Четверо мужчин для одной учительницы Ланска Ева

Она улыбнулась, подумав, что ей с ним одинаково хорошо и говорить, и спорить, и молчать. Тихо, хорошо и спокойно, как в осеннем парке...

Сухие листья шептали слова прощания перед тем, как исполнить последний в этой их реальности танец, и старались изо всех сил.

– Правда, они кажутся еще живыми, но уже свободными? – произнес Влад.

– Тебе так кажется? – удивилась Наташа. – Они же пачкают обувь и засоряют газоны...

– У всего есть две стороны, – ответил Влад. – Помнишь, ты рассказывала, что твой прадед участвовал в научной экспедиции на Грумант, а отец пропал без вести в долине гейзеров в Исландии?

– Помню.

Наташе стало стыдно за свою бессмысленную ложь. Она же просто так... Но Влад вдруг сделался серьезным.

– Знаешь, я был там.... Это странное и страшное место. Представь, черная земля, вулканический остров, застывшая лава. Там нет людей, нет промышленности, лишь черный пляж и океан. Черный песок переходит в океан, а океан в небо. Нет горизонта, нет глубины пространства, нет птиц. Океан сам становится черным. Волны по три ложатся одна на другую и не выбрасывают на берег ничего – ни предмета, ни существа, ни водоросли, словно нет жизни на земле. Наступаешь в воду, и нет грани между сушей и водой, все черное. И небо такое же... Пустое и плоское... 80 лет назад взорвался вулкан, и за 80 лет ничего не изменилось. И в тебе все застывает и становится бессмысленным. Ты смотришь только внутрь себя...

Наташа представила, как она стоит на берегу черного океана, не зная, где кончается суша и начинается небо, пронзенная острым осознанием того, что жизнь здесь есть лишь в одном-единственном месте. И это место – она сама... Мысли сфокусировались на этом ощущении.

– Я женщина, и я могу быть оплодотворенной и принести жизнь. В этом великий смысл. Я не имею права застывать, пока жива, – проговорила она.

– Умница... Я хотел, чтобы ты сказала это, – ответил Влад. – Чтобы ты это почувствовала. Ты не можешь быть застывшей и бессмысленной... Что бы ни случилось в жизни, понимаешь?

– Да... Послушай, Влад, мне все время кажется, что ты знаешь обо мне больше, чем мог бы узнать за неделю, что мы знакомы.

– Не буду тебя обманывать. Да. Знаю...

– Откуда?

– Я прочел твой «Дневник В.Ш.». Он у меня...

– Почему ты не сказал об этом сразу?

– Из чувства собственности, наверно. Не хотел расставаться с кладом, который сам нашел. Это малодушие, согласен. Прости меня...

– Ну, тогда мы находимся не в равных условиях, – сказала Наташа. – Ты знаешь обо мне все, а я о тебе совсем ничего. Ты должен рассказать.

– Хорошо. Я давно хотел это сделать. Только давай зайдем куда-нибудь. В этом золотом дворце из отчаянных листьев мне почему-то все время хочется...

– Обманывать? – подсказала Наташа.

– Сочинять, – мягко поправил Влад, улыбнувшись.

Они устроились в уютном кафе в дальнем уголке, словно ждавшем их.

– Даже не знаю, с чего начать, – сказал Влад. – Так много всего странного случилось со мной за последнее время. Начну, пожалуй, не банально: родился я 24 года тому назад у своих родителей.

– Не ожидала от тебя, – улыбнулась Наташа.

– Не перебивай, а то собьюсь. Ты же видишь, я начинаю делать ошибки, когда ты смотришь на меня так.

– Извини...

– Ну вот. Родился в Лондоне, моя мама русская, из иммигрантов первой волны, отец англичанин. Я всегда звал его по имени – Стив. Он сам так хотел. Когда мне было двенадцать лет, они разошлись. Мама объяснила мне, что так и не смогла полюбить его. Полтора года назад я узнал, что Стив не был мне отцом, что мой настоящий отец живет во Франции и никогда меня не видел. Сначала он не хотел меня признавать, потом мать не позволяла ему приблизиться к нам. Расплакавшись, она призналась в этом. Винила во всем себя, говорила, что это ее глупая гордость разрушила их любовь и что теперь уже ничего не исправить... Жалко ее было безумно. Я даже не могу сказать, что я почувствовал в тот момент. Мир перевернулся, как пишут в книгах... Обычная заезженная фраза, когда про других... Мама сказала, что отец тоже русский, именно поэтому она с таким остервенением заставляла меня читать и говорить по-русски, и что мне надо его найти, иначе она никогда себя не простит и не сможет спокойно умереть...

