Любовь Хасана из Басры Шахразада
Девушка не обратила ни малейшего внимания на это впечатляющее зрелище – она аккуратно намылила одну ногу, потом стала тщательно ее тереть и незаметно нажала на тайную точку под коленом. Со скрытым удовлетворением она увидела, как вмиг пропало все желание Хасана. Этому фокусу когда-то очень давно научил ее один из дервишей, на поверку оказавшийся девушкой. Должно быть, ей это удивительное знание послужило не раз. Теперь она спокойно продолжала свое занятие – вымыла другую ногу, зад, живот и пах…
Ей хватило всего нескольких движений, чтобы почувствовать, что жеребец снова просыпается… Тогда она быстро сполоснула его и вновь незаметно нажала на тайную точку, чтобы усмирить похоть.
– А теперь… – сказала она, – теперь ты чист – и должен вымыть меня, Хасан. Вот тебе чистая мочалка.
Он старательно трудился, подражая ее движениям, а она время от времени по-матерински наставляла его. Он глаз не мог оторвать от ее прелестной груди… Не сдержавшись, он укусил Марджану за шейку и за мочку уха. Рука его уже откровенно страстно проникла меж прелестными ее ягодицами, а палец словно сам собою скользнул в тугое отверстие…
Девушка тотчас же отчитала его:
– Ты что – маленький мальчик? Не можешь потерпеть?
Она за руку вывела его из корыта и вручила ему чистое полотенце.
– Вытри меня, и быстренько – а потом я вытру тебя. И без глупостей, Хасан, – иначе я рассержусь! А если это случится, то я не смогу сосредоточиться на том, ради чего ты появился здесь и ради чего я загнала тебя в воду!
Не на шутку напуганный, он подчинился, не позволяя себе лишних вольностей.
О, Марджане давно уже были неинтересны все глупые желания людей, их любовь и страсть, их гнев и отвращение. Некогда она прошла весь путь, и теперь была холодна, как то каменное изваяние, которое приволок к ней этот глупенький мальчик. Но с возрастом пришло к ней и великое умение изображать все, что нужно. Она могла стать глупой девочкой, могла явиться почтенным мужем. Могла быть пылкой возлюбленной и безмозглой старухой. Вот сегодня ей предстоит дать этому мальчишке последний в его жизни урок… Ибо она станет его наставницей.
Все эти мысли промелькнули у Марджаны, пока Хасан стирал со своего тела последние капли.
– Пойдем, пора. – Взяв Хасана за руку, она повела его к необъятному ложу. Должно быть, тюфяк набили травами лишь недавно. Ибо запах был столь силен, что кружил юноше голову…
– Укладывайся, Хасан, и предоставь мне полную свободу.
Он послушно лег на спину, и, к его крайнему изумлению, Марджана встала над ним во весь рост, осматривая все его сильное тело. Подняв руки, она вынула шпильки из волос – и золотая волна окутала ее… С улыбкой она тряхнула головой, отчего легкие пряди заколыхались. Ленивым голосом совратительницы она осведомилась:
– Видишь мое тайное сокровище, Хасан?
А когда он кивнул, раскрыв от изумления рот и округлив глаза, она продолжила:
– Нынче ночью ты пройдешь весь путь от первого прикосновения до возвышающего мига!
Сердце его бешено забилось, когда он узрел влажную коралловую плоть, а ее слова пронзили его сладкой болью. И вновь она уже склонялась над ним. Он едва дышал от волнения… Воистину она – самая прекрасная женщина из всех, каких приходилось ему видеть, и она принадлежит ему, только ему, без остатка!
Спазм сдавил его пылающее горло, когда ее остренький язычок принялся порхать по его телу. Он лишь взглядом следил за нею, а она ласкала его, начиная от самой шеи и кончая пятками. Затем она велела ему перевернуться на живот – он тотчас же покорился. О, как сладостны были касания этого теплого язычка!
…Теперь она сидела на нем – он ощущал прикосновение ее дивных ягодиц, по форме схожих с юным персиком, и чувствовал ее сладкую тяжесть. Ноготки ее плавно проводили по его спине взад и вперед. Это и возбуждало и раздражало одновременно… Затем она улеглась на него, прильнув к нему всем телом. Он ощущал нежность ее живота и упругость грудей. Одною ногой она раздвинула бедра Хасана.
– Знаешь, что я сейчас делаю? – прошептала она ему на ухо, касаясь язычком раковины и страстно покусывая мочку.
