Путь России. Новая опричнина, или Почему не нужно «валить из Рашки» Делягин Михаил

От «дяди Степы» к «полицаям»

Похоже, первую редакцию законопроекта «О полиции» писали майоры Евсюковы. Вопли представителей МВД о том, что это ведомство не имеет к этому бреду никакого отношения, – либо ложь, либо доказательство наличия майоров евсюковых и в других ведомствах.

Думаю, это был в чистом виде ведомственный лоббизм. И президент Медведев по каким-то причинам был вынужден заигрывать с милицейским лобби.

Ведь законопроект «О полиции» был вывешен на негосударственном сайте, неясно, кому принадлежащем, – и до сих пор неизвестно, кто его текст писал. При том, что этот текст анонсировал и предлагал обществу сам президент!

Обсуждение его первой редакции, которое на всех углах именуют «общенародным», таковым не было – это было обсуждение в Интернете, которым реально и умело пользуется около десятой части российского общества.

Да и сам портал для приема предложений крайне несовершенен: когда я пытался внести свои поправки и возражения, этот портал уже через десять минут перестал принимать вообще любые сообщения с моего адреса.

Несмотря на все недостатки, это действительно оказалось широкое обсуждение – и волна общественного негодования вынудила существенно улучшить документ.

Но и по сей день в этом документе осталось много абсолютно неприемлемых положений. Пятнадцать наиболее опасных, наиболее омерзительных норм убрали, но осталось еще достаточно.

Например, банковская и налоговая тайна просто отменяются в отношении полицейских: те получают доступ ко всей составляющей их информации. Зачем, когда для одной сферы есть финансовая разведка, а для другой – налоговая инспекция, обладающие всеми необходимыми полномочиями? Органы внутренних дел могут выступать в качестве их силового обеспечения – хоть внутренние войска с танками применяйте, – но заниматься вопросами банковской и налоговой тайны ни милиция, ни полиция не могут: это просто не их профиль, это не их специализация.

Дальше: сохранена норма, по которой полицейские, даже не в форме и не имея документов, в обычных, не чрезвычайных условиях могут проверять удостоверения личности граждан. Хорошо хоть, только удостоверения личности.

Представьте: вот завтра вас на улице остановит непонятный человек в штатском и скажет: «Я – сотрудник милиции. Представляться я вам не обязан». – Потому что по одной статье он обязан представляться, а по другой нет. «Предъявите, пожалуйста, ваши документики». И далее может просто убежать с вашим паспортом – и, например, использовать его для получения кредита в банке.

И тут уж кто быстрее добежит: вы до отделения милиции, если они захотят на вас обращать внимание, или он до дружественного банка. Но даже и без столь драматических последствий: с какой стати вам платить штраф за утрату паспорта, когда вы законопослушный гражданин?

Возвращаясь к вопросу о жилье: полиция имеет право без санкции суда или прокурора взламывать любое помещение «для установления обстоятельств совершения преступления либо обстоятельств несчастного случая» без указания на основания таких действий. Основания быть должны обязательно, должно быть внятное и однозначное указание на то, что подобное возможно только в той или иной чрезвычайной ситуации.

Так что беспрецедентное расширение прав полиции остается.

Как и фиктивность идеи общественного контроля за деятельностью МВД и размывание оснований для действий МВД.

Полиция имеет право принимать участие в экспертной оценке степени антитеррористической защищенности помещений. Представьте: вот придет к вам в квартиру комиссия и скажет, что ваша квартира от террористов защищена недостаточно.

Утешает, конечно, что полиция не единолично будет проводить экспертизу, а лишь «принимать участие» в ней, но с какой вообще стати? В конце концов, количество успешных терактов именно против милиции таково, что убедительно доказывает ее полную и заведомую некомпетентность в этом вопросе. На худой конец подобную экспертизу может проводить ФСБ – это ее сфера деятельности, но не МВД.

Законопроект «О полиции» по-прежнему пронизан духом корпоративной мании величия. Только так можно оценить предложение ввести, например, пожизненное звание, вдумайтесь: «младший сержант полиции в отставке».

Я, например, старший сержант Советской Армии и, если бы мне кто сказал, что это будет пожизненное звание и я должен буду себя именовать «старший сержант в отставке», я бы даже не смеялся. Это не смешно – это просто неадекватно.

Ведь не пишут даже «в запасе» – это советская формулировка. А у нас сейчас, насколько можно судить, на государственном уровне всякое воспоминание о Советском Союзе, о нашей собственной стране предается анафеме. Не удивлюсь, если кое-кто из наших руководителей через пару лет передаст каким-нибудь полякам «архивные» документы о том, что это, оказывается, наша страна начала Вторую мировую войну.

Кроме того, «в отставке» даже звучит круче. Из запаса могут призвать, а «отставка» – это как в царское время у дворян.

И еще – отдельной статьей прописано, что вне зависимости от формы собственности детских оздоровительных учреждений дети полицейских должны направляться туда в первую очередь. И теперь представьте себе ситуацию, которую это будет порождать: допустим, у нас есть частный детский оздоровительный лагерь. Допустим, он хороший, популярный и уже в январе все путевки на лето выкуплены. Вы – директор, готовитесь принимать детей, и тут приходят к вам полицейские и говорят: по закону вы обязаны в приоритетном порядке принять группу наших детей. Хоть бы и на платной основе. И как вы будете отказывать в последнюю минуту обычным детям, для которых родители уже выкупили путевки?

Я уж не говорю о последствиях для нашего общества самого введения слова «полицейский». Оно для нас чуждо и вызывает негативные ассоциации.

Впрочем, это еще и проявление безграмотности: ведь милицию создали не «проклятые большевики», а Временное правительство.

И, знаете, советская милиция отличается от современной, насколько можно судить, примерно как человек от обезьяны…

Не нужно думать, что разложение милиции закончится принятием Закона о торжественном переименовании и переаттестацией.

Кстати, о переаттестации: по логике, она должна касаться только полиции. Совершенно непонятно, с какой стати законопроект «О полиции» предусматривает переаттестацию – и увольнение, если не пройдут ее, – следственных работников, которые к полиции отношения не имеют? А часть статей законопроекта «О полиции» и вовсе распространяется на всех сотрудников органов внутренних дел, то есть и на полицейских, и на не относящихся к ним следователей, и на внутренние войска.

Это проявление юридической безграмотности. Если хотите так поступать – предусмотрите это в законопроекте «Об органах внутренних дел», а не «О полиции»!

