Подозреваемый Кунц Дин

Глава 20

Митч ожидал, что примет участие в разговоре, но похититель говорил только с Энсоном, и не дольше трех минут.

Содержание первой части разговора тайны для Митча не составило: по репликам брата он понимал все. А вот о чем шла речь последние две минуты, он уже не понимал: брат отвечал все реже, а тон его становился все мрачнее.

– Чего они от нас хотят? – спросил Митч, как только Энсон положил трубку.

Вместо того чтобы ответить, Энсон подошел к столу, одной рукой взялся за бутылку кьянти, второй – за стакан, осушил его, наполнил вновь.

Митч в изумлении увидел, что и его стакан пуст. А он вроде бы лишь пару раз отпил по маленькому глотку. Когда Энсон захотел наполнить и его стакан, покачал головой.

Но Энсон наполнил, несмотря на его протесты.

– Если в твоем сердце бушует такой же пожар, как в моем, мы сожжем это вино, как только его выпьем.

Руки Митча тряслись, и не от выпитого вина, наоборот, оно могло унять дрожь.

– Микки? – позвал Энсон. Такое прозвище старший брат придумал ему в особенно трудный период их детства.

Митч оторвал взгляд от трясущихся рук. Посмотрел на Энсона.

– Ничего с ней не случится. Обещаю тебе, Микки. Клянусь, с Холли ничего не случится. Ничего.

В годы формирования характера Митча его брат был надежным капитаном, который уверенно вел их корабль сквозь шторма, пилотом, вылетающим на защиту в час беды. Возможно, на этот раз он переоценивал свои возможности, обещая благополучную посадку, потому что полет контролировали похитители Холли.

– Чего они от нас хотят? – вновь спросил Митч. – Это что-то реальное, мы сможем это сделать, или какое-то безумие, как мне и показалось в тот момент, когда он впервые потребовал у меня два миллиона?

Вместо того чтобы ответить, Энсон сел. Наклонился вперед, положил могучие руки на стол, стакан практически полностью исчез в огромных кистях.

Он по-прежнему выглядел медведем, но уже не плюшевым. Женщины, которых тянуло к нему, как приливы – к луне, увидев его в таком состоянии, наверняка перешли бы на более высокую орбиту.

Закаменевшая челюсть, раздувающиеся ноздри, ледяной взгляд глаз порадовали Митча. Он знал, что все это означает. Когда Энсон сталкивался с несправедливостью, он не отходил в сторону, а прилагал все силы, чтобы наказать тех, кто ее творил.

Но к облегчению, которое испытывал Митч, понимая, что теперь получил мощное подкрепление в борьбе за спасение Холли, примешивалось и чувство вины.

– Извини. Я и представить себе не мог, что тебя втянут в это дело. За меня все решили. Извини.

– Тебе не за что извиняться. Абсолютно не за что.

– Если бы я повел себя иначе…

– Если бы ты повел себя иначе, возможно, Холли была бы уже мертва. Так что пока ты все делал правильно.

Митч кивнул. Ему очень хотелось верить в слова, только что сказанные братом. Но он все равно чувствовал себя совершенно беспомощным.

– Чего они от нас хотят? – в третий раз повторил он.

– Прежде всего, Микки, я хочу знать все, что произошло. Этот сукин сын не сказал мне и малой части. Я хочу знать все, от самого начала до твоего звонка в дверь моего дома.

Митч оглядел кухню, гадая, где могут стоять «жучки».

– Может, они слушают нас, может, и нет, – добавил Энсон. – Это не имеет значения, Микки. Они уже знают все, что ты собираешься мне рассказать, потому что они сделали это с тобой.

Митч кивнул. Укрепил дух кьянти. А потом пересказал старшему брату все события этого чудовищного дня.

На случай, что их все-таки подслушивают, опустил только эпизод с Ноксом, встречу с ним, его падение и все прочее.

Энсон слушал внимательно, лишь несколько раз прерывал Митча уточняющими вопросами. Когда Митч закончил, посидел с закрытыми глазами, переваривая услышанное.

Среди детей Рафферти у Меган был самый высокий ай-кью, но Энсон уступал ей самую малость. Опасность, грозящая Холли, не уменьшилась за последние полчаса, но Митч полагал, что теперь, когда в игру вошел его старший брат, ее шансы на спасение значительно возросли.

При проверках ай-кью третье место было за ним. Да, теперь решением проблемы занялся более умный человек, но куда больше Митча подбадривало другое: теперь он был не один.

В одиночку он мало что мог.

Энсон поднялся со стула.

– Посиди, Микки, я сейчас вернусь, – и покинул кухню.

Митч смотрел на телефонный аппарат. Гадал, сможет ли он опознать подслушивающее устройство, если разберет телефон на составные части.

