Загадка сорвавшейся встречи Иванов Антон
Глава первая
ПАВЕЛ, ЭТО ТЫ?
Запихнув в рот оставшуюся часть бутерброда, Павел начал натягивать высокие ботинки. Ребята наверняка уже собрались у Маргариты и ждут его.
Шнурки, однако, он завязать не успел. Этому помешал телефонный звонок. Тщетно пытаясь прожевать бутерброд, Павел схватил трубку.
– М-м-м, – только и мог произнести он.
– Павел, ты? – раздался в ответ мужской голос.
– М-м, угу, – отчаянно работая челюстями, отозвался мальчик.
– Слушай внимательно, – скороговоркою продолжал мужчина. – У меня всего несколько секунд. Значит, завтра, в семнадцать ноль-ноль, в Пушкинском, у льва Донателло. Усек?
Как всегда, когда что-нибудь надо сделать быстро, именно это и не выходит. У Павла пересохло во рту. Бутерброд превратился в плотный вязкий ком, который никак не хотел проглатываться. Мальчик решил переспросить, что имеет в виду собеседник, но смог только промычать.
– Проспись, – сурово произнесли на том конце провода. – И чтобы завтра был свеженьким как огурчик. Пароль прежний. Ну, бывай.
И в трубке послышались частые гудки. Павел наконец проглотил зловредный бутерброд. Впрочем, уже было поздно. Главный вопрос остался невыясненным. «Кто это мне звонил? – мальчик уставился на исторгающую короткие гудки трубку радиотелефона. – И почему я должен завтра с ним встречаться?»
Голос звонившего был ему совершенно не знаком. К тому же, как показалось Павлу, звонил мужчина явно солидного возраста. А взрослые мужчины Павлу звонили не так уж часто. Разве только отец и несколько родственников, голоса которых он, естественно, сразу узнавал.
«Почему мне нужно с кем-то завтра встречаться? – недоумевал Павел. – И при чем тут какой-то пароль? А может, это вообще звонили не мне? – вдруг осенило его. – Ну да. Конечно, не мне. Просто неправильно соединилось. А я случайно оказался Павлом. И тип этот ничего не понял, потому что я говорить не мог из-за бутерброда».
Павел наконец расстался с трубкой и шагнул к вешалке, чтобы взять куртку, однако, наступив на так и не завязанный шнурок, грохнулся посреди передней.
– Черт! – потер он ушибленный локоть. – Сегодня все как-то не так.
Усевшись на полу, он завязал шнурки. Затем, глянув на часы, с воплем вскочил на ноги. Куртку он натягивал уже в лифте.
Но этот день для Павла явно не заладился. Проехав два этажа, кабина лифта как-то по-собачьи заскулила, затем старчески крякнула и остановилась.
– Во жизнь-кочерга! – в сердцах воскликнул мальчик и стал нажимать на все кнопки подряд в надежде, что кабина тронется с места. Однако лифт и не думал двигаться. Мало того, он нанес еще один удар: в кабине погас свет.
– Ну началось, – пробормотал Павел и попытался нашарить в темноте заветную кнопку с колокольчиком.
Однако все кнопки на ощупь были одинаковые. Мальчик принялся методично давить на все, которые попадались под руку. Диспетчер не отзывался. Ситуация складывалась неприятная. «Хорошо, если кто-нибудь мимо пройдет», – Павла уже охватывала паника.
Дело в том, что квартир в их подъезде было не так уж много. А в середине дня вообще редко кто выходил или входил в подъезд. Вот Павлу и рисовалась совершенно не радостная, но вполне вероятная перспектива просидеть в этой темной камере часов до шести.
Он продолжал давить на все кнопки по очереди. Тщетно. «Во гад диспетчер, – с осуждением пробормотал узник. – Смылся куда-то, а я тут кукую. Хорошо еще, у меня нет клаустрофобии». Едва он об этом подумал, как немедленно ощутил первые, но явные признаки болезни замкнутого пространства.
Дышать стало отчего-то тяжело. Тьма, словно еще сильнее сгустившись, наступала со всех сторон. Павел покрылся испариной. Колени его задрожали.
– Надо переключаться, – строгим голосом отдал себе приказ мальчик. – Так, – продолжал он вещать в пустое пространство. – Что еще в подобных случаях делают? Ага. Вспомнил. Нужно подпрыгнуть.
Сказано – сделано. Грузный Павел несколько раз высоко подпрыгнул. Кабина закачалась.
– Чего хулиганишь? – внезапно ожил динамик.
– Я хулиганю? – возмущенно откликнулся Павел.
– Не слышу. Говори громче! – потребовала диспетчерша.
– Я в лифте сижу. Застрял, – изо всех сил гаркнул Павел. – Выпустите меня отсюда!
– Адрес! – Голос диспетчерши звучал совершенно невозмутимо.
– Ленинградский проспект, дом двадцать шесть, первый подъезд, – отчеканил мальчик.
– У вас только починили, – радостно сообщила диспетчерша. – Мастер десять минут назад ушел.
– Куда ушел? – исторг трагический вопль Павел.
– На другой объект, – диспетчерша не разделяла его драматического накала. – У вас-то уже все в порядке.
– Ну ни фига себе, в порядке! – заорал Павел.
– Не груби! – осадила его диспетчерша.
– Интересно, сколько мне тут еще сидеть? – издал новый возглас Павел.
– А сколько тебе лет? – отчего-то поинтересовалась диспетчерша.
– Тринадцать, – откликнулся Павел.
– Значит, не маленький, – совсем успокоилась она. – Посидишь.
– Не хочу! – запротестовал Павел. – Меня ждут!
– Ладно, – сжалилась диспетчерша. – Щас мастера постараюсь найти.
В динамике послышались приглушенные переговоры, из которых Павел выяснил, что мастера зовут Василием Васильевичем и что он, возможно, скоро прибудет.
Не успела диспетчерша сообщить радостную новость, как свет в кабине внезапно зажегся, и она в каком-то неестественно медленном темпе поползла вверх.
– Знаете, я, кажется, еду, – неуверенным голосом сообщил в переговорное устройство Павел.
– Ну! – издала торжествующий возглас диспетчер. – Говорила же: у вас все только что наладили.
– Не наладили, – вынужден был огорчить ее Павел. – Я снова застрял. Только теперь между какими-то другими этажами.
– Тогда жди Василия Васильевича, – хмыкнула диспетчерша.
Связь отключилась.
– Она еще издевается, – пробормотал Павел.
Ко всему прочему, ему жутко захотелось пить. А еще чуть погодя одолела икота.
– Час от часу, ик, не легче, – пробормотал мальчик.
Снизу послышались медленные шаркающие шаги. Затем ушей Павла достиг надтреснутый старческий голос:
– Есть кто живой?
– Ик! Есть! – заорал Павел. – Выпустите, ик, меня!
– Сейчас попробуем, – откликнулся обладатель надтреснутого голоса. – Вот дойду, и попробуем.
«Дойдет он через час, не раньше, – Павел трезво оценил возможности невидимого собеседника. – Я-то, наверное, сейчас этаже на четвертом, а этому типу никак не меньше восьмидесяти. И бегает он нельзя сказать чтобы быстро».
Снизу по-прежнему слышалось шарканье, сопровождаемое астматической одышкой и надсадными охами.
– Слушайте, а вы разве мастер? – прокричал Павел.
– Он самый, – отвечали снизу.
– Василий Васильевич? – по-прежнему сомневался мальчик.
– Именно, – подтвердил надтреснутый голос. – Других у вас нету.
«И результат налицо, – пронеслось в голове у Павла. – Вон как хорошо лифт починил. Надеюсь, он хоть выпустить-то меня сумеет».
Старичок, по-прежнему кряхтя и охая, добрался наконец до кабины. Павел услышал сосредоточенное сопение. Видимо, мастер что-то внимательно изучал. Это продолжалось несколько минут. Затем Василий Васильевич заколотил в дверь.
– Ты еще тут?
– Ик! Тут, – подтвердил мальчик.
– Ну, да-а, – в голосе мастера послышались философские интонации. – Деться тебе вроде некуда. Плохо дело. Не поедет лифт-то.
– Как не поедет? – с ужасом выдохнул Павел.
– Очень просто, – со спокойствием и невозмутимостью, свойственными глубокой старости, продолжал Василий Васильевич, – подшипник сдох. Сперва мы с тобой попробуем дверь отжать. Давай действуй.
Павел попытался последовать совету мастера. Створки слегка разошлись, однако в столь узкое пространство толстый Павел пролезть никак не мог.
– Давай сильней, – слабым голосом скомандовал Василий Васильевич.
Однако, как Павел ни старался, створки больше не расходились.
– Ик! Не могу, – пропыхтел он и убрал руки.
Створки немедленно захлопнулись.
– Эх ты, слабак, – захихикал мастер. – Я в твои годы кочергу узлом завязывал.
«Но это было очень давно, – отметил про себя Павел. – Если вообще когда-нибудь было».
Он успел разглядеть старичка в образовавшуюся щель. На голову ниже Павла, Василий Васильевич сложением больше всего смахивал на мумию из египетских пирамид. Казалось, дунь – и он улетит. Видимо, это был очень опытный мастер. Он наверняка чинил лифты еще на заре двадцатого века.
– Ладно, – произнес ветеран лифтовых дел. – Ты тут меня подожди, а я наверх, в машинное. Попытаюсь мотор запустить. Может, на пол-этажа и поднимет. Только ты стой у стеночки. А то кто его знает, что может с дверями случиться. Не ровен час, высунешься, а тебе голову оторвет. Вот у меня в пятьдесят втором году случай был. Одна тоже в кабине застряла, а потом и-их... Тяжелый случай. Даже вспоминать не хочется.
Павел поежился и опасливо спросил:
– Может, не надо мотор-то запускать?
– Надо, – уже откуда-то совсем сверху откликнулся мастер. – Да ты, парень, не боись. Будешь меня слушаться, жив останешься.
Павел, который вообще-то не отличался робостью, отошел к задней стенке кабины и замер. Через некоторое время лифт дернулся, затем снова остановился. Двери раздвинулись. Мальчик пулей выскочил на лестничную площадку и кинулся по ступенькам вниз.
– Погоди! – прокричал сверху Василий Васильевич. – Ты мне еще помочь должен!
Павел, однако, не остановился. Его давно уже ждали друзья.
– Где тебя носит? – набросились на него ребята, едва он вошел в квартиру Марго Королевой.
– Мы тебе целых пять раз звонили, – с осуждением произнес худой долговязый Герасим Каменев по прозвищу Каменное Муму.
– Позор-р, – раздался сиплый голос из коридора. Это был огромный зеленый с красным хвостом попугай Королевых по имени Птичка Божья.
– Ну, извини, – усмехнулся Павел. – Знаешь ли, задержался.
Попугай склонил голову набок и, покосившись на Павла Лунина одним глазом, веско изрек:
– Непр-редвиденные обстоятельства.
– И, между прочим, он совершенно прав! – расхохотался Павел.
– Ждем тебя, ждем, – проворчал Герасим.
– Я – ор-рел! Гер-расим – тр-рус! – внес свою лепту в разговор попугай. Затем, презрительно свистнув, с достоинством удалился в комнату бабушки Марго, Ариадны Оттобальдовны.
Ребята прошли в гостиную Королевых, где на столе была расстелена стенгазета под названием «Новогодний калейдоскоп», которую друзья наконец собирались сегодня доделать.
– А Наташка где? – обвел глазами комнату Павел.
– Луна, да ты никак по Наташке соскучился? – с ехидным видом всплеснула руками светловолосая, голубоглазая Варя Панова.
– Совсем не соскучился, – невозмутимо ответил Павел. – Просто хотел узнать. Она чего, тоже опаздывает?
– А вот и не угадал, – продолжала Варя. – Нашу дорогую Дятлову сегодня к нам не пустили. Она с младшим братом сидит.
– Ясно, – кивнул Луна и плюхнулся в глубокое кресло.
– А где же ты все-таки был? – полюбопытствовал Иван Холмский, которого Луна, чтобы не быть банальным, прозвал Пуаро.
– Одним словом не скажешь, – устало выдохнул Павел.
– Естественно, одним не скажешь, – фыркнула Варя. – Потому что Паша обедал. И ел первое, второе и третье.
– Ни фига он не ел! – Герасим с ходу вступил в очередную полемику. – Потому что если бы он обедал, то был бы дома. Если бы он был дома, то ответил бы на наши звонки. А Пашка трубку ни разу не взял.
– Ну, Герочка, – с притворным восторгом воскликнула Варя. – Какая мощная аргументация. По-моему, тебе давно уже пора диссертацию защищать.
Каменное Муму нахмурился.
– Во-первых, отстань, Варвара. А во-вторых, я знаю, что говорю.
– Слушайте, – вклинился в их спор Луна. – Вы хотите, чтобы я рассказал, почему задержался? Или, может, сами за меня расскажете?
– Нет уж. Лучше ты, – чуть вздернулись уголки губ у темноволосой Марго.
– В общем, сперва я действительно обедал, – начал издалека Луна.
– Ну, я ведь говорила! Чтобы наш Пашенька да не поел, – не удержалась от очередной колкости Варя, про которую Герасим часто говорил: «С виду она ангел, а в действительности сущий варвар».
– Дело не в этом, – отмахнулся Луна. – Я как раз доедал бутерброд, когда зазвонил телефон.
– Очень интересная подробность, – опять вмешалась Варвара.
– Между прочим, подробность важная, – на полном серьезе возразил Каменное Муму. – Теперь лично мне ясно, почему Луна не брал трубку, когда мы звонили. Он не мог говорить с полным ртом.
– По-твоему, у него целый час рот был забит? – расхохотался Иван. – Мы ведь несколько раз звонили.
– Ваня, какой-то ты у нас стал тупой, – скорбно произнесла Варя. – Луна ел первое, второе и третье. А может, даже и четвертое. Он такой. Он может.
– Слушайте! – возмутился Луна. – Вы так меня обсуждаете, будто я еще не пришел. А я, между прочим, вот он.
И в доказательство Павел похлопал себя по выпуклому животу.
– Действительно, – сказал Иван. – Дайте ему рассказать.
– Валяй, Пашка, – с покровительственным видом проговорил Муму.
– Спасибо, – отвесил ему поклон Луна. – В общем, я действительно подошел с полным ртом к телефону. Но это были не вы.
– А кто? – осведомился дотошный Герасим.
– Если бы знать, – откликнулся Павел.
– С елки свалился? – покрутил пальцем возле виска Муму. – Не знаешь, с кем разговаривал?
– Представь себе, нет, – подтвердил Луна. – Я поднимаю трубку. Меня спрашивают: «Павел?» Я и решил, что этот мужик мне звонит. А дальше пошел какой-то полнейший бред.
И Луна дословно пересказал слова неведомого и невидимого собеседника.
– Бедный дяденька! – тряхнула золотистыми кудряшками Варя. – Он завтра будет какого-то Павла ждать. Этот Павел, наверное, ему очень нужен. Но никто не придет. – Варя выдержала короткую паузу и в рифму добавила: – И всему виной бутерброд.
– Только я совсем не уверен, что с Павлом должен встречаться тот самый дяденька, который звонил мне, – откликнулся Луна.
– Почему не тот самый? – повернулся к нему Герасим.
– Потому что он, похоже, того Павла, с которым якобы разговаривал, знает, – принялся объяснять Луна. – Настолько знает, что велел мне, а вернее, тому, за кого меня принял, быть завтра свеженьким как огурчик. Но какой тогда смысл предупреждать, что пароль остается прежним? Если нужен пароль, значит, на встречу со мной, то есть с тем Павлом, явится кто-то совсем незнакомый.
– Верно, – кивнули друзья.
– Интересная встреча... с паролем, – задумчиво произнес Муму. – Просто так, за здорово живешь, люди пароль не используют. Там, где пароль, там дело нечисто.
И Герасим с многозначительным видом умолк. Остальные тоже молчали. Кажется, Муму на сей раз был прав. Если даже совершенно незнакомым людям нужно встретиться по какому-то вполне невинному делу, они обычно предупреждают друг друга: «На мне будет серый костюм». Или: «Я, знаете ли, невысокого роста и к тому же совершенно лысый». Однако в случае, о котором рассказал Павел, встречу назначила третья сторона. Эта же, третья, сторона предупреждала о пароле. Выходит, тут кроется какая-то тайна.
– Где, ты говоришь, тебя завтра ждут? – первым нарушил молчание Иван.
– Не меня, но в Пушкинском, – скороговоркою произнес Павел.
– Ясно, – фыркнула Варя. – Встретятся. Обменяются паролем, чтобы не ошибиться, и пойдут тайно смотреть фильм. Что там у нас завтра в «Пушкинском» идет?
– Темнота. Какое кино? – высокомерно глянул на девочку Герасим.
– А что, Мумушечка дорогой, еще делать в «Пушкинском»? – ехидно произнесла Варя. – По-моему, до сих пор это был кинотеатр на, так сказать, одноименной площади. А в кинотеатрах показывают кино.
– В кинотеатрах, конечно, кино, – Герасим одарил девочку убийственным взглядом. – А вот льва Донателло показывают в Музее изобразительных искусств имени Пушкина. К тому же, сообщаю для некоторых темных личностей, что лев Донателло – это совсем не название фильма, а статуя работы великого итальянского скульптора по фамилии Донателло.
Варя немного смутилась. Правда, потом, немедленно найдясь, скороговоркой выпалила:
– Ах, прости, Мумушечка. Я знаю только одного Льва. И это – Лев-в-квадрате.
Ребята засмеялись. Львом-в-квадрате они, с легкой руки Луны, прозвали дедушку Герасима – Льва Львовича Каменева.
– Ну, так. Повеселились, и будет, – с важным видом изрек Муму. – Дело, по-моему, очень серьезное. Раз они встречаются в Пушкинском музее, да еще с паролем, скорее всего, задумана кража какого-нибудь шедевра.
– Почему обязательно шедевра? – посмотрел на него Иван.
– Ну, потому что нешедевр красть бессмысленно, – откликнулся Герасим. – К тому же в этом музее – одни шедевры.
– Не совсем одни, – внесла ясность Марго. – Там, между прочим, много копий и слепков. В частности, именно лев Донателло.
– В отличие от Льва-в-квадрате, который совершенно подлинный, – перебила ее Варя.
– Не смешно, – отрезал Герасим. – Лучше давайте думать, что предпринять.
– А что ты предлагаешь? – Марго посмотрела на него огромными черными глазами.
– Я, естественно, предлагаю выяснить, в чем суть этой встречи, – с важностью отозвался Герасим.
– И как же наш дорогой Мумушечка собирается это выяснять? – вкрадчиво осведомилась Варвара.
– Разумеется, пойдем в Пушкинский музей, – с апломбом изрек Герасим. – Явимся туда в назначенное время и все сами услышим.
– Ума палата! – вмешался Иван. – Ты хоть подумал, кто и с кем завтра там встретится? Ведь настоящему Павлу не дозвонились.
– Ну и что, – ничуть не смутился Муму. – Павла не будет. Зато второй явится. И мы на него посмотрим. А по возможности и проследим, куда он из музея попилит. Глядишь, и выйдем на след чего-нибудь.
– Очень понятно, – не удержалась от нового выпада Варя.
– Погоди, – жестом остановил ее Луна. – Конечно, на след чего-нибудь мы просто так вряд ли выйдем. А вот если попытаемся понять, что эти типы замышляют...
– Уж наверняка ничего хорошего, – перебил его Герасим.
– Нехорошего, Герочка, бывает много, и оно очень разное, – весьма логично отметила Варя.
– Вот именно, – кивнул Луна. – Зачем они встречаются в Пушкинском музее?
– Говорю же вам: картину хотят спереть, – вновь начал отстаивать собственную версию Герасим.
– Прямо завтра? – повернулась к нему Варвара. – Вот так. Придут. Обменяются своим паролем. И свистнут картину безо всякой подготовки.
– Почему без подготовки? – не сдавался Муму. – Может, у них разделение труда. Одни готовят, а другие воруют.
– Папа решает, а Вася сдает! – пропела Варя.
– Интересно, ты можешь хоть что-нибудь в этой жизни воспринимать серьезно? – Герасима охватило негодование.
– Могу, но не всякие глупости, – мигом нашлась Варвара.
– Интересно, почему это как только я что-нибудь говорю, то это обязательно глупости? – возмутился Герасим. Худое скуластое лицо его приняло агрессивное выражение.
– На этот вопрос, Мумушечка, можешь ответить только ты сам, – с подчеркнуто кротким видом развела руками Варя. – Глупости-то твои, а не мои.
– Р-резонный вопр-рос, – послышался голос Птички Божьей, и он гордо вошел в гостиную.
– И этот туда же! – с ненавистью уставился на попугая Муму. – Перепелка фаршированная!
– Скорей перепел! – расхохотался Иван.
– Плевать! Все равно пусть уходит! – по лицу Герасима заходили желваки.
– Птичка, птичка, – потянулась к попугаю Марго. – Пойдем к бабушке.
Однако в планы Птички Божьей возвращение к Ариадне Оттобальдовне явно не входило. Увернувшись от юной хозяйки, он с криками: «Дискр-риминация! Свобода нар-роду!» – закружил по гостиной. Затем, подбежав к Герасиму, изо всех сил клюнул его в лодыжку.
Муму взвыл. Попугай, покосившись на него, изрек:
– Пр-роклятый тир-ран! Тр-ребуем повышения зар-рплаты!
– Сам ты тиран! – на полном серьезе ответил ему Муму.
Остальные покатывались от хохота.
– Муму, не будь жмотом, – сквозь смех простонала Варя. – Повысь бедной Птичке зарплату.
– Его вообще надо посадить на хлеб и воду, – продолжал возмущаться Герасим. – Распустили животное и еще смеются! Помяните мое слово: скоро эта змея пернатая тут вообще всех сожрет.
Слова Каменного Муму пришлись не по душе попугаю. Сперва он издал такой звук, будто захлебывается от возмущения. Затем очень мужественным голосом воскликнул:
– На бар-рикады!
Подскочив к Герасиму, Птичка Божья попытался клюнуть его в другую лодыжку, но враг на сей раз оказался проворным и ретировался в сторону.
– Игр-ра без пр-равил, – мрачно констатировал попугай.
– Как раз по правилам, курица недожаренная! – мстительно хохотнул Герасим. – Не любишь проигрывать!
Попугай отвернулся и с оскорбленным видом прошествовал в коридор. Оттуда послышался его жалобный голос:
– Бабуш-шка! Кошмар-р!
– Шантажист проклятый, – вновь опускаясь в кресло, проворчал Муму.
– Так как очередная встреча двух враждующих попугаев завершилась, – Варвара кинула на Муму исполненный убийственной иронии взгляд, – думаю, мы снова можем заняться делом.
– Делом? – с пафосом переспросил Муму. – В такой обстановке?
– Извини, – с характерной своей полуулыбкой отозвалась Маргарита. – Другой обстановки у меня нет.
– Ну, значит, продолжим, – призвал всех к порядку Луна. – По-моему, твоя версия, Герка, вполне имеет право на существование. В принципе если люди встречаются с такими предосторожностями в Пушкинском, то, скорее всего, им что-то нужно именно там.
– И наверняка их интересуют не копии или слепки, – добавил Иван.
– Я тоже так думаю, – поддержал его Луна. – Уж рисковать, так по-крупному.
– Положим, слепки-то как раз есть очень крупные, – сказала Варя. – Например, статуя Давида. Только тащить ее ох как тяжело. Даже вдвоем.
– Даже вдесятером! – развеселился Павел. И, представив себе, как десятеро неизвестных в масках, надрываясь и кряхтя, тащат по Пречистенке гигантского микеланджеловского Давида, мальчик добавил: – Тяжело и слишком заметно.
– Нет. Они охотятся за каким-то подлинным шедевром, – в третий раз повторил Герасим.
– Именно, – продолжал Павел. – И скорее всего, не очень большим. Например, сопрут какого-нибудь импрессиониста. Холст с подрамника срежут. Свернут в рулончик – и вместе с ним на улицу.
– Вот-вот, – подхватил Иван. – Так сказать, легко, удобно, компактно. А выручка – сразу несколько десятков миллионов долларов.
– Ребята, вы серьезно? – с изумлением посмотрела на друзей Маргарита. – Там же везде сигнализация, охрана, камеры наблюдения. Не говоря уж о том, что в каждом зале сидит по отдельной бабушке.
– Сигнализацию в таких случаях грабители отрубают. Бабушек отвлекают. И с камерами тоже что-нибудь делают, – столь уверенным тоном изрек Муму, словно сам каждый день воровал по шедевру из какого-нибудь музея.
– Ах ты, Мумушечко наше Каменное, – просюсюкала Варя. – Если бы все было так просто, музеи живописи давно бы опустели и закрылись.