Жизнь и приключения Светы Хохряковой Догилева Татьяна

– Обалдеет, точно, – пообещала я мрачно, и романтическая Кончита унеслась на работу.

С голландским получилась полная фигня. Он никак не лез в мою бедную голову. Я с ненавистью брала словарь, который приволок мне Серхио, и честно пыталась хоть что-нибудь выучить.

«Папа, мама, здравствуйте» я еще одолела, а дальше никак.

Я явно не была полиглотом. Наоборот, проклятый голландский что-то сломал в моей голове, и я начала думать по-русски, а это уже вообще никуда не годилось, потому что от русских мыслей у меня дико портилось настроение.

Светлана Хохрякова начала подавать признаки жизни. Так ее вроде и не было, была какая-то Пепа. Ванхох без прошлого, жила своей странной жизнью, а тут эта Светочка со своими вопросами: что дальше? Зачем я все это делаю? Как возвращаться домой? Влюблена ли я в Серхио? Кто он такой? Может быть, съездить к Мейре? Или сказать, наконец, правду? Что же, я всю жизнь буду Пепой? Конкретное раздвоение личности, практически шизофрения.

В результате я развела костер и сожгла испано-голландский словарь. Обучила Кончиту «папа, мама, здравствуйте» и заявила, что больше ничего не вспоминается.

Она, конечно, расстроилась, но мне психическое здоровье было важнее.

И как только Светочка Хохрякова во мне подавала голос, я с ненавистью приказывала ей заткнуться. А чтобы она не ныла, я шла заниматься тяжелым физическим трудом – например, мыла полы в длинном сарае, иногда по три раза в день.

Народ удивлялся, но молчал, видно, у меня было такое мрачное лицо, что отпадала всякая охота лезть с вопросами.

Зато от гордыни и следа не осталось. Величие растаяло, как дым от сигареты, которые я начала смолить одну за другой, и с облегчением опять осознала себя придурком в чрезвычайных обстоятельствах.

Вот тогда и появилась Катарина. Как и в прошлый раз, это было рано утром. Мы с Фаро еще только раскладывали овощи на прилавке. Народу почти не было, так что я заметила ее издалека, почему-то страшно обрадовалась и закричала:

– Привет, Катарина!

Она улыбнулась и приветственно помахала мне рукой. Пока она быстро шла к нашей торговой точке, мой хозяин, почтенный сеньор Фарабундо, вдруг заявил:

– Ну, ты давай сама, мне по срочному делу… – и удалился по направлению к центру рынка, так и не разложив товар до конца.

Удивиться я не успела, потому что Катарина уже стояла рядом, и я полезла к ней целоваться прямо через прилавок.

– Где Педро? – сразу спросила я.

– Возится с машиной, сейчас подойдет!

– Что брать будете?

– Все!

– Здорово! Тогда пусть Педро грузит вот эту часть, – я показала на мешки с овощами, которые должна была продать. – А мы с тобой пойдем пить кофе. Давай?

Катарина согласилась, и мы пошли. По дороге встретили Педро, объяснили, что забирать, а потом болтали так, будто три дня до этого сидели в одиночных камерах. И кафе выбрали самое дальнее, к «Берналю» не пошли, почему-то мне не хотелось делиться Катариной со своими знакомыми. Она явно была птичкой из другой стаи, хоть и маскировалась под местную.

Нам принесли кофе, но я к нему даже не притронулась. Я рассказывала, как долго стояли ее розы, а потом я их засушила, они и сейчас украшают мое жилище. Она страшно обрадовалась. Я поведала, что мы теперь почти каждый день играем спектакль, кроме понедельника и среды, что он пользуется успехом, хотя зрители знают его уже наизусть и иногда произносят текст вместе с артистами, не говоря уж про песенки, что дети сердятся и расстраиваются из-за этого и что мы задумали сделать новый.

