то такое он рассказывал… Помнится, господин адвокат даже слово какое-то иноземное произнес, шибко умное, правда, я забыла, какое… А, вспомнила: это слово называется — бокс! Ты не знаешь, что это такое? Вот и я не знаю! А все дело в том, что они, энти самые крючкотворы-законники, хочут свою образованность показать, и всегда говорят о непонятном!
— Я-то для них на все готов, согласен даже всю ночь напролет цитировать этим двум девицам свод законов, причем с выражением и со всем своим старанием, а они, бессердечные, не ценят широты моей души, жалят жестокими словами, да еще и укусить рады!.. — вздохнул Эж, театрально хватаясь за голову. — А ведь две змеи — это уже серпентарий! Как жить-то буду?!
Дело кончилось тем, что парень получил сразу два подзатыльника — от меня и от Лидии, после чего раскаялся, пообещал вести себя хорошо и в ближайшее время не вспоминать ни о каких параграфах судебных сводов. После этого мы еще долго смеялись и рассказывали забавные истории, которые когда-то происходили с нами, и пока, наконец, не поняли, что посиделки уж слишком затянулись, после чего Лидию отправили спать. Она быстро уснула, но, послушав ее ровное дыхание, я поняла, что мой сон окончательно пропал. Пожалуй, лучше пока что подежурить, а Эжа я разбужу позже.
— Как она?.. — шепотом спросил Эж, когда я уселась рядом с ним на приступок у стены.
— К счастью, пока все в порядке… — вздохнула я. — Лидию можно понять, тем более что о ее психоэмоциональном состоянии можно даже не упоминать. Еще у нее хватает выдержки и сил на долгие пешие переходы, и это меня по-настоящему удивляет — кажется, она идет на одном упрямстве и силе воли. И ее токсикоз мучает, но она делает все, чтоб мы этого не заметили — не хочет нагружать нас своими проблемами со здоровьем. Ее выносливость и терпение меня просто поражают — знал бы ты, какие чудачества и срывы иногда случаются у женщин, находящихся в интересном положении! Хорошо еще, что она не очень страдает от гибели Эдуарда — кажется, ее огромная любовь к нему постепенно сошла на нет, чему, кстати, он сам очень поспособствовал. А еще Лидия очень боится за своих детей — это, кажется, беспокоит ее больше всего…
— Знаешь, я был поражен, когда ты рассказала о себе… — чуть поколебавшись, произнес Эж. — Никак не думал, что твоя сестра имеет какое-то отношение к отцу моего давнего приятеля, но, похоже, так оно и есть. Надо же, на земле столько людей, но мы все же умудряемся пересечься каким-то невероятным образом!
— Сама была изумлена не меньше, когда поняла, что ты упоминаешь о Лилечке.
— Я уже давно понял, что большинство людей эгоистичны и слабохарактерны — это факт. Ну, такие есть, и с этим ничего не поделаешь. Все хотят счастья для себя, порой даже переступив через чувства близкого человека. Для примера можно взять моего отца и твою сестру…
— Не сыпь мне хлорид натрия на нарушение анатомической целостности покровных тканей.
— Что?.. — не понял Эж.
— Перевод на нормальный человеческий язык — не сыпь мне соль на раны… — улыбнулась я. — Когда училась в медицинском училище, то мы с девчонками часто переводили в лечебную плоскость некоторые известные выражения. Это одно из них.
— Забавно… — Эж покачал головой. — Знаешь, когда я тебя впервые увидел, то ты мне совсем не понравилась. А еще я разозлился на Ксению Павловну за то, что она прислала мне на помощь женщину — не мог понять причину, по которой ее выбор пал на тебя. На мой взгляд, это неоправданный риск: разбираться с опасными делами — прерогатива мужчин. К тому же я привык полагаться только на себя, а те дамы, среди которых я обычно вращался — от них, как правило, помощи немного. Еще я почему-то решил, что ты решила отправиться сюда, как и Лидия, ради того, чтоб материально помочь своему кавалеру, который попал в сложное положение, и ты, как верная подруга, решила сделать все, чтоб вытащить его из финансового болота, в котором тот увяз по самые уши!
— Ничего себе!.. — рассмеялась я. — Нашел декабристку! Подобное мне даже в голову бы не пришло! Ну и фантазия у тебя! Как мне сказала Ксения Павловна, она сама немало удивилась, когда поисковая магия указала ей на меня. Возможно, если бы у нашей общей знакомой не было б таких сложностей со временем, то она постаралась бы найти вместо меня кого-то иного, но в итоге решила все оставить, как есть. Надеюсь, сейчас ты уже не считаешь меня каким-то недоразумением, по ошибке присланным на твою многострадальную шею?
— Я притерпелся… — хохотнул Эж.
— Ты, знаешь ли, тоже не очаровал меня с первого взгляда… — пожала я плечами. — К тому же к красивым мужчинам я отношусь с опаской и неким предубеждением. Больше того — первое время ты меня даже выводил из себя. Так что, считай, мы квиты.
— Сдаюсь, ты права… — парень шутливо поднял вверх руки. — А если говорить серьезно, то у нас есть небольшая проблема, и связана она как раз с тобой: я уже не раз упоминал о том, что твоя внешность в этом мире считается если не эталоном красоты, то чем-то вроде того, а для нас это очень плохо — слишком приметно. Не знаю, замечаешь ты это, или нет, но большинство мужчин провожают тебя заинтересованными взглядами. Если даже не запомнят нас, то при расспросах стражников или храмовников о том, не видели ли они таких-то людей, всегда найдутся те, кто может сказать, что недавно видел очень красивую женщину в компании нескольких представителей человеческого рода, очень похожих на тех, о ком вы расспрашиваете… А это след, по которому можно идти.
