На пороге чудес Пэтчетт Энн
Он прокашлялся, и она услышала какие-то шорохи. Не разбудила ли она его?
— Я давно жду твоего звонка. Ты ужинала?
Марина задумалась. Кажется, она что-то ела в самолете, но точно не помнит…
— Мой багаж потерялся. Хотя я уверена, что завтра мне его привезут. Просто я сейчас без телефона. Хочу, чтобы ты это знал.
— Ты сунула свой сотовый в чемодан? — спросил он.
— Да, я сунула его в чемодан.
Мистер Фокс с минуту молчал.
— Теперь багаж отыскивают почти всегда. Обычно его привозят в отель среди ночи. Утром, когда проснешься, позвони администратору. Я уверен, что все будет в порядке.
— Шофер помог мне купить самое необходимое. Сейчас у меня хотя бы есть зубная щетка. Да, кстати, спасибо тебе за это.
— За зубную щетку?
— За Милтона, шофера, — она прикрыла ладонью трубку и зевнула.
— Я рад, что он тебе помог. Как жаль, что сам я больше ничем не могу быть полезен тебе.
Она вздохнула.
Разговор не принес ей утешения.
Может, лучше было бы подождать со звонком до утра?
Занавеси были раздвинуты, и она посмотрела на город, на бескрайнее море крошечных огоньков. Сейчас, в ночной тьме, она могла вообразить, что находится не в Манаусе, а где угодно, скажем, в Париже…
Она закрыла глаза.
— Марина?
— Извини. Кажется, я задремала.
— Ложись спать. Завтра поговорим.
— Но вдруг я буду по-прежнему без телефона? — сказала она и спохватилась: — Впрочем, ты можешь позвонить мне в отель.
— Я так и сделаю. Ложись.
— Я напишу тебе письмо, — пообещала она.
И уже не помнила, как положила трубку.
Понять Манаус было несложно.
Он обслуживал туристов, разъездных агентов всевозможных фирм и грузоотправителей, которые были освобождены в этом сговорчивом городе от импортных пошлин. Все люди здесь либо только что сошли с палуб речных судов, либо собирались на их подняться. Улицы были проложены так, что пешеход всегда шел либо к воде, либо от воды.
Через пару дней Марина уже будет легко ориентироваться.
Все встало на свои места, как только она поняла, как проходит река.
На крытый рынок она отправилась в шесть часов утра вместе с другими горожанами, спешившими сделать все, что в человеческих силах, прежде чем на город обрушится изнурительная жара. Висевший в неподвижном воздухе запах гниющей рыбы, кур и кусков говядины, находящихся на грани разложения, вынуждал ее прикрывать рубашкой нос и рот, но она все-таки остановилась перед столиком местного знахаря, рассматривала травы и кору, плавающие в какой-то жидкости змеиные головы (она искренне надеялась, что в спирте). Черный бразильский гриф величиной с индейку бродил по проходам вместе с покупателями, высматривая валявшиеся под прилавками рыбные головы и потроха. Свою работу он делал исправно, и кровавых обрезков почти не было видно. У женщины, накрывавшей свой товар листками вощеной бумаги, Марина купила пару бананов, похожих по вкусу на яблоки, и сладкую булочку. Потом она прогулялась вдоль реки, глядела на речные суда и лодки, на воду, похожую по цвету на чай с молоком, а в порту — и вовсе непрозрачную. Она садилась на корточки и подолгу смотрела на поверхность реки. Под ней не было ничего видно ни на дюйм…
Она бродила по городу и ждала доктора Свенсон.
Конечно, она не стала бы тратить время на ожидание доктора Свенсон, если бы могла заняться чем-то другим, более плодотворным. Ожидание потерянного багажа тоже мало ее привлекало, хотя Томо, молодой администратор, сидевший в вестибюле отеля, дважды в день звонил в аэропорт и спрашивал, как идут поиски.
Еще она ждала Бовендеров.
У нее был адрес доктора Свенсон, и она каждый день писала на конверте фамилии «Бовендер» и «Свенсон», а в конверт вкладывала листок с информацией о своем отеле и просьбой о контакте. Здание, где находилась квартира доктора Свенсон, по своему расположению и архитектуре было среди лучших в городе. Свои письма она оставляла у консьержа в ухоженном вестибюле.
