Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах Мышалов Савелий
Глава 2
«Они тут не пройдут!»
– Савелий Евсеевич! Переходим к стопперам – следующей линии вашей сборной «избранных» футболистов.
– В моей «коллекции» целая группа защитников, которых я считаю выдающимися. И их список, на мой взгляд, должен открываться Шестерневым – знаменитым капитаном сборной СССР, который пять лет подряд выводил ее на поля чуть ли не всех континентов планеты.
Шестернев Альберт Алексеевич. Заслуженный мастер спорта. Родился 20 июня 1941 г. в Москве. Воспитанник команды Московско-Ярославского отделения Московской железной дороги «Локомотив», затем футбольной школы ЦСКА.
Выступал за ЦСКА (1959–1972). Чемпион СССР 1970 г. Лучший футболист СССР (по результатам опроса еженедельника «Футбол») 1970 г. В сборной СССР провел 91 матч (1 – неофициальный). За олимпийскую сборную СССР сыграл 9 матчей. Финалист Кубка Европы 1964 г. Полуфиналист чемпионата мира 1966 г. (4-е место). Участник чемпионата мира 1970 г. Участник чемпионата Европы 1968 г. Участник матча сборная ФИФА – сборная Бразилии в 1968 г. Занял 10-е место в опросе «Франс футбол» («Золотой мяч») в 1970 г.
Тренер в ЦСКА (1974, 1981, 1982). Главный тренер ЦСКА (1982–1983). Старший тренер в футбольной школе ЦСКА (1975–1981). Начальник футбольной школы ЦСКА (1984–1985).
Скончался 5 ноября 1994 г. в Москве. Похоронен на Кунцевском кладбище.
– Когда вы познакомились?
– Осенью – зимой 1965 г. Алик (так дружески обращались к нему) участвовал в турне сборной по Южной Америке. Знакомство получилось, как догадываетесь, вынужденным. На уже неоднократно упомянутом историческом матче со сборной Бразилии Шестернев получил очень болезненную травму – сильный ушиб надкостницы. Повреждение оказалось таким, что каждый шаг отзывался острой болью. Но предстояла встреча со сборной Аргентины. И Алик обратился ко мне. Нет, не с просьбой. А буквально с требованием:
– Я должен играть! Это необходимо!
Однако в то, что он сможет появиться на поле, я не верил. Но что делать? Не надеясь на успех, сделал новокаиновую блокаду. Шестернев, представьте, все-таки сыграл за сборную. И двигался так, что я просто-напросто отказывался верить собственным глазам. Алик не только не хромал, он действовал четко, безошибочно – словом, был лучшим в линии обороны. После матча Шестернев искренне удивлялся:
– Как сумел отыграть, доктор, не понимаю! Вроде и боли особой не чувствовал…
Не чувствовать боли, а точнее, уметь ее превозмогать, забывать о себе, полностью отдаваться борьбе – удел воистину сильных людей.
Еще больше мы по-товарищески сблизились на первенстве мира-1970 в Мексике. В ту пору армейский дуэт Шестернев – Капличный успешно выступал как в клубе, так и в сборной. На меня Алик с самого начала произвел хорошее впечатление общительностью и особой, свойственной исключительно волевым людям уравновешенностью. Я уж не говорю о благожелательности и понимании, с которыми этот один из ведущих игроков сборной относился ко мне – напомню, неопытному в ту пору футбольному доктору.
– Чем вас, уже не как врача, а болельщика со стажем, поразил Шестернев?
– Будучи центральным стоппером он обладал реактивной скоростью. Эту способность он принес в футбол из прежнего спортивного увлечения – легкой атлетики, где предпочитал «гладкий» спринт. Скорость по праву считалась огромным его «плюсом», с лихвой компенсировавшая те немногие «минусы», которые имелись в его игре.
Убежать от Алика было почти невозможно. Подхватив мяч, он часто и успешно подключался к атаке. Жаль только, что в конце рейдов порой вдруг утыкался в чужую штрафную. И тогда, конечно, вряд ли мог предложить что-либо интересное форвардам. Зато в «зоне своего основного внимания» – в защите, Шестернев был Эйнштейном: без запинок читал игру самого изощренного, самого высокого уровня, что обычно позволяло ему вовремя занять наиболее оптимальную позицию.
Вы, вероятно, помните, что тогда очень популярно было держать в линии обороны «чистильщика», или, как его называли изобретатели этого амплуа – итальянцы, «либеро». Так вот в этом качестве Алику не было цены!
– Его при вас избрали капитаном сборной?
– Да, повязка перешла к нему от Валерия Воронина. Это произошло весной 1966-го, во время встречи сборных Швейцарии и СССР. Алик эту повязку «обжил» в турне по Южной Америке, куда он, между прочим, поехал в преддверии своей женитьбы. Избранницей нашего «либеро» № 1 стала фигуристка Татьяна Жук, сестра известного тренера Станислава Жука.
Тут сегодняшнему читателю надо разъяснить, что за рубеж мы тогда выезжали из страны, «уверенно вступившей в период развитого социализма», который почему-то уживался с устойчивым дефицитом на все, что именовалось «для дома, для семьи». На Западе с этим проблем не было. На что-то даже наших весьма скромных валютных суточных хватало.
Поэтому было трогательно наблюдать, как приспособленный природой совсем для другого Шестернев на досуге мучительно носился по магазинам и с мыслью о будущем семейном гнезде подбирал подарки своей без пяти минут супруге. Так что она не зря потом встречала его во Внукове.
Далее, вплоть до 1970-го, мы регулярно общались на сборах и матчах главной команды страны. Шестернев тогда был ненамного старше меня, так что общались мы запросто, как давнишние друзья-сверстники. Все портили только, увы, неизбежные в большом спорте травмы.
Одна из самых тяжелых случилась у Алика в мае 1970-го, за неделю до начала чемпионата мира, когда в Мексике в товарищеском матче с хозяевами супертурнира получил сильный ушиб в области передней поверхности бедра. Не то что бегать, но даже ступать на ногу Шестернев не мог. Альтернативы общепризнанному лидеру сборной у тренеров не нашлось.
Поэтому главный тренер Гавриил Дмитриевич Качалин в своей обычной интеллигентной, тактичной манере попросил меня:
– Понимаю – случай очень сложный. Но, если можете, постарайтесь вернуть Шестернева в строй…
В том, чтобы постараться, вопроса не было. Иное дело, каким я тогда арсеналом располагал: крошечный физиотерапевтический аппарат, более чем скромный набор медикаментов. Срочно требовались гепариновые повязки. А у меня имелся лишь тюбик мази.
