Путь России. Новая опричнина, или Почему не нужно «валить из Рашки» Делягин Михаил
Не сомневаюсь: он всерьез собирается бороться за второй срок – это естественно для любого нормального президента.
Однако популярность демократов очень низка, и глобальную экономическую депрессию Обама не переборет: этот фактор будет главным на выборах 2012 года.
Как в современных демократиях меняются настроения населения, известно всем: при помощи нанесения по кому-нибудь мощного военного удара.
Такой удар по Ирану будет чудовищной ошибкой со всех точек зрения, кроме предвыборной – мы не только по американским, но и по некоторым другим политикам видим, что перед выборами все другие точки зрения просто перестают существовать.
Выборы состоятся в начале ноября 2012 года – значит, для корректировки их результата удар по Ирану надо наносить либо весной, либо в октябре. С мая по сентябрь в Иране слишком жарко: высокоточное оружие плохо наводится. Дай бог, чтобы это оказалось просто размышлениями, аналитикой, чтобы мы пережили 2012 год, выдохнули с облегчением и сказали: «Пронесло».
Нас, России, эта война непосредственно, в сугубо военном плане, коснется только в одном случае: если кто-то в нашем руководстве решит не соблюдать нейтралитет, а помочь уважаемым США. Например, предоставит военные аэродромы в качестве «аэродромов подскока» для операций в Иране, предоставит транзит грузов не только в Афганистан, но и для ведения операций против Ирана – может быть, с территории Афганистана, окажет еще какую-то помощь в военном плане, а не в политическом.
Если это случится, Иран ответит. И мы окажемся в одной дырявой калоше с Израилем и получим волну не только ваххабитского, но и шиитского терроризма, что значительно страшнее. В том числе и потому, что народы, исповедующие шиитское направление ислама, традиционно очень хорошо относятся к России – и разрушать это отношение своими руками недопустимо. Бывают с представителями этих народов, естественно, конфликты, но пока они остаются преимущественно бытовыми, а не стратегическими.
Надеюсь, что такого развития событий удастся избежать, что наше руководство будет как минимум придерживаться нейтралитета. Потому что все иное было бы чудовищной ошибкой – а мы сделали их уже достаточно.
Правда, при анализе российско-иранских отношений последних лет возникает ощущение, что в нашем руководстве завелся новый Козырев, который не понимает даже того, что, когда женщина говорит «нет», это повышает ее авторитет. И этот человек – или эта группа лиц – обеспечивает, по сути дела, проституирование в области внешней политики, которое очень сильно видно в отношении именно Ирана.
При этом почти никаких ответных шагов со стороны американцев (кроме разве что новых разговоров о ВТО), никакой нашей поддержки в обмен на нашу помощь в отношении Ирана и Афганистана нет! Американцы даже свертывают программу борьбы с наркотиками в Афганистане, которая была неэффективна, но они хотя бы ее вели для вида, – а ведь производство наркотиков в Афганистане под заботливой опекой американских военных объективно направлено на уничтожение населения в первую очередь России.
И если мы будет столь же толерантны, терпимы и в отношении войны в Иране, если она начнется, – новое падение авторитета России произойдет в глазах не только мусульманского мира, но и тех же самых американцев. Ведь вряд ли клиент, покупающий проститутку, уважает ее.
Когда американцы увидят, что руководство России легко купить и почти любая позиция нашей страны может быть изменена по первому свистку (или по первому предъявлению чековой книжки), – о нас будут просто вытирать ноги. Даже больше, чем в начале девяностых годов.
В отношении развития военных действий существует большая опасность, что как только американцы нанесут удар обычным оружием, к ним присоединятся израильтяне, понимая, что наиболее доступной мишенью для Ирана являются они. Причем они могут нанести сразу же удар ядерным оружием, стремясь причинить максимальный ущерб, чтобы минимизировать ответный удар.
И такой удар Иран, безусловно, нанесет.
Не только по Израилю, не только по войскам США, включая, вероятно, и базу на Диего-Гарсии. По идее, Иран должен был подготовить серию не страшных в военном отношении, но болезненных психологически операций возмездия на территории самих США.
В США живет примерно миллион иранцев, бежавших от исламской революции. У большинства из них есть дети, и многие за прошедшие более чем двадцать лет изменили свой взгляд на исламскую революцию – примерно как белая эмиграция к моменту принятия сталинской Конституции в значительной степени изменила свой взгляд на Советскую Россию. И найти среди этого миллиона разочаровавшихся в американском образе жизни, которых можно завербовать, в том числе, для совершения терактов, – вполне разумная, реальная, решаемая задача.
С другой стороны, американские спецслужбы могли перевербовать часть иранской агентуры в США, чтобы эта часть под их контролем совершала какие-то не спровоцированные ничем пугающие террористические акты, производящие сильный психологический эффект, потрясающие воображение, но не наносящие слишком больших потерь. Эти теракты станут безупречным, логичным и красивым поводом для американского удара по Ирану.
Вспомним, как после 11 сентября 2001 года американская элита завизжала: смотрите, на нас напали, смотрите, это бин Ладен – мочи его! А потом он в видеообращении еще во всем и признался, и все были рады, и США по уши увязли в залитых кровью Афганистане и Ираке.
А потом прошли годы, и отставные специалисты ЦРУ публично и официально признались, что все видеозаписи с Усамой бин Ладеном фальсифицированы американскими спецслужбами. Они назвали места съемок и людей, которые их осуществляли, – а на самом деле бин Ладен ничего этого не говорил и, вполне возможно, был совершенно ни при чем. И Талибан, который его не хотел выдавать, тоже. Да, талибы, конечно, плохие люди – взрывали исторические статуи Будды, – но на фоне планомерного уничтожения древнейших памятников человеческой цивилизации, которым вполне сознательно занимались США в Ираке, чтобы шокировать иракский народ и сломать его волю к сопротивлению, это преступление как-то меркнет.
Так вот, какой-то спектакль наподобие разыгранного 11 сентября 2001 года и после него может быть разыгран и для обоснования удара по Ирану.
Мы видим сегодня совершенно явно и отчетливо гармоничное сочетание системного интереса американо-израильских элит и корыстных текущих интересов американских демократов.
Первый заключается в том, чтобы любой ценой не допустить выхода Ирана в число региональных держав первого ряда, то есть стран, обладающих атомным оружием. На самом деле не менее важно не допустить развития в Иране мирного атома – значительной сети атомных электростанций – так как это кардинально повышает экономический потенциал страны и, соответственно, ее конкурентоспособность, ее значение для всего Ближнего и Среднего Востока.
Корыстный же интерес американских демократов заключается в том, чтобы выиграть выборы в ноябре 2012 года.
И вот этот стратегический и тактический интересы, совпадая, создают патовую ситуацию, возможность мирного выхода из которой неочевидна.
Следующая проблема заключается в том, что атомную программу Ирана, которая официально позиционируется как мирная программа, в ее сегодняшнем состоянии вряд ли можно остановить исключительно военными средствами. Она слишком разветвлена и прошла уже слишком большой путь.
