На пороге чудес Пэтчетт Энн

Марине было ясно, что ничего хорошего из этого не получится.

Она устала от двух платьев, устала просыпаться среди ночи и размышлять, как ей взять с собой Истера, когда она соберется уезжать.

Ее нервировали слова доктора Свенсон о «наших» родах и письма от умершего друга, которые она обнаруживала вечером на койке.

Ей хотелось сбежать от всего этого, но ее зачаровывал свет в прекрасной, уникальной роще, она обнимала рукой стройный ствол и приближала к нему рот…

Марина никогда не видела комнат, где жили другие доктора. За лабораторией в кружок стояли хижины, но доктора работали целыми днями в лаборатории, а вечерами там же вели разговоры.

Она уже знала, что в одной из хижин держат мышей, которых заставляют часто беременеть; их раздутые животики стукались о колеса, в которых они бегали.

Знала она теперь и то, что другая хижина полна москитов. Их личинки росли в тепловатой воде, налитой в пластиковые подносы. Подносы стояли штабелями на высоком металлическом стеллаже. Когда они были готовы вылупиться, их переводили в большие пластиковые ведра, на которые натянут кусок колготок, закрепленный резинкой. Там москитов заражали малярией. Все доктора были настолько уверены в успехе их вакцины, что позволяли себе небрежно относиться к правилам безопасности, но когда Ален Сатурн впервые показал москитов Марине, ей было некомфортно стоять рядом с сотнями летающих насекомых, которые бились о нейлоновую сетку своими легкими тельцами…

— Пора кормить наш зоопарк, — сказал Ален и макнул большой кусок ваты в чашу с сахарным сиропом. — Ну-ка, дайте им понюхать то, чего они действительно хотят. Подышите на них. Просто наклонитесь и дыхните.

Она так и сделала.

Москиты бросились на сетку, образовав темный комок.

Марина отшатнулась.

— Дыхание млекопитающих, вот что их притягивает. Кусают нас только самки, вы это знаете. Самцы никогда не заражаются и не распространяют простейших.

Он бросил вату на колготки, и москиты набросились на нее, как акула на кровавый кусок мяса. С минуту он наблюдал за ними.

— Они всегда верны себе.

На стене висели две пластиковые мухобойки с ржавыми ручками.

— Как вы проводите эксперименты? — спросила она, не очень стремясь получить ответ.

— Мы берем пять москитов из инфицированного ведра, — ответил Ален и похлопал по краю ведра, в которое она только что дышала. — Вы бы видели, через что мы проходили, когда я сюда приехал! Мы надевали спецкостюмы — честное слово! — перчатки, маску на лицо… Как будто и без того каждый десятый москит в этой местности не переносит малярию. Теперь я просто опускаю туда сетку. И я знаю, что делаю. Я помещаю пять москитов в чашку, накрываю ее куском нейлона, затем прикладываю чашку к руке, к ноге — неважно. Получив пять укусов, я убиваю москитов и кладу их под микроскоп, чтобы убедиться, что все они инфицированы. Вот и все.

— А потом?

— Ну, потом надо ждать. Малярия дает о себе знать в течение десяти дней. Но она не проявляется. Ни у кого из нас.

— Откуда вы знаете, что ваши москиты — те самые, опасные?

— Об этом нам говорит микроскоп, а потом время от времени мы инфицируем москитами из той же партии какого-нибудь мужчину из племени. Через десять дней у него начинается малярия. Мы приводим женщин, и та же группа москитов кусает их целый день — и ничего.

Ален наклонился над другим ведром. Подул в него, потом положил вату.

— А тот мужчина, который заражается малярией — как он соглашается на это?

Ален встал и пожал плечами:

— Возможно, если бы у этого туземца был адвокат, он мог бы посоветовать ему не соглашаться или предъявил бы претензии: мол, человек не понимал, на что согласился. У меня тут есть бутылка «коки». Энник я не говорю об этом. Они любят «коку».

— Вы угощаете их «кокой» и взамен заражаете малярией?!

— Только не преувеличивайте мое злодейство! Велики шансы, что эти мужчины и раньше болели малярией или все равно заболеют. Но если они заражаются в этой комнате, мы их лечим. Разница в этом. Лечить малярию — не проблема; проблема в том, чтобы создать вакцину от малярии. Ничего страшного, если они пару дней поболеют во имя прогресса науки, ради создания препарата, который защитит все племя, весь мир.

