Славный парень Кунц Дин

—  Очаровательная Эвелин Накамото.

—  Я и ее знала, — Линда наклонилась вперед. — У нее была художественная галерея на Лесной авеню.

—  Через пять месяцев после пожара она полетела в Сиэтл. На перекрестке ее задавил автомобиль. Водитель с места происшествия скрылся.

—  Но Сиэтл, — Тим взял на себя роль адвоката дьявола, исходя из того, что эти люди, если их смерти как-то связаны между собой, должны были умереть в Лагуна-Бич или поблизости.

—  Если кто-то умирает вдали от дома, то создается впечатление, будто эта смерть никак не связана с другими, уже здесь, — объяснила Линда. — Именно поэтому они могли расправиться с ней в Сиэтле.

—  Милая Дженни Накамото, — продолжила Лайли Вен-чинь.

—  У Эвелин была дочь, они часто приходили в кофейню вместе, — добавила Линда. — Красивая девушка.

—  Да, Дженни. Милая, красивая, такая умная. Училась в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса. Снимала маленькую квартирку над гаражом в Уэствуде. Кто-то поджидал ее в квартире, изнасиловал, когда она пришла домой. Потом убил.

—  Ужасно, — Линда содрогнулась. — Я не слышала. Когда это случилось?

—  Восемь месяцев тому назад, через пять месяцев после гибели ее матери в Сиэтле.

Тиму показалось, что эспрессо, отлично сваренный, вдруг стал отдавать горечью.

Поставив чашку на лакированный поднос, Лайли наклонилась вперед, положив руки на колени.

— Дженни умерла ужасной смертью.

Заметив добычу, краснохвостый ястреб камнем упал в каньон, небо опустело.

—  Ее задушили четвертаками. — Она смотрела на свои сложенные руки.

—  Четвертаками? — Пит решил, что чего-то не расслышал.

Лайли продолжала смотреть на руки, не решаясь встретиться с ним взглядом, рассказывая про такие ужасы.

—  Он связал руки Дженни у нее за спиной, связал лодыжки, положил на кровать и начал засовывать в горло четвертаки.

—  Господи, — выдохнула Линда.

Тим нисколько не сомневался, что последним увиденным Дженни Накамото перед смертью, когда ее взор туманили слезы, стали яростные глаза с расширенными зрачками, жадные до света, всего света, ее света.

—  Сердечный приступ, смерть на дороге, изнасилование с убийством, — перечислил Тим. — Полиция могла не увидеть связи, но я-думаю, вы правы, Лайли.

Вот тут она подняла на него глаза.

—  Не только эти трое. Еще двое. Обаятельный мистер Шотски, адвокат, и его жена, они всегда приходили в «Сливки и сахар» вместе.

—  Я их не знала, — покачала головой Линда, — но об этом писали в газетах. Он ее застрелил, а потом покончил с собой, из того же пистолета.

—  Я в это не верю, — твердо заявила Лайли Вен- чень. — Мистер Шотски оставил записку, в которой указал, что застал жену голой в постели с мужчиной. В ее... Я извиняюсь, но должна это сказать... в ней обнаружили сперму, отличную от спермы ее мужа. Но если мистер Шотски мог застрелить жену, почему не мужчину? Почему он дал ему уйти? Где этот мужчина?

—  Вам бы быть детективом, Лайли, — сказал Тим.

—  Мне бы быть женой и матерью, но я уже ни та и ни другая.

И хотя голос дрожал от эмоций, ее гладкое фарфоровое лицо и темные глаза оставались спокойными.

Горе могло прибавлять веса тишине, которая придавливала этот дом, но куда больше сказывалась стоическая готовность хозяйки принять все удары, уготовленные судьбой.

У каменных химер уши стояли торчком, словно они прислушивались к шагам мужчины с глазами, словно у горгульи.

Глава 46

На поле из золотой травы, среди островков черного бамбука, стояли журавли на тоненьких черных ножках. С черными шеями и черными клювами.

От желтого на всех шести панелях ширмы в гостиной Лайли Вен-чинь, переливающегося оттенками золота, каллиграфически выписанных черных элементов, белых, в перьях, тел и головок журавлей веяло умиротворенностью.