Военными средствами ее можно лишь затормозить на несколько лет, но именно затормозить. Поэтому американцам нужно нанести Ирану максимальный ущерб, чтобы на возможно более долгое время отодвинуть восстановление атомной программы. Кроме того, им надо попытаться нанести удар так, чтобы изменить всю внутреннюю политическую ситуацию в Иране. Программа-максимум – привести к власти проамериканское правительство, благо наличие либеральной «пятой колонны» и серьезных либеральных настроений в Тегеране доказано массовыми беспорядками. Но, поскольку приход такого правительства вряд ли возможен, американцам объективно надо стремиться к выполнению программы-минимум: хаотизации ситуации в Иране, чтобы любому его руководству было не до атомной программы, чтобы в технологическом отношении Иран провалился в прошлое до состояния невозможности восстановить ее.
Как говорилось по поводу Югославии, кстати, демократами, – «вбомбить в каменный век», то есть уничтожить инфраструктуру. Это не ограниченный удар, это уже удар, направленный на системное разрушение общества, на нанесение максимального ущерба, на долговременный подрыв экономики и уничтожение руководства.
Существенно, что многонациональный характер Ирана (достаточно вспомнить, что в нем живет больше азербайджанцев, чем в самом Азербайджане, а юг Ирана и Пакистана образует Белуджистан) может позволять американцам надеяться на его распад.
Эти возможные надежды бредовы, но по нападению на Ирак мы знаем: помимо прочего, США умеют делать и ошибки.
А удар по Ирану будет иметь катастрофические последствия для всей мировой экономики.
Первая в истории человечества локальная ядерная война – это ужасно, но экономические последствия хуже.
Для мировой экономики есть вещь страшнее войны: это депрессия.
Если удар по Ирану будет масштабным, он не сможет экспортировать нефть, что нанесет страшный урон экономике Китая. Длительность прекращения зависит от глубины и продолжительности хаотизации ситуации в Иране, но даже относительно недолгий перебой в поставках иранской нефти в Китай затормозит его развитие.
Сегодня единственное, что удерживает мировую экономику от падения в глобальную депрессию хуже Великой депрессии рубежа 20-30-х годов XX века, – это спрос, который предъявляет Китай.
Перестав быть генератором глобального спроса, он столкнет мировую экономику в глобальную депрессию – состояние, в котором отсутствие спроса надежно блокирует развитие, а стагнация поддерживает сама себя.
Даже временное торможение развития Китая обострит его внутренние социальные и межрегиональные проблемы, что станет дополнительным внутренним фактором этого торможения – и, следовательно, удерживания мировой экономики в депрессии.
В принципе глобальная депрессия, равно как и усиление «глобальной турбулентности», должна усилить конкурентные позиции США – неважно, психологического и управленческого лидера мира или «тихой гавани».
Кроме того, удар по Ирану спровоцирует рост религиозного самосознания, всплеск исламского шиитского самосознания, предельно радикализованного, по всей Европе. Европа – это человек с мусульманской гранатой в желудке, да и США, хотя и в меньшей степени. И эта граната может быть взорвана американским ударом по Ирану.
Однако если ответный удар Ирана напугает инвесторов, а мусульманская реакция в Европе окажется относительно слабой, США не станут «тихой гаванью», а доллар ослабеет или вступит в зону флуктуации.
В зоне риска находится и английский фунт, ибо Великобритания традиционно поддержит США и также может попасть под ответный удар.
Удорожание нефти, общая нестабильность и сваливание мировой экономики в депрессию усилит проблемы Европы. Новый виток ухудшения глобальной конъюнктуры может вынудить Германию и Францию отказаться от спонсирования «слабых звеньев» зоны евро. Это не приведет к ее распаду, ибо правительства стран-неудачниц утратили способность к самостоятельному денежному управлению; кроме того, связанные с евроинтеграцией, евро и европейскими ценностями стереотипы прочны. Наиболее вероятен вариант лишения стран Южной Европы (кроме Италии) прав влиять на денежную политику зоны евро и претендовать на заметную помощь с их сохранением в этой зоне (на правах Черногории).
Отказ от евро возможен лишь при выходе из еврозоны Франции или Германии, но это неосуществимо: еврозона выгодна для них как для наиболее развитой ее части, и потому будет сохранена. Однако страх перед разрушением будет подтачивать евро сам по себе.
В результате валютами – «убежищами» будут уже резко подорожавший швейцарский франк (а «зоной безопасности» – территория в 300–600 километров от границ Швейцарии, в зависимости от направления) и норвежская крона (из-за удорожания энергоносителей). Наибольший же прилив средств ожидает кризисную «классику» – золото.
Для России удар по Ирану финансово выгоден, так как повысит цену нефти. В условиях глобальной депрессии наличие нефтедолларов существенно повысит значение нашей страны (как и значение арабских нефтедобывающих стран) и как рынка сбыта продукции развитых стран.
Это обеспечит терпимость Запада, который перестанет скорбеть об отсутствии демократии в России и начнет требовать от нее только стабильности, что приведет к смене политической ориентации заметной части правящего класса, пока придерживающейся либеральной риторики.
Однако перебои с поставками нефти активизируют Китай, и российскому руководству придется увеличить экспорт в него энергоносителей, а возможно – и прямо допустить китайские корпорации к добыче энергоносителей. Это ускорит крайне опасное для нас изменение баланса сил не только в Средней Азии, но и на всех территориях к востоку от Урала.
Это будет изменение глобального масштаба – однако его значение и характер всецело зависят от будущего развития Китая: если третья волна кризиса после США и Южной Европы накроет его, подобная пугающая нас сегодня интеграция окажется практически безопасной для России.
Китай: надежда мира и новые тревоги
Центр экономической мысли перемещается в Китай
Мир приближается к поворотному пункту развития человеческой цивилизации. Таким было общее заключение, которое сделали эксперты из различных стран на серии прошедших недавно в Пекине и Шанхае международных конференциях по проблемам глобального развития и взаимодействия различных мировых центров. С китайской стороны организаторами этих международных встреч были такие влиятельные общественные центры, как Китайский фонд внешнеполитических проблем и Шанхайский институт международных отношений. С российской – международный фонд «Диалог цивилизаций».
Специалисты разных стран достаточно подробно и дотошно исследовали современный этап мирового экономического и политического кризиса, стараясь выработать общую точку зрения на происходящее и прояснить перспективы развития человечества. И, несомненно, на первый план дискуссии выходили вопросы ближайшего будущего – как пойдет кризис, какие ответные меры может принимать мировое сообщество или, наоборот, не в состоянии принять, как это показали последние встречи G8 и G20.
Происходящие в последние годы обсуждения такого рода все более ярко и внятно показывают тотальное банкротство либеральной экономической мысли, неспособной даже воспринять проблемы, стоящие перед современным миром. Фактически, в отличие от конференций, организуемых преимущественно западными странами, здесь прозвучал конкретный материалистический анализ истоков и объективных параметров протекающего мирового финансового кризиса.
Сейчас в Вашингтоне и во всех европейских столицах, включая, впрочем, и Москву, по-прежнему доминирует так называемый «Вашингтонский консенсус», сформировавшийся в начале 80-х годов и оформленный окончательно в конце десятилетия. Он является общей установкой западных стран на предельную либерализацию всех экономик – максимально развязывание частной инициативы, максимальное освобождение бизнеса, приватизацию, снятие всех барьеров для бизнеса и принудительное устранение государства из экономики в максимально возможных масштабах. По сути дела, это разрушение всех преград на пути экспансии крупнейших корпораций и превращения их из национальных в глобальные.