— Да, — согласилась Марина, слегка шокированная такими доводами. — Но ведь они не говорят, что ничего страшного.

Ален Сатурн поднял ведра и поставил их на полку.

— Марина, временами полезно отходить от американской медицинской системы. Это раскрепощает и позволяет мыслить более широко.

Он взял со стола пустую пластиковую чашку и показал Марине:

— Не хотите попробовать? Во всяком случае, вы сможете считать себя полностью информированной обо всех рисках и спасете какого-нибудь несчастного туземца — он не окажется на вашем месте. Что лучше всего — вы обойдетесь лишь пятью укусами, которые немного почешутся.

Марина подумала про лариам, про отца. Заглянула в чашку и покачала головой.

— Нет, пожалуй, я подожду.

— Исследования проводятся не в чашке Петри, и мыши — лишь часть их. Важнее всего — эксперименты на людях. Иногда приходится участвовать в них нам самим.

Но Марина не согласилась.

Прежде чем участвовать в эксперименте, она хотела съесть побольше коры.

Дорогой Джим!

Теперь я вижу, как исследования могут растянуться на годы, и никакого времени не хватит, чтобы понять, что тут происходит. Но я все-таки собираюсь домой. Первая проблема — лодка. Учитывая старания доктора Свенсон удержать меня, сомневаюсь, что она даст свою лодку. Впрочем, мимо проплывают и другие лодки, а в какой стороне расположен Манаус, я знаю. Думаю, я высмотрю какую-нибудь лодку и поплыву к ней сама. Если со мной поплывет Истер, кто нас остановит?

Марина написала уже много писем.

Она писала каждый день.

Доктор Буди оставляла на своем столе пачку конвертов, а Нэнси Сатурн великодушно делилась марками.

Итак, она возьмет с собой Истера к реке, и они доберутся до фарватера — по камням или вплавь.

Мимо проплывали лодки — ребенок в каноэ, изредка к племени жинта направлялось речное такси.

Но потом два-три дня вообще не было никого.

Когда Марина была занята, она заставляла Истера наблюдать за рекой, отдавая ему письма. Это иногда срабатывало. Андерс отправлял много писем, и некоторые все-таки дошли до Карен.

И все же Марина на самом деле ничего не сообщила мистеру Фоксу, хоть и писала часто. Она не написала ему ни про малярию, ни про беременность доктора Свенсон, ни про похороны Андерса.

Об этом она хотела ему сказать сама.

Истер и Марина любили больше всего вечернюю реку, когда птицы улетали на ночлег в свои гнезда, а солнце бросало на воду длинные тени.

Они сидели на сыром берегу, вдалеке от жарких костров лакаши. Ужинать было рано, но Марине хотелось уйти из лаборатории, размять ноги. Иногда они сидели полчаса, иногда до темноты. Они никогда не видели в это время лодок, но так приятно было сидеть и смотреть на красный диск солнца, постепенно скрывавшийся в джунглях, и она уговаривала себя — вот, еще немного, и покажется лодка.

Истер показывал пальцем на каждую рыбу, выскакивавшую из реки, а она — на летучих мышей, мелькавших в пурпурном небе. Она уже привыкла коротать время с молчуном и обнаружила, что, если наблюдать наступление ночи без эмоций и необходимости что-то говорить, в твоей душе наступает небывалый покой.

В таком состоянии покоя она и заметила вдалеке лодку.

Сначала до нее донесся звук хорошо отлаженного мотора, работавшего без всяких усилий. Это было примечательно само по себе, ведь знакомые ей плавсредства делились на две категории: бесшумные (каноэ/плоты/связки бревен) и со скрежетом в моторе.

Она вскочила на ноги, держа в руке четыре письма — одно к матери, одно к Карен и два для мистера Фокса.

Лодка быстро приближалась — маленькая круглая точка света.

Такая быстрая лодка наверняка направлялась в Манаус, и странно, что она двигалась в противоположную сторону.

Марине хотелось ее остановить.

Истер, самый сообразительный, вскочил и выхватил из костра две ветки — Марине и себе. Они зашли по колено в воду, размахивая над головой горящими ветками. Марина кричала, тонко и пронзительно — она даже не подозревала, что способна издавать такие звуки, и надеялась, что крик «Стойте!» будет понятен на любом языке.