—  Для полиции, — продолжила Лайли, — эти пять смертей даже меньше, чем совпадения. Один из копов сказал мне: «Это не заговор, Лайли. Это всего лишь жизнь». Как могли они до такого дойти? Думать, что смерть — это жизнь? Что насильственная смерть и убийство — естественная часть жизни?

—  Они чего-нибудь добились в расследовании гибели вашей семьи? — спросил Тим.

—  Чего можно добиться в охоте на медведя, если идти по следам оленя? Они ищут вора, но никакого вора не было.

—  Деньги не украли? — спросила Линда.

—  Деньги забрал огонь. Да и нечего там было воровать. Утром денег в кассовом аппарате хватало лишь на то, чтобы дать сдачу. Кто убивает четырех человек за сорок долларов монетами и мелкими купюрами?

—  Некоторые убивают и за меньшее. Из ненависти. Из зависти. Просто так. Ради того, чтобы убить, — заметил Тим.

—  А потом они тщательно готовят пожар. И запирают за собой дверь, рассчитав, что огонь вспыхнет после их ухода?

—  Полиция нашла таймер... зажигательное устройство? — спросила Линда.

—  Жар был слишком сильный. Ничего не осталось, кроме намека на такое устройство. Вот они и спорят между собой... было, не было.

За окном на бездонном небе осталось одно-единственное облачко, да и оно быстро таяло.

—  Как вы узнали, что кто-то хочет вас убить? — спросила Лайли.

Прежде чем ответить, Линда коротко глянула на Тима.

—  Мужчина пытался раздавить меня автомобилем в узком переулке. Потом стрелял в нас.

—  Вы обратились в полицию?

—  У нас есть основания предположить, что он имеет отношение к правоохранительным органам, — ответил Тим. — Мы хотим знать больше, прежде чем что-то предпринять.

Она встретилась с ним взглядом.

—  У вас есть его имя?

—  У нас есть имя и фамилия, но они вымышленные. Настоящие нам неизвестны.

—  Как вы узнали, что нужно прийти ко мне, что у меня есть определенные подозрения на сей счет?

—  Под вымышленной фамилией этот человек на короткое время вызывал интерес полиции в связи с убийством вашей семьи.

—  Рой Каттер.

—  Да.

—  Но у него были настоящие документы. У Роя Каттера. Они его отпустили.

—  Да, — кивнула Линда, — но теперь выясняется, что такого человека нет.

—  Местная полиция об этом знает?

—  Нет, — покачал головой Тим. — И я умоляю вас ничего им не рассказывать. Наши жизни, возможно, зависят от вашего молчания.

—  Они все равно не будут слушать. Они думают, что я обезумела от горя.

—  Нам это известно, — ответил Тим. — Мы узнали, что вы говорили им о ваших постоянных клиентах, которых убивают. Потому и приехали.

—  Горе не свело меня с ума, — заверила она их. — Горе разозлило меня, добавило нетерпения и решимости. Я хочу торжества справедливости. Я хочу добиться правды.

—  Если нам повезет, мы, возможно, сумеем открыть вам правду. Но справедливость... — Он покачал головой. — В этом мире, в эти дни найти ее ещё труднее.

Лайли поднялась с дивана.

—  Каждый вечер и каждое утро я молюсь за своего любимого, за моих убитых детей и мою племянницу. Теперь я буду молиться и за вас.

Выходя из гостиной следом за женщинами, Тим ещё раз посмотрел на ширму из шести панелей с грациозными журавлями и черным бамбуком. И увидел кое-что ещё, чего не замечал раньше: спрятавшегося в золотой траве золотого, изготовившегося к прыжку тигра.

Хотя и не зная, прилично ли это, у двери Тим наклонился к Лайли Вен-чинь и обнял ее.

Должно быть, она сочла, что его поступок в рамках приличия, потому что поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

—  Ранее я заметила, что вы восхищались ширмой.

— Да, снова и снова. Она мне очень понравилась.

—  И что вам понравилось... красота журавлей?

—  Поначалу да. Но теперь мне больше нравится спокойствие журавлей в присутствии тигра.

—  Не все видят тигра. Но он есть. Он всегда есть.