Однако мне повезло: с нами в отеле жили аккредитованные немецкие журналисты. С одним из них, несмотря на строгое предупреждение ответственных товарищей под коллективным псевдонимом Дзержинский, я подружился. Журналист оказался приличным, коммуникабельным парнем. Скорее из вежливости, чем по факту, он высоко оценил мои весьма скромные познания в немецком. А это в свою очередь помогло преодолеть языковой барьер и худо-бедно беседовать на разные темы.
Узнав о травме Шестернева, иностранец принял эту весть близко к сердцу, стал уточнять, чем можно помочь. Я тут же выпалил, что для успешного лечения срочно нужно то-то и то-то. Вскоре – даже не заикнувшись об оплате – журналист передал мне аж коробку необходимых мазей.
– А ваше личное досье в компетентных органах впоследствии не распухло за счет анонимок по поводу «несанкционированного общения с иностранцем»?
– Нет, в данном случае обошлось. Зато малоприятное продолжение имела другая история. На том же чемпионате один из репортеров – тоже, кстати, из Германии, – вдруг обратившись ко мне по имени, попросил:
– Савелий, может, скажете пару слов для читателей газеты?
И я дал небольшое интервью. Опубликовано оно было в «Ди Вельт» – газете, которую в СССР почему-то считали антисоветским «желтым» изданием.
– Но вы ведь, уверен, не раскрыли «тайны» отечественного футбола и ее главной команды?
– Да какие тайны? По сути, мы болтали ни о чем. Более чем уверен, все на той публикации так и закончилось бы, если бы не случай. Дело в том, что – как я рассказывал – в качестве зама руководителя делегации с нами обычно выезжал за рубеж некий товарищ, чье основное место работы находилось в известном учреждении на Лубянке. Вот он-то случайно и обнаружил публикацию.
– Неужели читал по-немецки?
– Он и по-русски-то изъяснялся коряво. Просто газета наряду с текстом интервью поместила мой фотопортрет. Благодаря чему я был «оперативно опознан». И наш «групповод в штатском» предложил нечто вроде добровольной сдачи с повинной, сказав:
– Вот номер телефона – вернешься в Москву, позвони, отчитайся…
Ну, мне что? Хотите отчет – пожалуйста, скрывать нечего. Вернулся домой, дозвонился, назвал фамилию журналиста, рассказал суть разговора. Удивительно, но никаких оргвыводов и выговоров не последовало.
Но вернемся к футболу, к травме опорного защитника. Обзаведясь нужными медикаментами, я приступил к интенсивному лечению Шестернева. Сама процедура разнообразием не отличалась, но возни было много: растерев толстый слой мази по всей мышце, два дня не снимал повязку; затем снимал – и все повторял. Алик был максимально терпелив и неиссякаемо оптимистичен. Он даже меня приободрял:
– Савелий Евсеевич, все будет нормально – заживет, как на собаке!
И в самом деле: через пару суток сильно ушибленная мышца перестала ощущаться как «деревянная». Она «ожила», начала сокращаться. День за днем капитану становилось все лучше и лучше. Уже ближе к концу недели Алик спросил меня:
– Можно побегу?
– Ну, попробуй! – откликнулся я, не совсем веря, что он это сделает.
Но это ему удалось. И пошел накручивать круги. Словом, можно было облегченно вздохнуть: все закончилось благополучно, капитан возвращался в строй. Я, конечно, поспешил доложить Качалину:
– Шестернев к матчу готов!
За что получил благодарность от сдержанного в проявлении чувств Гавриила Дмитриевича.
Ну а сам капитан против сборной Мексики сыграл блестяще. И если мы, не вылетев досрочно, дошли бы до полуфинала первенства мира, без сомнений, Шестернева признали бы одним из лучших защитников чемпионата. О нем много писали в зарубежных СМИ. Однако после возвращения домой Алик поиграл недолго. В олимпийскую сборную-1972 уже не попал.
– Чем объясните его досрочный уход из большого футбола?
– Да все тем же – проблемами со здоровьем. Шестернева выбила из строя очень неприятная вещь – воспаление ахиллова сухожилия. Оно с большим трудом лечится. А если ремиссия даже и наступает, то при любом, мало-мальски неблагоприятном обстоятельстве обострение повторится вновь. Словом, эти приступы Алика замучили. Он нередко приезжал в лужниковский диспансер, где после лечебных процедур непременно общался со мной.
– Заняв достойное место в советском футболе, для публики Шестернев оставался закрытым человеком. Чем он занимался, перестав выходить на поле?
– Работал в отделе футбола ЦСКА. На тренерской стезе не запомнился. Насчет некоторой скрытности Алика соглашусь с вами. Недаром у него существовал узкий круг доверенных лиц, с которыми Алик хотел и мог общаться. Что совсем не мешало Шестерневу всегда оставаться добрым, благожелательным человеком.
– А с кем он дружил в сборной?
– Тянулся к Яшину. У Льва Ивановича с Аликом была одна и та же дружная компания, куда, кроме них, входили Воронин и Метревели.
– По-настоящему завидное «звездное» сообщество! Между прочим, в те же годы рядом с Шестерневым в сборной вырос его преемник. Как в защите, так и по капитанским обязанностям.
– Понимаю, вы имеете в виду тбилисского динамовца Хурцилаву. В нем, действительно, видели достойную замену Алику.
Хурцилава Муртаз Калистратович. Заслуженный мастер спорта. Родился 5 января 1943 г. в с. Бандза Гегечкорского района Грузинской ССР. Там же начал играть в футбол в команде «Салхино». Выступал за команды «Динамо» (Тбилиси) (1961–1975), «Торпедо» (Кутаиси) (1975–1976). Чемпион СССР 1964 г. В сборной СССР сыграл 69 матчей, забил 6 голов. За олимпийскую сборную СССР сыграл 13 матчей, забил 2 гола. Также сыграл за сборную СССР в 1 (забил 1 гол) неофициальном матче. Участник чемпионатов мира 1966 (4-е место) и 1970 гг. Серебряный призер чемпионата Европы 1972 г. Бронзовый призер Олимпиады 1972 г.
Главный тренер клуба «Ингури» (Зугдиди), «Локомотив» (Самтредиа), «Гурия» (Ланчхути, Грузия) (1982). Тренер клуба «Динамо» (Тбилиси) (1987–1989).
