Потерянные души Кунц Дин
– Так вы собираетесь сесть на очередной сук, а потом отпилить его, да?
– Сами мы ничего не пилим, – возразил Майкл. – Оставляем это добровольцам.
– Ты всегда шутишь, я знаю, но эта кроха в манеже – не шутка. Ей нужны и отец, и мать.
– Это всего лишь еще одно расследование, – заверил Майкл няню. – Мы не собираемся охотиться на вампиров.
Карсон хотела поднять Скаут и прижать к себе, но малышка крепко спала. Они с Майклом постояли у манежа, глядя на своего ребенка, и как им не хотелось уезжать. Скаут пукнула во сне.
Арни по-прежнему раскатывал тесто, и Карсон поняла, что ее брат не хочет, чтобы его обнимали или целовали на прощание. В глазах Арни стояли едва сдерживаемые слезы, и он прилагал все силы, чтобы они не потекли по щекам.
– Заботься о Скаут, – сказала она ему, и он кивнул.
Сжав руку Мэри Маргарет, Карсон поцеловала ее в щеку.
– Не знаю, что бы я без вас делала.
Прикусив нижнюю губу, Мэри Маргарет встретилась взглядом с Карсон, потом спросила:
– Это что-то другое, так, милая?
– Непыльная работенка для давнего друга, – заверила она няню.
– Ты врешь не лучше моих дочерей в те далекие дни, когда они еще пытались обмануть меня.
– Может, и так. Но монахиня из меня бы не вышла.
Вернувшись в коридор, прежде чем они с Майклом подхватили чемоданы, Карсон приникла к нему, обняла, положила голову на грудь. И он крепко прижал ее к себе.
– Скаут пукнула во сне, – через какое-то время Карсон нарушила тишину.
– Я слышал.
– Так мило.
– Точно, – согласился Майкл. – Очень мило.
Карсон больше ничего не сказала, и Майкл понимал, что слова поддержки ей не нужны. Она хотела обнимать его, пока он обнимал ее, чтобы вместе пережить боль разлуки с малышкой.
Они одновременно поняли, что пора, разорвали объятье, подхватили чемоданы и пошли в гараж.
Девкалион уже открыл заднюю дверцу «Джипа-Чероки». Ждал у открытой водительской дверцы.
Они загрузили чемоданы в багажное отделение. Майкл захлопнул заднюю дверцу. Карсон подошла к Девкалиону.
– Я сяду за руль.
– На этот раз – нет.
– Я всегда вожу машину.
– Это точно, – кивнул Майкл. – Она всегда водит.
Девкалион сел за руль и захлопнул дверцу.
– Монстры, – Майкл пожал плечами. – Ничего не попишешь. Все делают по-своему, – и забрался на заднее сиденье.
Карсон выбрала переднее пассажирское. Девкалион горой возвышался рядом.
Он выехал из гаража, нажатием кнопки на пульте дистанционного управления опустил ворота, на улице повернул налево.
– Где частный аэропорт? – спросила Карсон. – Где мы найдем самолет?
– Ты все увидишь.
– Я удивлена, что ты сел за руль. При свете дня.
– Боковые стекла затемнены. В джипе меня не так-то легко разглядеть. А кроме того, мы в Сан-Франциско, тут я не выгляжу необычным.
– Ты всегда ездишь медленнее разрешенной скорости? – через пару кварталов спросила Карсон.
– Начинается, – донеслось с заднего сиденья.
– Не надо суетиться, – посоветовал ей Девкалион.
– Я не суечусь. Просто не привыкла ездить с двухсотлетними пожилыми гражданами, которые натягивают штаны до подмышек и думают, что двадцать миль в час – сумасшедшая скорость.
– Я не натягиваю штаны до подмышек и просто пытаюсь выбрать нужный момент для поворота.
– С твоим длинным черным пальто можно и ошибиться. Ты не знаешь, куда ехать? У нас есть навигатор. Я могу его включить.