— Да, в этом смысле нам не повезло…
Признаюсь — я сама уже не раз замечала неподдельный интерес со стороны здешних мужчин к моей скромной персоне. Конечно, с одной стороны мне, как и любой женщине, приятно, что на меня обращают внимание, а с другой стороны — это последнее, чего мне бы сейчас хотелось.
— Постараюсь вести себя как более незаметно, хотя это вряд ли получится… Да, и вот еще что. Помнится, Ксения Павловна говорила о том, что послала в этот мир еще одного человека на поиски Лидии, и после этого своего посланника она уже не видела. Тебе о его судьбе ничего не известно?
— Нет. Разумеется, Ксения Павловна говорила мне о нем — я же отправился сюда после того, как этот человек исчез и не давал о себе знать. К сожалению, о его судьбе мне ничего не удалось узнать, хотя я приложил немало сил, чтоб это выяснить. Похоже, тот человек пропал бесследно.
— Жаль, не повезло бедняге… — искренне вырвалось у меня.
— И не говори.
— Вот что, мы с тобой, кажется, заболтались… — повернулась я к Эжу. — Ложись-ка ты, милый друг, спать, а я тебя потом разбужу. У меня сейчас сон сбился, и я себя знаю — буду несколько часов крутиться с боку на бок, пока не задремлю. Потому-то я предпочитаю посидеть и подумать в тишине о несовершенстве этого мира, вместо того, чтоб вертеться волчком на полу.
— Если это тебе не сложно…
— Не сложно, так что ложись спать. И не беспокойся — если будет какая-то опасность, то я тебя разбужу.
Уговаривать Эжа не пришлось — не прошло и минуты, как он заснул на полу, а я сидела на широкой ступени у дверей, смотрела на свет в пирамидке и вслушивалась в звуки, доносящиеся снаружи. Непонятных шумов и звериных голосов хватало, только почти все они доносились издали. Похоже, гарь от пожара, и верно, держит местных хищников на расстоянии от поляны. Ну и хорошо, нам спокойнее.
Наверное, именно из-за этого спокойствия, а еще потому, что мне пришлось рассказать о себе Эжу и Лидии — оттого мне на память пришли воспоминания о бабушке и о Муравьевке, а заодно и о Дружке. Дело в том, что вновь в Муравьевке я оказалась только после окончания первого курса училища: к тому времени стала брать небольшие подработки, и сумела скопить немного денег, которых вполне хватило на поездку в ту дальнюю лесную деревушку. Все прошедшие годы мне очень хотелось вернуться сюда, чтоб вновь увидеть те места, где когда-то я была так безмятежно счастлива.
Есть стихи Геннадия Шпаликова:
- По несчастью, или к счастью,
- Истина проста:
- Никогда не возвращайся
- В прежние места.
Именно эти чувства я испытала, сойдя с автобуса и вновь оказавшись в деревушке моего детства. Сейчас там, в подавляющем большинстве, жили дачники, многие дома были подновлены и перестроены, а те немногочисленные обитатели Муравьевки, которых я встретила, были мне незнакомы. Изменения, прошедшие за прошедшие годы, были так велики, что на какое-то мгновение мне даже показалось, будто я приехала в иное место. К нашему дому, вернее, к дому бабушки была пристроена большая летняя веранда, крыша покрыта новым железным листом, а на дворе играли двое маленьких детей, за которыми присматривала молодая женщина — мои родители давно продали бабушкин домишко, и теперь там другие хозяева.
Постояв в отдалении несколько минут, я направилась к дому бабы Глаши: наша соседка, несмотря на довольно-таки значимый возраст, находилась в полном уме и добром здравии. Давняя подруга бабушки уже поджидала меня, сидя на скамейке возле своего дома — о приезде мы с ней договорились заранее. Удивительно, но она меня сразу же узнала, и обрадовалась, будто родной. Затем она отвела меня на кладбище — без нее заросшую травой могилку бабушки мне было бы не отыскать. У меня ушло немало времени, чтоб навести там порядок и посадить цветы, которые я привезла с собой. С кладбища я ушла уже вечером, вволю наревевшись, и с чувством того, что у меня наконец-то появилось место, куда я могу изредка приходить, чтоб просто поговорить и отдохнуть душой.
Еще я поняла одно: в самой Муравьевке, куда я так стремилась попасть все последние годы, мне уже делать нечего — от прошлого здесь мало что осталось. Конечно, жизнь не стоит на месте, все меняет, но на душе все одно печаль по тому, что сгинуло безвозвратно.
Переночевав в доме бабы Глаши (пошли ей Бог долгих лет жизни!) и вдоволь наговорившись с этой доброй женщиной, утром я уехала назад. Однако с той поры я ездила в Муравьевку два раза в год: весной — чтоб навести порядок на могилке и посадить новые цветы, и поздней осенью — чтоб убрать павшие листья и сухую траву. Правда, в этот год побывать в деревне у меня не получилось по вполне понятным причинам, но незадолго до своего отъезда в Санкт-Петербург я попросила сына бабы Глаши (мужчину пенсионного возраста) убраться на могилке бабушки, скинув тому на электронный кошелек некую сумму за труд. Тот честно выполнил свою работу, и в подтверждение даже прислал мне фото с кладбища…
Видимо, я все же задремала, и во сне вдруг увидела бабушку, только вместо привычной доброй улыбки на ее лице была тревога.