– И ты нашел его?

– Я приехал в Париж по адресу, который дала мне мама, но отца уже не застал. Он умер в 2005 году. Он жил один, так и не женился никогда, даже не знаю, что и кто согревало его.... Меня встретил его старый секретарь Филипп, сохранивший в память об отце все так, как было при нем. Он показал мне его вещи, кабинет, фотографии... Мои детские фото он берег, оказывается, всю жизнь...

– А сколько лет ему было?

– Шестьдесят два...

– Это же не возраст для смерти...

– Я тоже об этом подумал. Поэтому попросил Филиппа поднять старые записи, и самая последняя была о посещении отцом некой адвокатской конторы с целью составить завещание. Секретарь припомнил, что отец вернулся оттуда расстроенный, сказав, тем не менее, что все прошло хорошо, но через некоторое время у него случился инфаркт. Филипп был немало удивлен, не обнаружив завещания в бумагах отца после его смерти, и посоветовал мне обратиться в эту контору, мол, может быть, что-то выяснится... Так я и сделал. Нашел контору, и представляешь, на этот дом в 16-м районе Парижа я обратил внимание задолго до того, как прочел вывеску «Бернштейн и Ко» над дверью! Такой вычурный, с молчаливыми шторами в красной гамме на окнах....

– Туда же опасно было идти! – вскрикнула Наташа, как малыш в страшном месте детского спектакля.

Влад улыбнулся и сжал Наташины ладони.

– Опять ледяные... Не волнуйся, я большой мальчик. Я нашел отличный наблюдательный пункт на веранде кафе напротив и стал следить за дверью. И вскоре заметил, что почти каждый день туда приходит девушка. В одно и то же время, где-то около 12 часов дня, она подходила к дверям конторы и через 10—15 минут вылетала, как будто обиженная кем-то. Такая немного странная, худая, рыжая, дерзкая. Она прыгала в свой красный Peugeot, истерично срываясь с места, но на следующий день все повторялось вновь. И однажды, гонимый любопытством, я вылез из своего укрытия и подошел к ней. Мы познакомились. Оказалось, ее зовут Дина, ей 17 лет, она учится в колледже, названия которого не помнит, «прется» от Heavy Metall и сериала «Каникулы любви» и ненавидит своего отца за то, что он жид. Все это она выдала мне на первом же свидании. Я сказал ей, что пишу свои заметки в кафе, чтобы быть в центре реальной жизни, и давно заметил, как она курсирует в адвокатскую контору и обратно, как автобус по расписанию.

– Зачем ты это делаешь, – спросил я ее. – У тебя проблемы с законом?

– У меня проблемы с самоидентификацией, – ответила она. – В этом мой папаня нисколько не сомневается.

– А вот моего папы больше нет, и я никогда его не видел и никогда не увижу, – сказал тогда я.

– И я своего никогда не видела, – ответила она. – Для него его клиенты важней, чем я, чем мама, чем вообще все на свете! Я прихожу сюда специально на него посмотреть и себя показать, чтоб он не забывал свою дочурку, которую он обязан содержать!

– Сюда приходишь на него посмотреть? Он что, нарисован на куске старого холста?

– Он нарисован в кабинете своей двухэтажной квартиры, которая расположена прям над конторой «Бернштейн и Ко». Он ее владелец, – ответила Дина.

Услышав от нее это признание, я понял, что это удача, которая сама меня нашла, и что если я не использую этот шанс, я буду последним дураком!

Мы начали встречаться, то есть я начал за ней ухаживать, чтобы вытянуть максимум информации об ее отце Марке Бернштейне, том самом адвокате, к которому в 2005 году приходил мой отец. Через месяц «дружбы» с Диной я понял две ужасные вещи.