Катарина восторженно-внимательно слушала и звонко смеялась над моими шутками. Как же нам приятно было общаться! Но подошел Педро и сказал, что пора ехать. Я расстроилась ужасно.

– Ну посидите еще… Так не хочется расставаться… Я еще не наболталась…

– Я тоже, – сказала Катарина и вдруг предложила: – Поехали с нами.

– С вами? – изумилась я. – А хозяйка?

– Мне кажется, она будет довольна. Я ей о тебе рассказывала, и она выразила желание с тобой познакомиться.

– Зачем?

– Она сама иностранка, живет затворницей, а главное – дети. С ними не все в порядке. Даже есть почти перестали.

– Какой кошмар!

– Кошмар – не то слово! – веселость Катарины вмиг улетучилась, и она явно стала нервничать.

Занервничал и Педро. Он почему-то сказал:

– Может быть, не стоит, Катарина. Во всяком случае, не сегодня…

Девушка промолчала, зато я, как самая умная, ответила:

– Здрасьте! А когда? Сегодня как раз среда, спектакля нет, значит, я свободна. Обратно отвезете? – и, не дожидаясь ответа, понеслась домой, крикнув: – Я за куклой!

Быстро схватила Пепу-2, забежала к Фаро. Он был на месте.

– Я все продала и исчезаю.

– Куда?

– В гости еду! – похвалилась я, но вдруг осеклась и почему-то спросила: – Можно?

– С какой стати ты у меня-то спрашиваешь?

– Мне показалось, что вы недовольны.

– Да Бог с тобой, конечно, езжай!

– Ура! К вечеру вернусь!

Я на бегу попросила Кончиту передать детям, которые придут вечером, что занятий не будет, и понеслась к машине.

Какая-то мыслишка пыталась пробиться к моему сознанию, но возбуждение от предстоящей поездки задавило ее слабые попытки.

Я и Лианы-то толком не видела, вся моя жизнь крутилась около рынка, да еще были поездки к Фаро в Галундос. А тут мне предстояла поездка на машине «далеко отсюда».

Так что я в самом прекрасном расположении духа уселась в джип на заднее сиденье рядом с Катариной. Педро завел мотор, и мы тронулись. Я даже не поняла, сколько времени мы ехали – так красиво было вокруг. Глазела в отрытое окно и вслух восхищалась увиденным.

Восхищаться было чем: дорога петляла по горам, поросшим красивейшим лесом, мы то поднимались, то спускались, я видела стайки волнистых попугайчиков и визжала от восторга каких-то непонятных мне зверьков, прыгающих с ветки на веку, и даже небольших крокодилов, греющихся на берегу реки, которую мы переезжали по мосту.

– Крокодилы! – заорала я, когда поняла, что зелено-грязные, медленно передвигающиеся бревнышки – это хорошо известные науке пресмыкающиеся. Мне показалось, что Катарина и Педро не поняли меня, и я стала толкать их с воплями: – Вон они! Смотрите!

– Да, да, мы видим. Они всегда здесь лежат. По дороге мало кто теперь ездит, они не боятся!

Отъехав от лежбища крокодилов, мы свернули в лес.

– Сейчас будет не очень комфортно, – предупредил Педро, и джип запрыгал по корням деревьев.

Я сначала испугалась, что заблюю салон, но вестибулярке было плевать на «американские горки», и я только ойкала.

Мои попутчики молчали, я тоже, хотя очень хотелось как-нибудь весело прокомментировать экстремальное вождение, но существовала опасность конкретно прикусить язык.

А потом мы въехали в Пальмовую аллею. Это было невероятно красиво. Высокие пальмы стояли близко друг к другу, и кроны их переплетались высоко в небе.

Я крутила башкой и ощущала себя участницей съемок рекламного ролика о красотах Корунды.

Но внезапно вся красота кончилась, и джип уткнулся в пошлую, серую бетонную стену с витками колючей проволоки наверху.