Правда, тогда не удастся вбить в общественное сознание слово «полицейский»…

Интересно, что переименование милиции в полицию само по себе создает проблемы с исторической памятью. Окажется экстремистским целый пласт книг о Великой Отечественной войне, которые содержат призыв к убийству полицаев или формируют одобрительное отношение к таким убийствам. Герои «Молодой гвардии» Фадеева, например, полицаев вешают. И как к этому прикажете относиться – как к экстремизму? Как к примеру для подражания?

Абсолютное большинство, практически 90 % милиционеров, работающих «на земле», категорически против того, чтобы их звали «полицейскими», просто потому, что понимают значение этого слова. Они же сознают, что их не «полицейскими», а «полицаями» будут звать. По сравнению с этим словом «мент» и даже «мусор» звучат практически райской музыкой.

Милиционеры же в большинстве своем нормальные люди. Сегодня им предлагают слышать в свой адрес «полицай», а завтра что – кто-нибудь напишет закон, чтобы их фашистами звали?

Милицейский беспредел – одна из самых актуальных для российского общества тем.

Думаю, пиарщики нашего президента это понимают. Теперь Медведев выглядит спасителем страны от дичайшей ахинеи, которую этой стране попытались навязать нехорошие силовики.

Но главное даже не в том, что Медведев выступил в роли рыцаря, который спас народ от изуверского законопроекта.

Главное даже не в законе.

Проблемы МВД не в неправильном законодательстве, а в тотальном нарушении законодательства.

В пропаганде есть такое понятие: «отвлечение на негодный объект». Вы вбрасываете в обсуждение какую-то тему, и все дружно в нее вцепляются, забывая об актуальных проблемах.

Законопроект «О полиции» был вброшен «сырым», думаю, специально для того, чтобы в него вцепилось все общество – и из страха перед ним, из желания, чтобы не было еще хуже, забыло о реальных проблемах милиции.

Обратите внимание: мы уже не говорим о евсюковых, о бандитах и беспредельщиках в милицейских погонах, – мы говорим о законопроекте, который эти милиционеры, став полицейскими, не будут читать так же, как они не читают нынешние законы. Потому что им все равно, какой закон нарушать.

Вся дискуссия о собственно проблемах милиции прекратилась. Ведь проблемы милиции не в том, что у нас плохой закон, и не в том, что ее сотрудника зовут не «полицаем», а «милиционером». Проблема в том, что сотрудники милиции нагло и цинично, в массовом и повседневном порядке, хотя у них там честных людей пока еще много, нарушают действующее законодательство Российской Федерации.

Вы можете написать плохой закон, хороший закон, гениальный, но если люди привыкли нарушать законы и не обращать внимание ни на УК, ни на УПК, они не будут ему следовать. Они станут нарушать хороший закон с той же легкостью, что и плохой.

А ведь милиция устроена совершенно нелепым образом. Там, где бездельники, – штаты чудовищно раздуты. Там, где люди реально работают, – их остро не хватает.

И ситуация по мере так называемой «реформы МВД» только усугубляется.

Давайте вспомним: первое, что сделали в ее рамках, – разогнали милицию, которая боролась с организованной преступностью. Похоже, потому, что эти люди добились выдающихся успехов в своей борьбе. Не люблю хвалить представителей государства, но что было, то было. Хотя некоторые успехи были случайны, мафии был нанесен колоссальный урон. По странному совпадению, немедленно после этого борцов с оргпреступностью переквалифицировали в борцов с экстремизмом, то есть с политическим противником.

Затем была ликвидирована транспортная милиция, и в результате этого правонарушения на транспорте стало институционально сложно контролировать. Ведь раньше транспортная милиция тесно сотрудничала с транспортной прокуратурой – теперь прокуратура осталась транспортной, а бывшая транспортная милиция разорвана между регионами: они почти не могут взаимодействовать.

Далее: если преступление совершено в поезде, который идет через всю страну, и никто не знает, в какой конкретный момент оно совершено, то вообще неизвестно, кто его должен расследовать.

Наконец, была ликвидирована милиция по охране спецобъектов. Это вообще нонсенс: лучшие подразделения милиции, которые носили элитный характер и чем-то напоминали ФСБ. Они охраняли атомные электростанции и прочие объекты повышенной опасности.

Как только их ликвидировали, произошла серия терактов на гидроэлектростанциях, о которых, кстати, предупреждали. Потому что обычная милиция, в силу своей специфики, не может выполнять эту функцию.

И, при всей глупости официального реформирования милиции, – даже ко мне почти непрерывным потоком идут письма, которые пишут сами милиционеры… Это видно по стилистике, по употребляемым словам: пишет человек, который, что называется, «в теме». Он не всегда может трех слов связать, но он говорит о фактах, которые постороннему наблюдателю неизвестны и даже непонятны. Из предложений, содержащихся во многих таких письмах, – указание на необходимость полной ликвидации отдельных структур управления МВД на уровне федеральных округов. Это нарост, который никакие вопросы не решает и совершенно не имеет смысла – за исключением проведения контртеррористических операций в масштабах целых округов. Хотя, если «модернизация Северного Кавказа» будет продолжаться подобными темпами, эта потребность может появиться уже скоро.

Похоже, ситуацию на Северном Кавказе, как это ни парадоксально, окончательно сломало создание Северо-Кавказского федерального округа. Нельзя принимать управленческие решения, которые способствуют дестабилизации положения.

Ведь сегодня федеральный округ, насколько можно понять, – инструмент объединения правоохранительных структур и их вывода из-под влияния губернаторов. И, когда Южный федеральный округ объединяет, помимо Северного Кавказа, Калмыкию и русские регионы, то различные национальные культурные и административные особенности этих регионов друг друга в целом уравновешивают, и вы получаете управленческую структуру, которая является российской.

Если же вы, как было сделано, выделяете зону социальной катастрофы в отдельный округ – вы поднимаете вот эту культуру социальной катастрофы на уровень федерального округа. Ее там просто некому компенсировать, один Ставропольский край с этим справиться не может.

Я хочу четко зафиксировать, что население этих территорий как таковое в этом не виновато. оно оказалось в ситуации реальной социальной катастрофы по разным причинам, в том числе и не имеющим к ним отношения.

Но давайте учитывать реальность: сейчас эта обособленность федерального округа, с моей точки зрения, внесла серьезный и болезненный вклад в обострение ситуации на Северном Кавказе, которое далеко уже вышло за пределы не только Чечни, но и всего Восточного Кавказа. Уже сейчас и на Западном Кавказе, и в Ставрополье складывается, без преувеличения, критическая ситуация, преодолеть которую можно только радикальным изменением всей кавказской политики России.

