Люблю твои воспоминания Ахерн Сесилия
– Нет. – Джастин морщится и качает головой.
– В Америке ишемия – самая распространенная причина смерти. Каждые тридцать три секунды у одного американца начинается какое-нибудь коронарное заболевание, и почти каждую минуту кто-то от него умирает. – Эл смотрит на покрытые пылью часы, принадлежавшие еще их прадеду по матери. Минутная стрелка движется. Он хватается за сердце и начинает стонать. Его стоны скоро переходят в смех.
Джастин закатывает глаза:
– Кто тебе наболтал эту чушь?
– Так написано в брошюрах в приемной у доктора.
– Эл, у тебя не будет сердечного приступа.
– На следующей неделе мне стукнет сорок.
– Да знаю я. – Джастин шутливо хлопает его по колену. – Вот это настрой! Отпразднуем на всю катушку.
– Столько было папе, когда он умер. – Эл опускает глаза и отклеивает этикетку с пивной бутылки.
– Так вот оно что. – Голос Джастина смягчается. – Черт возьми, Эл, в этом все дело? Что ж ты раньше не говорил?
– Я просто подумал, что побуду с тобой, перед тем как, ну, понимаешь, на всякий случай… – Его глаза наполняются слезами, и он отводит взгляд.
Скажи ему правду.
– Эл, послушай, ты должен кое-что знать. – Голос у него дрожит, и Джастин откашливается, пытаясь с ним совладать. Ты никогда никому этого не рассказывал. – На папу страшно давила его работа. У него было полно проблем, и не только финансовых, которыми он ни с кем не делился. Даже с мамой.
– Я знаю, Джастин. Знаю.
– Знаешь?
– Ну да, я все понимаю. Папа не свалился замертво просто так, без причины. Он испытывал дикий стресс. А я нет, знаю. Но с тех пор как с ним это случилось, с самого детства, я живу с мыслью, что меня ждет та же участь. Эта мысль вертелась у меня в голове, сколько я себя помню, и теперь, когда до дня рождения осталось совсем немного, а я в неважной форме… Закрутился на работе, вот и не следил за собой. Никогда у меня не получалось делать, как ты, понимаешь?
– Эй, тебе незачем мне объяснять…
– Помнишь тот день, который мы провели с ним на лужайке перед домом? Всего за несколько часов до того, как мама нашла его… Ну, помнишь, как мы веселились всей семьей?
– Хорошее было времечко. – Джастин улыбается, сдерживая слезы.
– Ты помнишь? – смеется Эл.
– Как будто это было вчера, – продолжает улыбаться Джастин.
– Папа держал шланг и поливал нас обоих. Казалось, он в отличном настроении. – Эл озадаченно хмурится, ненадолго задумывается, потом снова расплывается в улыбке. – Он принес маме здоровый букет, помнишь, как она воткнула тот крупный цветок себе в волосы?
– Подсолнух. – Джастин слушает его и кивает.
– И было очень жарко. Помнишь, как тогда припекало?
– Ага.
– Папа закатал штаны до колен и снял ботинки с носками. Трава намокла и липла к его ногам, а он все бегал и бегал за нами… – Эл улыбается далекому воспоминанию. – Тогда я видел его в последний раз.
А я не в последний.
В памяти Джастина тут же всплыла картина, как отец закрывает за собой дверь гостиной. Джастин забежал в дом, чтобы сходить в туалет, от возни с водой он едва не лопался. Насколько он знал, все его домашние еще играли на улице. Он слышал, как мама бегает и смеется над Элом, а пятилетний Эл просто визжит от смеха. Но, спускаясь по лестнице, он увидел, как папа выходит из кухни и идет через холл. Джастин спрятался за перилами, чтобы выпрыгнуть и застать отца врасплох.
Тут он заметил, что у папы в руках. Бутылка, которую хранили взаперти в кухонном шкафчике и доставали только по особым случаям – когда из Ирландии приезжали в гости папины родственники. Они пили из этой бутылки и пели песни, которых Джастин раньше никогда не слышал, но его папа знал все слова наизусть, смеялись, рассказывали истории, а иногда плакали. Он не знал, почему эта бутылка сейчас в руках отца. Может, сегодня он хотел петь, смеяться и рассказывать истории? Или плакать?