Именно в рамках «Вашингтонского консенсуса» шли, а в социально-экономической сфере идут и по сей день преобразования в России, несмотря на крупнейшие катастрофы и поражения, которые за последнее время потерпело это направление. Достаточно назвать и финансовый разлом 2008 года, и менее объемные кризисы 1997–1999 годов, не говоря уже о складывающихся итогах российских либеральных реформ.
Именно «Вашингтонский консенсус» диктует социально-экономическую политику не только почти всего постсоветского пространства, но и почти всех неразвитых стран.
Благодаря ему, собственно говоря, постсоветские государства впадают в отсталость и превращаются в недоразвитые придатки более мощных центров экономической силы…
«Вашингтонский консенсус» полностью исчерпал себя еще во время кризиса 1997–1999 годов, к которому он, собственно, и привел. Его порочность в том, что он не позволяет развиваться странам, менее развитым, чем Европа, Соединенные Штаты Америки и Япония, превращая их не более чем в источник ресурсов и рынок сбыта для глобальных корпораций.
Именно поэтому мир отворачивается от либеральной экономической мысли, все более полно сознавая, что она выродилась в не более чем обоснование нового глобального колониализма, банкротство которого происходит на наших глазах.
Западные экономические конференции становятся все менее содержательными: из-за жесточайшего диктата пресловутой «политической корректности» на них зачастую просто не о чем говорить. Обсуждение мелких деталей интересно лишь для узких специалистов, а обсуждение фундаментальных вопросов развития на основе либеральной парадигмы попросту невозможно в силу ее вопиющей неадекватности.
В результате центр современной экономической мысли – пока на уровне международных дискуссий – постепенно перемещается на восток, прежде всего в Китай.
Страны, отказавшиеся от либерального подхода к выработке своей социально-экономической политики, демонстрируют весьма заметные на фоне остальных успехи. На постсоветском пространстве это модернизирующийся Казахстан и Белоруссия, при скудости своих ресурсов являющаяся нормальной цивилизованной страной, а не кусочком вымирающей Африки. За его пределами это Малайзия и, конечно, Китай, давший имя единственно адекватной в современных условиях модели развития.
Китайская модель развития – ключ к успеху
Стержнем китайской модели развития является жесткий государственный контроль за «командными высотами» экономики – в первую очередь ее финансовой системой и лишь затем за инфраструктурой и сырьевыми отраслями. Это обеспечивает эффективное развитие хозяйства в интересах общества в целом, а не отдельных фирм и спекулянтов.
Китайская экономическая политика основана на идеях устойчивого развития (хотя этот термин практически не употребляется). Ее ключевой постулат: денежная масса должна эмитироваться по потребностям не внешнего рынка, как предусматривает «Вашингтонский консенсус», а исключительно по потребностям национальной экономики.
Государство же должно вмешиваться в хозяйственное развитие не только в качестве необходимого регулятора, но и в качестве непосредственного организатора развития.
Американская пропаганда старательно продвигает расистский по своей сути тезис о том, что китайская культура, являясь по сути культурой гениального по эффективности (что американцы, скрепя сердце, все же вынуждены признать) копирования, в принципе не способна к созданию ничего принципиально нового. Это-де обрекает Китай на стратегическое поражение в глобальной конкуренции и делает всякое долгосрочное сотрудничество с ним не только бессмысленным, но и смертельно опасным, как опасен всякий союз с заведомым неудачником.
В этой пропаганде нет ничего принципиально нового: американские «аналитики» и их либеральные подпевалы в Москве еще с 1992 года настойчиво проповедовали неизбежный, по их мнению, распад Китая. Зачем развивать отношения со страной, которая не сегодня-завтра рухнет? – вопрошали нас тогда не потому, что верили, а для того, чтобы не допустить стратегического союза наших стран.
Эти планы провалились во всех отношениях. Но сегодняшняя пропаганда неспособности китайцев к творчеству особенно забавно (да и цинично) выглядит на фоне высочайших достижений технического и общественного развития, впервые открытых именно китайской цивилизацией, – от фарфора, компаса и ракет до бумажных денег.
Весьма существенно, что китайское руководство хорошо понимает как необходимость, так и сложность перехода от массового копирования чужих технологий (пусть даже сопровождающегося их совершенствованием) к открытию качественно новых технологических принципов. Системная работа в этом направлении, масштабы которой неуклонно увеличиваются с каждым годом, началась более 10 лет назад. Тогда Китай, как пылесосом, стал собирать со всего мира (далеко не только из России, как у нас иногда думают) самых разнообразных специалистов, стремясь не только получить от них конкретные знания, но и перенять культуру создания нового.
К настоящему времени нет однозначного ответа на вопрос о способности Китая преодолеть качественную ступень к открытию новых технологических принципов (на сегодня ее преодолели лишь США и Великобритания, да еще наша страна не до конца, несмотря на все усилия либерального руководства, покинула этот уровень). Однако настойчивые усилия и некоторые локальные технологические прорывы, совершенные Китаем (в частности, в рамках политики качественного технологического рывка, начатой как раз осенью 2008 года, в момент перехода глобального кризиса в открытую фазу), позволяют предположить, что в течение следующего десятилетия эта задача будет решена.
Строго говоря, в Китае успешно построена усовершенствованная и приспособленная к рыночным условиям модель советской экономики.
«Китайское чудо» вызвано тем, что его руководство смогло воплотить в жизнь примерно ту же политику, которую должен был (и вполне серьезно собирался!) взять на вооружение Советский Союз в начале восьмидесятых годов. Удалось бы – вместо «китайской модели» и «китайского чуда» сегодня говорили бы: «советская модель» и «советское чудо», а уровень развития нашей страны был бы намного выше китайского, ибо стартовые позиции несоизмеримы. Но даже развитие СССР годовыми темпами в 4 %, как это было в первой половине шестидесятых, ставило бы нас на лидирующую позицию в мире. А что бы было, если бы Гайдар и Чубайс не определили по американской указке все важнейшие элементы экономической и финансовой политики развала, а на ведущих государственных должностях были бы люди другого склада, патриотичные и высокоталантливые? А они есть у нас. Не будем их перечислять – просто чтобы не подставить их (особенно находящихся на госслужбе) под превентивную «зачистку» со стороны либеральных фундаменталистов, вновь разворачивающих в России свое политическое наступление.
Увы, в силу разных причин это не удалось. И сегодня стремительное возвышение и укрепление Китая вызывает вполне понятные опасения.
Попытки разрушить партнерство тщетны
Стремительно пустеющий, нищающий и скатывающийся едва ли не в хаос бунта Дальний Восток (в котором уже появились вполне реальные партизаны, вызвавшие бесхитростным лозунгом «Бей ментов» сочувствие едва ли не всей России) представляет собой все более зияющий вакуум по соседству с Китаем, численность безработных в котором почти вдвое превышает численность всего населения России.
Простое сопоставление с отечественной практикой строго логичной и созидательной политики китайского руководства, которое занимается не спекуляциями, а развитием, и за коррупцию не назначает на высокие должности, а расстреливает, создает практически на пустом месте единую энергосистему, а не уничтожает доставшуюся ему от предков, – вызывает вполне понятный и обоснованный ужас.
Развитие Китая – не только страшное обвинение в адрес российского руководства. Это еще и фактор страха: если сосед растет и крепнет, а твоя страна деградирует на глазах – опасения вполне понятны. Особенно если обратить внимание на практическое уничтожение российской армии, боеспособность которой существует, по-видимому, только в официальной пропаганде, – и на настоящее, а не фиктивное перевооружение армии китайской.
