Лицей послушных жен (сборник) Роздобудько Ирэн
Алекс положил на колени большую белую салфетку ручной вышивки и взялся за ложку.
– Позавтракаете со мной? – спросил он и обратился к домработнице: – Вера Ивановна, подайте еще один прибор.
Я отрицательно замахал руками:
– Найн, найн… Большое данке, я так рано не завтракаю…
– Ну как знаете, – пожал плечами Алекс, – а я вот завтракаю. Ведь потом – целый день на ногах. Иногда бывает, и не пообедаю.
Он кивнул Вере Ивановне, и та, открыв большую фарфоровую супницу, начала накладывать в тарелку… манную кашу.
Алекс перехватил мой взгляд и улыбнулся.
– Это привычка детства, – сказал он, – люблю маночку… А еще, знаете, когда она немного остынет и покроется корочкой. А еще, если сделать в ней вот такую дырочку, – он разгреб в манке отверстие, – и налить туда варенье… Ох и вкуснота…
Он закатил глаза, демонстрируя наслаждение, и я понял, что он уже начинает играть на камеру, которой у меня с собой не было.
Он начал осторожно есть, выписывая ложкой аккуратные и ровные круги по всему радиусу тарелки. «В детстве я когда-то делал так же», – подумал я, и мое раздражение начало стихать. Алекс производил довольно приятное впечатление. А то, что немного переигрывал, так это и понятно: не каждый день к тебе приходит иностранный режиссер с целью прославить на весь мир.
Вера Ивановна почтительно стояла за его спиной, время от времени бросая на меня вежливый и безразличный взгляд.
– Так о чем вы хотите снимать ваше кино? – спросил Алекс по-немецки.
– О вас. О том, как проходит ваш рабочий день. Знаете, это должен быть такой не пафосный фильм о вас как о простом человеке, у которого, кроме заслуг перед родиной, есть еще и своя жизнь, свои интересы… – спокойно ответил я по-немецки, радуясь, что он не смог меня подловить, но на всякий случай добавил, ломая язык: – Извините, Алекс, если вы не против, давайте общаться на вашем языке, ведь я давно мечтаю о хорошей практике.
– Конечно! – улыбнулся он. – Тем более что мое знание немецкого далеко от совершенства. Не хотел его учить – у меня прадед, уж извините за откровенность, погиб от немецко-фашистских захватчиков, поэтому долго не мог заставить себя учить ваш язык. Мне будет приятно угодить вам.
– Вундербар! Замечательно! Спасибо, – сказал я и добавил совершенно правдиво: – Мой прадед тоже погиб на войне.
– Ирония судьбы… – вздохнул он. – А теперь мы вместе сидим за этим столом…
Как раз это и казалось мне самым странным: наши предки были равны и, возможно, шли в строю плечо к плечу, а мы, даже сидя за одним столом, были разными, бесконечно разными.
Потому что я никогда не мечтал о фарфоре времен Карла Великого, о коврике из шкуры зебры или о мраморных львах на лестнице дома.
Такие вещи вызывали у меня только смех.
Он доел кашу, вытер рот салфеткой, бросил ее на стол и быстро отодвинул стул:
– С чего начнем?
– Для начала я хотел бы просто понаблюдать за вами пару дней, пообщаться и, если вам будет угодно, хоть немного подружиться, чтобы вы не чувствовали никакого дискомфорта перед камерой.
– Ок, – сказал он. – Тогда я быстро покажу вам дом, а потом поедете со мной по делам. Только одно замечание: когда я буду работать – а у меня сегодня много встреч! – не мешайте. Все комментарии – позже, когда я смогу расслабиться. Договорились?
Я кивнул.
Алекс надел пиджак, висевший на спинке кресла, подтянул узел галстука, проверил, есть ли в кармане ключи от машины, и кивнул мне: мол, пошли!
Передвигаясь по коридорам дома, он комментировал, что мы проходим:
– Кинозал… Спальни для гостей… Ванна с бассейном… Тренажерная… Музыкальная…
– А это? – спросил я, показывая на белую дверь с черным бантом посередине.
Он приостановился.
– Это? Это комната моей жены… К сожалению, она недавно умерла…
– Ох, извините. – Я сделал вид, что слышу об этом в первый раз. – Какое горе. Сочувствую. Она болела?
Маска иностранца давала мне возможность быть непосредственным и задавать любые вопросы.
– Да, она болела, Вилли. – Грустно ответил он.
– Надеюсь, Алекс, вы сможете рассказать и об этом? Это добавит к вашему портрету особенные штрихи.
– Конечно, попробую. Она была невероятной…
Мы вышли во двор и направились к огромному джипу.
– Машину я веду сам! – гордо улыбнулся Алекс.
– О! Вундербар! – воскликнул я. – Замечательная деталь!
– Еще бы!
И он открыл передо мной дверцу. Не успел я устроиться, как джип сильно газанул с места.
– Это моя пятая машина, – начал рассказывать Алекс без всякого моего приглашения к разговору. – Есть еще три гоночные и один лимузин – для гостей. Есть еще настоящее ландо. Вы знаете, что такое «ландо»?
– О! Это, кажется, такая стилизованная машина с откидным верхом! – как можно эмоциональнее оскалился я, изображая восторг.
– Ошибаетесь! – радостно сказал он. – Я же сказал: у меня настоящее ландо, то есть такая легкая карета! Я приобрел ее специально для свадьбы. При случае покажу.
Он почти не смотрел на дорогу, было заметно, что в машине он чувствует себя как в колыбели.
– Наверное, у вас и лошади есть? – улыбнулся я.
– Да. Это одно из моих увлечений.
Теперь он отвечал довольно коротко: мы въехали в город, и он смотрел только на дорогу. Это меня вполне устраивало: я задавал короткие и четкие вопросы, как на допросе. И это выглядело совершенно естественно.
– А ваша жена разделяла ваши увлечения?
– Да, конечно.
– А кто она была по специальности?
– Она? Она просто была прекрасной женой… – грустно сказал он и добавил: – Извините, сейчас я уже начинаю работать…
Машина остановилась возле какого-то дома.
Мы вышли. Алекс вынул из багажника пластиковый пакет. Я заметил, что у подъезда топчутся какие-то люди с микрофонами и камерами. Как только мы приблизились, толпа задвигалась, включила камеры, нацелила на Алекса фото-и телеобъективы. Словно не замечая такого ажиотажа, Струтовский пошел сквозь толпу.
Я покорно шел за ним, боясь одного – встретить здесь знакомых, которые могли бы похлопать меня по плечу со словами: «А ты что здесь делаешь, старик?»
Слава богу, такого не случилось, и мы вошли в грязный подъезд, поднялись на третий этаж и остановились перед довольно потрепанной дверью. Алекс вынул из пакета букет цветов. И, позируя, протянул руку к звонку. Защелкали фотокамеры.
Дверь открылась.
На нас дохнул густой аромат застарелого воздуха. Из двери выглянул седой дед в клетчатой рубашке и спортивных штанах.
– Разрешите? – вежливо спросил Алекс и, кивнув всей команде, вошел в квартиру.
По узкому темному коридору мы большой толпой прошли в комнату. Там стоял круглый стол, сервированный для скромного чаепития: две чашки с надписью «Общепит» и тарелка с сушеными яблоками.
Алекс остановился так, чтобы быть в круге света, протянул старику букет и начал выкладывать на стол содержимое пакета.
С удивлением я заметил несколько пачек какой-то крупы, две бутылки подсолнечного масла, шоколадку и сок «Бодрит!».
– Дорогой Станислав Михайлович! – торжественно произнес Алекс и бросил быстрый взгляд на меня: мол, внимательно ли я фиксирую это выдающееся событие. – Разрешите мне поздравить вас с днем рождения и вручить этот небольшой подарок. Хочу, чтобы вы знали: мы, молодые, не забываем ваш подвиг, ваш святой труд на благо нашей родной отчизны! Мы учимся у вас и будем нести ваш трудовой подвиг до конца, до окончательной победы ваших идей, мечтаний и надежд!
Старику было лет девяносто, он растерянно и благодарно хлопал глазами и поглаживал разложенные на столе подарки. Мне показалось, что он не очень понимал смысл того, что происходит. Честно говоря, я тоже.
– Итак, держите пока что этот небольшой знак уважения от нашего благодарного поколения, – продолжал Алекс. – Но знайте, что через десять лет, как и запланировано программой партии, которую возглавляет мой отец, вы получите свое собственное жилье в лучшем районе нашей славной столицы!
Все присутствующие рьяно зааплодировали.
– Мо… чаю? – наконец произнес старик и дрожащими руками поднял со стола пузатый старый чайник.
– Спасибо, дорогой Станислав Михайлович! – похлопал Алекс старика по худенькому плечу. – Пить чай с вами, прославленным ветераном труда, для меня было бы великой честью. Поговорить с вами, приобщиться к великой и победоносной истории… Но, – и он снисходительно улыбнулся фотообъективам и добавил то, что, видимо, должно было стать остроумной шуткой: – Но кто же тогда будет строить для вас жилье?! Дела зовут!
Почтительно склонившись, он пожал руку старику и стремительно повернулся, чтобы идти. Все присутствующие, как стая, встрепенулись и полетели вслед за ним.
Я остался последним и бросил взгляд на плоды нашего визита: старик держался обеими руками за стол и отчищал ногтем какое-то пятно с клеенчатой китайской скатерти. Я приветливо кивнул ему: мол, потерпите еще десять лет и увидите небо в алмазах – и вышел.
Мы снова сели в машину. Довольный моей реакцией, Алекс коротко пояснил:
– Сегодня я поздравляю ветеранов. Еще десять адресов – лично, а дальше – дело моих помощников.
– Какая благородная миссия! – похвалил я. – А при чем же здесь партия?
– Какая партия?
– Вы что-то сказали о программе партии вашего отца…
– Ну, не без этого, – улыбнулся он. – Я должен помогать и отцу. Возможно, в следующем году я тоже буду баллотироваться. Отец – в президенты, я – возглавлю партию.
Мы опять петляли по городу, и это снова дало мне преимущество задавать короткие и «тупые» вопросы восторженного иностранца.
– Но, насколько я знаю, тогда вы не сможете иметь собственный бизнес!
Он посмотрел на меня ледяным взглядом и ответил, как комсомолец на допросе в гестапо:
– Интересы страны выше собственных интересов!
Я заткнулся и торжественно кивнул.
Таким образом мы объехали еще десять убогих хрущевок, осчастливив стариков скромным продуктовым набором и нескромным обещанием одарить их квартирами в самые ближайшие десять лет. Щелкали фотокамеры, писали диктофоны…
Обычно я выходил из комнаты последним, фиксируя взглядом убогость обстановки и похожие сервировки столов, приготовленных для так и не состоявшегося чаепития. Один раз услышал, как, идя за делегацией, чтобы закрыть дверь, старенькая бабушка пробормотала: «Чтоб вам пусто было, как натоптали, прости Господи…» И улыбнулся ей на пороге.
– Фух… – сказал Алекс, падая на сиденье своего джипа. – Это был последний адрес. Устал, не представляете как…
Я сочувственно кивнул.
– Понимаете, – лихорадочно заговорил Алекс, – мы должны поддерживать свой электорат! Да, сейчас нам тяжело – кругом враги! Да, страна, как и, собственно, весь мир, переживает не лучшие времена. Враги нивелировали все идеи добра, равенства, счастья, демократии! Но мы должны укреплять свои ряды! Вселять веру, надежду, в конце концов любовь, о которой говорил Иисус Христос. Мы должны уважать старость. Без прошлого – нет будущего! Мы должны стереть грань между богатством и бедностью – в пользу богатства! Но богатства не только материального, но и духовного – в первую очередь!
Я вежливо кивал, представляя, как Алекс раздает на улице свои многочисленные фарфоровые сервизы. А его речь становилась все более энергичной, страстной, – кажется, он совсем забыл о моем присутствии и обращался к большим массам, незримо заполнившим до отказа салон его джипа.
– Мы все поделим заново! Нам не нужны прозападные предатели и все эти псевдодемократы, ведущие страну в пропасть! Мы наведем порядок во всем: в политике, в международных отношениях, в языковом вопросе, в спорте, в искусстве, в образовании! Везде! Если враг не сдастся, мы уничтожим заразу физически! Поверьте, у нас на все хватит энергии, решительности, сил, верных друзей и… и финансов! Только представьте, – он с гордостью посмотрел на меня, – для этой акции мы закупили в Китае сто тонн риса! Знаете, во что это обошлось?!
Я, имитируя восторг и понимание, зацокал языком.
– Вот именно! – удовлетворенно подвел черту он и устало вздохнул: – Вот так приходится работать… Но если не мы, то кто же…
Если бы я действительно был иностранцем, то, наверное, это воодушевление и эта речь вызвали бы у меня немалое уважение.
– Сейчас – в офис! – сообщил он. – И, опять-таки, просьба: все вопросы – потом. Много дел.
Офис располагался в живописном уголке города на самом склоне реки и представлял собой стеклянное сооружение, на крыше которого разместилась небольшая взлетная площадка.
– О! О? – воскликнул я, потеряв речь. – А разве…
Алекс не дал закончить фразу, опустил глаза долу и с достоинством произнес:
– Это так… На будущее…
И стремительно пошел по коридору, больше не обращая на меня внимания.
Мы зашли в приемную, и секретарша быстро поднялась со своего места:
– Добрый день, Алексей Константинович!
Он кивнул, распахнул дверь с надписью «Генеральный директор», жестом пригласил меня войти и, закрывая за нами дверь, бросил секретарше:
– У меня весь день будет вот этот режиссер из Германии, принесите ему кофе, чай, печенье – все, что он захочет. А ко мне впустите посетителя. Я буду готов через пять минут.
Я рассмотрел кабинет.
Он был похож на гостиную в его доме. На стенах висели те же портреты, на столе – те же фигурки. Я всем телом погрузился в глубокий кожаный диван и затерялся в его складках, как таракан.
Алекс сел за стол, полистал папки с бумагами и уставился в какую-то толстенную книгу, страницы которой были скреплены железными кольцами. Он листал ее быстро, но с большой сосредоточенностью. Качал головой, подносил ближе к глазам, снова листал. Наконец он нажал на кнопку вызова и сказал:
– Если Агата пришла, я готов.
Через секунду дверь открылась, и в нее вошла барышня в джинсах и с серьгой в носу.
Села напротив.
Я навострил уши, стараясь заглянуть ей за спину.
– Ну это все мне не очень нравится… – сказал Алекс, пододвигая свою книгу к этой Агате.
– Ну, босс, посмотрите еще здесь! – И она достала из своего холщового рюкзака такой же фолиант.
И Алекс минут на десять погрузился в перелистывание страниц.
Девушка с трепетом ждала приговора. Алекс недовольно сопел и украдкой бросал на меня взгляд: наблюдаю ли я за важным процессом работы.
Я наблюдал, проявляя немалую заинтересованность.
– Ну, тут… вот это… возможно… – наконец пробормотал босс.
– Прекрасный выбор! У вас удивительный вкус! Это – Византия! Гениально, гениально! Браво! – заворковала девушка. – Посмотрите, какой узор!
– Узор неплохой, – согласился Алекс. – Но когда я был в Дубае в отеле «Бурд жаль-Араб», я нарочно немного оторвал кусочек обоев от стены, и знаете, что заметил?
– Что? – с восторгом спросила девушка.
– Что с изнанки они посажены на ткань! А эти образцы… Ну что с ними будет через год или два?
– Если вам угодно, я могу заказать такие же из Эмиратов, – угодливо произнесла девушка.
– Об этом надо было думать сразу, а не подсовывать мне подделку! – строго сказал Алекс.
– Ок, босс, исправлюсь! – нахмурилась девушка.
Алекс посмотрел на меня и, видимо, решил продемонстрировать другую сторону своей многогранной натуры.
– Чай будешь? – снисходительно спросил он у подчиненной.
– Да нет… Спасибо большое… – смутилась та.
– Ну, можешь идти, – разрешил Алекс. – Завтра давай на это же время… И чтобы без фокусов!
Девушка кивнула, поднялась, собрала в рюкзак фолианты и вышла из кабинета.
– Вот с кем приходится работать… – тяжело вздохнул Алекс.
– А в чем проблема? – решил выяснить я.
– Это – дизайнер. Подбираем обои для моего нового жилища.
– О! А разве вас не устраивает ваш прекрасный дом?
– Устраивает. Но я строю новый. Рядом с отцом и нашими друзьями – за городом. Там лес. Хорошая охота… Ну, и меньше грустных воспоминаний…
Вошла секретарша.
Мне она принесла поднос с печеньем и чаем, Алексу – бумаги.
– Ну, что там еще? – спросил он. – Только коротко – своими словами. У меня мало времени.
Секретарша суетливо зашуршала бумагами.
– Письма от общественности, Алексей Константинович! В принципе очень однотипные. Вот, к примеру… – она достала одно письмо, уставилась в него и начала пересказывать. – Обращение жителей дома номер девять… Это там, где мы строим паркинг. Они пишут… м-м-м… что подземные работы приведут к разрушению их жилья, прилагают заключение геодезистов. А вот, – она снова полистала бумажки, – требование прекратить строительство на объекте «шесть-семнадцать»: мол, это исторический памятник – здесь тоже с заключением экспертов… И… О! Даже угроза… А это, – в ход пошла новая бумажка, – письмо от клуба ветеранов с просьбой оставить им шахматную и детскую площадки… Вот еще: молодежная организация требует прекратить застройку исторического центра города…
– Достаточно… – усталым голосом сказал Алекс и кивнул мне: – Люди совсем одурели. Такая уж натура. Мы изо всех сил пытаемся устроить им нормальную жизнь, а в ответ… – он горько улыбнулся. – Сами видите… Сплошная неблагодарность.
Я сочувственно кивнул. Хотя знал: под одним из таких писем стоит и моя подпись…
– Так. На каждое письмо прошу составить ответ! – сказал Алекс и задумался.
Секретарша открыла блокнот и замерла в ожидании.
– Дорогие граждане, соотечественники, братья и сестры… – начал диктовать Струтовский. – Нет. «Братья и сестры» зачеркните. Итак: дорогие граждане, соотечественники… Ваше письмо… Или напишите «обращение»… имело соответствующее действие. Мы благодарны за вашу гражданскую позицию и бдительность. Записали? Дальше… Все ваши требования мы внимательно рассмотрели и полностью удовлетворили. Благодарим за своевременное реагирование. Но ошибки… Напишите: «промахи»! Итак, промахи наших предшественников порой не позволяют нам что-то изменить в уже утвержденных проектах. Но обещаем, что вместе, объединив усилия, мы придем к… к… – он задумался, – к консенсусу… Нет. Ветераны этого не поймут. Пишите: к общему решению, которое устроит всех сознательных граждан нашей родины.
Диктуя это, он поглядывал в мою сторону: мол, хорошо ли иностранец понимает суть сказанного. Я непоколебимо сохранял на лице приветливую улыбку.
– Записали? Хорошо. Добавьте пару фраз лично от меня. Ну из тех, что вы пишите обычно…
– «Вместе победим», Алексей Константинович?
– Ну при чем тут это? Так мы писали три года назад! Сейчас актуально номер пять…
Секретарша напряглась, вспоминая «номер пять», и неуверенно процитировала:
– Одолеем родину… ой, то есть руину… вместе?
– Ну да… Можете еще добавить: «Тепло наших сердец – в каждый дом!» Они такое любят. – И он, взглянув на меня, объяснил: – Мы сентиментальная нация…
Секретарша пошла выполнять задание.
Алекс посмотрел на часы:
– Извините, теперь у меня личные дела. Собственно, главное вы видели.
Его айфон выдал несколько знакомых музыкальных пассажей.
– Извините, меня уже вызывают, – сказал Алекс и добавил, еще не нажимая на клавишу ответа: – Люблю Баха…
Как я понял из разговора, его срочно вызывали на партию в гольф.
Нажав отбой, Алекс обратился ко мне:
– Извините, Вилли, еще раз, но туда, куда я сейчас поеду, вас не пустят. Даже со мной. Это приватная встреча, – он поднял глаза к потолку, – …в верхах.
Я с пониманием кивнул:
– О, не беспокойтесь, Алекс! В принципе, я обдумал концепцию. Нужно было бы еще встретиться в неформальной обстановке, чтобы поговорить о вашем свободном времени, хобби и так далее.
– Да, да, хорошо. Это мы можем сделать вечером. Обычно вечер я провожу в «007» – это ресторанчик за городом. Если сможете, подъезжайте туда часам к девяти. У меня там всегда заказан столик. Поговорим о вечном…
Мы пожали друг другу руки и вместе вышли из офиса.
Алекс сел в свой джип, помахал рукой и отчалил.
Я пошел по городу, размышляя над увиденным и услышанным. Было только три часа дня.
«Не очень пыльная работка у моего “клиента”, – подумал я, – по крайней мере, сегодня он выбрал обои для своего нового дома».
Интересно, чем его не устраивает тот дворец…
Когда я наконец попал домой, до вечерней встречи оставалось четыре часа. То есть было уже пять вечера. Кошка бросилась ко мне как безумная. Я же совсем забыл, что теперь я не один! Пришлось сбегать в магазин и накупить разного кошачьего корма, молока и свежей рыбы. Как я и предвидел, Кошка отдала предпочтение «здоровому натуральному питанию» и сразу смолотила целого леща, раздулась, как египетская рыба-чемодан, и снова заняла свое коронное спальное место на ЕЕ стуле.
В отличие от кошки, у меня не было даже намека на аппетит. Вопреки всем заботам этого дня, который еще продолжался и должен был продолжаться еще долго, я все время прислушивался к своему мобильному, держал его в нагрудном кармане или прямо в руке.
Но ни одного сообщения от Пат на него не пришло. Забыв о своем обещании не звонить, я все-таки составил несколько эсэмэсок, но все уничтожил.
Да и что писать?.. Она же четко сказала, что позвонит сама. Вот и не надо поднимать волну!
Однако, когда мобильный разродился звонкими трелями из «Крестного отца», сердце мое несколько раз проделало сальто-мортале. Но это звонил мой друг-бизнесмен, который сделал мне бумагу из немецкого посольства.
– Ну как, – спросил он, – бомажка проканала?
– Ага, – сказал я, – спасибо!
– Фирма веников не вяжет! – удовлетворенно проквакала трубка. – Слушай, Ланц, мне давно нужен такой советник, как ты. Даже придумал для тебя крутую должность – будешь начальником моей информационной службы. Офис, машину и приличную копейку – гарантирую!
Я открыл было рот, но трубка меня не слушала:
– Знаю, знаю… Но все-таки подумай! До каких пор быть тебе лабухом, пропащая сила?!
– Ладно, подумаю, – вяло ответил я и, если уж завязался разговор, решил спросить: – Старик, ты знаешь некоего Алекса Струтовского?
– Конечно. А зачем оно тебе? Папашин ставленник. Ширма. Таких сейчас – пруд пруди. По крайней мере, он не торговал бананами в 90-х, не знал той нищеты – все получил сразу. Теперь рвется в политику. Далеко пойдет…
И добавил после многозначительной паузы:
– Но – ненадолго… А что? У тебя с ним какие-то дела?
– Есть немного… – сказал я.
– Нужна помощь?
– Справлюсь…
– Ну-ну. Надеюсь, ты будешь адекватным. А насчет предложения – подумай.
Зазвучали гудки.
Я достал из пакета то, что пришлось приобрести в очередном бутике. На сей раз это был костюм для вечерней встречи в клубе.
Я ненавижу костюмы и галстуки!
Они мне кажутся какой-то фабричной упаковкой, в которую заворачивают всякий хлам, чтобы он выглядел привлекательнее. Представил себя на мотоцикле в этом официозе и расхохотался. Придется мой «харлей» спрятать в каких-нибудь кустах. Надеюсь, они там будут…
«Если принять предложение, которое только что мне сделали, буду ездить на машине, – усмехнулся я. – Стану полноценной частью того мира, который бурлит вокруг».
Перестану быть «пропащей силой»…
Но, но…
Каждое «но» было для меня более весомым, чем все аргументы здравого смысла.
Я же видел, как вспыхивали глаза моих рассудительных друзей, когда я рассказывал о своих путешествиях автостопом, о бродячем цирке, о том, что в любой момент готов сорваться и уйти куда глаза глядят – пропащий и независимый. Потерянный для сознательного гражданского общества…
Я вообще считаю, что в каждом времени есть свое «потерянное поколение».
Этот романтический термин, кажется, ввела Гертруда Стайн. И с тех пор как я это осознал, он стал для меня важным и значительным, признаком (как это ни странно!) избранности, особенности, своеобразия и ценности каждого представителя такого поколения, который отличает его от остальных – тех, кто существует рядом в параллельном мире.
Это не означало, что я презираю остальных, это означало только то, что мои жизненные ценности, взгляды и опыт не совпадают с их, возможно, лучшими, более перспективными.
Довольно хорошо помню то время, когда и мне страшно хотелось совпасть, попасть в ногу, слиться в едином ритме. Но каким-то чудом жизнь всегда прокапывала для меня крошечную боковую колею, и я сворачивал именно в нее, как говорится, недолго думая. Одним словом, всегда что-то мешало мне надеть дорогой костюм с галстуком.
В конце концов это «потерянное поколение», если подумать и разобраться, и определяет жизнеспособность общества, некий, извините за пафос, моральный ориентир.
А его «потерянность» – это только маска, под которой до определенного времени подпольно вызревают ростки того, что я называю независимостью или свободой.
И вот сейчас я должен быть в костюме…
Кошка подняла голову и внимательно осмотрела меня.
– Ш-ш-ш-шик… – прошипела она.
Из зеркала на меня действительно смотрел весьма респектабельный тип, я даже смутился.