Известно, что, как правило, путь большинства сильнейших игроков в главную команду СССР начинался с «молодежки». Муртаз – исключение. Он эту ступеньку проскочил. И сразу оказался во «взрослой» сборной, куда ее главный тренер Морозов пригласил накануне южноамериканского турне в 1965-м.
Поэтому я снова вернусь к историческому матчу с дважды чемпионами мира бразильцами. А если конкретней – к тому эпизоду, когда по завершении 1-го тайма защитник Афонин, явно не справившийся с ролью персонального опекуна легендарного Пеле, попросил замену. О том, что его следовало менять, у тренерского штаба сомнений не возникало: на табло сияли цифры 0:2, Пеле творил, что хотел, и, если бы не Яшин, счет был бы больше.
Дабы избежать худшего, во 2-м тайме великого бразильца нужно было аккуратно, но надежно «закрыть». Вопрос лишь стоял – кем? Кто в принципе мог бы из полевых игроков нейтрализовать этого кудесника футбола? Решение Морозова стало однозначным. Обратившись к оставшемуся в запасе Хурцилаве, главный тренер распорядился:
– Муртаз, переодевайся!
Надо было видеть, как при этих словах Муртаз изменился в лице. Все же не надо забывать, что тогда защитнику было всего 22 года. Опыта выступления за сборную – с гулькин нос. А тут еще Николай Петрович Старостин, стараясь, с одной стороны, успокоить новобранца, с другой – еще более задачу усложнил, напутствуя его следующими словами:
– Не волнуйся! Будь верен своему стилю! Однако с Пеле постарайся обходиться аккуратнее: иначе местные болельщики потом прибьют!
Так что вы думаете? Остававшиеся до конца матча полчаса Муртаз провел блестяще. Пеле уже не угрожал нашим воротам. Хотя, напомню, обладал сумасшедшей стартовой скоростью. Лучшие защитники мира в один голос признавались: почти невозможно было уловить момент получения им мяча и, стало быть, предугадать, куда он двинется. Неслучайно кадры спортивной хроники тех лет сохранили нам одну и ту же, раз за разом повторяющуюся картинку: на реактивной скорости Пеле обыгрывает нескольких персонально опекающих его стопперов и вырывается на оперативный простор.
Заметьте: несколько! А тут один, да еще новобранец с труднопроизносимой фамилией, которая никому ничего не говорит. Ничего, после игры запомнили, заговорили о нем! Потому что вольготная жизнь у Пеле в нашей штрафной площадке сильно осложнилась. Причем без «грязи» в отборе. Я, во всяком случае, припомню лишь одно нарушение со стороны Хурцилавы. Когда, не успев перехватить мяч у «короля», он чуть-чуть подставил бедро. Перелетев через него, Пеле рухнул на траву. Возмущенный стадион взревел.
– Переполненный стотысячник «Маракана» потребовал наказания?
– А что же вы хотите: согласно отчетам, трибуны заполнили 132 000 (!) болельщиков. И все посчитали, что Муртаз крайне неуважительно отнесся к их кумиру. Неуютная, замечу, ситуация возникла. Однако, к чести нашего защитника, замечу, что сам ее создал – сам и разрядил: подбежал к бразильцу, извинился, помог подняться. В итоге – оба друг друга дружески похлопали по плечу, после чего трибуны не просто сменили гнев на милость, но даже взорвались аплодисментами…
– А как судья отреагировал?
– Как положено! Он вынес защитнику предупреждение. Хотя здесь будет уместно заметить: ни на поле, ни в жизни Муртаз грубостью не отличался. Скорее, наоборот, – благодаря жизнерадостной, общительной натуре стремительно вошел в коллектив сборной. Любил шутить, состязаться в остроумии – иногда, чего греха таить, плосковатом…
– Значит, владел русским языком?
– Поначалу как-то не очень. Что, впрочем, барьера с русскоговорящими товарищами по команде не создавало. Все – отмечу еще раз – приняли его единодушно. Во-первых, потому, что сразу увидели в нем Игрока. Во-вторых, ребятам пришелся по душе его открытый, веселый нрав: Муртаз мог в автобусе запеть грузинскую песенку или такое «отмочить». Словом, не давал соскучиться….
Даже став старожилом команды, Муртаз своего легкого, открытого характера не изменил. Продолжал шутить, не щадя порой даже близких ему футбольных друзей. Например, мог вдруг начать не самым удачным образом подтрунивать над Валерием Зыковым – московским динамовцем и, между прочим, большим его приятелем. Того несколько раз вызывали на сборы в главную команду. Однако когда дело доходило до участия в матчах, то даже в заявку не включали.
Муртаз без малейшего желания его обидеть, тем не менее, почему-то нашел в данном факте подходящий для подшучивания предмет. И каждый раз встречал Зыкова в расположении сборной одной и той же фразой:
– Ну, что сюда приехал? Потренироваться?
Надо было плохо знать добродушного, готового за товарища все отдать Муртаза, чтобы всерьез, с обидой принимать его подначки. Никто и не обижался. Все видели и знали, что в тяжелых ситуациях, наиболее ответственных встречах Хурцилава, ставший вскоре в сборной капитаном, проявлял себя самым лучшим образом. По этому поводу могу привести массу примеров.
Первое, что приходит на память, его игра в знаменитом ответном московском матче с венграми за выход в полуфинал первенства Европы-1968. В Будапеште наша, тогда руководимая Якушиным команда проиграла – 0:2. Чтобы пройти дальше, нашим, как минимум, надо было дома эти мячи у очень сильной сборной Венгрии отыграть. И ведь отыграли! В чем огромная заслуга принадлежит Хурцилаве, который не только прекрасно справился с обязанностями защитника, но и вовремя, со штрафного, метров с двадцати пяти заколотил в ворота соперника исключительный по красоте гол.
Так что совсем не зря четыре года спустя Муртаза, который к тому времени заслуженно занял в отечественном футболе место лидера и пользовался огромным авторитетом у ребят, тренер Пономарев пригласил для срочного усиления олимпийской сборной.
Во время товарищеской встречи против сборной ФРГ на Олимпийском стадионе в Мюнхене, приуроченной к его открытию, вторым центральным защитником прекрасно играл столичный спартаковец Николай Абрамов (1950–2005). Между прочим, когда мы совершали турне по Южной Америке, хозяева местных клубов, восхищаясь мастерством Абрамова, обращались к нам с просьбами продать его.