Слышали ее на борту лодки или нет, но лакаши услыхали и примчались через джунгли быстрее всякой лодки. Они похватали из костров горящие ветки и подняли оглушительный рев, их собственный шибболет — и все ради того, чтобы Марина могла отправить свои письма.

Благодаря лакаши их берег озарился огнями, и лодка, почти поравнявшаяся с ними, замедлила ход, хотя и не собиралась останавливаться.

Тогда Марина заорала во всю мочь:

— Стойте!

Вокруг все затихло, лакаши онемели от силы Марининого голоса.

Даже лягушки и насекомые задержали на миг дыхание.

Она и сама удивилась и в тишине крикнула опять: «Стойте!» И лодка, проплывавшая мимо них, остановилась, развернулась и медленно подплыла к пристани. Ее прожектор медленно обводил толпу на берегу.

— Correspondencia! — крикнула Марина. Вечерами, помимо Диккенса, она читала португальский словарь. — Obrigado, obrigado.

Она вышла из воды и побежала по доскам пристани — письма в одной руке, горящая ветка в другой. Свет прожектора скользнул по ней, потом вернулся и ударил ей прямо в лицо. Она застыла на бегу и загородила локтем глаза.

— Марина? — спросил чей-то голос.

— Да? — отозвалась она.

Почему ей не показалось странным, что кто-то зовет ее по имени?!

Всему виной был прожектор; она не понимала, что происходит.

— Марина! — В голосе зазвучала радость.

Сначала она не узнала этот голос, потом узнала. И в ту же секунду услышала:

— Я Милтон!

Счастью Марины не было предела.

Милтон — ее защита. Милтон всегда знает, как все исправить!

Из всех притоков Амазонки он нашел тот, что нужен.

Она бросила ветку в воду и издала радостный крик, который превратился в имя — «Милтон!».

За ее криком раздался еще один, звонкий и очень женственный.

Барбара Бовендер перепрыгнула через борт лодки и бросилась в ее объятья. На ней было изумительно элегантное платье цвета хаки с множеством карманов.

Милтон привез на лодке Барбару Бовендер!

Огонь всех факелов лакаши заискрился в ее длинных волосах, взъерошенных ветром. Марина обняла подругу за изящную талию, и та что-то прошептала ей на ухо, слишком тихо, чтобы ее можно было расслышать за криками лакаши.

От нее пахло лимонным цветом…

— Как вы сюда попали? — удивилась Марина.

Под этим одним вопросом она подразумевала несколько: как вы нашли нас, зачем приехали, надолго ли и возьмете меня с собой, когда уедете?

Истер прыгал по пристани с детским восторгом и бросился в объятья Барбары, уткнувшись лицом в ее волосы.

Марина почувствовала легкий укол — ревности, что ли?

Это неправильно. И вообще, все было замечательно и непонятно.

Лакаши продолжали петь, и дым от всех костров слепил глаза не меньше, чем прожектор на лодке.

Марина перелезла через борт лодки, чтобы обнять Милтона. Она была босая, платье разорвано слева по шву, волосы аккуратно расчесаны и заплетены, потому что она долго сидела на берегу. Она протянула руки к Милтону, он взял их в ладони и повернул Марину в сторону кормы, чтобы она увидела, что на лодке есть еще один человек. Он сидел в тени, и Марина подумала, что это Джеки.

Нет, не похож.

— Марина, — сказал мистер Фокс.

Всего одно слово, ее имя — и внезапно она растерялась.

Может ли она его обнять? Поцеловать?

При свете огней она заметила, что у всех трех приехавших одинаковое выражение лица — усталость, возможно, ужас.

Несомненно, такое же выражение было и на ее лице в ту первую ночь, когда она приплыла на лодке и увидела лакаши с их кострами и горящими факелами.

Теперь на берег пришли из лаборатории и другие доктора, услышав шум.

Может ли она поцеловать мистера Фокса на глазах у доктора Свенсон?

Или Барбары Бовендер?

Она ни разу не говорила им, что мистер Фокс — близкий ей человек.

— Вот, я написала вам, — сказала она и показала письма, как бы оправдываясь.

На мистере Фоксе была белая хлопковая рубашка, как у Милтона. Наверное, он прилетел в Манаус в шерстяном костюме, и Милтон тоже привез его среди ночи к Родриго, чтобы купить более подходящую одежду?

— Я ловила лодку, чтобы отправить письма.

Он взял письма. Взял ее за руку.

