Славный парень Кунц Дин
Кессонный потолок и обшитые деревянными панелями стены фойе были темными, тогда как выложенный плитами известняка пол — очень светлым, и контраст создавал ощущение, что прочность пола иллюзорная и в любой момент можно провалиться сквозь него и падать далеко и долго, как падает человек, вышедший из находящегося на большой высоте самолета.
Два маленьких стула стояли по сторонам столика, над которым висело зеркало. Тим не смотрел на свое отражение. Если б встретился взглядом со своими глазами, увидел бы суровую правду, которой пока предпочитал избегать.
Прямой взгляд в собственные глаза сказал бы ему, что его ждет. А ждало то же, что и всегда, и Тим знал, что такое будет повторяться снова и снова, пока он жив. Ему требовалось подготовиться к грядущему. Но при этом не было ни малейшего желания размышлять о нем. Из глубины дома доносился приглушенный голос разговаривающего по телефону Макса.
Тим стоял по центру прихожей, и ему казалось, что он подвешен к темному потолку, словно язык колокола, под ним пустота, и он ждет, когда же его начнут раскачивать.
Вернулся Макс.
— Ей любопытно. Я практически ничего не сказал, только поручился за тебя.
— Спасибо. Извините, что побеспокоил.
— Это не беспокойство, но просьба необычная.
— Все так. Я знаю.
— Почему ваш общий знакомый сам не позвонил Линде и не поручился за тебя? Он бы мог не говорить, зачем посылает тебя к ней... насчет плохих новостей.
— Он тяжело болен и плохо соображает, — ответил Тим. — Знает, что нужно сделать, но уже не понимает как.
— Возможно, этого я боюсь больше всего. — Макс покачал головой. — Разум уходит, контроль теряется.
— Это жизнь, — пожал плечами Тим. — Нам всем предстоит через это пройти.
Они пожали друг другу руки, и Макс вышел с ним на крыльцо.
— Она — милая женщина. Надеюсь, новости не доставят ей сильной боли.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить боль.
Тим возвратился к «Эксплореру», развернулся, подъехал к бунгало Линды. Выложенная кирпичами дорожка вела к дому. В воздухе стоял запах эвкалиптов, сухие листья хрустели под ногами. Ему хотелось прибавить шагу. Время ускоряло бег. Он чувствовал, что беда нагрянет скорее раньше, чем позже. Когда он поднялся на крыльцо, дверь открылась, и женщина спросила: «Вы — Тим?»
— Да. Мисс Пейкуэйтт?
— Зовите меня Линда.
Под светом лампы над дверью зеленые египетские глаза внимательно изучали его.
— Ваша мама, наверное, провела девять нелегких месяцев, когда носила вас.
— Тогда я был меньше.
Женщина отступила от двери.
— Наклоните голову и проходите.
Он переступил порог, и после этого жизнь его круто переменилась.
Глава 5
Золотистый мед разливался от стены к стене, деревянный пол, казалось, светился изнутри, отчего скромная гостиная прибавляла в размерах и в великолепии.
Построенное в 1930-х годах бунгало, судя по всему, постоянно поддерживалось в идеальном состоянии. Маленький камин и настенные канделябры по бокам наглядно демонстрировали элегантность стиля арт-деко.
Блестящий белый потолок нависал над головой Тима, но не вызывал неприятных эмоций. В гостиной ощущался уют, а не клаустрофобия.
У Линды было множество книг. За одним исключением их корешки представляли собой единственное произведение искусства, абстрактное полотно слов и цветов.
Исключением являлось изображение телевизора с серым экраном размером шесть на четыре фута.
— Современное искусство ставит меня в тупик, — признался Тим.
— Это не искусство. Я сделала это в фотошопе. Чтобы напоминать себе, почему у меня нет телевизора.
— Почему у вас нет телевизора?
— Потому что жизнь слишком коротка.
Тим ещё раз взглянул на фотографию.
— Я не понимаю.
— Со временем поймете. В такой большой голове, как ваша, должны быть мозги.