Однако в памятном матче против немцев он, нарушая игровую дисциплину, покидал «свою» зону. Тем самым оставляя Муртаза на растерзание беспощадным трио – Нетцер, Мюллер и Беккенбауэр. В перерыве Хурцилава пытался вразумить партнера: «Ты что делаешь? Стой на своем месте! Ведь подставляешь меня!» И Абрамов, талантливый игрок, досрочно ушедший из футбола после жутких нарушений спортивного режима, с опозданием, но прислушался к капитану. Что не помогло: во 2-м тайме Мюллер заколотил «покер» – аж четыре мяча!
Со стороны казалось, что травмы обходили Хурцилаву стороной. Отнюдь. Просто на большинство из них он не обращал внимания. А если даже и случалось что-то серьезное, обычно говорил мне: «А-а, ладно, пройдет…» Степень игровой надежности у Муртаза была исключительно высока. Я с трудом припоминаю случаи, когда, имея в защите Хурцилаву, наша команда уж особенно проваливалась. Исключением, пожалуй, послужил тот матч с командой ФРГ на олимпийском стадионе в Мюнхене.
Тогда роковую роль сыграло мало зависящее от Хурцилавы и его товарищей обстоятельство. В отсутствие приболевшего Пономарева обязанности главного тренера выполнял Гуляев. Дирижировал он игрой – не бог весть как. Да и хозяева терзали нашу оборону нещадно. Тем не менее, в 1-м тайме счет 0:0 ребята сохранили. Во 2-м дело, может, так и обошлось бы. Но тут в ситуацию встряли «высшие силы» в лице руководителя советской делегации – председателя Спорткомитета Павлова. В перерыве он наведался в раздевалку и заявил Гуляеву:
– Ну, чего вы? Хозяева прижали нас, как зайцев. А надо и самим атаковать! Давайте-ка, покажите себя! А то смотреть неудобно!
Не думаю, что с Пономаревым такой бы «номер» выгорел. А вот Николай Алексеевич, видно, мысленно «взял под козырек». И поторопился «внести коррективы», роковым образом призвав:
– Все, ребята! Открываемся и атакуем!
Сказано – исполнено! Ребята побежали вперед. Открылись. И «привезли» себе, напомню, четыре «сухих» мяча. Один из них немцы забили после того, как напарник Хурцилавы – армейский защитник Юрий Истомин выложил пас на ногу… Герда Мюллера. Один из лучших тогда в мире бомбардиров, наверное, уважать себя перестал, если бы, выскочив один на один с Рудаковым, не занес в ворота прямо-таки поднесенный ему «на блюдечке» мяч.
Смотреть в этот момент на Хурцилаву было просто больно. В бессильном отчаянии он подбежал к Истомину и, размахивая руками, крикнул:
– Юра! Ну, тебе-то что мы плохого сделали?
Такого – трагичного и одновременно смешного – в футболе нашем, словно в театре, мне за мой долгий век спортивного врача пришлось наблюдать сплошь и рядом. Но если только о смешном, то в рассматриваемые нами годы самым, пожалуй, забавным в межличностном общении игроков сборной были диалоги между Хурцилавой и Левоном Иштояном – «звездой» ереванского «Арарата».
Они дружили. На сборах и выездных матчах селились в одной комнате. И продуктивно общались. Порой между ними разыгрывались комичные сценки. И тогда на базе ребята заходились в гомерическом хохоте. Однажды в их присутствии оба взялись обучать друг друга своему родному языку. Хурцилава лез из кожи вон, чтобы научить собеседника говорить по-грузински, а Иштоян пытался что-то втолковать визави из Тбилиси по-армянски. У первого получалось немного получше: он даже запомнил обращение «ахпер джан!», что по-армянски означает «дорогой брат!». Второй выглядел несколько заторможенным. Недовольный таким ходом учебного процесса Муртаз периодически срывался. Но, стараясь не выглядеть неучтивым, почти ласково начинал:
– Ахпер джан!
Однако уже в следующий миг по-кавказски темпераментно «взрывался» и в ином стиле завершал фразу словами: «Ты – тупой! Я зря трачу на тебя время!»
Другой забавный эпизод произошел, когда мы готовились к Олимпиаде-1972. Тогда нам в команду навязали некоего психолога из Харькова. Через какое-то время, не выдержав, Пономарев «попросил» его из сборной. Но до этого горе-специалист успел изрядно всем намозолить глаза. Я с самого начала к его «методе» относился более чем скептически. И, видимо, понимая это, он каждый раз меня успокаивал:
– Не волнуйтесь! Я только вечером обойду ребят, чтобы обеспечить им качественный сон.
«Качественные» сновидения этот психолог обеспечивал с помощью… шарика, которым водил у ребят перед носом. И в конце концов этим «вождением за нос» ребят достал. Первым, кому он попался «на зуб», оказался Хурцилава, чему я, случайно проходя по коридору мимо номера, где проживали он и Иштоян, стал свидетелем.
Услышав доносящийся из-за их двери хохот, я невольно заглянул внутрь. Оба держались за животы. Рядом стоял растерянный психолог.
– Муртаз! – поинтересовался я. – Что случилось?
– Вах, Савелий Евсеевич! Мы уже заснули. Вдруг входит этот человек, будит, начинает размахивать шариком! Слушай, какой тут сон? Я попросил его уйти и больше не нарушать наш режим!
Хурцилава ухитрился развеселить ребят даже на трагичной, как помните, Олимпиаде в Мюнхене. После теракта с участием палестинцев руководители делегации СССР, чтобы оградить наших атлетов от подозрительных лиц, установили дежурство в подъездах дома, где мы жили.
– В пределах и так охраняемой олимпийской деревни?
– Ну, береженого бог бережет! Словом, меня попросили составить список дежурных. Как-то вахту – с полуночи до 6 часов утра – должны были нести по 4 футболиста. В последней смене (04.00–06.00) старшим назначили Хурцилаву. Чтобы было нескучно, ребята поставили у входной двери стол и уселись играть в карты. На рассвете постучали. Муртаз строго спрашивает:
– Кто?
– Открывай! – отвечают ему на чистом русском языке – Велосипедистов надо будить!
Тут надо пояснить, что те сразу после Игр должны были лететь на следующие соревнования. Вот и пришли – подымать их в дорогу.
Но Муртаз решил немного продлить удовольствие. И когда из-за двери снова и снова кричали «Открывай!», он раз за разом строго требовал: «Назовите пароль». В конце концов дверь, конечно, открыли, но вся вахта покатывалась от смеха.
Чуть позже я полушутя-полусерьезно поинтересовался у Муртаза:
– Слушай, а что бы ты, к примеру, сделал, если бы к нам вдруг явились террористы?
