Лицей послушных жен (сборник) Роздобудько Ирэн

Дорогой дневник!

Сегодня день обещает быть удачным. Ведь вчера на уроке «литсуда» госпожа Учительница назначила меня прокурором по делу мадам де Реналь. Суд должен состояться сегодня на второй паре – и я с воодушевлением собираюсь в здание школы.

Объясню, почему у меня так радостно на душе: еще никогда за все годы моего пребывания в ЛПЖ меня не назначали прокурором, все больше – подсудимой или, в крайнем случае, вторым или даже десятым свидетелем.

Это из-за моей, как говорит Озу, страусиной натуры: когда нужно что-нибудь отстаивать, принимать решения или спорить, я прячу голову в песок. А сегодня должна доказать всем лицеисткам и госпоже Учительнице, что я не такое уж ничтожество!

Я заблаговременно перечитала «Красное и черное» мсье Стендаля чуть ли не сто раз, подчеркнула нужные места карандашом и верю, что могу быть достойным прокурором.

Судьей будет Рив, адвокатом – Озу, а подсудимой, то есть мадам де Реналь, молчунья Лил. Посмотрим, что из этого выйдет. Надеюсь получить не меньше чем девяносто девять баллов.

Поскольку я только начинаю эти записи, то, как настаивает госпожа Директриса, которая учит нас вести дневники и писать открытки каллиграфическим почерком, а не на клавиатуре компа, как это делают стриты, надо прилежно обрисовать экспозицию.

То есть ту часть повествования, из которой будет понятно, где и как мы живем, о чем мечтаем, чего боимся и к чему стремимся.

Постараюсь это сделать как можно лучше, хотя и потребуется много времени. Но нельзя же заглатывать будущий текст с самого начала, как машина для уничтожения бумаг. Умение излагать свои мысли – одна из важных составляющих нашей учебы и, конечно, дальнейшей жизни, ожидающей нас за стенами любимого заведения.

Итак, нужно все объяснить. То есть создать экспозицию.

И начну я с наших имен, которые стритам могут показаться немного странными.

Хотя нет! Сначала еще пару слов о стритах.

Так мы называем всех, кто находится за пределами столь приличных учебных заведений, как наш лицей. Раньше, лет десять-пятнадцать назад, их называли «уличными». Но мне кажется, что «стриты» звучит красивее и пристойнее, чем это простое и несколько вульгарное понятие – «уличные».

Сейчас так уже не говорят. Скажу больше: произнести такое – все равно что выругаться. И получить за это красное порицание.

Ну вот, теперь придется объяснять, что такое «красное порицание»! Ведь есть еще синее, зеленое, желтое и самое страшное – черное…

Объясню вкратце: за каждый некорректный поступок, ошибку или слово мы, ученицы, на протяжении учебного года получаем от госпожи Директрисы цветные карточки. За словесные ошибки – красные, за плохое усвоение учебного предмета – синие, за плохое поведение – желтые, за огрехи во внешнем виде – зеленые. О черных лучше промолчать! Черное порицание, то есть черный квадратик картона, – это уже приговор! И – карцер.

Каждое порицание пронумеровано и продублировано. Дубликат остается в выдвижном ящике у госпожи Директрисы. Так что эти карточки мы тоже добросовестно храним, как страшное напоминание о наказании в конце года. И готовимся к нему.

Несложно догадаться, что те, кто набрал больше красных карточек, должны исправить свою речь с помощью различных заданий, которые нам дает госпожа Директриса. Например, в прошлом году одна семиклассница выучила наизусть пьесу Шекспира в оригинале и декламировала отрывки в актовом зале, пока не потеряла сознание.

Обладательницы желтых порицаний убирают территорию и днем и ночью.

А зеленых лишают всех благ в выборе одежды или косметики…

Черные… Ох… Просто сидят в карцере. Столько дней, сколько получили таких карточек.

Это – справедливые наказания.

Конечно, все мы боремся, чтоб этих порицаний было как можно меньше.

Теперь, как обещала и пока не запуталась, начну с имен.

Здесь тоже все просто.

Наши имена не иностранные, как может показаться на первый взгляд. И не прозвища (не дай бог: у нас это наказывается желтым порицанием!). Это всего-навсего первые буквы наших полных имен! Не более того!

Такая форма обращения была принята очень-очень давно, еще во времена наших прабабушек. Но до сих пор считается весьма удобной в обращении.

Во-первых: коротко и ясно, во-вторых, хорошо запоминается, в-третьих, как объясняет школьный психолог, «не дает выйти эмоциям за рамки личности». Это довольно сложное объяснение. Я понимаю его так: каждый сам по себе, как квартира или вилла с домофоном, куда не зайдешь, не зная полного набора цифр.

Конечно, в наших анкетах, которые заполняют родные и близкие, когда отправляют нас в это заведение, стоят обычные имена и фамилии. Но за годы пребывания здесь, эти имена стираются из памяти, ведь голова наполняется массой других знаний. Здесь уже не до того, чтобы помнить, кто ты такая – Аннушка или Мария. А еще попробуй запомнить отчество и фамилию! Сплошной бред!

Однажды – клянусь, чисто случайно, – когда Озу болела, а я отсиживала у ее постели в лазарете необходимый для проявления милосердия час, я подглядела: в ее анкете, которую просматривала медсестра на предмет наследственных болезней, записано, что ее зовут Ольга Зеноновна Урбанская.

Сокращенно и есть – Озу. Красиво и коротко.

Возможно, Рив зовут Раиса или Роза, Лил – Лариса или Лина.

Но это банально и не романтично. Поэтому я рада, что меня зовут Пат.

Ночами, когда не спится или по расписанию наступает время «романтических девичьих грез» (которые мы потом записываем в отдельную общую тетрадь для будущих поколений курсанток лицея), я представляю, что мое полное имя – Патрисия или Памела. Звучит красиво, как у леди.

Ну вот. С именами покончено.

Теперь о том уроке, на котором сегодня я должна проявить уверенность и безупречное знанием материала.

Я обожаю «литсуд»!

Это мой самый любимый предмет. Хотя у нас, курсанток одиннадцатого, предпоследнего класса, есть еще «домоводство», «рукоделие», «экономия» и «гендероведение».

В последнем, двенадцатом, вместо курса по партнерским отношениям, входящего в «гендероведение», мы будем более тщательно изучать все, что связано с сексом. Физиологию отношений. Интересно. И немного жутко – что узнаем?

Но это будет в следующем году.

Пока что, как я уже говорила, мой любимый предмет – «литсуд».

Чем он так интересен?

Ну, во-первых, я млею от любовных романов!

В нашей библиотеке, в отделе для старшеклассниц, их очень много.

Обожаю эти розовые, сиреневые, небесно-голубые покетбуки с прекрасными дамами и джентльменами на обложках.

Они даже пахнут! Возьмешь в руки и сразу как будто в торт окунаешься – во рту становится сладко, во всем теле – тепло и воздушно. Жизнь кажется прекрасной, многообещающей! А иначе и быть не может. Сиренево-розовое счастье так и лезет в уши, в ноздри, в рот, а в голове звучит музыка: «Он-взял-ее-за-плечи-и-их-губы-слились-в-горячем-поцелуе…» Ох…

О поцелуях мы еще ничего не знаем. И это так тревожит. Как это – «губы слились»? И если они «слились», то куда же делись носы и глаза? Но такие вещи мы никогда не обсуждаем. Это неприлично.

На «литсуде» мы таких книг по внеклассному чтению не изучаем.

На уроках мы проходим мировую классику, как и обычные стриты в своих общеобразовательных школах. Только подходим к ней с другой стороны. С более интересной и практичной. Так сказать, приспосабливаем ситуации к жизни. Ведь классика есть классика: поучительна и актуальна во все времена.

У меня еще будет время подробно описать, как проходит урок. Тем более что именно сегодня мы судим мадам де Реналь из «Красного и черного» и я, именно я, имею честь впервые в жизни быть ее прокурором. Пока не знаю, как все будет, и потому скажу еще несколько слов о нашем лицее.

То есть описание экспозиции должно пройти по всем правилам.

Итак, нашему лицею очень много лет! А древние документы, висящие в музее, вообще свидетельствуют, что ЛПЖ существовал всегда.

Вы только представьте себе этот срок: всегда! Как Вселенная. Как Земля. Когда представляешь, даже жутко становится. И такая гордость охватывает!

В музейном зале, который открывают только во время больших торжеств, хранятся выцветшие документы, написанные специфическим, разработанным еще монахинями ордена Послушных Жен каллиграфическим письмом.

Они свидетельствуют о гонениях на это заведение во времена инквизиции и охоты на ведьм, о расцвете культуры благодаря нашим выпускницам в эпоху Возрождения, об их преданности воинам Отчизны в тяжелые военные времена.

Здесь хранятся тонны писем с множеством благодарностей из разных уголков мира, миллионы фотографий счастливых, улыбающихся пар, созданных благодаря существованию ЛПЖ.

Есть отдельный трогательный стенд, на полках которого – фотографии младенцев. Сад младенцев! Целый земной шар, засаженный нами!

Есть и особый стенд, к которому нас обязательно подводили в детстве во время первой экскурсии: «Лицо позора».

На нем фотографии казненных за неверность, неблагодарность или за другой из десяти грехов, которые строго наказываются по Уставу нашего заведения.

Сказав о грехах, стоит сказать о добродетелях. Эти понятия тесно связаны между собой. То есть, сказав «А», должен знать и «Б»! В данном случае – наоборот. «А» – это добродетели, «Б» – грехи.

Что касается перечня первых – это ясно как дважды два.

Ведь все десять заповедей, из которых состоит наш Устав, выписаны и нарисованы известным художником, отделаны широкой извилистой рамой, покрытой трехмиллиметровой позолотой. Этот Устав висит в нашем холле на самом видном месте – там, где во время утренних линеек стоит госпожа Директриса.

Мы быстро запечатлели в памяти каждое из этих простых десяти слов. Наши глаза постоянно наталкивались на них в любом уголке лицея.

Мы пели их, как песню, даже тогда, когда были совсем маленькими и еще плакали ночью по родному дому:

Благодарность.

Уважение.

Послушание.

Молчание.

Терпение.

Служение.

Усердие.

Верность.

Заботливость.

Хозяйственность.

Все эти простые и понятные слова украшены золотыми виньетками, усажены вылепленными из глины птичками и увиты цветами.

Первой нашей вышивкой на первом же уроке труда были именно они – точная копия этой изысканной каллиграфии.

Каждая из нас прилежно хранит эту вышивку и должна будет потом (после выпуска) повесить ее в собственном доме. Это засвидетельствует принадлежность к ордену, к нашему любимому ЛПЖ. По ней мы потом будем узнавать друг друга. И она же станет неким пропуском в это заведение для наших будущих дочерей.

По крайней мере, у моей мамы такая вышивка висела и, наверное, до сих пор висит над плитой.

Такая была и у бабушки… Хотя я их совсем-совсем не помню. И наверное, никогда уже не увижу, ведь вскоре буду служить только одному человеку – своему мужу, которого пока еще не знаю. Думаю, что они прожили счастливую, беззаботную и праведную жизнь.

Такую проживу и я. И сто пятьдесят остальных моих однокашниц, имеющих счастье учиться здесь.

А это действительно счастье.

У нас тут культ счастья и радости. Нас приучают к нему с малых лет, с того самого дня, как за родителями закрываются высокие ворота и кое-кто из самых слабонервных начинает отчаянно реветь. Признаюсь, я тоже немного покапризничала, пока ласковая рука госпожи Директрисы не легла на мою головку.

– Не плачь, Пат, – сказала она. – Сейчас будет немного горько, но потом – сладко. Ты их быстро забудешь.

И я почти сразу перестала всхлипывать. Сладко мне не стало. Зато приятная истома от ее прикосновения разлилась по телу. Госпожа Директриса, взяв меня на крылья, полетела со мной в спальню, закутала в одеяла и растворилась в пространстве, оставив за собой разноцветные круги, которые возникают на поверхности воды. И я сразу поняла, что со мной теперь все будет в порядке.

Вся атмосфера ЛПЖ была насыщена сладким ароматом счастья и радости. Каждое утро на общей линейке, в том же просторном зале, где висел наш Устав, мы прямо из воздуха получали порцию добра.

В уютном полумраке госпожа Директриса произносила свои ежеутренние речи, а мы дышали и не могли надышаться тем особенным воздухом, которым были пропитаны обитые бархатом стены.

Ну вот, дорогой дневник, я и устала.

Не знаю, все ли правильно написала. Присутствуют ли в этом тексте метафоры и сравнения, правильно ли построены предложения. Нет ли чего-то лишнего.

Но госпожа Директриса велит писать все, что мы думаем.

Все, за чем наблюдаем. Все, что кажется нам подозрительным.

Все, что потом будет тщательно проверять комиссия экспертов во время нашего выпуска в большую жизнь. И будет решать, достойны ли мы пойти в большое плавание, или претенденту на нашу благосклонность еще надо подождать, пока мы не исправим свои ошибки, записанные сюда.

Я надеюсь, что у меня их не будет. Я отличница. И цветных порицаний у меня не так уж и много!

Итак, до вечера, дорогой дневник!

Сейчас начинается прекрасное утро. И настанет прекрасный день.

Продолжение следует…

Дорогой дневник…

Действительно, вчера был насыщенный день.

Настолько насыщенный, что вечером я даже забыла коснуться твоей такой приятной блестящей обложки. Даже растерялась, как все это выложить в точном хронологическом порядке. Поскольку сразу хочется написать об уроке «литсуда», о котором писала вчера.

Но это будет неправильное изложение событий с точки зрения хронологии!

Ведь до уроков были завтрак, зарядка, линейка, переход из дортуаров (так называются наши спальные комнаты) в здание школы и тому подобное.

А главное – еще было известие о смерти Тур…

И я все время об этом думаю.

Все-таки стоит начать с самого начала. Ой! Простите за тавтологию, госпожа Директриса. Чрезвычайно волнуюсь.

…Вчера я писала рано утром, пока девочки еще спали. Для справки: кроме меня, в дортуаре еще пятеро: Рив, Озу, Лил, Ита и Мия. Все мы – курсантки предпоследнего одиннадцатого класса. Одна четвертая класса – секстет. Шестерка то есть.

А я не забыла сказать, что каждый класс делится на секстеты, которые обозначаются по номерам наших дортуаров?!

Ну вот, опять придется начинать с экспозиции! Что я за дуреха?

Но ничего не поделаешь… Порядок есть порядок. И он должен быть во всем.

Итак, наш дортуар номер десять. Поэтому наш секстет – десятый.

На спортивных соревнованиях или выступлениях самодеятельности мы все делаем в таком же составе, который с начального класса не меняется.

Если конферансье или тренер объявляет: «Десятый секстет, ваш выход!», каждый знает, что речь идет именно о нас: Пат, Рив, Озу, Лил, Мии и Ите.

Соответственно в классе есть другие секстеты, с другими номерами.

Каждый секстет держится вместе.

В каждом есть свой лидер, свои отличницы и двоечницы. Конечно, на протяжении учебы расстановка сил меняется.

Обязанности каждой единицы секстета – следить за порядком, воспитывать друг друга собственным примером, быть безжалостной к проявлению грехов и стараться достичь как можно большей благодетельности.

Нам не позволено слишком сближаться между собой, ведь тогда, по словам госпожи Директрисы, начинается «стритовская болтовня». И одно из правил ЛПЖ – молчание – нарушается.

Но мы все равно привыкаем друг к другу.

Иногда трудно скрывать свою симпатию или неприязнь. Проявление таких эмоций здесь невозможно.

Поэтому, к примеру, я демонстративно игнорирую Лил. И все потому, что она меня интересует больше других. Но именно потому я и сержусь: не дай бог дать это понять другим.

Куда проще с Итой или Рив…

Но: порядок, порядок и хронология во всем!

Поэтому я еще должна рассказать о девушках из моего секстета.

Итак, я начала говорить о Лил.

Я уже говорила, что Лил – молчунья из семьи работяг. Снова – стоп! Если уж сказала «работяг», то нужно объяснить, почему так сказала.

В ЛПЖ имеют право учиться все! Этим наше заведение отличается от любого другого. Это демократия в чистом виде.

Здесь никто ни за что не платит, хотя только представьте: территория ЛПЖ – это пятьдесят гектаров. Почти что небольшой поселок! Все строения лицея – школьный корпус, центральный, со спальнями и залами, выпускной флигель, множество служебных помещений – расположены внутри высоких, построенных во времена средневековья оград старинного замка.

Внутри и вокруг – развесистые фруктовые сады, за ними – поля и дубрава с рекой. Есть просторные участки для разных видов спорта, концертная площадка, где летом проходят наши самодеятельные представления.

Еще есть конюшня и маленькая ферма. Никто же не знает, куда занесет судьба! Дойку коров и верховую езду мы тоже проходим. Это так весело!

А теперь скажите мне, пожалуйста: может ли попасть в такое элитное заведение девушка из простой, да еще и неблагополучной семьи?

Если речь идет о тех заведениях, куда поступают стриты, категорически нет!

А в ЛПЖ после прохождения тестов принимают всех желающих. И на протяжении двенадцати лет одевают, обувают, кормят, обучают и обеспечивают всем необходимым для жизни всех одинаково. Одинаково хорошо. Одинаково дорого.

Ну теперь о Лил и остальных из моего секстета.

Лил, поговаривают, из какой-то неблагополучной семьи.

Мы слышали, что вроде бы родители ее развелись, когда Лил была еще маленькой. Мать ее работает на фабрике, и никто из их семьи не имел никакого отношения к ЛПЖ. Короче, вышитое полотенце с Уставом никогда не висело у них в кухне! Но для Лил было сделано исключение благодаря ходатайству Министерства образования. Теперь она должна стараться больше других. Потому она и молчунья. Все в ней направлено на то, чтобы хорошо учиться и не подвести ни Министерство, ни собственную матушку, ни госпожу Директрису, которая великодушно разрешила ей учиться и жить здесь. Разве, будучи стриткой, она носила бы хорошую кожаную обувь и кашемировые свитеры? Вряд ли.

У Лил длинные черные волосы, свисающие на щеки, а потом и на плечи, как клеем намазанные – такие ровные-ровные и блестящие.

Ита со своими и нашими кудрями делает такое только парикмахерским утюжком. А у Лил волосы натуральные. Бывает же такое чудо. Глаза у нее, по классике жанра, голубые, брови – красивые, по форме похожи на крылья ласточки. Она невероятно красива! Когда я смотрю на нее – даже плакать хочется. Не знаю почему. Мне всегда хочется плакать, если я вижу что-то недосягаемое в своем совершенстве.

Вообще, у нас все девочки, даже молодняк, поразительно красивы. Иногда кажется, что все же есть какой-то отбор. Но госпожа Директриса не раз подчеркивала, что наш лицей – для всех.

И вот доказательство: в седьмом классе, в секстете номер тридцать восемь, учится хромая девочка. Правда, лицо у нее тоже очень приятное.

Но Лил кажется мне самой лучшей. С лица хоть воду пей. Хотя сама она себя не любит. Как-то удивила меня тем, что сказала: «Вот если бы мне быть такой, как ты…»

Я прямо застыла от удивления. Хотя чему тут удивляться: ни одна из нас не любит смотреть на себя в зеркало. Госпожа Воспитательница говорит, что это в нашем возрасте нормально – самокритика работает.

Словом, если бы меня спросили, с кем бы я хотела увидеться на минутку в кафе после замужества, я бы точно первой назвала Лил… Думаю, ей предначертана необыкновенная судьба!

Ита и Мия не скрывают своей дружбы. И в этом нет ничего удивительного: их матушки тоже дружили. Даже, как поговаривают сами девушки, лежали в одном родильном доме в Лондоне.

Путь Иты и Мии, на мой взгляд, уже почти определен. Уверена, они надолго не задержатся в Выпускном Флигеле. Ита и Мия похожи друг на друга как зернышки. Обе – белокурые, маленькие, челочки гладко зачесаны налево, на затылках – по аккуратному пучку, стянутому резинкой с хрустальным сердечком от Сваровски.

В выходные, когда можно сбросить форму, они берут в гардеробной одинаковые джинсовые юбочки, высокие – выше колена – полосатые гольфы, сабо на платформе и шифоновые блузки нежных цветов. Мия – розовую, Ита – сиреневую. Или наоборот. У обеих в ушах маленькие бриллиантовые сережки.

Украшения – единственное, что может быть здесь своим, надетым еще дома перед отправкой в лицей. Я, например, безумно ценю свои сережки с аквамарином – в них меня сюда привели. Они и сейчас на мне.

Иногда Ита и Мия шепчутся по ночам. А зимой, когда холодно, даже залезают под одно одеяло, как сестры. Представляю, какие рекламации они получат в будущем!

Остальные в секстете – я, Озу и Рив.

Рив – рыжая, прямо огненная, даже смотреть больно.

Все лицо покрыто веснушками, но они – деликатные. Глаза – зеленые, брови – светлые. Ресниц почти нет – она их все время подкрашивает. Голос у Рив – как труба иерихонская.

Я бы сказала, бархатное контральто, но очень громкое. И извините, весьма сексуальное. Это даже госпожа Воспитательница как-то отметила.

А еще Рив – пышная. Кажется, что так и лезет из своей формы, как тесто из кадки, хотя формы нам шьют точно по размеру. Тело ее, белое и гладкое, словно тесто на вареники. Рив тоже красивая. Как говорит госпожа Воспитательница, пикантная. Думаю, что и Рив долго не задержится во флигеле: от нее так и идут флюиды, которые мы в восьмом классе учились распространять. Ох, и насмеялись же тогда! А Рив сразу научилась! Теперь не пользуется этим, разве что когда в туалете сидит! В других случаях – всегда. У нее на лбу надо написать: «Осторожно! 1000 вольт!»

Озу – полная противоположность! Но тоже «пикантная». Когда в девятом классе мы изучали типажи и психотипы, госпожа Учительница назвала Озу «дамой с камелиями». Эту книгу мы тоже проходили на «литсуде».

Озу довольно болезненная, хрупкая, с пятнами странного румянца на бледных щеках. Голосочек такой слабый, что надо прислушиваться, затаив дыхание. Воздушная внешность Озу предусматривает нежность и заботу.

Когда Озу болеет, мы дежурим у ее постели в лазарете, носим ей кипяток с лимоном, прислушиваемся к ее слабому дыханию и выслушиваем ее бесконечные сны.

Она любит их рассказывать своим тихим, я бы сказала, замогильным, голосом, к которому прислушиваешься, словно к шепоту летнего ветра на кладбище. Кажется, дунь на это неземное создание – и оно вылетит за сквозняком в окно.

По словам госпожи Учительницы, «дама с камелиями» притягивает как магнит. Такую хочется на руках носить. А точнее, в ладони или в кармане, как воробышка.

По поводу Озу я тоже уверена: быстро найдется для нее золотая клеточка! А может, даже и бриллиантовая.

В ком из нашего секстета я сомневаюсь, так это в себе. И страшно переживаю, что останусь во флигеле навсегда. А точнее, пойду в горничные!

Ведь бывали за время существования лицея и такие ужасные случаи.

Каждая девушка молится, чтобы с ней никогда ничего подобного не случилось. Даже смерть кажется лучшим выходом из позорной ситуации.

Ведь по правилам ЛПЖ выпускница, которая за год (максимум – полтора) не смогла изменить свой общественный статус, подлежит переквалификации и остается здесь служить другим. Тем, кто еще вчера смотрел на тебя как на привилегированную обитательницу флигеля, как на счастливую выпускницу.

Представляете, какое унижение!

В классе седьмом я видела здесь одну такую. Она убирала в наших классах. Лет сорока, с красными, как у вареного рака, клешнями руками. Над ней издевались. Поскольку все знали (такие вещи здесь быстро передаются из уст в уста), что она из невыбранных. Потом она умерла. На могиле даже таблички нет – никто и не плюнет!

Вот когда подумаю о таком, сразу хватаюсь за брасматик, бегу в фитнес-зал или прекращаю сосать на ночь леденцы, пью только кефир.

Я типичная середнячка. И этим все сказано. Все во мне – весьма посредственное. Поэтому я не люблю одеваться в модное и плохо усваиваю уроки макияжа.

Ну вот такой наш секстет номер десять в полном составе.

В принципе, у нас нет четкого деления на касты: кто есть кто, оно весьма условное. Я бы сказала, для внутреннего пользования. Ведь наше совместное обучение не предполагает дальнейшей дружбы. Чересчур сближаться – себе же дороже. Расширенный Устав ЛПЖ, который раскрывает суть каждого отдельного слова, вышитого золотом, хорошо и достаточно четко это объясняет. К примеру, одна из трактовок – Молчание – означает не иметь подруг, которые могли бы отвлекать тебя от Служения. А Служение – это залог счастливой супружеской жизни…

Ну не буду повторять здесь уроки!

Ведь трактовка Устава – отдельная и весьма интересная тема. Именно ее мы основательно будем рассматривать весь учебный год перед выпуском и поселением во флигель.

Ну вот.

Теперь уже о том, что случилось вчера с самого утра.

Пока я писала дневник, девочки проснулись.

Было шесть часов.

Мы всегда встаем в шесть. Не дай бог, позже хотя бы на минуту. Это должно войти в привычку. И мы уже привыкли. Сложнее приходится новичкам – они еще маленькие и хнычут.

Встали – зарядка.

Включаем магнитофон с удивительной – раритетной! – записью давних времен. Эта запись хранится здесь как святыня. Она, как говорит госпожа Воспитательница, сохранилась с середины 60-х годов ХХ века! Под нее просыпались наши бабушки! А то и прабабушки…

Сначала звучит горн, а потом звонкий мальчишеский голос бодро кричит:

– На зарядку! На зарядку! На зарядку! На зарядку!..

И вступает целый хор таких же звонких голосов, подхватывающих:

– …просыпайся!

Это такие голоса, от которых и вправду нельзя не подскочить с кровати.

Когда мы изучали историю развития общества, госпожа Учительница рассказывала, что это – пионерская зорька. И объясняла, что пионеры – это такая старинная детская организация, по дисциплине похожая на внутренние отношения в наших секстетах, только политическая. Ее давно уже нет, но полезный опыт остался в виде вот таких общевоодушевленных занятий, как утренняя зарядка или трудовой десант, который у них в старину назывался субботником.

Итак, дальше нами руководит Голос давно умершего диктора, который диктует нам упражнения: «Руки на ширине плеч… Раз-два, три-четыре!» – и так далее.

Умываемся мы все вместе в роскошной уборной.

Там четыре ряда рукомойников в стиле хай-тек. Наша уборная рассчитана на девятые – одиннадцатые классы. Младшие умываются этажом ниже. Там всегда стоит невероятный шум!

А у нас – тишина. Ведь нужно не только умыться, но и сделать макияж по всем правилам, изученным на уроке макияжа. И следить, чтобы никто не переборщил с помадой или тенями! За это – порицание.

Поэтому в нашей уборной всегда царит напряженная тишина.

– Не забыла, что ты сегодня прокурор? – говорит Рив, смешно вытягивая лицо, чтобы штрих светло-голубых теней лег ровно.

Я важно киваю.

– А Лил, – Рив весело показывает в сторону нашей молчуньи, которая, растянув губы, старательно вырисовывает контур розовым карандашом, – мадам де Реналь. Брр… Я вчера чуть с ума не сошла, готовя речь. Сложная история…

Я улыбаюсь, представляя, как огненная Рив обжигает крылышки «мадам».

– Ты уже придумала приговор? – бросает через плечо Вит из девятого секстета.

Вся девятка – Вит, Гул, Зон, Рут, Вив и Аяс – страшно гордится, что их «литсуд» над Анной Карениной пока что был самым образцовым: все его участники получили по сто баллов. И пока еще никто их не переплюнул!

Рив не отвечает, но таинственно улыбается: еще бы! У Рив прекрасная фантазия в отношении разного рода наказаний.

Последний штрих в уборной – нанесение духов. Все они стоят на отдельной стеклянной полке. Здесь и «Шалимар», и «Эйфория», и «Импровизация», среди них, конечно, есть и «Сирень», и «Лилия», и «Может быть…» и другие ароматы чуть ли не всех марок мира. Иногда, чтобы подловить курсанток, госпожа Директриса поздно ночью подставляет туда и совсем неизвестные флаконы. Тогда приходится нелегко, ведь правильный выбор духов – немалая составляющая в создании идеального образа. Оценка за это тоже влияет на будущий аттестат. Ее выставляют каждое утро на входе в класс – по списку. Несколько раз меня возвращали в уборную мыться и наносить другой аромат.

Это такой стыд! Но теперь я хорошо усвоила: мое – это цитрусовая гамма. Рив легче – она сразу выбрала удушливый «Шалимар», он ей идет – это каждому понятно.

Потом прошла ежедневная утренняя линейка в общем холле на первом этаже. Туда мы спускаемся тихо и почтительно по широкой, устланной красной дорожкой лестнице. Все в синих формах с белыми воротничками и манжетами, в черных (младшие – в белых) чулках и туфлях-лодочках (младшие пока что семенят в полотняных мокасинах с круглыми носками и перепонкой). Чулки на нас должны быть и в жару, и в холод.

Другую одежду мы носим только в выходные.

Для этого существуют специальные гардеробные, где есть вещи на любой вкус. Я обычно выбираю джинсы, футболку и кроссовки. На случай праздников, вечеринок или встречи гостей есть другая гардеробная с вечерними нарядами. Конечно, все вещи (а они дорогие и добротные) нам не принадлежат. Да и зачем, если после выпуска о нашем гардеробе будут заботиться другие!

Тогда наши вещи будут действительно принадлежать только нам. Каждая из нас ждет этих времен как манны небесной.

Но и та одежда, которая есть у нас сейчас, вполне нас устраивает. Стриты так не одеваются! У нас все изысканное. Даже потертые и рваные по последней моде джинсы.

Страницы: «« ... 1213141516171819 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Покоренный магами мир застыл на перекрестке дорог. Удастся ли спасти то, что уцелело? И удастся ли с...
Тебе всего двадцать пять, и ты перспективный боевой маг, одна из самых талантливых выпускниц Боевой ...
Молодой парень «попадает», иначе не скажешь, в ученики мага. Начало обучения до поры не приносит при...
Боевым магам не привыкать попадать прямо в эпицентр столкновения сверхъестественных сил. Однако лесн...
Боевым магам не привыкать выполнять странные задания. Особенно когда в случае отказа тебе обещают ам...
Пророчество говорило: «И встретятся вместе правитель, страж и его хранитель. И восстанет за ними тен...