Он не мог сказать, то ли ее манера не лишена обаяния, то ли налицо наглость, граничащая с грубостью. А может, у нее чуть съехала крыша. В наши дни этим страдают многие.
— Линда, я здесь вот по какой...
— Пойдемте со мной. Я работаю на кухне, — первой пересекая гостиную, она оглянулась. — Макс заверил меня, что вы не из тех, кто пырнет меня в спину ножом и изнасилует мой труп.
— Я попросил его поручиться за меня, и он сказал вам такое?
Она ответила, когда они прошли в коридор:
— Он сказал, что вы — талантливый каменщик и честный человек. Остальное пришлось из него выжимать. По своей воле он не хотел поделиться со мной мнением о вашей склонности к убийствам и некрофилии.
На кухне стоял автомобиль. Стена между кухней и гаражом отсутствовала. Деревянный пол уходил в гараж, так же, как и блестящий белый потолок. Три точечных прожектора освещали черный «Форд» модели 1939 года.
— Ваша кухня в гараже? — удивился Тим.
— Нет, нет. У меня гараж на кухне.
— А есть ли разница?
— Огромная. Я уже налила себе кофе. Составите мне компанию? Сливки? Сахар?
— Черный, пожалуйста. Почему ваш автомобиль стоит на кухне?
— Мне нравится смотреть на него, когда я ем. Красавец, не правда ли? «Форд»-купе модели 1939 года — самый прекрасный автомобиль всех времен и народов.
— Про «Пинто» точно такого не скажешь.
Линда налила кофе в кружку.
—Это не классика. Нечто удивительное. Авангардизм в металле. Такого не было ни до, ни после.
— Вы сами отреставрировали его?
—Частично. Основную работу сделал один парень из Сакраменто. В этом он гений.
— Наверное, обошлось недешево.
Она принесла ему кружку с кофе.
— Мне следовало копить деньги на будущее?
— И о каком будущем вы говорите?
— Если б я могла ответить на этот вопрос, возможно, открыла бы накопительный счет.
Ручку его кружки сделали в виде керамического попугая, на боку Тим прочитал: «ОСТРОВ БАЛЬБОА». Выглядела кружка раритетной, эдаким приветом из 1930-х годов. У ее кружки ручкой служила керамическая голова президента Франклина Делано Рузвельта, вцепившегося зубами в знаменитый мундштук.
Линда шагнула к «Форду».
— Ради него я живу.
— Вы живете ради автомобиля?
— Это машина надежды. Или машина времени, которая отвозит вас в то время, когда надеяться было легче.
На полу, в пластиковом лотке, стояла бутылка с полиролью для хрома, лежали несколько тряпок. Бамперы, радиаторная решетка, хромированные корпусные элементы сверкали, как ртуть. Линда открыла водительскую дверцу, села за руль с кружкой в руке.
— Давайте покатаемся.
— Вообще-то я хотел с вами поговорить.
— Это будет виртуальная поездка. Как полет фантазии.
Когда она захлопнула дверцу, Тим обошел автомобиль, открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья, сел рядом с Линдой. Низкая крыша определенно не рассчитывалась на столь крупного мужчину. Тим соскользнул по сиденью, держа кружку с керамическим попугаем обеими руками.
В ограниченном пространстве салона он все равно громоздился над женщиной, словно она была эльфом, а он — троллем.
Вместо шерстяной обивки, используемой в 1930-х годах, он сидел на черной коже. На щитке поблескивали диски приборов.
За ветровым стеклом лежала кухня. Сюрреализм.
Ключ торчал в замке зажигания, но, отправляясь в эту виртуальную поездку, двигатель Линда не включила. Возможно, потом, допив кофе, она всё-таки намеревалась повернуть ключ зажигания и подъехать к кофеварке, которая стояла рядом с духовкой.
Линда улыбнулась ему.
— Здорово?
— Все равно что сидишь в автокино и смотришь фильм о кухне.
— Автокино давно уже канули в Лету. Не кажется ли вам, что с тем же успехом в Риме могли срыть Колизей, чтобы на его месте построить торговый центр?