Потом Джастин увидел у него еще и баночку с таблетками. Он знал, что это таблетки, потому что они были в такой же баночке, что и лекарства, которые принимали мама с папой, когда болели. Джастин так надеялся, что папа не заболеет и что он не будет плакать. Он смотрел, как отец закрывает за собой дверь, держа в руках таблетки и бутылку. Ему бы знать тогда, что собирается сделать папа, но он не знал. Он снова и снова думает об этой минуте и пытается заставить себя тогдашнего крикнуть и остановить отца. Но девятилетний Джастин его не слышит. Он так и стоит, пригнувшись, на лестнице, ждет, пока папа выйдет, чтобы выпрыгнуть и напугать его. Проходит время, и он уже чувствует: что-то не так, но он не очень понимает, откуда взялось это чувство, и не хочет проверять, как там папа, чтобы не испортить задуманный сюрприз.
Он подождал еще несколько минут, которые показались ему часами, но из-за двери по-прежнему не доносилось ни звука. Сглотнув комок в горле, Джастин встал. Он слышал, как на улице хохочет Эл. Хохот звучал и когда он вошел в комнату и увидел зеленые от травы ступни. Он так ясно помнит эти ступни, папу, распростертого на полу. Помнит, как провел взглядом по ногам, по телу и разглядел папины глаза, безжизненно уставившиеся в потолок.
Он ничего не сказал. Не закричал, не дотронулся до него, не поцеловал, не попытался ему помочь: он хоть и мало что понимал тогда, знал, что помогать уже поздно. Он просто медленно попятился прочь из комнаты, закрыл за собой дверь и выбежал обратно на лужайку перед домом, к маме и братику.
У них оставалось пять минут. Еще пять минут, пока все шло, как раньше. Ему было девять лет, он проводил этот солнечный день с мамой, папой и братом, и он был счастлив, и мама счастлива, и соседи улыбались ему нормально, как и всем другим детям, все, что они ели на ужин, было приготовлено его мамой, и, когда он плохо вел себя в школе, учителя кричали на него, как им и положено. Еще пять минут все продолжалось, как всегда, пока мама не вошла в дом, и тогда ничего уже не было таким, как прежде, тогда все изменилось. Пять минут спустя он перестал быть девятилетним мальчиком с мамой, папой и братом. Он не был счастлив, и мама тоже, и соседи улыбались ему так печально, что ему хотелось, чтобы они вообще этого не делали. Все, что они ели, приносили в контейнерах женщины, жившие на той же улице, и они тоже глядели на них печально, и, когда он плохо вел себя в школе, учителя просто смотрели на него с тем же выражением на лице. У всех было одно и то же выражение. Пять лишних минут – это совсем немного.
Мама сказала им, что у папы случился сердечный приступ. Она сказала это родственникам и всем, кто заходил к ним с домашней едой или пирогом.
Джастин так и не заставил себя признаться, что он знает правду: отчасти потому, что хотел верить лжи, а еще он думал, что мать в конце концов и сама в нее поверила. Так что он держал все в секрете. Он не раскрыл его даже Дженнифер, потому что произнесенные вслух слова сделали бы его тайну правдой, а ему не хотелось подтверждать такую правду. И вот теперь, когда их матери уже нет в живых, он – единственный, кто знает правду об отце. История смерти их отца, придуманная, чтобы им помочь, в итоге грозовой тучей нависла над головой Эла и тяжелой ношей легла на плечи Джастина.
Он хотел прямо сейчас рассказать все Элу, действительно хотел. Но чем знание правды могло бы ему помочь? Вышло бы еще хуже, и ему бы пришлось объяснять, почему он все эти годы скрывал правду от брата… Зато тогда он освободился бы от невыносимой тяжести на душе. Наверное, ему все же стало бы легче. А еще он избавил бы Эла от страха перед сердечным приступом, и они могли бы справиться со всем этим вместе.
– Эл, я должен тебе кое-что сказать, – начинает он.
