Город Ночи Кунц Дин
С полминуты они просидели в молчании, которое нарушила Синди:
— Нам нужна кроватка для младенца.
Он не желал участвовать в этом разговоре.
— Мы покупали одежду, — продолжила Синди, — а начинать-то следовало совсем с другого. У меня нет ни подгузников, ни простынок, ни одеяла.
Волна отчаяния поднялась в Бенни Лавуэлле, грозя накрыть его с головой.
— Я не собираюсь покупать детское питание, пока не увижу, что молока у меня нет. Я хочу вскормить нашего младенца грудью.
Из сосновой рощи появились две фигуры.
На таком расстоянии даже Бенни, при его остром зрении, потребовались две-три секунды, чтобы убедиться, что это О’Коннор и Мэддисон.
— Это они? — на всякий случай спросил он.
— Да, — после короткой паузы ответила Синди.
— Да. Да, это они. — Бенни искренне радовался тому, что детективы живы, а потому их можно убить.
— Что они несут? — спросила Синди.
— Не могу разглядеть.
— Чемоданы?
— Возможно.
— Как могли они раздобыть чемоданы в лесу?
— Может, взяли их у людей, которых убили?
— Но что могут делать в лесу люди с чемоданами?
— Мне без разницы. Кто знает, что они делают и почему? Они не такие, как мы, им недостает рационализма. Давай их убьем.
— А место подходящее? — спросила Синди, но двигатель завела.
— Я к этому готов. Мне необходимо убить.
— Слишком открытое место, — указала Синди. — У нас не будет времени сделать все так, чтобы нам понравилось.
— Ты права, — с неохотой согласился Бенни. — Хорошо, хорошо. Но мы можем напасть на них, вырубить и отвезти в более укромное место.
— В Складской район. На ту заброшенную фабрику. Ты знаешь, о чем я.
— Где мы убили начальника полиции и его жену в ту ночь, когда изготовили их дубли. — Бенни улыбнулся, вспоминая, как это было.
— Мы убили их классно, — добавила Синди.
— Это точно.
— Помнишь, как он кричал, когда мы очищали ее череп от кожи, словно апельсин от кожуры? — спросила Синди.
— Я думал, что у начальника полиции нервы должны быть крепче.
Синди вырулила на служебную дорогу.
— Мы можем разрезать их на куски, пока они еще будут живы… и знаешь, что мы сделаем потом?
— Что? — Они приближались к припаркованному седану, в багажник которого детективы только что положили чемоданы.
— Сразу после этого, прямо в крови, мы сделаем ребенка.
Настроение Бенни заметно ухудшилось. Вся эта чушь, которую несла Синди, действовала ему на нервы.
— Ладно, — пробурчал он.
— Кровь, действительно свежая кровь, используется в самых эффективных ритуалах.
— Разумеется. Прибавь газу, чтобы мы подъехали к ним до того, как оба сядут в машину. В каких ритуалах?
— Ритуалах, способствующих зачатию. Старая раса способна к зачатию. Если мы сделаем это в их крови, покрытые их теплой кровью, возможно, я тоже смогу зачать.
Детективы повернулись к приближающемуся «Маунтиниру», Бенни сосредоточился на грядущем убийстве, но по инерции спросил:
— Ритуалах, способствующих зачатию?
— Вуду, — пояснила Синди. — Культ Ибо.
— Ибо?
— Je suis rouge.
— Это французский? Французскому нас не учили.
— Это означает: «Я, который красный», или, более точно: «Я — красный». Так Ибо называет себя.
— Опять Ибо.
— Он — бог зла в культе вуду, основанном на жертвоприношениях крови. Мы убьем этих двух и сделаем ребенка, вымазавшись в их крови. Восхвалим Ибо, вся слава Ибо.
Синди удалось-таки отвлечь Бенни от главного. Он уставился на напарницу, сбитый с толку, испуганный.
Глава 35
Когда Эрика Гелиос вошла в секретный коридор, дверь-секция книжных стеллажей автоматически закрылась у нее за спиной.
— Совсем как в романе Уилки Коллинза, — пробормотала она, упомянув викторианского писателя, произведений которого не читала.
Шириной коридор не превышал четырех футов. Бетонный пол, бетонные стены, бетонный потолок. У Эрики создалось впечатление, будто она попала в бункер, расположенный под разбомбленным городом.
Освещение, скорее всего, контролировалось датчиками движения: Эрика на какое-то время застыла, и свет погас. Но стоило ей сдвинуться с места, как лампы вспыхнули вновь.