«Интересно, — думала она, во сколько компании „Фогель“ обходится содержание большой квартиры в Манаусе? Ведь доктор Свенсон в ней почти не живет, а живут неведомые Бовендеры, да и то, кажется, не постоянно. Вполне возможно, что они куда-нибудь уехали, ведь, судя по описаниям, они люди богемы, бродяги по натуре, а Манаус — не тот город, где люди задерживаются надолго, если им есть, куда поехать».
Вот и сейчас она протянула консьержу письмо.
Он взял его с широчайшей улыбкой и энергичными кивками.
— Бовендер, — четко и внятно произнесла Марина.
— Бовендер! — повторил он.
Она решила, что сочинит следующее послание на португальском и завтра вручит ему.
Лучше всего, если она сумеет объяснить, что ей требуется, консьержу, а также мифическим Бовендерам…
Все, что делала Марина — гуляла у реки, блуждала по городу в надежде, что чудо приведет ее к доктору Свенсон, — часто сопровождалось яростным ливнем. Он обрушивался неожиданно, буквально с ясного неба и превращал улицы в бурные реки, где бредешь по щиколотку в воде. Люди спокойно прятались от дождя, прижимались спиной к стенам домов, вставали под всевозможные козырьки и крыши и ждали, когда можно будет идти дальше. Несколько раз в день она мысленно благодарила Родриго за то, что он заставил ее купить дождевую накидку.
Конечно, иногда не спасали ни накидка, ни карнизы, и дождь вынуждал Марину мчаться в шлепанцах к отелю, и каждая капля жалила ее спину, подобно шмелю. Защитный крем смешивался с жидкостью от насекомых, и когда Марина вытирала мокрое лицо, вся эти химия жгла ей глаза так, что они едва не слепли…
В своем номере она принимала душ, вытиралась и раскрывала роман Генри Джеймса либо читала про репродуктивную эндокринологию в племени лакаши.
Когда-то Андерс пытался ей объяснить (тогда она слушала вполуха), что племя лакаши живет где-то в дебрях Амазонии и что женщины рожают там здоровых детей до семидесяти лет. Конечно, их точный возраст никто не знал, но факт остается фактом: старухи рожали детей. Детородный возраст у женщин лакаши на тридцать лет дольше, чем в соседних племенах. Семьи, где живут пять поколений, — обычное дело. Не считая того, что можно назвать повышенным износом, их здоровье не хуже, чем у ровесниц из других племен. За тридцать пять лет наблюдений родовые дефекты, умственная отсталость, проблемы с костями, зубами, ростом, зрением и весом были у матерей и детей в среднем такими же, как в соседних племенах.
Марина перевернулась на спину и держала журнал на весу.
«За тридцать пять лет наблюдений?»
Значит ли это, что доктор Свенсон преподавала с полной нагрузкой в медицинской школе и одновременно изучала в Бразилии племя лакаши?
Конечно, кто знает, что она делала по выходным, в весенние каникулы или в День благодарения?!
Возможно, все эти годы она летала в Манаус, нанимала лодку, плыла по реке в какой-то из ее притоков. Напиши об этом кто-нибудь другой, Марина наверняка сочла бы эту статью амбициозной пустышкой, но доктор Свенсон всегда отличалась неиссякаемой энергией, выходящей за рамки понимания. Если бы кто-то сказал Марине в те годы, когда она одолевала курс за курсом медицину, что доктор Свенсон регулярно летала в Бразилию для сбора данных, она бы не удивилась.
В самом деле: в статью, которую она сейчас читала, были включены результаты из диссертации по этноботанике, за которую ей в Гарварде была присуждена докторская степень.
Оказывается, Марина очень многого не знала о докторе Свенсон.
Когда дождь был сильный и застигал ее далеко от отеля, Марина заходила в интернет-кафе, платила пять долларов и искала информацию о докторе Свенсон или загадочном племени. Как-то раз она сидела за компьютером, стараясь, чтобы капли с волос не падали на клавиатуру, и внезапно наткнулась в Гугле на краткие сведения об Энник Свенсон: темы ее лекций, участие в медицинских конференциях, труды (в основном по гинекологической хирургии). А еще нашла несколько нудных постингов студентов-медиков с жалобами на то, что лекции доктора Свенсон и, вероятно, все другие их занятия немыслимо трудные…
Большинство упоминаний о лакаши относились к статье в «Медицинском журнале Новой Англии», хотя об этом племени писал и знаменитый гарвардский этноботаник Мартин Рапп, первым обнаруживший лакаши в 1960 году, во время экспедиции по сбору растений. Впрочем, его интерес к племени ограничивался видами грибов, которые они использовали в пищу. Там была и его единственная фотография: очень худой, загорелый, светловолосый мужчина с прямым английским носом, возвышающийся на целую голову над окружавшими его туземцами. Все они держали в руках грибы.