Неожиданно звонят в дверь. Пронзительный звук мгновенно прерывает их размышления, раскалывая тишину, как тяжелый молоток стекло. Все их мысли, разбившись вдребезги, падают на землю.
– Кто-нибудь откроет? – кричит Дорис, нарушая их молчание.
Джастин с белым кругом, отпечатавшимся на штанах, идет к двери. Дверь не заперта, и он распахивает ее настежь. Перед ним на перилах висят его вещи из химчистки. Костюмы, рубашки и свитера упакованы в полиэтилен. Рядом никого нет. Он бежит вверх по подвальным ступенькам, чтобы узнать, кто оставил его вещи за дверью, но лужайка перед домом пуста – только контейнер для мусора.
– Кто это? – спрашивает Дорис.
– Никто, – отвечает озадаченный Джастин. Он снимает свои вещи с перил и заносит в дом.
– Ты хочешь сказать, что этот дешевый костюм сам позвонил в дверь? – иронизирует она, все еще сердясь на него из-за того, что произошло раньше.
– Не знаю. Странно. Бэа собиралась забрать их завтра. Я не договаривался с химчисткой о доставке.
– Может, это дополнительная услуга для лучших клиентов, ведь они, похоже, почистили весь твой гардероб. – Она с отвращением смотрит на его одежду.
– Ага, и я уверен, что дополнительная услуга обернется дополнительным счетом, – ворчит он. – У нас с Бэа сегодня вышла небольшая размолвка, может, она решила так извиниться?
– Ах ты упрямец! – Дорис закатывает глаза. – А тебе не случалось хоть на секунду задуматься, что это тебе следует извиниться?
Джастин бросает на нее подозрительный взгляд:
– Ты разговаривала с Бэа?
– Эй, смотрите, с этой стороны прикреплен конверт, – показывает Эл, пресекая новую ссору в зародыше.
При виде знакомого конверта сердце Джастина немедленно подпрыгивает. Он бросает груду одежды на пол.
– Осторожно! Их только что погладили. – Дорис поднимает одежду и вешает на дверь.
Он вскрывает конверт и, задыхаясь, читает записку.
– Что там написано? – спрашивает Эл.
– Наверное, кто-то угрожает его убить, ты только посмотри на него, – взволнованно говорит Дорис. – Или о чем-то просит. Иногда попадаются такие забавные письма с просьбами. Что у них не так и сколько они хотят? – хихикает она.
Джастин достает карточку, которую получил вместе с корзинкой маффинов, и соединяет карточки так, чтобы они составили целое предложение, – его охватывает озноб.
Глава тридцатая
Я задыхаюсь в этом контейнере, сердце бьется, как крылья у синегорлого колибри. Словно у ребенка, играющего в прятки, от нервного возбуждения у меня перехватило живот. Я похожа на собаку, которая валяется на спине, пытаясь прогнать блох. Пожалуйста, Джастин, не найди меня такой, лежащей на спине в контейнере у тебя в саду, среди обрывков полиэтилена, пустых банок и прочего мусора. Я слышу, как шаги удаляются вниз по ступенькам, ведущим к его подвальной квартире, и дверь закрывается.
Во что же я все-таки превратилась? В трусиху. Струсила и позвонила в дверь, чтобы не дать Джастину рассказать Элу об их отце, а потом, испугавшись, что играю в бога с двумя незнакомцами, бросилась наутек, прыгнула и приземлилась на дне контейнера. Какая метафора. Я не уверена, что вообще когда-нибудь осмелюсь с ним заговорить. Не представляю, как я найду слова, чтобы объяснить то, что чувствую. Наш мир не слишком спокойное место, и истории вроде этой часто печатаются на страницах таблоида «Enquirer» или в женских журналах. Помимо самой истории, там красовалась бы я на кухне у папы, одиноко глядящая в камеру. Без косметики. Нет, расскажи я ему все, Джастин ни за что бы мне не поверил, – но поступки красноречивее, чем слова.
