Смерть – плохая примета Обухова Оксана
– Здорово, Витек! – сказал продавцу. Роман слышал каждый звук, доносящийся через раскрытую настежь форточку. – А где мамка? Спит уже?
– Угум, – быстро дожевывая горсть халявных маминых сухарей, согласился недоросль.
– Слушай, что у вас тут творится, а?! На развилке – останавливают, каждую тачку – шмонают. Сбежал, что ль, кто-то? Кого ищут-то?
Парнишка ерзнул взглядом в сторону, пожал плечами.
– Да кто их знает, – соврал неумело.
– Ну ладно. Банька у Варьки свободна?
Пухлощекий мамин сын только ухмыльнулся скабрезно, до сих пор гонял во рту остатки жестких крошек.
– Позвони? – попросил шофер. – А то нарвусь, как в прошлый раз…
– Счас, – кивнул недоросль Витек и достал из-под прилавка мобильный телефон: – Алло, Варя! Тут к тебе гость! Кто, кто… – заржал, – конь в кашемировом пальто! Василий! Ага… ага… – вернул телефон, подмигнул: – Горючего брать будешь?
– А как же. Как всегда. Полный набор. И пирожков этих бабушкиных, остались еще?
Парнишка проворно собирал в пакет горилку и закуску, водитель, опираясь на прилавок, продолжил сетовать:
– Наши по трассе передавали: дальше тоже шмонают. Хотели даже, чтоб этот… на красной «вольво» – Митя, опломбированный кузов им открыл…
Прикинь, а? Опломбированный! Совсем оборзели.
Печать сорвут, а Митьке – что потом? Ты этих, огурчиков еще положь…
Продавец выставил на прилавок пакет, водитель выбросил из кармана несколько купюр и, сгребая покупки, попросил:
– Ты тут, Витя, присмотри за моей ласточкой. —
Тренькнул на прощание дверным колокольчиком и поспешил в баньку к какой-то Варе, где можно без проблем нарваться.
Роман осторожно, стараясь не попасть под свет из окна, выбрался из угла, выглянул на стоянку: Васина фура встала крайне удачно – теперь у седоков в БМВ неширокий выбор: либо остаться наблюдать за выходом из кустов, либо переставить машину к магазину, но частично потерять обзор дороги.
И пока бумер полностью скрывался за фургоном грузовика, Роман вздохнул – ну, с богом! – взошел на крыльцо и быстро поднял руку, нащупывая дверной колокольчик.
Звонок, на счастье, оказался совсем не валдайским – крепко-чугунным, кованым, а современным новоделом на хлипкой цепочке. Подвязка тихонько щелкнула в мощных, привыкших к штангам пальцах, и колокольчик без всякого предсмертного всхлипа упокоился в мозолистой боксерской ладони.
Роман неслышно скользнул в тамбур, прислушался: в магазине негромко играло радио.
Нащупал в кармане пистолет, снял его с предохранителя и резким рывком распахнул на себя дверь.
Щекастый недоросль от столь внезапного появления плечистого верзилы перепугался, разинул рот, оползая щеками… Глаза его метнулись в сторону, Роман проследил за взглядом и…
Понял, почему БМВ беспечно оставил магазин без присмотра: в углу за низким холодильником с пельменями, мороженым и заиндевевшими иноземными овощами-фруктами – кому они нужны в деревне?! – сидел, скорчившись, здоровенный бритоголовый бугай.
Только что он играл в какой-то тетрис на сотовом телефоне, только что его плечи были опущены, спина сгорблена…
Савельев, не дожидаясь, пока опомнится тренированный тихоновский боец, в один длинный прыжок – еще в воздухе готовя кулак для удара! – обрушился как ураган.
Кулак врезался в челюсть незадачливого охотника на «лис» чуть ниже уха, голова мотнулась, ударилась еще и о стену…
Сотовый телефон вывалился из ослабевших пальцев на пол. Парень мягко завалился в угол и, прижатый сбоку холодильником, остался сидеть на табурете – как будто спал.
Савельев выдернул из кармана пистолет, вытянул руку в сторону прилавка и направил ствол на выпучившегося продавца:
– Тихо! Ни звука! – подошел вплотную к бойцу, проверил зрачки – нокаут. – Сколько еще народу в машине? – спросил, поворачивая голову к онемевшему недорослю, так не вовремя заменившего маму за прилавком.
