Беспощадная толерантность (сборник) Дивов Олег

И вот нате вам. Прогресс, мать его, не стоит на месте.

— А я вас знаю, — сказала мисс Беверли Уорд.

Она сидела, тяжело опершись на свой президентский стол, занявший почти весь тесный кабинетик. Курила сигарету без фильтра и по-прежнему глядела на Вика так, словно именно он принес с собой беду.

Каменная баба, подумал Вик, я такую в телевизоре видел. Широкая, да, но не рыхлая, прикоснись — уткнешься в твердое. Некоторым очень даже нравится. Мисс Уорд могла быть по-своему привлекательной, но… Не хочет?

— Вы же тот самый Виктор Рейнхарт, который…

— Я просто случайно проходил мимо, — перебил Вик.

— Вы даже не знаете, о чем я.

— Ну, значит, я случайно оказался на другом конце города.

— А то?.. — спросила мисс Уорд, недобро щуря глаза.

— А то пришлось бы вмешаться, — ответил Вик по возможности миролюбиво. Каменная баба вызывала у него неуправляемое желание разозлить ее как следует.

— Извините, я и правда не знаю, о чем вы, мисс. Если позволите, сначала я спрошу — у нас мало времени… Кеслер. Почему он это сделал?

Мисс Уорд глубоко затянулась и раздавила окурок в пепельнице.

— У Джонни была очень непростая жизнь, — сказала она, глядя в стол.

Вик слегка обалдел от такого начала. Он ждал чего угодно, например, типичного «черт его знает», только не рассказа о нелегкой жизни убийцы. Занятные, однако, люди эти феминистки. Совсем у тетки мозги наперекосяк.

— Трудно ему приходилось. С юных лет каждый божий день его шпыняли. Чтобы этому противостоять, нужна внутренняя сила, уверенность в своей правоте. Джонни был слишком мягок. Я учила его быть сильным…

Научила на свою голову, подумал Вик.

— Еще подростком я сама прошла через нечто подобное. Было очень нелегко, но однажды я решила — хватит! Главное, мистер Рейнхарт, принять решение, набраться смелости и совершить поступок. И тогда вы увидите, как все вокруг меняется. Я поняла: человеку, личности, должно быть абсолютно наплевать, что о нем думают окружающие. Иначе ты личностью просто не станешь, так и проживешь до старости неудачником. В десятом классе я взяла и демонстративно перестала брить ноги. И все. Через год я уже была феминисткой и лесбиянкой…

Мисс Уорд наконец-то подняла глаза на Вика и заглянула ему прямо в душу — понимает этот тупой коп, о чем она, нет?

Блин, подумал Вик, стискивая зубы, чтобы не расхохотаться, какое счастье, что Лора осталась внизу, она бы сейчас под стол упала. С ней бы истерика сделалась. Не потому что смешно — просто от осознания идиотизма происходящего. Лора молодая еще. Я-то всякое видал. Я самого Апача допрашивал, от которого следователь убежал в слезах. У меня на морде ни один мускул не дрогнет.

— Кеслер принял решение?.. — осторожно спросил Вик.

— Он был уже близок к этому. Ему действительно приходилось нелегко: всю жизнь, и в школе, и просто на улице, потом на работе, в него вколачивали комплекс неполноценности…

— Ага… — буркнул Вик. — Антисемитизм у нас, конечно, тот еще… Ну, да.

Мисс Уорд изумленно уставилась на него.

— Ну, да… — эхом отозвалась она. — И это тоже. Но вообще-то… Ах, вы еще не в курсе. Видите ли, Джонни был геем.

Вик почти бегом выскочил из офиса, открыл дверь машины и бросил Лоре:

— Пересаживайся. Я поведу. А то ты услышишь новости — врежешься.

— Я угадала? Импотент? Эти тетки над ним смеялись? — Лора проворно скользнула на правое сиденье.

— Мы идиоты, — сообщил Вик, захлопнул дверцу и рванул с места.

— Какая свежая мысль. Ну?..

— Помнишь, я ляпнул, мол, мужик ли Кеслер — еще вопрос. Действительно вопрос. Зачем банде моторизованных лесбиянок мужик-механик?

— О-па…

Лора на миг задумалась и кивнула:

— Мы идиоты.

— Проблема в том, что это ни черта не объясняет.

— Еще как объясняет. Потому у нас и раскрываемость такая низкая.

— Нашла время издеваться.