— Васенька вставай… — явственно услышала я ее голос. — Просыпайся, а не то беда будет…
Я открыла глаза и в первый момент даже не могла понять, в чем дело. Нащупала рукой длинный нож, лежащий рядом, огляделась при неярком свете лампы — кажется, все хорошо, спокойно, ничего не происходит, даже за стенами домика почти тихо, лишь откуда-то издалека доносятся непонятные звуки. В общем, все, как обычно. Кажется, можно успокоиться, но я никак не могу избавиться от чувства тревоги, которое пришло ко мне во сне. В чем же дело? Двери надежно заперты, окна тоже, и можно выбросить из головы все сомнения, но слова бабушки по-прежнему не дают мне успокоиться.
Стоп, а это что такое? Только сейчас я заметила — с окном, заложенным доской, что-то не так. Поднялась со своего места, сделала пару шагов к оконцу… Так вот в чем дело! Оказывается, в ту совсем небольшую щель в несколько миллиметров, что находится между окном и доской, заползает нечто совершенно прозрачное, бесформенное, растекаясь по стене, словно жидкое тесто. При неярком свете лампы заметить это прозрачное… тесто почти невозможно, потому как оно не только очень тонкое, но и настолько бесцветное, что сквозь него видны все сучки на деревянной стене.
Не раздумывая, одним махом провела ножом вдоль оконца, отсекая от щели расползающееся «тесто». Несколько мгновений это самое «тесто» еще висело на стене, оставаясь таким же прозрачным, затем оно стало темнеть, а чуть позже просто-напросто стекло по стене, застыв на полу неряшливой кучкой, а в щель уже вновь заползало такое же прозрачное «тесто»…
— Эж, просыпайся… — я осторожно потрясла за плечо спящего парня. — Кажется, у нас проблемы.
Тому понадобилось несколько секунд, чтоб стряхнуть с себя остатки сна.
— Что случилось?
— Кажется, ничего хорошего…
Как можно короче пояснила Эжу, что произошло. Тот, в свою очередь, без долгих разговоров забрал у меня нож и также откромсал новый слой «теста», которое от щели уже вновь стало расползаться по стене.
— Ты до него дотрагивалась руками?.. — Эж встревожено посмотрел он на меня.
— Нет.
— И не вздумай!
— Да у меня и желания такого нет! А что это такое?
— Думаешь, почему тут люди так беспокоятся о своей безопасности, и на ночь стараются заткнуть все щели, ведущие наружу? Просто в этом мире есть такие создания, от которых по ночам нужно прятаться за плотно закрытыми засовами, и то, что мы сейчас видим — следы одного из таких существ.
— Так ведь там щель между окном и доской — всего ничего!
— Иногда и этого вполне хватает…
По словам Эжа, то, что мы сейчас видим — это юмс, существо, внешне похожее на огромного слизня, правда, передвигается этот слизень куда быстрее своего земного сородича. Охотится юмс при помощи ядовитой слизи, которая совершенно прозрачна, и потому почти неразличима. Если бы я не заметила эту слизь, то она сползла бы по стене, и по полу доползла б до лежащих людей, после чего они оказались бы отравлены. Затем слизень через всю ту же свою прозрачную… слюну запустил бы в неподвижные жертвы длинные нити, через которые принялся бы высасывать кровь людей…
— Ничего себе!.. — поежилась я. — Похоже, сейчас эта тварь сидит у самого оконца.
— Скорее, на самом оконце… — подосадовал тот.
— Мерзость какая!.. — поморщилась я. — Говоришь, это создание охотится только по ночам?
— Во всяком случае, мне так сказали.
— А что еще ты знаешь про юмса?
— Он, как правило, живет подле реки, и далеко на сушу выходит нечасто. Скорей всего, где-то совсем рядом с поляной должно быть болотце — этот здоровенный слизень наверняка там обитает, потому как без воды жить не может. Утверждают, что солнечный свет для него губителен, да и яд юмса на солнце очень быстро разлагается. Просто удивительно, как ты смогла заметить выпускаемую слизь — слюна этого слизня практически прозрачна, совсем как стекло! В полутьме ее практически не рассмотреть!
— Мне просто повезло… — коротко ответила я. — А что нам сейчас делать? Неужели этот слизень так и будет по-прежнему висеть на оконце и выпускать сюда свой яд?
— К несчастью, так и будет… — подосадовал Эж. — Сейчас юмс прилип снаружи, и пытается добраться до нас. Пожалуй, не стоит больше подходить к окну — еще коснемся ненароком эту дрянь на стене и полу.
— Но как же…
— Надеюсь, что весь пол в этом домике ядовитая слизь не затопит — юмс хотя и достигает немалых размеров, но вряд ли сможет выпустить одним разом больше ведра своей мерзкой дряни. А еще надо разбудить Лидию — если только она случайно прикоснется рукой к этой слизи…
— И долго будет продолжаться это гм… слюноотделение?
— Теоретически — до рассвета, но тут уж как получится…
Лидия, когда ее разбудили, повела себя на диво спокойно, и в результате мы с ней до рассвета сидели на ступеньке у двери, глядя лужу на стены, которая становилась все больше, и постепенно расползалась по полу. А еще мы ожидали рассвет, и время до него для нас тянулось невероятно долго. Потом мы стали замечать, что лужа на полу перестала увеличиваться в размерах, а это может означать только то, что или у юмса кончилась ядовитая слизь, или же ночь близится к завершению, и скоро взойдет солнце.
Тем не менее, мы долго не решались открыть дверь, даже когда по нашим расчетам уже должен был наступить рассвет — кто это знает, на что способен юмс?! однако с раннего утра в дверь избушки громко постучали.
— Эй, хватит дрыхнуть!.. — раздался голос Лесовика. — Путь предстоит долгий, нечего бока отлеживать!