В первой половине декабря 2010 года покрывание «правоохранительными» органами еще одного зверского и демонстративного убийства, совершенного этническими бандитами, переполнило чашу терпения общества и вызвало массовый стихийный протест.

Этот протест вызвал страшный испуг и истерику правящей тусовки, искренне готовой считать выдвижение лозунгов «Хватит убивать русских!» и «один за всех, и все за одного!» экстремизмом.

Между тем требования российской общественности вполне умерены и совершенно справедливы. Если перевести язык улицы на обычный литературный, главное требование – это прекращение дискриминации русских (разумеется, не по крови, а по культуре): требование равных прав, вне зависимости от принадлежности к той или иной национальности или диаспоре. За одно и то же правонарушение представители различных национальностей должны нести одинаковое наказание, и принадлежность к этнической мафии, в том числе кавказской, не должна обеспечивать безнаказанности совершения преступлений.

Вторым ключевым требованием, широко распространенным в общественных обсуждениях (в том числе в Интернете), является уничтожение финансовой базы преступности. Ведь республики Северного Кавказа буквально купаются в потоках федеральных денег – в то время как их население живет в чудовищной нищете и безысходности (которые, насколько можно понять, и порождают терроризм). Куда деваются деньги? Раньше предполагалось, что они мирно воруются, обеспечивая согласие соответствующих вождей племен на формальное пребывание контролируемых ими территорий в составе России.

Однако, похоже, они воруются отнюдь не мирно, похоже, они идут на финансирование захвата остальной России: на скупку лучших земель в соседних регионах (часто с предварительным запугиванием их хозяев), на повсеместный захват бизнеса, на скупку оптом и в розницу продажных чиновников, на организацию преступных (в первую очередь кавказских) банд и создание для них надежных не только юридических, но уже и политических «крыш».

Россия, по сути дела, финансирует криминальную агрессию против самой себя, агрессию кровавую, сопровождающуюся чудовищными по цинизму показательными убийствами, жестокость и безнаказанность которых призваны запугать население России, сломать его психологически и превратить в бессловесных покорных рабов.

Россия – отнюдь не только Москва – восстала против этого: пока мирно.

Граждане России требуют от государства прекращения финансирования криминальной агрессии: обеспечения жесткого финансового контроля за федеральными средствами, направляемыми на Северный Кавказ, и приведения объема этих средств к среднероссийскому уровню.

Это не ухудшит жизнь населения Северного Кавказа: ему и так, насколько можно судить, не достается «с барского стола» практически ничего. Это ухудшит жизнь лишь, как называл их великий Фазиль Искандер, «допущенных к столу», которые от разочарования могут стать новыми террористами и потому заслуживают пристального превентивного внимания как правоохранительных, так и специальных органов.

Этих двух шагов – обеспечения равноправия и прекращения государственного финансирования как минимум потенциального бандитизма – вполне достаточно для решения «проблемы Северного Кавказа».

Но, помимо изменения всего режима функционирования «правоохранительных» органов, для удовлетворения требований общественности необходимо еще и коренное преобразование всей бюджетной политики Российской Федерации…

Бюджет спекуляций и вооружений

Бюджет каждого года традиционно планируется с очень сильным занижением: в него закладывается большой «запас прочности». Раньше всегда безумно занижалась прогнозная цена нефти, а сейчас на 2011 год она установлена в 75 долларов за баррель – занижено, но меньше, чем в прошлые годы.

Причина в том, что часть «запаса прочности» получена другим способом: занижением базы 2010 года, которая заложена в бюджет в качестве его основы. Реальная ситуация намного лучше плановой.

Судите сами: предполагалось, что за IV квартал дефицит федерального бюджета вырастет с 2,2 % ВВП – это отчет на 1 октября – до 5,3 % ВВП, заложенных в расчеты к проекту бюджета. Более того: в конце декабря министр финансов Кудрин официально заверил председателя правительства Путина в том, что годовой дефицит бюджета составит 4,3 % ВВП – при том, что по состоянию на 1 декабря он составлял все те же 2,2 % ВВП. Понятно, что этого просто не могло быть, – и действительно, несмотря на колоссальный рост дефицита бюджета (достигшего в декабре почти 876 млрд рублей по сравнению с 911,5 млрд за предшествующие одиннадцать месяцев), годовой дефицит составил лишь 3,9 % ВВП.

Соответственно, Резервный фонд на 1 октября 2010 года по отчету Минфина составлял 1,3 трлн рублей. А бюджет 2011 года подсчитан, исходя из того, что к 1 января следующего года величина этого фонда упадет до жалких 343,7 млрд рублей! То есть почти триллион рублей средств Резервного фонда предполагалось потерять за один-единственный IV квартал. Понятно, что так не бывает – и так и не было на самом деле: несмотря на увеличение расходов в декабре по сравнению с ноябрем более чем вдвое (причем половина этих расходов не была обеспечена текущими доходами), Резервный фонд сократился за декабрь с 1,3 трлн до 775,2 млрд рублей. Соответственно, вот вам и финансовый резерв более чем 430 млрд рублей только в Резервном фонде: эти средства можно направить на любые дополнительные цели.

Счетная палата, насколько следует из ее заключения, не знала перед принятием бюджета Госдумой и подписанием его президентом, откуда в нем возьмутся заложенные туда в качестве доходов 700 млрд рублей, но мы только что нашли более половины этой суммы только по одной-единственной статье! Безо всякого занижения цен на нефть, которое тоже обеспечивает бюджету весьма весомые нефтяные сверхдоходы.

К сожалению, на юридическом языке такой «запас прочности» называется «недостоверностью», а его наличие прямо противоречит Бюджетному кодексу, который еще в незапамятные времена установил, что бюджет России должен быть не только красив, но еще и достоверен, то есть честен.

Но для составителей проекта бюджета это требование, похоже, пустой звук.

Помимо этого, проект бюджета делался откровенно неряшливо, что породило как минимум одно сногсшибательное открытие. Так, на 120-й странице пояснительной записки к бюджету написано, что в 2011 году 1 млрд 683 млн рублей будет направлено из федерального бюджета в региональные на подготовку и проведение Всероссийской переписи населения. Той самой переписи, и подготовка, и проведение которой закончились – нельзя сказать, что успешно, но полностью закончились, – в 2010 году.