– В автомобиле она всегда такая? – спросил Девкалион Майкла.
– Какая?
– Недружелюбная.
– Если она за рулем, то нет, – ответил Майкл. – Если она может вдавливать в пол педаль газа, проходить повороты на двух колесах, лавировать среди других автомобилей, словно на трассе слалома, она не только дружелюбная, но бурлит весельем, как только что открытая бутылка шампанского.
– Хочешь, чтобы я ввела адрес в навигатор? – гнула свое Карсон. – Назови адрес.
Глядя то налево, то направо, то назад, то вперед, Девкалион по-прежнему ехал с малой скоростью.
– То есть тебе важно быть за рулем, контролировать свою судьбу. И на подсознательном уровне ты, возможно, равняешь скорость – во всяком случае, пребывание в движении – с безопасностью.
– Я понимаю, что ты прожил достаточно долго, чтобы знать Зигмунда Фрейда, – ответила Карсон, – но полагаю, что работа его жизни – чушь собачья, поэтому давай обойдемся без психоанализа.
– Я просто ищу перекресток. Ага… вон он, впереди, и нам потребуется набрать скорость, не меньше пятидесяти семи миль в час, но и не больше пятидесяти девяти.
Джип рванулся вперед. Они домчались до конца квартала и повернули направо так резко, что двумя колесами заехали на тротуар, а потом съехали с него… но уже не в Сан-Франциско.
Они катили по сельской дороге среди золотистых лугов. Справа зеленели лесистые склоны предгорий. А уж за ними громоздились горы, гранитными вершинами уходя в серые облака.
– Монтана, – Девкалион съехал на обочину. – Хочешь сесть за руль, Карсон?
Она, похоже, не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть.
– Интуитивное понимание квантовой структуры мира, – донеслось с заднего сиденья.
Девкалион заговорил, вероятно, думая, что его слова объяснят их чудесное перемещение:
– На самом фундаментальном уровне структуры материи Монтана так же близка к Сан-Франциско, как первая страница блокнота близка к двадцатой.
– Да, конечно, я поведу машину, – к Карсон вернулся дар речи.
Когда она выбралась из джипа, ей пришлось на мгновение привалиться к борту, потому что ноги дрожали, а колени подгибались.
Она несколько раз медленно и глубоко вдохнула. И таким чистым воздухом, наверное, не дышала никогда. Он унес с собой усталость, вызванную ночными бдениями и предрассветной схваткой с Чангом.
В двадцати ярдах к северу на лугу паслось стадо оленей, несколько десятков. Самцы весили фунтов по тысяче, а то и больше. Их головы украшали массивные рога, поднимающиеся четырехфутовыми коронами. Родившееся летом оленята, конечно же, подросли, но держались рядом с матерями.
Скаут и Арни находились от Карсон чуть ли не в тысяче миль, но при этом она чувствовала, что расстояние до них не больше, чем от каждого олененка до его матери. И речь шла не о том, что они оставались в ее сердце. Без помощи Девкалиона Карсон не могла оказаться рядом с ними в один шаг или с одним поворотом колеса «Джипа-Чероки», но ее радовало, что самое дальнее место на карте каким-то образом ничуть не дальше соседнего дома. Удивительные загадки этого мира служили доказательством того, что ее жизнь и действия имели значение, потому что тайна – мать смысла.
Водительская дверца открылась, Девкалион вышел из джипа. Обратился к Карсон поверх крыши:
– Я ввел адрес Эрики в навигатор. Она живет в пяти милях езды на запад. Рейнбоу-Фоллс еще в четырех милях от ее дома.
Он открыл левую заднюю дверцу джипа и занял заднее сиденье, тогда как Майкл открыл правую дверцу и вышел из салона.
Карсон обошла джип спереди, села за руль, захлопнула дверцу.
Майкл занял привычное место на переднем пассажирском сиденьи.