– Какие? – спросила Наташа, уже начавшая переживать эту историю как свою.

– Первая, что девочка в меня влюбилась...

– Влюбилась?

– Да...

– А это не слишком самоуверенное заявление? Как ты это определил?

– Это же всегда видно, – смущенно произнес Влад. – Она хочет что-то спросить, но боится, она хочет ответить дерзко, но получается нежно, она смотрит исподлобья и опускает взгляд, потому что глаза слишком красноречивы, она не трогает моего тела, а от случайного прикосновения краснеет и отстраняется. Это влюбленность, Наташа. Именно влюбленность, а не любовь...

– Интересно. И чем они отличаются?

– Отличаются. Знаешь, я только недавно понял чем. Когда влюблен, видишь общее, а когда любишь – детали. Вот если я влюблен в цветок, допустим, Ирис, я скажу – он красивый, яркий, необычный, большой, он лучше всех цветов. А если я люблю его, я скажу – его тычинки как реснички, слипшиеся от сна, нижний лепесток чуть темней остальных, а в ямочке соцветия живет росинка. Она гаснет каждый вечер и зажигается каждое утро.

Наташа улыбнулась. А ведь и правда. Так и есть. И этот милый намек на знание дневника. Трогательно.

– А какая вторая ужасная вещь? – быстро спросила она, чтобы не дать нежности завладеть собой.

– Папка с делами 2005 года хранилась не в конторе, а в их доме на острове Ладху.

Наташа не поверила своим ушам.

– Где?!?

– Да... На том самом, который ты в дневнике называла «остров L».

Наташа растерялась, не зная, как вести себя дальше, лишь чувствовала, что цепочка предыдущих событий сворачивается кольцом, замыкаясь на ее шее строгим ошейником, шипами внутрь.

– Мне не стоило большого труда уговорить Дину достать эту папку, – продолжил Влад, но рассказывать ему становилось все трудней. – Я сказал ей, что готовлю скандальную статью, просто бомбу, заработаю кучу денег, мы сможем уехать, жить вместе, будем счастливы и независимы, всегда вдвоем, всегда вместе и все такое... Я сказал ей все, что хочет слышать от мужчины влюбленная дурочка. Она поверила. Так легко... И потом, она действительно ненавидела отца. За то, что бросил мать, за то, что строг с ней, за то, что богат... Такая дикая смесь гормонов, зависти и обиды, которая только подлила масла в огонь... Все сыграло в мою пользу. Я только взял то, что само шло в руки. Но я использовал ее чувство, чтобы доказать свое происхождение и получить завещание. Ты меня презираешь, Наташа?

Наташа не знала, что ответить. Отчаянные листья мыслей вихрились в голове. «Я бы ведь тоже так поступила. Это же был шанс, Влад его просто использовал, потому что упустить его было нельзя. Важен результат. За чужие подлости всегда приходится расплачиваться не тем, кто их совершил... Так. Стоп. Вот вопрос! Если в папке 2005 года было дело отца Влада, то почему Прибыловский не назвал его среди прочих? Возможно, не рассматривал его кандидатуру в качестве ухажера Дины или по какой-то другой непонятной для меня причине. Вряд ли я уже разгадаю эту загадку. Зато в моих силах не оставлять загадкой смерть Вики. И это дело для меня еще не закончено!»

– Я себя презираю, – наконец проговорила Наташа. – Из-за меня погиб человек.

– Человек с глазами цвета свежесваренного кофе, – процитировал Влад. – Это не твоя вина. Это он оказался не в то время и не в том месте. Дина говорила мне, что познакомилась там с каким-то «ушибленным на всю голову» итальянцем... Я, только когда прочел твой дневник, понял, кто это...

– Вика тоже оказалась не в том месте и не в то время?

– Вика? А что Вика? – не понимая, переспросил Влад.

– Ее больше нет...

Наташа с трудом провернула эти слова деревянным языком, и горячие слезы покатились по ее лицу. У нее больше не было сил «не расслабляться». Она ничего не могла с собой сделать.