Лежа на спине, я смотрю вверх на небо. Лежа на животе, облака смотрят вниз прямо на меня. Они удивленно проплывают над женщиной, лежащей в контейнере, и созывают отставших, чтобы и те насладились этим зрелищем. Собирается все больше облаков, спешащих поглазеть, о чем ворчат остальные. Потом и они проплывают мимо, оставляя меня любоваться синим небом с редкими белыми клочками. Я едва ли не слышу, как громко смеется моя мама, предлагая друзьям взглянуть на ее дочь. Представляю, как она заглядывает за край облака, свесившись слишком далеко, как папа на балконе в Королевской опере. И сама улыбаюсь своим мыслям.
Теперь, выбираясь из контейнера и стряхивая с одежды пыль и мусор, я пытаюсь припомнить, какие еще из тех дел, которые, по желанию ее отца, должен выполнить тот, кого он спас, называла Бэа.
– Ради бога, Джастин, успокойся. Ты меня нервируешь. – Дорис сидит на ступеньке, наблюдая, как Джастин расхаживает по комнате.
– Не могу я успокоиться. Разве ты не понимаешь, что это значит? – Он протягивает ей две карточки.
Она широко распахивает глаза:
– Ты спас кому-то жизнь?
– Ну да. – Он пожимает плечами и перестает метаться по комнате. – В этом нет ничего особенного. Просто иногда ты должен сделать то, что от тебя требуется.
– Он сдал кровь. – Эл кладет конец неудачной попытке брата прикинуться скромным.
– Ты сдал кровь?
– Он же так познакомился с Вампирой, помнишь? – напоминает жене Эл. – В Ирландии, когда они говорят: «Давай по пинте?», нужно быть осторожным.
– Ее зовут Сара, а не Вампира.
– Значит, ты сдал кровь, чтобы попасть на свидание. – Дорис складывает руки на груди. – Ты хоть что-нибудь делаешь на благо человечества, или это все только для самого себя?
– Эй, у меня есть сердце.
– Хоть оно и на пинту легче, чем раньше, – добавляет Эл.
– Я потратил достаточно личного времени, помогая разным организациям – колледжам, университетам и галереям, – которые нуждались в моих знаниях. И я не был обязан это делать, но согласился ради них.
– Ага, и ты наверняка заставлял их платить за каждое слово. Вот почему он, когда запинается, вместо «черт» говорит «да что же это такое».
Эл и Дорис покатываются со смеху, толкая и пихая друг друга локтями, как безумные.
Джастин делает глубокий вдох:
– Давайте вернемся к насущным вопросам. Кто посылает мне записки и выполняет поручения?
Он снова начинает мерить шагами комнату, кусая ногти:
– Может быть, это Бэа решила так пошутить? Она единственный человек, с которым я говорил о том, что заслуживаю благодарности за спасенную жизнь.
Пожалуйста, только бы это была не Бэа.
– Ну, парень, ты и эгоист! – смеется Эл.
– Нет. – Дорис качает головой, так что кольца в ушах бьют ее по щекам. Зачесанные назад и закрепленные лаком волосы при этом не сдвинулись даже на миллиметр. – Бэа не желает иметь с тобой ничего общего, пока ты не извинишься. Нет слов, чтобы объяснить, как ты ей противен.
– Что ж, спасибо Господу и на том. – Он мечется по комнате, не находя себе места. – Но она наверняка рассказала кому-то, другого объяснения я не нахожу. Дорис, узнай у Бэа, с кем она об этом говорила.
– Хм! – Дорис задирает подбородок и отворачивается. – Ты мне недавно наговорил гадостей. Не знаю, смогу ли я тебе помочь.
Джастин падает на колени и подползает к ней:
– Дорис, пожалуйста, я тебя умоляю. Я ужасно, ужасно извиняюсь. Ведь я не представлял, сколько времени и усилий ты вложила в эту квартиру. Я тебя недооценивал. Без тебя я бы до сих пор пил из стаканчика для зубных щеток и ел из кошачьей миски.
– Да, кстати, давно хотел тебя об этом спросить, – говорит Эл, прерывая его мольбы, – ведь у тебя даже кошки нет.
– Значит, я хороший дизайнер по интерьерам? – Дорис поднимает подбородок еще выше.
– Прекрасный дизайнер.
– Насколько прекрасный?