Если бы эти деньги были направлены на обработку материалов, на вознаграждение задним числом наиболее добросовестных переписчиков – вопросов бы не возникло. Но слова – упрямая штука, они имеют смысл: в 2011 году предполагается направить 1,7 млрд рублей на «подготовку и проведение» переписи, которые закончились в 2010 году.

В 2011 году будут расходы на обработку и публикацию материалов, но это другой этап, и называется он по-другому.

Этот конфуз объясняется тем, что сроки переписи несколько раз переносились, и в Минфине, скорее всего, просто забыли в очередной раз внести изменения в текст. А 1,7 млрд рублей для федерального бюджета – небольшая сумма.

Но это все равно вопиющая небрежность, невероятная халатность!

Случаются якобы арифметические ошибки – я c этим сталкивался в начале 2000-х годов, – когда региону нужно было подбросить дополнительно в одном случае 70, в другом случае 150 млн рублей – даже не исправляли формулу расчета трансфертов. Никаких обоснований не писали, а, как я понимаю, просто стирали ластиком расчетное число и вписывали в таблицу нужную сумму, которая не согласовывалась со всеми остальными числами в ней.

Но такого не было, по-моему, никогда.

Бюджет – квинтэссенция, наиболее концентрированное выражение политики государства. Ведь что бы государство ни делало, так или иначе это обязательно отражается в бюджете. Как только вы что-то начинаете делать, вы кому-то платите, и это отражается в бюджете.

Так вот, несмотря на все разговоры о модернизации, это бюджет не модернизации, – а продолжающейся деградации. И, наконец, это предвыборный бюджет, что делает его качественно более красивым, чем бюджеты 2012 и 2013 годов. Теперь подробней.

Прежде всего, нам официально заявляют об инновационной модернизации. И по ней народ уже истосковался, потому что люди понимают, что это не широкополосный Интернет, не энергосберегающие лампочки, о которых все давно уже забыли, и даже не заочная перебранка двух руководителей.

Так вот, бюджет-2011 не предусматривает практически никаких мер по стимулированию модернизации. Даже таких простых, как налоговые льготы на обновление основных фондов. Мы все знаем про Сколково, мы все понимаем, что предоставление льгот фирмам, которые раньше работали во всей России, а сейчас переместятся туда, будет стоить некоторых денег. Но прямого расчета, сколько стоит Сколково бюджету в виду сокращения налоговых поступлений, я в бюджете не нашел, а это означает, что, скорее всего, даже реализация сколковского проекта будет отодвинута на неясную перспективу.

А когда мне отвечают, что не будет, то, значит, масштабы этого проекта на момент принятия федерального бюджета были неизвестны просто потому, что в нем отсутствуют конкретные расчеты.

Других мероприятий, направленных на модернизацию, просто нет, что, по сути дела, дезавуирует официальные заявления о модернизации и дискредитирует руководителей, которые эти заявления делают.

Ситуация, когда руководители страны говорят про модернизацию и тут же направляют в Госдуму бюджет, в котором модернизация не просматривается, производит шоковое впечатление.

Результаты, которые предполагается получить при помощи федеральных программ, просто смешны: они исчисляются в километрах автомобильных дорог и железнодорожных путей. Это масштаб, который совершенно не соответствует глубине проблемы, задачам, поставленным тем же президентом перед экономикой и обществом.

Помимо налоговых послаблений, государство устанавливает «правила игры» и может установить их так, чтобы производимая по его заказу, по его требованию продукция была конкурентоспособной.

Государство имеет возможность в обмен на налоговые льготы, или государственные кредиты, или субсидии и даже прямые инвестиции потребовать от бизнеса выполнения вполне конкретных обязательств. И то, что бизнес получает от государства, должно быть неразрывно связано с выполнением условий, в которых государство нуждается.

Прежде всего, частный бизнесмен и руководитель госпредприятия при получении от государства какой-либо помощи до выполнения своих встречных обязательств должен положить загранпаспорт на полку. И должно существовать правило, что он может выезжать за границу только под личную ответственность того чиновника, который предоставил ему государственную помощь. Потому что у нас, к сожалению, выросло поколение людей, которые другого языка не понимают.

Без этого никакая модернизация не получится.

С другой стороны, если составители бюджета с самого начала убеждены, что модернизация обречена, и закладывают фактический отказ от нее в федеральный бюджет, тогда, может, не надо позорить президента хотя бы по этому направлению? Может, стоит честно предупредить его об этом?

Возвращаясь к условиям модернизации: чтобы что-то производить, нужно сначала расчистить рынок для производства. Сегодня все, что мы делаем руками, Китай делает дешевле, а половину делает еще и лучше. В этой ситуации необходим разумный протекционизм, хотя бы на уровне Евросоюза.

И это тоже касается бюджета, потому что протекционизм сразу будет зафиксирован в нем – с одной стороны, в ввозных пошлинах, с другой – в налоговых поступлениях от развивающегося национального производства.

Так что было бы желание: модернизацию проводить можно и в бюджет ее проявления закладывать, соответственно, тоже. Но этого не сделано.

Расходы на национальную экономику, в которую, по логике, должна быть включена основная часть модернизационных расходов, предполагается к 2013 году увеличить на жалкие 2,3 %, что в реальном выражении означает их сокращение почти на 10 %.

Если отвлечься от разговоров о модернизации, реальные приоритеты государства, которые выражаются в динамике его расходов на различные направления, сами по себе вызывают не менее серьезную тревогу, чем противоречие этих приоритетов официально заявляемым.

Как вы думаете, какой главный приоритет деятельности федеральных властей? Наша интеллигенция по старой привычке все время говорит о военно-полицейском характере бюджета. Полицейского характера в бюджете нет, как будет показано ниже, о военном скажем чуть позже, но главный приоритет совершенно иной: финансовые спекуляции.

Расходы на обслуживание государственного долга, то есть не на его погашение, а только на выплату процентов, предполагается увеличить более чем вдвое. В 2010 году они равны 280 млрд рублей, а в 2013 превысят 600 млрд!

В условиях наличия у государства огромных финансовых резервов, как в бюджете, так и в Банке России, заимствование средств на открытом внутреннем рынке является не более чем поощрением финансовых спекуляций – и, возможно, тесно связанной с ними коррупции.

То есть пока государство говорит про инновационную модернизацию и борьбу с коррупцией, его реальным приоритетом являются финансовые спекуляции, возможно, связанные с коррупцией. Потому что непрозрачней работы с государственными долгами, насколько я могу судить, только торговля оружием.