Он глянул и на часы. 7.48. Ему дали шестьдесят часов на поиски денег, осталось только пятьдесят два.

И правильно ли ходят часы. События, которые привели Митча сюда, вымотали его донельзя, отняли последние силы. Ему казалось, что все шестьдесят часов уже прошли.

Выпитое вино эффекта не давало. Поэтому он осушил еще один стакан.

Вернулся Энсон, надевший пиджак спортивного покроя.

– Нам нужно кое-куда съездить. Я тебе обо всем расскажу в машине. И мне бы хотелось, чтобы за руль сел ты.

– Дай мне минутку, чтобы допить вино, – ответил Митч и написал в блокноте: «ОНИ МОГУТ ЗАСЕКАТЬ МОЮ МАШИНУ».

Хотя никто не ехал следом за ним к родительскому дому, похитители знали, что он там побывал. И позднее, когда он припарковался у церкви, чтобы дождаться шестичасового звонка, определили его точное местоположение.

«Это та самая церковь, в которую ходил ты и твои родители?»

Если они поставили «маячки» на его пикап и «Хонду», то могли следовать за ним на расстоянии, не появляясь в поле зрения, определяя его местонахождение с помощью электроники.

Хотя Митч не знал, как практически можно все это осуществить, он понимал: использование такой техники однозначно указывает на то, что похитители Холли – изощренные преступники, располагающие немалыми ресурсами, то есть попытки к сопротивлению едва ли приведут к успеху.

Профессионализм преступников имел и положительную сторону: увеличивалась вероятность того, что операция, на которую они собирались подрядить Митча и Энсона, будь то ограбление или что-то еще, могла принести желаемый результат. То есть при удаче похитители получили бы выкуп, а он – Холли.

В ответ на предупреждение, прозвучавшее в последней записке, Энсон выключил газ под кастрюлей супа и взял с подноса ключи от своего внедорожника.

– Давай поедем на моем «Экспедишн». За руль сядешь ты.

Митч поймал брошенные ему ключи, потом быстренько собрал записки, скомкал и бросил в корзинку для мусора.

Братья вышли через дверь кухни. Энсон не стал выключать свет, не запер и дверь, понимая, что в сложившейся ситуации запертая дверь остановит только тех, кто и так не хотел входить в его дом. А вот другим, которых не хотел бы пускать он, замок помехой не станет.

Они пересекли небольшой дворик, в котором росли папоротники и несколько карликовых декоративных деревьев, вошли в гараж, где стояли «Экспедишн» и «Бьюик» модели 1947 года «Супер Вуди Уэйген», которую Энсон любовно восстановил буквально по винтику.

Митч сел за руль внедорожника.

– А если они установили «маячки» и на эти машины?

– Не важно, – ответил Энсон, закрывая за собой водительскую дверцу. – Я собираюсь в точности сделать все, что они хотят. Если они смогут следить за нами, то лишь в этом убедятся.

Выехав задним ходом из гаража в проулок, Митч спросил:

– И чего они хотят, что мы должны сделать? Просвети меня.

– Они хотят перевести два миллиона баксов на номерной счет в банке на Больших Каймановых островах.

– Что ж, все лучше, чем отдавать их центами, двести миллионов чертовых центов, но у кого мы должны взять эти деньги?

Яростно-красный свет заката заливал проулок.

Энсон нажал на кнопку пульта дистанционного управления, привел в действие электрический мотор, опускающий ворота гаража.

– Нам не придется ни у кого их брать. Это мои деньги, Микки. Они хотят мои деньги, и они смогут их получить за освобождение Холли.

Глава 21

Горящее небо «зажигало» и проулок, сияние кузнечной печи заполнило салон «Экспедишн».

В отсвете заходящего солнца лицо Энсона стало злобным, глаза грозно сверкали, но голос оставался, как и прежде, мягким:

– Все, что у меня есть, – твое, Микки.

Митч какое-то время в изумлении молчал, словно, пересекая городскую улицу, оглянулся и увидел первобытный лес на том месте, где только что стояли дома.

– У тебя есть два миллиона долларов? Откуда у тебя два миллиона долларов?

– Я знаю дело, которым занимаюсь, и мне не чуждо трудолюбие.

– Я уверен, что знаешь. Чем бы ты ни занимался, ты все делаешь отлично, но ты не живешь, как богатый человек.

– Не хочу. Роскошь и статус меня не интересуют.

– Я знаю людей, которые не стремятся показать, что у них есть деньги, но…

– Меня интересуют идеи, – прервал его Энсон, – и я хочу обрести реальную свободу, а не видеть свою физиономию на страницах светской хроники.

Митч все еще блуждал в лесу новой реальности.

– Ты хочешь сказать, что у тебя есть два миллиона в банке?

– Мне придется продать активы. Это можно сделать по телефону, с помощью компьютера, как только завтра откроется биржа. На все уйдет максимум три часа.