Узкий, без ответвлений коридор вывел Эрику к стальной двери.
Виктор любил всякие хитрые технические устройства, и Эрика ожидала, что дверь будет закрыта на электронный замок. Виктор мог оснастить его сканером, реагирующим на отпечатки пальцев или ретинаграмму, чтобы никто другой не смог открыть этот замок.
Но, как выяснилось, дверь удерживали на месте пять стальных штырей-засовов: один — наверху, один внизу, три — справа, напротив массивных петель.
Поначалу Эрика подумала, что открывать дверь ей не следует. Пространство за дверью не было ящиком, сама дверь ничем не напоминала крышку, но Эрика все равно подумала о Пандоре, женщине, из любопытства открывшей ящик, в который Прометей упрятал все беды, грозившие человечеству.
Миф заставил ее замешкаться, но лишь на несколько мгновений, потому что человечество (еще один синоним Старой расы) было обречено. В один прекрасный день ей самой могли приказать убить всех людей, которых удастся найти.
И потом, Сэмюэль Джонсон (кем бы он ни был) однажды сказал: «Любопытство — одна из неизменных и извечных характеристик здорового разума».
Судя по массивности двери и размерам засовов, за нею Виктор держал что-то очень важное. От Эрики, если она хотела стать идеальной женой (и последней Эрикой, вышедшей из резервуара сотворения), требовалось понимать все намерения мужа и предугадывать все его желания, и для этого, конечно же, следовало знать его секреты. А самый важный секрет, похоже, находился за этой стальной дверью.
Сначала она опустила верхний штырь-засов, потом подняла нижний, отодвинула три боковых.
Стальная дверь бесшумно подалась вперед, в помещение, где тут же загорелись лампы. Переступив порог, Эрика увидела, что толщина двери, повернувшейся на шаровых петлях, составляет добрых восемь дюймов.
Она оказалась еще в одном коридоре, совсем коротком, примерно в двенадцать футов длиной, который упирался в точно такую же дверь.
По всей длине коридора из стен торчали стальные стержни. По ее левую руку — из меди, по правую — из другого металла, может, из стали, может — нет.
Коридор наполняло мягкое жужжание. Вроде бы его источником были стержни.
Информация, которую она получила методом прямой загрузки мозга, содержала в основном сведения по музыке, танцам, литературным аллюзиям и другим темам, позволяющим ей поддерживать разговор с важными представителями Старой расы, которых Виктору приходилось приглашать в дом, пока не пришло время всех их уничтожить. О науке она знала очень мало.
Тем не менее она догадалась, что при необходимости между концами стержней могли вспыхнуть электрические дуги, которые сожгли бы и испарили любое попавшее в них инородное тело.
Нового человека эти дуги могли сжечь с той же легкостью, что и Старого.
Она застыла в двух шагах от порога, раздумывая над сложившейся ситуацией, когда из какого-то устройства на потолке ударил синий лазерный луч, который прошелся по ней с головы до ног и обратно, как бы выяснял, кто пришел.
Потом луч погас. Мгновением позже прекратилось и гудение. В коридоре повисла тяжелая тишина.
У Эрики сложилось ощущение, что проверку она прошла, а потому могла не опасаться, что превратится в обугленный труп, если двинется дальше.
И она решительно шагнула вперед, оставив позади открытую дверь.
Ее первый день в особняке начался с неистовства Виктора в спальне. Потом последовал эпизод с отгрызающим собственные пальцы Уильямом, затем встревоживший ее разговор с Кристиной на кухне. Она-то рассчитывала, что реальный мир встретит ее более радушно. Но, возможно, с этого момента все могло обернуться к лучшему. Ее не убило электрическим током. И что это, как не добрый знак?
Глава 36
— Вся слава Ибо, — повторила Синди, — и пусть он одобрит вкус моей крови!
Только что Бенни думал только о том, как сейчас они вырубят, а потом убьют детективов, но внезапно это желание полностью пропало.
Синди сбила его с толку этими странными разговорами о вуду, о которых он не слышал раньше. Вывела его из равновесия.
Теперь он уже и не знал, можно ли полагаться на нее. Раньше они были командой, действовали как единое целое. Так и только так могли добиться максимального результата.
А теперь…
С приближением к седану Синди начала притормаживать, но Бенни приказал:
— Не останавливайся.
— Оставь мужчину мне, — попросила Синди. — Он не подумает, что я представляю для него угрозу, и я уложу его так быстро, что он не успеет и глазом моргнуть.
— Нет, не останавливайся, проезжай мимо, проезжай, — гнул свое Бенни.
— Почему?