Второй по значимости приоритет – национальная оборона. Армию разваливают с такой скоростью, как будто наши военные руководители надеются на свою защиту в случае чего армиями стран НАТО или какой-нибудь Швейцарии, а российская им только мешает. Доходит до того, что Рязанское воздушно-десантное училище теперь будет готовить военных священников.

Расходы на оборону вырастут почти на две трети. Но при таком министре обороны и в целом уровне военного руководства, обусловливающего всю политику в области обороноспособности, просто непонятен смысл увеличения военных расходов. Такое ощущение, что они все равно пойдут на закупку непонятно чего непонятно по каким ценам и какого качества. Если бы эти деньги честно направили на закупку табуреток, я бы понял, но из бюджета это не следует. До наведения порядка в военных финансах накачивать армию деньгами – значит снижать эффективность их использования.

Полагаю, военное руководство России себя зарекомендовало однозначно, и никаких вопросов по уровню его компетентности и даже добросовестности ни у кого даже возникнуть не может.

Помимо финансовых спекуляций и армии, у государства есть еще два приоритета. Это охрана окружающей среды, расходы на которую вырастут более чем на четверть, и образование, расходы на которое вырастут на 17 %, что представляется абсолютно правильным. Но режет глаз динамика их роста: в предвыборном 2011 году они увеличиваются резко, а затем стагнируют или даже снижаются.

Такое ощущение, что перед выборами, в 2011 году, избирателей задабривают, а потом хоть трава не расти…

На описанных четырех пунктах перечень реальных государственных приоритетов заканчивается! Рост расходов на все остальные статьи в номинальном выражении очень низок, а в реальном выражении эти расходы сокращаются.

Так, например, расходы на национальную безопасность и правоохранительную деятельность увеличатся совершенно незначительно, за три года на 6,6 %. С учетом инфляции, которая даже по официальному прогнозу превысит за эти три года 11 %, это означает сокращение реальных расходов. А ведь стране грозят не столько внешние военные угрозы, – на армию как раз расходы увеличиваются весьма существенно, – а в первую очередь, терроризм и организованная преступность, которым должны противостоять ФСБ, МВД и Федеральная служба контроля за незаконным оборотом наркотиков.

Сейчас широко объявлена реформа правоохранительных органов. По идее, она должна сопровождаться увеличением финансирования, но этого не наблюдается. И возникает простой вопрос: может быть, предоставление правоохранителям беспрецедентных прав является простой компенсацией сокращения реальных бюджетных расходов? Мол, на тебе пистолет – и крутись, как знаешь?

У нас теперь такой подход к модернизации? Наше государство понимает коррупцию и силовой рэкет как инструмент самофинансирования?

И на фоне общего сокращения весьма странно выглядят некоторые статьи данного раздела. Скажем, органы пограничной службы. 2011-й – предвыборный год, поэтому расходы на них растут на 2,1 %, а в 2012 году падают на 6,5 %. Это понятно и привычно. Но в 2013 году они резко подскакивают, увеличиваясь почти на 21 % – на 15,3 млрд рублей.

То есть в следующем после выборов президента году наше государство предполагает начать бурно оборудовать и обустраивать какую-то границу. Возникает вопрос: неужели с Белоруссией? Ведь все остальные необустроенные границы России можно начать обустраивать хоть завтра – никаких политических преград, требующих дождаться сначала президентских выборов, этому нет. Сегодня граница между Россией и Белоруссией – это сказочное место: вы едете ночным поездом в Минск, и никакая таможня, никакие пограничники вас истошным воплем не будят… С этим предполагается покончить?

У нас действительно практически открытая граница с Монголией. Во многих местах очень слабенькая – с Китаем. Почти нет границы с Казахстаном. Но если это кого-то тревожит, зачем ждать президентских выборов? Можно прямо сегодня это начать делать, учитывая те огромные финансовые резервы, которые лежат без всякого видимого движения в бюджете. А вот если, начав разрушать отношения с Белоруссией, кто-то хочет довести их до полного развода, до создания границы, – да, этого просто так не сделаешь, лучше подождать до выборов.

Рассматривая другие расходы, мы видим, что, например, расходы на культуру увеличиваются за три года на ничтожнейшие 1,9 %.

Знаменательна их динамика. В 2011 году они растут на 10 %, а потом резко сокращаются. Та же логика: 2011 год предвыборный, надо деятелей культуры подкормить, чтобы они правильные слова говорили про «Единую Россию» и очередного «единственно верного» кандидата, а потом их можно как-нибудь и на самофинансирование переводить – в рамках реформы бюджетных организаций.

Но вот что интересно: на кинематографию расходы начинают сокращаться уже в 2011 году. Вот, насколько можно понять, с чего Михалкова потянуло на авторские права! И расходы бюджета на кино сократятся очень существенно: в 2011 – на 4 %, а в 2012 – более чем на 15 %, и это все в номинальном выражении, без учета инфляции.

Причина, думается, в том, что кинематография – это длительный производственный процесс. И фильмы, которыми будут агитировать за партию власти в 2011, да и в 2012 году, уже сняты.

Перейдем к другим «париям Минфина».

Расходы на здравоохранение за три года должны увеличиться на жалкие 0,7 %, то есть в реальном выражении сократиться почти на 10 %. При этом в 2011 году рост составит 8,4 %, а в 2012 – 3,3 %, то есть под президентские выборы его работникам еще чего-то дадут. А в 2013 году нас, вероятно, всех уже от всех болезней вылечат, в результате чего расходы сократятся сразу более чем на 10 %.

Главным разделом, главной статьей здравоохранения является амбулаторная помощь. она важнее стационарно-медицинской, потому что это поддержание работоспособности до того, как человек заболел чем-то серьезным.

Так вот, амбулаторная медпомощь идет под нож. В 2013 году ее финансирование сократится по сравнению с 2010 годом в полтора раза – на 47 млрд рублей. То есть самая главная статья здравоохранения кардинально сокращается.

Расходы на стационарное лечение увеличатся в 2011 году на 12 %, а за три года они вырастут немного, не на суммы сокращения финансирования амбулаторной помощи. Но в стационаре человека лечат, когда он уже заболел уже чем-то серьезным. Это намного дороже, чем не допускать болезни вообще при помощи профилактики или купировать ее амбулаторным лечением; в масштабах страны это неэффективно, непроизводительно.

Наконец, проект бюджета-2011 носит принципиально асоциальный характер, предусматривая сокращение расходов на социальную политику на 11,3 %. Это сокращение вызвано повышением ставок обязательных социальных взносов, которое, по мысли составителей проекта бюджета, должно привести к повышению их доходов и сокращению потребности в финансировании из федерального бюджета.