Открыв дверь, мы с огромным облегчением вышли наружу, и, должна признать, что меня давно так не радовал вид светлеющего неба. Кажется, эти же эмоции испытывали и Эж с Лидией, и вся наша троица была счастлива покинуть этот маленький домишко, пол в котором был наполовину залит ядовитой слизью.
— Что-то вы уж очень довольные… — Лесовик не сводил с нас пристального взгляда. — Никак, время весело провели?
— Веселей не бывает… — усмехнулся Эж. — Можешь заглянуть в дом, только будь осторожен.
— Ничего себе!.. — присвистнул мужчина, окинув взглядом внутренность дома. — Считайте, что вам очень повезло. Что ж вы, раззявы, окно-то наглухо не закрыли?
— Да потому, что те супостаты, которые твой дом сожгли, в этой халупе окно выбили. Запасной слюдяной пластинки тут, извини, нет. Хотя оконце мы на ночь и прикрыли, но небольшая щель все же осталась. Кто ж знал, что в этих местах юмс обитает!
— Да тут, вообще-то, много чего водится, причем такого, о чем вам, городским жителям, никто не рассказывал, чтоб не пугать лишний раз… — усмехнулся мужчина. — Радуйтесь, что второе окно осталось в целости и сохранности, а не то вас бы сегодня из этого домика вышло точно не трое.
— Не сомневайся, еще как радуемся!
— Ну, чтоб вам так весело не было, помогите мне — надо несколько обгорелых бревен положить на крышу подпола, а лучше их там кучей навалить.
— Зачем?
— Надо!.. — отрезал мужчина.
— Измажемся все… — подосадовала я.
— Ничего, вода есть, так что грязь отчистим… — Лесовик был непреклонен.
Делать нечего, пришлось вновь закатывать тяжелые бревна на закрытую крышку подпола, сверху укладывать еще одни, полегче, и в результате наших немалых усилий над подполом появился настоящий завал из обгорелой древесины. Все ясно: Лесовик пытается изобразить, будто он все еще остается закрытым в подвале.
— Вообще-то мы тут натопали столько, что любой поймет: сюда приходили посторонние, и устроили это безобразие над крышкой в подпол… — Эж умывался у родничка.
— Неважно — пусть думают, что хотят, и строят самые разные предположения… — отозвался мужчина. — Так, сейчас быстро поедим — и в дорогу. Время дорого, и без того долго провозились.
Сухари и вяленое мясо — времени на еду ушло немного (Лесовик расщедрился из своих запасов), да и сами сборы не затянулись.
— Как нога?.. — спросила я Лесовика, заметив, что по-прежнему прихрамывает.
— Твоими заботами, красотуля… — усмехнулся тот. — Говоря по-правде — побаливает, зараза, но в дороге как-нибудь приноровлюсь.
— Ты нас только что назвал городскими жителями… Почему?
— У меня глаза есть — вижу, кто есть кто.
— Если у тебя те сушеные ягоды еще остались, то возьми их с собой — ягоды вечером надо будет снова заварить.
— До вечера еще дожить надо, красотуля, но я рад, что ты обо мне так беспокоишься. Ягоды я взял — отвар из них мне, вроде как, помог. А ты горшок с собой прихвати — это, конечно, дополнительная тяжесть, но пожалей бедолагу, то есть меня.
Ага, только еще глиняный горшок мне не хватало с собой нести! Он, между прочим, весит немало! Однако делать нечего, положила эту посудину в свой дорожный мешок — хорошо еще, что у нас с собой не так много добра. Заодно набрала в бутылки воду из родничка, положила их в дорожные мешки, только вот сейчас нести оба наших мешка придется мне. Не страшно, дотащу.
Меж тем два дорожных мешка, принадлежащие Лесовику, уже стояли на поляне, на некотором отдалении от сгоревшего дома, и внешне они очень отличались от тех мешков, которые есть у нас. Разница налицо: наши дорожные мешки изготовлены едва ли не из дерюги, а дорожные мешки Лесовика были сшиты из очень плотной ткани, да еще в них для прочности сверху кое-где нашиты полоски кожи. Такие мешки на рынке не купишь — ясно, что изготовлены по особому заказу. Не сказать, что они набиты под завязку, но ясно — груза в них немало.
Лесовик обратился к Эжу, кивнув на свои дорожные мешки:
— Как и договаривались, один тащишь ты.
— Помню… — Эж взялся за мешок, на который кивнул мужчина, и, вдев руки в лямки, закинул мешок себе на спину. Судя по лицу нашего спутника, вес груза его неприятно удивил.
— Ничего себе!.. — молодой человек поправил лямки мешка. — У тебя там что, камни наложены?
— Что положено — мое дело, а твое дело — нести. Я только потому и согласился вам помочь, что мне одному оба мешка не утащить… — отозвался Лесовик, берясь за свою ношу. — Так что все без обмана. А теперь, гости незваные, внимательно посмотрите еще раз, не забыли ли вы тут чего.
— У нас с собой не так много имущества, чтоб хоть что-то из него забыть.
Лесовик, судя по всему, очень торопился отправиться в путь, но все же перед уходом решил дать нам краткую инструкцию:
— Пройти нам сегодня надо немало, так что смотрите как себе под ноги, так и по сторонам. Если кто-то из вас по неосторожности себе ногу сломает или вывихнет, и идти не сможет, то сразу предупреждаю — брошу без раздумий, да еще и ножиком по горлу чиркну. Я не шучу, так что к моим словам советую отнестись серьезно. Быстро идти, наверное, мы не сможем — у меня нога побаливает, чтоб ее! да и ваша баба с пузом тоже вряд ли сумеет бежать со всех ног, так что особо умаяться мы не должны. На привал останавливаемся тогда, когда я скажу, хныканье и нытье слушать не желаю. Без крайней на то нужды голос не подавайте — не следует мешать мне слушать то, что происходит вокруг. Ножи и прочее оружие держите под руками — мало ли кто может встретиться на пути. Поняли? Все, пошли. Я иду первым, красотуля за мной, за ней идет баба с пузом, а ты, парень, замыкаешь.