– Прекраснее, чем… – Он на секунду задумывается. – …Андреа Палладио.
Она оглядывается по сторонам. Эл пожимает плечами.
– Итальянский мастер шестнадцатого века, которого считают самым влиятельным архитектором в истории западной цивилизации, – объясняет Джастин.
– О-о! Хорошо. Ты прощен. – Она протягивает руку. – Дай мне свой телефон, и я позвоню Бэа.
И вот уже они все сидят вокруг нового кухонного стола, слушая ту половину телефонного разговора, которую озвучивает Дорис.
– В общем, Бэа рассказала Пити и главной костюмерше «Лебединого озера». И ее отцу.
– Главной костюмерше? Ребята, у вас осталась программка?
Дорис исчезает в своей спальне и возвращается с балетной программкой. Она пролистывает страницы.
– Нет. – Джастин качает головой, пробегая глазами краткую биографию костюмерши. – В тот вечер я познакомился с этой женщиной, и это не она. Значит, там был и ее отец? Его я точно не видел.
Эл пожимает плечами.
– Что ж, эти люди тут ни при чем, – говорит Джастин, – ни ее, ни ее отца я точно не спасал. Спасенный – ирландец, или ему оказывали помощь в ирландской больнице.
– А вдруг ее отец ирландец или был в Ирландии?
– Дай-ка мне программку, я позвоню в театр.
– Джастин, ты же не можешь позвонить ей просто так, ни с того ни с сего. – Дорис тянется, чтобы выхватить у него программку, но он увертывается.
– Мне только и нужно узнать, не ирландец ли ее отец и не ездил ли он недавно в Ирландию. Все остальное я придумаю по ходу дела.
Когда он выходит из кухни, чтобы позвонить, Эл и Дорис озабоченно переглядываются.
– Твоя работа? – тихо спрашивает Дорис у Эла.
– Ни сном ни духом. – Эл трясет головой, двойной подбородок тоже трясется.
Через пять минут возвращается Джастин.
– Она помнит меня по прошлому вечеру, и они с отцом тут действительно ни при чем… Так что либо Бэа рассказала кому-то еще, либо… это шуточки Питера. Вот доберусь я до этого сопляка и…
– Джастин, тебе пора повзрослеть. Это не он, – строго говорит Дорис. – Возьмись за поиски с другого конца. Позвони в химчистку, позвони парню, который развозит эти кексы.
– Я это уже сделал. За все заплатили кредиткой, а информация о ее владельце конфиденциальная.
– Твоя жизнь – одна сплошная загадка. Чтобы разобраться с этой Джойс и таинственными посылками, неплохо бы тебе нанять частного детектива, – говорит Дорис. – Ой! Только что вспомнила! – Она достает из кармана листок бумаги и протягивает ему. – Кстати, о частных детективах. Тут для тебя кое-что есть. Я узнала несколько дней назад, но тебе ничего не сказала, чтобы ты не гонялся за призраками и не ставил себя в дурацкое положение. Но раз ты все равно собираешься это сделать, вот, держи. – Она протягивает ему листок бумаги с адресом Джойс.
– Я обратилась в Международную телефонную справочную и назвала им номер этой Джойс, которая на прошлой неделе звонила Бэа. Они дали мне адрес, по которому зарегистрирован ее телефон. По-моему, тебе стоит найти эту Джойс, Джастин, и выбросить из головы того человека. Он ведет себя очень странно. Как знать, кто присылает тебе эти записки? Займись лучше женщиной, нормальные здоровые отношения – как раз то, чего тебе не хватает.
Думая о чем-то другом, он равнодушно пробегает глазами листок, прежде чем небрежно сунуть его в карман.
– Ты просто мечешься от одной женщины к другой, ведь так? – Дорис внимательно смотрит на него.
– Эй, а что, если сообщения посылает тебе Джойс? – начинает Эл.
Джастин и Дорис закатывают глаза.
– Не пори чепухи, Эл, – перебивает его Джастин. – Я встретил ее в парикмахерской. И вообще, с чего ты взял, что все это – дело рук женщины?