Однако несправедливость всегда неэффективна: усугубление существующей системы, при которой чем человек богаче, тем меньше (в относительном выражении) он платит налогов, а честность из-за запретительно высокого налогообложения малых и средних зарплат обращена в привилегию имущих, уже выталкивает российскую экономику и, в частности, зарплаты в «тень». Это приведет к ускорению снижения собираемости обязательных социальных взносов и не к облегчению, но, напротив, усугублению финансового положения социальных фондов, в том числе Пенсионного.

Проект бюджета не содержит отчета Минфина об исполнении бюджета 2009 года (не говоря уже о бюджете первой половины 2010 года) и тем более – доклада Счетной палаты на аналогичную тему.

Это не позволяет быть уверенным, что ранее сделанные ошибки и неточности выявлены, исправлены и не перенесены в проект бюджета на 2011 год.

Среди этих ошибок наиболее наглядной представляется нежелание государства получать доходы от своей собственности (доходы от одного-единственного СП «Вьетсовпетро» традиционно составляют более половины всех указанных доходов федерального бюджета; правда, в проекте бюджета-2011 они целомудренно не выделяются).

А нежелание получать доходы от своей собственности создает обоснование для либерального тезиса о ее принципиальной ненужности и даже обременительности, который, в свою очередь, активно используется для оправдания стратегии распродажи (порой по-прежнему напоминающей раздачу) государственной собственности России иностранному капиталу.

Ротшильды забирают Россию?

Непрерывно меняющаяся статистика иностранных инвестиций показывает: несмотря на прирост к показателям прошлого года, инвестиции в основной капитал в Россию остаются на очень низком уровне. И, что самое главное, они в разы меньше, чем так называемые спекулятивные инвестиции. То есть это деньги, которые приходят в Россию, чтобы сделать другие деньги и тут же из нее уйти.

Более того: даже наблюдаемое нами улучшение статистики носит динамический характер. Я сам в 1992 году, когда все рушилось, придумал замечательную формулировку: замедление темпов спада. То есть спад продолжается, но, если вчера он был 20 %, а сегодня 17 %, то это уже позитивная динамика, ею можно гордиться.

В первой половине 2010 года в экономику поступило 30,4 млрд долларов иностранных инвестиций, что на 5,5 % меньше, чем в первой половине 2009 года. То есть если раньше спад был 30 % и даже больше, то сейчас он снизился до 5,5 %. Еще немного подождем, цены на нефть подрастут, глядишь, и спад иностранных инвестиций прекратится. однако параллельно со спадом и замедлением притока иностранных инвестиций идет другой процесс – ускорение оттока российских инвестиций.

Вот иностранцы вложили в Россию 30,4 млрд долларов – на 5,5 % меньше прошлогоднего. Российские же инвесторы вложили за пределы России 51,1 млрд долларов, и сумма этих вложений выросла на 17,5 %. То есть инвестиционное сальдо не просто отрицательное: оно очень быстро и очень наглядно нарастает. И сейчас отток наших инвестиций за рубеж превышает приток иностранных в Россию более чем в полтора раза.

Это напоминает старый анекдот о том, как уже очень пожилой муж говорит жене, с которой прожил долгую супружескую жизнь: «Знаешь, дорогая, оказывается, то, что мы с тобой 30 лет считали оргазмом, называется астма».

То, что мы двадцать лет подряд считаем иностранными инвестициями, на 88,9 % является иностранными кредитами и спекулятивными вложениями. Кредиты нужно возвращать, спекулятивные вложения могут быть вывезены в любую минуту. Это касается даже того, что официально считается прямыми инвестициями: в первой половине 2010 года в Россию пришло 5,4 млрд долларов прямых инвестиций. Из них кредиты, полученные от зарубежных совладельцев организаций, превысили 2 млрд долларов, то есть 40 %, если говорить грубо. Даже то, что мы считаем прямыми иностранными инвестициями, более чем на 40 % являются кредитами, которые нужно возвращать. А то, что называется прочими инвестициями, – 24,3 из 30,4 млрд – это все кредиты (торговые и прочие). И радоваться нечему. Потому что долгосрочные кредиты сокращаются, а краткосрочные, которые выдаются на срок до полугода, выросли в первой половине 2010 года в 2,5 раза. И именно за счет них удалось избежать обвального сокращения прочих иностранных инвестиций.

Для лучшего осознания увлекательной статистики стоит вспомнить событие, которое, с моей точки зрения, не получило должного резонанса, потому что одна часть аналитиков просто не понимает его смысла, а другая, как мне кажется, боится прослыть неполиткорректной, а то и потерять работу.

Осенью 2010 года компания «Русал» господина О. В. Дерипаски предъявила свой список кандидатов в совет директоров «Норникеля». «Норильский никель» – это не просто наше все, это мировое все, это 80 % палладия, огромная часть платиноидов, не говоря уже о титульном никеле. То есть это одна из немногих российских компаний, которая является глобальным монополистом, почти абсолютным. Жалкий «Газпром», с его 30 % европейского газа, просто смешон на фоне контроля за 80 % мирового рынка палладия. Этот металл необходим для автомобильной промышленности, чтобы выхлопы «железных коней» были чище и чтобы в Москве можно было дышать не только ночью.

Так вот, в этом списке оказался не только А. С. Волошин, ради которого «Русал» якобы и затеял переизбрание совета директоров, но и скромный тихий финансист по имени Даниэль Ротшильд. Ротшильд и Дерипаска знают друг друга достаточно давно, по полуофициальным данным, познакомились еще в 2003 году.

Семья Ротшильдов – один из столпов Финансового интернационала. Он устроен по-другому, чем Коммунистический, там никогда не было никакой иерархической структуры, не ходил по коврам товарищ Сталин с трубкой и вообще никаких официальных постов не существовало. Это была и есть сеть формально вполне равноправных участников, объединенных общими взглядами, ценностями и интересами. В силу колоссальных ресурсов, которые они могли привести в движение, их влияние намного превышало и превышает влияние даже наиболее мощных правительств.

В силу большей гибкости Финансовый интернационал, в отличие от Коммунистического, сохранился до наших дней.

Раньше у него было две доминанты – группы Ротшильдов и Рокфеллеров. Сейчас возвышение Китая добавляет третью: это замечательный китайский бизнес. Он тоже представляет собой глобальную финансовую сеть, которая уже интегрируется в Финансовый интернационал.