— Некоторая разница всё-таки есть.
— Да, вы правы. Не было в Штатах автокино, где христиан скармливали львам. Так по какому поводу вы хотели повидаться со мной?
Кофе у Линды был превосходный. Тим сделал маленький глоток, подул на кофе, выпил ещё, гадая, как лучше объяснить свою миссию.
На дорожке, когда под ногами хрустели сухие эвкалиптовые листья, он знал, что ей скажет. Но Линда оказалась совсем не такой, как он ожидал. Так что приходилось перестраиваться на ходу.
Он практически ничего не знал о Линде Пейкуэтт, но не сомневался: ему не придется держать ее за руку, сообщая плохие новости. Более того, избыток сочувствия она могла воспринять как оскорбление. А потому Тим решил резать правду-матку.
— Кто-то хочет вас убить.
Она вновь улыбнулась:
—И в чем соль шутки?
— Он платит за это двадцать тысяч.
Линда все ещё не понимала.
— В каком смысле убить?
— Убить — в смысле всадить пулю в голову, отправить на тот свет.
И он сжато рассказал ей о событиях в таверне: сначала его ошибочно приняли за киллера, потом, также ошибочно, за заказчика убийства, и наконец, он обнаружил, что киллер — коп.
Поначалу она слушала с открытым ртом, но удивление быстро сошло на нет. Зеленые глаза затуманились, словно его слова подняли ил со дна этих ранее спокойных озер.
Когда Тим закончил, женщина какое-то время молчала, маленькими глотками пила кофе, уставившись в ветровое стекло.
Он терпеливо ждал, но в конце концов не выдержал:
— Вы мне верите?
— Я повидала множество лжецов. Вы на них не похожи.
Точечные прожектора, в свете которых сверкал автомобиль, не разгоняли сумрак салона. И хотя лицо Линды находилось в тени, глаза поймали свет и блеснули.
— Вы, похоже, не удивлены тем, что я вам рассказал.
— Не удивлена.
— Значит... тогда вы знаете, кто он, человек, который хочет вашей смерти.
— Понятия не имею.
— Бывший муж? Бойфренд?
— Я не была замужем. Бойфренда сейчас нет, и раньше я никогда не встречалась с психами.
— Какие-то трения на работе?
— Я работаю дома.
— А чем вы занимаетесь?
— В последнее время я часто задаю себе этот вопрос, — ответила она. — И как выглядел тот парень, что оставил вам деньги?
Тим подробно его описал, но Линда лишь покачала головой.
— У него собака по кличке Ларри. Однажды он вместе с собакой прыгнул с парашютом. У него был брат, которого звали Ларри. Этот брат умер в шестнадцать лет.
— Человек, который может назвать собаку именем умершего брата... я бы знала, кто он, даже если бы он не рассказал мне ни про одного Ларри, ни про второго.
Такого развития событий Тим не предполагал.
— Но парашютист не может быть незнакомцем.
— Почему?
— Потому что хочет, чтобы вас убили.
— Людей постоянно убивают незнакомцы.
— Но никто не нанимает киллера, чтобы убить совершенно незнакомого человека. — Тим достал из нагрудного кармана рубашки сложенную фотографию. — Где он это взял?
— Это фотография с моего водительского удостоверения.
— Значит, у него есть доступ к архивам департамента транспортных средств.
Женщина вернула фотографию. Тим положил ее в карман до того, как сообразил, что принадлежит она скорее Линде, чем ему.
— Вы не знаете никого, кто мог заказать вас... и при этом вы не удивлены.
—Есть люди, которые хотят смерти всех и каждого. Если перестаешь удивляться этому, то тебя очень трудно удивить чем-то другим.
Пристальный взгляд ее зеленых глаз, казалось, просматривал все его мысли, ничего не оставляя без внимания, но при этом от этого взгляда не веяло холодом. Скорее, наоборот, взгляд этот согревал, располагал к себе.
— Мне любопытна ваша реакция на случившееся.
В ее словах ему послышалось неодобрение, даже подозрительность.