Немного подумав, он почти всерьез ответил:
– Первым делом бы сдал Павлова и Зонина….
– Если с главным спортивным чиновником СССР, допустим, понятно, то при чем тут Герман Семенович, более известный как прославленный питерский тренер, неужели футболист?
– Объясню! Еще дома, в период подготовки к соревнованиям на Играх, ребята по утрам вместо зарядки бегали пятикилометровый кросс. Для Хурцилавы это занятие было, похоже, хуже смерти. Это он с мячом мог без устали упражняться часами. А кроссы саботировал как мог. Например, намеренно выдерживал «черепаший ход».
Порой дело доходило до того, что, пробежав дистанцию и приняв душ, все остальные уже шли завтракать, а Муртаз, невозмутимо что-то напевая, под дружный хохот ребят неспешно пересекал финишную линию. Поэтому реакция Хурцилавы на тренера Зонина, выведшего, между прочим, в 1972-м доселе малоизвестную ворошиловградскую «Зарю» в чемпионы страны, была понятной. Ведь он был инициатором проведения кроссов.
– Посему его пригласили в штаб Пономарева?
– И это объяснимо: поскольку тогда – не помню, пять или шесть человек – его подопечных вошли в сборную. Вот он всех и гонял поутру «для разминки». Не только я, но и другие из штаба просили Зонина хотя бы передвинуть эти упражнения на более позднее время:
– Ну, пусть, – говорили мы, – ребята немного поспят!
Но Зонин ни в какую! А между прочим, тем летом в Москве и Подмосковье установилась страшная жара, из-за чего весь регион заволокло дымом от вспыхнувших торфяных пожаров. Находясь на динамовской базе в Новогорске, мы все тренировочные занятия сместили на поздний вечер. А Зонин все свое гнул. В общем, после каждого такого кросса Хурцилава прибегал ко мне и бушевал. Особо неуютно становилось, когда под конец, уже улыбаясь, он деловито сообщал:
– Как-нибудь я этого Зонина убью!
– А по какой причине Хурцилава, в свою очередь, покинул сборную?
– Во всяком случае, не только по состоянию здоровья. Как пациент Муртаз, частенько забегая ко мне в кабинет пообщаться, не напрягал. Тем не менее из-за внезапной травмы в начале матча СССР – Швеция (август 1973-го) все и началось. Тогда он ушел с поля. И в ту сборную, которую возглавлял Горянский, уже не вернулся.
Вскоре главной командой страны стал руководить Бесков. Его сменил Лобановский. Но ни тот, ни другой бывшего капитана сборной в состав не включали. Может, потому что, играя в «Динамо», Муртаз излишне располнел. К тому же и в родной команде надолго не задержался. Мне кажется, тут свою роль сыграл конфликт, возникший у него с Давидом Кипиани. Они относились друг к другу, мягко говоря, без особой любви.
– Видимо, произошло столкновение чрезмерных амбиций?
– Наверное. Оказавшись в фаворе, Кипиани тогда раскручивался и как игрок, и как лидер. Вероятно, поэтому Муртаз понял – пора уходить. В 1975-м перешел в кутаисское «Торпедо». А спустя пару лет товарищи по сборной и клубу торжественно проводили из большого футбола своего капитана. Произошло это во время товарищеского матча в столице Грузии между тбилисским «Динамо» и сборной СССР, в форме которой Хурцилава вышел на поле в последний раз. В начале 2-го тайма игра была остановлена. И Муртаз торжественно передал капитанскую повязку своему преемнику Жене Ловчеву.
«ДИНАМО» (Тбилиси) – СССР – 0:1 (0:1). 16 марта 1977 г. Стадион «Динамо» им. В.И. Ленина.
«Динамо»: Гогия, Хизанишвили, Коридзе, Кантеладзе, Чилая, Копалейшвили, М. Мачаидзе, Г. Мачаидэе (Челебадзе, 46), Гуцаев, Шенгелия, Эбаноидзе.
СССР: Дегтярев, Круглов, Хинчагашвили, Новиков, Хурцилава (Ловчев, 46), Ольшанский, Тарханов, Минаев, Федоров, Максименков, Петросян.
Гол: Федоров (16).
В той игре я обратил внимание на характерный штрих: обычно Муртаз на поле выглядел опрятно, а тут вдруг выпустил футболку и вообще выглядел «по-дачному». В перерыве, подойдя к нему, я обратил его внимание на внешний вид. Виновник торжества развел руками и честно объяснил:
– Вы же видите, как я растолстел? Вот и надел майку навыпуск, чтобы как-то прикрыть живот.
– Коллеги проводили Хурцилаву на тренерскую работу, с которой он попрощался в конце 1980-х, а до последнего времени, насколько известно, занимался строительным бизнесом.
– Вы знаете, мало кому известно, что он успел помочь «Локо», – они с Палычем давно дружат. Наверное, в 1997-м Муртаз сообщил Семину: «У меня появился интересный игрок. Возьми к себе – не пожалеешь!» Я стоял на балконе старого корпуса нашей базы, когда Хурцилава привез в Баковку Зазу Джанашию. Муртаз, не знавший, что я работаю в «Локо», вышел из машины и сразу заметил меня. Надо было видеть выражение его лица, когда он радостно закричал: «Вах, доктор!»
– Взяв Джанашию с подачи Хурцилавы, «железнодорожники» ни разу не пожалели?
– Нет, но знали бы вы, сколько мороки мы пережили с этим великолепным парнем.
– Киевскую «фракцию» избранных вами защитников – Матвиенко и Трошкина предлагаю открыть разговором о друзьях, многие годы выступавших за прославленное «Динамо» и сборную СССР на соседних позициях.
Матвиенко Виктор Антонович. Заслуженный мастер спорта. Родился 9 ноября 1948 г. в г. Запорожье. Воспитанник местной школы «Металлург». Выступал за команды «Металлург» (Запорожье) (1966–1967, 1970), СКА (Одесса) (1968–1969), киевское «Динамо» (1970–1977), «Днепр» (1978). Чемпион СССР 1971, 1974, 1975, 1977 гг. Обладатель Кубка СССР 1974 г. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1975 г. Обладатель Суперкубка УЕФА 1975 г. За сборную СССР сыграл в 21 матче. Сыграл 7 матчей за олимпийскую сборную СССР. Бронзовый призер Олимпиады 1976 г.