— Полчаса назад у меня было ощущение, будто я наступила в лужу крови, — сказала Лора. — Сейчас кажется, что наступила в дерьмо.

— А мне кажется, мы в дерьме уже по уши. Между дьяволом и глубоким синим морем[1].

— Как ты догадался?.. Ладно, эта Беверли, с ней все сразу ясно. Но остальные…

— Я не догадался, а на самом деле ляпнул первое, что в голову пришло. Думаешь, есть вероятность?..

— Секретарша вроде нормальная. Хотя кто их разберет…

— Кеслер не тронул ее, — напомнил Вик.

— А вот диспетчер — жуть, — заявила Лора. — Я все понять не могла, чего меня от нее с души воротит. Прямо мурашки по телу. Знаешь, похоже, ты прав. Ты еще не видел фотографий в личных делах. Странные мягко говоря, тетки. Неприятные. Не люблю таких.

— Тем не менее, дорогой мой напарник…

— Сама знаю. У нас три трупа и два тяжелых. И надо понять, как так вышло. Чтобы это не повторилось.

— Четыре трупа.

— Четвертый — не труп, — отрезала Лора. — В лучшем случае вещдок. Не могу я его за человека считать.

— Если начистоту — я тоже, — сказал Вик. — А придется.

— Ну и зачем он их поубивал?

— Пидор, — объяснил Вик.

— Не смешно. Одни педики ненавидят женщин, действительно почти до убийства, другие — едва не боготворят. Я не успела тебе сказать… Стелла, их секретарша, уверяет, Кеслер был совершенный лапочка. Когда узнала, что это он стрелял, пришлось ее в «Скорую» отвести. Хорошо, одна машина дежурить осталась… Кеслер был отличной подружкой, верной и надежной, всегда готовой помочь. И, кстати, механик рукастый.

— И стрелок отменный, — ввернул Вик.

— Не там ищем, — сказала Лора. — Не там.

— Там уже полчаса как ищут, — заверил Вик. — Сейчас и мы подключимся.

— И ни черта не найдем.

Тут Лора не угадала: нашли, да еще как нашли.

Лучше бы не находили.

Вчера в полдень Джонни Кеслер, жид и пидор, открыл пальбу по бабам. Снайпер херов, он за пять секунд завалил трех и еще двух тяжело ранил. Остальные бабы, к счастью, разбежались, зато к месту происшествия сбежались наши, и что было потом, лишний раз вспоминать не хочется. Как вы знаете, на той неделе психопат Хинкли стрелял в президента Рейгана — хотел понравиться своей любимой актрисе. В кого был влюблен жид и пидор Джонни Кеслер, кому он думал понравиться, открыв пальбу по бабам, даже представить страшно. А придется не только представить — надо выяснить, и выяснить быстро.

Так обрисовал положение лейтенант на утреннем совещании. Исчерпывающе.

Вику речь лейтенанта пересказала Лора. Вик на совещание не успел — ездил сдавать дневник Кеслера на психиатрическую экспертизу. Он читал дневник всю ночь, делал выписки, много раз звонил по телефону, что-то уточняя, под глазами у Вика была синева, ему не мешало бы побриться и сменить рубашку.

Вик уже не чувствовал себя испуганным. Он был усталый и очень злой.

— Не ходи так к лейтенанту, — посоветовала Лора. — Приведи себя в порядок сначала.

— Именно так и пойду. А то скажет — не видно, что работал.

— Ага. Он скажет — почему в непотребном виде?

— Да мне плевать, — отрезал Вик. — Как уверяет мисс Уорд, надо в один прекрасный день принять решение, что тебе плевать. И совершить наконец-то поступок.

— И чего именно она совершила?

— В десятом классе перестала брить ноги. А тебе слабо?..

— Да я и не начинала…

— Так и ходишь с небритыми? Я тоже. Знал, что мы с тобой оба крутые.

— Да иди ты, — сказала Лора. — Морду побрей сначала.

В коридоре она спросила:

— Ты мне скажешь хоть слово про дневник Кеслера?

— Пидор, — сказал Вик.

— Да у него вся комната в фотографиях Стеллы!..

— Вот и пидор он после этого, — сказал Вик.

— Ага! — делано обрадовался лейтенант. — Кого я вижу. Старски и Хатч!

Вик даже не поморщился: он ведь решил, что ему плевать.