Эти понятные страхи активно раздувают западные пропагандисты и российские либеральные подпевалы. Страх представителей развитых стран понятен: Россия остается стратегическим партнером Китая, что при всех рисках существенно повышает устойчивость обеих стран при любой интенсивности «глобальной турбулентности». Мир расходится на макрорегионы – и при продолжении жестко антироссийского курса Запада отталкиваемая от Европы Россия может перестать балансировать между двумя мирами и занять роль «надежного тыла» Китая.
Подрыв российско-китайских отношений, возбуждение в России страха перед «желтой угрозой» и враждебности к Китаю представляется вполне логичным элементом глобальной конкуренции США против Китая.
И мы видим, что эти настроения растут.
И мы видим рост китайского влияния в России, подкрепляющий эти настроения.
Однако китайское влияние в России всегда, практически при любых обстоятельствах будет слабее западного: так устроена наша цивилизация, наша культура. Кроме того, влияние США имеет тотально разрушительную силу для русского социума, внедряясь и меняя само «ядро» нашей цивилизации. И это ежедневно делается через американизированное телевидение, американизированное образование и, наконец, через государственное внедрение американских постулатов «политической корректности» и «толерантности». В то же самое время китайское влияние практически не затрагивает наших встроенных и имманентных нам цивилизационных характеристик. Недаром еще Александр Невский сделал выбор в пользу взаимодействия с Ордой в противовес европейской католической экспансии, а близкие нам народы, сделавшие противоположный выбор и предпочетшие союз с Западом (или оказавшиеся не в силах сопротивляться ему), утратили своеобразие и самостоятельность, а в ряде случаев и просто перестали существовать.
Что же касается территориальной целостности России, говорить об угрозе китайской агрессии могут лишь люди, принципиально не желающие знать ни китайскую культуру, ни современную китайскую политику.
Во-первых, традиционная ставка Китая состоит в движении на юг. Это четко показывают как китайские эксперты, указывая на энергичные действия КНР по формированию совместной финансово-экономической зоны со странами АСЕАН, так и сама китайская политика, последовательно осуществляющаяся на протяжении последних 20 лет.
Во-вторых, китайская стратегия заключается не в захвате, а в просачивании в направлении слабо контролируемых пространств. Китайская цивилизация не захватывает территории, а насыщает их собой и переваривает – причем многие страны Юго-Восточной Азии, экономики которых на 80 % контролируются китайцами, сохраняют не только формальную, но и реальную независимость.
В-третьих, для основной массы китайцев российская территория слишком холодна, чтобы быть привлекательной, а многие наши обычаи просто опасны. Достаточно сказать, что из-за относительной дороговизны водки в Китае китайцы не имеют привычки к крепкому алкоголю и в России зачастую просто спиваются, чего мы не видим из-за закрытости китайских сообществ.
С точки зрения стратегии Китай, по оценкам китайских ученых и практических специалистов, прекрасно понимает неустойчивость нынешней глобальной стабильности и поэтому максимально заинтересован в сохранении нынешней расстановки мировых сил. Именно поэтому в партийных документах КПК была принята концепция «гармонизации внешних и внутренних отношений», чему и была посвящена значительная часть китайских выступлений. Это означает, что КНР будет максимально стремиться к улучшению стабильных отношений с США, которые обеспечивают ежегодный приток долларовой массы в КНР порядка 250 млрд долл., за что Китай и покупает долговых обязательств на 30–40 млрд долл. в год, поддерживая дефицит американского государственного бюджета. Но подобная схема не может действовать бесконечно долго, а ее возможный крах повлечет за собой свертывание китайского импорта и остановку огромного количества экспортно ориентированных производств. Это безработица в объемах десятков, если и не сотен миллионов, и социальная напряженность, которая и так имеет место в Китае в значительных масштабах. Именно к этому критическому моменту готовятся в КНР, расширяя внутреннее производство, закладывая новые масштабные проекты прежде всего в инфраструктуре и фундаментальной науке.
В китайской среде экспертов осознают и стратегическую важность России как «главного тыла» в предстоящем и неизбежном противостоянии с Америкой. Оно – утверждали китайские эксперты в кулуарах – уже проявляется в региональных конфликтах и в попытках США окружить КНР сплошной «стеной сдерживания». Однако главное противоречие в складывающихся отношениях между Пекином и Вашингтоном – идеологическое: США четко делают недвусмысленную ставку на внедрение «оранжевой перестройки и гласности» в китайскую внутриполитическую систему. А опыт в этом отношении СССР и Горбачева хорошо усвоен китайскими стратегами. Расчленение Китая приведет к миллионным жертвам и отбрасыванию Китая с пика цивилизационных процессов во тьму архаики. Ведь любое ослабление централизованного политического контроля тут же повлечет за собой экономический сепаратизм и социальные взрывы небывалого масштаба.
И последнее по порядку, но не по важности. Китайское руководство прекрасно сознает, что любая попытка территориальной аннексии со стороны Китая обрушит и без того шаткое равновесие в мире, вызовет волну синофобии и нанесет самому Китаю ущерб, несопоставимый с ресурсами сколь угодно больших захваченных территорий.
Поэтому до 2019 года (когда закончится очередной «большой цикл» развития Китая) реальной угрозы России с этой стороны практически не существует.
Потенциальные же опасности вызваны не силой или враждебными устремлениями Китая, но слабостью России и, в первую очередь, неадекватностью российского государства. Оздоровление нашего государства и общества, укрепив Россию, устранит и эти опасности – хотя нам предстоит пройти еще долгий путь, чтобы доказать китайцам свое возвращение к нормальному развитию от разрушительных либеральных реформ.
Обоюдное понимание высокой вероятности этой перспективы существует как в России, так и в Китае и представляется гарантом действительно взаимовыгодного, несмотря на все многочисленные проблемы и инциденты, сотрудничества.
Выстраивая свои отношения на основе баланса между Западом и Китаем, Россия должна внимательно изучить опыт Казахстана, который уже довольно длительное время успешно балансирует подобным образом между тем же Китаем, Россией и исламским миром.
Новое евразийство
Летом 2010 года в Астане прошел Третий Евразийский экономический форум. Слово «Евразийский» в названии форума – термин не политический, а географический и мировоззренческий.
Казахстанское руководство, в отличие от нашего, у представителей которого почти все размышления о Евразии сводятся в разных формах к пошлой шутке про Азиопу, четко фиксирует наличие в мире глобального и региональных экономических пространств и то, что мир постепенно разделяется на макрорегионы. Одним из макрорегионов объективно является Евразия, то есть основная часть постсоветского пространства: это Россия, Казахстан, Средняя Азия, отчасти Восточная Европа.
В Казахстане категорически не говорят о Советском Союзе, потому что в СССР у Казахстана не было независимости, а некоторое время и государственности. Но казахстанские аналитики интенсивно изучают то, каким именно образом постсоветское пространство должно войти в будущую глобальную конкуренцию. Здесь у них очень определенные и вполне новаторские взгляды.
Форумы проводятся раз в год. Я присутствовал впервые. Шестьсот делегатов и еще огромное количество прессы и просто людей, которые слушают, из 34 стран, более 90 международных организаций – кстати, значительная часть стран представлена именно членами международных организаций. Над стремлением к массовости и привлечению международных чиновников можно посмеиваться, но, когда выступают три нобелевских лауреата – у них разные взгляды, разная специфика, – это все равно заслуживает внимания.