– Так-то лучше.
– Само собой, – хмыкнула Карсон.
– Знаете, это странно, я не спал всю ночь, но внезапно почувствовал себя отдохнувшим и бодрым.
– Я тоже, – Карсон тронула джип с места, выехала на асфальт. – Думаю, причина в монтанском воздухе. Он такой чистый.
– Монтанский воздух тут ни при чем, – откликнулся с заднего сиденья Девкалион. – Вы хорошо отдохнули, пока мы добирались сюда из Сан-Франциско.
– Но ведь вся дорога не заняла и двух секунд, – удивился Майк. – Да я и не спал.
Девкалион наклонился вперед, чтобы объяснить.
– На субъективном уровне наших пяти чувств стрела времени всегда движется вперед, но на квантовом уровне у стрелы времени нет определенного направления, и ее полет можно приспособить для каких-то целей. Мы не можем вернуться в прошлое, чтобы воздействовать на будущее, но мы можем путешествовать сквозь прошлое на пути в будущее.
– Нам необязательно это понимать, – вставила Карсон.
– Что же касается нашего путешествия в Монтану… – продолжил Девкалион, – …давайте представим себе, что стрела времени полетела по кругу, сначала вернулась на несколько часов в прошлое, а потом в будущее, к мигу нашего отбытия из Сан-Франциско, одновременно переместив нас почти на тысячу миль в пространстве. Вы не подозреваете о тех часах, которые заняло путешествие в прошлое и будущее, потому что мы прибыли в тот самый момент, когда и отбыли. И пусть на субъективном уровне время для вас не изменилось, это путешествие по кругу эквивалентно нескольким часам крепкого сна.
Карсон заговорила лишь после долгой паузы.
– Я бы предпочла думать, что все дело в свежем воздухе Монтаны.
– Я тоже, – согласился Майкл.
– Ты не возражаешь? – спросила Карсон Девкалиона.
– Если вам так проще.
– Да, – кивнула Карсон. – Нам так проще.
Майкл глубоко вдохнул и выдохнул.
– Такой чистый, что аж хрустит.
И тут же раздался бодрый женский голос навигатора:
– Через две и семь десятых мили вам нужно повернуть направо.
Глава 35
Ленч очень уж задержали. Санитар и медсестра, которые принесли подносы с едой, не извинились и не стали ничего объяснять.
Убедив главную медсестру смены, Дорис Мейкпис, что он – дядя матери Тревиса Ахерна (конечно же, солгал), Брюс Уокер получил ленч в палате мальчика.
Еда удовольствия не доставила. Суп оказался чуть теплым, хотя и принесли его в термоизолированной тарелке под крышкой. Ни Брюс, ни Тревис особого аппетита не выказали.
Каждые пятнадцать минут Брюс пытался позвонить матери Тревиса в начальную школу «Мериуитер Льюис», но всякий раз записанный голос говорил ему, что телефоны больницы временно не работают.
Вышедшие из строя телефоны, отобранный «Блэкберри», необычное поведение и отношение персонала, голоса из вентиляционных коллекторов указывали на то, что в Мемориальной больнице творится что-то неладное, возможно, реализуется некий заговор, сопряженный с насилием, как с уже совершенным, так и с грядущим.
Но при этом Брюс не мог представить себе, что весь персонал больницы ополчился на пациентов (многие из них жили по соседству с сотрудниками), не понимал, чем вызваны личностные изменения в тех сотрудниках, которых знал много лет. Не мог объяснить, каким образом у мирных людей могла столь внезапно появиться склонность к бессмысленному насилию.
Услышав рассказ Брюса о голосах в вентиляционном коробе, Тревис даже не стал гадать, в чем причина: он и так знал ответ. Продукт современной культуры, видевший десятки научно-фантастических фильмов и прочитавший сотни комиксов, он не испытывал ни малейших сомнений в том, что Рейнбоу-Фоллс захватили пришельцы, инопланетяне, маскирующиеся под человеческих существ, которых они убивали и подменяли собой.