Эти сети, безусловно, переплетаются, пересекаются, проникают друг в друга. Это живые общественные организмы, влиятельность которых исключительно велика.

Справка

Как Великобритания купила Суэцкий канал

У египетского руководителя того времени, хедива, вдруг стало не хватать денег. Когда либеральные реформаторы или живущие на грани средневековья арабские руководители начинают испытывать нехватку денег, они занимаются приватизацией – распродажей страны по кусочкам. И хедив, как какой-нибудь Чубайс, решил продать имеющийся у него пакет акций Суэцкого канала. Первым подсуетился премьер-министр Великобритации Дизраэли. Он описывает, как это случилось, в одном из своих писем, которые стали достоянием гласности.

Деньги были нужны срочно, и премьер Дизраэли – второй человек Великобритании после королевы! – попросился, именно попросился на прием к Ротшильду. А формально Дизраэли был тогда вторым человеком мира, потому что Британская империя того времени – самая могущественная держава, причем с огромным отрывом от всех остальных. И вот второй человек мира смиренно просится на прием к финансисту, и тот его принимает.

Но, поскольку у финансиста много дел, он принял премьера за обедом. И вот Ротшильд кушает, к нему входит премьер Дизраэли – и в своем письме он не вспоминает, чтобы его пригласили за стол, налили чаю, – и его спросили, что ему нужно.

Премьер Дизраэли очень вежливо и смиренно объяснил, что вот хотелось бы купить для Ее Величества Суэцкий канал. Замечательную деталь приводит Дизраэли в своем письме: Ротшильд взял виноградинку с блюда, откусил ее, подумал и поинтересовался, каковы гарантии. «Гарантии английского правительства», – ответил Дизраэли. Ротшильд не спеша доел виноградинку и сказал: хорошо, вы получите эти деньги. И Суэцкий канал перешел во владение Великобритании вплоть до египетской революции и национализации. А если бы Ротшильд, например, подавился этой виноградинкой, этого теоретически могло бы и не случиться.

Вот что такое империя Ротшильда.

Финансовый интернационал – структура, непрозрачная столь же, сколь и влиятельная.

Историю многих стран мира нельзя толком понять без учета борьбы Ротшильдов и Рокфеллеров, их жесткой конкуренции.

Это не значит, конечно, что есть какая-то «мировая закулиса», где сидят проклятые враги, всем портящие жизнь и всеми манипулирующие. Это не так.

Финансовый интернационал – это сеть, в нем тоже есть столкновение интересов, ими тоже можно манипулировать. У его представителей тоже далеко не все получается, они тоже не всесильны. Мне нравится ответ Черчилля на вопрос, почему англичане не антисемиты: «Потому что мы не считаем себя хуже семитов».

К слову сказать, попытка Ротшильда войти в Россию через совет директоров «Норильского никеля» в итоге не удалась.

Но попытка эта была весьма знаменательной. Когда представитель глобальной финансовой сети официально входит в совет директоров компании, он как бы «метит территорию». Это символический жест, схожий с поднятием над кораблем флага той или иной страны. Корабль может принадлежать кому угодно, но он ходит под определенным флагом – и это символ. И вхождение Ротшильда в совет директоров «Норильского никеля» стало бы, с моей точки зрения, символом того, что эта корпорация, глобальный монополист находится под юрисдикцией Российской Федерации чисто формально, а реально он входит в орбиту империи Ротшильда.

Попытка осуществить символическое действие не удалась. Но вопрос о том, какое отношение имеет «Норильский никель» к России, по самому факту совершения этой попытки перестает быть тривиальным, перестает быть глупым. Потому что правильный ответ звучит так: «А мы не знаем». Потому что мы действительно не знаем, какие и у кого с кем там отношения. Вчера у них вроде бы не получилось, а может быть, получится завтра? Или получилось уже сегодня днем, просто в неявной форме?

Попытка обозначила вектор интересов, а для такой всесокрушающей силы, как империя Ротшильдов, осознание своего желания есть уже значимое продвижение к его реализации.

Стоит напомнить: в 2007 году отец Натаниэля Ротшильда лорд Джекоб Ротшильд вместе со своим сыном вошли в консультационный совет компании «Русал». Сын Натаниэль Ротшильд входит в совет директоров компании Дерипаски «En+», которой принадлежит 47,4 % самой компании «Русал». В самый тяжелый для Дерипаски период, в критический момент кризиса 20082009 годов, когда «Русал» пытался договориться более чем с семьюдесятью банками о реструктуризации долга в 17 млрд долларов, компания «Русал» взяла своим консультантом именно Инвестиционный банк Ротшильдов. То есть Ротшильды помогали им урегулировать вопрос о долге в 17 млрд долларов.

Но такие услуги даром не оказываются – и оплачиваются отнюдь не деньгами, а влиянием.

В самом деле: если вы спасли кому-то шкаф, – вы оказали услугу на стоимость этого шкафа. Если же вы спасли кому-то жизнь – эта услуга не имеет оценки: человек обязан вам жизнью. Вполне вероятно, что Дерипаска оказался в таком же положении по отношению к империи Ротшильдов. Он им не должен какую-то сумму денег – он им просто обязан. Это может быть оформлено, а может и нет. Но такое предположение представляется практически правомерным.

То, что фонд «Натаниэль Ротшильд Инвестман» участвовал в размещении акций «Русала» и купил полпроцента акций за скромные 100 млн долларов, – это деталь, которая лишь подтверждает: действительно, Ротшильды территорию пометили. Но вообще-то это территория России. И она России очень важна. Ведь у нас нет других монополистов в глобальном масштабе. Не хочу произносить пышные слова вроде «распродажа Родины», но подобрать другие для описания происходящего сложно.

А когда речь идет о распродаже Родины, бессмысленно говорить о том, хорошую или плохую цену за нее заплатили. Как говорится в рекламе одной из систем пластиковых карт, есть вещи, которые нельзя купить за деньги. Продавая то, что нельзя купить за деньги, вы нарушаете некоторые нормы. И, похоже, российское государство к нарушению этих норм уже готово.

Претензий к Дерипаске в связи с изложенным нет: он бизнесмен и живет в другой системе координат. Бизнес – это организм, который функционирует ради извлечения прибыли. Задача государства – поставить его в такие рамки, чтобы это его стремление не просто оказывалось совместимо с жизнью общества, но и приносило обществу пользу. Поэтому здесь вопросы к государству, к регулирующим органам, к людям, которые говорят, что любые иностранные инвестиции – это всегда хорошо.