Говорю без всякой попытки лести: когда начал говорить Н. А. Назарбаев, я стал записывать. Я не ожидал по нашей российской привычке, что слова президента могут быть интересными и важными, а они таковыми оказались. Я хочу слышать все это из уст своего президента, а не чужого. Но это была специальная лекция, уровень конкретики, который содержал очень внятные предложения для мирового сообщества и очень жесткие задачи для казахстанской государственности.
Подписание Таможенного союза произошло сразу после завершения Форума. Это фантастическое достижение, учитывая, сколько раз срывались попытки такого рода и как болезненно шли переговоры с Белоруссией. Это достижение всех трех стран, но главным образом – Назарбаева, который уже долгое время пользуется своим уникальным авторитетом для продвижения интеграционной тематики.
У нас ведь только два руководителя постсоветских государств с 1991 года остаются у власти – он и Э. Рахмонов. Назарбаев бросил свой авторитет на чашу весов безоглядно: на протяжении всех лет он старался обеспечивать евразийскую интеграцию. И ему многое удалось.
Есть мелочи, которые бросаются в глаза: например, Назарбаев произносит приветствие по-казахски, как положено, а дальше говорит по-русски. Это особенно впечатляет на фоне премьера Казахстана, который выступает на следующий день и свое выступление произносит по-английски. Из уважения к иностранным гостям, вероятно, – хотя большинство таковых было все-таки из России. Когда Назарбаев приходит и уходит, его встречают аплодисментами, зал даже стоит. Но аплодисменты тихие: там не принято громко аплодировать. Вроде небольшое отличие от нас, но очень заметное.
Прежде всего поразил уровень дискуссий в кулуарах. Впечатлили молодые казахстанские специалисты-управленцы, прошедшие программу Назарбаева (всего 35 тыс. человек прошли тщательное обучение со стажировками в большом количестве стран). Для них Россия – это один кейс, Америка – другой, Юго– Восточная Азия – третий. Это просто примеры, которые они в себе совмещают.
Евразийство для них – объединение культур, в том числе управленческих. Попытка выскочить из байства, из феодальных привычек, которые есть, с которыми государство осознанно борется. Нельзя сказать, что полностью успешно, но успехов у них больше, чем у нас, хотя у нас предпосылок вроде бы на два порядка меньше.
Второе, что производит впечатление, – это действительно очень высокий уровень знаний и понимания того, что происходит. Я испытал потрясение, что люди, которые слушали мое выступление, сразу ухватили суть дела, вывернули ее на текущие казахстанские проблемы и начали интенсивно требовать конкретных рекомендаций по решению этих проблем. Причем люди с практическим складом ума очень хорошо понимают базовые теоретические вопросы и сразу видят их взаимосвязь с практикой.
Наша российская беда в том, что есть или гениальный практик, который учился по «Макроэкономикс» и больше ничего не знает, или великолепный специалист в области теории, который в области практики понимает только, что есть такая штука – экономическая деятельность, а что это такое – нужно спросить у специалиста. Так вот, в молодом поколении казахстанских руководителей и экспертов это совмещено.
Естественно, что любой форум проводится в том числе для представительства. И понятно, что Евразийский экономический форум – в том числе для повышения международного авторитета Казахстана. Это естественно, это закон жанра, но дискуссии по широкому кругу вопросов проходили не для галочки.
Казахстанское государство осуществилось за исторически ничтожный срок. Не знаю, выскочат ли они из-под проблем с пережитками феодализма, но задача эта им понятна, они это за собой признают и стараются с этим бороться. И они действительно создали модернизированную молодую элиту, которая получает ключевые должности.
Правда, они присвоили Назарбаеву звание елбасы – «лидер нации». Это очень серьезно отдает феодализмом, но нужно учитывать, что Казахстан как государственность создан руками одного человека. Когда на стене Дворца независимости висит среди прочих большая картина, где за Назарбаевым стоят представители казахского народа, нужно уточнять, что там действительно представители казахского народа, а вот представителей других народов, населяющих Казахстан, – например русских – там почему-то нет.
Но то, что Назарбаев идет на первом плане, по крайней мере, заслуженно. Потому что его государство очень сильно отличается от нашего.
Мы говорим о Казахстане как флагмане на постсоветском пространстве. Флагман по уровню политической, общественной, даже экономической модернизации: они почти все разумные реформы провели до нас. И с меньшими потерями.
И гастарбайтеров из Казахстана в России на порядок меньше, чем из Узбекистана, Киргизии и Таджикистана.
И такое явление как казахстанский бизнес существует, и он серьезно проникает в Россию. Не только в банковской системе, но и в некоторых других сферах.
Кроме того, после уровня квалификации практических управленцев, которые обладают хорошим теоретическим базисом, понятна добросовестность и в целом успешность казахстанского государства.
Могу сказать, что пока казахстанское госуправление производит впечатление вполне успешного. Там есть много смешных вещей, много тех, которые находятся в другой культурной парадигме. Сложно себе представить, например, портрет Путина или Медведева – даже Ельцина! – на фоне представителей российского народа.
Но они очень успешно соблюдают баланс. Таможенный союз – это способ сбалансировать Китай, причем способ, выгодный Казахстану.
Одна из причин, по которой возникли острые и открытые разногласия с Белоруссией, заключалась в резком росте таможенных пошлин для белорусов на ввоз подержанных иномарок.
Казахстан же тихо и спокойно договорился с Россией о льготах, о значительном переходном периоде. И, строго говоря, казахстанское население в связи с этим неудобств не испытало. При этом все происходило тихо и достаточно эффективно.
Я всегда стараюсь общаться с разными людьми, обычно мне это удается, – и в Казахстане общался в том числе и с недовольными существующей ситуацией. С обычными людьми, которые просто несут всех по кочкам, потому что достала бедность.
И могу сказать, что добросовестность их государства производит шокирующее впечатление. Даже когда люди ругают государство, они делают это совершенно не так, как мы. Простой пример: на шоссе, километрах в 30 от Астаны, стоит пост ГАИ, где нужно обязательно затормозить, на моих глазах был остановлен бульдозер, который тащился со скоростью 7 км/ч, но не остановился, проявив тем самым неуважение к местным милицейским хозяевам. А меня везет обычный шофер, и он говорит: а, сволочи, ну ничего, скоро до вас доберутся. И объясняет, что в Алма-Ате гаишников выдрессировали так, что это практически полностью нормальные люди, которые не злоупотребляют своим положением, грамотно регулируют движение, ничего не вымогают. И продолжает: в последнее время правила дорожного движения улучшаются непрерывно и будут улучшаться, милиционеры просто еще не все правила знают, но их скоро прижмут. И что вообще скоро этих постов не останется, их уже стало в два раза меньше.
Это говорит обычный водитель – не депутат, не олигарх, – который ездит по трассе каждый день. И нельзя сказать, что он шибко лояльно относится к государству: он настроен вполне критично. Я хвалю дорогу – ну вправду хорошая дорога, – а он начинает рассказывать, какие неприятности с ее строительством когда и у кого были связаны.
Но он демонстрирует общий позитивный настрой, и получается, что государство старается и в целом улучшает ситуацию.