В «Хонде» первой заговорила Линда.

—  Пять человек убили после пожара. Они что-то знали, не подозревая, что знают?

—  Что-то произошло, когда вы все оказались там одновременно. Пили кофе во внутреннем дворике, за своими столиками.

—  Но во внутреннем дворике никогда ничего не случалось, — запротестовала она. — Мы пили кофе. Кто с пирожным, кто с сандвичем. Пили кофе, читали газеты, наслаждались солнцем... потом шли домой.

Тим отъехал от дома Лайли Вен-чинь.

—  Тигр был там, но его никто не видел.

—  И что теперь? — спросила Линда, когда они ехали вниз, к берегу.

—  Точно не знаю.

—  Мы спали только два часа. Мы можем найти мотель, где удивленно не вскидывают брови, если ты расплачиваешься наличными.

—  Не думаю, что я смогу заснуть.

—  Я тоже. Тогда... почему бы нам не найти кофейню с внутренним двориком? Посидим на солнышке. Может, солнечный свет и эспрессо разбудят мою память?

Глава 47

В 10:44 утра, Крайт проспал чуть больше двух часов, его вырвал из крепкого, без сновидений, сна вибрирующий мобильник, который он, само собой, держал в руке.

Мгновенно проснувшись, он отбросил одеяло и сел на краю кровати Терезы Мендес, чтобы прочитать, как выяснилось, неприятное кодированное сообщение от группы поддержки.

Они задали два вопроса. Во-первых, хотели знать, почему он убил трех человек в доме Бетани и Джима.

Никогда раньше они не просили его объяснить, чем вызвано убийство посторонних людей. Вопрос этот он воспринял как оскорбление. Получалось, что группа поддержки предполагала, будто он может убить без крайней на то необходимости.

Поначалу ему хотелось ответить, что этих троих давно следовало отправить в мир иной, всех следовало отправить в мир иной ради спасения этого мира, который они так яростно уничтожают, и если уж у группы поддержки хватает наглости задавать ему вопросы, им следует спросить, почему он ещё не поубивал всех, а не интересоваться причинами, которые вынудили его убить Синтию, Малколма и Нору.

Они также хотели знать, каким образом преследование этой Пейкуэтт привело его к дому, где теперь лежали три трупа.

На этот вопрос Крайт отвечать не собирался, потому что он являлся грубейшим вторжением в его личную жизнь. Они потеряли всякий стыд. Всё-таки он им не принадлежал. И был хозяином своей жизни, которую посвятил служению смерти.

И пока они не получили желаемого, в данном случае — смерти этой Пейкуэтт, они не имели никакого права требовать у него отчета о своих действиях. Это не укладывалось ни в какие рамки.

Кроме того, Крайт не мог сказать, почему он вошел в этот дом, поскольку они не знали, что он — бездомный. Они думали, что он держит местонахождение своего дома в секрете. Логичная, кстати, и разумная мера предосторожности для киллера.

Если бы он объяснил свое нетрадиционное отношение к дому, к самому понятию «дом», они бы не поняли. Разорвали бы с ним все отношения. В конце концов, они были всего лишь людьми; тайных владык Земли, таких, как он, среди них не было.

Вместо собственного дома у него были миллионы домов. Обычно он жил в чужих домах, принимая такие меры предосторожности, что хозяева об этом и не узнавали.

Время от времени оказывался в ситуации, когда избежать встречи с хозяевами не удавалось. Тогда он убивал.

В прошлом «Джентльменский клуб» не интересовался этой проблемой. Возможно, на этот раз все решило количество: три трупа за один раз.

Он решил проигнорировать оба вопроса и ответить строкой из Уоллеса Стивенса, поэта, которого любил, но не понимал: «ЕДИНСТВЕННЫЙ ИМПЕРАТОР — ИМПЕРАТОР МОРОЖЕНОГО».

Иногда, читая Уоллеса Стивенса, Крайт хотел не только убить всех, кто жил в этом мире, но и себя. Вот это, по его убеждению, стало бы абсолютным доказательством величия поэзии Стивенса.

«ЕДИНСТВЕННЫЙ ИМПЕРАТОР - ИМПЕРАТОР МОРОЖЕНОГО».