Брюс воспитывался совсем не на тех историях, к которым обращался Тревис. Всю жизнь он читал – и писал – вестерны, в которых добро и зло представляли человеческие существа, где храбрость и убежденность в собственной правоте помогали преодолевать опасности и трудности. Вестерны научили его любить малую родину, дом, семью, правду, научили жить по совести. Этот жанр не подготовил его ко встрече с трансформерами, целью которых являлось уничтожение человечества. Более того, в вестернах не было даже намека на существование такой угрозы.
И хотя сам он не мог предложить хоть какую-то правдоподобную версию, фантастическую гипотезу он не принял, пусть даже и сделал вид, что серьезно ее рассматривает. Глядя в окна, на крыши домов, заросшие лесом склоны, горные вершины, он не мог поверить, что в штате Сокровищ приземлилась летающая тарелка. И сомневался, что она когда-нибудь здесь приземлится.
Он повернулся к мальчику.
– Мне нужно получше с этим разобраться, посмотреть, что еще изменилось, поговорить с одним или двумя пациентами, выяснить, может, и им есть что рассказать.
Сидящий на кровати Тревис выпрямил спину, прижал кулаки с груди.
– Не оставляйте меня здесь, – признание, что он боится, смущало его; в девять лет он считал себя почти взрослым.
– Я тебя не оставлю, – заверил его Брюс. – Я скоро вернусь. Просто должен обследовать территорию.
Черноты в облаках поубавилось, но солнце все еще не могло их пробить, так что его лучи не проникали в палату, чтобы разогнать сумрак. А в холодном свете лампочек, сберегающих электроэнергию, все казалось плоским и безрадостным.
В отсутствие солнечного света лицо мальчика выглядело молочно-белым, под глазами темнели мешки. Припухлость, вызванная последним анафилактическим шоком, полностью еще не прошла.
– Территорию мы можем обследовать вместе, – заметил он.
– Нет, сынок, так не пойдет, – Брюс покачал головой. – В одиночку я – заскучавший одинокий старик, которому не сидится на месте и хочется почесать языком. Вдвоем мы будем выглядеть подозрительной парой, которая пытается выведать какие-то секреты. И если твои страхи оправданы, тогда нам меньше всего нужно, чтобы они нас в чем-либо заподозрили.
Тревис обдумал его слова, кивнул.
– Только не задерживайтесь.
– Не буду.
– А когда вы вернетесь…
– Обязательно вернусь.
– …как я узнаю, что это вы?
– Это буду я, Тревис. Не волнуйся.
– Но как я пойму?
– Ты же понял, что я настоящий, когда я заглянул в твою палату. Поймешь и в следующий раз.
Брюс направился к двери. Оглянулся на Тревиса и протянул к нему руки с поднятыми вверх оттопыренными большими пальцами.
Мальчик не ответил тем же. Лицо его оставалось угрюмым.
Глава 36
Мистер Лисс добрых две минуты простоял у окна в доме Лапьеров, глядя в бинокль на дом Намми, прежде чем сказал: «Обе патрульные машины уезжают, но в каждой теперь только по одному копу. Двое остались в твоем доме».
– А что им нужно в моем доме? – удивился Намми.
– Им нужен ты, Персиковое варенье. Они хотят увезти тебя в тюрьму и бросить в камеру к тому чудовищу, чтобы оно тебя сожрало.
– Это же несправедливо. Я им ничего не сделал.
Мистер Лисс отвернулся от окна, отложил бинокль в сторону.
– Дело не в том, что ты сделал, а в том, что ты видел. Они не могут оставить тебя на свободе после того, как ты увидел, что происходило в той камере.