Марина прочла все, что смогла найти о докторе Раппе и лакаши, надеясь обнаружить хоть какую-то подсказку о месте, где живет это племя, но все ограничивалось словами «в среднем течении Амазонки».
Вероятно, доктор Свенсон как-то ухитрилась не пустить в Интернет информацию о лакаши.
— Скажи, нашелся твой чемодан или нет? — первое, о чем спросил ее мистер Фокс. Проблемы с багажом Марины интересовали его больше, чем ее успехи в поиске доктора Свенсон или мифических Бовендеров.
— Кажется, код аэропорта в Манаусе — MAO, а в Мадриде — MAD. Вероятно, когда чемоданов много, «O» воспринимается сортировщиком как «D», и чемодан летит в Испанию.
— Я пришлю тебе другой телефон, — сказал мистер Фокс. — Сегодня закажу, а завтра отправлю. Еще у тебя заканчивается лариам. И вообще, составь список всего, что тебе нужно.
— Ничего мне не нужно, — ответила она и взглянула на пятна от укусов насекомых на руках и ногах, твердые красные бугорки, которые так и хочется разодрать ногтями. — Ничего. Как только ты вышлешь мне телефон, в ту же секунду найдется мой чемодан, и у меня окажутся два сотовых.
— Пускай будут два. Отдашь один из них доктору Свенсон. Может, она хоть кому-то будет регулярно звонить.
Говоря по правде, Марина наслаждалась тем, что у нее нет телефона.
В бытность свою интерном она начинала с пейджера, потом пользовалась сотовым, который превратился в «блэкберри».
В Манаусе ее захлестнуло неописуемое ощущение свободы. Она бродила по чужому и странному городу, сознавая, что недостижима ни для кого.
— Кстати, о докторе Свенсон — я читаю о племени лакаши.
— Молодец. Всегда полезно прочесть что-либо о людях, прежде чем ты встретишься с ними, — похвалил ее мистер Фокс.
— Интересная статья. Вот только в ней — ни единого указания на то, где живет племя.
— Доктор Свенсон не намерена раскрывать свои секреты.
— Что же в этом секретного? Понимает ли она сама? Лакаши явно не понимают. Не знаю, насколько примитивны их женщины. Если бы они поняли, благодаря чему они сохраняют способность к деторождению до глубокой старости, они бы немедленно перестали это делать.
Мистер Фокс долго молчал. Марина ждала.
— Ты все знаешь и не хочешь мне говорить? — засмеялась она.
Наверняка в это время в его кабинет вошла секретарша, очень серьезная миссис Данавей, и мистер Фокс не хотел говорить при ней.
— Желание тут ни при чем, — наконец ответил мистер Фокс.
Разговаривая, Марина расслабилась и легла поперек кровати, но тут села от удивления:
— Что?
— Я связан обязательством конфиденциальности…
— Вот я прилетела в Бразилию, — сердитым тоном заявила Марина. — Сегодня утром я обнаружила в своей ванной ящерицу величиной с котенка. Я не знаю, где окопалась доктор Свенсон, где ее искать. И теперь ты отказываешься сказать мне, как женщины лакаши сохраняют способность рожать детей до старости? Что еще мне сделать, чтобы заслужить твое доверие?
— Марина, Марина, к тебе это не имеет отношения. Это вопрос контракта. Я не имею права говорить об этом.
— Не имеет ко мне отношения, да? Тогда зачем я торчу здесь? Если это ко мне не относится, я с удовольствием вернусь домой.
На самом деле ей было наплевать на все.
Ее не впечатлило, что женщины лакаши рождают за свою жизнь в 3,7 раза больше детей, чем другие бразильские аборигенки. Ей было наплевать на то, где и как они живут, счастливы ли и хотят ли этих детей. Возмутило ее другое, и даже очень сильно: что ее работодатель, который фактически был готов на ней жениться, а после смерти коллеги послал ее на экватор, — что теперь он не хочет делиться с ней важной информацией по данным исследованиям!