— Я не получал никаких писем, — сказал он. — Я ничего не слышал о тебе. Я не знал, что с тобой. Ты поранилась?

Его голос был хриплым. Он постарел за это время.

Состарила его и усталость от плавания на лодке.

Долго он уже в Бразилии? Долго ему пришлось уламывать Бовендеров?

— У меня все нормально, — ответила Марина.

— У тебя пятна крови по всему платью.

Марина посмотрела на перед платья — действительно кровь. Но она не могла даже припомнить, чья это кровь и почему не удалось ее отстирать…

Лакаши уже лезли на борт, смеялись, хлопали мистера Фокса по плечам и спине. Тот сначала поморщился, потом поднял руку, как бы защищаясь.

Марина оттащила его подальше.

Тогда они стали хлопать Милтона и Барбару Бовендер, демонстрируя своеобразную и агрессивную манеру приветствия.

Две женщины уже запустили руки в золотые волосы Барбары; она пыталась вырваться. Кто-то из лакаши поднял над головой чемодан, но Марина подскочила и отобрала его.

— Милтон! — крикнула она. — Не позволяйте им брать вещи!

Милтон сумел вырвать у туземцев остальные сумки и махнул рукой Истеру. Мальчик прыгнул на борт, радостно хлопнул Милтона по спине и схватил сразу несколько сумок.

Марина взяла мистера Фокса за руку и крепко сжала.

— Надо присмотреть за Барбарой. Она не справится с ними.

— Я бы не стал волноваться за миссис Бовендер, — ответил он с легкой досадой.

Нет, все не так.

Лучше бы они встретились в аэропорту Миннеаполиса.

Ведь она уже собиралась уехать!

На пристани он отпустил ее руку.

Пожалуй, плохо, что он вообще приплыл сюда на лодке.

Амазония — не Миннесота. Два разных мира.

Навстречу им шла доктор Свенсон.

— Хватит, — приказала она, хлопнув в ладоши. — Оставьте ее в покое.

Женщины, возившиеся с волосами Барбары, тут же ушли, оставив ее с двумя длинными косами, завязанными на концах нитями, которые они выдернули из своих платьев.

Доктор Свенсон прошла мимо Барбары, едва удостоив ее взгляда.

— Мы потом поговорим, — бросила она на ходу, и Барбара опустила голову.

Дойдя до конца пристани, она обратилась к Милтону:

— Чья это лодка?

— Она принадлежит одному из друзей Родриго.

— У друзей Родриго нет таких денег.

— У одного есть, — возразил Милтон. — Тот человек бутилирует инка-колу. Родриго продает ее у себя в магазине.

Доктор Свенсон кивнула:

— Вы привезли продукты? Или только гостей?

— Родриго подобрал то, что может вам понадобиться, плюс некоторые вещи, которые вам нравятся. Еще — он только что получил полный ящик апельсинов и отправил вам. Думаю, что он все сделал правильно.

Разобравшись с двумя приехавшими, она повернулась к третьему:

— Не сомневаюсь, что вы свернули горы ради этой поездки, мистер Фокс.

Мистер Фокс стоял на пристани и смотрел на доктора Свенсон и на огненный берег за ее спиной. Летучая мышь спикировала и пронеслась в опасной близости от его головы, но он и глазом не моргнул.

— У нас была трудная дорога. Ясное дело, нам нужно многое обсудить, включая и горы, которые я свернул, но сейчас скажите, где мы будем спать.

— Я не знаю, где вы будете спать! — рявкнула доктор Свенсон, даже не пытаясь проявить гостеприимство. — Мы тут работаем, у нас не отель «Хилтон».

Лакаши почувствовали, что праздновать нечего, и побросали горящие палки в одну пылающую груду. Огонь грозил перекинуться на пристань.

Томас Нкомо шагнул вперед и поклонился гостям.

— Давайте отойдем от костра, — спокойно сказал он. — Мы всех разместим, все будет нормально.

На берегу Томас сказал Барбаре Бовендер, что она пойдет с Мариной, мистер Фокс переночует у него, а Милтон…

— Я могу спать в лодке, — сказал Милтон.

Томас покачал головой:

— В лаборатории, возле комнаты доктора Свенсон, есть койка. Она будет рада…

— Оставьте при себе догадки насчет моей радости, — заявила доктор Свенсон, повернулась и пошла прочь.