– Ну, тут и спорить не о чем, – отвечает Эл. – Потому что она прислала тебе корзину маффинов. – Он морщит нос. – Прислать корзину кексов – на такое способна только женщина. Или гомосексуалист. И кто бы это ни был, он или она, или, может, онона, – почерк у него каллиграфический, что только подтверждает мою теорию. Женщина, гомосексуалист или транссексуал.
– Мысль о корзине с маффинами пришла в голову мне, – возражает Джастин. – И у меня каллиграфический почерк.
– Вот и я о том же. Женщина, гомосексуалист или транссексуал, – улыбается Эл.
Джастин раздраженно отмахивается и откидывается на спинку стула:
– От вас обоих толку – чуть.
– Эй, я знаю, кто тебе поможет, – говорит Эл, выпрямляясь на стуле.
– Кто? – Джастин скучающе подпирает голову рукой.
– Вампира, – страшным голосом произносит Эл.
– Я уже просил ее помочь. В базе данных я нашел только информацию о своей крови. Ничего о том, кто ее получил. Она не скажет мне, куда отправили мою кровь, и никогда больше не будет со мной разговаривать.
– Из-за того, что ты убежал от нее, когда погнался за автобусом «Ладья викингов»?
– Да, тут есть какая-то связь.
– Нечего сказать, Джастин, здорово ты умеешь обращаться с женщинами.
– Ну, хотя бы кто-то думает, что я что-то делаю правильно. – Он смотрит на карточки, которые положил на середину стола.
Кто ты?
– Не надо было спрашивать Сару напрямик. Ты бы лучше порылся у нее в кабинете, – загорается Эл.
– Нет, так нельзя, – неуверенно возражает Джастин. – Я рискую нарваться на неприятности. Или причинить неприятности ей, не говоря уж о том, что я и так плохо с ней обошелся.
– В таком случае самое правильное, что ты мог бы сделать, – подсказывает коварная Дорис, – это заехать к ней в офис и извиниться. По-дружески.
Их лица медленно расплываются в улыбке.
– А тебе на следующей неделе дадут отгул, чтобы поехать в Дублин? – спрашивает Дорис, положив конец их перемигиваниям.
– Я уже принял приглашение Национальной галереи в Дублине сделать доклад о «Женщине, пишущей письмо» Терборха, – радостно отвечает Джастин.
– А что изображено на этой картине? – интересуется Эл.
– Женщина, пишущая письмо, Шерлок, – фыркает Дорис.
– Какая скучная история. – Эл морщится. Затем они с Дорис усаживаются поудобнее и следят, как Джастин снова и снова перечитывает карточки в надежде расшифровать тайный код.
– Мужчина, читающий записку, – напыщенно произносит Эл. – Обсудим?
Они с Дорис снова прыскают, но тут Джастин выходит из комнаты.
– Эй, ты куда?
– Мужчина, бронирующий билет, – подмигивает он.
Глава тридцать первая
На следующее утро в четверть восьмого, перед тем как уйти на работу, Джастин замирает у входной двери, держась за ручку.
– Джастин, где Эл? Его не было в постели, когда я проснулась, – волоча ноги, Дорис выходит из спальни в халате и тапочках. – Что это ты там делаешь, чудак-человек?
Джастин прикладывает палец к губам, чтобы она замолчала, и кивает на дверь.
– Там кровавый убийца? – возбужденно шепчет она, сбросив тапочки и ступая на цыпочках, как персонаж мультика, чтобы тоже встать у двери.
Он радостно кивает.
Прижав уши к двери, они прислушиваются, и глаза Дорис внезапно расширяются. «Я слышу его!» – говорит она одними губами.
– Давай на счет три, – шепчет он, и они беззвучно считают: один, два. Он со всей силы распахивает дверь. – Ага! Попался! – кричит он, приняв бойцовскую стойку и гневно тыча пальцем.
– А-а-а! – вопит перепуганный почтальон, роняя конверты Джастину под ноги. Одной посылкой он бросает в Джастина, а другой пытается защитить голову.
– А-а-а! – вторит ему Дорис.
Посылка угодила Джастину пониже живота, так что он согнулся от боли. Побагровев, он падает на колени и хватает ртом воздух.