— Слышала, что я сказал? Если ты хочешь когда-нибудь сделать со мной ребенка, проезжай мимо!
Внедорожник, подкатив к седану, сбросил скорость практически до нуля.
Детективы в упор смотрели на них. Бенни улыбнулся и помахал им рукой. Вроде бы получилось естественно, но на самом деле он только привлек к себе внимание, а потому быстро отвернулся, сообразив, что вызвал у них подозрения.
Синди, не доводя дело до полной остановки, придавила педаль газа, и они поехали дальше, в глубь парка.
Посмотрев на припаркованный на обочине седан в зеркало заднего обзора, Синди повернулась к Бенни.
— И что все это значило?
— Спроси у Ибо.
— Я не понимаю.
— Ты не понимаешь? Ты не понимаешь? Я не понимаю. Je suis rouge, боги зла, жертвоприношения крови, вуду?
— Ты никогда не слышал о вуду? В восемнадцатом веке культы вуду играли важную роль в жизни Нового Орлеана. Да и теперь, если на то пошло…
— Ты это узнала в резервуаре сотворения? — спросил он. — Нет другого мира, кроме этого. Такова основа нашего существования. Мы — абсолютные рационалисты, материалисты. Мы отрицаем суеверия.
— Я знаю. Ты думаешь, я не знаю? Суеверия — главный недостаток Старой расы. Их разум слаб, подвержен глупостям и страхам.
Бенни процитировал слова, которые она произнесла на подъезде к седану:
— «Восхвалим Ибо. Вся слава Ибо». Не похоже, чтобы так говорил материалист. По мне, не похоже.
— Может, расслабишься? — спросила Синди. — Будь ты Старым мужчиной, в голове у тебя точно лопнул бы какой-нибудь кровяной сосуд.
— Так вот где ты бывала, когда иногда уходила одна? — спросил он. — В кафедральных соборах вуду?
— Кафедральных соборов вуду нет. Это ты говоришь от невежества. У последователей гаитянского вуду храм называется умфором.
— Значит, ты ходила в умфор, — уточнил Бенни.
— Нет, потому что здесь мало кто исповедует гаитянское вуду.
Седан уже скрылся из виду, и Синди свернула со служебной дороги на траву. Остановила внедорожник, но двигатель глушить не стала, продолжал работать и кондиционер.
— Зозо Дислисл продает грис-грис в своем маленьком домике в Треме, а также заклинания и много чего еще. Она — бокор культа Ибо.
— Для меня все это галиматья! — фыркнул Бенни. — Синди, ты хоть понимаешь, в какую попала беду? Если кто-нибудь из наших узнает, что ты стала религиозной, тебя тут же ликвидируют. Возможно, и меня тоже. Мы отлично устроились, нам разрешают убивать все чаще и чаще. Нам все завидуют, а ты собираешься все погубить своими глупыми суевериями.
— Я не суеверна.
— Не суеверна, значит?
— Нет. Вуду не суеверие.
— Это религия.
— Это наука, — возразила Синди. — Правда. Вуду приносит результат.
Бенни застонал.
— Благодаря вуду я смогу забеременеть. Это всего лишь вопрос времени.
— Сейчас они могли бы лежать в багажном отделении, без сознания. Мы бы уже ехали на заброшенную фабрику.
Синди расстегнула молнию сумки, достала маленький белый мешочек с красными завязками.
— Тут корни Адама и Евы. Два, сшитые воедино.
Он промолчал.
Из сумки Синди достала маленький пузырек.
— Вот это микстура Иуды. Бутоны из Гилеадского сада, растертая позолота, кровь кролика, эссенция Ван-Ван, растер…
— И что ты собираешься с ней делать?
— Размешивать половину чайной ложки в стакане молока и выпивать каждое утро, стоя на рассыпанной соли.
— Очень научно.
Она уловила сарказм в его голосе.
— Как будто ты что-то знаешь о науке. Ты не Альфа. Ты не Бета. Ты всего лишь Гамма, как и я.
— Совершенно верно, — кивнул Бенни. — Гамма. Не невежественный Эпсилон. И не суеверный Старый мужчина. Гамма.
Синди убрала мешочек с корнями Адама и Евы и флакончик с микстурой Иуды в сумку. Застегнула молнию.
— Я не знаю, что делать, — признался Бенни.
— У нас есть задание, помнишь? Убить О’Коннор и Мэддисона. Я не понимаю, почему мы до сих пор этого не сделали.
Бенни смотрел на парк сквозь ветровое стекло.
Никогда раньше он не испытывал такой подавленности. Всегда стремился к стабильности и контролю, а теперь чувствовал, как проваливается в хаос.
Получалось, что он подставит под удар себя, если, сохраняя верность Виктору, доложит ему о неадекватном поведении Синди. И он поневоле задался вопросом: ну зачем его создали законченным материалистом, а потом заставили тревожиться о чем-то еще? Какое ему дело до всего того, что не связано напрямую с его собственными нуждами? А ведь его создатель в случае неповиновения церемониться бы не стал, тут же отправил бы на свалку. Почему его должен заботить расцвет Новой расы, учитывая то, что в существовании этого мира нет никакого смысла? Зачем ликвидировать человечество и устанавливать полный контроль над природой, зачем стремиться к звездам, если вся эта природа, до самого края вселенной, всего лишь что-то аморфное, тупое, возникшее само по себе? Так зачем становиться королем такой вот природы?
Бенни создали человеком действия, чтобы он двигался, делал, убивал. Его создали совсем не для того, чтобы он задумывался над философскими проблемами.
— Оставим глубокие размышления Альфам и Бетам, — сказал он.
— Я всегда это делаю, — ответила Синди.
— Я говорю не с тобой. Я говорю с собой.
— Раньше я не замечала, чтобы ты говорил с собой.
— Я только начинаю.
Она нахмурилась.
— И как я узнаю, с кем ты говоришь — со мной или с собой?
— С собой я много говорить не буду. Возможно, это первый и последний раз. Сам я себя не очень-то интересую.
— Мы бы больше интересовались собой, если бы сделали ребенка.
Он вздохнул.
— Пусть будет как будет. Мы станем убивать тех, кого нам велят убить, до того момента, как наш создатель убьет нас. Это вне нашего контроля.
— Но подконтрольно Ибо.
— Он, который красный.
— Совершенно верно. Хочешь пойти со мной к Зозо Дислисл и купить приносящий радость грис-грис?
— Нет. Я только хочу связать этих копов, вспороть им животы и послушать, как станут они кричать, когда я буду вытаскивать их кишки.
— Это ты велел мне проехать мимо, — напомнила Синди.
— Я допустил ошибку. Давай их найдем.
Глава 37
Виктор сидел за столом в главной лаборатории (прервал работу, чтобы перекусить), когда на экране компьютера появилось ослепительно красивое лицо Аннунсиаты.
— Мистер Гелиос, Уэрнер попросил сказать вам, что он в комнате Рэндола Шестого и что он взрывается.
Хотя Аннунсиата была не реальным человеком, а продуктом компьютерной графики, подкрепленной сложным программным обеспечением, Виктор раздраженно бросил:
— Ты опять несешь чушь.
— Сэр?
— Не мог он тебе такого сказать. Проверь его послание и передай в точности.
Уэрнер решил лично провести обыск в комнате Рэндола Шестого и проверить содержимое жесткого диска его компьютера. После короткой паузы Аннунсиата заговорила вновь:
— Мистер Гелиос, Уэрнер попросил меня передать вам, что он в комнате Рэндола Шестого и что он взрывается.
— Свяжись с Уэрнером и попроси его повторить свое сообщение, а потом снова со мной, когда запомнишь все правильно.
— Да, мистер Гелиос.
Виктор застыл с поднесенным ко рту пирожным в ожидании, что она еще раз произнесет его фамилию, но она не произнесла.
Как только лицо Аннунсиаты исчезло с экрана, Виктор доел пирожное, потом запил его кофе.
Аннунсиата вернулась.
— Мистер Гелиос, Уэрнер повторяет, что он взрывается, и указывает, что срочность ситуации требует вашего немедленного вмешательства.
Поднимаясь, Виктор швырнул кружку в стену. От удара она с грохотом разлетелась.
— Аннунсиата, дай мне знать, когда ты снова сможешь что-нибудь сделать правильно. Вызови уборщика. В главной лаборатории разлился кофе.
— Да, мистер Гелиос.
Комната Рэндола Шестого находилась на втором этаже, служившем общежитием для тех представителей Новой расы, которые уже вышли из резервуаров сотворения, но по каким-то причинам еще не могли покинуть стены «Рук милосердия».
Поднимаясь на лифте, Виктор пытался успокоиться. Все-таки он прожил двести сорок лет и не мог допустить, чтобы подобные мелочи так действовали на нервы.
Он знал, в чем его беда: в этом несовершенном мире он во всем стремился к совершенству. И нисколько не сомневался, что придет день, когда все его люди будут в полной мере соответствовать установленным им высоким стандартам.
А пока не оставалось ничего другого, как терпеть несовершенство мира. И лучше бы над ним посмеиваться, а не злиться из-за него.
Но смеялся он мало. Собственно, давно уже не смеялся. Последний раз он вдоволь насмеялся в 1979 году, с Фиделем, в Гаване, во время экспериментов на открытом мозгу, в которых подопытными кроликами выступали политические заключенные с необычно высоким коэффициентом умственного развития.
Выходя из кабины лифта на втором этаже, Виктор рассчитывал посмеяться с Уэрнером над ошибкой Аннунсиаты. Чувство юмора у Уэрнера отсутствовало напрочь, но он мог сделать вид, что смеется.
Однако, выйдя из ниши у лифтов в главный коридор, Виктор увидел с десяток своих людей, которые столпились перед дверью в комнату Рэндола Шестого. Почувствовал исходившую от них тревогу.
Они расступились, давая ему пройти. Уэрнер лежал в комнате на полу, лицом вверх. Массивный, мускулистый начальник службы безопасности разорвал на груди рубашку. Извиваясь, корча страшные рожи, он обхватил себя руками, словно не давал торсу разорваться.
— Что с тобой не так? — спросил Виктор, опустившись на колени рядом с Уэрнером.
— Взрываюсь. Я вз… вз… взрываюсь.
— Это абсурд. Ты не взрываешься.
— Какая-то моя часть хочет стать чем-то еще.
— Ты мелешь чушь.
— Что со мной происходит? — спросил Уэрнер, стуча от страха зубами.
— Убери руки, дай мне взглянуть.
— Кто я, почему я, как такое может случиться? Отец, скажи мне.
— Я не твой отец, — резко ответил Виктор. — Убери руки!
Когда Уэрнер убрал руки, открыв тело от шеи до пупка, Виктор увидел, что его кожа пульсирует и натягивается, словно ключицы стали такими же мягкими, как жир, словно под кожу проникли змеи, которые непрерывно извиваются, стараясь изыскать возможность выбраться наружу.
В удивлении Виктор положил руку на живот Уэрнера, чтобы попытаться определить природу этого внутреннего хаоса.
И тут же выяснил, что визуальные впечатления обманчивы. Никакие змеи под кожей Уэрнера не шевелились.
Изменялась сама плоть, она стала аморфной, превратилась в желатиновую массу, трансформировалась, чтобы стать чем-то еще… отличным от Уэрнера.
Дыхание Уэрнера стало тяжелым. Из горла вырывались хрипы. Будто там застрял посторонний предмет.
В белках глаз полопались сосуды, и теперь он смотрел на своего создателя красными глазами.
Начали деформироваться мышцы рук, то же самое происходило с лицом, толстая шея, вибрируя, раздулась.
Виктор понял, что изменения идут на клеточном уровне, мутировали не сами органы, а мельчайшие частички, из которых они состояли, клетки.
Под ладонью Виктора, которая лежала на животе Уэрнера, плоть обрела форму руки, которая сжала руку Виктора, не угрожающе, почти любя, однако Виктор пришел в ужас, вырвал руку, отпрянул.
— Каталку! — закричал он, вскочив. — Быстрее! Привезите каталку! Мы должны отправить этого человека в изолятор!
Глава 38
Выдвигая пять стальных штырей-засовов на второй двери, Эрика спросила себя, а побывала ли в этом секретном коридоре хоть одна из предыдущих четырех Эрик. Ей хотелось думать, что все они если и нашли потайную дверь, то не в первый день пребывания в особняке.
И даже наткнувшись на спрятанный выключатель случайно, она уже начала относить совершенное открытие к свойственному ей любопытству, о котором и говорил процитированный ею Сэмюэль Джонсон. Ей хотелось думать, что в этом аспекте она превосходила своих предшественниц.
Эрика даже раскраснелась от гордости. Она же так стремилась стать хорошей женой и в отличие от прежних Эрик ничем не вызывать неудовольствия Виктора.
Если бы какая-нибудь другая Эрика нашла начинающийся за дверью коридор, ей могло не хватить смелости, чтобы войти в него. А если бы и вошла, то не стала бы открывать первую из стальных дверей, не говоря уже о второй.
Эрика Пятая ощущала себя искательницей приключений, такой, как Нэнси Дрю или скорее Нора Чарлз, жена Ника Чарлза, детектива из романа Дэшилла Хэмметта «Худой человек», еще одной книги, о которой она могла рассуждать с умным видом, без риска для жизни, каким грозило чтение этого произведения.
Читать бесплатно другие книги:
