Славный парень Кунц Дин
Только когда завибрировал мобильник, Крайт осознал, что простоял перед зеркалом больше минуты, а то и двух.
Из текстового сообщения следовало, что заказ будет доставлен к двум часам ночи.
То есть, по его часам, ждать оставалось один час и пятьдесят пять минут.
Он никуда не спешил. И расценил задержку как возможность поближе познакомиться с семьей, которая, сама того не зная, предоставила ему кров.
Начал со шкафчиков в ванной, примыкающей к большой спальне. Узнал, что в чем-то его предпочтения совпадают с выбором этих людей: зубная паста, нейтрализатор кислотности, таблетки от головной боли...
А вот то, что ему не нравилось, отправлял в ближайшую корзинку для мусора.
В двух ящиках комода в спальне нашел сексуальное женское белье. С интересом разворачивал каждый предмет, осматривал, складывал вновь.
Эта находка его не разочаровала. На что ординарные личности имели право, так это на ничем не сдерживаемое проявление сексуальности.
Крайт даже подумал о том, чтобы излить свою сексуальность на одни из наиболее соблазнительных трусиков, прежде чем вернуть их в ящик комода, но потом решил приберечь все для этой Пейкуэгг.
В дальнем конце коридора второго этажа находилась спальня дочери хозяев дома. Крайт быстро понял, что она — подросток.
Одежда девочки, убранство комнаты, коллекция компакт-дисков говорили о том, что она не бунтует, а во всем ладит с родителями.
Крайт не мог одобрить ее полную подчиненность отцу и матери.
Хотя дети и раздражали его, он тем не менее понимал, что и они могут приносить пользу. Вражда между поколениями была одним из элементов, которые позволяли держать общество под контролем.
В прикроватной тумбочке, помимо прочего, лежал запертый на замок дневник в кожаном переплете. Крайт сломал замок.
Девочку звали Эмили Пеллетрино. Писала она четко и красиво.
Крайт прочитал несколько страниц, абзац здесь, абзац там, но не нашел никаких откровений, которые стоило бы прятать под замок. Эмили находила родителей такими забавными, но любила и уважала их. Она не принимала наркотики. В четырнадцать лет, похоже, оставалась девственницей. Очень хотела получать в школе высокие оценки.
До знакомства с дневником Эмили в доме Крайту нравилось решительно все. Теперь же он нашел, что она очень уж самодовольная.
И подумал, что после выполнения текущего задания, если позволит время, ему стоит вернуться к
Эмили и увезти малышку на недельку-другую в какое-нибудь укромное местечко.
А обогатив ее новым опытом, как по части изменяющих сознание субстанций, так и идей, он мог бы вернуть девочку домой, в полной уверенности, что она более не будет столь высокого мнения о себе. В этом случае она также смогла бы по-новому взглянуть на мать и отца, и текущие неестественные отношения в этой семье уже никогда бы не вернулись.
Позже, в гостиной, продолжая осмотр дома, Крайт услышал шум сворачивающего на подъездную дорожку автомобиля. Взглянув на часы, увидел, что заказ прибыл точно в назначенное время: ровно в два.
Он не вышел из дома, чтобы поздороваться с курьерами. Протокол такого не предусматривал.
Не подошел и к окну, чтобы через щелочку взглянуть на курьеров. Они его не интересовали. Рабочие лошадки, выполнявшие мелкие поручения.
Вернувшись на кухню, Крайт открыл дверцу морозильной камеры и нашел порцию домашней лазаньи. Подогрел ее в микроволновой печи, запил бутылкой пива.
Лазанья пришлась ему по вкусу. Он вообще, если позволяли обстоятельства, предпочитал домашнюю пищу.
Помыв посуду, Крайт везде погасил свет, запер парадную дверь и вышел на подъездную дорожку.
Там его ждал «Шевроле», на этот раз темно-синий — не белый, но в остальном идентичный тому, который пришлось оставить в переулке.
Внешне ничто не указывало, что у этого седана под капотом, да и не только, не такая «начинка», как у обычных автомобилей этой модели. Но под низкими облаками, в свете уличного фонаря, в прыгающих тенях от ветвей палисандрового дерева, которые трепал ветер, темно-синий «Шевроле» выглядел куда мощнее своего белого собрата, и Крайту это нравилось.
Ключи оставили в замке зажигания. На пассажирском сиденье лежал «дипломат».
Крайт не стал поднимать крышку багажника, чтобы посмотреть, положен ли туда маленький чемоданчик.
В 2:32 ночи он не испытывал ни малейших признаков усталости. Предполагая, что ему придется провести долгую ночь с этой Пейкуэтт, вчера проспал до четырех часов дня.
Еще несколько минут, и он узнает, где найти и женщину, и самозваного рыцаря, который взялся ее охранять. И задолго до рассвета Тимоти Кэрриер будет лежать в земле, как и те рыцари, которые когда-то сидели за Круглым столом короля Артура.