Другим человеком, который очень сильно ругался, была сказана потрясающая фраза. Я вообще в принципе не цитирую людей, которые лояльны и говорят, что все хорошо и будет еще лучше: это неинтересно. Но вот жестко критикующий ситуацию человек говорит: ничего, последние два года идет улучшение в части работы государства. Понятно, что экономический кризис обрушивает конъюнктуру и экономическая ситуация сложная, несмотря на восстановительный рост, но ничего, сейчас, вот уже скоро, когда оздоровление дойдет до помощи сельскому хозяйству, вот тогда уже будет ясно, что ситуация нормализовалась.
Что означает такой подход? – Что люди в Казахстане в значительной части сохранили определенный уровень даже не образования, а внутренней культуры, позволяющей видеть перспективу. Они испытывают определенное доверие к государству: видят, что государство старается и у него много что получается. Они думают: ага, сейчас дойдет до сельского хозяйства, и это будет уже критерием существования в принципе нормальной ситуации. Может и не дойти до этого, потому что макроэкономическая ситуация и ситуация в глобальной экономике сложная, – но они воспринимают так.
И это очень серьезно, это самостоятельный фактор экономического развития.
Когда я рассказывал о московской милиции представителям Казахстана, то люди, не бывавшие в России, мне просто отказывались верить. Они говорят: так не бывает. Как милиционер может вымогать деньги? Его же посадят сразу, а отделение разгонят.
Мне поверили лишь потому, что рядом сидел человек, который много ездил в Москву. Он стал приводить конкретные примеры о происходившем лично с ним. Но те, кто нас слушал, остались в полном недоумении: с одной стороны, явная клевета, потому что так быть не может, а с другой – вот сидит нормальный казах, который все подтверждает.
Важно понимать, что Казахстан ни в коем случае не относится к России как вассал к сюзерену.
Хотя уважение велико. Когда его руководство, практически не колеблясь, одномоментно провело очень серьезную девальвацию своей денежной единицы – тенге, тамошние специалисты долго и очень болезненно переживали.
Они боялись, что неправы. Смотрели, что Россия сделала плавную девальвацию, думали, что, наверное, она права – раз она Россия. И только в 2010 году окончательно поняли: правы были они. И поляки, и другие, которые провели аналогичную девальвацию одномоментно. Для них стабильность национальной валюты не фетиш, и они понимают свою достаточно серьезную уязвимость.
Россия остается для них огромным авторитетом, но, к сожалению, в силу снижения эффективности нашего государства его авторитет постепенно снижается.
Когда я говорю, что в Казахстане сложилась государственность, – это значит, что многие люди ощутили себя казахстанцами. Не дай бог вам в нормальном обществе сказать «казахский бизнес», а не «казахстанский». Вы выпадете из контекста. Подумают, что человек не от мира сего. При том что государство вполне национальное.
Казахстан очень болезненно и остро ощущает себя зажатым между несколькими гигантами: Россией, население которой более чем в 10 раз превышает его население, Китаем, население которого более чем в 100 раз превышает его население, и исламским миром. Казахстан интенсивно сотрудничает со всеми.
Смысл евразийства в казахстанском понимании – это обеспечение баланса между огромными субъектами, в том числе в сфере экономики. Одна из наиболее массовых панелей Евразийского форума была посвящена исламскому банкингу, потому что ведение исламского банковского дела в Казахстане разрешено и развивается очень бурно.
Идея евразийства реализована в практической плоскости не Россией, которая является евразийской страной, а Казахстаном, который имеет совершенно незначительную часть свой территории, географически находящуюся в Европе. Более того, они стали председателями в ОБСЕ – Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Это реальные достижения, пусть даже и специфические.
Один из нобелевских лауреатов привел по поводу положения Казахстана пример: как мышка может спокойно жить в одной клетке со львом? Ответ: очень быстро. От себя добавлю: и умно.
И они действительно стараются. Это старание во многом успешно, хотя и не во всем, и производит очень сильное впечатление на человека, который каждый день читает о Сколково, а об инновациях, модернизациях и других замечательных вещах слышит уже года два.
Они хотят решить свои внутренние проблемы, о которых не любят говорить вслух и стараются этого не делать. Они, безусловно, есть: сложности с экономикой, с макроэкономикой, с культурными факторами. Они хотят стать полноценной цивилизованной страной с нормальной демократией, с системой управления, которая не будет мучительно выбираться из байской феодальной культуры. Они хотят достичь такой ситуации, когда не нужно возбуждать уголовные дела против коррупционеров, потому что их нет; смотрят на пример Сингапура, Европы и считают, что могут синтезировать эти пути и построить у себя государство, которое будет успешным или не очень, но окажется культурным, цивилизованным и прогрессивным.
Главным событием этого форума, не считая официальной части, с моей точки зрения, стал круглый стол экономистов, ученых, посвященный парадоксам посткризисного мира и тому, что у нас вообще происходит с глобальным развитием человечества. Там выступил с совершенно великолепным докладом Сергей Юрьевич Глазьев. В России я никогда не слышал такого фундированного и концентрированного изложения.
Глазьев очень убедительно, кратко и емко показал современную ситуацию в мире, в частности, исчерпанность так называемого Вашингтонского консенсуса. Он осуществлялся в России, на всем не только постсоветском, но и на постсоциалистическом пространстве. И не прошел в Казахстане – и именно поэтому последний выглядит относительно благоприятно. Именно потому, что Вашингтонский консенсус не прошел в Белоруссии при А. Г. Лукашенко, Белоруссия выглядит как относительно нормальная страна.
Альтернативы Вашингтонскому консенсусу на сегодняшний день не сформулировано, и не случайно Назарбаев зафиксировал, что наша задача заключается в разработке идеи и механизма введения новой международной резервной валюты взамен доллару.
Это трудная работа, но нужно ею заниматься и посвятить ей следующий форум. Назарбаев говорит об этом уже довольно давно: он сказал первым, и его идею подхватило руководство сначала России, а потом Китая.
Она достаточно сложна в исполнении, но это единственный способ избежать стихийного, а значит, разрушительного урегулирования накапливающихся в мировой экономике внутренних противоречий и дисбалансов. И уже обсуждалась в среде экономистов необходимость выработать новые правила для новой эпохи, которые тоже будут оформлены как некий консенсус, только уже не Вашингтонский, а Астанинский.
Надо сказать, что идея не нова. В апреле 2009 года в Москве обсуждалась аналогичная идея в рамках Московского клуба – есть такой – довольно широким кругом российских экономистов, но российскому государству она оказалась неинтересной в принципе и потому увяла. Тогда речь шла о Московском консенсусе в противоположность Вашингтонскому. Но Астанинский консенсус имеет значительно больше шансов в силу специфики казахстанского государства, чем наш, Московский. И возможно, что он будет действительно оформлен и реализован. По крайней мере, в сознании людей он уже есть.
Астанинский консенсус основан на идеях устойчивого развития, но не оторванных от жизни, а переведенных в некоторых странах, в частности в Казахстане, в практику госуправления. Ключевой постулат: денежная масса должна эмитироваться не по потребностям внешнего рынка, как предусматривает Вашингтонский консенсус, а по потребностям национальной экономики, как это происходит, например, в Китае.
Государство должно присутствовать в экономике в качестве необходимого регулятора, а при надобности – и в качестве непосредственного организатора развития.
