Королевский стрелок Соболев Сергей

Из «БМВ» вышли двое: Бекетов и его «личник». Из прокурорского джипа тоже показались двое мужчин: прокурор области Котов приехал на «стрелку» с главой наркополиции в компании с одним из своих подчиненных.

– Виктор Иванович, благодарю, что приняли мое предложение. – Прокурор, судя по всему, едва сдерживался, чтобы не дать выхода переполнявшим его эмоциям. – Хотя я предпочел бы встретиться с вами в другом месте…

– Вы просили о безотлагательной встрече со мной, Александр Матвеевич, – сухо произнес Бекетов. – Я вас слушаю.

Взгляд прокурора сквозь линзы дорогих очков был исполнен такой ненависти, что многие, окажись на месте спокойного, выдержанного, видавшего виды Бекетова, почувствовали бы себя сейчас крайне неуютно.

– Не здесь, – процедил прокурор. – Разговор приватный… Не для чужих ушей! Может, в моей машине переговорим?

– Нет.

– Хорошо! Давайте в вашей!

– Тоже не очень хорошая идея. – Бекетов кивнул в сторону парка: – Пройдемся?

Котов угрюмо кивнул. Он был человек неглупый и сразу понял, почему Бекетов назвал именно этот парк возле Литовского Вала. Намек предельно ясен. Вы, прокуратура, обвиняете моего подчиненного в двойном убийстве. А одной из главных улик против Костина в этом деле фигурирует запись, сделанная оперативником УФСКН примерно неделю назад в этом городском парке…

Стоял едва ли не первый по-настоящему теплый июньский день. Пахло скошенной недавно травой, цветами, подсыхающей на солнце землей. Двое мужчин, не сговариваясь, сняли пиджаки. Повесив их на сгиб локтя, направились в сторону одной из боковых аллей.

Здесь, в этой части парка, всегда тенисто, прохладно; здесь меньше гуляющего люда, подростков, любителей собак и молодых мамаш с колясками…

– Виктор Иванович, ну нельзя же так! – голос у прокурора дрогнул. – Это ведь полный беспредел!

– Не понял? О чем это вы?!

Бекетов остановился. Поглядев на прокурора, лицо которого пошло красными пятнами, переспросил:

– Вы сказали – «полный беспредел». О чем это вы?

– Слушайте! – Котов сорвался на фальцет. – Послушайте, вы… Не делайте вид, что вы не при делах!

Бекетов нахмурил брови.

– Если вы будете продолжать в том же тоне… Я вынужден буду прекратить этот разговор.

Прокурор, нервно комкая в пухлой руке носовой платок, чуть смягчая интонации, сказал:

– Вы наверняка в курсе того, что случилось… Понимаете… Это ведь против всяких правил! Если есть вопросы, есть проблемы… А такое случается… Ну так давайте будем их решать! Без этих вот штучек!

– Пока ничего не понимаю.

– Зачем же такими вот приемами пользоваться?! Где ваша деловая этика? Где мораль? Где человеческое понимание? Про честь офицера и не говорю.

– Александр Матвеевич, вы зачем меня сюда позвали?! Чтобы мораль мне здесь читать? Давайте внесем ясность. Вы говорите со мной, как человек, находящийся на государственной службе? Как глава прокуратуры области? Или…

– Или, – перебил его Котов. – Я говорю с вами, как… Как отец.

– Странный поворот.

– Можно подумать, что вы не в курсе?!

– В курсе чего?

– В курсе того, что минувшей ночью задержали моего сына!! И «оформили» сразу по нескольким статьям! Моего мальчика арестовали! И лично я считаю случившееся именно беспределом!

– А какое я к этому имею отношение? – Бекетов изобразил на лице удивление. – Лично я никого не арестовывал. И даже не понимаю толком, о чем идет речь.

– Это сделали ваши коллеги! Из Московского областного управления!

Бекетов пожал плечами.

– У них свое начальство. Я, признаться, не в курсе. По сводкам ежесуточно в стране происходят тысячи правонарушений. Вы знаете это не хуже меня.

– Вот что, генерал! – Областной прокурор перешел на свистящий шепот. – Я просто-таки уверен, что все это сделано по твоему заказу! Чего ты добиваешься, Бекетов? Ты… Вы понимаете хоть, против к о г о пошли?!