Смелость Кэрриера и его умелое обращение с оружием заинтриговали, но не испугали Крайта. Недавние события ни на йоту не умалили его уверенности в себе, он и на этот раз не собирался ничего выяснять о Кэрриере.
Чем больше он узнавал о людях, которых ему заказывали, тем значительнее возрастала вероятность того, что он узнает и о причинах, по которым их хотели убить. А если бы он узнал слишком много, то пришел бы день, когда его работодатели вынесли бы смертный приговор и ему.
Кэрриер обрек себя на смерть добровольно, но Крайт полагал, что и в этом случае нужно следовать ранее установленному правилу: не задавать лишних вопросов.
Если женщина тоже не умрет до рассвета, то окажется в его власти. И Крайт не собирался обходиться с ней мягко, как наверняка обошелся бы, если б она осталась дома и смирилась со своей судьбой.
В конце концов, из-за этого увальня-каменщика вместе с седаном Крайт потерял кружку с попугаем, к которой так привязался.
Но, по крайней мере, у него остался тюбик с бальзамом для губ.
Он завел двигатель. Осветился приборный щиток.
Часть вторая
В НЕПОДХОДЯЩЕМ МЕСТЕ, НО ВОВРЕМЯ
Глава 18
Маленький пятиэтажный отель построили на обрыве над океаном давным-давно. Бугенвиллеи оплетали пурпурным и красным решетки у входа и расцвечивали мостовую конфетти лепестков.
В четверть первого Тим написал в регистрационной книге: «Мистер и миссис Тимоти Кэрриер», расписался. Ночной портье тем временем пропустил его карточку «Виза» через свой терминал, установив ее подлинность и сняв положенную сумму.
В их номере на третьем этаже сдвижные стеклянные двери вели на балкон, где стояли два металлических стула и столик для коктейлей. От каждого из соседних балконов их отделяло примерно три фута пустоты.
Под угольно-черным небом лежало черное, как сажа, море. Словно серый дым, пена на низких волнах набегала на берег, исчезая на пепельном песке.
К северу от них ветер громко шуршал кронами массивных пальм, заглушая мерный шум прибоя.
Стоя у балконного поручня, глядя на западный горизонт, на невидимую ночью линию пересечения неба и моря, Линда вздохнула:
— Им теперь без разницы.
— Кому что без разницы? — спросил Тим.
— Портье все равно, женаты мужчина и женщина, решившие остановиться в одном номере, или нет.
— Да, я знаю. Но это нехорошо.
— Оберегаешь мою честь, так?
— Я думаю, с этим ты справляешься сама.
Она перевела взгляд с затерянного в ночи горизонта на него.
— Мне нравится твоя манера разговора.
— И какая она?
— Никак не могу подобрать наиболее подходящее слово.
— И это говорит писательница.
Оставив балкон ветру, они вернулись в номер, закрыли сдвижные двери.
— Какую выбираешь кровать? — спросил он.
— Вот эта пойдет. — Она стянула покрывало с одной.
— Я в определенной степени уверен, что тут мы в безопасности.
Она нахмурилась:
— А почему нет?
— Я все гадаю, как он нашел нас около ресторана-кафетерия.
— Должно быть, он действительно живет где-то рядом с пустырем, на котором зарегистрирован его автомобиль. Вот случайно и увидел, как мы проверяли пустырь.
— Такие случайности обычно не случаются.
— Иногда такое возможно. Как говорится, не повезло.
— В любом случае мы должны быть готовы к неожиданностям. Может, лучше спать в одежде.
— Я все равно не собиралась раздеваться.
— Ох. Да. Разумеется, не собиралась.
— Не надо выглядеть таким разочарованным.
— Я не просто разочарован. Я в отчаянии.
Когда Линда ушла в спальню, Тим погасил верхний свет. На тумбочке между кроватями стояла лампа с трехпозиционным переключателем, и он включил наименьший накал.
Сидя на краешке кровати, набрал номер таверны, где Руни ещё продолжал работать.
— Ты где? — спросил Руни.
— На этой стороне рая.
— И не надейся к нему приблизиться.
— Этого-то я и боюсь. Послушай, Лайм, он говорил с кем-то ещё, кроме тебя?
— Акула в туфлях?
— Да, он самый. Он говорил с кем-то из посетителей?
— Нет. Только со мной.
— Может, он пошел наверх, поговорить с Мишель?
— Нет. Когда он вернулся, она стояла за стойкой, рядом со мной.
— Кто-то назвал ему мое имя. И он заполучил номер моего мобильника.
— Только не здесь. Но ведь твоего номера нет в справочнике.
— Именно это мне и говорит телефонная компания.
— Тим, кто этот парень?