Который год им с Лорой поминали ту неудачную стрельбу по колесам, вколачивая в обоих комплекс неполноценности. Чтобы этому противостоять, нужна внутренняя сила, уверенность в своей правоте. Раньше Вику хватало воли делать вид, будто не замечает подначек. Теперь он был готов на большее.

— Рейнхарт и Фарина, — сообщил Вик хмуро, с нажимом.

— М-да? — озадаченно буркнул лейтенант.

Какая-то лесбиянка с принципиально небритыми ногами — может за себя постоять. Какой-то долбанутый сукин сын — и то показал зубы, а я?.. Хватит надо мной прикалываться, у меня и без этого проблемы. У вас, кстати, тоже. У нас у всех со вчерашнего дня такие проблемы, хоть в петлю.

— Разрешите доложить?

— Ну… Присаживайтесь.

— Спасибо, — Вик подвинул Лоре стул, дождался, пока напарница сядет. Раньше за ним такого джентльменства не знали. Лора удивилась, конечно, но виду не подала: что бы Вик ни учудил, ее задача — поддержать игру.

— Дело, считайте, закрыто, — сказал Вик. — Экспертиза покажет, что Кеслер давным-давно сошел с ума. У него была шикарная паранойя. Точнее, мания заговора, я просто не в курсе, как это правильно называется. Парень раскрыл заговор лесбиянок и пидорасов.

— Так он же сам педик… — буркнул лейтенант, глядя на Вика пустыми глазами: переваривал услышанное, пытался сообразить, хороши ли новости.

— Он придурок. Это маскировка.

— То есть он не педик?! — В глазах лейтенанта сразу появилось осмысленное выражение.

— Дьявол! Да какая разница, кто он… Я неточно выразился, босс. Кеслер, сам того не понимая, докопался до сути. Есть уйма организаций, тесно связанных вместе. Всякие лиги гомиков, клубы лесбиянок, фонды феминисток… Они накрыли страну плотной сетью. И мы о них, в сущности, ни черта не знаем. А они все заодно. Обмениваются информацией. И ведут антиамериканскую деятельность. Как вам идея?..

Лейтенант выдвинул ящик стола, покопался внутри, нашел сигару и принялся ее грызть. Лора сидела тихонько, почти не дыша.

Когда меньшинства не возбухают, они незаметны. От них все отворачиваются и поэтому не видят в упор. А они ведь с каждым годом все лучше оснащены и крепче спаяны. И что творится в их офисах — поди узнай. К ним так просто не сунешься: вонь поднимут на всю страну.

Но самое неприятное — они уже потихоньку становятся частью пейзажа. К ним привыкают. И так они распространяют свою идеологию. Просто живут с тобой рядом и приучают к мысли, будто они совсем не страшные… А потом узнаешь, что твоя дочка трахается с жуткой сорокалетней бабой, и это только потому, что ты плохой отец. Невнимательный. На самом деле ты плохой отец в том смысле, что бить надо было этих смертным боем, когда только высунулись. Мы-то, идиоты, думали, они за права слабых и обиженных. И многие так думают. Про то, как они малолеток совращают, по телевизору не покажут — боятся. А у нас сводки на столах с реальными цифрами. И что делать теперь?..

Лейтенант слегка передернулся.

— Хреновая идея, — сообщил он невнятно. Выплюнул кончик сигары, достал зажигалку. — В смысле — дурацкая.

— Хотел бы верить, — сказал Вик и умолк.

— Ну?.. — не выдержал лейтенант. — Проклятье, не говори мне, что это так на самом деле. Это не может быть так. Ну, не молчи, ты!!!

— Лично я думаю, что их сексуальная ориентация и всякие завиральные идеи — только прикрытие. Слишком много стало в последние годы этих самых некоммерческих организаций. Растут, как грибы. Изо всех щелей. И не испытывают недостатка в деньгах. Какие-то из них, конечно, настоящие, но многие наверняка липовые, для отвода глаз: сидит пара лесбиянок, бумажки со стола на стол перекладывает… Они могут заниматься чем угодно на самом деле. Хоть деньги мафии отмывать, хоть наркотики возить… — Вик пожал плечами.

— Снимать и распространять порнуху… — грустно добавила Лора.

— Но мне кажется, в первую очередь, это роскошная агентурная сеть, — заключил Вик.

— Но почему именно… эти?! — почти вскричал лейтенант.

— А вы попробуйте их пальцем троньте.

Лейтенант оплыл в кресле. Он хорошо помнил, как тут, в Джефферсоне, где все по-простому, по-домашнему, год назад «этих тронули». Потом лейтенанта так тронули, едва в отставку не попросился.

