Гостеприимный край кошмаров Орлов Антон
– Не, просто я спрашиваю – она дает понять, понял? Я же говорил, она умнющая, людям в интеллекте не уступает. Считать умеет до пяти, мужика от девки отличает и сразу схватывает, если происходит что-то хреновое. В общем, было два визита – маги или кто, раз у меня из башки все так хорошо после себя вычистили. Ясное дело, меня о чем-то спрашивали, и что я им наболтал – не знаю. Скорее всего, правду, как оно ни пакостно.
– Думаешь, это имеет отношение к нашему общему проекту?
– Ни в чем другом опасном я сейчас не замешан, – истово заверил недомаг. – Чтоб ко мне проявили интерес сразу двое колдунов, да еще такого уровня, что память напрочь отшибло… И за что этот гад по роже-то саданул?!
– Может, не понравилось, что его опередили. Сорвал злость.
– Извиняй, Равул, я выхожу из игры, – он пощупал припухшую скулу. – Я не храбрец. Прибьют еще… Шмыга тогда одна останется, куда она без меня денется?
Стах хотел утешить, что умнющая Шмыга вряд ли пропадет, даже если ее хозяина прибьют, но, передумав, махнул рукой и сообщил:
– Я на днях выкуплю у Клаурамца товар и уеду на Лаконоду, а ты живи тут, если хочешь, квартира оплачена за полгода вперед. Раз они узнали, что хотели, больше к тебе не придут.
– Деньжат не подбросишь, сколько не жалко? – деловито осведомился Хуста. – А то мне Шмыгу кормить…
Он подбросил. На первое время хватит, а потом эта пара пройдох, безалаберный недомаг и сообразительная крысобелка, еще к кому-нибудь прилепится, не в первый раз и не в последний. Высшим они не нужны, Высшим нужен «свекольный зуб», и остается лишь надеяться на педантичную порядочность Складского Гения: хорошо, если он не сбыл все без остатка Джиллине, а придержал что-нибудь для Стаха.
После того, что рассказал Хуста, не было смысла заходить для отвода глаз к другим колдунам, но Стах все равно выполнил ежедневный обманный маневр. На всякий случай. Вероятность полпроцента, но вдруг это приходили не те, кто не прочь увести сокровище у Эгле из-под носа, а другие люди по другому поводу?
Прохожих на улице Забытых Песен почти не было. На солнце ватной подушкой наползло облако, порывистый ветер шевелил траву в запущенных газонах и кружил по тротуарам беловатую пыль. Стаху казалось, что за ним наблюдают, но казалось или и впрямь наблюдают – это он определить затруднялся. Может, просто в окно смотрит кто-нибудь любопытный.
Клаурамец невозмутимо пригласил его в глубь своего домашнего лабиринта, сооруженного из этажерок, шкафов и стеллажей, перед тем кивнув на половик в прихожей: вытирайте ноги. Полутемная квадратная прихожая была самым просторным помещением в его хозяйстве. Кое-где Стаху, более массивному, чем сухощавый маг, приходилось протискиваться боком. Не развернешься, теснота – дополнительная защита от вторжения, а здесь наверняка и охранных чар понавешано, как стручков на акации.
Пахло рассохшимся деревом, старыми книгами, мышиным пометом, чем-то незнакомым и пряным (возможно, опасным), пчелиным воском, ракушками, клеем, пыльной ветошью, чуть-чуть плесенью, шипровым одеколоном Клаурамца. Окружающая мебель на каждый шаг отзывалась слабым поскрипыванием. Подумалось, что безумием было бы лезть сюда со взломом, как вначале предлагал Хуста.
Строго поглядев на покупателя поверх очков в роговой оправе, хозяин вытащил из-под стола двухлитровый металлический контейнер с откидными замочками-защелками, удерживающими крышку. Продолговатых темно-красных плодов величиной с грецкий орех, одетых в колючую кожицу, с острыми хвостиками, там было на треть посудины.
– Это и есть лесная свекла?
– Именно, – Клаурамец вздохнул, как показалось, с осуждением, но к кому или к чему оно относилось?
– Здесь не очень много.
– Уверяю вас, достаточно, – сухой рот Складского Гения тронула улыбка, похожая на сардоническую… Нет, обычная вежливая улыбка делового человека. – Надолго хватит. Кстати, вам известно, для чего употребляют истинный «свекольный зуб»?
– Для волшбы. Я не маг, в ваших областях не разбираюсь.
Собеседник кивнул с видом «так я и думал».
Расплатившись, Стах пересыпал драгоценные корнеплоды в иноземный серебристый пакет, который запихнул в потайной карман за подкладкой куртки, достаточно вместительный, чтобы таскать там такие свертки. Эту ношеную куртку с хитрыми карманами дала ему Эгле. Впору, только рукава длинноваты. Не иначе, раньше в ней ходил «за покупками» его предшественник.
Клаурамец либо на что-то намекал, либо пытался выяснить, известно ли покупателю то, что известно ему. Скорее второе. Стаха это насторожило: что еще за сюрпризы связаны со «свекольным зубом»? Но размышлять об этом не время. Сейчас не до загадок – до тех пор, пока он не добрался до особняка в Жемчужном Акрополе и не вручил Эгле предмет ее почти неприличного вожделения.
На улице по-прежнему было ветрено, белое с голубым лоскутное небо плыло на юго-восток. Солнце, когда ему удавалось прорваться, с резкой отчетливостью высвечивало неровности и застывшую рябь на асфальте, мучнистые кустики лебеды в газонах, помпезные балконы ветхого дома напротив, с облупившимися лепными балясинами, похожими на песочные часы. Ничего тревожного. На кирпичном цоколе нарисованы мелом стрелки и кривые рожицы. Пацан лет шести-семи сосредоточенно кидает о стенку выцветший резиновый мячик. Навстречу бредет старуха с опухшими ногами и цыплячье-желтой подушкой в охапке.
Стах весь обратился в зрение и слух, как в Лесу во время рейда, и ступал по тротуару, готовый отскочить, пригнуться, отреагировать… Эгле отсоветовала ему брать машину: «Если будешь находиться внутри, ты словно в коробке, это съедает твои шансы. А если пешком, у них меньше возможностей для захвата. Я в тебя верю!» В придачу к этому пафосному напутствию он получил от нее несколько амулетов, но надежно защищенным себя не чувствовал: Эгле не самая сильная чародейка, и, объявись тут кто-нибудь уровня Тарасии, вряд ли эти побрякушки выручат.
На противоположной стороне, в конце улицы, за проходной аркой дома из темного кирпича что-то мерцало, словно жемчужина за приоткрытыми створками раковины. Оно было там с самого начала, а Стах только сейчас заметил – или появилось только что? По крупному счету, без разницы. Если это Джиллина, у них уговор, и лучше отдать ей третью часть по-хорошему. Сказал ведь Клаурамец, надолго хватит. Надолго для чего?
Мальчишка, игравший с мячиком, повернулся, одновременно увеличившись в размерах… Стах моргнул. Перед ним стоял взрослый парень в армейских штанах и стеганой безрукавке цвета хаки, на правом бицепсе знаменитая историческая наколка СМ! (хотя ей полагается быть на спине), на левом вытатуирован кинжал с рукоятью в виде женской фигурки. Ненужный больше красно-синий мячик покатился, подпрыгивая, по тротуару, усыпанному крылатыми древесными семенами, перескочил через битый бордюр и спрятался в траве.
Парня Стах знал. Вернером его звать. Вместе считали ступеньки в Мерсмоновых хоромах. И он, кстати, левша.
Черт, Эгле ведь говорила, что Высшие могут выглядеть на любой свой возраст, вплоть до того момента, когда они стали Высшими, и одежка при этом меняется вместе с человеком. Говорила, правда, довольно давно и по другому поводу, ее тогда дернула нелегкая подшутить над Стахом, превратившись прямо в постели, под ним, в четырехлетнюю девочку. Он после этого чуть импотентом не остался. Руки мелко дрожали, пока стакан водки не опрокинул, и потом не вставало, наверное, с неделю. С Эгле он до следующего вечера не разговаривал, а она то ухмылялась, то заливисто хохотала.
На такое преображение способны все Высшие. Черт, мог бы об этом вспомнить, увидев около дома сопливого пацана с мячиком.
– Отдай то, что взял, – предложил Вернер миролюбивым тоном, щуря рыжеватые барсучьи глаза.
Надбровные дуги у него были выпуклые, а брови редкие и неказистые, вместе с бритой круглой башкой это придавало ему непрошибаемо упрямый вид.
– А я у тебя что-то взял? – удивился Стах таким же миролюбивым тоном.
Они в одной весовой категории, и не будь Вернер магом, да еще Высшим, были бы шансы. А сейчас безнадега, не расплатиться и не развязаться ему с Эгле, но безнадега – не повод сдаваться. Серые в свое время не дождались, и эти не дождутся.
Ровно секунда ушла у Стаха на то, чтобы понять, что же он только что сделал, пусть мысленно, про себя: сравнил людей с кесу, с лесными убийцами, с серым зверьем… Никогда раньше не доходило до подобного.
– Ты взял кое-что здесь, – Вернер неприязненным кивком указал на кирпичный особнячок Складского Гения. – Дрянь взял. Сам, поди, не знаешь, что это такое.
– Дрянь или нет, оно не твое.
– Я ведь заберу. Тебе же хуже. Мы кое-что пережили вместе, только поэтому все еще прошу, как человека.
– Ага, с лестницы вместе катались…
Краем глаза Стах заметил, что жемчужина выплыла из темного зева подворотни и оказалась сияющим белым лимузином. Вернер тоже не считал ворон, но Стах отскочил, не позволив ему оказаться рядом, и атаковать тот не успел: возле них плавно затормозила машина Джиллины.
Дверца открылась, поймав хромированной ручкой луч солнца.
– Стах, садитесь скорее!
Черноволосая женщина с кожей цвета сгущенного молока, серебристой помадой на губах и ниткой жемчуга на шее улыбалась с озорным вызовом. На ней был белый деловой костюм с глубоким декольте и серебряной брошью на лацкане, туфельки на шпильках как будто выкованы из серебра. Стах оценил и изысканный шик Джиллины, и киношную своевременность ее появления.
Вернер не смог помешать, увязнув в загустевшем, как мед, воздухе: его движения стали замедленными и натужными, лицо заблестело от пота, губы яростно приоткрылись, обнажив оскал. Стах, проворно втиснувшись на переднее сиденье, ощутил слабый приторный запах меда.
– Вы, господа ассоциаторы, совсем одурели… – с трудом выпутываясь из медовых чар, прорычал Высший. – Гедонисты сраные!..
Дальше пошла полная нецензурщина, но от Эгле Стах еще не такого наслушался, а Джиллина светски улыбалась, словно собеседник разливался на тему погоды.
Мотор взревел, но лимузин не мог тронуться с места: противник в долгу не остался.
– Надо удирать, пока другие не подоспели. Я могла бы позвать на помощь, но тогда придется делиться. Стах, вы согласны на дележку?
– Нет. Вы мне и так оставили с гулькин нос.
– Фу, вы же ушли оттуда не с пустыми руками! Скажите спасибо, я не жадная.
«За это спасибо скорее Клаурамцу, который оставил для меня чуток корнеплодов, коли уж был уговор».
Вслух с ней спорить не стал. Себе дороже.
– Ладно, гробец асфальту. Не люблю безобразных сцен в духе «ломать – не строить», но этот борец со всем, что на глаза попадется, такой гнусный фокус применил, что иначе нам отсюда не выползти. А дорогу потом муниципалитет починит.
По асфальту разбежались трещины, так что он стал похож на серую и пыльную змеиную кожу, все эти куски жутковато заколыхались, и машина двинулась вперед, словно сумасшедшая лодка, пустившаяся в плавание по реке наперекор ледоходу. Трясло, как на ухабах, по днищу и по бокам скребло, царапало, скрежетало. Вернер что-то орал вслед. Его свалило с ног, однако он сумел выбраться на тротуар. На расстоянии в несколько десятков метров, да еще в зеркальце заднего вида, много не разглядишь, но Стаху показалось, что и физиономия, и стеганка у него в крови. К окнам домов прилипли изнутри перепуганные белые лица.
– Попадем в газеты, – хмыкнула Джиллина. – С вас третья часть, не забыли?
– На память не жалуюсь, высшая госпожа.
– Да ладно вам дуться. Без меня вернулись бы к Эгле с пустыми руками. Вам повезло, что я опередила Вернера.
Взломанный участок они уже миновали и выехали из растревоженных жилых кварталов на дорогу меж двух бетонных заборов, за которыми торчали здания-бочки, трубы, кубические сооружения с наклонными пристройками, похожими на прислоненные под углом вагоны, кружевные фермы, усеянные белыми бутонами изоляторов – словно зацвели железные кактусы, угрюмые махины с громадными закругленными окнами, мутноватыми, словно их застеклили речным льдом. Индустриальная мощь человеческой цивилизации на Долгой Земле. Где-то здесь находится принадлежащий Трансматериковой компании Тараностроительный завод – предприятие, выпускающее таран-машины, без которых каравану через Лес не пройти.
– Это вы приходили к Хусте?
– Стах, вы прямолинейны до простоты. Да, я, и после меня Вернер. У нас противоположные цели. Мы с моими коллегами по ассоциации считаем, что «свекольный зуб» – ценнейший дар Леса, который надо с благодарностью изучать, а спятившая братва господина Андреаса каждый раз стремится уничтожить этот уникум из вандальских соображений.
– Почему тогда Вернер не перекупил до меня остаток?
– Я думаю, Клаурамец ему не продал. Решил приберечь для вас, он считает себя честным и гордится этим буквально по-детски. А если бы Вернер применил силу, это нарушило бы существующий по общему согласию баланс и потянуло бы за собой цепочку последствий, нежелательных в том числе для банды Андреаса. Ассоциация принципиально избегает конфликтов с магами, мы за мир в нашем общем доме. Другое дело боевая братва и святейшие неряхи – эти вечно вынашивают планы подчинить себе колдунов.
– И как успехи? – решив, что ему это однозначно не нравится, поинтересовался Стах.
– К счастью для всеобщего спокойствия, пока никак. Смертного мага можно убить, но они мастера защищаться и прятаться. Боже не приведи, чтобы они объединились в ударный монолит… Если не держать ситуацию под контролем, наши малахольные вояки способны их до этого довести. Человек интеллектуально и физически сильнее осы или хрещатки, не говоря уж о вьюсе, которого можно раздавить пальцем, однако укусы этих тварей дьявольски болезненны и могут вызвать долговременные проблемы. Достаточно способный маг, если его раздразнить, может причинить определенные неприятности даже Высшему, а группа магов – и подавно. Ассоциация уже несколько раз предотвращала назревающую войну между Высшими и смертными колдунами. Вернер безусловно пытался надавить на Клаурамца, но у того дом – не только чудной склад, еще и недурная крепость, я в этом понимаю. Не преуспев, Вернер решил дождаться вас, и я подумала, что моя помощь лишней не будет.
– Спасибо, высшая госпожа, вы очень добры.
– Да полноте… Жаль, но Складскому Гению играть в эти игры не понравилось. После визита Вернера он заверил меня, что связался со «свекольным зубом» в первый и последний раз. Я попросила его подумать, но он из тех, кто предпочитает копейку в кармане золотым россыпям в Лесу. Неудивительно, что Трофана его бросила. Хуста сказал, что об этих делах что-то знает мальчик-курьер. Поговорила я с этим мальчиком, посмотрела на него… Юная развалина, несмотря на то что подвид С.
– С ним что-то не в порядке?
– Он из тех, кого называют «фаршированными человечками». Ни разу не слышали? На жаргоне магов «фаршированный» – это жертва неоднократно применявшихся ментальных чар. Человека использовали в своих целях, потом позатирали воспоминания, понасовали на их место обманок, да еще не в один слой, и от личности остался несчастный огрызок, а все остальное – сплошные программы, как у иноземных компьютеров, если вы когда-нибудь интересовались этим предметом. Даже если пообещать этому юноше хорошее вознаграждение, он не сможет вывести на поставщиков «свекольного зуба». Контактов среди магов у него много, и его сознание превратили в проходной двор, замусоренный и заставленный чужими машинами. Своей собственной воли там на донышке, ничего странного, что какая-то взбалмошная девица подбила его поехать в гости к смерти. Его даже Вернер не тронул, хотя безобидного клоуна Хусту ударил почем зря. Курьера как личности почти не существует, одна видимость, которая расторопно обслуживает своих заказчиков и даже может произносить более-менее связные речи. Какое удовольствие бить то, чего нет?
Стах хмуро кивнул. Бедный парень. Или там не только бить, но и жалеть уже нечего?
– Его душа – как скорлупа яйца, из которого удалили содержимое в практических целях, – добавила Джиллина, стараясь усугубить впечатление. – Колдуны умеют хоронить свои секреты. Стах, если вдруг вам так или иначе посчастливится выйти на тех, кто добывает «свекольный зуб», или на их посредников – дайте знать, я не поскуплюсь, и мое покровительство дорогого стоит. Имейте в виду.
– Учту.
Они ехали непонятно куда, петляли, чародейка то ли запутывала следы, то ли придерживалась маршрута, который заранее подготовила для таких случаев – Стах о подобных фокусах слышал, у магов это называется «мармеладная дорога», и если их здесь атакуют, Джиллина будет в заведомо сильной позиции.
– Куда мы направляемся, высшая госпожа?
– Ко мне. Отдадите мою долю, и после этого я доставлю вас к Эгле. Не бойтесь, не ограблю. Я хочу поскорее запрятать свеклу туда, где до нее никто не доберется.
– Они к вам домой за этой драгоценностью не полезут? – полюбопытствовал Стах.
– Шутите? Мое жилище – моя цитадель. Я не Эгле, к которой кто угодно может вломиться без приглашения, вплоть до Инги с Тарасией. Вы, кажется, были очевидцем этого стыдобища? Вот то, чего я не понимаю! Чтобы кто-нибудь меня отволтузил в моем собственном доме – да скорее небо упадет на землю или наши государственные люди воровать перестанут. И неужели, по-вашему, Эгле не в состоянии поставить надежную защиту, чтобы не пускать к себе кого не надо? Боюсь, это доставляет ей удовольствие. Отвратительная история.
Остановить их пытались дважды. На площади Плодоовощных Запасов попер наперерез фургон с нарисованной щукой в галстуке-бабочке и синей по белому надписью «Свежемороженая рыба». Джиллина успела проскочить, а рефрижератор с пустой кабиной врезался в опушенные желтовато-зелеными соцветиями липы на другой стороне.
Совсем как в тот раз, подумалось Стаху. Он ведь давно уже понял, что произошло тогда на Второй Складской улице. И кому это понадобилось, и зачем…
– Ну, вы посмотрите, какие паршивцы! – заметила Джиллина без досады, скорее с азартом. – Когда им кажется, что появился благовидный повод для борьбы, – все побоку, и можно портить чужое имущество!
Уже забыла о том, как разворотила асфальтовое покрытие на улице Забытых Песен? Стах не стал напоминать, хоть оно и просилось на язык. Не забыла, у Высших, говорят, отменная память, но когда сама Джиллина совершает что-нибудь подобное – это просто действие как таковое, не подлежащее моральным оценкам, а когда ее противники – пожалуйста, не возбраняется выносить обвинительные вердикты. Он хорошо изучил эту механику, общаясь с Эгле.
Во второй раз, уже в черте Касиды, в фешенебельном районе с ухоженными особняками и парками, вокруг машины заплясали на уровне колес мозаично-разноцветные вихри – словно пестрая рябь в воздухе, то видно, то не видно. Джиллину это насторожило сильнее, чем щучий фургон. Она свела тонкие брови, сердито помянула дьявола и Мерсмона и начала вилять, стараясь не соприкасаться с миниатюрными вихрями.
Немногочисленные прохожие тоже заметили эту пеструю пляшущую дрянь и старались держаться подальше, ускоряли шаги, жались к оградам, один молодой человек в пижонской рубашке в мелкую полоску и с переливчатым кашне на шее вскарабкался на узорчатую решетку.
– Смотрите, они распугали людей! – с осуждением заметила Высшая. – Мою машину тут знают, меня знают, и устроить такой пассаж в нескольких кварталах от моего дома – это уже хамство! Они в курсе, что я не хочу уронить свое реноме в глазах соседей, хулиганье чертово! Ведут себя как хулиганы, хотя самым старшим из них – Андреасу, Тарасии, Конраду, еще Фабиану, который как маг ничего не стоит и обычно не высовывается, – уже за две тысячи лет, можете себе представить? Они стали Высшими вскоре после того, как люди начали колонизацию Долгой Земли. Казалось бы, за столько времени можно набраться ума и перебеситься… Как бы не так! Они хулиганы по убеждению, не понимаю таких наклонностей. Наша ассоциация всегда делала ставку на добропорядочные слои общества.
Рассуждая, Джиллина одновременно колдовала, это Стах понял по тому, что вихри все же постепенно замедляли свое угрожающее вращение, выцветали и в конце концов рассыпались, превращаясь в лишнюю горстку пыли на дороге, с машиной ни один из них не соприкоснулся. После поворота Высшая с облегчением вздохнула:
– Слава богу, приехали!
Литая чугунная ограда с сияющими посреди черного орнамента позолоченными виноградными гроздьями. Густая зелень прорезана аллеей, ведущей от ворот к большому особняку: благородная простота классики, не снисходящей до изысков.
Ворота открылись сами собой и сразу же затворились, пропустив лимузин. Стаху в чужих владениях было неспокойно, однако Джиллина вела себя как безупречный деловой партнер. Угостила рюмкой отличного вишневого бренди. Когда он отмерил третью часть содержимого пакета – убрала в шкатулку с яшмовыми вставками и унесла в глубь дома, но вскоре вернулась, не заставив своего невольного гостя томиться ожиданием.
– Теперь я провожу вас к этой ветрогонке Эгле. Я для них слишком крупная рыба, а вас они попытаются перехватить.
Стах до самого конца ожидал от нее подвоха, но до дома Эгле доехали за четверть часа без осложнений. И «свекольный зуб» из потайного кармана никуда не делся, и преследователи все-таки смирились, видимо, с проигрышем и отвязались, вопреки прогнозу Джиллины.
Эгле встретила их, по-детски обиженно сверкая лиловато-серыми глазищами.
– Джил, как это понимать?! Ты опять оттяпала кусок от моего куска?
– Я взяла то, что мне причитается за помощь. Комиссионные. Стах, отдайте же ей конфетку, пока она не закатила скандал.
Он вытащил из внутреннего кармана серебристый сверток, как на грех застрявший и потому извлеченный с заминкой. Обе женщины наблюдали за его действиями: Джиллина – с величавой светской снисходительностью, Эгле – с нездоровым нетерпением.
Выхватив пакет из рук, она заглянула внутрь и испустила вздох:
– Видно, что кто-то уже запускал туда лапу. Джил, ты жадная стерва! Хочешь, чтобы все были тебе должны и ты бы всем диктовала условия?
– Почему нет? Когда израсходуешь запас и придешь ко мне за дозой, я поставлю условие, чтобы ты наконец-то навела порядок с защитой своего дома.
– Ох, какая заботливая старшая сестренка выискалась! – в глазах у Эгле полыхнула лиловым грозовым заревом почти что ненависть.
– Успокойся, я забочусь не о твоей персоне. Как это ни смешно тебе покажется, в первую очередь меня беспокоит престиж ассоциации. Нужно, чтобы с нами считались. А когда сюда врываются две плохо одетые мерзавки, устраивают здесь побоище с вырванными кишками и потом об этом трезвонят, оно для всех нас не полезно.
– Я имею право общаться у себя дома, с кем захочу! – негодующе прошипела хозяйка территории. – Да, я чуть-чуть облажалась. Я рассчитывала, что Инга явится одна, а она притащила с собой старую фурию – и ведь та пошла!
– Отчего же ей не пойти, если это лишний шанс выставить ассоциацию в дурацком свете? Ты прекрасно знаешь о том, что среди нас есть колеблющиеся, которых Андреас не прочь переманить. Габриелла уже ушла к монахам, и если мы не побережем свою репутацию, могут быть еще ренегаты.
– Я ни к тем, ни к другим не собираюсь.
– Я, я, я… – передразнила Джиллина. – Ты знаешь о том, что есть такое слово – «мы»? Ты его когда-нибудь произносишь?
– Джил, сколько можно втыкать мне иголки в мозги? Если хочешь чашку чаю, сейчас кликнул прислугу, а если собираешься меня отчитывать – я все это уже слышала.
– Что ж, вернемся к теме, когда придешь ко мне просить «свекольного зуба».
Джиллина развернулась на сверкнувших серебряных шпильках и удалилась, не проронив больше ни слова.
– Королева нашлась! – фыркнула вслед Эгле.
И тоже выскочила из холла, по-девчоночьи прижимая к груди пакет.
Присев на мраморный подоконник, Стах вытащил сигарету. Курил он нечасто, когда нервы требовали никотина, и сегодня как раз такой денек выдался. С Эгле он развязался, что бы она сама об этом ни думала. По крайней мере, в душе развязался. Самые тяжкие оковы – невидимые, и их больше нет: долг выплачен. Теперь еще задать бы ей пару вопросов и распрощаться.
Просидел так с полчаса, а может, и побольше, привыкая к мысли, что он теперь свободен.
– Леспех, ты понимаешь, какую задницу свалял?
Инга появилась неожиданно, как чертик на пружинке из коробочки. И прислуга о ней не доложила, хотя должна была, не говоря о пресловутых охранных чарах. Паршивого качества чары, тут Джиллина кругом права.
– Сегодня без госпожи Тарасии? – задал он не шибко умный вопрос – первое, что стукнуло в голову.
– Сегодня без. – Высшая из «боевого товарищества» уставилась на него с вызовом. – Ты в тот раз что-то сболтнул насчет того, что один на один я с Эгле не справлюсь? Так вот учти, в отличие от господ ассоциаторов мы говорим трудностям спасибо за то, что они есть, и мы их преодолеваем!
Это прозвучало почти как школьный лозунг.
– Разве я возражаю? – буркнул Стах.
– Где твоя патронесса?
– Где-то там, – он кивнул на дверь из рифленого стекла, с золотой насечкой на волнистых кромках.
Инга ринулась во внутренние комнаты, что есть мочи приложив дверью. Дорогущее изделие брякнуло, но не раскололось: иноземное стекло повышенной прочности своих денег стоило. Стах пошел за гостьей. Вряд ли у него получится остановить Высшую, если та начнет куролесить, но он пока еще состоит здесь на службе. Чувство долга, будь оно неладно, никуда не денешься.
На мгновение замерев, Инга прислушалась – или каким-то иным способом определила, где находится ее противница, – и взбежала по лестнице на второй этаж. Стах поднялся следом.
Эгле сидела на розовом ковре с каймой из бордовых хризантем, посреди полукруглой комнаты с эркером во дворик. Ее глаза сияли, словно праздничные фонарики. На полу стоял поднос со спиртовкой, закопченной плошкой, чернильно-синим флаконом, небольшой теркой, стеклянной чашкой, ситечком, витым шелковым шнурком и шприцем. Снаружи доносился плеск воды.
– Видишь?! – Инга метнула на Стаха обвиняющий взгляд.
Она собиралась пнуть поднос, но Эгле взвилась с места и бросилась на нее, быстрая, как атакующая змея. Сцепившись, обе повалились на ковер. Стах не мог решить, что делать: то ли разнимать их, то ли спасать от возможной гибели содержимое хозяйского подноса, то ли повернуться и уйти, предоставив им выяснять отношения наедине.
– Колешься дрянью, когда нам угрожает всеобщий враг… – пыхтела Инга.
– Я тебе, сучке, покажу… – шипела Эгле.
Некстати всплыла в памяти фраза из учебника для детишек, насчет того, что Высшие – это следующая ступень в развитии человечества, тот уровень, которого достигают немногие избранные.
– Стах! – позвала Эгле, нависшая с победоносной ухмылкой над обмякшей врагиней. – Живо пододвинь сюда все вот это! Сейчас очнется, живее!
Сделал, что велели. Она перетянула шнурком руку Инги выше локтя, набрала в шприц остатки мутноватой жидкости из стеклянной чашки, отжала пузырьки воздуха и ловко всадила иглу в вену.
– Вот! Пусть теперь скажет, что «свекольный зуб» – дрянь! Щас она оценит! Мне тебя жаль, Стах, но ты не можешь это попробовать, на простых людей не действует, даже на магов не действует, только на Высших. Это единственное, что на нас действует, одно-единственное, можешь себе представить?! И нет никакой другой радости… Ох, как мне хорошо!..
Эгле звонко расхохоталась, раскинувшись на ковре рядом с Ингой, начинающей приходить в себя.
«Так вот что за службу я тебе сослужил – наркоту раздобыл… Надо же, хрень какая».
– Гадина ты, Эгле, – простонала Инга. – Мы это не употребляем! Мы держимся… Как борьба образца с образцом… Тьфу, как образец борьбы… Я пришла конфисковать «свекольный зуб», отдашь по-хорошему?
– Уже отдала, – та хихикнула. – Он у тебя в крови!
– А остальное?
– Остальное не отдам. Не надейся.
Они лежали на полу рядом. Две головки, темная и пепельная, почти соприкасались. Стах чувствовал себя третьим лишним и вообще дураком. Надо было уйти, дверь за спиной, а он смотрел на них, словно никак не мог насмотреться. Мир то ли рухнул, то ли, наоборот, только сейчас стало ясно, что громоздящиеся вокруг руины – это всего лишь небольшая область мира, ну и черт с ней, надо просто отправиться туда, где будет что-то другое.
– А ты врешь, – хитро скривилась Эгле. – Вы тоже употребляете, хотя отпираетесь на каждом углу. Хорошо-то как…
– Не употребляем! Мы используем «свекольный зуб» как лекарство от душевного надрыва, потому что мы стоим на страже человеческих интересов, и у нас на плечах лежит бремя ответственности, поэтому срывы нам простительны, и мы имеем право иногда расслабиться. А вы колете себе дрянь, чтобы получить удовольствие, это принципиальная разница!
– Если вычесть то, что ты наплела, тоже не останется ничего, кроме удовольствия. Гадина ты, Инга, хуже меня.
– Считаешь, ты не гадина?
Самое время отступить к двери, притворить ее за собой и потихоньку ретироваться. Последнее, что он услышал, невольно замешкавшись, было:
– Я тебя не выношу. Ты дрянь.
– Сама дрянь.
– Интересно, кто из нас дрянь, ты или я… – голос Эгле звучал мечтательно. – А Дэниса Кенао мы все-таки убили!
– Это единственное стоящее, что меня с тобой связывает, – согласилась Инга. – Чистая была работа, ни одной улики, ни намека… Мы это сделали, мы его прикокнули!
Обе дружно расхохотались.
– За такое воспоминание можно и вмазать по свекле, а что осталось, я потом конфискую.
– Ничего не осталось, глянь сама, я сделала в обрез на две дозы.
– А где еще?
– А еще я спрятала, не скажу куда. Не найдешь и не возьмешь.
Стах не знал, кто такой был Дэнис Кенао и чем он им помешал, но интуиция подсказывала, что об этом лучше поскорее забыть. Эти слова не предназначались для посторонних ушей. Он ничего не слышал. Можно считать, его там не было вовсе.
На первом этаже столкнулся с Джиллиной.
– Хочу удостовериться, что здесь нет Инги, – прохладно и ласково улыбнулась Высшая.
– Инга здесь есть. Обе вмазали, и обеим хорошо. Полюбуйтесь на дурака: я-то думал, что «свекольный зуб» – это что-то нужное для колдовства.
– Вы были правы. Маги, не входящие в наш круг, действительно используют эти корнеплоды для некоторых чар. Для них это не наркотик, просто растение из списка несъедобных, с определенными волшебными свойствами, а для нас – единственный заменитель крепкого алкоголя и всего такого прочего. Подождите меня здесь, хочу убедиться, что две пьяные дурочки не подрались.
Она отправилась наверх, а Стах стоял на белой лестничной площадке возле арочного окна с частым переплетом, слушал плеск фонтана и пытался выстроить в уме план своих дальнейших действий.
– Валяются на ковре, смеются и обмениваются оскорблениями, как школьные подружки, – сообщила Высшая, вернувшись. – Это часа на два. Я поставила свою защиту, и больше никто сюда не ворвется без приглашения. Стах, вы знаете о том, что я коллекционирую чужих мужчин?
Снаружи Кукольный Дом не выделялся среди зданий Летнего дворцового ансамбля. То ли дело внутри – детское царство, как его представляют себе взрослые: карнавальное разноцветье, потолки разрисованы звездами, улыбающимися солнцами и сказочными птицами, у стен лежат ослепительно-яркие мячи, большие и маленькие, высятся башни из кубиков (наверное, склеены двусторонней липучкой, чтоб не разваливались, если кто-нибудь толкнет нечаянно или нарочно), в креслах сидят громадные меховые медвежата, зайцы, львы – и, конечно, роскошные куклы. Одна из кукол была похожа на Эстеллу, и Лерка решила, что это добрый знак. Ни с того, ни с сего решила, просто потому, что нуждалась в добром знаке.
Она до последнего момента опасалась, что ее сюда не пустят. Это было бы логично: а вдруг маг, проверявший ее после прорыва, пропустил какое-нибудь зловредное заклятье и она устроит на детском празднике теракт? Но то ли мнению компетентного специалиста безоговорочно доверяли, то ли «худшее зло» было вовсе не против, чтобы Темный Властитель еще и таким образом себя скомпрометировал, а только из списка юных менеджеров, допущенных в качестве помощников на День Игрушек в Летний дворец, Валерию Вишнякову вычеркивать не стали.
Не доверяя до конца ни госпоже Гиблой страны, ни противоборствующей стороне, она подстраховалась: одолжив у никесовских девочек старый зонтик, отправилась вчера вечером к Кирсану и попросила посмотреть, засадили ей «какой-нибудь диверсионный вирус» или нет. О деньгах вспомнила, уже стоя на пороге, да и не было у нее денег, но колдун в левитирующем инвалидном кресле об оплате речи не заводил.
– Весь мой интерес в этом деле – чистый интерес, то бишь любопытство, – подмигнул он Лерке, смущенно поинтересовавшейся, сколько стоит консультация. – Заходи, красавица, чайком угощу, да поговорим.
Никакого «вируса» у Лерки не оказалось. Правда, подарка серой колдуньи, спрятанного, как спора или маковое зернышко, он тоже не заметил, а после, узнав от нее об этом, в раздумье произнес:
– Не скажу, что ты не прогадала. Раз подарок по такому поводу, за твое дружеское отношение к этому несчастному парню, не могло там быть никакой червоточины. Они, конечно, злыдни, но тут предложили от чистого сердца, и нужно было просить что-нибудь стоящее – талисман на удачу, хороший оберег, что-то полезное для здоровья… Жаль, да теперь уже поздновато жалеть.
– Не жаль, – возразила Лерка, хмуро глядя на плавающий в чашке лимон. – Дружеское отношение не продается. Попросила я правильно, и для себя тоже в том числе. Мне надо, чтобы рядом со мной такой пакости не было.
– Ну, как знаешь. Хотелось бы мне поглядеть, как эти кесейские чары сработают… Ты только поосторожней, не попади в неприятности.
– Я сказала ей, что живые существа пострадать не должны и несущие стены обрушиться не должны, специально объяснила, что такое несущая стена и чем она отличается от просто перегородки. Она, когда стала плести заклятье, пообещала, что все это учтет.
– Ну, опыта в волшбе серой госпоже не занимать, и учитель у нее знатный, будь он неладен, но я толкую не о том. Сама поберегись, чтоб не поймали на горячем. Начнут разбираться, отчего да почему случился в доме такой казус, а ты как раз вернулась с Долгой Земли. В ваших государственных службах не дураки работают, и они знают, что есть заклинания, которые подействуют где угодно – хоть на нашей Земле, хоть на вашей, хоть на тех планетах, куда вы летать приспособились. Поберегись, чтоб не заподозрили.
За совет тоже спасибо, примем к сведению. Допивая чай, она беспокойно посматривала на золотое небо за окном: успеть бы вернуться в супермаркет до наступления темноты.
Кирсан сказал, чтобы она непременно зашла попрощаться, и навел на ее зонт чары от медузников: кровопийцы ближе чем на метр не подлетят, гарантия на несколько дней.
На обратном пути Лерка нервничала и сжимала древко зонтика обеими руками, хотя погода стояла безветренная. Теплынь зеленовато-лилового, как созревшая слива, летнего вечера. Прохожих негусто, все шагают торопливо, зигзагами вправо-влево или перебежками от фонаря к фонарю. На трамвайных и автобусных остановках народ толпится под навесами. Предлагают свои услуги провожатые с солидными черными зонтами, снабженными в придачу привинченными к навершиям электрическими фонариками на батарейках. Лерку предупреждали ни в коем случае с такими субъектами не связываться, потому что среди них попадаются грабители.
На площади Первых Поселенцев с памятником в центре (группа чугунных людей, обремененных чемоданами, рюкзаками и тубусами) нетрезвая компания Леркиных соотечественников снималась со вспышкой на открытом пространстве. Фотограф, над которым девушка в сомбреро держала зонтик, старался поймать в кадр еще и медузников, слетевшихся со всех сторон к лакомой приманке. Один из парней подпрыгнул и попытался ухватить за кончик болтающееся над головой щупальце. Ошарашенный таким неслыханным поползновением двухметровый кровосос взвился вверх, распугав своих более мелких сородичей. Туристы загоготали и заулюлюкали, а фотограф сердито крикнул, что «эти скоты ушли за рамку» и теперь придется ждать, когда они снова спустятся пониже.
Лерка быстро шагала к трамвайной остановке. Пахло жасмином и померанцем, сверху доносился вкрадчивый угрожающий шелест, светились окна, маняще белели в потемках цветущие деревья – словно прикорнувшие над самой землей ароматные облака. Ее заранее охватило ностальгическое чувство: немножко осталось, скоро придется покинуть этот гостеприимный край кошмаров и почти вечного, на восемь лет растянувшегося лета.
В «Изобилии» она застала Стаха, заглянувшего просто так повидаться и, кажется, встревоженного тем, что она в такой поздний час где-то шатается в одиночку, да еще получила нагоняй от Берта: разве можно уходить по каким-то своим делам, когда мы все вместе переживаем по поводу завтрашнего мероприятия?
– Хорошо, сейчас я умоюсь и приду переживать вместе со всеми, – покладисто согласилась Лерка.
– Давай, Валерия, присоединяйся к коллективу, – напутствовал Бертран с показной (умаялся за день) бодростью. Ирония от него отскакивала, как мячик от стенки.
«Коллектив» – это были младшие Никесы. Ребята из ШЮМ уже разбежались по домам, и Стах тоже не стал задерживаться, ушел, откровенно довольный тем, что Лерка вернулась живая и здоровая.
Но все это вчерашний день, чудесно безмятежный по сравнению с тем, что ей предстоит сделать сегодня.
Мебель в этих просторных карамельно-нарядных залах стояла миниатюрная, не рассчитанная на взрослых: деревянные стульчики и скамеечки, или расписные, или выкрашенные в яркие цвета – алый, травянисто-зеленый, желтый, как одуванчик, лазоревый, оранжевый. Детей было много, и галдеж царил неописуемый. Они ходили парами, рассказывали стишки, водили хороводы с песенками, отгадывали загадки, выигрывали конфеты и другие призы, а помощникам дворцового персонала вменялось в обязанность тактично присматривать за тем, чтобы они при этом ничего не поломали.
Воспитанники «Изобилия-Никес» изображали добрых фей игрушечного королевства. Поверх форменных курточек наброшены плащи, сшитые из нескольких разноцветных кусков, на головах бумажные колпаки, усыпанные конфетти и блестками, с завязками под подбородком, чтобы эта прелесть невзначай не свалилась.
Все ожидали гвоздя программы – выхода Летней госпожи, которая должна похвалить своих малолетних подданных за хорошее поведение. А уж как ожидала этого Лерка… Она спрятала в застегивающийся на молнию боковой карман своей курточки вырванную из журнала глянцевую страницу с фотоснимком, изображающим Властительницу в шитом золотом церемониальном одеянии на каком-то минувшем торжестве, и шариковую ручку. Времени у нее будет немного. Сказать о Проводнике, о Йонасе… Но для этого надо остаться наедине с Летней госпожой, которую все время окружает свита.
Жалко, что я не ниндзя, подумала Лерка, поглядев на куклу в черном балахоне, с мечом за спиной и серебристой звездочкой в руке. Мальчишка лет восьми, в отутюженном костюмчике с галстуком, зыркнув по сторонам, потянулся за сюрикеном, и она строгим голосом сделала ему замечание. Появись тут настоящий ниндзя, сразу бы поднялся переполох, но есть ведь и другие куклы в человеческий рост, разряженные, как придворные дамы… Заиграла музыка, возвещая о прибытии верховной правительницы.
Вся публика от мала до велика набилась в самый большой зал, с ложей, задрапированной малиновым бархатом с золотыми бантами и кистями. В этой ложе и появилась Александра Янари, на голове у нее сверкала зубчатая корона – в полном соответствии с детскими представлениями о королеве. При ней было несколько фрейлин. Лерка на них уставилась, фотографируя взглядом наряды – яркие и карнавально кокетливые, под стать празднику, – а потом протиснулась к выходу и выбралась в коридор. На ее бегство не обратили внимания.
В других помещениях было безлюдно, и никто не мешал Лерке заниматься мародерством. Большие, как манекены в магазине, куклы загадочно смотрели на нее стеклянными глазами, безропотно расставаясь с предметами своего туалета. Вопрос, как бы она объяснила свои действия, появись тут хоть один живой человек… Но все живые люди сбежались лицезреть Летнюю госпожу.
Цветастый плащ и колпачок она запихнула через оконце в заячью избушку. Сидевший на пороге зеленый плюшевый заяц с пластмассовой морковкой в лапах не возражал.
Остановившись перед зеркалом, Лерка оценивающе поглядела на отразившуюся там юную даму. Голубая чалма с брошью в виде розы и пушистым синим пером. Фиолетовое с серебром парчовое платье длиной до пола. Удалось натянуть его поверх менеджерской курточки, но с застежкой на спине Лерка не справилась – там даже не пуговицы, а крючки! – и закуталась в позаимствованный у другой куклы палантин с вышитыми фиалками. Заодно прикрывает немного встопорщенный воротник. Пышные рукава, на подоле три громадных кружевных банта. Голую куклу она спрятала в углу за шторой, а потом отправилась обратно в зал с малиновой ложей. Сердце в груди тревожно бухало, но Лерка старалась не обращать на него внимания.
Как будто ее импровизированный прикид не сильно отличался от нарочито кукольных туалетов девушек, сопровождающих Властительницу. Близко не подходить: там наверняка все друг друга знают и сразу отметят, что она чужая. И рот на замок, она же не умеет разговаривать, как принято при дворе, а кроме того, пусть она перед отправкой на Долгую прошла языковой гипнокурс, акцент ее мигом выдаст.
Чуть не лицом к лицу столкнулась с Бертом Никесом, но тот, поглядев в упор, не узнал, посторонился с вежливым полупоклоном… Принял ее за настоящую фрейлину! Приободрившись, Лерка выбралась из Кукольного Дома вслед за покинувшей праздник Летней госпожой и пошла по вишневой аллее, выдерживая дистанцию. Мало ли, кто она такая и почему за ними идет… Придворных и прислуги во дворце полно. Лишь бы не услышали, как по-сумасшедшему колотится у нее сердце.
Войти под арку с лепными плодами и листьями с таким видом, словно ей тут самое место. А теперь самое главное – не упустить Властительницу и не заблудиться.
Широкая белая лестница застелена дорожкой с цветочным орнаментом, статуи нимф держат вазы с нарциссами, орхидеями и лилиями. Шелест шагов и голоса доносились сверху, и Лерка взбежала на второй этаж – вовремя, чтобы увидеть хвост знакомой процессии в конце коридора с гирляндами из золотых медальонов по карнизам, синим, как ночь, потолком и зеркалами, притаившимися среди пышных драпировок. Мельком поймала свое отражение – бледное, но решительное, с одержимостью в обведенных черным карандашом глазах. Сквозняк шевелил свисающие концы бантов, длинное перо на чалме раскачивалось, словно кошачий хвост.
«Я должна с ней поговорить. Я должна хоть что-нибудь сделать перед тем, как меня выкинут домой. Гору мне не передвинуть, но хотя бы чуточку помочь тем, кто возьмется рано или поздно за эту окаянную гору… Потому что не должно «худшее зло» всем заправлять, хрена с два. Ну, вперед, на Танаре было страшнее, и в больнице, когда черт знает кто передо мной сидел и задавал вопросы, тоже было страшнее, а здесь что мне могут сделать? Наорут, наругают, арестуют и потом депортируют, так мне все равно разные добрые люди и нелюди уже советовали сматываться домой. А если смотаться отсюда, ничегошеньки не сделав, я же потом изведусь…»
Яшмовые колонны с разлапистыми позолоченными капителями, в керамических кадках торчат бледно-зеленые стрелки, увенчанные цветами, похожими на громадных диковинных бабочек, по углам четыре замысловатых фонтанчика – прохладный блеск золота и водяных струй. Вспомнилась фраза о «варварском великолепии долгианских дворов», вычитанная в каком-то рекламном проспекте.
Дамы и кавалеры устроились в расставленных там и тут креслах, но Летней госпожи с ними не было. Приметив выход на балкон, Лерка скользнула туда, скроив мину «я здесь по важному делу».
Балкон кольцевой, это она отследила снаружи. За следующей дверью – комната с лакированными деревянными стенами и пышным нефролеписом на подоконнике. Ковер с ярким геометрическим узором, кожаный диванчик, умывальник с золоченым краном и раковиной в виде раскрытой кувшинки, большое зеркало. Пара дверей: одна должна вести в зал, где расположилась свита, а за второй, предположительно, находятся личные покои Летней госпожи… К счастью, Лерка замешкалась, а то хороша бы она была, рванув дверь туалетной кабины, в которой уединилась Властительница Долгой Земли! Когда там зашумела вода, до нее дошло, что это всего-навсего туалет, маняще роскошный и уютный. Но, вообще-то, во дворце у правительницы он таким и должен быть, чему удивляться? Было бы странно, окажись тут какое-нибудь замызганное безобразие, как на рынке или на вокзале.
Летняя госпожа была ростом с Лерку, но полнее, с округлыми плечами, бронзовым загаром и крупноватыми чертами лица. Темные волосы заплетены в косу, платье из тонкого до прозрачности шелка заткано радужной вышивкой – цветы, желуди и бабочки. По ободку короны винными огоньками горели рубины.
Она адресовала Лерке вопросительный взгляд, не раздраженный, но требовательный: что еще за безотложные дела в таком месте?
– Извините, ваше величество, – шагнув к ней, прошептала Лерка. – Я не придворная, я переоделась, чтобы с вами поговорить. Я с Земли Изначальной, это я тогда заснула в Эоловых Чертогах и попала в Отхори. Я там встретила одного человека, он вас знает… Ну, знал раньше, когда был живой, а вы еще были маленькая, у него зеленые глаза и длинные темно-каштановые волосы, вы тогда жили в Картофельном переулке, в большом двухэтажном доме, он меня в тот дом приводил, во сне там все по-прежнему осталось, а потом он помог мне выбраться из Отхори, но так и не сказал, как его зовут. Он хочет вам присниться, только не может прорваться через чары, которые вас окружают…
– Какие чары? – спросила Летняя госпожа, тоже шепотом.
– Он не знает какие, но ничего с ними поделать не может, его как будто к вам не пускают. И еще один парень, но уже из наших, Йонас, его тоже увезли из Эоловых Чертогов на «Скорой» с инсультом, но это был не инсульт, его какая-то Инга убила. Он хотел вам сказать, что они расшифровали голос Леса и Лес просит, чтобы вы какое-то свое обещание выполнили. А ваш знакомый, который живет в Отхори, сказал – вы сами знаете какое. Он когда-то сорвался в пропасть и разбился, но сейчас он уже родился заново и днем живой, а по ночам дух умершего в Отхори…
Звук открывающейся двери.
– Я ничего не поняла, какая-то чушь! – почти рявкнула Властительница. – Что ты хочешь этим сказать?!
Ее широко расставленные карие глаза, цветом как темный шоколад, в то же самое время смотрели на Лерку отчаянно и благодарно. Да, разумеется, «ничего не поняла»: она не позволит убить себя, как Йонас, «худшее зло» не поймает ее на случайном промахе.
– Пожалуйста, дайте мне автограф! – возопила Лерка, выпутываясь из верхней части кукольного платья, чтобы добраться до кармана с журнальной фотографией и шариковой ручкой. – Ну, пожалуйста, ваше величество, жалко вам, что ли?! Я дома с девчонками поспорила, что возьму автограф у какой-нибудь кесу и у вас, кесу мне автографа не дала, зато есть меня тоже не стала, так хотя бы вы вот здесь распишитесь!