— Мне очень хочется это выяснить. Послушай, Лайм, я давно уже не общался с женщинами, поэтому ты должен мне помочь.
— Чего-то я недопонял. С женщинами?
— Подскажи мне, что будет приятно услышать женщине.
— Приятно? Приятное о чем?
— Не знаю. О ее волосах.
— Ты можешь сказать: «Мне нравятся твои волосы».
— Как ты уговорил Мишель выйти за тебя замуж?
— Сказал, что покончу с собой, если она мне откажет.
— В наших отношениях для этого рановато. Я насчет угрозы самоубийства. Должен закругляться.
Выйдя из ванной, умытая и со схваченными заколкой волосами, она выглядела ослепительной. Собственно, такой же ослепительной она и уходила в ванну.
— Мне нравятся твои волосы, — признался Тим.
— Мои волосы? Я думаю их подстричь.
— Они такие блестящие и такие темные, что кажутся черными.
— Я их не крашу.
— Нет, конечно же, нет. Я и не говорю, что ты их красишь или у тебя парик.
— Парик? Они выглядят как парик?
— Нет, нет. На что они не похожи, так это на парик.
Он решил покинуть комнату. На пороге ванны допустил очередную ошибку — обернулся, чтобы сказать:
— Хочу, чтобы ты знала, я не буду пользоваться твоей зубной щеткой.
— Такая мысль не приходила мне в голову.
— Я боялся, что могла прийти.
— Вот теперь пришла.
— Если позволишь мне взять чуть-чуть твоей зубной пасты, я воспользуюсь пальцем вместо зубной щетки.
— Указательный сработает лучше большого, — посоветовала она.
Через несколько минут, когда он вышел из спальни, она лежала на одеяле, закрыв глаза, сложив руки на животе.
В приглушенном свете Тиму показалось, что она спит. Он прошел к своей кровати как можно тише, сел, привалившись спиной к изголовью.
— А если Пит Санто не найдет среди всех этих фамилий настоящую?
— Он найдет.
— А если нет?
— Попробуем что-нибудь ещё.
— И что это будет?
— К утру я обязательно придумаю.
— Ты всегда знаешь, что делать, не так ли? — спросила она после паузы.
— Ты, должно быть, шутишь.
— Только не держи меня за дуру.
Помолчав, Тим признал:
— Так уж вышло, что я обычно принимаю правильные решения, когда ситуация становится критической.
— А у нас ситуация критическая?
— Еще нет, но к этому идет.
— А когда никакого кризиса нет?
— Тогда я понятия не имею, что и делать.
Зазвонил его мобильник. Тим взял его с тумбочки между кроватями, где он заряжался.
— Забавная получается история, — сказал Пит Санто.
— Хорошо. С удовольствием посмеюсь. Подожди, включу громкую связь, — Тим вернул мобильник на тумбочку. — Слушаю тебя.
— Я прогоняю все эти имена через базы данных правоохранительных ведомств, чтобы найти хоть одного сотрудника с интересующими нас именем и фамилией. Звонит мой телефон. На проводе Хитч
Ломбард. Начальник отдела расследований грабежей и убийств.
— Твой босс? И когда... только что? После полуночи?
— Я положил трубку и сразу позвонил тебе. Хитч услышал, что я заболел, завтра не выйду, и решил справиться о моем здоровье.
— Для своих больных детективов он готовит куриный бульон?
— Он счел, что это предлог для звонка. Я говорю, что прихватило живот, и тогда он спрашивает, каким я сейчас занимаюсь делом. Я отвечаю, что у меня их три, называю их ему, словно он не в курсе.
— Он знает, какие ты ведешь расследования?
— Безусловно. Но он говорит, ему известно, что я готов заниматься расследованиями двадцать четыре часа в сутки, вот он и уверен, что и сейчас, дома, больной, я сижу за компьютером.
— Это странно.
— Так странно, что я чуть не выпрыгнул из стула.
— Каким образом кто-то узнал, что ты прочесываешь базы данных в поисках Кравета и его двойников?
— Какой-нибудь сигнальный звоночек в программном обеспечении. Интерес к Кравету и его двойникам поднимает тревогу. Кого-то ставят в известность.
— Кого? — спросила Линда.
— Кого-то, кто стоит на служебной лестнице гораздо выше меня, — ответил Пит. — И куда как выше Хитча Ломбарда, если этот кто-то может приказать Ломбарду дать мне по рукам, на что тот отвечает: «Да, сэр, я незамедлительно это сделаю, или сначала позволите поцеловать вам зад?»
— А что за человек этот Ломбард? — спросила Линда.
— Не такой уж и плохой. Но, если ты работаешь на улице, остается только радоваться, что он сидит в кабинете, а не находится рядом с тобой. Он говорит, что у него есть для меня важное расследование, которым я должен буду заняться, когда поправлюсь и вернусь на работу, и он хочет, чтобы я занимался только им и больше ничем другим.