Сухие семена надежды начали прорастать под дождем этих удивительных, потрясающих новостей.

– И сколько: сколько у тебя денег? – спросил Митч. – Я хочу сказать, всего?

– На выплату уйдут практически все мои акции, но у меня останется квартира, которая почти полностью оплачена.

– То есть ты практически разоришься. Я не могу этого допустить.

– Если я заработал эти деньги один раз, то заработаю и второй.

– Не так много. Не так легко.

– Мне решать, что делать с моими деньгами, Микки. И я хочу потратить их на то, чтобы Холли благополучно вернулась домой.

Сквозь пылающий алый свет, сквозь сгущающиеся тени по проулку шел дворовый кот.

Митч так разволновался, что не решался заговорить, не доверял своему голосу, смотрел на кота и медленно, глубоко дышал.

– Из-за того, что я не женат и у меня нет детей, эти паразиты похитили Холли, чтобы добраться до меня.

Митча очень уж поразило признание Энсона, что тот – богатый человек, вот он и не сразу отреагировал на очевидное объяснение похищения его жены.

– Если бы у меня был более близкий человек, – продолжил Энсон, – если бы они могли ударить меня с этой стороны, тогда похитили бы мою жену или ребенка, а Холли никто бы не тронул.

Кот остановился перед внедорожником, уставился на Митча. В залитом закатным огнем проулке только зеленые кошачьи глаза сохранили естественный цвет.

– Они могли похитить одну из наших сестер, не так ли? Меган, Конни, Портию? Я бы поступил точно так же.

– Но ты жил, как любой другой представитель среднего класса. Откуда они узнали?

– Меня сдал кто-то из работающих в банке, на бирже. Червоточина обнаружилась там, где ее не должно было быть.

– Ты представляешь себе кто?

– У меня еще не было времени подумать об этом, Микки. Спроси меня завтра.

Дворовый кот сблизился с внедорожником, скрылся из виду.

В тот же самый момент с земли поднялась птица, воробей или голубь, ударилась крылом о стекло водительской дверцы, полетела в более безопасное место.

Митч вздрогнул от удара, ему вдруг почудилось, что это кот, нырнув под внедорожник, вылетел из-под него птицей.

– Я не видел возможности обратиться к копам. – Митч повернулся к старшему брату. – Но теперь все изменилось. У тебя такая возможность есть.

Энсон покачал головой.

– Они застрелили человека у тебя на глазах, чтобы ты понял, что к чему.

– Да.

– И ты понял.

– Да.

– Я тоже понял. Они будут убивать без жалости, пока не получат то, что им нужно, и убийства будут вешать на тебя или на нас обоих. Сначала мы вернем Холли, а потом пойдем к копам.

– Два миллиона долларов.

– Это всего лишь деньги, – пожал плечами Энсон.

Митч помнил слова брата о том, что он не жаждет видеть свою физиономию на страницах светской хроники, его больше интересуют идеи и «обретение настоящей свободы».

Теперь он повторил эти три слова и добавил:

– Я знаю, что это означает. Парусная яхта. Жизнь в море.

– Это не важно, Микки.

– Конечно, важно. С такими деньгами ты близок к тому, чтобы купить такую яхту и обрести жизнь без цепей.

Теперь пришла очередь Энсона искать кота или что-то другое, на что он мог смотреть, не встречаясь взглядом с младшим братом.

– Я знаю, что ты все планируешь наперед, – продолжил Митч. – Всегда таким был. И когда ты собирался выйти на пенсию и уплыть в море?

– Это всего лишь детская мечта, Микки. Пираты, морские битвы.

– Когда? – настаивал Митч.

– Через два года. В тридцать пять. Значит, придется поработать еще несколько лет. И, возможно, эти деньги я заработаю раньше, чем думаю. Мой бизнес быстро развивается.

– Договор с Китаем?

– С Китаем, и не только. Я силен в том, чем занимаюсь.

– Я не откажусь от твоего щедрого предложения. Я готов умереть ради Холли, поэтому не остановил бы тебя, даже если бы ты полностью разорился ради ее спасения. Но я не хочу, чтобы ты преуменьшал свою жертву. Это огромная жертва.

Энсон наклонился к Митчу, обнял его, прижался своим лбом к его, так что они смотрели не друг на друга, а на консоль между ними.

– Вот что я тебе скажу, брат.

– Скажи.

– Я бы никогда об этом не упомянул. Но так чувство вины не будет глодать твою печень: знай, ты – не единственный, кто нуждался в помощи.

– Это ты про что?

– Как, по-твоему, Конни купила свою пекарню?

– Ты?

– Я так структурировал ссуду, что она превратилась в череду ежегодных подарков, не облагаемых налогом. Я не хочу, чтобы мне возмещали эти деньги. Мне это в радость. Да и собачий магазин Меган из той же серии.