«П…ц тебе, Пепа», – подумала я и очень захотела в туалет.

Педро нажал на какой-то пультик, и часть стены отодвинулась. За ней стояли люди в камуфляже и с автоматами, мне они были по фигу, потому что отвлекал мочевой пузырь, готовый взорваться. Поэтому, когда охранники открыли дверь, я выпрыгнула, как кенгуру, в ближайший куст и моментально стянула штаны.

Заканчивала процесс я под дулами автоматчиков, натянула штаны и под изумленными взглядами охраны направилась к джипу. Молча залезла на свое место и уставилась в окно.

Джип тронулся.

– Ты нас напугала, – сказал Педро.

– Вы меня тоже.

Больше разговоров не было. Мы продолжали ехать по пальмовой аллее, которая продолжилась после бетонной стены. Миновали широкий ров с водой и въехали в парк, вернее, бывший парк – трава разрослась чуть не по колено, деревья и кусты, посаженные явно по какому-то дизайнерскому плану, имели вид неухоженный и свободный. А потом засиял и замок.

– Это Лунг? – спросила я, причем вопрос был риторический, но мне на него ответили.

– Лунг, – кивнула Катарина.

– Зачем ты меня сюда привезла?

– Хозяйка очень хотела тебя видеть.

– Ах, Катарина, Катарина! Зря ты это сделала.

– Посмотрим, – бесстрастно ответила девушка и вышла из машины.

Педро тоже вышел и открыл мне дверь. Ну я и вылезла.

– Если у вас появятся какие-нибудь желания, прошу заранее предупреждать о них меня или Катарину. Ваши движения могут быть истолкованы как-нибудь не так.

– Яволь! – по-военному ответила я, Катарина и Педро нахмурились.

– Так делать тоже не надо.

– Да пошли вы в жопу! Приволокли меня хрен знает куда и еще командуют, корундосы долбаные.

– Мы из Аргентины, и, пожалуйста, не надо ругаться, сеньора Пепа.

На «сеньору» я злобно захохотала и почти заорала:

– Яволь! Сеньор Педро!

А потом какой-то бес в меня вселился, причем бес немецкого происхождения, потому что я принялась выкрикивать все немецкие слова, какие знала: «Ахтунг, ахтунг! Ин люфт Покрышкин! Дойче зиладотем, дойче официр, дружба – фройндшафт». И при этом я маршировала и вскидывала руку в фашистском приветствии.

– Хайль Гитлер, группенфюрер Штирлиц! Я, я, цурюк нах хаус!

Я сама себе поражалась, но понимала только одно – Катарина и Педро не хотят, чтобы я произносила немецкие слова, и я кривлялась и изображала всех придурочных немцев из советских фильмов, которые когда-то видела.

Мои похитители оцепенели от этого представления, а когда словарный запас уже иссякал, я вдруг услышала смех и вопрос:

– Шпрехен зи дойч?

– Я, я, натюрлих, – повернулась я на голос.

Высокая блондинка стояла в дверях, отделенная от меня десятком мраморных ступеней. Она задала мне еще один вопрос на немецком, и я скорее догадалась, чем поняла – дама спрашивает, правда ли, что я из Голландии.

– Натюрлих, – ответила я и добавила три выученных голландских слова: – Мама, папа, здравствуйте!

На этом моя творческая энергия иссякла, я плюхнулась на нижнюю ступеньку и объявила Педро:

– У меня большое желание покурить, и я намереваюсь осуществить его прямо сейчас.

Достала сигарету и задымила.

– Катарина! Она совсем не такая, как ты описывала. Ты рассказывала о каком-то ангеле, а это явная хулиганка и бандитка.

Голос у блондинки был очень красивым, такие голоса называют хрустальными.

– Сеньора Анита! Кем бы она ни была, уже то, что ей удалось рассмешить вас, – большая удача.