Ну, что тут скажешь — жизнеутверждающее напутствие!
Итак, мы вновь идем по лесу, который можно охарактеризовать только одним словом — глухомань. Высокие деревья, кое-где густой кустарник, покрытый мелкими белыми цветочками, который лучше обходить — слишком колючий. Пока что утренний лес радует солнцем, птичьими криками и сравнительно ровной землей, которая покрыта жестким мхом и короткой травой. Я обратила внимание на то, что Лесовик старается идти там, где растет мох, потому что на нем не остается следов. Надо отдать должное нашему проводнику: он не стал задавать нам высокий темп, мы шли достаточно спокойным шагом. Вначале я думала, что Лесовик просто жалеет Лидию, но немногим позже, вглядевшись в лица мужчин, покрытые каплями пота, поняла, что причина — в очень тяжелых мешках, которые они тащат на себе. Все верно: если нести на себе немалую тяжесть, да при этом еще попытаться задать быстрый шаг, то так можно и сердце надорвать. Интересно, что там такое, в этих мешках? Ох, чует мое сердце, что мы вляпаемся (вернее, уже вляпались) в очередную неприятность!
Сколько мы так шли — не знаю, но, скорее всего, не более получаса, и я, глядя на мужчин, понимала, что им уже необходим отдых. Впрочем, Лидии тоже не помешало бы передохнуть — ей столь длинные прогулки без отдыха противопоказаны. Несмотря на предупреждение Лесовика о том, чтоб при ходьбе мы помалкивали, я уже хотела, было, попросить о привале, но тут услышала какой-то шум. В это время мы шли неподалеку от зарослей высокого зеленого папоротника, который, несмотря на весну, умудрился вымахать нам по грудь, и я услышала, что кто-то с хрустом проламывается сквозь эту поросль, причем этот некто явно направляется в нашу сторону. Тот же миг Лесовик скинул с плеч свой дорожный мешок, а через мгновение в его руке появился длинный нож. Еще несколько ударов сердца — и из папоротника выбежал небольшой зверь, внешне очень напоминающий нашу земную косулю. При виде нас косуля шарахнулась в сторону, и помчалась дальше. Понятно, что она от кого-то удирает.
Ответ на этот вопрос мы получили почти сразу — следом за косулей из папоротника выскочил невысокий хищник, очень смахивающий на ящерицу, вставшую на задние лапы, только что хвоста не было. Приоткрытая пасть, полная мелких острых зубов, чешуйчатая шкура, сквозь которую пробиваются костяные наросты, длинные когти на лапах… Хотя этот хищник, стоящий на задних лапах, не доставал нам даже до пояса, было понятно, что если он накинется на нас, то с этой острозубой ящерицей нам так просто не совладать. Однако, задержавшись на мгновение и посмотрев на нас, зверь длинными прыжками кинулся вслед за косулей.
— Фу, повезло… — Лесовик вытер лицо рукавом. — Если бы этот паразит уже не бежал за добычей, то кинулся бы на нас!
— Кто это?.. — испугано спросила Лидия.
— Элноп. Что, не слышали? Городские, что с вас взять… Элнопы спят всю зиму, а весной, как просыпаются, начинают охотиться едва ли не за всем, что движется. Твари ненасытные, куда в них все только влезает! Ума в башке никакого нет, а злости хватит на десятерых… Еще хорошо, что они одиночки, а не то от них бы никому не отбиться!.. Так, отойдем подальше от этого места, потому как еще неизвестно, кто там прячется. Сами видите: растительности вокруг еще не ахти сколько, а здесь полно зеленого папоротника! Наверняка в нем еще кто-то кормится…
Прошли еще немного, и уже там уселись на отдых. В этом лесу покой обманчивый, всегда надо быть настороже, но Лесовик, кажется, здесь в своей стихии. Какое-то время сидели молча, потом Эж спросил:
— Я так понимаю, что до вечера нам надо добраться до места ночевки. Успеем?
— Если не случится чего-то, то успеем… — Лесовик потер ногу. — Там и отдохнем, заодно и перекусим.
— А зверья тут много?.. — поинтересовалась я.
— А где его мало?.. — буркнул мужчина. — Внимательней нужно быть, и, главное, без укрытия на ночь не остаться — вот тогда, и верно, до утра не доживешь.
— До обжитых мест нам сколько идти?.. — не отставала я. — Завтра к вечеру придем?
— Не надо загадывать… — Лесовик прилег на мох. — Когда придем на место — тогда придем. И болтать лишний раз не стоит — лучше в тишине побыть.
Минут через десять мы снова отправились в путь, а через полчаса снова был отдых. Мужчина по-прежнему вел нас по жесткому мху, даже если для этого нужно было немного уклониться в сторону. Ну, то, что он опасается погони — это ясно любому. Надеюсь, ему удастся сбить тех преследователей, которые рискнут пойти по нашим следам.
По лесу мы шли долго. Давно миновал полдень, наступила вторая половина дня. Несколько раз на нас пытались напасть какие-то звери, причем дважды звери были весьма устрашающего вида, но Лесовику каждый раз удавалось каким-то образом отогнать их. Лидия заметно устала, да и Лесовик, хотя и держался, но прихрамывал все более заметно — судя по всему, ранение дает о себе знать. О том, как вымотался Эж, неся тяжеленный мешок, я уже не говорю. На одном из наших привалов я постаралась его поднять — и тут же поставила назад. Действительно, словно камнями набит! Если долго тащить такую тяжесть на спине, то, как говорила моя бабушка, пупок развяжется. Надеюсь, с Эжем это не произойдет, а что касается Лесовика, то его проблемы со здоровьем меня особо волновать не должны — сам разберется.