– Я не знаю, что я видел. С людьми происходило что-то ужасное, отвратительное, но я никому ничего не смогу рассказать, потому что не знаю, как это сказать. И потом, мне все равно никто не поверит, потому что я, сами знаете, тупица.
– Есть у меня подозрения, что так оно и есть, – мистер Лисс вернулся к комоду, чтобы выбрать свитер.
Намми присел на край кровати Бедного Фреда.
– Я все время вижу ту женщину.
– Какую женщину?
– Которая тянула руки сквозь прутья решетки, спрашивала, могу ли я ее спасти. Мне грустно оттого, что я не смог.
– Ты – тупица. Тупицы недостаточно умны, чтобы спасать людей. Из-за этого не волнуйся.
– Вы не тупица.
– Я нет. Но я тоже не мог ее спасти. Я плохой человек. Самый худший из всех плохих. Плохиши людей не спасают, – он отвернулся от комода, держа в руках красный свитер с оранжевыми и синими полосками. – Что скажешь об этом?
– Очень уж яркий, сэр.
– Ты прав. Незачем мне привлекать к себе внимание, – он бросил свитер на пол.
– Почему вы плохой человек? – спросил Намми.
– Потому что только в этом я и хорош, – ответил мистер Лисс, сбрасывая на пол другую одежду.
– И как вы этого добились?
– Природный талант.
– Вся ваша семья – плохие люди?
Мистер Лисс показал ему светло-коричневый свитер с более темными, тоже коричневыми ромбами.
– Думаешь, в этом я буду смотреться неплохо?
– Я же сказал вам, что не могу лгать.
Мистер Лисс хмурился, глядя на свитер.
– А что с ним не так?
– С ним все хорошо.
– Понимаю. Ты говоришь, я урод и буду выглядеть ужасно, что на меня ни надень.
– Я не хочу такого говорить.
Мистер Лисс положил свитер на стул. Из стенного шкафа взял брюки цвета хаки. Положил рядом со свитером.
– Что нам делать теперь? – спросил Намми.
Старик уже доставал из комода носки и нижнее белье.
– Если мы выйдем через парадную дверь или дверь черного хода, есть риск, что нас заметит кто-то из копов, засевших в твоем доме. Поэтому мы вылезем через окно, чтобы этот дом оставался между нами и этими убийцами, или будем дожидаться темноты.
– А как же Норман?
– Я все еще думаю о тебе. Нет смысла брать тебя с собой, но я думаю. Так что не дави на меня.
– Я про мою собаку, Нормана.
– О нем не волнуйся. У него все хорошо.
– Он с ними один.
– А что они могут с ним сделать? Отвезти в кутузку и отравить газом? Он – игрушечная собака. Ты, конечно, тупица, но не до такой же степени.
– Извините.
– Перестань извиняться, надоело. За что тебе извиняться? Лучше скажи мне… я воняю?
– Это нехорошо, указывать людям на их недостатки.
– Не крути мне яйца. Говори прямо. Я воняю?
– Некоторым людям может понравиться идущий от вас запах.
– Что? Каким людям? Каким, на хрен, людям, может понравиться, как от меня пахнет?
– Вам, наверное, нравится. Вот и другим людям таким, как вы, должно нравиться.
Мистер Лисс собрал отобранную одежду.
– Я собираюсь принять душ перед тем, как переоденусь. И не пытайся меня отговаривать.
Намми последовал за стариком в коридор, до двери в ванную комнату.
– А если позвонят в дверь, когда вы будете мыться?
– К двери не подходи.
– А если зазвонит телефон?
– Трубку не снимай.
– А если вернется миссис Труди Лапьер?
– Она не вернется.
– А если?..
Мистер Лисс повернулся к Намми, лицо его перекосилось, превратившись в лицо самого худшего из всех плохих людей.
– Отстань от меня. Держись подальше от окон, сядь где-нибудь и не поднимай своего зада, пока я не скажу тебе, что делать дальше, безмозглый, никчемный, тупорылый, плоскостопый дебил!