– Да, это было очень потешно и необычно. Благодарю вас! – Красавица спустилась ко мне и соизволила присесть рядом. – Но вы не из Голландии?

Я вздохнула:

– Затрахали вы меня все своей Голландией!

Она засмеялась и тихонько щелкнула пальцами:

– Как приятно слышать живую речь!

– Вы еще живее услышите! – пообещала я.

– Буду только рада! Ругайтесь, сколько хотите. У вас это забавно получается! – Она обратилась к Катарине: – Накрой нам, пожалуйста, в беседке. Принеси все самое вкусное из детских запасов. Они все равно ничего не едят, а мы полакомимся. У меня желание хорошо провести день – я буду наслаждаться вином, сладостями и беседой с гостьей. – Дама снова зазвенела тихим смехом и добавила, обращаясь ко мне: – У нас уже целую вечность не было гостей, тем более европейцев. Следуйте за мной, – и она пошла по дорожке в парк.

Я хмуро поплелась за ней. Дорожка привела нас к мраморной беседке причудливой формы, внутри которой стояли кожаные белые диванчики, кресла и несколько мраморных столиков. Кожа на некоторых диванах была дырявой, но хозяйка королевским жестом указала мне на один из них, а сама уселась в кресло напротив и с легкой улыбкой уставилась на меня.

Я заерзала, не зная, как себя вести и что ждать от загадочной красавицы.

– Боже мой! – воскликнула она. – Нас же не представили друг другу! Вы Пепа, мне Катарина много о вас рассказывала, а я – Анита, – и женщина протянула мне руку.

Я вяло пожала кончики ухоженных пальцев и уставилась на незнакомку.

– Я вам не нравлюсь, Пепа? – задала она дурацкий вопрос. Слава богу, мне не пришлось на него отвечать. – Знаете, это просто удивительно – до чего я никому не нравлюсь в этой стране. Как только я появилась в Корунде, меня сразу невзлюбили, хотя тогда я еще ничего никому не делала – ни плохого, ни хорошего. Конечно, все, кто от нас зависел, скрывали свою нелюбовь и улыбались, говорили комплименты, дарили цветы и подарки. Не поверите, подаренные букеты увядали, как только их ставили вводу, а подарки непременно терялись или портились. Смешно, право, смешно. И не очень справедливо. Молодая девушка, чужестранка, желающая полюбить всем сердцем страну, куда привез ее молодой муж-красавец, сразу встречает такую неприязнь. Во всяком случае, я по молодости очень расстраивалась и плакала. Глупышка Анита. Я очень тосковала по Аргентине. Я выросла в Аргентине, вы, наверное, об этом знаете?

Я понятия не имела, где выросла Анита, но ее это не смущало. Ей, похоже, ответы вовсе не требовались, она даже и не смотрела на меня почти, просто говорила с милой улыбкой на красиво очерченных губах, и скользила взглядом.

Подошла Катарина, принесла поднос с бутылкой вина и вазочками с конфетами и печеньем.

Анита обиженно надула губки и укоризненно произнесла:

– Ну почему так мало? Я же сказала – всё. Мороженое, коньяк, ликеры. Всё-всё-всё!

Катарина собралась возразить, но ее белоснежная хозяйка хлопнула ладошкой с длинными тонкими пальцами по мраморному столку, и служанка молча отправилась за «всем, всем, всем».

Анита взяла в руки уже откупоренную бутылку и принялась ее разглядывать.

– О! Кэтти молодец! Это мое самое любимое. Угощайтесь, вино просто драгоценное. Может быть, даже последняя бутылка.

Она наливала мне и себе, не переставая говорить, рассказывала, в какой области Франции выращен виноград и почему именно урожай того года считается выдающимся. Я же думала только об одном – не притравят ли меня этой золотистой жидкостью прямо сейчас.