Хочу подчеркнуть, что Казахстан, как государство хотя и с огромной территорией, но с небольшим населением, чуть меньше или около реального московского, свято блюдет, насколько могу об этом судить, принцип суверенитета – как своего, так и чужого. Представить себе, что господин Назарбаев официально и публично высказывается о том, что, с его точки зрения, должно делать руководство даже Киргизии, я себе не могу.
Это не просто правила приличия, а понимание, что Казахстан сегодня является обществом, развитым на порядок лучше, более культурным и цивилизованным, тем более в сфере созидания государственности, чем другие страны Средней Азии. И это определяет некоторый разрыв. Потому что люди в этих странах живут в другой реальности.
России нужна интеграция с Украиной, Казахстаном и Белоруссией не столько даже в экономическом, сколько в культурном плане.
Украина – как прививка демократии. Белоруссия – как прививка порядка, в том числе в силовых структурах. А Казахстан – как прививка культуры государственного управления, создания руками целой социальной страты модернизированных современных управленцев.
Разумеется, национальная политика казахстанского государства для нас абсолютно, категорически неприемлема. Но пока российское руководство защищает интересы граждан России преимущественно на словах, в отношении Казахстана нам остается ограничиваться констатацией фактов.
Приложение 2
Россия в Шанхае: успех ЭКСПО-2010 – случайность?
В октябре в Шанхае завершилась выставка ЭКСПО-2010. Официально сообщалось, что ее посещают 600 тыс. человек в день.
Огромное пространство, которое просто запружено народом…
И первое, что потрясает: хорошо продуманная система входа, передвижения и выхода.
Проход через по-китайски жесткую систему безопасности почти не отнимает времени. Днем приходится стоять в очереди на вход не только в отдельные павильоны, но и на всю выставку. Правда, очередь идет быстро.
Потрясает организация пространства. Ходят автобусы, на каждом шагу ресторан. Проблем с туалетами нет вообще, они на каждом шагу – и это не наши голубенькие кабинки: или металлический красивый фургон, или же помещения в стационарных зданиях. Такое не удалось бы у нас на ВВЦ. В этом у Китая уже огромный опыт: Пекин менялся каждый год, приходилось издавать каждый год новые карты.
На каждом шагу дешевая еда, поищете – найдете чуть подороже. Сверхдорогая только в российском павильоне, по-моему.
Огромный торговый центр, расположенный прямо в центре выставки. Колоссальный выбор товаров: от горизонта до горизонта.
Огромные пешеходные проспекты на высоте третьего этажа, по которым вы ходите, накрыты сверху тентами, чтобы солнце не напекло. Высоко, ветерок с речки освежает, вы любуетесь пейзажами вокруг, видите красивейшие павильоны, при создании которых каждая страна старалась изо всех сил.
У главного входа находится китайский павильон – «на правах хозяев» самый большой, он на порядок превышает остальные по своим размерам. Туда надо стоять, наверное, полдня. Рядом вторые по посещаемости павильоны – Израиль и Саудовская Аравия. Понятно, почему они самые посещаемые: во-первых, расположены рядом, во– вторых, Израиль – это технологии, а Саудовская Аравия для китайцев – это экзотика; кроме того, в их павильоне установлена система сверхэффективного светомузыкального воздействия на посетителей.
Нельзя забывать, что для популярности, для посещаемости павильона очень важно еще и расположение. Япония, Южная Корея тоже очень интересны и они тоже недалеко от главного входа, поэтому там тоже огромное количество людей. Наша экспозиция находится на отшибе, в сторонке, идти до нее довольно долго, минут сорок, а по жаре это и просто тяжело.
Но зато по дороге можно посмотреть на павильоны очень большого числа стран. Могу сказать, что первая радость – внешний вид нашего павильона. В первую десятку по дизайну мы входим точно. На мой взгляд, лучший павильон у Латвии – вертикально стоящий рулон полупрозрачной материи. На втором месте – Эстония.
Смысл архитектуры нашего павильона я лично понять не смог: огромные белые гнутые стены, похожие на старую среднеазиатскую крепость, а наверху золотые полупрозрачные ажурные конструкции. Днем, наверное, смотрится не очень, а вот когда начинает темнеть, они ярко сияют таинственным светом. Это безумно красиво. И потом, ведь современный дизайн и современная архитектура не требует, чтобы кто-то что-то понимал. Где-то слышал, что в плане павильон представляет собой древний уральский город Аркаим, один из центров мировой цивилизации еще во времена древнего Египта, но в самом павильоне на это ничто не указывает.
Его конструкция в высокой степени абстрактна, но выглядит красиво, оригинально, необычно – чего еще желать?
Датчане, например, сделали наверху своего павильона прокат велосипедов: они очень красивые, спортивные, и на них по специальной спиральной дорожке можно съехать вокруг здания до самого низа.
Очень красивый павильон у Туркмении, он представляет собой сочетание традиционных народных узоров, мотивов с современным дизайном. Качественно придумано и сделано.
В целом интерес к нашему павильону очень большой. Павильоны сгруппированы по материкам, но даже в группе Европы (которая отчетливо дальше от главного входа, чем группа Азии) наши проиграли конкуренцию за хорошее место таким влиятельным в Китае странам, как Португалия и Белоруссия: их павильоны стоят значительно ближе и потому удобнее, чем мы.
Пешком идти довольно далеко, автобусы ходят не часто, и они маленькие. И по дороге к нашему павильону масса соблазнов. Поэтому до него доходят в основном те, кто не просто гуляет по территории, а идет «смотреть Россию» специально, сознательно, – и в результате каждый стоит трех, четырех, а то и пяти обычных среднестатистических посетителей.
Я пришел в российский павильон за два часа до закрытия и стоял час. И, поскольку дело было уже вечером, очередь по сравнению с обычным временем поредела не менее чем наполовину.
Когда уходил за 20 минут до закрытия – китайцы в очередь на вход в наш павильон еще стояли.
Очень хорошо сделано пространство вокруг него. Начиная с какого-то момента стоишь в очереди с деревянными перилами, все вокруг отделано деревом. Для северян и для Центрального Китая это признак роскоши. Вокруг павильона – довольно узкий, но аккуратный зеленый газон с петляющей речкой. Красиво сделано, в китайском понимании жизни, но при этом в нашем стиле, то есть не рабское копирование, но разговор с ними на языке их культуры.
При подходе к российскому павильону есть забавные бытовые мелочи: когда приходится ждать уже совсем перед входом, роскошные деревянные перила специально поливают водой, чтобы на них не сидели. Это логично: десять тысяч человек в день посидит, а то и больше, – и перила придется на второй день менять. Но я таких фокусов не люблю, так что постелил полиэтиленовую сумочку и из принципа посидел: удобные перила, ничего не скажешь!
Честно скажу: шел смотреть наш павильон с некоторым содроганием. Изначально хотел даже посмотреть остальные, а к нам не заходить – просто чтобы не расстраиваться. Но китайские друзья категорически хотели «смотреть Россию»: мол, в китайский павильон попасть нельзя – так хоть на вас посмотрим! И я им очень благодарен, потому что у меня теперь одной радостью в жизни больше.
Во-первых, очень хорошо организован подход, очень вежливые люди там работают. И наши тоже вежливые, не только китайцы.
