Адепт Вегашин Влад
— Тебе придется быть очень сильным, малыш. Твоя мощь опасна в первую очередь для тебя, и лишь потом — для твоих врагов. Каждый день, каждый час, каждое мгновение тебе придется сражаться с самим собой, не позволяя мерзости Культа взять над тобой верх. Дашь слабину, не выдержишь, сдашься — и превратишься в отвратительное существо, озабоченное лишь удовлетворением своих потребностей в удовольствии. Каждый день станет сражением с самым страшным противником, какого только можно представить — самим собой. И дай тебе все существующие и несуществующие боги сил это выдержать. Остаться собой. Всегда оставаться собой!
— Оставаться собой, — эхом повторяет Анжей. — Ты говоришь так, будто это невероятно сложно…
— Это действительно невероятно сложно. Сохранить себя, не измениться в угоду обстоятельствам, быть таким, какой ты есть на самом деле, а не каким тебя хотят видеть. Это безумно сложно, но это есть величайшее право и величайшая радость.
Ребенок, рисующий двери на стенах грозной твердыни,
Безумец, взывающий к вере, что делает низких святыми,
Певец, не боящийся казни за то, что правды не скроет -
Познают проклятое счастье: всегда оставаться собою!
Всегда… Всегда!
Воитель, не знавший сомнений, бродяга, не помнящий дома,
Утративший Бога священник, с пустыней безверья знакомый -
Едины напрасностью жизни и черной бездонностью боли,
Достойны святейшей из истин — всегда оставаться собою!
Всегда… Всегда!
Окно распахнуто ветром, пути начертаны песней.
Сердца, согретые верой, на месте светил уместней!
Хрустальный сон разбивая, не зная разлуки с мечтою,
Умеющий верить знает, как вечно остаться собою!
Всегда… Всегда!
— Эти стихи написал и положил на музыку мой муж, — негромко проговорила Эллири, закончив. У нее оказался глубокий, удивительно чистый голос, а отсутствие музыкального сопровождения совсем не портило, даже наоборот — подчеркивало смысл текста. — Запомни, пожалуйста. И останься собой.
Анжей не помнил, как натягивал на себя рубашку, с отвращением отталкивая обнаженную Илону, как выплеснул прямо в лицо Вейну протянутый тем бокал странного вина, как опрометью выбежал из комнаты, задыхаясь от презрения к самому себе и неистовой ярости, как едва не свалился с лестницы при попытке спуститься в зал — трость юноша все же забыл в комнате ла Церретов.
Он немного пришел в себя только после того, как выбежал на улицу, набрал полные горсти снега и растер лицо, впервые в жизни не боясь простудиться. Обретя способность более-менее связно мыслить, полуэльф сполз прямо на ступени крыльца, обхватил колени руками, сжимаясь в комочек, и тихо заплакал.
Оно было слишком сильное, слишком яростное, слишком настойчивое. Ему не хватало сил с этим бороться.
— Я слабый, я не могу справиться с этим кошмаром… Оно сильнее… Я не смогу, я не выдержу…
В душе Анжея полыхал безумный пожар, эмоции смешались, обратившись в сумасшедший водоворот желания и отвращения, безжалостный огонь выжигал его-настоящего изнутри, принуждая опустить руки, не сопротивляться неизбежному, отдаться этой бушующей буре Порока. Пока что Адепт сопротивлялся. Пока что Адепт боролся, не позволял захватить себя и обратить в Культ полностью, но Порок был сильнее, и Порок это знал.
Порок был повсюду, Порок сам был этим неистовым вихрем, засасывающим душу Анжея, как обычный мелкий водоворот на поверхности бурной реки в мгновение ока заглатывает упавший с дерева листок, как яростный торнадо втягивает хватающегося за доски, оставшиеся от размолотого в щепу корабля человека. Полуэльф судорожно, из последних сил пытался ухватиться за что-нибудь, найти свою соломинку — и не находил. Ничто не имело смысла, везде, куда ни глянь — лишь обреченность на смерть во имя не пойми чего.
— Зачем ты спас меня тогда?
— Я уже говорил. Ты мне нужен.
— Зачем?
— Не знаю.
Спокойный, всегда холодный голос. Сдержанные движения, ледяной взгляд светлых глаз. И слабая, едва заметная даже не улыбка — тень улыбки. Длинные изящные пальцы слегка сжимают его ладонь.
— Мы найдем выход. Я обещаю.
Когда Тэйнар узнает, что Анжей сдался, предпочел борьбе — быструю и безболезненную смерть, он только усмехнется презрительно, и процедит что-нибудь вроде: «Я был о нем лучшего мнения. Видимо, зря». А потом уйдет туда, где его никто не найдет, и будет курить сигарету за сигаретой, невидяще уставившись в одну точку. Будет молча оплакивать того, кто стал ему дорог. Никто не увидит, как ему на самом деле больно. Никто и никогда. Такой он — Тэйнар.
Анжей до крови прикусил губу, и теперь с равнодушно-отстраненным интересом наблюдал, как алые капли падают в снег, расцветая причудливыми экзотическими цветами.
Потом он встал, отряхнулся, и пошел обратно в корчму. Держась за перила, поднялся на второй этаж, нашел свою комнату, осторожно приоткрыл дверь — Тэйнар лежал на постели прямо в одежде, неровно дышал во сне, пальцы правой руки, свесившейся на пол, нервно подрагивали. Полуэльф осторожно подошел, взял лежащий в ногах плед и укрыл спящего. Сам он закутался во второй плед, сел на пол рядом с кроватью плетущего, прижался щекой к ладони, и почти мгновенно уснул.
Велен медленно, но верно впадал в бешенство. Он ненавидел этот мерзкий снег, снижавший видимость до десятка футов вокруг, ненавидел холодный северный ветер, норовящий забраться под куртку и выморозить ничтожного человечка до самых костей, а в особенности Велен ненавидел этот идиотский город с его одинаковыми покосившимися домишками, занесенными сугробами, и одинаковыми кривыми улочками, совершенно неотличимыми с кружащей вокруг белой пелене.
Он заблудился буквально через пять минут после того, как они с Альвариэ разошлись у крыльца корчмы. Метель мгновенно скрывала следы, и теперь воин даже приблизительно не представлял, где именно он находится. Единственный ориентир, заметная даже под снегом вывеска винного магазина, попался по пути уже трижды.
Молодой человек остановился возле этой вывески, яростно стискивая рукоять меча. Хотелось выхватить верный клинок из ножен, и крушить все вокруг.
— Мимо этого магазина я прохожу почти что каждый день, — начал вслух рассуждать он, пытаясь все же взять себя в руки и сосредоточиться. — Если от него идти налево, пройти два перекрестка, и свернуть направо, то можно попасть к нашей корчме. А если идти направо до конца улицы, там свернуть направо, пройти четыре перекрестка, и свернуть в пятый… или шестой? А, Ярлигов город! В общем, направо к корчме, налево к площади. Или наоборот?
Топография никогда не была сильной стороной дель Кристы. Скорее, она была его слабейшей стороной. Воин не раз и не два ухитрялся заблудиться даже в родном городке, где находилось предостаточно ориентиров, так что говорить о незнакомом северном городе, занесенном снегом по самые крыши?
В конце концов Велен решил проблему «куда идти» самым простым и банальным способом. Он подбросил монетку.
— Корона — налево, решка — направо, — решил он.
Серебряная кругляшка — меди у молодого человека не оказалось — взлетела в воздух, нахально сверкнула, и… скрылась где-то в недрах сугроба. Воин разразился яростной бранью.
Тратить серебро дальше ему не хотелось. Плюнув на «знаки свыше» от Госпожи Удачи, Велен встал спиной к вывеске магазина, и пошел направо, рассчитывая выйти к площади, а там уже найти дом сына старейшины, где они с Альвариэ договорились встретиться. Естественно, через пятнадцать минут он вышел к корчме.
— Ненавижу этот город, ненавижу эти улицы, ненавижу этот север, и ненавижу этот Ярлигов Тринадцатый департамент! — яростно прошипел дель Криста, перемежая свои «ненавижу» отборной площадной бранью. — И полуэльфа этого калечного тоже… наверное.
По большому счету, Велен прекрасно понимал, что несчастный мальчишка ни в чем не виноват. Не он выбрал себе такую судьбу, в конце концов. И его дальнейшая участь обещала стать куда как более печальной, чем участь самого Велена. Смерть — единственная награда, на которую реально мог рассчитывать фон Элге, и то, только при благоприятном раскладе. Сам же дель Криста, если выживет во всей этой заварушке, планировал потребовать в награду титул, пусть хотя бы виконта, и небольшой замок, можно даже подальше от столицы. Ходил слух, что Тринадцатый департамент делает подобные «подарки» даже обыкновенным следователям, принятым на службу, так что говорить о героях, выполнивших такую архисложную и опасную миссию?
Правда, сперва миссию надо выполнить. То есть, отловить ярлигова эльфа, и доставить обоих Адептов в Мидиград. И остаться при этом в живых.
Яростно пнув жалобно скрипнувшую от такого обращения дверь, Велен вошел в корчму. Окинул коротким взглядом пустой зал, освещаемый только небольшим фонарем на стойке, еле-еле разгонявшим мрак в десятке футов вокруг себя, и сделал несколько шагов к лестнице.
«Надо заставить местного трактирщика держать освещение круглосуточно» — зло подумал воин, споткнувшись о какую-то палку, валявшуюся на полу. «А то его единственные и весьма выгодные клиенты рискуют ноги в темноте переломать!».
Это было последним, о чем Велен успел подумать. В следующее мгновение он вздрогнул, непонимающе прижал ладонь к левой половине груди, и рухнул навзничь.
— Это истинный Aen'giddealle… вернее, то, что вы, люди, от него оставили, — прозвучал за спиной Лэрты низкий, звучный голос.
Девушка резко обернулась, едва не выронив пустой стакан из-под горячего вина.
Возле изящной резной колонны, прислонившись плечом, стоял высокий беловолосый эльф, и изучал целительницу внимательным взглядом ледяных аметистовых глаз.
— Светлые силы, как же здесь… здесь… — она запнулась, не в силах подобрать верное слово. Красиво, великолепно, потрясающе, восхитительно — это все не отражало и сотой доли того волшебства, что окружало Лэрту.
Сама того не зная, она сумела найти самый верный путь к сердцу серого эльфа, последнего чистокровного эльфа Хлада.
— Да, — коротко кивнул он. — В вашем убогом языке нет слова, способного передать это selivraenn.
Целительница чуть сощурилась.
— Достойно ли высшего бранить иное лишь потому, что оно отлично от вашего? — негромко спросила она.
Эльф усмехнулся, продемонстрировав белые острые зубы.
— Достойна ли человеческая дочь лицезреть Aen'giddealle selivraenn? — спросил он, и тут же сам себе ответил: — Нет. Но коли высший дарует ей это право, то и он имеет право на некоторые… послабления.
— Истинно высший не нуждается в послаблениях, как истинно видящий не нуждается в плотском зрении, — мгновенно парировала Лэрта, впервые помянув добрым словом настоятельницу монастыря, которая весьма любила изводить беседами в подобном стиле как воспитанниц, так и других монахинь.
Тонкая белоснежная бровь взлетела вверх. Эльф посмотрел на «человеческую дочь» с некоторым интересом.
— Откуда тебе известно об истинно видящих?
Девушка несколько секунд подумала, а потом решила рискнуть.
— Ниоткуда. Я просто взяла первое пришедшее в голову и подходящее по стилистике сравнение.
— Великолепно, — он несколько раз хлопнул в ладоши, и приблизился. — Как твое имя, человек?
— Лэрта де Гроэль.
— Лэрта. Laerta — Лань, — перевел беловолосый, опускаясь в кресло. — Тебе подходит это имя, человек. Что ж, я уважу ваши традиции, и по людскому обычаю сразу перейду к делу. От лица всех своих братьев и сестер я выражаю тебе благодарность за спасение жизни моего брата, Грахерга, и приношу извинения за столь неучтивое приглашение в нашу скромную обитель — клянусь, подобная невежливость объясняется исключительно неотложностью дела, по коему тебя пригласили, Лань.
Глаза новопоименованной Лани округлились.
— Э… вашего брата? — орк, которого она сегодня лечила, был похож на кого угодно, но только не на эльфа, что логично.
— Все ныне живущие в Aen'giddealle приходятся друг другу братьями и сестрами. Тот же, кого ты спасла, еще и мой кровный побратим по их степному обычаю.
Лэрта очумело потрясла головой, и незаметно ущипнула себя — уж слишком все было похоже на бредовый сон.
— Но… я ничего не понимаю. И, простите, вы не назвали мне своего имени.
— Можешь называть меня Серебряным, — милостиво кивнул эльф. Впрочем, ему очень даже шло. — Если хочешь, я расскажу тебе в двух словах. Но учти — если ты предпримешь попытку поведать кому-либо о том, что ты здесь видела и слышала, неважно, вслух, письменно, или любым иным способом, тебя ждет незавидная участь. Мы живы, пока правда о нас неизвестна.
— Я понимаю. И в любом случае никому ничего не скажу.
— Конечно, не скажешь, — улыбнулся Серебряный, вновь демонстрируя острые зубки — слишком острые для обычного эльфа. — На всякий случай, тебя подстрахует перманентное заклятие слабоумия, настроенное на ключевой импульс. Любая попытка рассказать о нас — и ты превратишься в человекорастение. Это не угроза — всего лишь меры предосторожности.
— Я понимаю, — повторила Лэрта.
— Судя по твоему возгласу в начале нашего разговора, ты поняла, где находишься. Так что я только поясню, среди кого…
Пять лет назад в человеческом городе Ан'гидеале, построенном на руинах эльфийского Aen'giddealle, сменился городской старейшина. Его предшественник был мудрым мужем, сумевшим привести задрипанный городишко в приличный вид, наладить торговые отношения с северными соседями, находящимися по ту сторону границы с Княжеством, и вообще — сделал для города очень и очень многое. К сожалению, его приемник оказался не так хорош, если не сказать грубее. Едва подписав присягу, приносимую старейшинами городу и его жителям в момент избрания на пост, он издал свой первый указ — все нелюди должны в течение трех суток покинуть Ан'гидеаль, унося с собой не более, чем могут поднять на собственных плечах, в противном случае они будут вышвырнуты силой, а при попытке оказать сопротивление — арестованы. Достоверно известно, что солдаты, которые должны были «вышвыривать» нелюдей из города, на самом деле получили иной приказ — каждого, кто посмеет сопротивляться, казнить на месте, ссылаясь на попытку к бегству и вооруженное нападение на солдат города.
К сожалению, в последние годы правления прежний старейшина утратил хватку, и не мог уже контролировать все происходящее в Ан'гидеале. Новый же старейшина, Керзит, уже пять лет медленно, но верно подминал под себя город. На его пламенных речах подрастало целое поколение закаленных севером юношей и девушек. Изначально акцент этих речей и, соответственно, воспитания, делался на патриотизме, любви к отчизне, вере в ее превосходство, и святом стремлении эту самую родину защищать. Сперва — все мирно, спокойно, доброжелательно. Но один из эльфов, державший в Ан'гидеале лавку стрелкового оружия, как-то раз не очень лестно отозвался о Керзите и его «бригадах», как называли себя последователи будущего старейшины. Он высказал сомнения в том, что их действия и цели и впрямь имеют под собой исключительно мирную основу, и предположил, что в скором времени улыбчивые мальчики и девочки станут ручной маленькой армией Керзита. Маленькой, но очень-очень кусачей. Также он вслух выразил уверенность в том, что очень скоро патриотизм Керзита и его бригад перестанет уживаться в одних стенах с эльфами, орками, несколькими дворфами, и бесчисленным количеством полукровок.
— Помяните мои слова, господа — очень скоро эти улицы услышат крики «бей нелюдей», — грустно качал головой пожилой уже мастер луков и арбалетов.
Не прошло и трех лет, как его слова помянули все. Сам эльф к тому времени был уже почти три года, как мертв — ему сломали шею в темном переулке. Вердикт местной полиции, на три четверти состоявшей из «керзитовцев», был прост и однозначен — ограбление. И никого не волновало, что с пальца убитого даже не сняли платиновое обручальное кольцо, мастера так и похоронили с ним.
Ко дню принятия верховной власти в Ан'гидеале Керзит готовился очень тщательно. Не менее тщательно он готовился и к глобальной «чистке населения», запланированной на первые дни правления. Почти год керзитовцы сеяли сомнения в умах простых жителей города. Осторожно, понемногу, исподволь — здесь слово, там два, здесь слух, там сплетня… Кем только не представали в этих россказнях несчастные нелюди. Основной акцент делался на отношение к детям — Керзит старательно создавал себе имидж чадолюбца, готового ради молодого поколения сделать все, что угодно. Он защищал детей от всего — от злоупотребления родительской властью со стороны матерей и отцов, от опасностей, подстерегающих их на улицах города, от отравы алкоголя, табака, и привозимых с юга наркотиков… а в особенности — от нелюдей. Именно оттуда и текли истоки распространяемых керзитовцами слухов, дескать, эльфы похищают маленьких мальчиков, чтобы предаваться с ними отвратительному разврату, дворфы ловят девочек, чтобы из их тел готовить свои мерзкие декокты, коими они придают колдовскую прочность и остроту оружию, а орки попросту крадут детей обоего пола, и пожирают их живьем — в степях молодая человечинка считается редким и дорогим деликатесом. Разумеется, в этих слухах не было ни крупицы истины. Но кого это волновало?
Последней каплей стало появление в городе проездом одного сероэльфийского аристократа с любовником. Посмотрев на высокого, статного мужчину, и среброволосого мальчика, выглядящего как человеческий ребенок лет двенадцати, которого эльф по-хозяйски обнимал за плечи, порой нашептывая что-то на ухо — наверняка омерзительные природе непристойности — люди начали верить той части слухов, что повествовала о противоестественном насилии над детьми со стороны серых эльфов. Естественно, ну откуда простым человекам с дикого Севера знать, что среброволосый мальчик, ни много, ни мало, пре-принц Аэнтенн'лар, в прошлом году разменявший четвертое столетие, а его внешность — всего лишь результат неудачных магических опытов матери будущего наследника.
Поверив в извращенцев-эльфов — даром, что в чем-то это соответствовало истине, серые поголовно бисексуальны — люди довольно быстро поверили и в черных колдунов-дворфов, и в людоедов-орков. Начало было положено, население роптало, заведения и магазины нелюдей начали обходить стороной.
И в день принятия Керзитом полномочий старейшины, в городе разверзся ад. Ошалевшие, одурманенные умело составленными пропагандистскими речами, обманутые тщательно распространяемыми сплетнями, простые люди Ан'гидеаля сами пошли убивать нелюдей и полукровок. Несколько дней тотального истребления отличающихся, чужаков, не таких и непонятных. Нет, были и те, кого всеобщее безумие не затронуло и кто не вышел с кухонным ножом против пятидесятилетней девочки-эльфы, были даже такие, кто не побоялся пойти против сородичей, кто пытался защищать детей нелюдей, но их растоптали и зарезали, как предателей родины.
За неделю Ан'гидеаль освободился от представителей нелюдских рас. Не осталось ни одного. Люди убрали трупы с улиц, выкинули за городскую стену тонны окровавленного снега, разграбили жилища и лавки нелюдей, и спокойно вернулись к обычной жизни — разве что еще пару месяцев вечером в пивной или корчме, за кружечкой доброго эля, жители похвалялись друг перед другом не забитыми варгами, подстреленными горными оленями, и выловленными огромными нелериями, а количеством убитых нелюдей, с удовольствием упоминая, как разлетелся под ударом мясницкого топора череп четырехлетнего орчонка.
18
— Если не хочешь говорить, где ты была и почему ты в таком плачевном состоянии — то и не надо, — слегка обиженно проговорила Альвариэ, поддерживая подругу. Лэрта только крепче вцепилась в левое плечо воительницы — она, может, и хотела бы рассказать, но просьба Серебряного «не распространяться», надежно подстрахованная заклинанием, и еще более надежно — честным словом самой Лэрты, не позволяла желанию осуществиться.
— Прости, Альва, я и правда не могу. Я дала слово молчать.
— Ну, если слово — тогда да, тогда серьезно. Эй, не падай! Ну, что мне, на руки тебя взять?
— Прости… Давай присядем на пять минут, я хоть немного передохну…
— Ты только что говорила, что нам надо торопиться, что полуэльфу угрожает смертельная опасность, и так далее, — хмыкнула северянка, усаживая обессилевшую целительницу на ступени какого-то крыльца. — Кстати, рассказать, в чем заключается опасность, ты тоже не можешь?
— Я помню, но… если я сейчас не посижу хотя бы пару минут, я просто не дойду. Буквально пару минут… Потом я расскажу, это можно рассказать, даже нужно…
Эльф умолк, взял со стола бокал, задумчиво покрутил его в пальцах. Лэрта неподвижно замерла в своем кресле, пораженная не столько даже самим рассказом, сколько тоном, которым Серебряный вел повествование. В этом тоне не было явно привычной ему ненависти к людям, не было злости, не было даже обиды — только глухая тоска и застарелая, но не ослабевшая с годами боль.
— В человеческом Ан'гидеале всегда было много не-людей, — наконец нарушил он затянувшуюся паузу. — Немало орков, и даже дворфов, но больше всего — эльфов. Нас тянет в человеческий Ан'гидеаль, нас зовут сюда сокрытые под уродливым и грязным людским обиталищем стены истинного Aen'giddealle. Люди там, наверху, не знают о сокровище, таящемся под их городом — и пусть не знают дальше.
Люди считали, что истребили всех, а кто выжил — бежал как можно дальше, и никогда больше не осквернит их город своим присутствием. Правда, вскорости они обнаружили, что с уничтожением нелюдей ничто не изменилось — вернее, ничто не изменилось в лучшую сторону. А вот в худшую…
Лучшее стрелковое оружие производили эльфы. Лучшие мечи ковали дворфы. Лучшими плотниками по праву считались орки. Жены, дочери, и сестры горожан в одночасье лишились воистину волшебных кованых украшений, что изготавливали в изобилии мастера-кузнецы, и легких переливчатых тканей эльфийской работы. Не стало нескольких винных лавок, где всегда можно было за приемлемые деньги приобрести бутылочку драгоценного напитка, привезенного из теплых виноградников Вестанханны, или бочонок доброго дворфского эля, в варке которого подгорные умельцы поднаторели куда лучше людей. Больше всего пострадала Гильдия охотников, больше трети членов которой были эльфами, орками, и полукровками. На Керзита перестали смотреть как на освободителя, он лишился большей части поддержки, но большинство его бригад по-прежнему верны своему вождю. Травля не-людей продолжается до сих пор, хотя уже не в тех масштабах и не так открыто. Врагом же номер один для Керзита и бригад остаются жители Aen'giddealle во главе с эльфом по имени…
— Серебряный? — предположила Лэрта. Эльф насмешливо хмыкнул, но опровергать догадку девушки не стал.
— Да, именно. Так вот, люди считают, что истребили или изгнали всех. Люди ошибаются. Многие, очень многие нашли спасение в стенах Aen'giddealle. Древний город сам спасал нас от неистовствующей толпы, почуявшей запах крови. Мы проваливались сквозь полы, падали в канализационные канавы, кого-то сбросили в колодец — а магия города переносила нас сюда. Нас было сто двадцать шесть, как вы выражаетесь, душ — трое дворфов, восемь орков, двадцать три эльфа, остальные — полукровки. Мы долго зализывали раны и приходили в себя, только через три месяца после Кровавой седмицы впервые встал вопрос: что дальше? Молодежь хотела мстить. Те, кто постарше, согласен был на пусть жалкое, но спокойное и относительно безопасное существование в руинах Aen'giddealle. Молодежи было больше, молодежь была активнее и настойчивее. Мы не уследили — и в одну из летних ночей двое эльфов и орк вывели семнадцать полукровок обеих рас против бригады Керзита. Обратно вернулись почти все, бригады не стало. Этот пример пуще прежнего воодушевил молодых, на нас стали смотреть презрительно, чуть ли не в глаза обвиняя в трусости. Вылазки стали чаще и рискованнее. И однажды случился совершенно закономерный провал.
Керзит узнал о нашем существовании. И началась война. Тихая, незаметная для простых горожан — второй раз поднимать город старейшина не рискнул, да и не смог бы, он уже не имел прежнего влияния, люди поняли, что с исчезновением не-людей они больше потеряли, чем приобрели. Но война все равно шла — бригады керзитовцев против нас. Молодежь рвалась гибнуть. И молодежь гибла. И гибнет по сей день.
Мы выживаем как можем. У нас нет глобальной цели, мы не мстим, не пытаемся вернуться в город. Мы просто выживаем, пока нас не убивают. Aen'giddealle дает надежную защиту, но как надолго ее хватит? Я не знаю, да и никто не знает. В тот день, когда нас останется меньше десяти, мы выйдем наверх — не для того, чтобы умереть в бою, это пусть остается юнцам, которые не мыслят себе жизни без красивой и героической смерти. Нет, мы выйдем для того, чтобы они — не вошли сюда. Пусть Aen'giddealle останется неоскверненным.
Наполненный тоской и болью голос Серебряного смолк.
Несколько минут они сидели в тишине, прерываемой лишь дыханием и биением двух сердец. Наконец эльф заговорил.
— Ты — первая человеческая дочь, ступившая под своды Aen'giddealle. Первая — и, скорее всего, последняя. Я не должен был отдавать приказ о том, чтобы тебя привели, но… Грахерг мой брат вдвойне. Я не хотел, чтобы он оставил меня сейчас. Я безмерно благодарен тебе, Laerta. И готов отблагодарить так, как ты сочтешь нужным. Мы располагаем не так уж и многим, но что в наших силах — сделаем.
Лэрта молчала. Она никак не могла придти в себя после кошмарной истории, рассказанной Серебряным, и о награде за спасение орка думала меньше всего. А эльф не торопил. Он негромко распорядился, чтобы принесли еще подогретого вина, и неподвижной статуей застыл в своем кресле.
— Скажите, а… информацией вы располагаете? — наконец додумалась девушка.
— Вполне, — глава Aen'giddealle удивленно взглянул на целительницу. — Что именно тебя интересует?
— Один эльф, — смутилась Лэрта. Только сказав это, она поняла, что искомый Адепт вполне может оказаться одним из соратников Серебряного.
— Какой?
— Я мало что о нем знаю. Кажется, несколько лет назад он состоял в Гильдии охотников, но ушел после конфликта с Керзитом…
— Не было никакого конфликта с Керзитом, — перебил ее эльф. — И никто не ушел из Гильдии после него. Все нелюди Гильдии были либо убиты, либо изгнаны, либо оказались в Aen'giddealle.
— У него была жена-человек, они вместе ушли в горы…
— Невозможно. Хотя бы потому, что в то время не было ни одного эльфа, женатого на человеческой женщине. Кратковременные союзы — да, но брак… Ты где-то ошибаешься, Лань.
— Возможно. Наверняка мне о нем известно следующее: он принадлежит к Лесной ветви, владеет техникой Поющего клинка, и около полугода назад точно был в этих местах, — припомнила девушка все то, что рассказывал о третьем Адепте Вега.
Серебряный откинулся на спинку кресла. На его лице отразилась глубокая задумчивость.
— Не могу ничего сказать наверняка, — наконец проговорил он. — Но я узнаю все, что известно моим братьям и сестрам. Если у нас есть информация об этом эльфе, ты ее получишь. Что еще?
— Да вроде бы все, — ответила Лэрта.
Беловолосый удивленно приподнял бровь.
— Ты уверена?
— Да.
— И ты даже ничего не хочешь спросить про Краха Вартанга?
— Про кого? — не поняла девушка.
— Ты даже не знаешь? — бровь взлетела еще выше. — Что ж, считай это дополнительным подарком. Крах Вартанг — известный имперский наемник. Когда-то носил золотой медальон Гильдии, но был изгнан с позором, а его медальон уничтожили. Отличается звериной жестокостью, совершенно, как вы говорите, бесчеловечен, берется за любую по-настоящему грязную работу, лишь бы ему было интересно, а заказчик хорошо платил. Он прибыл в Ан'гидеаль сегодня вечером. Его заказ — лесной эльф, скрывающийся в окрестностях города, владеющий техникой Поющего клинка, и юный полуэльф от Серой ветви, особые приметы — субтильного телосложения, огромные фиолетовые глаза, черные волосы, хромает на одну ногу. Имя назвать, или вы сами узнаете своего спутника?
— Анжей! — ахнула Лэрта.
— Именно.
— Но… откуда вам все это известно?
— В этом городе, Laerta, даже у стен есть уши, а некоторые люди думают достаточно громко, чтобы стены могли их слышать. А я свободно общаюсь со стенами, и они никогда не отказываются поделиться со мной информацией, — насмешливо проговорил Серебряный.
— Вы говорите, этот Крах Вартанг сегодня прибыл в город?
— Да. Он прошел через Нижние ворота за несколько минут до закрытия, с двумя случайными попутчиками — братом и сестрой. Остановился в той же корчме, что и вы с друзьями.
Лэрта вскочила на ноги, мгновенно забыв о том, в каком состоянии она находится.
— Ворота закрывают в девять, так?
— Да.
— Сколько сейчас времени?
— Три часа ночи, — спокойно ответил он. — Если твой друг еще жив, это значит, что у Краха есть веские причины не торопиться с выполнением заказа. Если он мертв — то ты уже не сможешь ему помочь, даже Лань не владела искусством воскрешения мертвых. В любом случае…
— В любом случае, я должна как можно быстрее оказаться там! — целительница порывисто шагнула вперед, но ноги подвели ее — девушка буквально упала обратно в кресло.
— Допей свое вино, Laerta, и тебя проводят к выходу, — Серебряный поднялся, поправил смявшийся рукав. — Сегодня или завтра я пришлю к тебе гонца с информацией об эльфе, если только Крах не найдет его раньше, конечно. Еще раз — прими мою сердечную благодарность, Лань. Я оказал тебе услугу в ответ, и окажу еще одну, но тем не менее — я остаюсь у тебя в долгу. Если Мерцающая Звезда не заберет меня раньше — я отдам этот долг.
— Наемный убийца? Охотится на Анжея и второго Адепта? — Альвариэ недоверчиво скривилась. — Извини, подруга, пока что это звучит не очень правдоподобно. Ярлиг его знает, конечно, но если бы ты хоть намекнула, откуда у тебя такая интересная информация…
— Извини, — покачала головой целительница. — Я дала слово, и я его сдержу.
«Иначе стану слабоумной идиоткой», — мысленно продолжила она.
Впереди замаячила вывеска корчмы.
— Я надеюсь, этот придурок-хозяин не заперся изнутри, пока меня не было, — проворчала Ллинайт, пиная тяжелую дверь. Та второй раз за десять минут жалобно скрипнула, и отворилась. Воительница окинула внимательным взглядом помещение — она могла сколько угодно сомневаться в достоверности информации, полученной от Лэрты, но в то же время прекрасно понимала, что от предосторожности хуже точно не будет.
«Все в порядке» — удовлетворенно подумала Альвариэ, желая шаг вперед.
В следующую секунду ее взгляд упал на распластанное тело Велена.
— Я сделала все, что в моих силах, — тяжело вздохнула Лань, устало опускаясь в единственное кресло. — К сожалению, сейчас это очень и очень немного. Единственное, что я могу гарантировать — до завтрашнего вечера он доживет. К тому времени я частично восстановлюсь, и, возможно, сумею ему помочь.
Альвариэ сумрачно кивнула, наполняя сидром два стакана — себе и Лэрте.
— Сонное царство какое-то, — проговорила она, оглядываясь.
Все пятеро членов группы собрались сейчас в комнате Анжея и Тэйнара. Целительница сперва хотела, чтобы они отнесли Велена в его комнату, но северянка запротестовала. Во-первых, она считала неразумным разделяться сейчас, когда любому из них каждую секунду могла угрожать нешуточная опасность, а во-вторых — просто не хотела, чтобы Лэрта видела сдвинутые кровати, смятые простыни, и все прочие наглядные доказательства того, что воины поселились вместе отнюдь не только из-за классового родства характеров. А именно в этой комнате остановились по самой что ни на есть простой причине — целительница настрого запретила будить Анжея, сославшись на видимую ей «критическую точку нервного переутомления». Дескать, юноше надо отдохнуть.
Кроватей в номере было всего две. Одну занимал Тэйнар, рядом с ним положили прикорнувшего на полу полуэльфа — Лэрта так и не смогла разжать хватку, которой он вцепился в кисть плетущего, да и Велену нужна была отдельная койка. Пока подруга занималась всем этим лазаретом, сама Альвариэ перетащила в комнату матрасы и одеяла, и устроила в углу вполне пристойное лежбище. Еще она собиралась разбудить корчмаря, но тот проснулся сам — за всеми злоключениями пролетела ночь, и сравнялось пять часов утра, а в Ан'гидеале принято рано вставать, и рано ложиться. У заспанного, мрачного хозяина воительница вытребовала двух жареных кур, хлеба, миску квашеной гельвы, и пару бутылок слабого яблочного сидра. Получился вполне недурной ужин, плавно перетекающий в завтрак.
— Ты можешь хотя бы сказать, что с ним случилось? — молодая женщина кивнула на лежащего в беспамятстве Велена, не забывая при том оторвать от горячей птички мясистый окорок.
— Похоже на N'olshis vesbilatra, так называемый приступ сердца, но все же не он, — Лэрта задумчиво вертела в пальцах куриное крылышко. Есть ей не хотелось, несмотря на то, что девушка прекрасно понимала необходимость подкрепиться. — Не буду утомлять тебя медицинскими подробностями. Если совсем просто, то его сердце словно бы сжали накрепко в кулаке, и долго не отпускали. Чудо, что Велен вообще выжил.
— Ага, понятно, — невнятно пробормотала Альвариэ, вгрызаясь в сочное мясо. На самом деле она мало что поняла, но это не имело особого значения. Приступ сердца, так приступ сердца — ей какая печаль? Главное, чтобы неудачливый ребенок выжил. И дело, разумеется, отнюдь не в привязанности — особых чувств у Ллинайт задиристый воин не вызывал. Но остаться единственным бойцом в команде ей не очень хотелось.
В молчании доев одну из куриц, полковриги хлеба, часть гельвы, и допив сидр, женщины улеглись спать. Лэрте позарез нужен был отдых и как можно больше спокойного крепкого сна, чтобы восстановить целительские силы — она даже приняла глоток сильного снотворного зелья. Альвариэ же просто устала: дневная беготня в очередных бесплодных поисках треклятого эльфа-Адепта, потом бурные несколько часов в постели с Веленом, немного сна — и проклятая выматывающая боль в плече, которую Лэрта, кстати говоря, все же сняла. Теперь еще пару-тройку недель можно не беспокоиться.
19
— Отвяжись ты от меня, наконец! — Анжей порывисто вскочил на ноги, хватаясь за рукоять кинжала, его глаза гневно сверкнули. — Я же сказал — я ни Ярлигова хвоста не помню из того, чем закончился вчерашний вечер!
— Не ори на меня, — поморщилась Альвариэ. — Не помнит он… Меньше пить надо, не дорос еще!
— Да как ты!..
В следующую секунду Лэрта повисла на плече рослой воительницы, тоже порывавшейся вскочить, а Тэйнар резко перехватил руку полуэльфа и дернул, принуждая пальцы разжаться, выпустив кинжал, а самого юношу — опуститься обратно на скамью.
— Уймитесь немедленно. Оба! — очень тихо проговорил он.
Побагровевшая от ярости, Ллинайт неохотно отпустила меч, и села, стряхнув с плеча вцепившуюся в него целительницу. В противоположность ей смертельно бледный, Анжей забрал у Тэйнара свой кинжал и вернул его в ножны.
— А теперь вы все внимательно, очень внимательно послушаете меня, — все так же тихо продолжил плетущий. — Вчера почти со всеми нами произошло что-то из ряда вон выходящее. Мой неестественно глубокий и долгий сон. Сердечный приступ у Велена. Провал в памяти у Анжея. Что произошло с Лэртой я не знаю, но судя по тому, как она молчит — тоже что-то необычное. Я прав? — Целительница кивнула. — Вот и хорошо. Ты полностью уверена, что полученной тобой информации можно доверять?
— Да.
— В таком случае, что мы имеем: первое — за Анжеем и за вторым адептом охотится наемный убийца. Нам известно только его имя и его репутация. Второе — я обследовал Велена своими методами, и могу точно сказать: его болезнь имеет внешнюю причину. Проще говоря — его пытались убить, замаскировав это убийство под несчастный случай, но не рассчитали выносливости организма.
— Это может быть тот убийца? — просила Альвариэ. — Как его там… Крах Вартанг.
— Судя по тому, что о нем известно — вряд ли. Он не маг, и убивает обычно сталью. Так что, кто бы не покушался на жизнь Велена — этот кто-то представляет третью сторону. Далее: об эльфе, которого мы ищем, до сих пор нет никакой информации. Потому я настаиваю на визите к горной отшельнице со странным именем Эллири Артос.
— Но я ее уже спрашивал об этом эльфе, — возразил Анжей. — Она ничего не знает.
— Ты мог неверно сформулировать вопрос, — плетущий пожал плечами. — Возможно, она не знает о самом эльфе, но обладает какой-либо иной информацией, которая может посодействовать нам в поисках. Да и в любом случае — я просто хочу на нее взглянуть. Велен очнется нескоро, потому отправимся без него.
— Когда? — уточнила Лэрта, ощутимо напрягшись.
— До пещеры Эллири, насколько я понял из рассказа Анжея, примерно семь-восемь часов пути. Если отправимся прямо сейчас, к ночи будем на месте — полагаю, отшельница не откажет нам в крове на ночь.
— Тэйнар… — она немного помедлила, подбирая слова. — Мне необходимо сегодня быть в городе. И завтра утром — тоже.
— Пациент? — ничуть не удивился тот. — Оставь. Денег нам и так уже хватит.
— Ему нужна помощь. Я должна придти к нему еще хотя бы дважды, — непререкаемым тоном заявила девушка. — И дело вовсе не в деньгах.
— Мы потеряем два дня.
— Во-первых, один — завтра в это же время мы сможем отправиться, возможно, даже чуть пораньше. Во-вторых — мы уже потеряли около четырех недель, и еще один день ничего особо не изменит, — упорствовала Лэрта. — Кроме того, этот пациент благодарит меня не деньгами, а информацией. Вполне возможно, что нам даже ехать к этой Эллири не потребуется.
— Это от него ты узнала о наемном убийце? — заинтересовался плетущий.
— Именно. Да и Велену не помешает лишний день интенсивного лечения.
Тэйнар на несколько секунд задумался, взвешивая все «за» и «против». Пожалуй, первых было больше, основным же «против» было то, что плетущему уже до смерти надоело это затянувшееся бездействие. Он хотел как можно быстрее выполнить задание, и покинуть, наконец, эти омерзительно холодные места. Тэйнар терпеть не мог холод.
— Хорошо. Завтра отправляемся в это же время. Сегодня все отдыхают, если ни у кого нет дел. Постарайтесь не разделяться, по крайней мере — надолго. Ночуем все в одной комнате.
Естественно, первым же делом Тэйнар сам нарушил только что им выданные инструкции. Дождавшись, пока Альвариэ отправится наверх отсыпаться, Лэрта уйдет к своему загадочному и, похоже, впрямь весьма полезному пациенту, а Анжей поднимется в комнату читать, он пошел в конюшню. Быстро оседлал гнедого, сунул в седельную суму завернутые в ткань жареное мясо и хлеб, и незаметно для прочих членов команды покинул город.
Плетущий немного покривил душой. Он знал, что до пещеры Эллири, если знать прямую дорогу, ехать всего четыре-пять часов — как раз добраться, поговорить, и вернуться.
— Как он? — вместо приветствия спросил Серебряный, едва Лэрта вышла из небольшой комнаты, где лежал раненый Грахерг.
— Гораздо лучше, чем я даже могла надеяться, — девушка устало встряхнула руками, разминая кисти. — Нагноения нет вообще, рана уже рубцуется — завтра утром я его разбужу. Через три дня можно попробовать накормить, но первую неделю — только бульоном, пока не заживут разрезы в кишечнике и желудке. Потом — жидкую протертую пищу.
— Через сколько он придет в норму?
— Через две недели можно вставать, осторожно ходить. К обычному образу жизни я рекомендую вернуться не раньше, чем через месяц — эликсиры, конечно, помогают очень сильно, но и они не панацея, организм должен сам оклематься. Полностью восстановится он через полтора-два месяца, до того не стоит даже пытаться ввязываться в драки — внутренние повреждения будут заживать еще достаточно долго, и даже ерундовая рана может принести плачевные последствия. Я оставлю несколько зелий и инструкции, какое, когда, и по сколько давать раненому.
— Хорошо, — эльф выдохнул с тщательно скрываемым, но все равно заметным облегчением. — Тогда вернемся к разговору о твоей награде.
— Я не…
— Подожди. Я помню, что ты просила информацию. Что возможно, я узнал. Кроме того, возьми этот кошель, — он положил на стол плотно набитый кожаный мешочек. — Ты можешь не брать деньги за работу, но возьми хотя бы возмещение стоимости твоих эликсиров. Я все же не дикарь, и примерно представляю, сколько стоят все эти декокты и бальзамы. Что-что, а деньги для нас не проблема.
Лэрта не нашла, чего ответить, и все же взяла кошель. Судя по весу, в нем было монет сто пятьдесят — сто семьдесят, то есть, раза в три-четыре больше, чем на самом деле стоили ингредиенты для зелий — варила их Лань сама. Но спорить с Серебряным не стала.
— Благодарю, — сдержанно поклонилась она.
— Не стоит. Это ерунда в сравнении с тем, что ты для нас сделала, — впервые с момента их знакомства, эльф едва заметно улыбнулся. — Если тебе понадобится помощь, оказать которую будет в наших силах — обращайся. Завтра я расскажу, как нас при необходимости найти. А теперь вернемся к основной части твоей награды. Первое: я специально проверил насчет той женщины, о которой ты говорила. Ни у одного эльфа-охотника в те годы не было супруги-человека. Это точная информация. Возможно, речь идет о любовнице — тогда да, вполне возможно, но проверить уже нельзя — слишком много времени прошло, да и факт, что этот союз не содержался в тайне. Так что либо тебя обманули, либо они были просто любовниками. Второе: лесной эльф, владеющий весьма редкой даже среди серой ветви техникой Поющего клинка, действительно был в Ан'гидеале около полугода назад. Точнее — семь с половиной месяцев. Он провел в городе два дня, после чего наткнулся вечером на троих керзитовцев, служивших в охране. Их тела, нашинкованные словно в салат, нашли утром. Эльф, естественно, бежал. Спустя месяц его видели в лежащей неподалеку деревне, она называется Нагеда. Через три недели — в Гролле. Потом — в Магриде. Все эти деревни находятся не далее, чем в трех днях пути от Ан'гидеаля. Четыре месяца назад он объявился в последний раз, снова в Гролле. Больше его никто и нигде не видел.
Лэрте в голову пришла дурацкая идея. Немного подумав, она решила все же ее проверить.
— А вскоре после его последнего появления в этом… Гролле, не появилась ли в окрестностях Ан'гидеаля женщина-отшельница? Она живет в горах, в какой-то пещере, одна.
Серебряный иронично приподнял бровь.
— Лань, в этих горах в одиночку не выживет ни один человек или эльф, если он не владеет магией. Орк — еще возможно, орки выносливые. Но человек, да и женщина к тому же — нет. Хотя подожди… Кажется, я слышал о чем-то подобном, около двух лет назад. Да, точно. Есть такая женщина.
— И как же она выживает? — саркастично поинтересовалась целительница.
— Она — друид. Не особо сильный, но чтобы выжить — достаточно. Снежные коты приходят греть ее в особо морозные ночи, горные олени сами склоняют голову под нож, если она попросит, а в короткое северное лето на ее небольшом огороде вырастает по два урожая гельвы. Варги и прочие хищники обходят ее пещеру стороной. Правда, говорят, она несколько не в себе, но насколько это правда, я не знаю. В принципе, живя в таком постоянном одиночестве, несложно и с ума сойти.
— А ее имени вы, случайно, не помните?
— Нет. И не знал никогда. Что-нибудь еще хочешь спросить?
— По делу — пожалуй, нет. Но… — девушка слегка покраснела. — Если это не страшная тайна, я бы хотела…
— Чего? Говори, не стесняйся.
— Вы не могли бы рассказать про Aen'giddealle?