Анита долго нюхала свое винишко и даже глаза закрыла от удовольствия, а потом сделала глоток и долго сидела неподвижно. А я тосковала, замерев, даже мозги как будто парализовало – не было ни одной мысли.

Наконец хозяйка открыла глаза и, увидев, что я сижу не притронувшись к бокалу, удивленно спросила:

– Вы не любите белое вино?

Мне нечего было ей ответить. Слава богу, появились Катарина и Педро с огромными подносами, уставленными всякой всячиной, и Анита переключилась на слуг.

– Моя милая Кэти, ты очень славная, но все-таки полная дурочка. Я же говорила тебе – не может прилететь ангел из Европы и просто так жить в Лиане. Она из «Камина Хусто». Она враг! – Анита сбавила децибелы и устало махнула рукой: – Впрочем, как и все остальные. – Она обреченно спросила Педро: – И что теперь с ней делать? Убивать?

Тут у меня произошел прямо-таки взрыв мозга, и я стала одновременно рыдать, хохотать и материться:

– Вот это попадалово так попадалово! Одни – убить, другие – убить. Что я вам – комар какой-нибудь?! Пошли вы все в жопу с вашими разборками! Они мне вообще по х… Я из России, понятно? У нас по улицам ходят белые медведи, мы стаканами пьем водку и заедаем черной икрой. У нас самые большие атомные бомбы и лучший балет в мире. Меня тошнит от ваших бобов и кукурузы! Я хочу жареной картошки и соленых огурцов. И никогда, слышите, никогда больше не видеть Латинской Америки вообще!

Я повалилась на диван, и из уст моих полились русские отборные ругательства, я получала огромное удовольствие и была просто счастлива, что снова стала Светланой Хохряковой, а не придурочной Пепой из Голландии. И даже помирать мне было совсем не страшно.

Когда поток ругательств иссяк, я бодро села и спросила Катарину:

– Водка есть? Неси!

И та, даже не взглянув на хозяйку, понеслась исполнять приказание. Педро и Анита не мигая смотрели на меня.

– Я слышал, что «Камино Хусто» заигрывает с русскими, – произнес Педро.

– И правильно делает! – гавкнула я. – С кем ей еще заигрывать – с америкосами? Россия – великая держава, хочет восстановить свое влияние в Латинской Америке и восстановит. Правда, уже без меня. Если даже не помру здесь, вероятность чего очень велика, то ноги моей больше не будет на вашем придурочном континенте.

Тут Катарина принесла водку «Абсолют». Я хлопнула в ладоши и почему-то стала изображать из себя какого-то купца.

– Ну-ка, давай ее сюда, голубушку.

Свинтила головку, взяла со стол стакан для воды, наполнила его водкой и, ухарски крякнув, выпила залпом. Утерла губы тыльной стороной ладони и заявила всем зрителям:

– Вот так-то! – Потом зачем-то по-испански добавила: – После первой не закусываю.

И вдруг раздался детский голосок:

– Мама! Она сейчас умрет?

– Фигушки! – ответила я. – Русские не сдаются! – И налила себе второй стакан.

Тут появились дети. Мальчик и девочка лет восьми – десяти встали по бокам от Катарины и круглыми от изумления глазами смотрели на меня.

– Подглядывали?

– Да, – просто ответила девочка.

– Предлагаю выпить за Россию, – я встала и запела гимн.

Катарина с детьми и так стояли, а Анита, к моему изумлению, поднялась и взяла в руки свой бокал. Весь гимн я, увы, не знала и ограничилась первым куплетом с припевом.

Только я собралась хлебануть водяры, как мальчик заявил:

– Я тоже хочу выпить за Россию.

– И я, – присоединилась девочка.

– Молодцы, – похвалила я и взглянула на Аниту, та согласно кивнула и сама наполнила два бокала на четверть красным вином. – А эти? – Вопрос относился к Педро и Катарине.

– Обязательно, – ответила Анита, и Катарина налила вина в оставшиеся два бокала.

– За Россию! – гордо повторила я, и все торжественно выпили. Я конечно же не могла осрамиться и опять вылакала свой стакан до дна.

– Ты сейчас точно не умрешь? – поинтересовался мальчик.

– Ни в коем случае! – успокоила я. – Только надо съесть чего-нибудь. Огурцов соленых у вас нет, конечно. Ладно, будем лопать мороженое!

Я плюхнулась на диван, взяла вазочку и начала закусывать уже успевшим подтаять фисташковым мороженым с шоколадной крошкой.

– А вы что стоите, малышня? Налетай, а то совсем растает!

Мальчик помялся и сказал:

– Мы не едим.

– С чего это?

– Нас всех скоро убьют, поэтому мы много молимся и постимся, чтобы Господь Бог простил грехи мамы и папы.

– Ну, как знаешь, пацан! – Я продолжала уминать мороженое. – Только по мне, заморить себя голодом – тоже не выход. Смахивает на самоубийство. Не думаю, чтобы Бог сильно этому обрадовался. Меня, видать, тоже скоро укокошат, но я уж напоследок порадую себя.

Вдруг девочка молча взяла вазочку с мороженым, села рядом со мной и начала есть. Катарина сдавленно ахнула.

– Как тебя зовут?

– Светлана. Можно Света.

– А меня – Анна.

– Рада знакомству.

– Я тоже.

– А тебя кто будет убивать? – деловито поинтересовалась она. – Ты же из «Камина Хусто»?

– Да не совсем, Анюта, – и стала я рассказывать свою историю.

К концу моего недолгого повествования уже все сидели за столом и слушали, открыв рты, а мальчик время от времени клал в свой открытый рот ложечку окончательно растаявшего мороженого.

– Значит, тебя спас дельфин? – спросила Анита.

– Да. Мой прекрасный Джонни.

– Так не бывает. Я тебе не верю, – сказал мальчик.

– Как тебя зовут?

– Кристиан.

– Очень приятно. Знаешь, Кристиан, я и сама частенько не верю в то, что со мной происходит.

Воцарилось молчание, видно, сказать было больше нечего.

Энергия моя побушевала, побушевала и перешла в дикую тоску плюс меня стало тошнить. То ли от водки с мороженым, то ли от ситуации. Самое интересное, что опьянения не было никакого. Мне захотелось выть, но я не имела права опозорить Россию.

– Слушайте, я так не могу. Сидеть и вести беседы о том, кто кого и когда убьет. Вы же прямо сейчас не собираетесь меня расстреливать? – Хозяева как-то неуверенно переглянулись и ничего не ответили. – Ну вот! Вам же надо теперь обдумать, как со мной поступить, раз первый эмоциональный порыв не привел ни к какому результату. Может, из меня можно извлечь какую-нибудь пользу?

Анита громко заявила:

– Я думать не хочу. Я последние месяцы только и делала, что думала. Устала. Пусть думает Педро.

– Меня устраивает, – согласилась я. – Пусть мужчина думает, а женщины и дети будут развлекаться!

Опять повисло недоуменное тягостное молчание, ему нельзя было дать затянуться, поэтому я встала и заявила:

– Хотелось бы начать с водных процедур. У вас есть где искупаться? Плавание меня всегда бодрит.

– Бассейн не работает. Рабочий сбежал. А Педро в бассейнах ничего не понимает, – печально сообщила маленькая Анна.

– Есть озеро, но очень холодное – там купаться нельзя, – вступил в беседу Кристиан.

– Фигня! Холодная вода – это то, что нам сейчас необходимо. Показывайте!

Первой двинулась Анита, я зашагала за ней, через несколько секунд к нам присоединились дети, Катарина и Педро. Шли мы довольно долго через запущенный парк, который все-таки еще оставался парком. Я иногда подходила к диковинным деревьям или кустам, а белоснежная хозяйка объясняла мне, откуда дерево, как за ним ухаживать и чем оно знаменито. Просто экскурсия по ботаническому саду. Я не уставала восхищаться.