Тренер в команде «Авангард» (Ровны) (1979). Главный тренер «Авангарда» (Ровны) (1980–1982, 1985), «Орленты» (Луков, Польша) (1991–1992), «Подолья» (Хмельницкий) (1993), «Торпедо» (Запорожье) (1993, 1997–1998), «Тилигула» (Тирасполь) (1995), «Торпедо» (Запорожье) (1997–1998). Тренер в клубе «Сталь» (Алчевск) (2001–2002).
Трошкин Владимир Николаевич. Заслуженный мастер спорта. Родился 28 сентября 1947 г. в г. Енакиево Донецкой обл. Воспитанник юношеской команды местного коксохимического завода. Выступал за команды «Шахтер» (Енакиево) (1966–1967), СКА (Киев) (1968–1969), «Динамо» (Киев) (1969–1977), «Днепр» (Днепропетровск) (1978). Чемпион СССР 1971, 1974, 1975, 1977 гг. Обладатель Кубка СССР 1974 г. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1975 г. Обладатель Суперкубка УЕФА 1975 г. За сборную СССР провел 31 матч, забил 1 гол. За олимпийскую сборную СССР сыграл 14 матчей, забил 1 гол. Вице-чемпион Европы-1972. Бронзовый призер Олимпиады-1976.
Тренировал команды СКА (Киев), «Авангард» (Ровно), работал ассистентом главного тренера олимпийской сборной Украины. В н. вр. – завотделом Федерации футбола Украины.
В 1971-м обоих пригласили в олимпийскую сборную Пономарева. Тогда я и познакомился с ними, потрясающими живчиками.
Володю вскоре избрали капитаном. Полный энергии, всегда, казалось, веселый Трошкин к тому же оказался заядлым рыбаком. Когда в 1975–1976 годах сборная под руководством Лобановского, костяк которой составляли его ребята из «Динамо», чаще всего готовилась к выступлениям на базе в Конче Заспе, он, как правило, на рассвете уезжал на рыбалку. Если она удавалась, то весь улов отдавал на кухню, где повар Дора Никитична готовила его для ребят.
Тренировки по программе Валерия Васильевича были, как известно, очень суровыми. После них футболисты еле доползали до кроватей. Но молодость есть молодость. К вечеру они приходили в себя, собирались в моей комнате, и хохот не утихал до отбоя. Главный импульс в создании столь здорового микроклимата исходил от Трошкина.
Собственно, в игре команды его роль – как и миссия его напарника Матвиенко – была не менее позитивной. Я потому и включил обоих в свою символическую сборную, что видел и понимал, какую важную у Валерия Васильевича роль выполняли эти стопперы.
Слева – Виктор, справа – Володя. У киевлян, как ни у кого в чемпионате СССР, была налажена четкая взаимозаменяемость хавбеков на защитников. В то время как первые «вдруг» освобождали зону, вторые лихо врывались туда, чтобы, словно завзятые форварды, выполнить функцию внезапной атакующей силы, а затем столь же стремительно вернуться в линию обороны.
Они же после столкновений много забивали со стандартов. Сами же, когда в результате столкновений получали травмы, умели терпеть боль. И вообще относились к ним без «придыхания». Запомнилось, что, получив повреждение и попав в мои руки, Трошкин, как правило, говорил одну и ту же фразу:
– Пожалуйста, быстрее верните в строй!
Точно так же вел себя Матвиенко. Только намечалось улучшение, оба рвались на поле. Удержать, заставить их приходить на процедуры – это была для меня настоящая головная боль. Точнее – сердечная…
А поводов с этой «сладкой парочкой» хватало. Помню, в 1970-х в Испании проходили множество коммерческих турниров. И в августе, когда в первенстве СССР наступал перерыв, киевское «Динамо» частенько становилось их участником. В 1975-м мы полетели в Севилью. Еще до вылета, на московском сборе, мне пришлось поставить Матвиенко неутешительный диагноз – повреждение мениска.
Со стороны ситуация выглядела терпимо: оставаясь в основе, Виктор через боль тренировался, выполнял задания тренеров. Тем не менее кто знает, чем это могло кончиться. Поэтому я счел необходимым поставить в известность Лобановского. Тот рубить сплеча не стал:
– Может, обойдется? Знаешь, пусть играет столько, сколько ему суждено до операции!
Между тем соперник в первом турнирном матче попался не сахар – именитый венгерский клуб. К тому же его крайний нападающий, один из лидеров сборной – как раз и стал «клиентом» Матвиенко. В середине 1-го тайма после того, как оба столкнулись, Виктор не смог сам подняться с поля. Все стало ясно, когда, подбежав, я увидел его колено. Произвели срочную замену.
А вечером в отеле Матвиенко с трудом разгибал ногу. Чтобы устранить проблему, я ввел в коленный сустав новокаин, уложил Виктора в ванну с теплой водой. И – о чудо! – он… пошел. Потом в Киеве его прооперировали. И через некоторое время Матвиенко продолжил карьеру. Думаю, в этой связи уместно отметить: большинство питомцев Лобановского отличались особой силой воли. Едва-едва реабилитировавшись, они при малейшей возможности начинали тренироваться.
– Чем обосновывалась подобная мотивация?
– Во-первых, в клубе существовала сильная конкуренция за место в основе. Во-вторых, выпадение из программы Валерия Васильевича грозило рядом непредсказуемых последствий. Тех, кто вдруг оказывался не в силах выполнять требования Лобановского, он, невзирая на титулы, мог надолго усадить на скамейку запасных. На этом фоне – причем как в родном клубе, так и в сборной – дуэт Трошкин – Матвиенко отличался высочайшей стойкостью.
В обычной жизни оба не держались суперменами, оставаясь добросердечными, коммуникабельными людьми, не подверженными ни «звездной болезни», ни связанной с этим синдромом спесивости. С ними всегда хорошо дружилось. Поэтому товарищеские контакты с обоими у меня сохраняются и теперь, многие годы спустя, когда они перестали играть. Как раз недавно вспомнилось, как однажды Матвиенко, к тому времени закончивший выступления в Киеве и учившийся в Москве, приехал ко мне за помощью в лужниковский диспансер.
Трошкин, несколько лет назад удачно перенесший операцию по резекции желудка, тоже частенько позванивает. Кстати, оба работают в Федерации футбола Украины.
– То есть заслуженно востребованы.
– Вполне. Я их всегда и с полным на то основанием считал защитниками-новаторами. Они полностью реализовывали тактику Лобановского, немного схожую с успешной моделью игры в универсальный футбол голландской сборной тех лет. Таких ребят, как Трошкин и Матвиенко, повторюсь, называю настоящими мужиками. А таковые не зацикливаются на болячках. И, как ни странно, выздоравливают быстрее и чаще, чем иные охающие по пустяковому поводу. В этой связи позволю небольшое отступление.