— Когда я разыщу доктора Свенсон и беременных женщин лакаши, мне что, придется отводить глаза в сторону? Вдруг я вычислю, как это у них получается? Или они привыкли убивать всякого, кто проникает в их тайну?
И тут перед ней появился Андерс: он стоял по щиколотку в мутной речной воде и держал в руке голубой конверт.
— Господи, — прошептала она. — Господи, я не имела это в виду.
— Они жуют какую-то кору, свежую, прямо с дерева, — сказал мистер Фокс.
Марине было уже наплевать и на кору, и на деревья.
— Я не это имела в виду.
— Знаю, — ответил он, но его голос поскучнел, и через пару фраз они распрощались.
Марина надела шлепанцы и опять вышла на улицу.
Дождь перестал, горячее солнце обрушилось на мостовую, дома, людей и собак. Сейчас ей не хотелось идти ни к реке, ни на рынок. Она немного побродила вокруг площади в удушающе влажной атмосфере, думая о том, что Андерс наверняка тоже бродил здесь в январе. Может, после приезда у него не было ощущения безнадежности. Может, он с удовольствием уходил на целый день в джунгли и рассматривал там птиц, а вечерами сидел в баре и потягивал коктейль «Писко сауэр»…
Марина наклонилась, разглядывая вырезанные из дерева безделушки, выложенные на одеяле возле торговки. Взяла в руки браслет из гладких, раскрашенных бусин или красных семян с просверленными в них дырочками. Позволила торговке завязать его на своем запястье сложными узлами. Потом женщина откусила кончики шнурка, причем ее губы не прикоснулись к коже.
Худенький мальчуган лет девяти или десяти глядел на нее сквозь расставленный перед ним зверинец из крошечных деревянных зверей и птиц. Он взял белую цаплю высотой в два дюйма с крошечной рыбкой в тонком, как иголка, клюве и протянул ей. Марина хотела отказаться, но, взяв в руки, увидела, что работа действительно очень тонкая, и согласилась купить цаплю и браслет за горсть купюр, равной в совокупности трем долларам. Она сунула цаплю в карман и стала бродить по узким улицам, стараясь запомнить дорогу. Ей вовсе не хотелось заблудиться.
Чем дальше она шла, тем больше замечала, что на нее никто не обращает внимания. За ней не бежали мальчишки со стопками маек и яркими бабочками в дешевых деревянных рамках. К ней не обращались ни продавцы мороженого, ни усач с маленькими обезьянками на плечах, который что-то рявкал туристам по-португальски. Она, со своими черными волосами, скрепленными на затылке заколкой, в купленной у Родриго шляпе, в дешевой одежде и шлепанцах могла бродить по Манаусу незамеченной.
В Миннесоте ей это не удавалось.
А здесь все смотрели на нее, как на местную, не задерживая взгляда. Когда с ней кто-то заговаривал, вероятно, спрашивая дорогу, она кивала и продолжала свой путь. А вот голубоглазый и очень высокий Андерс, с его светящейся белизной кожей, скорее всего, привлекал к себе взгляды в любом месте Манауса — как привлекал бы взгляды неведомо откуда взявшийся снег. Любой прохожий здесь видел Андерса глубже, чем он сам сквозь воды Рио-Негро…
Марине вспомнилось, как летом по понедельникам он появлялся на работе с обожженным солнцем лицом и красным носом, с которого слезала кожа, — это он плавал с сыновьями на лодке в одном из местных озер.
— Ты что, никогда не слышал о солнцезащитном креме? — ругала его Марина. — Тогда хотя бы шляпу надел.
— Такую информацию скрывают от мужчин, — отшучивался Андерс.
В те дни он не носил галстук, и ворот рубашки был распахнут. Марина старалась не глядеть на его красную, воспаленную шею. Какой умник придумал послать Андерса на экватор?
А сейчас даже ее кожа потемнела.
Солнце делало свое дело, несмотря на шляпу и крем.
Свернув на очередную улицу, так же бесцельно, как и раньше, Марина оказалась перед универмагом Родриго. На этот раз возле входа не было толпы, никто не заглядывал внутрь. При свете дня он не обладал такой притягательной силой. Улица тоже пустовала — ни пешеходов, ни машин.