– И ресторан, который открывают Портия и Френк? – спросил Митч.

– Да.

Не отрываясь от лба брата, глядя вниз, Митч задал еще вопрос:

– Как же они узнали, что ты так богат?

– Они не узнали. Я видел, что им нужно. Пытался понять, что нужно тебе, но ты всегда полагался исключительно на собственные силы.

– Зато теперь от тебя требуется нечто большее, чем ссуда на покупку пекарни или открытие маленького ресторанчика.

– Да брось ты.

Митч нервно рассмеялся, а Энсон продолжил:

– Мы все выросли в крысином лабиринте Дэниэля и надеяться можем только друг на друга. Только это и имело значение. До сих пор имеет, fratello piccolo. И будет иметь до скончания веков.

– Я никогда этого не забуду.

– И правильно. Будешь моим вечным должником.

Митч вновь рассмеялся.

– Буду до конца жизни бесплатно ухаживать за твоим садом.

– Эй, братец?

– Что?

– Не будешь сморкаться на капот?

– Нет, – пообещал Митч.

– Хорошо. Я люблю чистую машину. Готов ехать?

– Да.

– Уверен?

– Да.

– Тогда в путь.

Глава 22

Только узкая полоска кровоточила на горизонте, тогда как над головой темнело небо, по одну сторону от шоссе – море, а луна еще не поднялась, чтобы посеребрить пустынные пляжи.

Энсон сказал, что ему нужно подумать, а в движущемся автомобиле думается очень даже легко, потому что легко представить себе, что ты на яхте, идущей под парусом. Направление движения он задал: на юг.

В этот час автомобилей на Тихоокеанской береговой автостраде было немного, и Митч оставался в крайнем правом ряду, никуда не торопясь.

– Они позвонят мне домой завтра в полдень, – нарушил долгое молчание Энсон, – чтобы узнать, как идет сбор денег.

– Не нравится мне этот трансфер на Каймановы острова.

– Мне тоже. Тогда у них будут и деньги, и Холли.

– Лучше бы нам встретиться лицом к лицу, – сказал Митч. – Они приводят Холли, мы приносим пару чемоданов с деньгами.

– Тоже не вариант. Они возьмут деньги. А потом перестреляют нас всех.

– Нет, если мы будем вооружены.

На лице Энсона отразилось сомнение.

– Их это испугает? Они поверят, что мы умеем обращаться с оружием?

– Вероятно, нет. Поэтому мы возьмем оружие, которое не требует меткости. Скажем, ружья.

– А где мы возьмем ружья? – спросил Энсон.

– Мы можем их купить в оружейном магазине. К примеру, в Уол-Марте.

– Я не уверен, что их продадут сразу.

– Ружья продадут. Ограничения касаются только пистолетов и револьверов.

– Нам придется потренироваться.

– Немного, чтобы привыкнуть к ним.

– Может, поедем на шоссе Ортеги? После того, как купим ружья. Там застроили домами еще не всю пустыню. Мы сможем найти укромное местечко и пострелять.

Митч молча вел внедорожник, Энсон молча сидел рядом, на восточных холмах сверкали огнями дорогие дома, на западе чернело море, над головой чернело небо, красная полоска на горизонте исчезла вместе с самим горизонтом.

– Нереально все это, – наконец вырвалось у Митча. – Я про ружья.

– Как в кино, – согласился Энсон.

– Я – садовник. Ты – лингвист.

– В любом случае похитители не позволят нам ставить условия, – указал Энсон. – Правила вводит тот, у кого сила.

Автострада изогнулась дугой, поднялась, потом спустилась в Лагуна-Бич.

Туристический сезон открылся в середине мая. Люди гуляли по тротуарам, шли на обед, возвращались с обеда, разглядывали витрины закрытых магазинов и галерей.

Когда Энсон предложил перекусить, Митч ответил, что он не голоден.

– Ты должен есть, – настаивал Энсон.

– И о чем мы будем говорить за обедом? – упорствовал Митч. – О спорте? Мы же не хотим, чтобы кто-то подслушал наш разговор о сложившейся ситуации.

– Тогда мы поедим в автомобиле.

Митч припарковался перед китайским рестораном. Нарисованный на окнах дракон широко разевал пасть.

Энсон остался в автомобиле, Митч вошел в ресторан. Девушка, которая обслуживала клиентов, желающих взять заказ с собой, заверила его, что все будет готово через десять минут.

Оживленный разговор посетителей нервировал Митча. Беззаботный смех вызывал негодование.

Поначалу запахи риса, сладкого чили, жареных шариков из теста, корицы, чеснока, орешков разожгли аппетит. Но тут же Митчу вдруг стало душно, в горле пересохло, во рту появился кислый привкус.

Холли оставалась в руках убийц.