Старик переступил порог и захлопнул за собой дверь ванной комнаты.
Намми еще постоял, уже собрался задать еще пару вопросов через дверь, но потом решил, что эта идея не из лучших.
Прошел на кухню, покружил по ней, разглядывая, где что.
Напомнил себе: «Торопливость – это беда. Никогда никуда и нигде не спеши. Подумай дважды, прежде чем что-то сделать, и все у тебя получится».
Телефон не зазвонил.
Никто не позвонил в дверь.
Миссис Труди Лапьер не вернулась.
Глава 37
Когда Брюс вышел из палаты 318, сестринский пост пустовал. Спиной к нему Дорис Мейкпис направлялась к дальнему концу коридора и исчезла в одной из палат.
Он не видел ни других сестер, ни санитаров, ни кого-либо из технических работников. Даже для больницы длинный коридор показался ему неестественно тихим. Особенно для больницы. Создавалось ощущение, что персонала катастрофически не хватает, и оставшиеся сотрудники просто нарасхват.
Брюс воспользовался моментом, чтобы незамеченным прошмыгнуть на лестницу. Он хотел проверить нижние этажи, узнать, везде ли ситуация одинакова.
Здание напоминала букву «П», только длиной поперечина равнялась стойкам. Корпус-поперечину построили по направлению юг-север, стойки – восток-запад. В поперечине лестница по центру соседствовала с лифтами, стойки располагали лишь лестницами. Холл в южном углу здания был ближе, и Брюс направился к нему.
Проходя мимо широко раскрытых дверей палат, поглядывал на пациентов. Очень многие спали. Телевизоры работали лишь в считаных палатах. Он увидел пару посетителей, которые сидели у кроватей, дожидаясь, когда же пациенты проснутся.
«Следовало сказать мальчику, что нельзя пить таблетку, которую может принести медсестра, – подумал Брюс. – Ее надо сунуть под язык и выплюнуть, как только за медсестрой закроется дверь».
Через южный холл он перешел в другой коридор, по нему добрался до лестницы и спустился еще на два пролета на первый этаж.
Здесь находился вестибюль с маленьким магазинчиком, лаборатории, операционные, а также несколько дополнительных палат.
Брюс приоткрыл дверь в коридор. Как он и помнил, перед ним было техническое крыло, где проводились томографические, рентгеновские и прочие специальные обследования. По действующим в больнице правилам, пациент мог попасть сюда только на инвалидном кресле, в котором его прикатывал из палаты кто-то из сотрудников.
Если бы его застали в техническом крыле, то обязательно препроводили бы в палату. Поэтому сначала Брюс решил обследовать самый нижний этаж – подвал. Голоса, которые он слышал в вентиляционном коллекторе, доносились издалека, даже из-за пределов подвала, но определенно их источник находился ниже первого этажа.
Брюс плотно закрыл дверь и спустился еще на два пролета, к двери, ведущей в подвал. На двери висела та же табличка, что и на других дверях, выходящих на эту лестницу: «ЭТОТ ПОЖАРНЫЙ ВЫХОД ДОЛЖЕН ВСЕГДА ОСТАВАТЬСЯ НЕЗАПЕРТЫМ», – но дверь не открылась. Он вновь подергал за ручку, с тем же результатом.
И тут он услышал, как кто-то вставляет ключ в замок.
С быстротой зайца, внезапно увидевшего перед собой волка, Брюс развернулся и взлетел по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Как только миновал один пролет и скрылся из виду того, кто мог открыть дверь, скинул шлепанцы, потому что они громко шлепали по ступенькам, словно оправдывая свое название.
Когда нижняя дверь открывалась, Брюс продолжал подъем. Остановился только на площадке первого этажа, положил руку на ручку двери в коридор.
Он не слышал шагов поднимающегося по лестнице человека, но и не услышал стука закрывающейся двери. То есть она оставалась открытой.