Марина увидела, что профессор ужасно хромает, и хотела догнать ее и поддержать под локоть.

Еще ей хотелось пойти с мистером Фоксом, потому что деликатный Томас наверняка оставит их ненадолго наедине, не задавая вопросов.

Но вместо этого она взяла за руку Барбару Бовендер и повела ее через джунгли к кладовой.

— Вы знаете, куда мы идем? — спросила Барбара.

— Знаю, — ответила Марина.

…Джеки уехал в Лиму пять дней назад. На побережье Перу начинался сезон больших приливов. В эти недели слабые серферы даже не подходят к океану, а сильные съезжаются туда со всех континентов. Бовендеры решили, что так будет лучше для них обоих. Барбара сможет работать над своей повестью, а он покатается пару недель на гигантской волне.

— Мы обсудили все, что могло случиться, и решили, что я со всем справлюсь.

Марина сидела на своей койке, а Барбара устроилась на стуле, где лежали Маринины вещи, в том числе — второе платье.

— Вот только приезда мистера Фокса мы никак не ожидали. Я сказала ему, что не знаю, где работает Энник. Но через три минуты сдалась.

— Он умеет добиваться своего. У него это получается лучше, чем у меня.

Голубые глаза миссис Бовендер округлились:

— У него получилось лучше всех. «Фогель» арендует квартиру для доктора Свенсон. Он сказал, что если я не помогу ему, то через час выкачусь с вещами из дома на тротуар. Он нашел Милтона, Милтон нашел лодку. Я сказала — ладно, желаю удачи, и тогда он сказал, что я поеду с ними. Милтон никогда не был в лагере Энник, а мы один раз приплывали сюда с Джеки. Только тогда я спала почти всю дорогу. Джеки страдает от морской болезни, если сам не ведет лодку. И теперь я должна была показывать дорогу. Господи, какой это был ужас! Мы проплывали мимо какой-нибудь реки, а через полчаса я спохватывалась, что нам надо было туда свернуть.

— Но ведь вы привезли их сюда, — сказала Марина.

Сама она едва ли смогла бы это сделать.

— Марина, мы отправились из Манауса два дня назад. Все эти реки, деревья… Я в Манаусе и то могу заблудиться, — ее руки дрожали, и она села на них. — У вас найдется сигарета? Ужасно хочется курить.

— Увы, — ответила Марина.

— Слава богу, что с нами был Милтон! Сначала мистер Фокс засыпал меня вопросами, в основном спрашивал про вас, но когда убедился, что я действительно ничего о вас не знаю, вообще перестал со мной разговаривать.

Секрет привлекательности Барбары был в ее волосах. Сейчас на ее плечах лежали две светлых косы, и она казалась четырнадцатилетней девочкой.

— Я таращилась на берега, пыталась интуитивно понять, где вы. Как будто я была обязана это знать! Мистер Фокс не верил мне, когда я говорила, что не помню. Он считал, что я пытаюсь увести его подальше от Энник. Словно мне было приятно блуждать по этим притокам! Потом я увидела одну речку, совсем маленькую, и вдруг подумала, что это та самая. Ее легко было не заметить и проплыть мимо. Если бы я в ту минуту стояла у другого борта, мы бы так и плыли дальше. Мистер Фокс и Милтон сначала даже не разглядели ее. Но оба приободрились, потому что я уверенно сказала, что это тот самый приток. Полдня мы плыли вверх по этой реке, и все было тихо. Мне казалось, что я права, но потом я засомневалась и даже хотела сказать об этом, но собиралась с духом. После очередного поворота реки мы увидели на берегу туземцев в набедренных повязках и с желтыми полосами на лбу. Они словно ждали нас, а я не помнила, как выглядят лакаши. Тогда я так устала и так переживала из-за своих ошибок!

Марина наклонилась вперед и положила руки на колени Барбары Бовендер.

На Амазонке много притоков, но сейчас она догадалась, о каком притоке идет речь…

— Вот я и сказала: «Они здесь!» Милтон сбавил скорость и прошептал мне: «Вы уверены, вы уверены?» Он встречал лакаши и раньше. Они приплывают в Манаус с бревнами и продают их там; иногда их берет с собой Энник. Он быстро понял, что это не те туземцы, и тогда я тоже поняла. А река там узкая. Они подняли луки и стали в нас стрелять, столько полетело стрел…

Она заплакала и вытерла слезы дрожащей рукой.