Когда Марина зашла внутрь, намереваясь просто поздороваться и купить бутылочку воды, там была только молодая пара лет двадцати пяти. Длинноногая и загорелая женщина в открытом красном платье без рукавов, привстав на цыпочки, пыталась что-то достать со стеллажа. Ее золотистые волосы казались самым ярким пятном в торговом зале — Родриго явно не был склонен жечь электричество в любое время суток. Парень в майке и мешковатых шортах, ростом чуть выше своей спутницы, стоял и смотрел на ее усилия. Его русые волосы были взлохмачены, а на лице, пожалуй, слишком красивом, виднелась то ли борода, то ли стильная небритость. Они не заметили прихода Марины, и она свободно разглядывала их — отчасти потому, что они были необычными для Манауса типажами, отчасти — из-за ее уверенности, что перед ней те самые Бовендеры.
Она представляла их немного другими — почти своими ровесниками, без этой избыточной физической привлекательности, придающей их облику драматическую окраску.
Но когда вошла в универмаг, то моментально пересмотрела свои ожидания. Лодыжку парня украшала татуировка — декоративная лоза, а на лодыжке женщины поблескивала тонкая золотая цепочка.
Марина вспомнила описание, которое дал Родриго, — богема. Эти двое были единственными людьми из богемы, которых Марина видела за эти три дня.
Родриго вышел в зал из двери, видневшейся за прилавком, и что-то сказал по-португальски. Женщина не согласилась и снова беспомощно потянулась за каким-то товаром, а ее спутник скрестил на груди руки.
Что она так хотела достать — губки, пропитанные моющим средством?
Родриго повернулся за стремянкой и увидел стоящую у двери Марину. За долю секунды он поместил ее в нужную ячейку памяти, вспомнил, кого она хотела найти, и обрадовался возможности представить друг другу незнакомых людей.
— О-ла! Доктор Сингх! — воскликнул он, а когда молодая пара повернулась на его возглас, он простер к ним руки. — Бовендеры!
Наделенные весьма развитым социальным инстинктом, Бовендеры шагнули к Марине с сияющими улыбками. Если даже прежде они избегали контакта с ней, то теперь это мастерски скрыли. Казалось, что встреча с Мариной в этом магазине стала для них самым желанным событием в их жизни и что они не в обиде на нее за небольшое опоздание.
— Барбара Бовендер, — представилась блондинка, подавая руку, и улыбнулась, обнаружив небольшой дефект крупных белых зубов.
— Джеки, — сказал ее спутник.
Марина пожала и его руку.
Ей показалось, что они говорят с австралийским акцентом. Для англичан они были слишком смуглыми.
Родриго что-то сказал Барбаре. Она слегка прищурилась, когда он говорил, словно переводила каждое слово отдельно и лишь потом соединяла их во фразу.
— Nos?[6]
— Доктор Свенсон, — сказал он.
— Да, конечно, — проговорила Барбара, — вы ищете доктора Свенсон.
— А вот нас никто не ищет, — буркнул Джеки.
— Потому что никто не знает, где мы, — ответила Барбара и засмеялась. — Впрочем, мы не прячемся.
Марина попыталась понять, какое отношение эта экстравагантная пара может иметь к доктору Свенсон.
Она мысленно попыталась поместить всех троих в одну комнату.
Не получилось.
— Я оставляла для вас письма.
— Для нас? — удивился Джеки. — В квартире?
— В доме, где находится квартира доктора Свенсон. Я оставляла их у консьержа.
Тем временем Родриго установил стремянку, забрался на нее и достал с верхней полки коробку с антистатическими салфетками. В магазине Родриго отчетливо прослеживалась иерархия, по которой разные товары размещались на полках в зависимости от покупательского спроса: что-то хранилось под потолком, а что-то внизу, во всеобщем доступе. Антистатические салфетки не представляли интереса для всех жителей Манауса, за исключением Барбары Бовендер.
— Вся почта попадает в ящик, — сказал Джеки. — Энник просматривает ее, когда наведывается в город.
— Или не просматривает, — добавила Барбара. — Она не очень любит почту. Я не раз предлагала ей свою помощь в сортировке писем, но она говорила, что это напрасная трата времени. Думаю, что ей просто наплевать на письма.
Джеки повернулся к жене. Хотя — была ли она его женой? Бовендеры ведь могли быть братом и сестрой или кузеном и кузиной.
Они были поразительно похожи.
— Ей и без писем дел хватает.