Заходишь внутрь – и сразу сердце екает, потому что прямо у входа стоит какая-то безумная, совершенно шизофреническая композиция. Вытянутые деревянные конструкции, раскрашенные в матрешечные, желто-красно-синие цвета… Но потом выясняется, что эта инсталляция сделана из дерева по итогам специального конкурса лучших детских рисунков: дети рисовали город, в котором они хотели бы жить в будущем. Один из городов-победителей назывался Сладкоежинск – думаю, какой-нибудь маленький город с хорошей кондитерской фабрикой можно так и переименовать. И когда смотришь вторую, третью, четвертую инсталляцию, первоначальное впечатление уходит: детский рисунок – это все-таки не совсем реализм, на него надо настроиться.
И тут же рядом с этими инсталляциями в стене маленькие телевизионные экраны, на которых дети-победители рассказывают о том, что они думают, как они представляли, о чем фантазировали и т. д. Это очень трогательно, и это полностью искупает некоторую несуразицу этих инсталляций.
С другой стороны, сами по себе, если абстрагироваться от всего привычного, эти инсталляции даже красивы. От первой шарахаешься, вторую терпишь, а к третьей уже привыкаешь и начинаешь находить в них какую-то прелесть. Всего этих инсталляций штук восемь.
Помимо них, на первом этаже залы трех регионов России – наверное, между ними тоже был какой-то конкурс. Представлены Ямало– Ненецкий автономный округ, Оренбургская и Воронежская области. Два первых из трех регионов связаны с газом: в ЯНАО его добывают, в Оренбургской области – огромный перерабатывающий завод. Но очень правильно, что отобрали регионы, которые мало известны в Китае: не Москва, не Питер, не Нижний Новгород – и не Амурская область. В общем, что-то для них необычное. На первом этаже, по– моему, всего шесть или восемь залов: три региональных, остальные тематические.
Один посвящен инновациям, включая чуть не петриковскую фильтрацию воды, каким-то вузам, каким-то планам и ожиданиям, но дизайн современный и красивый, кругом экраны, с них симпатичные люди что-то рассказывают, – воспринимается хорошо.
Другой павильон посвящен атомной энергии, в нем маленькие экранчики и таблички, на которых предприятия отрасли рекламируют себя, и стоит макет проламывающего льды атомного ледокола «50 лет Победы». Поймите, это я могу сложить 45 и 50 и понять, что этому ледоколу пятнадцать лет и хвастаться им поздновато.
Еще смешнее, что на его фоне стоят пингвины, хотя плавал он явно в Арктике, а не в Антарктиде.
Китайцы же в эти детали не вникают: они видят красивый атомный ледокол, огромную могучую махину, на фоне которой все с восторгом фотографируются. И я тоже стоял в очереди, чтобы с восторгом сфотографироваться.
Третий павильон посвящен будущему образования, по-моему, – и на этом первый этаж заканчивается, и вы спокойно поднимаетесь на второй.
Не обошлось без печали: в воронежском павильоне очень трогательное панно, на котором изображен Воронеж-2050: небоскребы, башни, вышки, – и понимаешь вдруг, что это Шанхай даже не 2010, а где-то 2005 года. Единственное отличие Воронежа, каким он видится его администрации через сорок лет, от вчерашнего Шанхая, – это притулившийся где-то внизу православный храм. Но это символ все– таки не модернизации, не инновации в традиционном смысле этого слова. Хотя китайцы этого явно не замечают: это впечатление русского, а не китайца, а основные посетители все-таки китайцы, экспозиция ориентирована на них, и она воздействует позитивно.
Интерактивность – главное достоинство экспозиции, помимо того, что его стержневой идеей являются дети, которые думают о своем будущем и мечтают – так что в результате получается павильон мечты, и Россия выглядит страной мечты. Везде экраны, на которых меняются картинки, перетекают одна в другую, переходят с экрана на экран, – и в результате они не просто «оживляют стены», а создают очень позитивное и радостное впечатление, пробуждают интерес.
Не знаю, кто был дизайнером. Организатор и заказчик – Минпром, и это редкий случай, когда работе государства в целом можно порадоваться.
Надо сказать, что в нашем павильоне очень хорошо продумана траектория движения масс посетителей: физически нет возможности сбиться, запутаться, попасть кому-то под ноги. Если вы хотите задержаться, можно вернуться назад, но если просто идете в расслабленном состоянии, вы, как речка, течете по руслу и никуда свернуть не можете. Соответственно, не возникает очередей, хаоса, толкотни, давки, которые бывают во многих других павильонах.
Перед поворотом на эскалатор, ведущий на второй этаж, – целая стена в экранчиках, на которых дети из разных стран на разных языках рассказывают о своем будущем. Это проект «Russia Today», там везде их логотип. Конечно, возникает вопрос, что делают дети Палестины или Великобритании в экспозиции павильона России, но быстро вспоминаешь неформальный девиз ЭКСПО-2010 «Весь мир – одна семья» и успокаиваешься.
Второй этаж – это уже сказка. Вся обстановка сделана по книгам и мультфильмам «Незнайка в Цветочном городе» и «Незнайка на Луне». Огромные вытянутые лилии и колокольчики, пузатенькие домики, просторная лестница, ведущая наверх и поворачивающая по диагонали, с чугунными перилами в стиле ар-деко, как в центре Парижа, – и вы поднимаетесь в сказку. Вокруг сады, частично искусственные, частично настоящие, с маленькими прудиками, отчасти китайскими, отчасти нашими, лилии цветут. Над вами перевернутая Луна с ракетой, на которой прилетел Незнайка или Знайка: вы как бы на орбите.
Тут же висит первый спутник Земли, тут же – старая космическая орбитальная станция, то ли «Союз-Аполлон», то ли «Союз-7», но точно не утопленный «Мир» и не МКС. В лунные кратеры интенсивно, мириадами алмазов светится звездное небо – фантастическая красота!
Смотришь наверх и теряешь ощущение реальности.
Играет приятная музыка, вокруг стоят домики этих коротышек. Конечно, это я знаю, что это мотивы из «Незнайки на Луне», это я знаю, что кругом домики коротышек, это я понимаю, что Луна наверху не просто так, а потому, что Незнайка летал на Луну и внутри Луны был свой мир.
А для китайцев это просто красивая, необычная сказка, погружение в детство, в том числе и чужое. И на экранчиках какие-то сказочные персонажи с человеческими лицами рассказывают нечто увлекательное. На вполне детском уровне опыты показывают, планы, графики, схемы. Все это по-детски, но умиляет и трогает.
И это действительно красиво. Вы идете по лестнице, и у вас в прямом смысле слова захватывает дух.
Вы поднимаетесь наверх, проходите, спускаетесь вниз. Все очень красиво, поют птицы, какие-то волны запахов непонятно откуда…
Принципиально важно, что в Китае национальная норма культуры – фотографироваться на фоне всего интересного. Так вот, в нашем павильоне на втором этаже тяжело пройти, потому что китайские туристы фотографируются на каждом шагу, почти у каждого листика. Этого не было ни в одном из других виденных мною павильонов, и я считаю, что это предельно успешный проект.
При этом почти безупречная вежливость: если вы кого-то фотографируете и идет толпа, она встает вся, чтобы не пересекать линию съемки. Если кто-то, не заметив, пересек, он будет извиняться или быстро убежит, потому что ему будет стыдно и неловко.
ЭКСПО сегодня – это выставка, на которой надо показать образ страны. Если кто-то хочет изобразить в павильоне интеллектуальные достижения, он сильно ошибается: ЭКСПО – всемирная выставка, но стран, а не достижений науки и техники. Это не ВВЦ.
Читать бесплатно другие книги:
