Лицей послушных жен (сборник) Роздобудько Ирэн
Лил сбросила со своих колен наши руки, пошла к своей кровати, легла и накрылась с головой одеялом.
Мы тоже молча разбрелись по своим местам.
Но вряд ли хоть кто-то из нас уснул в эту ночь…
Дорогой дневник…
Теперь ты знаешь все.
Надеюсь, ты не сгоришь от стыда, хотя мои щеки еще пылают, как только вспоминаю этот день и эту ночь.
Да, я не уснула. Я думала.
Как такое могло произойти? Как?
В моем воображении все время возникало видение того бала, на котором Тур кружила по залу, как цветок в озере, ландо, в котором она ехала мимо нас, выстроенных рядами, и бросала в толпу цветы. Ее счастливое лицо. Рука Алекса на ее плече.
Как она могла предать это все? И прежде всего наш лицей, доверие учителей, исконные традиции ЛПЖ, в конце концов наши мечты и надежды?! Если она наказана, то это справедливо.
С другой стороны, слащавая до спазмов в желудке мысль не давала мне покоя: «Как можно было влюбиться в чужого, в стрита? откуда она его взяла? неужели это возможно? зачем?!»
А еще взволновал короткий ночной разговор с Лил (наши кровати расположены рядом). Приведу его, как запомнила:
– Я слышала, как ты сказала на «литсуде»: «Из-за ЭТОГО не убивают…» Ты имела в виду Тур или мадам де Реналь? Ты и вправду считаешь, что прелюбодеяние – не смертельное преступление для порядочной жены? – спросила Лил.
– А ты считаешь, что можно убить человека? Такого, как Тур?
– А как же Устав? Если это правда, то она нарушила Устав!
Она отвернулась и – я слышала! – заплакала в подушку.
Этот день прошелся по всем нам, как трещина по пустыне.
Сначала невидимой нитью прорезал ровную поверхность наших дней. Но я кожей чувствовала: эта нить расширится, даст новые трещины и охватит всю гладь паутиной еще более глубоких трещин.
Чтобы этого не произошло, нужно все выяснить. Но у кого узнать, что случилось? Не пойдешь ведь к госпоже Директрисе! Это означало бы донести на Лил.
Следовательно, я решила молчать.
Мы все решили больше не вспоминать об этом случае. Но нитка-трещина осталась…
Дорогой дневник!
Я стала лучше учиться.
Думаю, благодаря тому что начала меньше интересоваться всякими мелочами, меньше разговаривать, больше внимания уделять урокам.
Мы все стали более серьезными и избегали друг друга. Наверное, сказывалось то, что мы выпускной класс и совсем скоро переселимся во флигель, где нас ждут судьбоносные балы и повторение всего пройденного за двенадцать лет. А это немалый объем.
К тому же волновала приятная мысль о том, что там, во флигеле, у каждой будет своя отдельная комната! Даже трудно себе представить: своя и отдельная. Это означает, что раскол между нами увеличится. Интересно, как это переживут Мия и Ита?..
Приближалось время Летнего бала, хотя еще был только апрель.
Не помню, писала ли я о том, что после каждого бала нас собирали в видеосалоне и показывали сюжеты, снятые во вновь созданных семьях наших бывших соучениц.
Предъявление такого домашнего видео – минуты на две-три – входило в условия, которые руководство выдвигало всем кандидатам.
Мы, курсантки – от маленьких до взрослых, – очень любили эти просмотры, готовились к ним как к празднику. Такие видеосюжеты, отснятые любительской кинокамерой, вдохновляли нас и делали наши ожидания прекрасными.
Как раз за два месяца до Летнего бала, о котором мы теперь старались не произносить ни звука (честно говоря, я не была уверена, что девочки на этот раз захотят полезть на крышу), в холле ЛПЖ вывесили объявление об очередном кинопоказе с видеоотчетами, которые прислали наши бывшие соученицы.
Я поймала себя на мысли, что готовлюсь к нему с неким неприятным чувством. Дело было в том, что на этом просмотре нам должны показать сюжет с Тур!