— Я и представить себе не могу другую реакцию.
— Вы могли бы взять десять тысяч себе.
— Потом кто-нибудь пришел бы за ними.
—Может, и нет. Хотя... наверняка бы пришел.
Вы могли отдать фотографию киллеру вместе с деньгами, отойти в сторону, не мешать естественному ходу событий.
— А потом... что мне оставалось потом?
—Пойти пообедать. В кино. Домой, чтобы лечь спать.
— Именно так вы бы и поступили? — спросил он.
— Я себя не интересую. Меня интересуете вы.
— Я не из тех, кто вызывает интерес.
—Вы действительно стараетесь держаться так, словно никому не интересны. Но вы что-то скрываете, и вот это как раз и интересно.
— Я рассказал вам все.
— О случившемся в таверне. А... насчет себя?
Зеркало заднего обзора чуть развернули в его сторону. Он избегал своих глаз, предпочитал смотреть на нее. Теперь глянул на свое отражение и тут же опустил глаза на керамического попугая, которого душила его правая рука.
— У меня остыл кофе.
— У меня тоже. Когда киллер покинул таверну, вы могли позвонить в полицию.
—Не мог. Поскольку понял, что он — коп.
— Таверна находится в Хантингтон-Бич. Я живу в Лагуна-Бич. Он — коп совсем с другого участка.
— Я не знаю, где он служит. Ездит на седане без знаков отличия. Он может быть и здешним копом, из Лагуна-Бич.
—Может. И что теперь, Тим?
Он хотел посмотреть на нее и боялся этого. Как и почему такое произошло, Тим не знал, но за несколько минут их общения на ней сфокусировались все его устремления и страхи. Ничего такого раньше он не испытывал, и хотя тысячи песен и фильмов убеждали его, что это любовь, он знал, что речь о другом. Во-первых, он был не из тех, кто влюбляется с первого взгляда. Во-вторых, будь это любовь, он бы не ощущал жуткого ужаса, который был неотъемлемым компонентом захватившего его чувства.
— Единственное вещественное доказательство, которое я мог бы предъявить копам, ваша фотография, — ответил он, — а это совсем не улика.
— Номерной знак седана, на котором уехал киллер, — напомнила она.
— Это не улика, а ниточка. Я знаю человека, который может по номерному знаку узнать фамилию владельца. Человека, которому я полностью доверяю.
—И что потом?
— Пока не знаю. Что-нибудь придумаю.
Ее взгляд, который не отрывался от него, обладал притягивающей силой двух лун, и неизбежно прилив его внимания сместился к ней. Глаза в глаза, он сказал себе, что должен запомнить этот момент, когда с одной стороны ужас завязывает его узлом, а с другой безумная радость растягивает этот узел, ибо, осознав, что за чувство нахлынуло на него, он смог бы понять, почему ушел из привычной жизни, которую знал (и к которой стремился), в новую, совершенно незнакомую и, возможно, полную разочарований.
— Вам нужно сегодня покинуть этот дом, — сказал он. — Поживите там, где вы никогда не были. Не у подруги и не у родственников.
— Вы думаете, убийца придет сюда?
— Завтра, послезавтра, раньше или позже, когда он и человек, который его нанял, поймут, что произошло.
Страха она не выказала.
— Хорошо.
Такое хладнокровие удивило Тима. Зазвонил его мобильник. После того как Линда взяла у него кружку, он ответил на звонок. Услышал голос Лайма Руни.
— Он только что был здесь, спрашивал, кто тот здоровяк, который сидел на последнем стуле.
— Уже. Черт. Я думал, он появится через день или два. Первый парень или второй?
— Второй. На этот раз я к нему пригляделся. Тим, это не человек. Акула в ботинках.
Тим вспомнил мечтательную улыбку киллера, расширенные зрачки, жадные до света.
— Что происходит? — спросил Лайм.
— Дело касается одной женщины, — ответил Тим, как и прежде. — Я с этим разберусь.