Каждый из нас в глубине души уже стал мечтать о том, как через несколько часов наконец-то сможем отдохнуть и перекусить, но внезапно все изменилось. Мы неторопливо шли по лесу, когда Лесовик вдруг остановился и поднял руку. Кажется, ему что-то не понравилось. Лично я не услышала никаких чужих звуков и не заметила ничего странного (в этом лесу все время надо быть настороже), но на нашего проводника можно полностью полагаться, и если ему что-то не нравится, то с его мнением надо считаться. Вот и сейчас он стоял, и какое-то время вслушивался в звуки леса, а затем оглянулся вокруг и указал на невысокий густой кустарник, растущий в стороне.
— Идем туда… — шепотом произнес он. — Быстро! Молчите, ничего не говорите! И чтоб под вашими ногами и сучок не треснул!
Два раза повторять не пришлось, и мы едва ли не бегом припустили к кустарнику. Там, повинуясь жесту мужчины, мы скинули свои мешки, и улеглись на землю, прячась за ветками с почти распустившимися листьями.
Прошло несколько минут, но ничего не происходило, и я уже, было, стала думать, что Лесовик ошибся, а потом увидела, как из-за деревьев показались люди. Шестеро крепких мужчин с дорожными мешками за плечами шли цепочкой, метров на десять ниже того места, где еще недавно проходили мы. Я покосилась в сторону Лесовика — тот смотрел на идущих мужчин, и, спорить готова, кое-то из этой шестерки был ему знаком. Все шестеро направлялись в ту сторону, откуда только что пришли мы, и у меня не было ни малейших сомнений, что они идут к тому сожженному дому, откуда еще утром ушел наш небольшой отряд. Очень скоро мужчины исчезли за деревьями, а мы еще долго лежали и молчали, вслушиваясь в звуки леса.
Прошло, наверное, не менее четверти часа, когда Лесовик, наконец, поднялся и сел на землю, после чего, поморщившись, осторожно вытянул больную ногу.
— Плохо дело… — устало произнес он. — Боюсь, нам придется сменить дорогу. Видели тех шестерых? Они идут по мою душу, а значит, и по вашу.
— А кто они такие?.. — вырвалось у меня.
— Красотуля, тебе не все равно, кто вас убивать будет?.. — покосился мужчина в мою сторону.
— Что им от вас надо?.. — почти прошептала Лидия. Ответом ей было молчание, но и без того ясно, что целью были те два тяжелых мешка, которые тащат Эж и Лесовик.
— Я так поняла, что убежище, к которому мы направлялись…
— Мы туда уже не идем… — буркнул Лесовик. — Причина проста: если там не оставлена засада (хотя почти наверняка она имеется), то в любом случае нет смысла, переночевав там, идти дальше — в поселке у реки, куда я намеревался прийти, закадычные друзья-приятели нас точно не поджидают. Вернее, меня там поджидают, но не те, кого бы я хотел видеть… С расспросами не лезьте — мне сейчас не до разговоров.
Какое-то время мужчина молчал, и мы тоже — неприятно осознавать, что у нас опять все пошло наперекосяк. Потом, на что-то решившись, Лесовик поднялся на ноги.
— Значит, так: если хотим жить, то придется пойти иной дорогой, хотя я бы предпочел туда не соваться, только вот иного выхода у нас сейчас нет.
— И куда идти?
— Увидите… — неохотно произнес он. — Еще придется поднажать, чтоб до темноты добраться до места, где можно спрятаться.
— И все же?
— Слышь, мужик, не зли меня, а заодно помолчи… — в голосе Лесовика появились холодные нотки. — Мне и самому все это не нравится, но тут уж ничего не поделаешь, надо выбираться каким угодно образом, а не то сдохнем здесь. Все ясно? Тогда скажи своим бабам, чтоб пошевеливались. Сворачиваем на новую дорогу.
Так, нам опять придется куда-то идти, не зная, куда приведет очередная дорога. Как брели, можно сказать, впотьмах, так и продолжаем брести дальше…
Глава 18
К невысоким горам, покрытым редкой растительностью, Лесовик вывел нас к вечеру. В другое время можно было бы сказать, что этот человек не ведет, а гонит нас к нужному месту, но, как видно, с ногой у Лесовика дело обстояло далеко не лучшим образом, так что наше передвижение быстрым никак не назвать. Да и вес дорожных мешков, которые несли мужчины, давал о себе знать. Именно потому, ближе к концу пути, мы отдыхали едва ли не через каждые четверть часа, что меня не могло не радовать. Дело в том, что для Лидии ходьба по лесу и так оказалась слишком большой нагрузкой, а потому неизвестно, смогла ли бы она совершать длительные переходы, хотя всю вторую часть пути я вела ее под руку. Тем не менее, понятно, что за день кружений по лесу мы все очень устали.
Место, куда мы вышли, мне совсем не понравилось. Леса тут не было — один кустарник, да и под ногами был сплошной камень, на котором кое-где росли пучки короткой блеклой травы. А еще я невольно обратила внимание на то, что здесь не слышно голосов птиц, да и звери в последнее время на нашем пути почти не встречались.
Увидев почти ровное место подле небольшого холмика, Лесовик сбросил с плеч свой мешок и уселся на землю, а мы, естественно, сделали то же самое. Не хотелось шевелиться, и тошно было от одной мысли о том, что очень скоро опять придется вставать и куда-то идти.
— Место тут какое-то неприятное… — вдруг произнесла Лидия, и в этом я была с ней полностью согласна. Вроде местность открытая, и потому можно еще издали заметить любого хищника, если зверь вздумает к нам подобраться, да и наших следов на камнях не останется, а идти здесь все же легче, чем по лесу… Конечно, имеется и обратная сторона: мы здесь — как на ладони, но тут уж ничего не поделаешь.
— Что, не правится?.. — хмыкнул Лесовик.
— Нет… — качнула головой Лидия. — Совсем не нравится.
Она права: я сама не могу отделаться от впечатления, что в этом месте мне словно что-то давит на душу, лишая сил, внушая апатию и опустошенность. Будь на то моя воля, то я давно бы ушла отсюда. Только вот знать бы еще, куда следует направиться…
— Верно, нравиться тут нечему… — пробурчал Лесовик. — Если б не крайняя нужда, никогда бы сюда не сунулся.
— Долго нам еще идти?.. — спросила я о том, что в данный момент интересовало меня больше всего.
— Сколько надо, столько и будем… — отрезал мужчина, причем в его голосе ясно слышится раздражение. Ну, если этот выдержанный и хладнокровный мужчина срывается, то понятно, что и он чувствует себя далеко не лучшим образом после по-настоящему утомительного дня. А еще наш проводник сейчас не столько отдыхает, сколько оглядывается по сторонам — такое впечатление, что он чего-то опасается. Неужели погони? Вряд ли — этот человек больше смотрит не туда, откуда мы пришли, а в сторону тех гор, подле которых находимся. Хотя, приблизившись на сравнительно небольшое расстояние, я могу сказать, что это не горы, а, скорее, каменистые холмы.
— Просто мы все очень устали, да и вечер уже наступает… — я старалась говорить как можно более спокойным голосом. — Потому и спрашиваю.
— Верно, уже вечер… — неохотно согласился Лесовик. — Сейчас в городе наверняка раздается первый удар колокола. Значит, и нам надо постараться спрятаться до третьего удара.
Никто из нас ничего не сказал в ответ, хотя вопросы просто-таки вертелись у каждого на языке. Спрашивать о чем-то Лесовика пока что не стоит — он явно не в настроении, устал (как, впрочем, каждый из нас), и не склонен отвечать на наши вопросы. Ладно, переживем, тем более что этот человек и сам хочет как можно скорей оказаться в безопасном месте. Может, там разговорится.
Последняя часть пути оказалась для нас наиболее тяжелой — мы не столько шли, сколько волочили ноги, и мне уже стало казаться, что дорога никогда не закончится. Когда же мы добрались до каменных холмов, то дальше не пошли — Лесовик остановился возле едва ли не первой из каменных стен, и, сняв нелепую шапку со своей головы, вытер капли пота с лица.
— Фу, успели, добрались…
Не понимаю, что именно Лесовик имеет в виду, во всяком случае, я никакого укрытия не вижу! Напротив нас находится едва ли не отвесная каменная стена, на которой кое-где видны пятна коричневого мха, да еще тянутся вверх тонкие плети растения, очень похожего на плющ с маленькими бледно-зелеными листочками. Впрочем, сейчас я настолько устала, что уже ничему не удивлюсь, если даже окажется, что за этой стеной находится настоящий дворец.
Впрочем, все оказалось куда проще и прозаичнее. Лесовик кивнул на плоский камень, стоящий у основания стены:
— Надо сдвинуть его с места.
Серый камень, внешне очень напоминающий плиту, достигал высотой до пояса взрослого человека, в ширину был с метр, а его толщина составляла сантиметров пять, не более, но со стороны складывалось впечатление, что камень и стена составляют собой единое целое.
— Очень сомневаюсь, что подобное возможно… — произнес Эж с сомнением в голосе.
— Делай, что тебе говорят!.. — раздраженно бросил Лесовик, оглядываясь по сторонам. — Время идет, скоро стемнеет, так что не болтай попусту!
Скинув на землю дорожный мешок, Эж попытался сдвинуть камень с места, тот словно врос в землю. Неудивительно — на земле вокруг камня лежала щебенка, а стена и сам камень поросли коротким мхом, образуя сплошной плотный ковер. Делать нечего: пришлось нам вдвоем с Эжем разгребать по сторонам щебенку, сдирать мох, соединяющий камень и стену, а заодно срезать крепкие корни плюща, которые оплели камень и пустили свои отростки во все щели. Времени на все это у нас ушло немало, но, к счастью, после того, как мы полностью очистили сам камень и место вокруг него, нам все же удалось сдвинуть плиту в сторону, и тут все увидели, что плита прикрывает собой отверстие в стене, за которым виднелось нечто, похожее на пещеру. Скорей всего, мы имеем дело с природным образованием, хотя, судя по краям отверстия, можно предположить, что кто-то в свое время обколол эти самые края, чтоб сделать вход более широким.
— Похоже, здесь давно никого не было… — сделала я вывод. — Еле счистили все лишнее.
— Здешние места, как ты успела заметить, не очень приспособлены для прогулок… — съязвил мужчина.
— Это, знаете ли, понятно даже мне… — я не смогла не ответить на колкость.
— Давайте туда… — мотнул головой Лесовик в сторону отверстия. Видимо, он решил не обращать внимания на мои слова.
— После тебя… — буркнул Эж. — Мы народ вежливый, хозяина пускаем вперед.
— Можно и так… — не стал спорить мужчина. — У вас штырек с лампой при себе имеется?
— Да.
— Тогда доставайте, внутри без света никак… — Лесовик согнулся, и, едва ли не волоком таща свой мешок, полез в отверстие. Ну, раз такое дело, то и нам не стоит тут оставаться, тем более что скоро стемнеет, а потому мы не стали медлить и отправились вслед за нашим проводником.
Пещера оказалась сравнительно небольшой — метра четыре в длину и столько же в ширину, так что места хватило всем четверым, и, что самое хорошее, в пещере можно передвигаться в полный рост. Вокруг все тот же серый камень, лишь на стенах бесцветный мох. Никаких посторонних запахов не ощущалось, а еще здесь было сухо и даже жарко. Больше всего меня удивило, что возле одной из стен лежало несколько охапок давным-давно пересохшего хвороста — похоже, в свое время тут уже кто-то останавливался, и хворост использовали как место для сна. Все верно: не на камне же лежать — можно так простудиться, что мало не покажется.
— Камень обязательно надо задвинуть на прежнее место… — почти приказал Лесовик.
— И как же прикажешь это сделать?.. — Эж покосился на мужчину.
— Сейчас покажу…
Оказывается, с этой стороны плиты кто-то выбил углубления для рук, при помощи которых нам удалось без всяких сложностей задвинуть плиту на прежнее место. Сразу стало темно, но очень скоро засветился штырек в лампе, и мы поняли, что после изматывающего дня у нас наконец-то появилась возможность отдохнуть. Навалилась усталость, не хотелось двигаться с места, но все же я заставила себя встать, и разложила хворост на три кучи — так будет правильней. Почему на три? Да потому что одному из нас все равно придется ночью дежурить — увы, но в здешнем мире беспечность может стоить очень дорого.
Какое-то время мы все сидели молча, лишь мелкими глотками пили воду. День сегодня был жаркий, на небе не было облаков, а солнце палило вовсю, так что еще днем мы выпили почти всю воду, которую набрали перед уходом с поляны. По-счастью, не так давно на нашем пути встретился небольшой ручеек, и мы сумели вновь набрать полные бутылки воды, да и отдохнули возле того ручейка чуть дольше обычного.
— Что это за место?.. — первой не выдержала я.
— Красотуля, тебе нужно знать одно — здесь можно переночевать… — пробурчал Лесовик. Сейчас он сидел на одной из куч хвороста, вытянув вперед раненую ногу и придвинув к себе оба тяжелых мешка. — Можешь назвать это убежищем. До остального никому из вас не должно быть никакого дела.
В ответ я лишь пожала плечами — не хватало еще отвечать на грубость. И вообще, Лесовик, ты не тот собеседник, с кем бы мне хотелось вести долгие беседы.
Немного передохнув, достала наши небогатые запасы еды — не сказать, что нам придется голодать, но и особой роскоши нет. Еще утром, до того, как мы отправились в путь, Лесовик сложил в мой мешок все свои запасы, то есть сухари и солонину. Вначале я не могла понять — отчего это мне оказано такое доверие?! но позже сообразила, что таким способом мужчина пытается хоть немного облегчить свой, и без того очень тяжелый, дорожный мешок.
Ужин не занял много времени, и я, насколько это было возможно, приготовила Лидии спальное место, уложив на хворост едва ли не всю запасную одежду, что у нас имелась.
— Конечно, это не пуховая перина… — развела я руками. — Но, как говорится, чем богаты!
— Мне сейчас и это периной покажется… — Лидия осторожно прилегла на импровизированное ложе. — Устала…
— Понимаю… — вздохнула я. — Эж, а как твоя рука?
— Нормально… — отмахнулся тот.
— А у тебя что с ногой?.. — поинтересовалась я у Лесовика.
— Да кто ее знает… — пробурчал тот. — Пока лучше не трогать… Жаль, что тут костер нельзя развести — отвар мне никак не сделать! Ладно, сухие ягоды пожую.
— Надо бы с дежурством определиться… — вздохнул Эж.
— Вот вы, голуби, и определяйтесь промеж собой… — поморщился Лесовик — видимо, раненая нога дает о себе знать. — Мне бы передохнуть надо, ногу какое-то время не тревожить, а не то, боюсь, она разболится еще больше. Если ночью увидите что-то странное, тогда зовите меня.
— И что же может быть странным?
— Да в этом месте много чего может произойти…
— Можно подробней?
— Лишнего знать не стоит — и потом, может, все будет спокойно. Вы мне лучше вот что скажите: эти ваши любящие родственники, от встречи с которыми вы так уклоняетесь — они кто? Стражники?
— А тебе не все равно?.. — только что не огрызнулся Эж. Вообще-то наш спутник всегда старался держать себя в руках, но сегодня он крепко вымотался, неся за спиной тяжелый мешок, так что в данный момент Эж не был расположен к обстоятельным разговорам.
— Если я спрашиваю, то надо отвечать… — в голосе мужчины вновь появился неприятный холодок. — Не ради любопытства интересуюсь: уж если мы идем вместе, то мне надо знать, с кем я имею дело, и что можно ожидать со стороны ваших так называемых родственников.
На это возразить нечего, и Эж чуть помолчал, а затем неохотно произнес.
— Это храмовники.
— Ты хочешь сказать, что у вас на хвосте висят церковники?.. — кажется, Лесовик с недоверием отнесся к услышанному.
— Да они не просто висят, а зубами у нас над ухом щелкают! А если говорить точнее, то мы их опережаем всего на полшага!
— И чем же вы так прогневали этих праведников?
— Мы же не спрашиваем тебя ни о чем, и ты не забивай свою голову нашими проблемами.
— Из монастыря, что ли, удрали, или еще более тяжкий грех совершили?.. — хмыкнул мужчина.
— Всего хватает… — уклончиво ответил Эж.