Но если слухи о ее смерти достоверны, то о каком видеоотчете может идти речь?
Как он будет выглядеть?
После подслушанного Лил разговора в кабинете госпожи Директрисы прошло несколько недель.
Конечно, разговоры о смерти Тур поутихли.
Мы делали вид, что забыли о наших разговорах.
Приближалось время просмотра.
Ровно семнадцать дисков – по количеству уже замужних после предыдущих балов выпускниц – было отправлено почтой отовсюду.
Семнадцать! То есть в это число входила и Тур! Но…
Я не выдержала. Вечером перед обожаемой нами процедурой просмотра я все-таки завела разговор в дортуаре.
– Ты точно знаешь, что дисков – семнадцать? – лениво, как бы между прочим, спросила я Озу, которую назначили регистрировать и сортировать присланные диски.
И сразу кожей почувствовала напряжение: все присутствующие в дортуаре отлично понимали, что я имею в виду.
Мы сидели на своих кроватях, стирая с лица облепиховые и овсяные маски собственного производства (готовить питательные натуральные косметические средства и пользоваться ими тоже входило в наши обязательные знания).
У всех невольно замедлились движения – так хотелось услышать ответ Озу.
– Да, конечно, семнадцать, – ответила она.
– А… – начала было Мия.
Но Ита опередила ее:
– А сколько же их должно быть? – и, приложив палец к губам, кивнула на дверь.
Был вечер – десять минут до отбоя. Как раз то время, когда госпожа Дежурная Воспитательница совершает три последних прохода по коридору и может – на выбор – припасть ухом к любой двери.
Повисла неприятная, тревожная пауза. Неприятная не потому, что нас могут подслушать, нет – к этому мы привыкли! – а потому, что мы снова ощутили присутствие в нашем беззаботном существовании той трещины, которую дала новость о смерти Тур. Новость, которую мы не могли ни опровергнуть, ни подтвердить. О которой старались забыть и… не могли.
– Действительно! – громко сказала Лил. – Сколько же их должно быть?! За зиму и весну из лицея разъехались семнадцать девушек! Вот и дисков прислали семнадцать!
Мы замолчали. Усердно заработали спонжами, вытирая маски.
В девять свет автоматически выключился.
Мы больше не проронили ни звука.
…Видеосюжетов на самом деле было семнадцать!
Утром, после завтрака, нас выстроили и повели в видеосалон.
Я очень люблю бывать здесь! В нем уютная атмосфера, высокие кожаные кресла с мягкой розовой обивкой.
Кино нам показывают два раза в месяц. И это не какие-нибудь американские стрелялки! Госпожа Директриса лично выбирает для нас самые лучшие раритетные фильмы.
Некоторые из них еще черно-белые, изысканные, превосходные фильмы прошлого столетия, сделанные на века. В них, по словам госпожи Директрисы, все то, что нам нужно для жизни.
«Девчата», «Волга-Волга», «Большая жизнь», «Цирк», «Свинарка и пастух»…
Какие лица! Какие одухотворенные глаза! Какие песни! Какая любовь!
У всех нас порой глаза на мокром месте, ведь сейчас все эти красивые отношения и песни – в прошлом.
Так вот.
Дисков было ровно семнадцать!
Перед просмотром госпожа Директриса торжественно пожелала нам хорошего просмотра, с милой и загадочной улыбкой намекнула, что мы – все четыре секстета одиннадцатиклассниц – скоро и сами будет фигурировать в подобных кинолентах. А все остальные так же будут завидовать нам.
От этих слов все весело засмеялись, поглядывая на наш ряд. Мы покраснели, щеки некоторых – я имею в виду Рив и еще пару-тройку девушек из других секстетов – так и вспыхнули огнем. Щелкнули выключатели. Зал утонул в мягком полумраке.
Начались сюжеты домашнего видео. Мы всегда поглощали их как пирожные!
Первый диск.
Титры в красном, старательно нарисованном сердечке: «Привет из рая».
Музыка – вальс Штрауса.
Первый кадр (мы захлопали в ладоши, увидев знакомое лицо!): Ноа, выходящая из моря! Муж окутывает ее махровым полотенцем, Ноа смеется, машет в камеру рукой (нам, нам машет!).