– Господи, девочка моя, – прошептал Влад. – Как же тебе больно. – Он бросился к ней, обнял двумя руками ее голову, прижал к себе, к своему теплому свитеру, под которым сердце ударами отсчитывало время... 11, 12, 13, 14... Май, июнь, июль, август, сентябрь...

Чувствуя щекой ровные толчки, Наташа почему-то подумала, что есть еще одно место, где есть жизнь. Его сердце, его руки, его глаза, его дыхание...

– Знаешь, – сказал он ей в самую макушку, и его голос словно зазвучал у нее внутри. – Мне очень нравится одна старая притча. Ученик пришел к учителю. «Я хочу познать бога, – сказал он. – Ты любишь кого-нибудь? – спросил его учитель. – Я не интересуюсь мирским. Я хочу познать бога, – ответил тот. – Вспомни, может, ты любил? Женщину или ребенка? – снова спросил учитель. – Я же сказал тебе! Ты учитель. Научи меня, как познать бога! – повторил ученик. – Так иди и полюби кого-нибудь, – сказал учитель».

– Ты о чем? – Не поднимая головы, чтобы он не видел опухших глаз, спросила Наташа то ли у сердца, то ли у голоса.

– Я люблю тебя, – тихо произнес Влад. – Я никогда не чувствовал так. Я никогда и никого не любил. А сейчас чувствую. Чувствую, что люблю. Люблю твои слова, написанные и произнесенные, люблю твою гордую осанку, люблю твои холодные ладошки, люблю твои заплаканные глаза, все-все люблю... Мне ни с кем не было так хорошо, так близко, так тепло, так интересно, как с тобой... Ты недосягаемая и бездонная...

Он погладил ее по голове, как маленькую девочку, и от этого ей захотелось плакать еще больше. Но как-то подругому...

– Знаешь, у какого-то французского философа вычитал: «Сказать человеку „я люблю тебя“ – значит сказать „ты никогда не умрешь“». Кажется, я начинаю понимать, о чем он... И кажется, любимым писателем быть проще, чем любимым мужчиной.

Наташа продышала влажное пятно на плече Влада. Перед ее глазами, близко-близко, шевелились распаренные шерстинки. Она опустила мокрые ресницы, и шерстинки сделались волшебными водорослями, раскачивающимися в такт ее дыханию. Она лежала на его упругом плече, как на берегу моря. Моря счастья... Так чудесно было прижиматься к нему, чувствуя тишину и целостность, словно ее душа обрела наконец законченное состояние. Блеклые, едва различимые мысли копошились в голове. «Ни герба, ни запонок прадедушки, просто белые пуговки, но когда он берет за руку... Две пары ботинок, три рубашки и один ремень на все случаи жизни, но когда он смотрит... Ни гравюр, ни виноградников, ни Bugatti, ни замка с родственниками, которые уже построились и ждут, когда я приеду, но когда он рядом... Хочется набрать побольше воздуха, чтобы поверить, что это реально. Моя мечта никогда не сбудется, но... Я люблю его! Скажи уже это хоть себе самой, несостоявшаяся аристократка Ситникова...»

Послушное стадо сомнений пастух «Любовь» гнал прочь, все дальше и дальше, пока оно вовсе не скрылось из сознания...

Она почувствовала, как Влад аккуратно, чтобы не потревожить ее, потянулся за сумкой, и подняла голову. Он ловко одной рукой достал из сумки маленькую коробочку и открыл ее.

– Смотри, кто у меня есть!

В коробочке лежала бабочка. Точно такая же, как та, что Наташа спасла из огня...

– Ты нашел такую же? Где?

– Нет, это она. Та самая, которую ты мне подарила в доме старого графа, который любил делать заначки от графини. Я обнаружил ее на следующий день в рюкзаке. Она ушла с хозяином...

– С хозяином?

– С правнуком хозяина. Старый граф приходится мне прадедом. Я приехал в Россию поклониться останкам дворянского гнезда. Разыскивая его московский дом, забрел в сквер, где меня ждал твой Дневник. И потом я нашел тебя.... Выходит, прадед подготовился к моему приезду.

Наташа улыбнулась тихой счастливой улыбкой.

– Если бы ты не нашел меня, мне пришлось бы тебя придумать...