– Моя правая рука проникает в самые глубины моего существа, Хасан. А-а-а-а-а-ах, вот она и нашла то, что искала! М-м-м-м-м… Пока я лежу вот так, я сама стану услаждать себя. Ты не увидишь, как я это делаю. Ты будешь лишь чувствовать мои движения – и воображать, как все это происходит. О-о-о, вот! – Она задвигалась быстрее и вскоре громко простонала: – А-а-а-а-ах!!!
– О Марджана, позволь мне! Позволь… Иначе я не совладаю с собой!
– Если только ты посмеешь, – резко прикрикнула она, – то ничего не изведаешь! Ты ведешь себя словно дитя, Хасан! Неужели не можешь ты хоть чуть-чуть потерпеть? Ты хочешь все разрушить? Это же только начало…
Легкое тело ее соскользнуло с него.
– Перевернись-ка!
Когда он подчинился, она вновь оседлала его – но на этот раз он всласть мог любоваться ею. Склонившись так, что роскошный бюст почти касался лица Хасана, заставляя его терять рассудок, она потянулась за чем-то. Хасан высунул язык и принялся страстно ласкать ее соски – она хихикнула.
– Ты непослушный мальчик! – сердито упрекнула она его. – А ну-ка, руки за голову, Хасан! Я свяжу тебя – не сильно, не бойся! Но ведь ты не боишься меня, правда? – промурлыкала она, заметив, что он слегка оторопел. Секунду поколебавшись, Хасан послушно заложил руки за голову. Вначале она связала ему запястья, а потом проделала то же с его щиколотками.
– Как только почувствуешь что-то не то, Хасан, дай мне знать, и я тотчас же освобожу тебя, – сказала она, вновь поворачиваясь к нему лицом.
Слова ее больно задели его мужское самолюбие. Разумеется, ему не по нраву эта беспомощность, но он скорее умрет, нежели признается в этом кому-либо, тем более женщине, пусть даже и колдунье. С каждым мигом Хасан становился все спокойнее. Ужас, с каким он вошел в дом семьи Аль-Абдалла, давно прошел. О, сейчас Хасан куда более старался насладиться телом прекрасной Марджаны, чем даже увидеть воплощение своей мечты. «Айна может и подождать», – лениво подумал юноша, предавая, пусть и на миг, то, ради чего он решил пожертвовать самой своей душой.
– Что ж, я с нетерпением жду того, что ты можешь дать мне, Марджана! – сказал он, но вдруг почувствовал стеснение в груди – ему стало трудно дышать… Он попытался растянуть путы и успокоился, обнаружив, что при желании в любой момент сможет освободиться сам.
«…О мой наставник, ну когда же все это закончится?» – думала Марджана, восседая на груди Хасана и прижимаясь пышной грудью к самому его лицу.
– Вдохни мой особый аромат – аромат женщины, – хрипло и страстно говорила она.
Затем, скользнув выше, она прижалась к самому его рту, а рукой взялась за его жезл страсти. Хасан просто оцепенел. О, это ни с чем не сравнимое ощущение нежной плоти у самых губ – и одновременное прикосновение пальчиков к его мужскому естеству!.. А ведь она ничего такого не делает – просто держит его… и все же кровь ударила ему в голову и мучительно застучала в висках… Когда же она прошептала: «Поцелуй же меня!» – он не мог более сдерживаться.
Губы его страстно прильнули к влажной плоти, а наградой ему был прерывистый вздох, который он истолковал однозначно. Воодушевленный, он попытался заработать языком – в ответ она вся раскрылась перед ним.
…Да, она пробуждала в нем доселе неизведанные чувства! Всякий раз, когда ему казалось, что вот-вот сок любви вырвется наружу, она останавливалась, нежно сжимая головку. Язык его бешено работал – он всеми силами старался заставить ее потерять голову, но, невзирая на страстные ее вздохи, красноречиво свидетельствующие об испытываемом ею наслаждении, она ни на секунду не теряла ясности рассудка. Он был преисполнен восхищения перед этой женщиной – даже обуреваемый безумной страстью!
Она довела его до исступления – и точно угадала момент: губки ее обхватили трепещущую плоть. Хасан застонал. Одновременно она накрыла его губы своей ладошкой. Он принялся бешено лизать ее, страстно желая вновь ощутить ее вкус…
Теперь она нашла нужный ритм и заработала всерьез. Несколько раз она успешно сдерживала его жеребца, не давая ему разрядиться. Потом она вновь ласкала его поочередно то быстрыми, то томными и медленными движениями. Она чувствовала, что мужское тело под нею все выгибается в судорогах страсти. Марджана знала, что должна позволить ему разрядиться, покуда он не истомился и не утратил желания.
Убрав ладонь с его губ, она повернулась к нему и увидела, что лицо его бледно и покрыто бисеринками пота. Сладко улыбаясь, Марджана поднялась и развязала узлы. А затем медленно опустилась на жезл страсти – он оказался поистине огромен и заполнил ее всю… Она тут же сжала внутренние мышцы и стиснула нежно и страстно… Темные глаза Хасана едва не вылезли из орбит. Рот его раскрылся, и из него вырвался стон страсти…
– А теперь встань, юноша! – прозвенел в полутьме голос Марджаны – о, сейчас не нежной и пылкой возлюбленной, а сильной, даже страшной колдуньи. – Прикоснись к изваянию и закрой глаза. Чувствуешь ли ты в себе силу увидеть то, что боятся увидеть смертные?
– Я готов на все! – Душа Хасана трепетала. Ибо никогда ему не было так нестерпимо сладко, никогда он еще так не наслаждался женщиной. И, о да, так нестерпимо не мечтал прикоснуться к другой.
– А теперь раскрой глаза, смертный!
То был уже не голос Марджаны. Глубокий, низкий голос самого хозяина преисподней наполнил, казалось, весь мир.
Хасан распахнул глаза. Он ожидал увидеть языки пламени, что вставали бы по обе стороны, но не опаляли; чудовище с обликом, который не выразить никакими словами, отвратительное и прекрасное одновременно… Но то, что предстало перед его глазами, было куда проще и куда страшней.
Перед ним стоял его отец, визирь Рашид. Такой, каким он запомнил его в день последней ссоры. Хасан хотел уже броситься к нему на шею, но в этот миг увидел глаза человека, что стоял перед ним. Огромные, с налившимися кровью белками, с вертикальными зрачками, то были глаза небытия, глаза самой смерти. То были глаза Иблиса Проклятого!
– Скажи мне, смертный, чего ты хочешь теперь?
– О великий! – Хасан смог найти в себе силы, чтобы сдержать дрожь. – Я по-прежнему мечтаю о том миге, когда моя любимая, моя Айна, оживет.
– Готов ли ты отдать за это всю свою душу?
– Я готов отдать и самое жизнь за один лишь миг нашей любви, о Иблис!
Хасан дрожал словно лист на ветру. О, в этот миг он уже верил в то, что его мечта осуществится! И от этого ему становилось и страшнее и слаще одновременно.
– Что ж смертный, да будет так, как хочешь ты! Тебе будет дарован этот миг! Целуй же свою избранницу!
И Хасан прильнул к губам статуи. Обжигающий холод камня сменился нежной теплотой, ее уста дрогнули в ответном поцелуе… И в тот миг страшная боль и невыносимый холод пронизали все существо юноши.
– Тебе дарован этот миг, смертный! – со смехом прогрохотал Иблис Проклятый, возвращаясь в свой истинный облик. – И этот миг, и вся вечность!
Встали и опали невыносимо высокие языки огня, среди спокойного чистого неба мелькнула молния, загрохотал гром… И все стихло.
Несносно болтливый водонос наконец указал дорогу Мехмету. Вот показались руины, которые могли быть только развалинами дома ведьм Аль-Абдалла. Над камнями внезапно встало красное зарево, затем послышался человеческий крик, и Мехмет узнал голос друга. Но не успел он сделать и шага вперед, как перед ним вознеслись стены дома, раздался гром и воздух наполнился хохотом столь страшным, что волосы зашевелились на голове юноши. Мгновение – и все исчезло…
Исчезли стены дома, очистился небосвод, и луна осветила развалины. Все было как раньше, лишь посреди руин стояли две статуи, застывшие в вечном поцелуе.
Макама увы, последняя
– …Вот поэтому и предостерегают матери своих детей от такой любви, какой пылал юный Хасан к каменному изваянию, справедливо считая это чувство не благостью великой, подарком Аллаха всесильного, а наказанием Иблиса Проклятого.
– Я поняла, мудрая моя мамочка… Но ответь, почему ты называешь его Хасаном из Басры, а не из страны Ал-Лат?
– Потому, моя девочка, что в стране Ал-Лат жил и ее покинул славный юноша, веселый и талантливый, мечтающий лишь о том, чтобы ему не мешали идти путем его предназначения. Хасан же, что шагал по улицам Басры, и был тем безумцем, который отдал всю свою жизнь за один поцелуй. Отдал, не заботясь более ни о чем и желая лишь одного – чтобы каменный истукан ожил.
– Но скажи мне, почему же этот безумец прельстился статуей, предав живую и прекрасную девушку?
– О, моя красавица, эту загадку не под силу разрешить никому. Ибо нельзя понять, что происходит в разуме мужчины и есть ли вообще таковой…
И пусть эта история поучительна, но все же не так, как история Маруфа-башмачника, грезившего наяву и увидевшего свои грезы воплощенными.