Могу привести конкретные примеры. В 1989 году западноевропейские инвесторы скупили сахарную промышленность Венгрии – и сейчас у Венгрии нет своего сахара. Потому что конкурирующую отрасль просто закрыли и забыли о ней навсегда.

Когда сейчас говорят, что у Венгрии безумный дефицит бюджета и страна не может бороться с этим дефицитом, потому что тогда у них будет безумная безработица, – нужно вспоминать, как иностранные инвесторы, скупив, просто закрыли значительную часть венгерской промышленности, чтобы избавиться от конкуренции с ее стороны.

Аналогичная ситуации сложилась в Латвии. Диктатор К. И. Ульманис, доведший свою страну до бурной радости по поводу введения в нее советских войск, демонстративно пил чай с тремя ложечками сахара: потому, что в стране было три сахарных завода, и он помнил о каждом из них. Это деньги, это рабочие места, это независимость.

Эти заводы успешно работали – и даже развивались – и при советской власти. Но, когда в Латвию пришли иностранные инвесторы, заводы были закрыты, а производство сахарной свеклы резко сокращено: никакому бизнесу, даже иностранному, не нужна конкуренция.

Таким образом, иностранные инвестиции – явление неоднозначное.

И здесь, как и везде в экономике, весь вопрос в регулировании. Поэтому, когда наши реформаторы приветствуют любые иностранные инвестиции как символ счастья, цивилизации и будущего прогресса, они, как минимум, подтасовывают факты. Исторически иностранные инвестиции приветствовались в нашей стране, чтобы получить лишнюю гарантию необратимости реформ. Грубо говоря, либеральные реформаторы затаскивали в Россию глобальных инвесторов, которые обладали огромным влиянием, чтобы сделать их своими политическими заложниками и превратить их в своих защитников как в мире, так и внутри России. Чтобы любые проблемы либеральных реформаторов означали для глобальных инвесторов прямые убытки. Это был стратегический и политический замысел: к экономике он имел небольшое отношение.

Теперь к распространенному мифу о том, что иностранные инвестиции обеспечивают-де передачу сверхсовременных, передовых технологий.

В 1990 году был проведен тщательный международный аудит такого замечательного предприятия, как «ЗиЛ». Это была заря новой эры, все пылали энтузиазмом, все верили в лучшее. И вот западные консультанты, тщательно исследовав этот завод, о котором мы привыкли говорить исключительно в нецензурных терминах, пришли к выводу, что там стоит хорошее оборудование, он намного превышает западные фирмы по качеству персонала, а единственная проблема – это плохое управление. Это естественно, потому что маркетингу никто не учил, управление было ориентировано под централизованно планируемую экономику.

Иностранные инвестиции, хоть и не в обещанных масштабах, но пришли, – и сегодня ситуация иная. Найти у нас квалифицированного рабочего крайне тяжело. Найти приемлемое оборудование тоже – и иностранные инвестиции мало помогли этому процессу. Мы видим, что едва ли не единственная технология, которая была передана в полном масштабе и повсеместно, – это технология завязывания галстуков менеджерами среднего звена. Где-то передача технологий была, где-то нет, но обычно передача технологий осуществлялась в лучшем случае путем продажи готового оборудования с уничтожением соответствующих российских производств.

Так что, к сожалению, в отношении иностранных инвестиций у нас очень много необоснованного оптимизма и очень мало понимания того, что глобальные инвестиции, вообще говоря, являются элементом глобальной конкуренции. Если глобальный инвестор покупает у вас завод, даже иностранный, то этот завод больше не ваш. И он, может быть, при определенной ситуации даже перестанет платить вам налоги. Потому что есть система вывода собственности в офшоры, при которой минимизируются налоги, выплачиваемые на данной территории. То есть вместо полноценного завода, который дает вам рабочие места, налоги и прибыль, вам остаются только рабочие места.

Если у вас состояние социальной катастрофы, вам выбирать не приходится. То есть я допускаю, что в начале 1990-х годов действительно выбирать не приходилось: придите хоть кто-нибудь, дайте хоть что-нибудь, мы отдадим все. Эта логика неправомерна, но она была понятна в состоянии катастрофы.

Но что за катастрофа происходила у нас на протяжении всех 2000-х годов, которые называются тучными, щедрыми и богатыми, что официально воспроизводилась и воспроизводится логика, будто иностранный инвестор – наше все?

И когда руководство России в разы сокращает перечень стратегических предприятий, оно при этом еще извиняется, что какие-то предприятия признаются стратегическими. Напомню, у нас в 1990-е годы была попытка приватизации заводика, который производил шифровальную технику для наших спецслужб. Причем приватизация производилась израильской фирмой. Произошел грандиозный скандал, поэтому приватизация не удалась. Но вообще-то говоря, если бы скандала не было, то все было бы нормально. У нас немало ситуаций, когда приватизация такого рода удавалась.

Россия стремительно движется к состоянию Африки. В недрах этого континента тоже много полезных ископаемых – только населению Африки от богатств ее недр почему-то почти ничего не достается: основная часть недр принадлежит иностранным инвесторам. Там люди начинают умирать с голоду или устраивать революции, когда цена на пшеницу подскакивает на 10 %.

Термин «враг» ушел в прошлое вместе с холодной войной. Нет больше маньяков, которые хотят нас убить, потому что мы коммунисты, или, например, славяне, или, например, русские, или, например, они думают, что мы ходим по улицам заснеженной Москвы в обнимку с пьяными медведями и кагэбэшниками. Маньяки кончились. Никто не уничтожает народы из ненависти. А вот если существование народа мешает повысить рентабельность бизнеса с 10 до 15 % – такой народ уничтожается. Не потому, что его кто-то ненавидит, а потому что он мешает. Мы живем в стране, которой принадлежит от 16 до 22 % мировых богатств, а наш народ составляет менее 2 % населения Земли.

Давайте представим ситуацию. Есть Земля, есть какое-то количество богатств. Нам принадлежит 16 %, а нас всего 2 %. Знаете, в такой ситуации приходится очень сильно крутиться, чтобы сохранить хотя бы эти богатства. Не потому, что нас кто-то не любит. Просто прибыльность глобального бизнеса проще всего повысить именно за наш счет. Есть комбинат «Норильский никель», который дает огромную прибыль. Вопрос: кому будет принадлежать эта прибыль – российскому народу, российской бюрократии, человеку, который вовремя приватизировал этот завод, или глобальному бизнесу? И когда глобальный бизнес говорит, что хотел бы повысить норму прибыльности за счет завода, это не война, это не враги – это конкуренция.