– Мне пора возвращаться в управление! – все тем же спокойным тоном сказал Бекетов. – Признаться, я так и не понял, господин Котов, зачем вы искали встречи со мной.

Генерал направился в сторону выхода. Котов сначала придержал его за рукав. А затем, когда Бекетов стряхнул его руку, вдруг заговорил совершенно иным тоном:

– Ладно… Извините, я не прав! – Котов как-то на глазах слинял и даже как будто стал меньше ростом. – У вас ведь тоже дети есть? Значит, вы, как отец, если представите себя на моем месте, можете меня понять…

– Давайте каждый будет на своем месте. Вы – прокурор области. Я – начальник областного управления. А все, что касается морали или там еще каких-то неслужебных сфер, давайте оставим за скобками нашего разговора!

– Хорошо, хорошо… Договорились! – Котов вновь принялся вытирать платком обильно струящийся по лицу пот. – Виктор Иванович, огромная к вам просьба! Дайте команду вашим коллегам, вашим знакомым, чтобы спустили на тормозах дело! Ну, вы понимаете, о ком я, о чем я! Ну а я, со своей стороны, помогу здесь порешать ваши вопросы, ваши проблемы! Надеюсь, генерал, мы найдем общий язык…

– Нет, пока не понимаю. Что вы от меня хотите? Объясните толком!

Котов, что было совершенно не характерно для этого громогласного, вельможного и весьма красноречивого товарища, стал вдруг мяться, мямлить.

– Вчера вечером нам с женой позвонила родственница… Сестра… Она в Москве проживает. Еще совсем недавно работала в Минюсте… То есть тоже имеет отношение, так сказать, к органам…

– Пока не улавливаю смысла.

– Дело в том, что вчера около полудня сотрудниками Госнаркоконтроля был задержан мой сын Матвей…

– Где и при каких условиях?

– В наркопритоне… В Балашихинском районе! Ему уже предъявили обвинение по статье два-два-восемь… И еще по двум статьям!.. – На лице прокурора появилась гримаса, но он сумел быстро справиться с собой. – Я уверен, что мальчика или подставили, или вовлекли в какую-то грязную историю.

– Если вы уверены в невиновности вашего сына, так в чем же проблема? Почему он до сих пор не на свободе? При ваших-то связях, Александр Матвеевич?! Мне даже странно вас слушать. Тем более что и сестра, как вы говорите, работала на высоких должностях в Минюсте?!

– Поймите же… Все не так просто…

– Неужели вы думаете, что я, скромный начальник провинциального управления, имею хоть какое-то отношение к этому вашему несчастью?

Сказав это, Бекетов строго посмотрел на прокурора.

– Может, вы меня в чем-то подозреваете?

– Я этого не говорил.

– Но какие-то намеки в этом направлении делаете!

– Вы меня неправильно поняли… Я сам допустил несколько неосторожных высказываний.

– Может, вы думаете про себя, что это дело рук Бекетова? Говорите прямо!

– Нет, нет, – торопливо произнес Котов. – Я вас ни в чем не обвиняю! Просто я подумал… Я подумал, что у вас, возможно, есть знакомства, есть определенные возможности и связи…

– Хм… И что?

– И если вы сможете помочь мне в моей беде, то и я, соответственно, в долгу не останусь.

Бекетов вдруг остановился. Потом нагнулся, показав рукой на кучку насекомых, которые, облепив, тащили через дорожку какую-то щепку.

– Муравьи, – негромко произнес он. – Видите, как они дружно живут? И как сообща делают одно дело?

Прокурор, пытаясь понять его мысль, присел на корточки и тоже уставился на этих мурашей.

– Да, вижу. И что?

– А то, Александр Матвеевич, что бывают ситуации, когда надо действовать дружно, сообща!

– Хм… Кажется, я улавливаю… Вы про оперативника, который задержан по подозрению в двойном убийстве? Костин Алексей… Вы про него?

– Вы сами назвали эту фамилию.

– Сложный вопрос. Дело находится на контроле у первого заместителя Следственного комитета! Завтра должны приехать из Москвы трое командированных сотрудников Генпрокуратуры. У меня тут основательно связаны руки!

– Ну что ж, – Бекетов выпрямился. – Тогда я вряд ли смогу вам чем-то помочь.

– Постойте. Всегда можно найти какой-то выход!