Вероятно, киллер осознал, что встреча в таверне прошла не так, как предполагалось. И позвонил парашютисту по контактному номеру. Кухня за ветровым стеклом выглядела теплой и уютной. К стене крепилась стойка для ножей.
— Ты не можешь держать меня в неведении, — не унимался Лайм.
— Я думаю не о тебе, — Тим открыл дверцу и начал выбираться из «Форда». — Я думаю о Мишель. Не лезь в это дело... ради нее.
С двумя кружками для кофе в руках Линда вышла из «Форда» через водительскую дверцу.
— И как давно ушел этот парень? — спросил Тим Руни.
— Я подождал ровно пять минут, прежде чем позвонить тебе... на случай, что он вернется, увидит меня на телефоне и задастся вопросом, а кому это я звоню. Он произвел на меня впечатление человека, который может сложить два и два.
— Я должен идти. — Тим разорвал связь и убрал мобильник в карман.
Линда понесла кружки к раковине, а Тим выбрал подходящий нож. Мясницкий тесак оставил, предпочел другой, с более коротким и заостренным лезвием.
Тихоокеанская прибрежная автострада позволяла достаточно быстро добраться от таверны «Зажженная лампа» до этой улицы в Лагуна-Бич. Конечно, пробка могла возникнуть на трассе в понедельник вечером. Но при нормальных условиях дорога от двери до двери занимала примерно сорок минут.
Помимо съемного маячка, белый седан могли оборудовать и сиреной. Не доезжая до бунгало несколько миль, киллер сирену бы выключил. Незачем сообщать жертве о своем приезде.
Отвернувшись от раковины, Линда увидела нож в кулаке Тима. Все поняла правильно, объяснения ей не потребовались.
— Сколько у нас времени? — спросила она.
— Сможете вы собрать вещи за пять минут?
— Смогу быстрее.
— Собирайте.
Линда посмотрела на «Форд» модели 1939 года.
— Он привлекает слишком много внимания, — ответил на молчаливый вопрос Тим. — Придется оставить его здесь.
— Это мой единственный автомобиль.
— Я отвезу вас, куда захотите.
Ее зеленый взгляд остротой не уступал кромке осколка бутылочного стекла.
— Что вам до этого? Теперь, когда вы мне сказали, ваша миссия закончена.
— Этот парень... он захочет убить и меня. Если узнает, кто я.
— И вы думаете, я ему скажу, когда он меня найдет.
— Скажете вы или нет, он узнает. Мне нужно выяснить, кто он, и, что более важно, выяснить, кто его нанял. Может, когда у вас будет больше времени, чтобы подумать об этом, вы со мной согласитесь.
Она покачала головой:
— Это тупик. Если вы рассчитываете через меня узнать, кто хочет моей смерти, то смысла в этом нет. Я вам ничем не помогу.
— Смысл есть, — не согласился он. — Собирайте вещи.
Она вновь взглянула на «Форд».
— Я вернусь за ним.
— Когда закончим с более важными делами.
— И тогда буду ездить на нем, искать остатки прошлого, которые ещё можно увидеть, всё то, что ещё не снесли и не осквернили.
— Добрые прежние дни, — кивнул Тим.
— Тогда тоже, кроме хороших дней, бывали и плохие. Но все они были другими. — И она поспешила в спальню, собирать вещи.
Тим выключил свет на кухне. По коридору прошел в гостиную, выключил свет и там. Подойдя к окну, задернул занавеску. За окном все застыло, словно миниатюрная деревенька в стеклянном шаре, какие используют, как пресс-папье.
Он тоже долгое время провел в стекле, но по собственному выбору. Время от времени поднимал молоток, чтобы разбить его, но ни разу удар так и не нанес, потому что не знал, хочется ли ему очутиться по другую сторону стекла. На улице появился койот, вышедший из ближайшего каньона: возможно, смелости ему придала поднявшаяся круглая луна. Когда он проходил под фонарным столбом, его глаза сверкнули серебром, словно зрачки скрыли бельма, но в тени глаза становились красными и видели все, что можно было увидеть.
Глава 6