Второй кадр: Ноа достает из духовки решетку с индейкой, у ее ног крутится красавец дог (Ноа всегда мечтала иметь собаку!). Потом мы увидели Ноа в новеньком лимузине, мчащемся вдоль моря, Ноа, примеряющую сережки в ювелирном магазине.
Дальше все в том же духе. Не скажу, чтобы это было сделано со вкусом или фантазией, но все равно мило: Ноа сажает цветы, Ноа плавает в бассейне, Ноа на медвежьей шкуре перед камином. Каждый сюжет заканчивается тем, что она машет нам рукой. Губы – сердечком, лицо немного похудевшее, но красивое.
Последний титр тоже очерчен красным контуром в форме сердца: «Желаю счастья!»
Мы бурно захлопали в ладоши.
Второй диск был от Глю.
Начинался он довольно оригинально: сначала камера следила за полетом орла в небе. Музыкальное сопровождение, – кажется, Малер. У нас он не очень-то был популярен. За орлом наблюдала, прикрыв глаза ладонью, сама Глю – в высоких сапогах, клетчатой рубашке и ковбойской шляпе, отброшенной на спину. Прекрасно выглядела!
Затем снова пошли кадры, похожие на кадры с Ноа: Глю за рулем «ферари», Глю в вечернем платье с бокалом шампанского мечтательно смотрит на ночной город, Глю смешно морщит носик и грозит пальчиком: мол, не подглядывайте! – и закрывает дверь роскошной белой спальни.
В конце – никаких пожеланий. Три аккорда обрываются довольно резко, даже слух режет. Ну очевидно, не мастера они снимать кино. Но впечатление – обнадеживающее.
Аплодисменты достались и Глю.
Я всегда жду от этих просмотров не только отчета о бывших курсантках, но и какого-то подтекста, намека на настоящее кино, на художественную эстетику. Но такое случается не часто.
В основном, это и вправду было домашнее видео. Но в принципе, другого и не требовалось. Главное – хорошо отчитаться.
Потом были видеоролики от Элг, Яви, Мун, Пем…
На них наши бывшие однокашницы пекли торты, махали руками в камеру, посылали нам воздушные поцелуи, мерили новые платья, ездили верхом. Были съемки на яхтах, в холлах театров, в ювелирных магазинах.
Все девушки – воодушевленные, улыбающиеся, еще более красивые, чем были здесь, когда ходили среди нас в формах.
Во рту у меня стало сладко, в зале запахло цветами. Я это почувствовала почти физически. Посмотрела на подруг – они сидели рядом с такими же вдохновенными лицами.
Но в глубине глаз, устремленных на экран, я увидела некоторое напряжение.
Да. Мы все ждали еще одного сюжета.
И он пошел предпоследним…
Тур.
Очевидно, Алекс решил блеснуть своими способностями, потому что этот ролик отличался особой утонченностью.
Хрупкая фигурка Тур появилась перед зрителями из… тумана, который постепенно рассеивался, на фоне большой ухоженной лужайки для игры в гольф. Наверное, перед ней стоял какой-то вентилятор, так как ее нежно-голубое шифоновое платье и длинные блестящие волосы трепетали, словно крылья тысячи птиц. Потом Тур сделала несколько танцевальных «па», улыбнулась и исчезла в том же тумане, как сказочная фея.
Следующий кадр касался домашнего хозяйства. И тут они превзошли остальных, ведь Тур не запекала индейку и не вынимала из печи пирожные, как это делали другие. Она просто стояла посреди столовой с… волшебной палочкой в руке. Затем пошли спецэффекты: Тур касалась палочкой стола – и на нем возникали различные блюда. Целые натюрморты из изысканных блюд, фруктов и напитков! Так интересно!
Последний сюжет – на природе. Тур весело смеялась, показывая свои безупречные зубы-жемчужины, кружилась босиком по траве, танцевала, осыпала себя цветами. И смеялась, смеялась, смеялась. Даже мы прониклись ее весельем и громко хохотали в ответ.
Затем Тур, как и все остальные, помахала нам рукой, повернулась и грациозно побежала по зеленой, освещенной ярким солнцем траве. И нам показалось, что она бежит по морю.
Возник титр: «Счастливо!» – и Тур исчезла в таком же тумане, какой был вначале.
Зал бурно зааплодировал!
Мы переглянулись. И тоже захлопали в ладоши, украдкой поглядывая на госпожу Директрису и учительниц. Все они также улыбались и хлопали в ладоши.
И я опять подумала, что Лил, молчунья Лил, плакса Лил, которой всегда мерещатся глупости, ошиблась или просто пошутила с нами.
Обычно после просмотров мы, выпускницы, оставались обсуждать увиденное.
Все происходило динамично, как на экзамене.
Когда из зала вышли младшие, госпожа Директриса сказала:
– Итак, прошу: ваши замечания, барышни, предложения и, конечно, какой вывод вы сделаете после сегодняшнего просмотра.
Говорить должны были все.
И говорили пылко. Ведь кадры, на которых перед нами предстала реальная жизнь, были важны для будущего.
– Мне кажется, что девушки этого выпуска слишком много времени уделяют кухне… – начала обсуждение отличница Уга.
– Да, кухне отводится полтора часа в неделю, – добавила Мем, заглядывая в свои конспекты. – Остальным занимается прислуга.
– Что еще? – благосклонно кивнула им госпожа Директриса, обращаясь к остальным.
– У Элг и Пем красивая одежда – Луи Виттон, обувь – Пазолини.
– Яви выглядит слишком вызывающе. Слишком большое декольте и чересчур короткое платье.
– А мне не понравилось, что Сун использует бижутерию, а не драгоценности! Это – экономно.
– Арт и Риз изрядно поправились. Безобразие!
– Вия покрасилась, и это ей не идет!
– Гат без маникюра!
И тому подобное…
Я заметила, что все намеренно избегают комментариев по поводу Тур.
Может, так и надо?
Но госпожа Директриса сама затронула эту тему – просто и ясно.
– А почему все молчат о Тур? – с ласковой улыбкой спросила она.
Момент неловкости был почти незаметным. Но наша госпожа Директриса – человек гениальный в своей прозорливости, от нее ничего невозможно утаить.
– Самый лучший ролик… – высказала я то, что думала еще во время просмотра.
– Да, – подхватила Мия, – Тур выглядит самой счастливой!
– Согласна, – подвела черту госпожа Директриса. – Там все – в меру в процентном соотношении. Пример для остальных. Итак, если вы все единогласно решили, ставим Тур и Алексу высший балл?
Я подумала, если разговор сам собой зашел о Тур, то будет вполне уместно немного развить его.
Совсем немного…
– Конечно, – сказала я и добавила, стараясь сохранять спокойный, деловой тон: – Если бы еще знать, все ли у них в порядке в… в… процентном соотношении к сегодняшнему дню?
– Ну мы это знаем! – сказала госпожа Директриса. – Отчеты получаем каждый месяц. И вы, кстати, тоже имейте это в виду: ЛПЖ никогда не оставит вас в одиночестве! Итак, сейчас Тур и Алекс в круизе по Средиземному морю. В ближайших планах – беременность, покупка коттеджа на Мальдивах. Тур передает привет.
Все вздохнули с облегчением и снова захлопали в ладоши.
А я со всей силы толкнула Лил ногой: врунья!
Она даже поморщилась.
Лучше всего – объявить ей бойкот.
Я посмотрела на Озу, Рив, Мию и Иту. Судя по выражению их лиц, они полностью поддерживали меня.
И хватит об этом!
Дорогой дневник.
Дни проходят.
Приближают нас к каникулам и Летнему балу. Кстати, во флигеле невест еще осталось семь девушек. Семнадцать, как я уже говорила, улетели отсюда и ведут счастливую жизнь. О чем свидетельствуют присланные диски.
А наши уроки сузились до нескольких основных предметов, но они нас не обременяют. Это «литсуд» и «психоотношения».
Совсем скоро мы станем привилегированными обитательницами отдельных комнат. Вот только лето пройдет…
Пока что мы ежедневно анализируем различные житейские ситуации, чтобы в будущем иметь ответы на все вопросы, которые поставит перед нами самостоятельная жизнь.
Мне кажется, такие уроки необходимы. Потому что эти ситуации не искусственные, как это было в младших классах, когда их выдумывали учительницы.
К примеру: «Папа ругает маму. На чьей стороне должна быть Маша, если у мамы подгорело молоко?»
И мы все дружно кричали, что «папа всегда прав!».
Теперь же мы приблизились к конкретике. И эту конкретику руководство ЛПЖ в буквальном смысле черпает из жизни.
Дело в том, что у госпожи Директрисы есть связи со всеми женскими журналами мира: в ЛПЖ приходит почта в колоссальном объеме. В ней – копии писем женщин и девушек со всего мира в различные отделы этих журналов.
Таким образом, мы узнаем обо всех проблемах, которые могут возникнуть в отношениях между полами, анализируем их и даем свои ответы на вопросы. Это вам не «папа ругает маму…». Все очень интересно и полезно.
А главное, мы учимся не быть похожими на стриток! Тех, чья жизнь проходит беспорядочно, непристойно, бездумно. Об этом свидетельствует каждая строчка, написанная ими в редакцию!
К примеру, вот такие письма мы рассматривали на сегодняшнем уроке. Передам их с сокращениями, поскольку и так все понятно.
«Дорогая редакция! У моего любимого нет ни квартиры, ни машины, ни работы. Но он обладает прекрасным чувством юмора. И нам хорошо вместе. Но романтика рано или поздно заканчивается, не так ли? Я должна определиться, но сомневаюсь, потому что люблю его…»
Или: «Дорогой журнальчик! В серьезных отношениях я сильно привязываюсь к мужчине, даже зацикливаюсь на объекте своей любви. Стараюсь всегда быть рядом, так как боюсь, что на расстоянии он меня разлюбит! И этим все разрушаю. Как научиться не растворяться в отношениях и давать мужчине свободу?»
Или, например: «Когда-то я очень любила женатого мужчину. Ради этой любви терпела и прощала многое… Именно он отнял у меня способность любить! Теперь я не могу понять, люблю ли я своего собственного мужа или просто привыкла к нему? Хорошо ли мне с ним, или чего-то не хватает?»
А как вам такое: «Бывает ли любовь после секса на первом же свидании?!»
Все эти письма подписаны стритовскими именами – Наташа, Соня, Лена…
Кое-кто даже подписался своей фамилией.
Какой ужас! Разве можно озвучивать свои мысли, да еще и такие?! Вот что делают невежество и плохое воспитание.
Так вот. На все эти письма редакция дает ответы.
Их мы тоже тщательно рассматриваем.
Не знаю, стоит ли приводить примеры этих ответов, ведь отвечают на подобные вопросы такие же точно стритки. Только с высшим образованием.
Приведу всего лишь один комментарий: «Дорогая Лена! Наверное, надо сначала научиться быть свободной самой. А это – непростая наука. Ведь вам придется развивать свои собственные желания и умение высказать и отстоять свое мнение. Такие женщины больше привлекают и восхищают мужчин и не забываются на расстоянии!
Если же вы всегда находитесь рядом с любимым, проследите за своим поведением. И тогда поймете, что делаете не так. Боитесь сказать лишнее слово? Киваете в ответ на любую реплику? Улыбаетесь на любую грубость? Но в таком случае вы разрушаете не отношения, а прежде всего себя!..»
Это – как другая планета. Но мы должны хорошо изучить ее.
Поскольку в таких ситуациях живут и наши будущие кандидаты в мужья!
Нам же придется исправлять те ошибки, к которым их приучили стритки.
Что мы делаем на уроке?
Прежде всего выделяем «ключевые посылы» ответов на эти глупые вопросы.
Сегодня у доски стояла отличница Уга.
Она подчеркивала «посылы» маркером на специальной доске, на которую через проектор был выведен текст ответа, напечатанный в журнале.
Мы вслух подсказывали ей, чем изрядно раздражали:
– Быть свободной самой!
– Развивать собственные желания!
– Умение отстоять свое мнение!
– Не разрушать себя!
Подчеркивая все эти глупости, из-за которых стритки попадают в межполовые ловушки, мы посмеивались в кулачки.
Судите сами, как можно быть свободной, если брак предусматривает безусловные связи, соединяющие тебя с повелителем твоего сердца. Или какие собственные желания может иметь будущая жена, кроме желания угодить тому, кто выбрал ее из тысячи подобных?! Какие тут могут быть «посылы», кроме благодарности за это?!
Затем госпожа Учительница методом «вопрос-ответ» опровергла миф, созданный сотрудником редакции.
– По какому принципу Устава можно опровергнуть первый посыл – быть свободной? – спрашивала она у класса.
Мы хором отвечали:
– Благодарность!
– Служение!
– Правильно. Еще? – побуждала к дальнейшим раздумьям госпожа Учительница.
Хор терял несколько голосов, но в целом звучал довольно уверенно:
– Терпение!
И дальше все шло по той же схеме: развивать собственные желания – это грех несдержанности, умение отстоять свое мнение – грех антимолчания.
В результате вся теория стритов разрушалась нами на наших же глазах!
Одним словом, несколько сдвоенных пар таких занятий хорошенько отшлифовывали наши принципы.
Как я уже говорила, в конце весны учиться стало намного легче и интереснее.
Вот таким образом мы только рассматривали жизненные ситуации, чтобы не попасть в ловушку за забором нашего заведения, и готовились к каникулам.
Наверное, необходимо отдельное объяснение по поводу нашего летнего отдыха.
На каникулах мы просто не учились, но никуда не разъезжались. Куда же нам ехать, если по договору и условиям обучения в ЛПЖ у нас не было никаких семейных отношений за его пределами? Мы были совершенно свободны и принадлежали только себе, а в будущем – нашим мужьям!
Выезжали на отдых по очереди только наши воспитатели и учителя. Мы же, старшеклассницы, начиная с восьмого класса на это время становились руководителями младших секстетов.
Каждой доставалось по шесть учениц младших классов, с которыми мы занимались разными интересными делами с утра до вечера.
Шили, вязали, купали их в бассейне, учили ездить на лошадях, ухаживать за цветами и так далее. Родители же и родственники – тот балласт, который в будущем помешает нам строить свою жизнь. Сдавая нас сюда, близкие подписывали документ, по которому ни они, ни мы не имели права на какое бы то ни было общение. Нам никогда не сообщали, живы ли наши бабушки и дедушки, здоровы ли родители, появились ли у нас младшие братья или сестры. Мы должны были быть чисты перед будущим. Ни морально, ни тем более материально нас не должны были обременять их проблемы!
На первых порах именно это давалось нам довольно тяжело.
Но со временем мы понимали, что это правильно. Что женщина, отягощенная множеством жизненных зацепок, перестает быть настоящей женщиной и хорошей женой.
На первых же занятиях в седьмом классе, когда начиналось наше физиологическое и духовное созревание, мы зубрили «психологию родительских сценариев», по которым жили несчастные стриты, и понимали, что эти семейные связи приводят к эгоизму, зависимости, патологическому симбиозу, к неоправданным ожиданиям со стороны родителей и страху их не оправдать – со стороны детей. А все это аннулирует цель идеального воспитания, которое формировалось в ЛПЖ веками.
Возможно, я еще вернусь к этой теме. Но ясно одно: родители «съедают» своих детей, моделируя их будущее по своему (или лучшему, чем свой) сценарию, а дети, то есть девочки, не могут полностью отдаться своей личной жизни и своей миссии, основы которых закладываются в ЛПЖ…
Итак, приближалось лето.
Мы – наш десятый секстет – пребывали в тревожном ожидании Летнего бала.
Конечно, мы не говорили друг другу ни слова. Особенно избегали разговоров с вруньей Лил. Но чем ближе подходила дата, тем красноречивее мы поглядывали друг на друга. В этих взглядах был немой вопрос: полезем ли на крышу на сей раз?
Дорогой дневник…