– Так ищите. Кстати. Даже мне, начальнику управления, до сих пор не разрешено увидеться с Костиным!

– Ну вы же знаете… По закону мы не обязаны предоставлять вам такую возможность!

– Так и я, если по закону, не имею права просить у кого-либо за вашего отпрыска!

– Но…

– Вы, как опытный юрист и «законник», знаете это не хуже меня!

Котов судорожно вздохнул. Прокурор был весь мокрый, как скакун, которого умелый наездник, дабы обломать жеребячий гонор, гонял, держа на длинном поводу и щелкая плетью, по кругу в огражденном конном дворе. За тот неполный час, что длится их разговор, Котов, кажется, порядком сбросил в весе. Заодно и гонор свой поубавил, стал сговорчивей…

– Вы по-прежнему настаиваете на немедленной встрече с подследственным Костиным?

– Да, – Бекетов остро посмотрел на «загнанного» прокурорского. – И чем скорее такая встреча произойдет, тем больше шансов, что я смогу оперативно помочь вам в вашей беде. Подчеркиваю: фактор времени имеет значение!

– Я могу устроить свидание с гражданином Костиным. В одном из следственных кабинетов СИЗО. Правда, в присутствии следователя. Вас это устроит?

– Это уже кое-что. Устроит, но только как первый шаг. Сегодня же пробейте мне посещение СИЗО и встречу с Костиным!

– Уговорились. Не все зависит от меня, как я уже говорил… в плане закрытия этого дела. Но со своей стороны сделаю все, что только смогу.

– Начальник УФСИН[10], кажется, ваш добрый знакомый, Александр Матвеевич?

– Гм… Да, это так.

– Так вот, господин Котов. Когда мы закончим этот нелегкий разговор, вы первым делом отправляйтесь к нему. Условия содержания Костина должны быть максимально улучшены! Настолько, насколько то позволяют условия СИЗО! Если узнаю, что Костина продолжают прессовать…

– Я переговорю с руководителем оперативно-следственной бригады.

– С головы Костина не должен упасть и волосок! – жестко произнес Бекетов. – В противном случае я не смогу гарантировать гуманного обхождения с молодым человеком, задержанным по наркостатье! Да еще и по подозрению в педофилии! В местах предварительного заключения, а вы это знаете не хуже меня, насильников и педофилов страсть как не любят! А тут еще – небедный молодой человек из такой семьи…

Бекетов направился к поджидавшей его служебной машине. Котов, потеряв весь свой лоск, всю свою начальственную стать, семенил рядом.

– И еще об одном одолжении хочу вас попросить, Виктор Иванович!

– Просите, – не глядя на прокурорского, сказал Бекетов.

– Насколько я в курсе, а я вот полчаса назад только разговаривал с одним московским коллегой. В СМИ пока что о задержании моего сына ничего не сообщалось…

– Вы боитесь, что эта история может получить огласку?

– Мне бы этого очень не хотелось.

– Может получиться громкий скандал, не так ли?

– Э-э-э…

– Эта история может повлечь за собой и оргвыводы? К примеру, вам может быть предложено уйти в отставку? Я вас правильно понял?

– Попросите ваших коллег не предавать огласке факт задержания моего сына Матвея! А я в долгу не останусь.

– Судьба вашего сына в ваших руках, господин Котов, – сухо произнес Бекетов. – И ваше собственное будущее тоже.

Четыре стены – каменный мешок. Полки, заменяющие здесь нары, убраны вверх. Матрац, подушку и одеяло подследственному Костину так и не выдали. Вода только из-под крана – она течет тоненькой струйкой и пахнет хлоркой. От приема пищи подследственный Костин отказался трое суток назад.

Алексею по-прежнему не оставалось ничего другого, как мерить камеру шагами.

Четыре шага в сторону узкого зарешеченного окошка, прикрытого с внешней стороны деревянным «щитом».

Разворот.

Четыре шага в сторону двери.

Восемь квадратных метров. Вот и все его нынешнее жизненное пространство…

На самом деле это ему только казалось. Ему казалось, что он вышагивает по камере так, как это было в первые сутки его пребывания в изоляторе. В действительности в последние часы Алексей уже едва волочил ноги. Он передвигался по периметру, держась рукой за холодную и влажную каменную кладку. Порой он опирался на стену плечом или сразу двумя руками – чтобы не упасть, чтобы не потерять шаткого равновесия. И так мгновение за мгновением, минута за минутой, час за часом он шел, он продвигался – иногда бочком, бочком! – вдоль стены. Вдоль кажущегося, несмотря на тесноту «двушки», бесконечным каменного периметра.

Со стороны это выглядело странно и жутковато. Он, Костин, прошагал уже тысячи и тысячи шагов. Но все никак не мог найти выхода из каменного лабиринта.

За помещенным в камеру № 27 гражданином – опасным преступником, кстати! – велось круглосуточное наблюдение. Периодически в глазок камеры, расположенной на втором этаже СИЗО № 1, заглядывали то младший инспектор СИЗО, то старший прапорщик внутренней службы, то старший смены. В воскресенье, в восемь утра, сразу трое сотрудников СИЗО ворвались в камеру. Попытка накормить подследственного через специальное приспособление закончилась ничем: все, что попало в желудок Костина через «шланг», тут же было исторгнуто на цементный пол камеры…

Алексей не позволял себе в последние часы присесть или лечь на пол. Ни на минуту! Что-то жизненно важное было в этом движении. Он откуда-то знал (или догадывался, а может, внушил себе сам), что он и жив-то пока лишь потому, что двигается, не стоит на месте, как бы ему ни было худо, ищет выход…

Поскольку наручные часы у него отобрали, он не знал, что за день сегодня и какое время суток нынче. После инъекций, которые ему делались в ходе допросов, Костин потерял счет времени.

В уме у него было лишь одно: не сдаваться, двигаться, перебирать ногами и руками. Где-то должен быть выход; не может быть, чтобы выхода не было.

Из коридора послышался топот шагов. Загремели запоры. Он даже не посмотрел в сторону двери. Одно из двух. Либо его попытаются вновь насильно кормить, вливая какую-то питательную жидкость через зонд. Либо прозвучит команда: «Лицом к стене! Руки за спину!» После чего на него наденут наручники и поволокут на допрос.

Но случилось неожиданное.

– Костин Алексей Михайлович?! – раздался от порога чей-то звучный голос. – Я – начальник изолятора! Подполковник внутренней стражи…

Мужчина произнес фамилию неразборчиво, а может, Костин, удивленный таким поворотом, сам ее не расслышал.

– Жалобы, пожелания, просьбы имеются? – спросил мужчина в форме, которого Костин видел смутно, как сквозь закопченное сажей стекло. – Какие-нибудь претензии к администрации изолятора?

Костин хрипло рассмеялся. Потом вдруг сипло, севшим голосом, запел:

– Протрубили во дворце трубадуры,

Хвать стрелка и во дворец волокут…

Начальник тюрьмы обернулся к сопровождавшему его старшему смены.

– Что это с ним?

– Симулирует сумасшествие! Четверо суток уже бродит по камере. Одну и ту же песню напевает! Про какого-то «королевского стрелка».

– Следователи в курсе?

– Так точно. Он это… Еще и голодовку объявил!

– Что?! – начальник СИЗО бросил на подчиненного гневный взгляд. – Сколько дней подследственный без пищи?

– Трое суток. Мы сегодня пытались…

– Ма-алчать! – рявкнул начальник изолятора. – Почему сразу мне не доложили! Где постельные принадлежности?!

– Но…

– Почему я узнаю об этом беспределе от других людей?! А не от своих подчиненных?!

– Товарищ подполковник внутрен…

– Строгий выговор!!! Вы у меня сами по статье пойдете! Здесь не ежовские застенки, чтобы над подследственным так издеваться!

– Э-э… Но были строгие указания! Нас инструкти…

– Рот закрой! – свистящим шепотом произнес начальник СИЗО. – Все поменялось – есть другие инструкции! Значит, так. Переведите его в «еврокамеру»!

– Но там ведь… Там двое…

– А вот тех – сюда, в двадцать седьмую! Временно…

– Будет исполнено.

– Отведите его в душ! Потом покормите по высшему классу!

– Но он ведь отказывается!

– Меня не иппет! Фрукты, соки, шоколад – в камеру! Но сначала дайте ему бульона… Или чего-то легкого!

– Так точно. Но… Его ведь придется кормить опять через шланг!

Начальник тюрьмы погрозил подчиненному кулаком.

– Найдите подход! Исключительно по-хорошему! Если хоть один волосок с его головы упадет… Я вас сам, млять, тогда поимею резиновым шлангом!

Глава УФСКН Бекетов приехал в СИЗО в половине первого ночи на понедельник. Виктора Ивановича, а также сопровождавшего его «личника» встречали двое: начальник изолятора и помощник областного прокурора, присланный самим Котовым.

Бекетов еще только поднимался по ступеням на «административный» этаж, когда во внутренний двор изолятора через служебный проезд въехал микроавтобус горпрокуратуры.

Из салона выбрался Михеев. Важняк, разговаривая на ходу с кем-то по мобильному, торопливой походкой направился мимо козырнувшего вахтера в здание СИЗО.

Виктора Ивановича провели в один из следственных кабинетов. Начальник изолятора крутился вокруг визитера ужом.

– Может, сначала рюмочку чая? – спросил он заискивающим тоном. – Вы ужинали, Виктор Иванович? У меня в кабинете и стол уже накрыт…

– Я сыт, – сказал Бекетов. – Давайте не будем терять времени. Вы, должно быть, знаете, зачем я здесь?

– Да, конечно. То есть мне позвонили! И предупредили, что вы приедете где-то в районе полуночи! Я сейчас дам команду, чтобы привели гражданина Костина. Вот только…

Начальник изолятора замялся.

– Какие-то проблемы?

– Сейчас должен подъехать глава оперативно-следственной группы, которая ведет дело…

– И что?

– Поймите, Виктор Иванович… Я к вам со всем уважением!.. Но закон есть закон! Ваша… ваше… э-э-э… свидание с подследственным Костиным будет проходить в присутствии старшего следователя Михеева!

Важняк тем временем, закончив разговор на повышенных тонах с самим начальником следственного отдела СК Генпрокуратуры РФ по области, вступил затем в перепалку с помощником Котова, которого он застал в компании начальника СИЗО в коридоре возле блока следственных кабинетов.

– Вы что, с ума сошли?! – процедил он, отозвав коллегу в сторонку. – Что это за самодеятельность?! Кто дал санкцию на приезд Бекетова и его встречу с Костиным?!

– Остынь, Федор Николаевич!

– Я задал вопрос!

– Котов лично дал санкцию! – сухо сказал коллега.

– Не известив меня?! Через головы «московских товарищей»?!

– Я думаю, Александр Матвеевич согласовал этот вопрос с кем надо!

– А почему я ничего не знаю?

– Так тебе ведь позвонили, Николаич! И поставили в известность…

– Ни хрена себе… поворот! – зло сказал Михеев. – Так дела не делаются!

В этот момент в коридоре административного крыла появились двое сотрудников СИЗО.

Они вели, придерживая под локти с двух сторон, подследственного Костина. На этот раз он был без наручников. Ввели Алексея в кабинет, где его дожидался глава управления. Следом, шепча под нос ругательства, в помещение вошел Михеев. Один из сотрудников СИЗО, старший прапорщик внутренней стражи, по требованию важняка остался в кабинете – он стоял у дверей, держа руки строго по швам.

– Виктор Иванович, должен вас предупредить! Если здесь прозвучит хоть слово по существу расследуемого моей бригадой дела, я вынужден буду…

Генерал, даже не поглядев в его сторону, подошел к Костину.

– Здравствуйте, Алексей Михайлович! Мне разрешили с вами встретиться!

– Я такого разрешения не давал! – хмуро сказал Михеев, привычно усаживаясь на угол письменного стола. – О деле – ни слова!

Генерал сам взял руку Костина – она была холодная и какая-то безвольная. Пожал ее, посмотрел в глаза…

Костин выглядел измученным. Лицо обросло щетиной, щеки впали, губы потрескались. Синяки под глазами, ссадины на подбородке. На остриженной голове, ближе к темени, свежая нашлепка – марлевый тампон, закрепленный пластырем…

На какое-то мгновение их взгляды пересеклись, встретились. В глазах Костина генерал увидел нечто такое, из-за чего у него самого защемило в груди. В его взоре были и горечь, и недоумение, и подозрительность. И какая-то нездешняя выдержка, космическая отстраненность и даже готовность идти до конца.

Бекетов подвел Костина к табуретке, аккуратно усадил. Сам взял стул и сел рядышком. Виктор Иванович хотел многое сказать этому парню, своему подчиненному. Но вот сейчас, в эту самую минуту, когда он сидит напротив человека, которого, судя по всему, прессовали здесь на полную катушку, которому пришлось в последние несколько суток хлебнуть лиха сполна, Виктор Иванович понял, что все заготовленные им слова будут лишними. И что сейчас нужно просто побыть с ним рядом несколько минут. Молча. Не тратя слов и эмоций в присутствии чужих, недружественно настроенных и опасных личностей.

Так, в полной тишине, прошло что-то около двадцати минут. Костин сидел на табурете, опираясь лопатками на выкрашенную маслянистой краской стену. Генерал устроился на стуле, напротив него; тяжелые веки прикрыты, казалось даже, что он задремал. Прапорщик по-прежнему торчал у входа, как каменная статуя, – боялся даже пошевелиться…

Важняк был до крайности удивлен поведением Бекетова. Тот ни о чем не пытался расспросить Костина. Не делал каких-то намеков. Просто сидел на стуле рядом с Костиным и молчал.

Да, именно так. Они оба за все время не издали ни звука.

Так умеют многозначительно молчать люди, которым не нужны слова, чтобы понимать друг друга.

Наконец Бекетов, тряхнув головой, поднялся на ноги.

– Продержись еще чуток, Костин, – сказал он негромко. – Откажись от голодовки, это сейчас лишнее. Я тебя отсюда вытащу. А потом, когда подлечишься, пойдешь в отпуск: ты по-прежнему числишься в штате нашего управления…

Чиянец проснулся от громкого стука: кто-то колотил кулаком в дверь.

Он включил сначала настольную лампу, затем, встав с дивана, на который прилег всего часа полтора назад, и свет в гостиной.

Стрелки на настенных ходиках показывали четверть третьего ночи.

Надел брюки от спортивного костюма, сунул ноги в шлепанцы. Выйдя через дверь в застекленную веранду, громко спросил:

– Кто там? Что нужно?!

– Милиция! Участковый! Открывайте, Александр Иванович! Есть разговор!

– Что? Милиция? Я никого не вызывал!

– У нас важное дело, гражданин Чиянец! Открывайте!

Чиянец увидел через стекло, как мимо веранды по дорожке прошел какой-то мужчина. Даже не прошел, а прошмыгнул, согнувшись…

– Вот что… Сейчас ночь на дворе!

– У нас очень важное дело! Откройте, надо поговорить!

– Приходите утром. А сейчас я не открою!

Чиянец метнулся обратно в комнату. Схватил лежащий на столе телефон. Кого это еще леший принес среди ночи? Стук в дверь прекратился. Надолго ли?

Он набрал номер своего бывшего однополчанина Вячеслава Кузьмичева. Того самого человека, к кому он недавно отвез дочь другого своего армейского товарища, Марину Панову, которой угрожает серьезная опасность.

Наконец телефон ответил.

– Слава, это я, Чиянец!

– Саня? – послышался в трубке сонный голос. – Что стряслось?

– Тут ко мне какие-то люди пришли. Стучатся. Говорят – из милиции!

В это время послышался звон разбитого стекла.

– Будь начеку, Слава! – крикнул в трубку Чиянец. – Потом перезвоню!

Положив сотовый на стол, хозяин поспешил к «секции». Он уже открыл секретер, где у него рядом с документами в отдельной коробке лежал наградной «ПСМ» и снаряженная обойма к нему, когда на пороге комнаты возник какой-то рослый мужик – в джинсах, темной кожанке, в шлем-маске, скрывающей лицо. Это был «чоповец» Мухин, который на пару с Глотовым выполнял задания филиала «Фармакома».

– Ша! А ну руки за голову! И без дураков!

Держа хозяина на прицеле своего удлиненного глушителем ствола, Мухин вошел в гостиную. Следом за ним в комнату шагнул и Глотов, на котором тоже была надета маска. Иван, подойдя к отставному военному, который так и не успел достать из коробки «ПСМ», ловко подбил тому ноги, свалив его на пол.

– Кто-нибудь есть еще в доме?! – спросил Мухин. – Лежать!

– Никого нет, – прохрипел хозяин, которого сверху оседлал второй налетчик. – Я один… Если нужны деньги…