В 1965-м, находясь со сборной в Бразилии, я встречался со знаменитым доктором-психологом Илтоном Гослингом. Напомню, речь идет о помощнике столь же известного в футбольном мире тренера Висенте Феолы (1909–1975), под руководством которого в Швеции-1958 команда Бразилии впервые выиграла чемпионат мира. До того Гослинг, швед по национальности, работал рядовым ортопедом. Когда он пришел ко мне в отель, на встрече присутствовал главный редактор еженедельника «Футбол» светлой памяти Лев Иванович Филатов (1919–1997), который позже о разговоре профессионалов рассказал в своей книжке.
– По-белому завидую своему учителю в спортивной журналистике! Безусловно, колоритный и статный, светловолосый джентльмен Гослинг, работавший врачом бразильцев и на последующих первенствах мира в Чили-1962 и Англии-1966 (в последние годы – руководитель медицинского департамента футбольного клуба «Васко-да-Гама»), считался выдающимся авторитетом спортивной медицины ХХ века.
– Прежде всего я спросил его об используемых им психологических методах. В ответ Гослинг рассмеялся:
– О чем вы говорите? Да у нас считают себя психологами все, начиная от Марио Америко (1914–1990), легендарного массажиста сборной Бразилии, и кончая Феолой. А я, наблюдая за футболистами, стараюсь по-человечески сблизить сильных и слабых. В частности, на тренировочных сборах заселяю в одну комнату, усаживаю за один стол в ресторане.
– Судя по всему, Гослинг не знал учение Павлова о типах высшей нервной деятельности?
– Не исключено. Поделился он и другими размышлениями. Например, объяснил:
– Если игрок вышел на поле после лечения под врачебную гарантию, что ничего плохого не должно случиться, но сам все время непроизвольно щупает место травмы, такого футболиста нельзя отнести к сильным типам. Наоборот, парень, бегающий с мячом и забывший о недавних болячках, не может считаться слабаком.
И тогда, и теперь, работая в «Локо», я сплошь и рядом сталкиваюсь с ребятами, которые, не долечившись до конца, рвутся поучаствовать в ответственных матчах. Вместе с тем знаю футболистов, которые, ощущая малейший дискомфорт, стараются продлить срок реабилитации по максимуму. В подобных случаях врачам приходится включать «вторую сигнальную систему» по Павлову – игроков надо убеждать, уговаривать…
– Кого именно? И тех, и других?
– Нет, лишь слабаков.
– Однако существует опасность рецидива травм для настоящих мужиков, к числу которых вы причислили Трошкина и Матвиенко?
– На моей памяти с ними такое случалось очень редко. Потому что морально-волевой, психологический настрой определяет многое. Общеизвестно, что Великая Отечественная война хронических заболеваний у бойцов не отменяла. Но в окопах в те годы на болячки внимания не обращали. Не до того было.
Зато вернулась мирная жизнь – вернулись и «хроники». Расслабились люди. И что характерно: произошел всплеск эпидемий. То же самое в футболе: один сразу бежит к доктору, чтобы провериться, сдать анализы, а другого приходится упрашивать хотя бы градусник подержать под мышкой. Догадываетесь, кто из них раньше выйдет на поле?
– Без сомнений, Коньков, согласно вашей классификации футболистов, относится к разряду настоящих и очень сильных мужиков.
Коньков Анатолий Дмитриевич. Заслуженный мастер спорта. Родился 19 сентября 1949 г. в г. Красный Луч Луганской обл. Воспитанник краматорской футбольной школы «Авангард».
Выступал за команды «Авангард» (Краматорск) (1965–1967), «Шахтер» (Донецк) (1968–1974), «Динамо» (Киев) (1975–1981). Чемпион СССР 1975, 1977, 1980 и 1981 гг. Обладатель Кубка СССР 1978 г. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1975 г. Обладатель Суперкубка УЕФА 1975 г. За сборную СССР провел 47 игр, забил 8 голов (в т. ч. за олимпийскую сборную СССР сыграл 2 матча). Серебряный призер чемпионата Европы 1972 г. Бронзовый призер Олимпиады 1976 г.
Карьера тренера: «Таврия» (Симферопль) (1982–1983, 1984–1985), «Шахтер» (Донецк) (1986–1989), «Зенит» (Санкт-Петербург) (1990), сборная Украины (1994–1995), «Ворскла» (Полтава) (1998–2000), «Сталь» (Алчевск) (2000–2002), «Интер» (Баку, Азербайджан) (2004–2006). Спортдиректор клуба «Сталь» (2008 – н. вр.).
– Безусловно! Я выделил его с той поры, когда он стал одним из лидеров «Шахтера». Характер у Анатолия всегда был не сахар. Он постоянно имел особое мнение, которое часто – некоторые считают, что слишком часто – не совпадало с мнением вышестоящих – тех же тренеров, например. Он также был непримирим к тем партнерам, которые, по его мнению, недорабатывали на поле. Сам-то он отдавался футболу полностью.
Мы познакомились в 1972-м. Тогда сборная под руководством Пономарева вышла в полуфинал чемпионата Европы. В той игре на стадионе в Брюсселе единственный и, по сути, серебряный гол в ворота венгров забил Коньков, выступавший в амплуа опорного полузащитника.
После финального матча против сборной Германии (0:3) Коньков создал удивительный прецедент: стал вице-чемпионом континента, будучи игроком клуба 1-й лиги! Тогда же он увидел во мне человека, которому может рассказывать обо всем.
В киевское «Динамо» Коньков перешел в 1975-м. В том году, напомню, киевляне сначала выиграли Кубок обладателей Кубков УЕФА, а затем и Суперкубок. Вклад новичка в эти победы был не меньший, чем у любого из старожилов. Тем не менее чиновники Спорткомитета СССР нашли нужным притормозить ему присвоение почетного звания заслуженного мастера спорта. Так ему припомнили ЧП, которое с ним имело место летом 1974-го, когда Коньков выступал за «Шахтер». Однако до начала церемонии чествования киевлян после завоевания Суперкубка Лобановский успокоил Толю:
– Не переживай! Мы восстановим справедливость!
Валерий Васильевич слов на ветер не бросал: в 1981-м Коньков пополнил ряды «змс». Вскоре главный тренер переместил его из хавбеков в линию обороны, где Коньков-игрок вырос в центрального защитника экстра-класса. Не позволявший себе дать слабину Толя строго требовал того же от партнеров.