— А при чем тут такси? — уныло спросил он.

— Это совершенно легальный холдинг, который уже накрывает всю страну не фигурально выражаясь, а кроме шуток. В перспективе — каждый город с населением больше десяти тысяч. Смекаете? «Голова» у них в НЙ, только это наша местная «голова», а вообще-то они завязаны на Европу, откуда все пошло изначально. На Лондон. Интересно?

— Но ведь парень сумасшедший…

— Да забудьте вы про него!.. В Джефферсоне основная клиентура этого такси — женский персонал местной лаборатории «Рокуэлл». Сами знаете, полигон во Французовой балке. Очень удобно оказалось, туда автобуса из центра города нет, а у этих дамочек цены демпинговые. Ну правильно, бизнес только раскручивается…

— Ты тоже сумасшедший? — спросил лейтенант со слабой надеждой в голосе.

— Феды думают иначе, — сказал Вик. — Они ведь уже здесь, правда? Иначе для кого так аккуратно подшивали копии дневника Кеслера этой ночью…

— Целая бригада. Их старший с утра заходил к шефу.

— Они тут все перебаламутят.

Лейтенант выпустил огромный клуб дыма и уставился в потолок. Город будет очень недоволен, если по нему проскачет отряд федеральных агентов, суя носы во все двери. А виновата окажется полиция, конечно. Шеф это еще утром объяснил лейтенанту, сразу после разговора с федами. А то сам не понимает. Полиция обязана защищать граждан от беспокойства. А кто беспокоит — не суть важно. Здесь у нас глубокий Юг, людям до фени, кто по городу лазает: чужак он и есть чужак. Даже оборзевшие местные ниггеры так не бесят, они какие-никакие, а именно что местные. Сунешь в морду, ниггер понял. Он бегом за своими, ты бегом за своими — и понеслись. Лучше, конечно, без этого, но раз на раз не приходится… А чужака пуганешь — уже скандал. А если чужак из ФБР…

Лора поглядывала на Вика с легкой опаской. Тот сидел абсолютно спокойный. Мятый, небритый, измученный, но какой-то просветленный. Что у него на уме?

— Мало ли чего они проверяют по этому делу, — сказал наконец лейтенант. — Они обязаны проверять всякую херню. Массовый расстрел — достаточный повод. Тем более сейчас, когда президента чуть не грохнули. Чтобы выгнать федов из города, ты должен им что-то дать.

— Так мы и дадим, — Вик улыбнулся, достал из-за пазухи небольшой томик и небрежно бросил его на стол. «Джером Сэлинджер» — значилось на обложке.

— Кеслер голову сломал, пытаясь вычислить кодовую книгу. Потом решил, что это «Загадка женственности» Бетти Фридан. Она лежит на самом видном месте в кабинете мисс Уорд, и вообще эта книжка у каждой дамы на рабочем месте валялась. В детективных романах именно так прячут самый главный ключ… Но я тоже был там. Слушал эту Беверли-С-Яйцами, шарил глазами по полкам — много писанины, вся по одной теме… И вдруг вижу знакомую вещицу. Затрепанную такую. Одну-единственную нормальную книгу среди весьма специфической литературы. Зуб даю, лейтенант, это она.

Лейтенант склонился над Сэлинджером и глубоко задумался.

— Так все-таки Кеслер не сумасшедший?! — спросил он совсем уже обалдело.

— Нужна санкция на обыск офиса, — сказал Вик. — А Кеслер, конечно, псих и пидор. Но и то, и другое скорее в переносном смысле. Я вам сейчас объясню, как он их вычислил. Тут не надо быть психом, и так с перепугу волосы на заднице дыбом встанут…

— Если что, над нами будут хохотать все, — сказал лейтенант. — Понимаешь?

— Лично мне не привыкать, — Вик хмыкнул и почесал щетину на подбородке.

Что бы там ни говорил лейтенант, Джонни Кеслер был даже не еврей — так, четвертушка. Еще на четверть он был индейцем, чем очень гордился, а наполовину не разбери-поймешь: белый, и ладно. На свою беду, с раннего детства он выглядел неестественно хорошеньким, прямо девчонка. И уж совсем проклятьем для него оказалась врожденная застенчивость. Он рос не в меру чувствительным, мог по любому поводу удариться в глубокую рефлексию и стеснялся всего на свете. Ну, мальчишку и затюкали. Его добрая, но непутевая мама, каждый вечер выливавшая в раковину все пиво, что у нее еще осталось, ничего тут поделать не могла. Она только-только научилась не выпивать все пиво, до которого могла дотянуться, и считала это большой победой над собой. Ей было как-то не до сына. Слишком занята: проснувшись к обеду, сразу отправлялась в магазин и потом до ночи боролась с выпивкой. В короткие моменты просветления она всячески обласкивала мальчика, но никогда не задавала вопросов. Да и толку-то было бы.

«Педиком» Кеслера в школе даже не обзывали — это была практически кличка. Иногда таким везет, и на их защиту становятся девчонки. Но Кеслер оказался каким-то нереально невезучим сукиным сыном. Парню было четырнадцать, когда одна лихая деваха на спор со всем классом — педик или не педик — поцеловала его взасос посреди школьного двора. Как назло, именно ее Джонни терпеть не мог, но, главное, от девушки несло сивухой: хлебнула для куража. У Кеслера реакция на этот запах была однозначная: его стошнило.

По счастью, Джонни не догадался, что некоторых после такого ловят и трахают в задницу, а то бы сразу покончил с собой. По счастью же, школа была хреновенькая, но видали и хуже. Школу надо было срочно менять, и именно тогда Кеслер совершил первый в жизни поступок, что бы там ни думала мисс Уорд: он просто ушел.

Несчастный ублюдок, вечный троечник и всеобщий объект насмешек, Джонни поневоле вырос скрытным. В жизни у него было две отдушины, о которых почти никто не знал. Когда становилось невмоготу, он брал раздолбанную мелкашку — все, что осталось ему в наследство от безвестного папаши, — и тихонько уходил за город стрелять, вымещать накопившуюся злобу на крысах и сусликах. А в гараже старого Бенбоу на дальней окраине он возился с железом. Сортировал запчасти, отделяя совсем никчемные от еще годных на восстановление, учился паять и варить металл, зарабатывал гроши на патроны и подержанные книги в мягких обложках. Старик Бенбоу никогда не называл Джонни педиком. Крысы и суслики тоже.

Социальная служба немного побегала за Кеслером и плюнула: его слишком трудно было найти, чтобы всерьез им заняться. Мама через пару лет умерла от цирроза печени. Парень остался сам по себе и, особо не горюя, погрузился с головой в мир изношенного оружия, дряхлых автомобилей и дешевой фантастики. Если слегка поднапрячься, он мог бы уехать из Джефферсона, только на это не хватало смелости. В родном городе он более-менее знал, как себя вести, на чужбине — нет.

Хотелось, конечно, друзей помимо крыс и сусликов. Для этого требовались новые поступки. Несколько месяцев Кеслер готовился к подвигу, но все равно чуть не обмочился от страха, шагнув через порог стрелкового клуба. Там сидели такие мужики… Настоящие.

Удивительно: ни один из них не обозвал Джонни педиком, ни сразу, ни потом. Одевался он бедненько, но чистенько, а стрелял уже тогда неплохо. А что до неприлично смазливой мордашки и неуместно мягких манер — ну, кто-то, может, посмеялся за спиной… Только не в лицо. Этот парень машинально втягивал голову в плечи, когда к нему обращались, но ведь нашел силы прийти сюда. Значит, его хватит и на большее. Подрастет — все сумеет.

Именно через стрелковый клуб Кеслер и начал социализироваться всерьез. Сменил работу в гараже Бенбоу на мастерскую получше, записался на курсы механиков. Там его обозвали педиком, но Кеслер откинул полу куртки и показал ствол. У него уже была пушка, такая дрянная, что только гвозди забивать, да у него все было плохое, однако теперь он верил: это только начало.

Потом его много раз обзывали педиком. Еще в школе Кеслер думал, а может, он и правда извращенец, и не имеет ли смысл попробовать, но оказался чересчур слаб духом для такого поистине отчаянного шага. Кроме того, ему нравились женщины. Да чего там «нравились», он любил их, и все тут. Из фантастических романов Джонни с детства предпочитал те, где герою доставалась в награду принцесса-девственница. Она всегда была нетронутой — потому что принцесса. У принцесс с этим строго. Ну и как-то по жизни складывается — если твой папа звездный король, меньше шансов, что тебе дадут по морде и поставят раком в подворотне. Джонни случайно видел такое совсем еще мальчишкой: белые парни вдули черной девчонке, а он мимо проходил. Ему дали по шее и сказали, тоже вдуют, если не уберется. Джонни заплакал и убежал.

Женщин он любил, но сторонился — боялся, опять стошнит. От женщин часто пахло выпивкой, а пить Кеслер даже не пробовал. Зато попробовал играть на гитаре — получалось вроде ничего. В свободное время сочинял лирические баллады, такую же дешевку и пошлятину, как все, из чего состояла его жизнь, но этого он просто не понимал.

К двадцати годам у него была машина, гитара, винтовка, револьвер, убогая квартирка и глубокое осознание полной обреченности прожить невыносимо скучную жизнь. А потом он как-то ждал «зеленого» на перекрестке, и ему в зад въехала мисс Беверли Уорд.

И все переменилось.

— Спать хочу, — заявил Вик. — Кончился я на сегодня. Иссяк. Вместо крови чистый кофе, а все равно засыпаю. Пускай другие бегут за медалями. У меня нервное истощение, я не привык так много думать.

Он стоял на ступенях участка, раскачиваясь взад-вперед, того и гляди свалится.

— Я отвезу тебя, — сказала Лора. — Вот этот тип скажет тебе, чего ему надо, — и сразу отвезу.

По ступеням поднимался опрятный мужчина средних лет.

— Агент Сарториус, — представился «вот этот тип».

— Ишь ты, — сказал Вик.

— Да ладно вам… — Сарториус снял темные очки и приветливо улыбнулся. У него оказались живые веселые глаза. — У меня кроме фамилии ничего местного, я даже в городе толком не ориентируюсь.

Вик критически оглядел его: строгий костюм — такой синий, что почти черный, — безупречно повязанный галстук, белоснежная рубашка, ну прямо образцовый фед из комикса.

— Я из тех Сарториусов, что уехали еще до Второй мировой, — объяснил Сарториус.

— Но породу-то не спрячешь, — сообщил Вик. — Наверняка хулиган и возмутитель спокойствия. Извините, агент. Я больше суток на ногах, кофе надрызгался до изумления, хожу как пьяный, несу чепуху. От меня сейчас толку ноль. Вот заберете у нас дело Кеслера — тогда поговорим. Как раз к тому моменту высплюсь.

— Пока не забираем, — Сарториус так и лучился доброжелательностью. — Напротив, рассчитываем на кооперацию, вам должны были сказать. Мы — вам. Вы — нам…

— А вы-то нам — что? — спросил Вик, снова раскачиваясь с пятки на носок.

Сарториус опять надел очки.

— Не любим мы женское такси, — сказал он негромко.

— Это почему же? — очень натурально удивилась Лора. — Отличная вещь для профилактики разбоя и насилия.

— Ну вот не нравятся нам всякие английские штучки, — сказал Сарториус, невоспитанно уставясь на нее темными стеклами.

— Когда убили Джона Леннона, — заявил Вик, — лично я чуть не расплакался!

— А я Джейн Остин читаю перед сном, — добавила Лора. — Непатриотично, зато снимает напряги.

— Друзья… — начал было Сарториус.

— Дарт Вейдер тебе друг! — перебил Вик. — Очки сними! И хватит лыбиться! Знаем мы эту вашу манеру прикидываться добренькими!

Сарториус весь мелко задрожал. Лора на всякий случай чуть-чуть развернулась и одну ногу отодвинула назад. Но тут агент снял очки и поднял руку утереть слезы. Он ржал.

— Ну… Ну вы даете, ребята… Ой. Пойдемте кофе выпьем, а? И поговорим.

Услышав про кофе, Вик тихо застонал.

— Здесь тебе не Манхэттен, — сказал он, гордо выпячивая грудь. — Или что там у вас крутое есть. Мы люди дикие, невоспитанные, сразу правду в глаза. О чем говорить-то?

— Вам нужен мотив убийства, чтобы закрыть дело. Нам он тоже не помешает…

— Чтобы открыть свое?.. Будет вам мотив к вечеру, когда психиатр даст предварительное заключение. Мотив шикарный: Джонни Кеслер — псих и пидор.

— Но ведь это неправда, — мягко произнес Сарториус. — Точнее, не совсем правда.

Вик раскрыл было рот, да так и закрыл.

— Сержант Рейнхарт очень устал, — сказала находчивая Лора. — Видите, на ногах еле держится. Зачем вы его мучаете?

— А мы, городские пижоны, любим поиздеваться над хилбилли. Не меньше, чем они над нами.

Сарториус глядел на Вика снизу вверх и уже совсем не улыбался.

— Что у вас есть? — сухо и деловито спросил Вик.

Таким голосом, будто готов был работать еще хоть сутки напролет.

— Мы предполагаем, что Кеслер… Скажем так… Вы понимаете, Виктор, я ведь могу открыть вам не больше, чем мне позволено…

— Хватит мямлить, земляк.

— Он их не за тех принял, — осторожно, почти робко, выговорил Сарториус.

— Твою мать…

— Очень хочется кофе, — совсем уже застенчиво сообщил Сарториус.

— Твою мать! — Лора всплеснула руками. — Да откуда ты взялся такой!

— Сами говорите — отсюда, — и Сарториус опять улыбнулся.

Машины были подержанные, зато дневной пробег ерундовый — Кеслер легко справлялся в одиночку. Второго механика ему пообещали сразу, но тот оказался пока не нужен. Вот когда бизнес раскрутится…

Джонни расцвел. В женском такси ему нравилось все, начиная с самой идеи и заканчивая скамейкой перед офисом. Он, правда, не курил, но все равно здорово было сидеть с девчонками, слушать их болтовню и поддакивать. Особенно когда приходила Стелла.

Джонни сам не понимал, что с ним творится. Его скованность вроде бы никуда не делась, он по-прежнему робел, но внутренне ему с каждым днем становилось легче и легче в окружении женщин. Он их, как раньше, любил всех сразу, и Стеллу в отдельности, и как раньше, опасался, только уже по-другому. Было немного страшно того неведомого, что они будили в нем самом. Он больше не боялся, что его стошнит. Напротив, Джонни мечтал, чтобы случилось нечто. Допустим, вдруг из гаража выскочит крыса, и испуганная девчонка бросится ему на шею. Пускай девчонке уже за тридцать и она совсем не принцесса — ну, вы поняли, — какая беда? Зато она своя в доску, прямо-таки родная, Джонни ей менял масло и фильтры и учил ее прогревать коробку передач перед выездом…

А Стеллу он тайком сфотографировал. Очень удобно оказалось залечь на крыше дома напротив — открывался прекрасный вид на ту самую скамейку. Джонни взял напрокат камеру с телевиком, рано утром занял позицию и нащелкал снимков: Стелла в движении, Стелла крупным планом, Стелла в дверях, Стелла через окно… Фотоохота, подумал он про себя. Снимки расклеивал дома по стенам — как трофеи вешал.

Стелла была доброй. Со временем Джонни заметил: остальные, хоть и тоже нравились ему, при ближайшем рассмотрении выглядели слишком жесткими, видимо, чересчур закалила их борьба за сушествование. А эта — добрая. Мисс Уорд тоже была очень добрая. Просто не каждому давала разглядеть свою доброту. Она ведь всю жизнь защищала таких, как Джонни — затюканных, несчастных, — и другие ее не интересовали. Перед благополучными людьми она не раскрывалась. А с Джонни она вела долгие беседы о его детстве и юности, расспрашивала о том о сем… Естественно, он не рассказывал ей всего. Иногда просто сочинял, привирал. Джонни знал, что ему-то раскрываться до конца никак нельзя. Он не хотел и тут прослыть педиком: это бы обрушило маленький уютный мирок, с таким трудом обретенный.

И тут его обрушила Стелла.

Время, когда приходилось лазать за запчастями по «разборкам» и кладбищам автомобилей, прошло: теперь механик-ремонтник Кеслер заказывал все по каталогу и просто отдавал список секретарю. В один несчастливый день Джонни то ли замечтался, то ли его отвлекли — и забыл внести в заявку пару позиций. Так, мелочовка, которую пришло время менять. Или не менять, на скорость не влияет. И не факт, что он забыл ее заказать. Может, забыл, как заказал.

Болезненно аккуратный во всем, что касалось работы, и столь же болезненно мнительный, Джонни прямо измучился. Забыл? Не забыл?

Он пошел к Стелле. А я твой список еще вчера в корзину бросила, сказала она. Но ты не переживай, заявка сейчас у мисс Фишер на подписи. Слушай, посиди тут пять минут, я за пончиками сбегаю, а потом найду там у нее, чего ты заказал, а чего нет.

Джонни согласился, конечно.

У исполнительной директорши мисс Фишер кабинета не было — тут отдельные места полагались только мисс Уорд и диспетчеру, да еще Кеслер мог считать своей территорией гараж с ремонтной ямой и будкой-мастерской. А у мисс Фишер так, закуток в уголке. Стол, кресло и несколько стеллажей, плотно заставленных файлами с документацией. Сама мисс Фишер была сейчас на выезде. Джонни подошел к ее столу, увидел папку, воровато оглянулся — и открыл. Не мог он ждать пять минут, надо было ему прямо сейчас понять, забыл — не забыл.

Вот она, заявка. Ура, все в порядке. Он все тот же Джонни Кеслер, четкий парень. А это что?.. А-а, это копии для головного офиса в Нью-Йорке, в двух экземплярах. Мы перед ними по всем позициям отчитываемся. Секундочку, секундочку… О-па…

А всего-то легкий ветерок от вентилятора случайно разворошил листы.

Джонни хорошо помнил номера деталей по каталогу. В заявке для поставщика они правильные. В первой копии «начальству» — тоже. А во второй — совсем нет. Хотя названия деталей те же! А номера… Группы цифр, не имеющие ничего общего с реальными запчастями.

Стелла тоже заказывала всякую канцелярскую ерунду, и Кеслер случайно видел пару раз, как маркируются ее расходники. Он схватил листы с заявками на офисные принадлежности — и окончательно перепугался. Первый и второй идентичны, на третьем — загадочный шифр. И ведь если не знаешь — не заметишь ничего странного. А как ловко сделано! Отпечатано под копирку, номера вбиты идеально в строку. У Джонни зоркий глаз и привычка обращать внимание на мелочи, а кто другой не увидел бы разницы: копия и копия.

Один экземпляр уходит в НЙ для самой обыкновенной отчетности, второй… Для чего?..

Он едва успел сложить бумаги обратно в папку и сделать шаг из-за стола.

— У тебя ко мне дело, Джонни? — ласково спросила мисс Фишер.

Она была вся какая-то квадратная, обычно Кеслер ее жалел, а тут вдруг увидел: зря. Она его совсем не жалеет. И если он сейчас ошибется, ему конец. Мисс Фишер его просто сожрет. И не таких небось ела на завтрак. Опасная женщина.

Джонни не надо было притворяться недотепой — собственно, он и был им. Привычно втянул голову в плечи, будто застигнутый на месте преступления. Того, кто хоть пару раз видел Кеслера, это сразу сбивало с толку. У этого придурка и неудачника всегда был виноватый вид, когда к нему обращались. И он никогда, никогда не делал ничего плохого. На редкость положительный молодой человек. Придурок только.

— Да я… Насчет запчастей… — промямлил Джонни. — Думал, тут постою, вас подожду…

— Спасибо, не уселся на мое место, — все так же ласково сказала мисс Фишер, продолжая буравить Кеслера взглядом. Голос ее говорил одно, глаза совсем другое.

Прямо как две копии заявки для НЙ.

Вик боролся с тошнотой — он все-таки снова выпил кофе, — и поминутно глядел на часы. Санкция на обыск нужна как можно скорее. Офис вчера не опечатали — не было повода, «сцена преступления» оказалась снаружи. Да никто и не думал, что в офисе нужно копаться. Что там сейчас? Где шляются мисс Уорд, Стелла и эта унылая корова, диспетчер, как ее, мисс Хиггинс? Не пустишь за ними оперативника, ссылаясь на дневниковые записи «психа и пидора». И запрос в офис прокурора составляли очень аккуратно — ничего ведь конкретного сказать не можем. Нам бы, знаете ли, в бумажках поковыряться. А ну как прокурор заартачится… А ну как он вспомнит, что за страшный зверь Беверли-С-Яйцами, и свои яйца подожмет трусливо…

В кафе было пусто, Сарториус глядел за окно, там тоже было пусто. Город не шевелился. Все на работе, а кто не работает, тот дома валяется. Кажется, Сарториусу это нравилось. Все-таки местное происхождение дает себя знать.

— Там работает наш человек, — сказал Сарториус. — Кеслер не тронул его. Мы, собственно, поэтому здесь.

— Ах, вот как… — Вик с Лорой переглянулись.

— Кеслер спутал нам все карты. Противник ошарашен, невозможно предсказать, как он поступит с перепугу. Вот просто черт знает, что у него на уме. Мы своего человека ведем, конечно, а то вдруг его грохнут. Но даже вступить с ним в контакт не рискуем. В общем, угодили мы из-за этого Кеслера в безвыходное положение…