Барбара покачала головой, полуприкрыв глаза, словно вспоминала многочисленные занятия доктора Свенсон:
— Да, верно.
— Впрочем, у нас есть и почтовый ящик, — сказал Джеки. — Когда мы переедем в другой город, нам перешлют туда всю почту.
— Вы уезжаете? — спросила Марина.
— О-о, мы рано или поздно уедем, — ответила Барбара и перевела взгляд на Родриго, державшего в руке упаковку с антистатическими салфетками. — Мы все время переезжаем с места на место. Здесь мы и так задержались дольше обычного.
Марина надеялась, что Барбара имела в виду не Манаус. Сама она не знала, как сможет прожить здесь хотя бы неделю.
— Где? В Бразилии?
— Нет, здесь, — ответил Джеки и раскрыл ладонь, словно хотел сказать, что они провели слишком много времени в магазине Родриго.
Барбара строго нахмурила брови и повернулась к Марине.
— Вы знакомы с Энник?
Марина колебалась так недолго, что молодые люди этого не заметили.
— Да, — ответила она.
— Ну, тогда вы все знаете. Ее работа настолько важная…
Джеки прервал ее:
— И она всегда была к нам добра.
— Думаю, мы не очень хорошо ей помогали, — сказала Барбара. — Ведь мы не ученые. Но раз она считает, что мы ей помогаем, если мы можем ее как-то отблагодарить, мы и задержались здесь на какое-то время. Не проблема. Во всяком случае, для меня — я могу делать свою работу где угодно. Вот у Джеки все сложнее.
— Чем вы занимаетесь? — спросила Марина, адресуя вопрос к обоим Бовендерам.
— Я писатель, — ответила Барбара.
Джеки поднял руку и провел пятерней по волосам.
— Я занимаюсь серфингом.
Да, ему сложнее.
Марина подумала о черных водах реки Рио-Негро, которые сливаются с белыми водами реки Салимоес и становятся Амазонкой. Она уже хотела спросить его, как серфинг может считаться работой и где он им занимается, но тут в открытую дверь вошел ее новый знакомый — Милтон. Увидев их втроем, он очень обрадовался. Свой строгий костюм он оставил дома и был одет по погоде — в аккуратно выглаженную светлую одежду из хлопка.
— Превосходно! — воскликнул он. — Вы нашли друг друга и без меня.
Марина протянула ему руку. Она знала, что он умеет решать разные проблемы, и была особенно рада его появлению.
— Не самое благоприятное время для прогулок, но все сложилось удачно, — заметил Милтон. — У меня гора с плеч долой. Я говорил им, чтобы они зашли в ваш отель.
Джеки отошел в сторону и взял упаковку мячей для тенниса. Казалось, у Родриго имелись товары на все случаи жизни. Барбара взглянула на Милтона, и тот, казалось, смутился под ее суровым взглядом.
— Извиняюсь, — пробормотал он, не очень понимая, в чем провинился.
Барбара вздохнула и попыталась сбросить с плеча какое-то насекомое средней величины — жесткое, черное, с крошечными шипами на лапках. Оно упрямо цеплялось за ткань. Тогда она сбила жука щелчком.
— Вы простите нас, — сказала она Марине. — Мы всячески стараемся помогать Энник прятаться от прессы, от других докторов и фармацевтических компаний, мечтающих украсть ее работу. Ведь никогда не знаешь, чего ждать от человека, что бы он там ни говорил.
— Мне ужасно жаль, — сказал Милтон.
— Журналисты тоже к ней приезжают? — удивилась Марина.
Барбара посмотрела на нее долгим взглядом.
— Ну, будут приезжать, если пронюхают про ее исследования. Да и крутились тут уже, до нашего приезда. Но важнее всего, чтобы люди ее не отвлекали. Даже с самыми благими намерениями. — Она пыталась говорить твердо, но ей не хватало опыта.
— Доктор Сингх работает в компании «Фогель», — вмешался Милтон, пытаясь загладить свою оплошность. — Там же, где и доктор Свенсон. Ее послали сюда, чтобы… — Он посмотрел на Марину и замолчал.
Ведь она не говорила ему о цели своего приезда.
— «Фогель»… — Барбара посмотрела на Марину. — Извините, но я как раз об этом и говорю. «Фогель» хуже всех. Их интересует только одно — как продвигаются исследования. Скажите на милость, как она может заниматься делом, если ее постоянно дергают?! Ведь речь идет о науке. Постороннее вмешательство может все испортить. Она не может просто так все бросить и встречаться с людьми. Вам известно, что вы второй доктор, которого «Фогель» прислала сюда после Рождества?
— Да, я знаю, — ответила Марина.
Если бы она испытывала хоть малейшую симпатию к молодой женщине, она бы ее остановила.
Вернулся Джеки с мячами для тенниса. Может, он знал где-то поблизости корт…
— Вы знакомы с доктором Экманом?
— Мы вместе работали.
Барбара пожала красивыми плечами с золотистым загаром.
— Ну, если он ваш друг, извините. Конечно, он очень приятный человек, но ужасно нам мешал. Вечно тут болтался, задавал нелепые вопросы, увязывался за мной. Он мешал даже мне. И я даже не могу представить, каково пришлось Энник.
— Он ходил со мной смотреть птиц, — сказал Джеки.
— Я втолковывала ему, что у Энник нет времени, но он отказывался уезжать, пока не встретится с ней. Наконец она приехала и забрала его с собой. Насколько мне известно, он все еще там.
— Нет, — ответила Марина. — Или, вернее, да. Он умер.
Конечно, вины молодой женщины тут не было, совсем не было, но Марина почувствовала, что ее печаль перешла в гнев.
Джеки положил на полку теннисные мячи и взял Барбару за руку — в знак сочувствия или солидарности. Барбара побледнела, ее лицо, шея и даже плечи уже не казались золотистыми.
— Доктор Свенсон похоронила его там же, на месте. Об этом она сообщила нам в письме. О его смерти она пишет очень скупо, лишь пару слов, но, как вы говорите, ей некогда, она занята исследованиями. Жена доктора Экмана попросила меня поехать сюда, в Манаус, и по возможности выяснить, что случилось. Она хочет понять, что ей сказать детям о смерти их отца.
Тут в магазин вошли три женщины, одна из них с ребенком, а через минуту появилась еще одна пара. Казалось, они знакомы между собой. Мать передала ребенка своей спутнице, а сама стала выбирать растительное масло.
— Мне нужно сесть, — Барбара сказала это без всякой драмы в голосе.
Бовендеры вышли на улицу и сели на цементные ступеньки у входа. Джеки тут же вернулся в магазин за бутылкой воды.
— Ах, какое несчастье, — сказал Милтон Марине. — Бедный доктор Экман. Мне очень жаль.
Марина кивнула, не в силах сфокусировать зрение на Милтоне, Бовендерах или на чем-либо в магазине.
Барбара выпила воду, и Бовендеры удалились.
Родриго собрал отложенные ими товары — салфетки, теннисные мячи, широкополую шляпу, манго и бананы, — разложил их по сумкам и выписал подробный счет компании «Фогель».
Марина уже досадовала на свою несдержанность: возможно, она оборвала единственную нить, которая могла привести ее в джунгли. Возможно, Андерс с его дотошностью показался им назойливым, ухитрился их утомить.
Но все-таки ей хотелось думать, что, если бы умерла она, а он приехал ей на смену, его терпение тоже имело бы пределы…
Четыре
Джеки сидел впереди рядом с Милтоном, а Марина сзади с Барбарой. Они ехали по дороге на Понта-Негра. Ветер врывался в машину и проносился через заднее сиденье. Пряди волос Барбары взлетали и били Марину по щекам, хотя Барбара старательно придерживала их обеими руками. Джеки плохо переносил езду в автомобиле, а дорога на пляж не могла похвастаться прямизной и отсутствием выбоин.
— Лучше, когда машину продувает? — спросил Милтон у Джеки.
Ответа он не получил.
— Ему нужен свежий воздух! — крикнула Барбара с заднего сиденья.
Марина чуть было не возразила, что воздух не очень-то и свежий, но воздержалась от комментариев.
Бовендеры позвали ее на пляж, и она решила продемонстрировать свою признательность. Когда Милтона попросили их отвезти, он сказал, что им нужно выехать в шесть часов утра, не позже. Что пляж, как и рынок — исключительно утреннее дело.
Но Бовендеры и слушать не хотели об этом.
Они заявили, что самое раннее время — девять утра, иначе они будут просто никакие. В девять утра Милтон и Марина ждали их у дома, но молодая пара появилась почти в десять.
По мнению Марины, старт был неудачный.