Тот суматошно затряс головой, обвисшие щеки трепыхались рыбьими жабрами, Витек пытался поймать воздух мгновенно посеревшими губами.
– Ну! Сколько человек засело в бумере?!
– Четыре… Нет! Три. Сиплый четвертым был.
– Сиплый – он? – мотнул Савельев головой на пребывающего в нокауте бойца.
– Угу, – сглотнул бедолага, диспетчер деревенского борделя, мелкий лавочник, качественно откормленный мамой на бабушкиных пирожках.
– Неси веревку.
– Какую?! – простонал перепуганный продавец.
– Крепкую! Мать твою…
Упоминание спящей мамы возымело действие: парнишка бочком поструился вдоль стеллажей – бутылки-банки-упаковки за его спиной опасно зашевелились – поволок пышные телеса к прилавку со скобяным ассортиментом.
– Быстрее!
Обвисшие щеки мелко подрагивали, Савельев выхватил из вибрирующих пальцев моток веревки, прищурился на вполне изготовленного к обмороку недоросля и сказал сердечно, просто и правдиво:
– Мне очень не хочется ломать тебе шею, Витя.
Поэтому сейчас я обмотаю этого товарища веревкой, а ты – стой тихо. Не пищи. Мы – поняли друг друга?
Голова недоросля мотнулась так истово, что чуть не обвалила инерцией хозяина на пол.
Входная дверь чуть слышно растворилась… Роман выбросил вперед руку с пистолетом… В магазин бочком входила Марья.
– Черт!! – вырвалось у боксера. – Я где тебе велел сидеть?!
– Так, Ром… я это…
– Короче!
– Все было тихо. Я подошла и посмотрела в окно – порядок.
Роман в мыслях обругал себя за очередной «наезд» на хорошо воспитанную жену художника и вручил Марии пистолет:
– Держи толстого под прицелом. Я этого бойца свяжу.
Занимаясь обмоткой пленника, Роман Владимирович продолжил беседу с нервно вибрирующим каждой жировой складкой диспетчером борделя:
– Ты знаешь, кто мы? Парнишка согласно икнул.
– Знаешь, что нам терять нечего? Жирок на плечах завибрировал отчетливей.
– Поэтому долго объяснять не буду: хочешь жить – отвечай. Понял?
– Да, да…
– Дороги перекрыты?
– Да!
– Менты тоже нас ловят?
– Ловят!
– Приказ «стрелять на поражение» был? Извиваясь, как толстый червяк, вращая глазами, толстяк изобразил пантомиму «а я откуда знаю?!».
– Мобила левая есть?
Паренек не уловил, о чем конкретно речь, и показал глазами на прилавок, где лежал его сотовый телефон.
Но звонить по телефону, по которому владелец может установить через оператора номер абонента, Савельев не собирался.
– Мне нужна чужая мобила. – Толстяк затрясся. – Вот только не надо врать! У тебя тут единственная точка в округе! Тебе сазаны весь хабар сваливают!
Рычание разъяренного боксера произвело неожиданный резонанс: пухлощекий пузан отшатнулся, сделал крошечный шажок к кассовому прилавку, засунул под него руку и… сверкнув закатившимися белками глаз, тяжелым кулем свалился в щель между прилавком и стеллажом.
– Во дает! – удивился Савельев и потопал смотреть, не случился ли с рыхлым поедателем сухарей сердечный приступ.
Поднял часть прилавка вверх, присел на корточки.
– Обморок, – сказал с намеком на облегчение и начал быстро сдирать с продавца яркие одежды: бейсболку и куртку. – Надевай поверх своей ветровки, – командовал Марии, – так чтоб толще выглядеть, садись за кассу и делай вид, что дремлешь. Кепку на лицо пониже козырьком натяни…
– А ты?
– А я обмотаю и этого и сволоку их в подсобку.
Обещанное перемещение тел Савельев выполнил в мгновение ока, запер на задвижку дверь в крепкое складское помещение без окон; Маша тем временем нашла в обувной коробке под прилавком две скромные телефонные трубочки и, проверив их на предмет работающей связи, одну протянула Савельеву:
– Вот. Этот подключен.
Роман отошел вплотную к входной двери, встал так, чтобы его не было видно из окон, – Мария скорчилась за прилавком, только объемные алые плечи и оранжевая макушка торчали, – дозвонился кому хотел и начал разговор:
– Ваха, здравствуй, это Роман Савельев. Быстро слушай, у нас мало времени. Тихон Шефилов держит на фазенде под Вышним Волочком какого-то вашего мальчишку. Готовит как барана на убой – биться…
Да, да, я серьезно!.. А я когда-нибудь так шутил?! Собирай своих и этой же ночью дергай сюда, пока мальчишку не убили или не переправили в другое место. Есть кто в Вышнем или в Питере?.. Да, да, я тоже тут, еле ушел, пришлось Сережу Маркина валить… Нет, я серьезно – Сережа холодный. И если вы не доберетесь быстро, ваш парнишка – тоже… А я откуда знаю, как его зовут?! Его держат на точке, на острове в центре озера! На саму базу не суйтесь, там сейчас ментов может быть выше крыши, идите сразу на остров… Как, как… Не знаю – как! На надувных матрасах! Вода в озере холодная, вплавь не догребете, понял, джигит? Да, кстати, если ненароком встретите там парнишку – Игнатом Захряпиным зовут, тощий такой, на вид одни кости, но крепок, как шпала, – тоже с собой при хватите. Он со мной был. Понятно?.. Как я? Выкручусь как-нибудь, бывай, Ваха, не медли.
Роман убрал в карман куртки сотовый телефон, посмотрел на Машу.
Из-под низко надвинутого козырька кепки на него посверкивали выжидающе зеленые глаза.
– И что теперь?
– Не знаю. – Плечи боксера опустились.
– Может, здесь отсидимся или в деревне спрячемся?
– С собаками найдут… еще хозяев перестреляют…
– Может, в фуру какую-нибудь заберемся?
Савельев помотал головой:
– Все машины проверяют посты на дорогах, сорвем пломбы – заметят. Да и вообще, когда они, фуры эти, тронутся?.. Засядем там, как мышеловке…
– Но что же делать?!
Савельев потеребил пальцами кончик уха, скривился немного:
– Да есть идея… Но ри-и-иск, Маша-а-а, – протянул.
– Какая разница?! Все равно рискуем! Даже больше – собаки вот-вот будут!
– Надо захватить бумер. Держи второй пистолет, у этого бойца отобрал. – Протянув Марье оружие, Савельев прошел за прилавок, поворошил висящие на плечиках спортивные штаны и сдернул с вешалки широкие черные треники: – На, надевай поверх бриджей. И… кроссовочки я тебе сейчас побольше подберу…
Марья безропотно добавила к экипировке широченные тренировочные портки, стащила с полки толстые носки и всунула ноги в большие, обманчиво адидасные кроссовки.
Савельев тем временем набил два больших синих пакета легкими батонами – получилось объемно и не слишком тяжело, – посмотрел на раздувшуюся в многослойной одежде беглянку.
– Красавица, – одобрил. – Пойдешь впереди меня, если появимся из-за фуры неожиданно – примут за Витька, вы почти одного роста. – Не удержался, ухмыльнулся: по правде говоря, во всем этом Витьковом прикиде жена художника – ах, Тициан, ах, Тициан, – выглядела обожравшимся поросенком. – Пистолет верни мне, – передумал неожиданно. – Начнут стрелять – падай на землю и отползай за фуру. Поняла? – Бледная, но стойкая Маша понятливо кивнула. – Кепку натяни поглубже, голову наклони…
– Роман, ты знаешь, что делаешь?
– Надеюсь.
Неуклюже перебирая ногами в огромных черных кроссовках – свои удобные тапочки рачительно прибрала в пакет поверх хлеба, – Марья ковыляла вдоль фургона и, стараясь не сосредотачиваться на пробирающем до костей ужасе, бормотала:
– Топ, топ, топает малыш, с мамой по дорожке милый стриж. Маленькие ножки не спешат, только знай себе твердят…
Савельев, услышав это пение, сначала удивился, потом забеспокоился – не сбрендила ли подруга?! – но постепенно и сам немного расслабился, попадая в такт песенки…
К блестящему черным лаком кузову беглецы вышли как ни в чем не бывало. Марья приподняла пакеты, словно показывая – налетай, подешевело! – дверца водителя раскрылась.
– А-а-а… Витек…
Савельев стремительно обогнул Марью, левой рукой с зажатым пистолетом напрямую врезал по все еще ухмыляющимся шоферским губам, буквально вбил парня внутрь салона, пропихивая правую руку вперед, по направлению к седоку, расслабленно откинувшемуся на заднем сиденье…
Боец, сидевший рядом с водителем, успел понять больше своих приятелей – то ли в зеркало что-то подозрительное заметил, то ли вообще шустрым уродился, – схватил лежащий на коленях автомат, но длинное дуло зацепилось за приборный щиток…
– Не балуй! – рыкнул Савельев. – Положи граб ли вперед себя!
Парень выматерился, но покорно вытянул руки к стеклу, где на щитке тихонько потрескивала помехами рация.
– Маша! Обойди тачку, возьми с его колен автомат! – Мария споро заковыляла в обход бумера. – Да брось ты пакеты на землю!
– Нельзя, – спокойно отозвалась девушка. – Пакеты яркие, их с дороги могут увидеть.
– Черт! – выругался Савельев. Голова у девчонки варила, как ведерный самовар!
Держа оба пакета в одной руке, Марья неловко открыла дверцу, вытянула из салона автомат за ремешок…
– Выворачивай карманы, быстро! – прорычал тренер. – Финки, стволы – ей! Кто фуфло прогонит – завалю! Мне терять нечего.
– А Сиплый с Витьком где? – хмуро, не исполняя указания, спросил шофер. От уголка его губ стекала широкой полоской кровь.
– Выворачивай карманы, падла, – с закипающей угрозой прошипел Савельев, и то, что он не ответил на прямой вопрос – где их приятель? – подействовало на бойцов, заставило зашевелиться.
Два ножа с выкидными лезвиями и еще два пистолета раздули карманы Марьи до предела.
Она просунула два больших, набитых хлебом пакета на колени парню, где только что лежал автомат, и тихо попросила:
– Положите, пожалуйста, обе руки поверх батонов и постарайтесь не шевелиться. Рома сегодня нервный. Удобно?
Парень, обложенный сверху батонами, как драгоценная ваза опилками, выругался длинно, матерно, но без изысков.
– Ты, сзади, – качнул стволом Роман, – на пол! Маша, садись. Держи пистолет, дернутся – стреляй.
– Обязательно, Роман Владимирович, – пообещала девушка и села на заднее сиденье, без всякого стеснения трамбуя скорченную на полу фигуру кроссовками никак не адидас. – Они чистые, – сказала приветливо, и Роман Владимирович тут же сделал зарубку в памяти: в разведку брать только Марию Лютую.
Сел на заднее сиденье с другой стороны, порекомендовал бойцу, нюхающему пол, подобрать грабли, пока не отдавили, и просунул ствол пистолета в щель между подголовником и спинкой переднего сиденья. Ткнул, надо думать, болезненно, в четвертый шейный позвонок шофера, буркнул:
– Теперь поговорим.
– Где Сиплый?! – прохрипел боец, обнимавший батоны.
– Тебе так не терпится с ним встретиться? – ухмыльнулся Рома. – Могу устроить…
– Да я тебя…
– Цыц, малявка! Ты знаешь, кто я такой?! Я – САВЕЛЬЕВ, я, когда ты еще за мамкин подол держался, из таких, как вы, сопляков, одной левой котлеты делал! Цыц!
Парнишка – лет двадцати пяти, не больше – уткнулся носом в хлеб и высказал батонам все, что думает о славной юности Романа Владимировича.
Маша покосилась на друга-боксера, получила негласное одобрение и, перехватив пистолет за дуло, не сильно размахиваясь, треснула болтуна рукоятью по куполу. Парень хрюкнул и бормотать забросил.
Шофер, которому дуло буравило позвоночник, и так особенно не возникал, третий боец лежал тихонечко, так как вопить что-то грозное, валяясь под ногами, мягко говоря, бесперспективно. Но Роман Владимирович все же решил провести с парнями короткую профилактивно-воспитательную работу:
– Слушайте сюда, недоумки. Машину я у вас все равно отберу. Она мне нужна. Но у вас есть выбор: или я вас сейчас валю всех троих и топлю в сортире за магазином, или… будем разговаривать конструктивно…
– Этот в дырку не пролезет, – как о чем-то совершенно обычном, высказалась Маша. – Здоровый, застрянет.
– Ничего, я его сзади через доски пропихну.
– Воня-а-а-ает…
– Потерпим. А им уже все равно будет.
Детально-деловое обсуждение предстоящих мероприятий больше всех подействовало на того, кто уже и так нюхал грязный пол.
– Да хватит вам, пацаны! – раздалось снизу гулко. – Я Романа Владимировича знаю. Слушайте, что он вам скажет!
– Толково соображаешь, – похвалил говорливый «коврик» тренер и потрепал волосы на макушке, торчащей между его колен.
Песенка Марьи, исполненная по дороге сюда, настроила Савельева на ернический лад. (Или одно присутствие этой невероятной девушки действовало само по себе без всяких песенок?)
– Чего вы хотите? – боясь ненароком двинуть головой и получить пулю, спросил водитель.
Вдалеке, из размытого тумана белой ночи выплывала медленно ползущая машина ДПС…
– Приехали, дядя, – хмыкнул парень с батонами.
– У ментов есть выход на вашу рацию? – быстро, ткнув водителя в шею, спросил Роман.
– Нет. У них своя связь.
– Что делать будем? – негромко, не выдавая страха, спросила Маша.
– Брать заложников, – пророкотал боксер. – Требовать следственную бригаду из Москвы.
– Ты в это веришь? – печально усмехнулась подруга. – Тихон прикажет расстрелять эту машину вместе с заложниками. Москвичам он нас не отдаст.
– Пожалуй, не отдаст…
Милицейский автомобиль поздоровался фарами с бумером.
– Ответь! – приказал Роман, и шофер тотчас выполнил указание, БМВ сказал огнями «привет» машине ДПС.
– Ром! Если подъедут близко, у него все лицо в крови, пусть оботрется! – И положила на плечо шофера неизвестно откуда взявшийся бумажный платок.
Шофер покорно поплевал на салфетку, втягивая воздух через стиснутые зубы, морщась от боли в разбитых губах, обтер подбородок…
– Подъедут близко, окно настежь не открывай, – предупреждал Савельев. – Только чтоб одни глаза торчали. Заподозрят что-нибудь – покойники все.
Шофер отчетливо закивал, парень под батонами, что удивительно, тоже проникся и сделал ладошкой в ветровое стекло проезжающей, к счастью, мимо машине с мигалками.
Пожалуй, что и как сказала Марья – расстреляют всех – подействовало на парней надежно.
– Как часто дэпээсники проезжают мимо?
Несколько секунд парочка на передних сиденьях обреченно поглядывала в окна, но все же помогать ребятишкам в раздумьях тычком пистолета Роману не понадобилось.
– Примерно раз в полчаса – тридцать пять минут, – ответил водитель.
– Что слышно о моем друге на той стороне озера? – не делая смешной тайны из пути движения Игната (рев моторки у противоположного берега озера и так слышал весь лагерь), спросил Роман.
– Взяли его, – нехотя процедил шофер, и шея его опасливо отклонилась вперед, подальше от натершего мозоль пистолетного дула.
– Когда? Он ранен?
– Его Визирь взял. Визирь – ранен.
– Визирь – кто?
– Пес. Лучший.
– Игнат ранен? – повторил.
– Не знаю, – пожал плечами водитель. Седок с батонами зыркнул на него злобно, упрекая за сотрудничество с врагом. – Жив – точно, а как ранен…
– Ты чё растарахтелся?! – не выдержал хлебный друг.
– Мария… как тебя по отчеству? – чуть обернулся Роман к подруге.
– Анатольевна.
– Мария Анатольевна, растолкуйте, пожалуйста, молодым людям, как воспитанный человек мог бы бросить подобный упрек…
Говоря все это, Роман смотрел в ветровое стекло, и мысли его были явно далеки от изысков русской словесности.
– Ты слишком много говоришь, – неторопливо перевела фразу хлебника Маша.
Вряд ли сейчас кому-то требовался урок русского языка, но Роману Владимировичу, много лет угробившему на воспитание (в его случае – обламывание) ершистей молодежи, – виднее.
Или Роме элементарно потребовалась пауза для размышлений.
– Как вас всех зовут? – спросил Савельев через десяток секунд, и по его тону Мария поняла, что идею он все-таки родил.
Передние парни разобиженно фыркнули, новоявленный любитель русской словесности уточнил формулировку:
– Как вас здесь называют?
– Рыбак, – неохотно представился водитель.
– Серьга, – недовольно покосившись на водилу, буркнул хлебник.
– Ты? – Роман нажал бедром на бедолагу, протирающего машинный коврик весьма недешевым спортивным костюмом.
– Роман Владимирович, а вы разве меня не помните?! Я – Коля Федоров! На Москве с вашим Худяковым бился! – И задрал вверх едва ли не счастливое лицо.
– Федоров… – задумчиво пробормотал тренер. – Два года назад, полутяж?
– Ну! – радостно воскликнул опознанный полутяж, но у Романа Владимировича не было времени на продуктивное культурное общение с противником его ученика.
– Рыбак, давай-ка неторопливо подавай назад к крыльцу магазина, – приказал спокойно.
Водитель не медля, плавно провел автомобиль между двумя фургонами и остановился напротив ступенек.
– Серьга, мне показалось, Сиплый твой друг?
Парень не ответил, но так яростно оглянулся на Савельева, что все стало понятно без слов.
– Выходи из машины, – сказал Роман Владимирович и осторожно, держа группу под прицелом, спустил левую ногу на асфальт стоянки. – Поторапливайся! У нас всех времени нет!
Серьга вместе с батонами выбрался наружу.
– Держи по пакету в обеих руках и не балуй, – по требовал, вышел из салона и склонился над раскрытой дверцей: – Маша, только попробуют дернуться – стреляй. А вас, друзья, хочу предупредить – Сережу Маркина завалил не я –она. Так что… имейте в виду.
Нервная женщина с пистолетом в руках в два раза опаснее нервного мужчины со стволом, поскольку – женщина. Сиречь – непредсказуема. Понятно? – И, разогнувшись, скомандовал дулом Серьге: – Пошли.
За дверью в подсобку, запертую на железную щеколду, раздавалось усердное пыхтение. Савельев распахнул ее во всю ширь, включил свет: толстяк, опираясь щекой о крепкий картонный ящик, трудолюбиво выковыривал изо рта кляп. Привык к яркому свету, опознал Савельева и притворился, что щеку о ящик только почесывал.
Ошалевший от удара и всего происходящего в целом Сиплый смотрел на Рому остекленевшими глазами вынутой из озера русалки. Что-то булькал. И вряд ли много помнил. Очумелые русалочьи глаза перескакивали с вооруженного Савельева на друга с батонами в руках и жалобно мигали.
– Развязывай и не дури, – сказал Роман, потом подумал секунду, попятился и взял с прилавка острейший длинный нож: – В сторону!
Могучий рык боксерской глотки заставил Серьгу, уже склонившегося над другом, предусмотрительно юркнуть в угол за ящики.
Савельев оглядел пленников, покачал тесаком:
– Кто дернется, отрежу палец или еще чего… лишнее. – И ловко, без особенных проблем перерезал путы.
Пока парни сбрасывали с себя остатки веревок, Роман говорил в основном с толстым диспетчером деревенского бардака:
– Сейчас я забираю ребятишек и отчаливаю.
Ты – сидишь тихо. Никуда не звонишь, никуда не бегаешь. Помнишь, я у тебя мобилу просил? – Поднимающийся на ноги продавец судорожно закивал. —
Так вот. Мои люди знают, где я был и кто мог меня сдать. Если стукнешь обо мне на базу Тихону, мои люди приедут сюда и спалят всю лавочку к чертовой матери вместе с товаром. Тебе оно надо? – Толстяк категорически помотал щеками. – Молодец. Понимаешь, – ободрил Савельев. – Медленно, не делая лишних движений, выходим в торговый зал.
Серьга, помогая пошатывающемуся приятелю, вывел того за прилавок; Роман Владимирович нащупал одной рукой в кармане бумажник Тихона, по памяти припомнил, где какие купюры, и выудил из крайнего отделения несколько бумажек. Оказалось, угадал – доллары, валюта привлекательная.
И незаметно для перешептывающихся бойцов скинул денежки на пол у кассового аппарата.
– Я здесь у тебя намусорил, – сказал, многозначительно глядя продавцу в очумелые глаза. – Приберись.