Все они, задыхаясь, держатся за грудь.
Почтальон, съежившись, стоит на полусогнутых, прикрыв голову посылкой.
– Джастин! – Дорис поднимает один конверт и бьет Джастина по руке. – Ты идиот! Это почтальон.
– Да, – говорит он сдавленным голосом. – Теперь я сам вижу. – Он делает паузу, чтобы взять себя в руки. – Все в порядке, сэр, вы уже можете опустить посылку. Простите, что напугал вас.
Почтальон медленно опускает посылку, в его глазах – страх и смятение.
– Что это было? – спрашивает он.
– Я принял вас за другого человека. Простите меня. Я ожидал… чего-то другого. – Он смотрит на конверты на земле, счета. – А больше для меня ничего нет?
Его опять мучает левая рука. Она зудит, как от комариного укуса. Он начинает чесаться. От этого зуд лишь усиливается, и он вонзает в кожу ногти, еще сильнее расчесывая больное место. На лбу у него проступают капельки пота.
Почтальон мотает головой и пятится назад.
– Вас никто не просил что-нибудь мне доставить? – Джастин выпрямляется и с угрожающим видом приближается к нему.
– Нет, я же сказал, нет. – Почтальон бросается вверх по лестнице.
Джастин озадаченно смотрит ему вслед.
– Оставь человека в покое, ты чуть не довел его до сердечного приступа. – Дорис продолжает собирать конверты. – Если ты так набросишься на того, кто нам нужен, ты и его перепугаешь. Советую подкорректировать номер с «Ага! Попался!», когда ты его встретишь.
Джастин закатывает рукав и изучает руку, ожидая увидеть там покраснение или сыпь, но на коже нет ничего, кроме следов от его ногтей.
– Ты что, колешься? – Дорис смотрит на него с подозрением.
– Нет!
Она возвращается на кухню, прочищая горло.
– Эл? – Ее голос эхом разносится по кухне. – Ты где?
– На помощь! Помогите мне! Кто-нибудь!
Голос Эла доносится издалека, приглушенный, как будто рот у него забит носками.
Дорис ахает:
– Милый?
Джастин слышит, как открывается дверца холодильника.
– Эл? – Она засовывает голову внутрь. Вернувшись в гостиную, отрицательно мотает головой, давая понять Джастину, что в холодильнике мужа нет.
Джастин закатывает глаза:
– Дорис, он на улице.
– Тогда, ради бога, прекрати стоять тут и смотреть на меня, лучше помоги ему!
Открыв дверь, он видит Эла, сгорбившегося под лестницей. Его потная голова повязана в стиле Рэмбо оранжевой лентой Дорис, футболка промокла от пота, по лицу катятся капли, ноги в обтягивающих трениках подогнуты, как в тот момент, когда он свалился на пол.
Дорис резко отталкивает Джастина, бросается к Элу и падает перед ним на колени:
– Малыш? Ты в порядке? Ты упал с лестницы?
– Нет, – слабым голосом отвечает он, уткнувшись подбородком в грудь.
– Ты не в порядке или ты не упал с лестницы? – уточняет она.
– Первое, – в изнеможении говорит он. – Нет, второе. Подожди, а что было первое?
Теперь она кричит, будто он оглох:
– Первое было – ты в порядке? А второе – ты упал с лестницы?
– Нет, – отвечает он, опираясь затылком о стену.
– Что нет? Мне вызвать скорую? Тебе нужен врач?
– Нет.
– Да что нет, малыш? Только не засыпай, пока я с тобой разговариваю. Не смей спать! – Она дает ему пощечину. – Ты должен оставаться в сознании.
Джастин прислоняется к косяку и складывает руки на груди, наблюдая за ними. Он знает, что с братом все в порядке, его единственная беда – плохая физическая форма. Он идет на кухню, чтобы принести Элу воды.
– Сердце! – паникует тот, когда Джастин возвращается. Он скребет руками грудь и хватает ртом воздух, запрокидывая голову, словно золотая рыбка, плывущая к поверхности аквариума за кормом.
– У тебя плохо с сердцем? – кричит Дорис.
Читать бесплатно другие книги:
