Доброй ночи, любовь моя Фриманссон Ингер
Ее нашла Флора.
Две девочки позвонили в их дверь. Жюстина упала, там, на горе. Флора сорвала пальто с вешалки и выскочила на улицу.
– Господи, я торопилась изо всех сил. Почему вы тут носитесь?
Жюстина очнулась. Ее окружал туман. Идти она не могла.
Чего ей ждать от Флоры? Что она теперь сделает?
– Помогите нести ее, девочки. Берите за ноги, а я возьму за плечи.
Когда они снова вцепились в нее, Жюстину стала бить дрожь.
Герд и Берит рассказывали в один голос:
– Мы здесь играли, и вдруг Жюстина поскользнулась, а мы очень испугались, потому что она какая-то странная сделалась, не отвечала, и мы тогда решили, что надо сбегать за Жюстининой мамой, и мы побежали вдвоем на всякий случай, а Эви должна была остаться.
– Тебя я не знаю, – сказала Флора и с любопытством посмотрела на Герд.
– Я приемная, у Эстманов живу.
– Вот как. А где твои собственные родители?
– Они развелись, ни у кого из них на меня сил не хватает.
– Не хватает сил? – Голос Флоры звучал растроганно.
Они внесли ее в дом, опустили на голубой ковер. Они не смотрели на нее, сказали, что им домой пора, их ждут к ужину.
– Бегите! – разрешила Флора.
Когда отец пришел домой вечером, он посадил Жюстину в машину и отвез в больницу. Она лежала на заднем сиденье, а Флора сидела, повернувшись к ней, и держала ее за руку.
– Все резвятся точно телята на лужке, – сказала она. – А ведь выросли уже из таких игр.
Отец молчал, гнал машину как бешеный через мост. Когда они подъехали к больнице, он взял Жюстину на руки и нес всю дорогу.
Лодыжка была сломана. Ногу закатали в гипс до самого колена. Жюстина чувствовала себя тяжелой и счастливой.
– Шесть недель девочка должна быть в относительном покое.
Отец сказал:
– Я найму ей домашнего учителя. Скоро уже летние каникулы.
Флора:
– Я сама могу с ней заниматься.
Отец:
– Конечно, можешь. Но у меня есть один знакомый молодой человек, который сейчас как раз ничем не занят. Это Марк, сын моего кузена Перси. Деньги ему не помешают, будет приходить каждый день и заниматься по несколько часов.
Родители Марка были дипломатами. Они много лет провели в Вашингтоне и в Стокгольм вернулись совсем недавно. Куда их направят потом, пока было неясно.
Марк появился уже на следующий день, с букетом желтых тюльпанов.
– Для больной, – сказал он и осторожно вошел в комнату.
Стройный, невысокий, руки у него были холодные и влажные. Глаза карие, как два ореха.
– Чему же ты хочешь научиться, троюродная сестричка? – спросил он голосом взрослого мужчины.
– Троюродная? – Она сидела в кровати прислонясь к стене, онемевшая нога вытянута вперед.
– Ну да, мы с тобой дети кузенов. Твой папа и мой – кузены. А мы, выходит, троюродные.
Слово показалось ей безобразным. Он не обратил на это внимания.
– Спрашиваю еще раз. Чему ты хочешь научиться?
Ее вдруг одолел приступ дерзости.
– Ничему. Я и так все знаю.
– Неужели?
– Нет... я просто пошутила.
Марк извлек из кармана пиджака книгу. Полистал ее, раскрыл. Буквы были мелкие, частые, все сливалось.
– Прочти этот кусок по-английски. А потом я тебя проверю на знание слов.
Жюстина покраснела, молчала, не в силах выдавить ни слова, ни по-шведски, ни по-английски.
Он насмешливо улыбнулся:
– Значит, это правда про школы в Швеции. Дерьмо, а не школы.
– У меня нога болит, – прошептала она.
– Да брось притворяться.
– Правда!
– И где именно болит?
Она указала на гипс. Тогда он приподнял край юбки и обхватил ладонями ее ногу, чуть выше колена.
Когда он ушел, она повторила его движение, положила руки над коленом. Медленно передвинула ладони выше, туда, к горячей, саднящей припухлости между ног. Боль, пульсируя, взорвалась в голове.
Глава 16
Уже в субботу Берит снова отправилась в Хэссельбю. Она купила бутылку испанского вина Grand Feudo и горшок с ростками крокусов, она не позвонила перед тем, как выехать, просто собралась и поехала.
День выдался туманный. Берит плюнула на автобус и решила пройтись пешком от конечной станции метро, по тропинке вдоль берега. Она чувствовала, как в ней нарастает ужас, но повернуть назад не могла.
Ночью ей привиделся кошмар. Тор потряс ее за плечо, разбудил.
– Это обычный кошмар? – спросил он. – Или все дело в твоем шефе?
Ей приснилось, что в издательстве устроили вечеринку, на которую собрались все и вся, и самое странное, была там и Жюстина. Во сне Берит была одета в невероятно элегантное платье, с глубоким декольте, с открытой спиной. Сроду она так не одевалась. Она бродила среди гостей, пытаясь хоть с кем-то поговорить, но ее будто никто не замечал.
Может, это действие «субрила», она продолжала принимать таблетки перед сном, теперь ей было трудно засыпать без них. А может, это воспоминания из детства всколыхнулись в ней.
Тор предложил съездить на остров Вате, заночевать там, он полагал, что морской воздух пойдет Берит на пользу.
– Я мог бы блинов нажарить. У нас вроде оставалось немного икры в морозильнике?
– Не хочется, – сказала Берит. – Я не могу сейчас, да и не хочу.
На льду стоял тонкий слой воды. Несколько уток опустились на лед и заскользили, не в силах остановиться. У пирса, где вода никогда не замерзала из-за стока отопительной станции, пришвартовался старый баркас. На набережной толпились какие-то мужики в темных куртках. Она с трудом разглядела название судна, «Сэр Вильям Арчибальд» из Стокгольма.
Издалека долетал какой-то неясный звук. Треск вертолета. Туман был слишком густой, она не могла разглядеть самого вертолета, но звук все приближался.
Жужжание вертолета напомнило ей постановку «Мисс Сайгон», которую она видела с подругами в Лондоне. У них были отличные места, только их здорово напугал неожиданно громкий звук вертолета в начальной сцене. Она помнила и финальную сцену, занавес, слепящий, бьющий прямо в лицо свет, многие плакали, пусть это и сентиментально, но так бесконечно грустно.
Потом они пошли в паб, и там Берит разговорилась с красивым молодым безработным, который упрямо называл ее мамочкой. Тогда, в пабе, ее это развеселило, она подыгрывала, удивляясь своему словарному запасу. На следующее утро ей захотелось поскорее вернуться домой.
Внезапно в тумане возникли два световых пятна, вертолетные прожекторы, треск перерос в грохот. Она почувствовала, как подступает паника – а вдруг он ее не увидит, вдруг приземлится именно здесь? Она отскочила, уткнулась прямо в снежный вал.
Огромная машина скользнула так близко, что ее окатило брызгами. Вертолет принадлежал морскому флоту. Он курсировал взад-вперед вдоль береговой линии, она видела, как пилот, перегнувшись, что-то высматривает внизу. Кто-то провалился под лед? Кто-то именно в этот момент, именно сейчас борется за жизнь в ледяной воде?
А может, Жюстины и дома нет. Эта мысль явилась, когда она поднялась на крыльцо и позвонила. Никто не открыл. Она немного подождала и снова позвонила. Из-за двери донеслось слабое шлепанье, она отступила на одну ступеньку вниз.
Жюстина была дома, одежда как жеваная, будто Жюстина в ней спала. На одной ноге – толстый шерстяной носок.
– Берит? – удивилась она.
– Да, это я... Могу я на минуту зайти? Или ты занята?
Жюстина отступила в сторону:
– Нет, проходи.
– Я тут цветы привезла и... вино. Я же весь твой глинтвейн в субботу выпила... Я подумала... зайду вот так... незваной гостьей.
– Ерунда! Раздевайся.
Жюстина направилась к кухне, и Берит заметила, что она хромает.
– Что с тобой стряслось?
– Ничего особенного, поскользнулась во время пробежки. Чистое безумие бегать зимой, теперь я понимаю. Но это скоро пройдет, мне уже лучше.
– Ты ничего себе не сломала?
– Нет. Эта нога у меня вообще слабая. Я частенько ее подворачиваю.
– Подворачиваешь?
– Когда в следующий раз навестишь меня, все уже будет о’кей. Тогда, может, на прогулку сходим. Посмотрим на старые места. На школу и...
– Ты сейчас ничем не занята? А то, может, отрываю тебя от чего-нибудь важного?
– Вовсе нет.
– Ты не против, если я ненадолго останусь?
– Совсем нет. Давай вина выпьем, а? Который час?
– Вообще-то я вино тебе принесла, я вовсе не собиралась вылакать его сама.
– Открой, пожалуйста, бутылку. Штопор в верхнем ящике. Устроимся в библиотеке, как в прошлый раз. Там уютнее всего.
Они поднялись по лестнице. Берит снова увидела афиши с карамельной фабрики Жюстининого отца, они висели вдоль стен на лестнице как и раньше, прошлое возвращалось.
– Помнишь, как ты нас пастилками «Санди» угощала? – осторожно спросила Берит.
– Может, и угощала.
– У тебя была прорва коробочек с пастилками.
– Да, папа вечно их приносил, мне они в конце концов до чертиков надоели. Захотелось, чтобы во рту появился другой вкус, кроме этих «Санди».
– Тебе можно было обзавидоваться... Папаша – владелец конфетной фабрики!
– Да ладно!
В библиотеке на подоконнике сидела птица. Она повернула к ним голову и испустила крик. Берит вздрогнула, едва не выронив бутылку.
– Ой, он тебя напугал?
– Ужасный крик...
– Он просто напоминает.
– Что напоминает?
– О себе. Чтобы мы не забывали про него.
– Разве ж такое забудешь. А он на тебя никогда не нападает?
– Нападает? Нет. С чего бы он стал нападать?
– Не знаю. Но я бы вряд ли доверяла дикому животному.
Жюстина забрала у Берит бутылку и налила им вина. Они подняли стаканы в знак приветствия и сделали по глотку.
– М-м-м, – промычала Берит. – Совсем неплохо. Вообще-то я многовато вина пью. Но это так вкусно, так хорошо на душе становится.
Снова послышался гул вертолета, казалось, он кружит прямо над домом. Птица захлопала огромными крыльями, завертела головой.
– Кто-то провалился под лед, – пояснила Жюстина.
– Откуда ты знаешь?
– Передали по местному радио.
– Ужас какой.
Жюстина кивнула:
– Такое каждый год случается. Дом мой так расположен, что я в курсе событий.
– А разве лед не слабоват, чтобы по нему ходить?
– Где-то он вполне крепкий, а где-то и тонковат. Людям не мешало бы быть поосторожнее. Да ведь полно же дураков.
Жюстина засмеялась и снова подняла бокал.
– Выпьем за них! – воскликнула она. – За дураков!
Чуть позже она спросила, что у Берит с работой.
– Как там, тебя уволили или нет?
– Издательство переедет в Лулео. Шеф говорит, что мы тоже можем за ним последовать. Но кому охота в Лулео переезжать?
– А у тебя есть выбор?
– Не знаю... Я ничего больше не знаю... Я по ночам спать не могу...
К глазам подступали слезы, от которых она слабела, становилась уязвимой.
– Ну вот, снова разнюнилась.
– Это все отчаяние, засевшее в тебе. Как и в каждом из нас...
Жюстина вытянула руку и заворковала. Птица немного потопталась на окне, потом, неуклюже взмахивая крыльями, подлетела к ней.
– Даже в птице, – добавила она. – Он тоскует по самке. Конечно, он этого не осознает, но что-то в нем растет такое, что делает его слабым, нежным. Скоро посветлеет, скоро весна придет. Тогда эта тоска вырастет до меланхолии, так бывает со всеми, пока мы живы.
– Жюстина... когда мы были маленькими...
Она уже не могла сдерживать слезы, голос ее дрожал.
Жюстина быстро сказала:
– Расскажи мне про своих мальчиков.
– Моих... мальчиков?
– Да. Какой жизнью они живут, эти молодые, у кого вся жизнь впереди? Впадают ли они когда-нибудь в уныние?
Берит достала из сумки упаковку бумажных носовых платков. Высморкалась, в голове у нее гудело.
– В уныние? Нет, я не думаю.
– Они работают?
– Они... оба учатся. Только не знают, кем хотят стать. Во всяком случае, в издательское дело они не пойдут, я им отсоветовала.
– А девушки у них есть?
Берит кивнула.
– Но они совсем из другого мира. Молодые, худые, красивые. Когда я на них смотрю, то особенно остро чувствую, что я из прошлого.
Жюстина посадила птицу на стол между ними. Та развернулась к Берит, вытянула шею и зашипела.
– Ой, Жюстина... не могла бы ты...
– Ты его боишься. И он чувствует это. Постарайся расслабиться.
Берит хлебнула вина и осторожно протянула руку. Птица разинула клюв, глотка у нее была большая и алая.
– Он меня насквозь видит, – прошептала она. – Я ему не нравлюсь.
– Вовсе нет. Не обращай на него внимания. Ладно, давай пересажу его.
Жюстина встала и захромала к книжной полке. Птица замахала крыльями, опустилась ей на руку. Жюстина поднесла ее к верхней полке, птица перепрыгнула туда и замерла, точно изваяние древней крылатой твари.
Скалы, круглая гора. Тело Жюстины. Куртка натянута ей на голову, у нее проклюнулись грудки, уже изрядные. Та девочка, приемная, оседлав Жюстину, стягивает с нее брюки. А потом вдруг все смешалось, потому что Жюстина вырвалась и побежала, но поскользнулась на склоне и упала прямо на каменные плиты.
И как они потом убегали, убегали.
– Мы ее убили.
– Бежим.
– С ума сошла, нужно кого-то позвать, мамашу ее, что ли.
– Нет, нет, бежим.
– Нельзя. Нужно позвать на помощь.
– Тогда сама будешь виновата, идиотка! Она нас заложит.
Герд, ее звали Герд, имя внезапно всплыло в памяти. Это Герд уговорила свернуть к этому дому.
– Скажем, что она споткнулась, что мы играли, а она просто упала.
Они изо всех сил жали на звонок. Звонили и звонили. И вот перед ними возникла Жюстинина мама, на голове бигуди. Она с недоверием смотрела на них. Сказала, что ей некогда.
Им пришлось ждать, пока она приведет волосы в порядок, они стояли в прихожей, пахло шампунем и дымом. Женщина сорвала с вешалки пальто, глянула на свою ногу.
– Черт, во что чулки превратились! Проклятье!
– Пойдемте, тетя... – Герд потянула ее за пальто, и как она осмелилась.
– Где это?
– Там, в скалах.
– Я же говорила, что нужно быть осторожной. Она никогда не слушает, и вы, должно быть, такие же неслухи.
Именно это слово. Неслух. Она ворчала и шла вперед, на ногах резиновые сапоги, на плечи накинуто пальто. Жюстина лежала на каменных плитах. Одежда в порядке, только куртка валялась рядом – с завязанными рукавами. Она смотрела на них, точно агнец.
– Только подумай, бутылку в два счета выдули, – сказала Берит. – Вообще-то я ее для тебя покупала, в подарок.
– Ты никогда не замечала, что теперь в бутылки гораздо меньше помещается, чем раньше?
Берит скомкала носовой платок, засунула в сумку.
– Замечала.
– В погребе еще вино найдется.
– И что с того?
– Тебе придется за ним сходить, я пока не могу туда спуститься.
– А ты уверена... нам это действительно нужно?
– Это слева, в той же комнате, где старый стиральный бак. Да ты сама увидишь.
Берит осторожно поднялась, ожидая, что птица среагирует на ее движения и накинется. Жюстина рассмеялась, и в ее смехе прозвучало нечто такое, чего Берит раньше не замечала.
– Господи, выглядишь так, будто у тебя живот скрутило. Не трусь ты так. Это же, черт возьми, всего лишь птица.
Но дело было не только в птице. Берит вернулась в прошлое, это была именно та лестница: они с Йилл, их двое, они сильнее, запах подчинения, унижения. Она вспомнила, что рассказывала девочка Жюстина про стиральный бак. Флора. Так звали женщину с накрашенными глазами, женщину-куклу, которая играла роль матери.
Бутылки с вином искать не пришлось. Они лежали на полке, именно там, где Жюстина и говорила. Внизу было темно, она не нашла выключатель. Она с испугом разглядывала бак, смотрела на него глазами маленькой девочки. Под баком располагалась дровяная печь, неужели она сажала ребенка в бак с водой и разжигала огонь? Сидеть там, чувствовать, как нагревается вода. Как она закипает.
Берит прижала бутылку к груди и кинулась наверх.
– Жюстина... нам нужно о многом поговорить, разобраться.
Жюстина покачала головой.
– Да! Ты должна меня выслушать, меня это гложет, покоя не дает.
В глазах у Жюстины появилось странное выражение.
– Ты хотела попросить меня перечеркнуть все, что было, правильно?
– Да...
– Ага, вечная загадка жизни: любовь, забвение и прощение.
– Примерно так, да, прощение или... примирение...
Жюстина глядела на нее, не произнося ни слова. Взъерошила волосы. Они встали дыбом. Потом хрипло и странно расхохоталась.
– Ты когда-нибудь вытащишь эту чертову пробку!
Глава 17
Марк приходил днем, они вместе делали уроки. Он касался ее, мимолетно. Для него она была просто ребенком.
Для нее это был вызов. Она чувствовала, как наливаются у нее соски, кожу вокруг них саднило. Свою детскую заколку для волос она потеряла – навсегда.
– Расскажи про Америку, – попросила она.
Он заговорил по-английски, так быстро, что у нее не было ни малейшего шанса уловить хоть слово. Она бросила в него подушкой, запустила прямо в его презрительную физиономию.
Он навалился на нее, прижал руки.
– Ну и гадина же ты.
В ярости она согнула здоровую ногу и ударила его между ног. Он побледнел и упал возле кровати.
У него была девушка в Вашингтоне.
– Как она выглядела?
– Выглядит, – поправил он.
Читать бесплатно другие книги:
