Да будет праздник Амманити Никколо

67

“Эти двое – король с королевой”, – сказал себе Саверио, находившийся на другом конце большой крипты.

Толстяк сбросил его здесь, рядом с другими приглашенными. По соседству сидели две женщины, одетые всадницами. Они молчали и синхронно, как китайские болванчики, качали головами. В углу он увидел Лариту, она лежала на земле и, кажется, чувствовала себя скверно. Она как одержимая терла себе лицо и шею, словно смахивая невидимых насекомых.

Странным образом Саверио был спокоен. На него накатила ужасная усталость. После того как он поднял с земли обугленные останки Зомби, его перестало что-либо трогать. Он, как Будда, сидел неподвижно, с умиротворенным лицом, рядом с искаженными страхом, мокрыми от слез лицами других пленников.

“Может, это и есть дух самурая, о котором говорит Мисима”.

Было одно существенное различие между ним и этими людьми. В отличие от них, он больше не цеплялся за жизнь. И в определенном смысле чувствовал себя ближе к этим монстрам, вылезшим как в страшном сне из чрева земли. С той разницей, что они сумели сделать то, что не удалось ему с его Зверями. Превратить праздник в кошмар.

Толстяк, державший велосипедное колесо как щит, ударил палкой о землю и сказал на незнакомом языке:

– Тише!

Старый царь со своего пластмассового трона оглядел пленников и затем слабым голосом спросил:

– Вы советские?

Саверио хотел быть одним из них, он вынес бы любое испытание, дал бы подвесить себя на крючьях, чтобы доказать им, что он стоящий человек, что он воин. Свой среди людей тьмы.

Пленники переглядывались в надежде, что кто-то знает этот чудной язык.

Чубастый тип с подбитым глазом и кровавым порезом на лбу поднялся и попросил тишины.

– Друзья, не бойтесь, это албанцы. У них на меня зуб. Я добьюсь, чтобы вас всех освободили. Есть ли среди вас кто-нибудь, знающий албанский, чтобы быть мне переводчиком?

Ему никто не ответил, потом Миша Серов, вратарь “Ромы”, сказал:

– Я русский.{Эти три реплики приведены в оригинальном тексте по-русски.}

Старик знаком велел ему подняться.

Футболист подчинился, и между ними при всеобщем изумлении началась беседа. Наконец, Серов обратился к пленникам:

– Они русские.

– Чего они от нас хотят?

– Что мы им сделали плохого?

– Почему они нас здесь держат?

– Ты сказал ему, кто мы? – наперебой посыпались на русского вратаря вопросы.

Серов, на своем хромающем итальянском, объяснил, что это русские спортсмены-диссиденты, сбежавшие во время Римской олимпиады и живущие в катакомбах из страха, чтобы их не уничтожили советские спецслужбы.

– А мы тут при чем?

Футболист хихикнул:

– Они думали… Эээ… Думали, что мы коммунисты.

Оглушительный хохот потряс залу.

– Ха-ха-ха. Кто, мы? Мы что, похожи на коммунистов? Мы их сами ненавидим, – воскликнул Риккардо Форте, новоявленный магнат алюминиевой промышленности. – Ты объяснил ему, что коммунизм давно в могиле? Что сейчас реже встретишь коммуниста, чем… – Он даже не знал, с чем можно сравнение.

– Металлиста, – подсказала Федерика Сантуччи, диджей “Радио-9”.

– Конечно, сказал и еще рассказал, что советского режима больше нет и русские теперь гораздо богаче итальянцев. Я сказал ему, что я тоже русский, что я футболист и живу, как мне нравится, потому что зарабатываю кучу денег.

Атмосфера разом стала легкой и оживленной. Довольные и радостные, все хлопали друг друга по плечу.

Старый царь снова обратился к футболисту, и тот перевел:

– Этот старик сказал, что отпустит нас, если пообещаем никому про них не рассказывать. Они не готовы покинуть катакомбы.

– Нам что, делать нечего? Да и кому рассказывать-то? – сказал один.

– В чем проблема? Я уже о них забыл, – подхватил второй.

Девушка с длинными рыжими волосами озиралась по сторонам.

– Вот чудеса! Я их уже и не вижу.

Поднялся на ноги Микеле Морин, режиссер телесериала “Доктор Кри”.

– Друзья. Прошу вас! Давайте серьезно! Минуту внимания. Дадим им честное слово? Пусть им будет спокойно. Они этого заслуживают.

– Пару фотографий, признаться, не помешало бы сделать. Они такие самобытные. Я работаю в Vanity Fair.

– Да, занимательная история. Не терпится рассказать обо всем Филиппо…

Гости повставали с пола и ходили по крипте, с любопытством разглядывая подземный народ. Наконец-то дело начало принимать забавный оборот. Не то что устроенная Кьятти охота. Вот где был настоящий сюрприз.

– Славные толстячки.

– Посмотрите на детей. Какие они сладкие.

68

В бытность виллы Ада в ведении городских властей старый затвор, контролировавший приток воды в главный парковый водоем, доставил немало головной боли ремонтным рабочим. За последние десять лет он ломался по меньшей мере шесть раз, и всякий раз его удавалось починить. Проходило время, и большой ржавый клапан снова начинал пропускать воду. Пруд высыхал, оставляя после себя темную тошнотворную жижу.

Когда виллу Ада приобрел Саса Кьятти, водные сооружения были заменены на более современные. Для разработки сложной системы водоснабжения, которая должна была обеспечивать водой ручьи и речки, два пруда, поилки для животных, фонтаны и ландшафтные бассейны, из Остина прилетел молодой гений гидроинженерии техасец Ник Роуч, прославившийся тем, что курировал строительство плотины Стенли в Альбукерке и аквапарка в Таосе.

Инженер напичкал водоемы виллы Ада сенсорными устройствами, которые должны были непрерывно передавать на компьютеры центра управления информацию об уровне, температуре, жесткости и кислотности воды. Разработанная Роучем совместно с софтверной компанией “Douphine Inc” программа через систему насосов контролировала все водотоки, воссоздавая природные условия озера Виктория, бассейна Ориноко и дельты Меконга.

Лично курировавший работы инженер в один прекрасный день наткнулся на старый затвор большого южного пруда. Это был огромный, поросший мхом клапан с чугунной задвижкой – находка для индустриальных археологов. С лицевой стороны была вытеснена фабричная марка: “Литейные заводы Треббьяни. Пескара. 1846”. Роуч не веря своим глазам несколько раз перечитал надпись, а потом упал на колени и разрыдался.

Его мать звали Дженнифер Треббьяни, и она была родом из Абруццо.

За несколько дней до смерти, когда рак уже практически уничтожил ее кишечник, женщина рассказала сыну, что его прадед уехал в Америку из Пескары, оставив брату семейное литейное предприятие.

Значит, по законам логики этот затвор вышел из литейного цеха его предков.

В приступе ностальгии Ник Роуч решил оставить старый затвор, где он стоял. Он знал, что как инженер поступает некорректно и что в случае аварии на затвор обрушится давление, с которым тот не в силах будет справиться, но все равно это сделал в память о матери и о пескарских предках.

Когда в ночь праздника внезапно произошло отключение электроэнергии, все компьютеры, контролировавшие систему поддержания постоянного уровня воды в водоеме, разом вырубились, и пруд начал наполняться, подвергая трубопроводы и затворы неимоверному давлению.

В четыре двадцать семь изо всех соединительных швов трубопровода, как из леек, брызгала вода, но старый клапан пока выдерживал нагрузку. Затем раздался зловещий звук, металлический скрежет, и чугунная задвижка взлетела в воздух как пробка от шампанского. Трубопровод разорвало, и два миллиона литров воды, которые вмещал водоем, устремились в сток по центру пруда, образовав за считаные минуты Мальстрем, затянувший в воронку крокодилов, водных черепах, осетров, кувшинки и лотосы.

Эта масса воды стала давить на земную толщу, пробила туфовый свод коридора катакомбы, проходившего как раз под дном водоема, и стала растекаться по нему его как по громадному трубопроводу. За каких-то три минуты вода за лила верхний уровень древнего христианского кладбища и, унося за собой все, что встречала на своем пути – кости и камни, пауков и мышей, пустилась с клекотом и плеском вниз по крутым лесенкам, высеченным в камне допотопными зубилами христиан. Узкий диаметр лестничных ходов, казалось, замедлил ток воды, но вскоре под напором волны рассыпался как замок из песка огромный выступ туфовой породы, открыв воде новый путь, и она с неудержимой яростью хлынула вниз, затопляя все кругом. Древнейшая фреска, изображавшая двух влюбленных голубков, уже две тысячи лет украшавшая стену гробницы богатого торговца тканями, исчезла в вихре воды.

Тогда-то грозный фронт волны, гудя как реактор, устремился во тьме к большой крипте, где находились участники праздника и обитатели подземелья.

69

Танцы new and revival с диджеем Сандро

Вип-гости болтали, обменивались мнениями, обсуждали собравшихся в крипте русских, словно на вернисаже. Федерико Джанни, управляющий директор издательства “Мартинелли”, в изодранной форме охотника на льва беседовал с Чибой.

– Послушай, это же невероятная история… советские спортсмены, пятьдесят лет прожившие в подземельях Рима. Из этого выйдет потрясающий роман. Масштаба “Имени розы”, не меньше.

Фабрицио отвечал со скепсисом. Не следовало забывать, что этот тип – бессовестный лицемер.

– Думаешь? А мне кажется, ничего особенного. Такие вещи случаются довольно часто.

– Смеешься? Из этого выйдет великая книга. Если все правильно обставить, эта история станет сенсацией.

Писатель погладил подбородок.

– Ну не знаю… Что-то мне так не думается.

– И написать ее должен ты. Вне всякого сомнения.

Фабрицио не удержался:

– Почему ты не поручишь ее Сапорелли?

– Сапорелли слишком молод. Здесь нужно перо зрелого мастера, твоего калибра.

Эти панегирики начинали пробивать брешь в броне автора “Львиного рва”.

Действительно, старый пройдоха прав, эта история во сто крат лучше большой сардинской саги, но не может же он так сразу сдаться.

– Надо будет подумать…

Зануда не унимался. У него горели глаза.

– Ты единственный способен на такое. Мы могли бы выпустить роман с приложением на дивиди.

Идея начинала звучать заманчиво.

– Дивиди? Думаешь, сработает?

– Еще бы. Разные дополнительные материалы. Ну не знаю, история катакомб… И куча всего другого. Сам решишь, что и как. Даю тебе карт-бланш. – Джанни положил ему руку на плечо. – Послушай, Фабрицио. В последнее время мы с тобой как-то мало видимся. За издательскими делами и поговорить с человеком некогда. Давай устроим на днях деловой ужин? Ты заслуживаешь большего. – Он выдержал паузу. – Во всех отношениях.

Ужасный груз спал с сердца, сжатая диафрагма разом расширилась, и Фабрицио заметил, что с самой презентации индийца он пребывал в какой-то горячке. Он улыбнулся:

– Идет, Федерико. Завтра созвонимся и договоримся.

– Отлично, Фабри.

Когда последний раз директор его называл “Фабри”? Это дружеское обращение пролилось бальзамом на сердце писателя.

– Слушай, я видел тебя с этой певичкой… Как ее звать?

“Черт, Ларита!” Он о ней совершенно забыл.

Глаза Джанни подобрели при мысли о девушке.

– Куколка. Ты ее трахнул?

Фабрицио обернулся в поисках Лариты, и в этот момент в стенах древнего некрополя раздался оглушительный грохот.

Вначале писатель решил, что наверху прогремел взрыв, но грохот не утихал, напротив, становился все громче, даже земля задрожала под ногами.

– Что еще теперь? Сколько можно… – с досадой вздохнул Маг Даниэль.

– Наверное, фейерверк… Побежали… И так уже пропустили полуночную пасту, но на завтрак с круассанами я непременно должен попасть… – в возбуждении ответил ему бойфренд, театральный актер Роберто Де Веридис.

“Нет. Это не фейерверк”, – сказал себе Фабрицио. Больше походило на землетрясение.

Безошибочный животный инстинкт, который обычно подсказывал ему, стоит или нет отправляться на вечеринку, брать или не брать интервью, указывал ему подходящий момент для появления и ухода со сцены, на этот раз сообщил ему, что необходимо как можно скорее покинуть это место.

– Извини, мне нужно отойти… – сказал он Джанни и принялся искать Лариту, но нигде ее не видел. Зато в углу крипты обнаружил Сапорелли: тот разделся донага и посыпал тело землей, напевая “Livin’ la vita loca”.

Фабрицио подошел к собрату по перу:

– Сапорелли. Пойдем. Быстро. Уходим отсюда. – И протянул ему руку.

Молодой писатель поглядел на него вытаращенными глазами с сузившимися до точек зрачками и принялся натирать себе землей под мышками.

– Нет, спасибо, дружище… Думаю, это волшебное место. И еще я думаю, что нам, наверное, следовало бы стараться больше любить друг друга. Вот в чем сегодняшняя беда. Мы забыли, что эта планета – наш дом и будет принимать наших потомков еще тысячи лет. Что мы хотим оставить им? Кукиш с маслом?

Чиба сокрушенно посмотрел на него. Таблетка подействовала. Слава богу, хоть на измену не сел.

– Ты прав. Давай-ка вылезем наружу, там ты мне все это наглядно объяснишь.

Сапорелли взволнованно обнял его.

– Ты лучше всех, Чиба. Я бы пошел с тобой, да не могу. На этом месте я воздвигну храм памяти для будущего, когда прилетят инопланетяне и увидят древние останки этой обреченной цивилизации. И помни, что Земля – ничья. Никто не имеет права говорить: это мое, а это твое… Земля принадлежит людям, и все.

– Как знаешь, Сапорелли. Удачи. – Чиба стал пробираться через толпу. Люди прекратили болтовню и в молчании вслушивались в шум, становившийся все более оглушительным.

“Куда запропастилась Ларита? Может, они не стали нести ее сюда”.

Порыв горячего влажного воздуха, как при приближении поезда метро, встрепал ему волосы. Фабрицио обернулся: дальний вход выплюнул черное летучее облако, рассеявшееся по пещере.

Не успел он сообразить, что это было, как огромная, размером с перчатку летучая мышь шлепнулась ему в лицо. Он почувствовал, как губ его коснулась грязная шкура животного. Завопив от отвращения, он смахнул мерзкое рукокрылое и пригнулся, закрыв руками голову.

Визжа, гости прыгали, как укушенные тарантулом, отшатываясь от шныряющих у них под ногами крыс, и размахивали руками, разгоняя летучих мышей.

“Почему бегут мыши? Потому что покидают тонущий корабль”.

Фабрицио заметил, что русские в спешке уходят по коридору, противоположному тому, откуда доносился рев. Мужчины взяли детей на руки, короля с королевой тоже подняли на плечи двое толстяков. Надо было следовать за ними.

Пробираясь через толпу, он увидел Лариту. Она лежала на земле, сотни грызунов семенили по ее телу. Пол содрогался все сильнее. Из ниш начали вываливаться берцовые кости, черепа, ребра.

Фабрицио остановился.

– Лар…

Старик-сенатор с криком: “Это конец!” – наскочил на него; женщина, сражавшаяся с летучими мышами берцовой костью, с размаху попала писателю по носовой перегородке. Чиба схватился за нос.

– Аааах… Мать твою! – Фабрицио обернулся к Ларите. Она все еще была там, на земле. Неподвижная. Словно без чувств.

Пещеру трясло не на шутку. Было трудно устоять на ногах.

“Сейчас здесь все рухнет”.

Он не мог умереть. Такая смерть не для него!

Он взглянул на Лариту. Потом на коридор.

И выбрал коридор.

70

Хотя сатанисты почитают летучих мышей как священный символ тьмы, у Саверио Монеты они вызывали отвращение. Слава богу, капюшон туники защищал голову. С потолка сыпались камни, земля дрожала. Гости праздника, казалось, обезумели, мечась между мышами земными и мышами летучими. Однако никто не решался сунуть нос в темные галереи. Они лишь визжали, как стая запертых в клетке обезьян.

Русские тем временем без лишних слов ретировались.

Он должен пойти за ними и найти выход. Но он застрял в этом содоме. Наконец ему удалось выбраться из самой гущи, и он стал двигаться вдоль каменной стены.

– Учитель! Какая радость! – Молодой парень, голый и измазанный землей, бросился к нему и схватил за край туники. – Учитель, ты пришел! Слава богу. Я строю храм памяти для будущего.

– Что? – Саверио не понимал. Парень опустился перед ним на колени. Крики людей, вибрации кладбища и дальний гул оглушали его. – Что ты сказал? – Он нагнулся к нему, чтобы лучше слышать.

– Вот оно. Кошмар наступил.

От потолка отделился громадный камень и упал в гущу толпы. Все заволокло облаком. Люди спотыкались друг на друга, как тени в пыли.

Экс-предводитель Зверей посмотрел парню в глаза и понял, что тот не в себе.

– Извини, мне надо идти.

– Парень повис на нем.

– Ужас! Ужас! Земля ничья.

Мантос попытался высвободиться.

– Оставь меня. Пусти, пожалуйста.

– Как же ты не понимаешь. Брат убивает брата. Таков наш мир.

Обвал засыпал женщину, из-под камней торчала ее нога. По худой голени вился длинный вытатуированный плющ и исчезал под обломками.

Саверио, отчаявшись избавиться от помешанного, потащил его за собой. Тот не унимался:

– Ты должен указать мне путь, а вместо этого хочешь бросить нас.

Мантос пнул его ногой и наконец стряхнул с себя.

– Чего тебе от меня надо?

Помешанный, стоя на коленях, посмотрел ему в глаза:

– Ты знаешь, что делать.

Мантос в ужасе отшатнулся. На мгновение ему показалось, что это Зомби.

– Что за черт? – пробормотал экс-предводитель Зверей и, пригнув шею, побежал к галерее.

Вдруг в углу он увидел Лариту.

Саверио застыл как вкопанный.

Девушка свернулась клубком на земле, люди топтали ее ногами.

“Ты должен выполнить миссию! Должен принести ее в жертву. Хотя бы моя смерть будет не напрасной”, – казалось, шептал ему Зомби.

Саверио взвыл и пустился против течения, руками и ногами расчищая себе дорогу.

Наконец он добрался до певицы. Щеки ее горели, она лихорадочно глотала воздух, словно в приступе астмы.

Саверио своим телом заслонил ее. Он вытащит Лариту из этого подземелья и отнесет ее к Форту Антенны. Там он принесет ее в жертву в память о Зомби.

Ларита рыдала.

– У меня был приступ паники. Я не могла дышать. А они все шли по мне.