— То есть он забирает у тебя все текущие дела? — спросил Тим.
— Считаем, что уже забрал.
— Он думает: одно из твоих расследований вывело тебя на Кравета.
— Он этого не сказал, но да. Он не упомянул Кравета, но да.
— Может, он даже не знает ни про Кравета, ни про другие фамилии этого парня, ни вообще ничего.
Пит согласился.
— Кто-то где-то зажал Ломбарта в щипцы для орехов и говорит, что сожмет ручки, если он не ударит меня по рукам. Хитч не сказал мне, почему от него этого хотят. Он уверен лишь в том, что его раздавят.
В сумрачном свете настольной лампы, говоря и слушая, Тим изучал свои руки. Грубые и мозолистые.
Думал о том, что они станут ещё грубее, когда это дело закончится, неспособными на нежные прикосновения.
— Ты здорово мне помог, Пит. Я это ценю.
— Я ещё не закончил.
— Закончил, Пит, будь уверен. Ты у них на прицеле.
— Мне придется всего лишь изменить тактику.
— Я серьезно. Ты закончил. Незачем тебе прыгать с обрыва.
— А зачем ещё нужны обрывы? И потом, мне это важно не меньше, чем тебе.
— Как такое может быть? Не говори ерунды.
— Разве ты не помнишь, как мы росли вместе? — спросил Пит.
— Это произошло так быстро, что и забывать-то особо нечего.
— Неужели мы прошли этот путь зазря?
— Мне бы не хотелось так думать.
— Мы пришли оттуда сюда не для того, чтобы позволить всем этим сукиным детям править бал.
— Но они обычно добиваются своего, — сказал Тим.
— Да. По большей части. Но время от времени им приходится видеть, как один из них получает по заслугам, вот они и останавливаются, чтобы задуматься: а вдруг Бог всё-таки есть?
— Я это где-то слышал.
— Ты сам это где-то сказал.
— Что ж, я не собираюсь спорить с самим собой. Ладно, мы должны отдохнуть.
— Может, завтра ты скажешь мне, в чем, собственно, дело.
— Может, — ответил Тим и оборвал связь.
Линда вновь вытянулась на кровати: голова на подушке, глаза закрыты, руки сложены на животе.
— Поэзия, — произнесла она.
— Какая поэзия? — переспросил Тим. Она не ответила, и он продолжил: — То, что случилось, то, что заставило тебя написать эти терзающие душу книги...
— Книги, полные терзающей душу печали.
— То, что случилось... не вдаваясь в подробности... ты абсолютно уверена, что та история не стала причиной того, что происходит сейчас?
— Абсолютно. Я рассмотрела дюжину вариантов.
— Может, остался один не рассмотренный, тринадцатый?
Он достал из ее сумочки пистолет и положил на тумбочку между кроватями, где мог легко до него дотянуться.
— Нам предстоит умереть здесь? — спросила она, не открывая глаз.
— Мы постараемся этого избежать, — ответил Тим.
Глава 19
Номер на третьем этаже отеля все более напоминал Тиму каньон, заканчивающийся тупиком. Устье у него было только одно, и если плохиши занимали его, выйти из каньона ты мог только по их трупам.
Среднестатистический наемный убийца. Если бы такой существовал, он бы не стал и пробовать настичь свою цель в отеле. Попытался бы уложить на улице, имея в своем распоряжении несколько путей отхода.
Вспоминая ненасытный голод этих черных бездонных колодцев по центру глаз киллера, Тим все более утверждался в мысли, что в этом парне не было ничего среднестатистического. Никаких пределов для Кравета не существовало. Он мог сотворить все, что угодно.
По-прежнему сидя на кровати, Тим смотрел на Линду, лежащую с закрытыми глазами. Ему нравилось смотреть на нее, особенно в тот момент, когда она своим взглядом не вскрывала его, как скальпелем.
Тим видел много женщин куда более прекрасных, чем она. Но любоваться ему хотелось именно ею.
Почему, он не знал. И не хотел анализировать, искать причины. В наши дни люди тратят слишком много времени, пытаясь понять собственные чувства... и обычно приходят к выводу, что искренности в них нет.
И хотя номер на третьем этаже отеля скорее тянул на западню, чем на убежище, Тим не мог предложить более безопасное место. На текущий момент весь мир представлял собой тупиковый каньон.
Интуиция подсказывала: безопасность — в движении. Но им требовался отдых. Если б они сели сейчас в «Эксплорер», то приехали бы только к полному изнеможению.
Он как можно тише поднялся с кровати, с минуту смотрел на Линду, потом прошептал:
— Ты спишь?
— Нет, — также шепотом ответила она. — А ты?
— Я выйду в коридор на пару минут.