Дорога пошла в горку, было очень жарко, мы примолкли, и когда поднялись на вершину холма, то я не сразу поняла, что это передо мной. Сначала мне просто показалось, что я вижу картину гениального художника. Нет слов, чтобы описать эту гармонию и совершенство, только самые простые – сапфировая вода, окруженная изумрудными разновысокими берегами, довольно высокая скала, передняя часть которой состояла из огромнейших валунов, и из этих валунов билась горная речка, разбиваясь неоднократно об следующие более низкие глыбы камня, создавая каскад водопадов с облаками брызг, и в это облаке ярко сияла небольшая, но очень четкая радуга.

Именно шум воды вывел меня из шока.

– Мать честная, да это все настоящее! – подумала я и завизжала.

И так, с визгом, полетела по дорожке, ведущей к небольшому пляжику рядом с искусственной лужайкой, где опять же стояла беседка из дерева и рядом с ней валялись несколько шезлонгов.

Я бежала, как в детстве, ноги сами несли меня, так частенько бывает во сне, когда ты летишь счастливая только от самого движения и скорости, и нет никакого веса, а только свобода и восторг.

И в этом же состоянии, добежав до озера, без остановки, я влетела в воду, прямо в одежде. Вода была ледяная, и это опять напомнило детство, когда мы, несмотря на строгий запрет матерей, в какой-нибудь редкий погожий денек в мае, не выдерживали, и раздевшись, с криками отчаяния и восторга, бросались в не успевшие прогреться воды нашего Ежового озера.

И сейчас меня так же обожгла вода, и сердце ухнуло куда-то вниз живота и перехватило дыхание, но в следующую секунду я начала хохотать, прыгать, как мартышка, и поднимать вокруг себя брызги.

Побесившись так минут пять, я выскочила из сапфировых вод и растянулась на горячем песочке пляжа на самом солнцепеке. Я лежала неподвижно и блаженство заполнило каждую клеточку моего организма. И я подумала: «Хорошо бы умереть сейчас, когда я уже в раю».

Подошли мои хозяева, встали около моего блаженствующего тельца и молча смотрели на меня. Я не стала тянуть кота за хвост и обратилась к тому, кто должен решать мою судьбу:

– Педро, если ты все-таки решил пристрелить меня, то сделай, пожалуйста, прямо сейчас, когда мне так хорошо. Или лучше дайте мне яду, какого-нибудь качественного, чтобы я как-нибудь незаметно умерла. Есть у вас такой яд?

– Есть, – ответила Анита, и уселась в грязный шезлонг в своих белоснежных одеждах. – Только, пожалуй, мы тебя убивать не будем. Ты нам еще ничего плохого не сделала. Наоборот – ты такая занятная! В этом озере никто никогда не купался, вода выше 13 градусов никогда не прогревается. Все русские купаются в ледяной воде?

– А где нам другую взять?

– И вы получаете от этого удовольствие?

– Огромное. Хотите попробовать?

– Нет, пожалуй.

– А я хочу, – заявил Кристиан и начал раздеваться.

– И я, – мужественно пискнула Анна и стала стягивать с себя розовый сарафанчик.

Катарина заволновалась:

– Сеньора Анита, не разрешайте им. Они простудятся, а доктора мы вызвать не сможем.

– Катарина, ты очень хорошая, мы тебя очень любим, но иногда ты несешь полную несуразицу, – сказал Кристиан и тихонько засмеялся: – Мы уже несколько месяцев живем в ожидании смертного часа, а ты волнуешься о какой-то простуде. – Он аккуратно сложил свою одежду и стоял в одних трусах.

– Сколько тебе лет, парень? – поинтересовалась я. Он был высок, но страшно худой.