— Все хорошо, все в порядке, — успокоила ее Марина. — Ты нашла меня. Милтон вас спас.

Она кивнула, но ее пальцы не успевали вытирать льющиеся слезы.

— Да, он спас всех нас. Милтон заслужил медаль. Мы быстро умчались. Прежде он никогда не управлял лодкой и так быстро ее развернул, что мы едва не перевернулись. Когда я посмотрела назад, в воздухе было полно стрел! Просто невероятно! А потом я увидела такое… Мне показалось, будто я увидела…

— Что? — спросила Марина.

Барбара вытаращила на нее испуганные глаза:

— Это было хуже всего, хуже, чем мистер Фокс или то, что мы заблудились, и даже хуже того, что те туземцы в нас стреляли.

Она посмотрела на Марину и заморгала. Слезы на миг перестали литься, а хорошенькое лицо сделалось серьезным.

Она схватила Марину за руки.

— Я увидела, как между деревьев бежал мой отец, — прошептала она. — Я не знаю, как это называется: видение или визуализация? Он бежал прямо ко мне, вошел в воду, и я бросилась на дно лодки. Там были стрелы, и Милтон не велел к ним прикасаться. Я хотела привстать и еще раз посмотреть на моего отца, но Милтон не позволил. Марина, мой отец умер. Он умер в Австралии, когда мне было десять лет. Я часто думаю о нем, иногда он мне снится, но я никогда его не видела, потому что он жил в другом городе. И там он явился мне, потому что знал, что я умру.

— А Милтон его видел? Или мистер Фокс?

Барбара пожала плечами:

— Мистер Фокс был на палубе, а Милтон стоял у штурвала. Но я вообще не думаю, что они могли его видеть. Ведь мой отец явился только мне.

— Кто понял бы, что вы пропали? — говорила доктор Свенсон мистеру Фоксу, когда в лабораторию вошли Барбара и Марина. Доктор Буди качала головой, а доктора Сатурн стояли обнявшись. Лицо доктора Нкомо выражало огорчение, порожденное богатым воображением.

— Вероятно, рано или поздно производитель инка-колы захотел бы получить назад свою лодку. Джеки Бовендер вернулся бы из Лимы через пару недель. И тогда они явились бы сюда. Верно, Барбара? Джеки поехал бы вас искать?

Оказавшись в центре всеобщего нервного внимания, Барбара Бовендер кивнула.

Доктор Свенсон простерла к ней руку, словно ловя ее подтверждение.

— Один потерял лодку, другой жену. Что я сказала бы им? Ведь я и представления не имела, где вы находитесь.

— Если бы у вас был телефон, никто бы не рисковал жизнью, разыскивая вас, — заявил мистер Фокс.

Почему Марина не пришла к нему? Почему он не пришел к ней, пережив дождь из отравленных стрел? Почему он не обнял ее, не обращая ни на кого внимания? Он казался здесь таким чужим, в щегольской белой рубашке с тонким узором и брюках цвета хаки, словно пришел на званый обед на тему Амазонки…

— Почему у меня нет телефона? Вы думаете, доктор Рапп приезжал на Амазонку с телефоном? Я стараюсь закончить свою работу. Сначала вы присылаете сюда своего сотрудника, и он умирает, затем являетесь сами. По-видимому, вы тоже решили умереть и захватить с собой двух моих помощников. Это деструктивное поведение, мистер Фокс, вы можете это понять? Вы не способствуете завершению вашего собственного проекта, сея на моем пути эти трагедии.

— Я искал доктора Сингх, — заявил он, поправив указательным пальцем очки на переносице, — нервный тик, внешнее проявление внутреннего бешенства. — Я не получил от нее ни слова и не мог допустить, чтобы еще один из моих сотрудников заболел или оказался в опасности.

«Еще один из твоих сотрудников? — подумала Марина. — Что ж, получай».

— Но вы сами подвергаете их опасности! — воскликнула доктор Свенсон. — Вы швыряете беднягу в реку, а потом устраиваете спектакль, прыгая туда же, чтобы его спасти!

Не успел мистер Фокс что-то ответить, как вмешалась доктор Буди.

— Я вынуждена вмешаться и просить, чтобы вы немедленно прекратили эти споры, — заявила она с неожиданной решительностью. — Доктор Свенсон, вам это не полезно. Присядьте, пожалуйста. Спор закончен.