Март 1976-го. 1/4 Кубка европейских чемпионов. На поле сошлись «Сент-Этьен» (Франция) и «Динамо». Первая встреча в украинской столице завершилась со счетом 2:0 в пользу хозяев. Вторая – медленно, но верно – катилась к ничьей. Возможно, кого-то из киевлян подобный ход событий устраивал: домашний запас открывал дорогу в полуфинал.
Но только не Конькова: он всегда играл на победу. И вот во время 2-го тайма такой шанс представился. Блохин и Онищенко неожиданно вырвались к чужим воротам, имея перед собой единственного защитника. Поскольку тот двинулся в сторону владевшего мячом Блохина, то естественно, от Олега требовалось одно, хрестоматийное – отпасовать мяч партнеру. А уж Володя, можно сказать, мог с закрытыми глазами забить. Однако, пожадничав, Блохин закопошился, пошел в обводку и в итоге потерял мяч. В результате почти стопроцентный голевой момент испарился. Нужно было слышать и видеть раздосадованного Конькова, высказавшего Олегу все, что он думал о нем в ту минуту.
Блохин, правда, принялся оправдываться, признаваться, что-де не видел Володю. Но для Конькова такие объяснения, как красная тряпка для быка: не видишь – должен видеть! Иначе все может в игре измениться. И ведь угадал Анатолий кардинальный переворот. Не забиваешь ты – забивают тебе. Французы в результате разгромили гостей (0:3). Вот тебе и «домашний» запас прочности!
Другой похожий пример. После того как Леонид Буряк – так же, как и Коньков, – перешел в киевское «Динамо», он попал в обстановку команды, где в борьбе никто никого не щадил. Киевляне не увиливали от жестких схваток в «стыках» или в подкатах – убирать ноги. Поэтому когда Коньков увидел, что по отношению к себе Леня слишком бережлив, Толя счел это за трусость. И всыпал ему так, что трепка Блохину выглядела легким воздушным поцелуем.
Еще один эпизод. Олимпиада-1976. Оттава. Матч группового турнира СССР – КНДР. Все бы хорошо – мы выиграли 3:0. Да только вот беда: едва началась встреча, как в результате грубой игры соперника Коньков получил тяжелую травму голеностопного сустава. Покидая поле, Толя настоятельно попросил:
– Савелий Евсеевич! Поставьте на ноги – очень хочу выступить в финале!
Дальнейшее наблюдать было сплошное мучение. Увы, но в полуфинале ребята обидно уступили сборной ГДР (1:2). Затем победили бразильцев во встрече за 3-е место – 2:0. Надо было видеть, как недолеченный, по полдня проводивший в моем кабинете, где я делал ему одну процедуру за другой, Коньков безуспешно рвался со скамьи запасных на поле.
Чего ж удивляться, что на следующий год возглавивший сборную Симонян не только сразу пригласил Толю, но и поспособствовал, чтобы тому доверили капитанскую повязку. Может, «поспособствовал» здесь не самое подходящее слово. Потому что окончательно все утверждалось решением самой команды. А ребята были единогласно «за». Потому что видели в нем очень сильного человека, яркую личность.
Так что весь период выступлений Конькова за сборную капитанская повязка была при нем. А в том, что он ее носил по праву, Анатолий доказывал в каждой игре. Помню, как умело он управлял партнерами во время матчей: своевременно и точно подсказывал товарищам, куда следует двигаться и что нужно делать. То есть могу с полным основанием утверждать: такой игрок считался ключевым проводником идей главного тренера.
К сожалению, после того как Толя перестал выступать за сборную, мы встречались редко – только когда киевское «Динамо» приезжало в Москву на выездные матчи, или я по служебным делам выбирался в украинскую столицу. Но на личных отношениях это никак не сказалось. Они как были, так и остались исключительно хорошими.
Позже Коньков, перейдя на тренерскую работу, возглавил «Таврию». Соответственно, когда я отдыхал в Симферополе, мы дружески общались. Как-то, во время одного из таких визитов, я поинтересовался у Анатолия Заяева, одного из неформальных учредителей и «вечного» начальника «Таврии»:
– Как Анатолий?
– Ну, что тебе сказать? – со вздохом сказал тот. – Ну, копия Лобановского!
Причем, может, в более жестком варианте. Даже в жестах Толя подражал Учителю. Уж не говорю о систематическом использовании его фирменного комплекса тренировок.
– Чтобы завершить главки с избранными вами киевлянами, закономерно имеет смысл поговорить о Демьяненко, одном из верных учеников Лобановского.
Демьяненко Анатолий Васильевич. Заслуженный мастер спорта. Родился 19 февраля 1959 г. в Днепропетровске. Воспитанник местной школы «Днепр-75».
Выступал за команды «Днепр» (Днепропетровск) (1976–1978), «Динамо» (Киев) (1979–1990, 1992), «Магдебург» (Германия) (1991), «Видзев» (Лодзь, Польша) (1991–1992). Чемпион СССР 1980, 1981, 1985, 1986, 1990 гг. Обладатель Кубка СССР 1982, 1985, 1987, 1990 гг. Чемпион Украины 1993 г. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1986 г. Лучший футболист СССР 1985 г. (по результатам опроса еженедельника «Футбол»). За сборную СССР сыграл 80 игр, забил 6 голов. Серебряный призер чемпионата Европы 1988 г. Участник чемпионатов мира 1982, 1986 и 1990 гг. Чемпион Европы среди молодежных команд 1980 г.
Главный тренер ЦСК ВСУ (1993). Тренер в клубе «Борисфен» (Киев) (1993), «Динамо» (Киев) (1993–2005). Главный тренер клуба «Динамо» (Киев) (2005–2007), клуба «Нефтчи» (Баку), Азербайджан (2008), клуба «Насаф» (Карши, Узбекистан) (2010).
– Познакомился с Толей в «молодежке», которой руководил Николаев. Талантливый стоппер только переехал в Киев из Днепропетровска. В конце 1970-х сразу обратил на себя внимание. В нашей команде его считали человеком доброжелательным, обладающим чувством юмора. И я к нему с первых дней общения испытывал симпатию и уважение.
В 1980-м молодежная сборная СССР стала чемпионом континента. Причем вклад крайнего защитника Толи Демьяненко в эту победу оказался весьма существенен. Он не только успешно справлялся со своими функциями, но и при первой возможности участвовал в атаке, забивал голы. В иных условиях – решающие и даже спасительные. Как это, например, имело место в 1983-м в отборочной встрече первенства Европы сборной СССР с поляками на их поле.