Пусть над этим поразмышляют и, если хватит ума, придут к выводу, что своими вопросами преступили границы дозволенного.

Крайт теперь понимал, что эта Пейкуэтт, судя по всему, приговорена к смерти «Джентльменским клубом», а не кем-то из сторонних заказчиков, которые обращались к нему по рекомендации. И раздражение, вызванное этими тремя смертями, всего лишь проявление тревоги «Джентльменского клуба»: жертва снова и снова ускользала, чего раньше никогда не случалось.

Быстрые действия по поиску и уничтожению этой женщины рассеют тревогу «Клуба», решил Крайт. После того как Пейкуэтт умрет, убийства Синтии, Малколма и Норы будут приняты как необходимость и скоро забыты.

Он вернул белье Терезы в корзину, что стояла в стенном шкафу. Взял кружку, термос, тарелку из- под печенья, отнес на кухню, помыл, расставил по местам.

Вернувшись в спальню, оделся. Репродукция, которую он взял из спальни Пейкуэтт, промокла под дождем так что ещё раньше он развернул ее и положил на ковер сохнуть. Пока он спал, репродукция высохла. Крайт вновь сложил ее и убрал в карман пиджака.

С «Глоком» в руке спустился в маленький кабинет Терезы. Включил компьютер и вышел в Интернет.

Правило «Не задавать лишних вопросов» хорошо послужило Крайту. Чем меньше он знал о тех, кого заказывал «Клуб», тем ему было лучше. Если бы он даже понимал, почему «Клуб» хочет смерти этих людей, то уже знал бы слишком много. И ему не требовалось объяснять, что случается с людьми, даже принцами, которые слишком много знают.

Хотя ему заказали Пейкуэтт, а не Кэрриера, он исходил из того, что это правило, «Не задавать лишних вопросов», распространяется и на мужчину. Но учитывая, что его перехитрили, и не единожды, и приняв во внимание внезапную озабоченность «Джентльменского клуба», Крайт решил изменить стратегию.

Составил простой запрос, чтобы узнать, какую информацию о Кэрриере можно получить в «Гугле». Не ожидал, что найдет много больше того, что уже знал. И ошибся.

Глава 48

Разлапистые ветви новозеландской ели накрывали добрую половину внутреннего дворика кофейни, расположенную ближе к улице.

Тим и Линда сидели на солнце, за самым дальним от улицы столиком, у стены, по которой вились лианы с большими красными цветами.

Маленькими глотками пили кофе. От тарелки поднимался аромат нагретых солнцем шоколадно- фисташковых пирожных.

Какое-то время они говорили о цветущих лианах, а потом, после паузы, Линда сменила тему:

—  Моего отца звали Бенедикт. Но все называли его Бенни.

Тим уловил прошедшее время и ждал продолжения.

—  Он защитил диссертацию по проблемам воспитания детей.

—  Судя по тебе, удачно применил свои знания на практике.

На губах Линды появилась и исчезла сухая улыбка.

—  Мою мать звали Рене.

Интуитивно он спросил:

—  У тебя есть их фотографии?

Из сумочки она достала бумажник, из бумажника — пластиковый вкладыш с окошками для фотографий.

—  Мне нравятся их лица.

—  Они были мягкими, милыми и веселыми людьми.

—  Ты похожа на мать.

—  Она защитила диплом по образованию.

—  Учительница?

—  Они занимались дошкольным обучением, организовали подготовительную школу.

—  Похоже, дела у них пошли успешно.

—  Скоро у них было три школы.

Она повернулась лицом к солнцу, закрыла глаза.

Колибри пила нектар из цветка на лиане.

—  Среди детей была пятилетняя девочка, которую звали Хлоя.

На одной фотографии Бенни в забавной шляпе строил гримасы Линде.

—  Мать Хлои уже посадила ее на риталин.

На той же фотографии Линда радостно смеялась.

—  Мои родители посоветовали ей отказаться от риталина.

От весеннего солнца лицо Линды, казалось, светилось изнутри.

—  Мои родители посоветовали ей отказаться от риталина.

—  Хлоя доставляла много хлопот. Мать хотела, чтобы она продолжала принимать препарат.

—  Говорят, сейчас половина детей сидят на риталине, — вставил он.

—  Может, мои родители вызвали у матери Хлои чувство вины.

—  Может, и не вызвал и Может, она уже чувствовала себя виноватой.

—  В любом случае ей не понравилось, что они подняли этот вопрос.

Колибри переливалась зеленым. Крылышки пребывали в непрерывном движении.

—  Однажды на детской площадке Хлоя упала и поцарапала колено.

Фотографии вдруг стали грустными. Сувениры потери.

— Мама и папа промыли ранку.

Тим вернул фотографии в ее бумажник.

—  Намазали йодом. Хлоя кричала, что щиплет, и вырывалась.

Колибри перелетела к новому цветку, что-то чирикнула на своем птичьем языке.

—  Она сказала матери, что ей не понравилось, как ее трогали.

—  Конечно же, она говорила про йод, — вставил Тим.

—  Может, мать не поняла. Может, хотела не понять.

Лицо Линды вроде бы потемнело, хотя солнце светило все ярче.

—Мать Хлои пожаловалась в полицию.

Колибри махала крылышками, удерживаясь у

цветка.

—  Полиция допросила моих родителей и не нашла ничего предосудительного.

— Но на этом дело не закончилось?

—  Окружному прокурору предстояла серьезная борьба за переизбрание.

—  То есть закон превратился в политику, — вставил Тим.

Линда опустила голову, но глаза не открыла.

—  Окружной прокурор нанял психиатра, чтобы тот провел собеседование с детьми.

—  Со всеми, не только с Хлоей?

—  Со всеми. И появились дикие истории.

—  После чего пути назад уже не было.

—  Игры голышом. Танцы голышом. Животные, убитые в классе.

—  Жертвоприношения животных? Люди в это верили?

—  Собаки и кошки, убиваемые с тем, чтобы запугать детей и заставить их молчать.

—  Господи.

—  Двое детей даже сказали, что маленького мальчика разрубили надвое.

—  И они ничего такого не говорили своим родителям?

—  Подавленные воспоминания. Разрубили надвое, похоронили на школьном дворе.

—  Они перерыли весь двор.

—  Перерыли, ничего не нашли.

—  Но этим дело не закончилось.

—  Они вскрыли стены в поисках детской порнографии.

—  И ничего не нашли, — предположил Тим.

—  Нет. Они также искали предметы, которые используются в сатанинских ритуалах.

—  Прямо-таки Салем, только в другом столетии.

—  Дети говорили, что их заставляли целовать изображения дьявола.

—  И дети никогда не лгут, — вставил Тим.

—  Я их не виню. Они были маленькие и... поддающиеся воздействию.

—  Психиатры могут непреднамеренно внушать ложные воспоминания.

—  Может, и преднамеренно. Потолки в доме сорвали.

—  И все это из-за ободранного колена.

—  Вскрыли полы. В поисках потайных подвальных комнат.

—  И ничего не нашли.

—  Нет. Но моих родителей признали виновными на основе свидетельских показаний.

Она открыла глаза. Смотрела в прошлое.

—  Я думаю, тогда было много таких случаев, — сказал Тим.

—  Да. Десятки. Общенациональная истерия.

—  Некоторых, возможно, было за что судить.

—  Девяносто пять процентов обвинительных приговоров строились ни на чем. Может, и больше.

—  Но жизни рушились. Людей сажали в тюрьму.

—  Мне пришлось ходить к психиатру, — добавила она после паузы.

—  Тому самому, который беседовал с детьми подготовительной школы?

Страницы: «« ... 1314151617181920 »»

Читать бесплатно другие книги:

«С грустью следил защитник православия за направлением сектантской мысли и думал: «Господи, до чего ...
«Тильда уходила из дому и раньше – обычное дело для кошки, не признающей никаких авторитетов. Уходил...
«Замуж! Замуж! Замуж!»… мечта Риты начала осуществляться весьма необычным способом – с помощью обряд...
«И спустя несколько секунд еще один хомо нормалис – плоская матрица человеческой души – шагнул в нов...
Перед вами краткий отчет о 7 днях нашего среднестатистического соотечественника... Рассказ-предупреж...
Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной ...