Школа на краю земли Мортенсон Грег

Глава 12

Письмо американского подполковника

Образование помогает всерьез и надолго победить фанатизм.

Wall Street Journal, 26 декабря 2008 г.

Я поступил на военную службу через четыре дня после окончания школы и два года, с 1975-го по 1977-й, прослужил в Германии. У меня есть некоторый опыт общения с людьми в погонах; я хоть и немного, но знаю этот мир изнутри. С одной стороны, я с большим уважением отношусь к тем, кто посвятил свою жизнь американским вооруженным силам. Но с другой, у меня, как у сотрудника гуманитарной организации, ведущей борьбу с неграмотностью, накопилось за годы работы множество претензий к тем методам, к которым нередко прибегают военные ради достижения своих целей.

Когда в 2001 году правительство США объявило о начале военных действий в Афганистане, я сперва горячо поддержал это решение. Но вскоре, узнав, сколько мирных граждан погибает в результате американских бомбежек, я изменил свое мнение. По данным, собранным Марком Херольдом, экономистом из Университета Нью-Гемпшира, число убитых в период с 7 октября до 10 декабря составило примерно 2700–3400 человек. Меня беспокоило не только то, что мы стали причиной новых страданий афганского народа, но и то, как отреагировали чиновники из министерства обороны США на эти человеческие трагедии. На ежедневных брифингах Дональд Рамсфельд гордо перечислял потери, понесенные талибами и «Аль-Каидой», а также ущерб, нанесенный им сброшенными в густонаселенные районы бомбами и крылатыми ракетами. Но только под давлением журналистов, да и то нехотя и в самом конце своих победных реляций он упомянул о «сопутствующем уроне».

С моей точки зрения, риторика Рамсфельда и в целом его манера держаться демонстрируют, насколько мало волнуют нашу «армию ноутбуков» боль и несчастья, которые военные действия причиняют женщинам и детям. Мою точку зрения подтверждало также и то, что администрация Буша отказывалась признать (не говоря уже о том, чтобы компенсировать) ущерб, нанесенный гражданскому населению Афганистана. Все это заставляло моих коллег по Институту Центральной Азии и друзей в Афганистане полагать, что жизнь не участвующих в вооруженном противостоянии мирных жителей одной из беднейших стран в мире не имеет абсолютно никакой ценности для американцев.

В конце 2002 года мне представилась возможность поделиться этими выводами с военными. Некий адмирал, пожертвовавший ИЦА тысячу долларов, пригласил меня в Пентагон. Я выступил перед небольшой группой офицеров и штатских специалистов и, в частности, рассказал им о традиционном подходе к разрешению конфликтов, которого придерживаются племена Центральной Азии.

Нередко перед боем противоборствующие стороны собираются на совместную джиргу. Там они договариваются, на какие жертвы готов пойти каждый из противников. Это важно, потому что победители обязаны будут позаботиться о вдовах и сиротах убитых ими врагов.

«Жители этого уголка планеты привыкли к смерти и насилию, – объяснил я. – И если вы скажете: «Мы сожалеем, что ваш отец или муж погиб, но он умер как мученик, положив свою жизнь за свободу Афганистана», а также проявите уважение к их потере и предложите компенсацию, думаю, люди поддержат вас даже в нынешних обстоятельствах. Но то, что мы делаем сейчас, немыслимо. Мы поступаем наихудшим из всех возможных способов – просто игнорируем человеческие жертвы, называя их «сопутствующим ущербом». Мы даже не пытаемся сосчитать количество погибших. Таким образом, мы как бы вообще отрицаем, что они когда-либо существовали. А для исламского мира нет хуже оскорбления. Этого нам не простят никогда».

В заключение своей речи я высказал мысль, которая посетила меня во время осмотра разрушенного крылатой ракетой дома в Кабуле.

«Я не военный эксперт, поэтому приведенные цифры могут оказаться не совсем точными, – сказал я. – Но, насколько могу судить, мы на нынешний момент выпустили по Афганистану 114 крылатых ракет «Томагавк». Кажется, одна такая ракета, оснащенная системой лучевого наведения, стоит около 840000 долларов. Этих денег достаточно, чтобы построить десятки школ. Их выпускники, тысячи молодых людей с нормальным, сбалансированным, не имеющим ничего общего с экстремизмом образованием, сформируют «костяк» следующего, нового поколения афганцев. Может, это более надежный путь к безопасности в мире?»

Без сомнения, аудитории сложно было «переварить» такое заявление. Пригласившие меня офицеры были гостеприимны и вежливы, но могу себе представить, какое внутреннее отторжение могли вызвать у них мои слова. Поэтому меня очень удивило, когда в последующие месяцы меня приглашали снова, чтобы спросить совета и обсудить сложные вопросы. Во время этих встреч нас неоднократно благодарили за работу, которую мы ведем в регионе.

В апреле 2003 года после выхода статьи в журнале Parade к нам хлынули пожертвования. Полученные средства дали ИЦА возможность стабильно работать в Пакистане и одновременно начать более активное проникновение в Афганистан.

В течение следующих десяти месяцев после публикации нас завалили письмами – их с почтового отделения в Боузмене доставляли в холщовых мешках. Меня поразили проникновенные строки, написанные американскими солдатами и офицерами, служившими в горячих точках. Один из примеров – письмо Джейсона Б. Николсона из города Файетвиль в Северной Каролине.

«Я капитан вооруженных сил США, служил в Афганистане в составе 82-й десантной дивизии, – писал он. – Там мне выпала уникальная возможность поближе познакомиться с жизнью и бытом людей в сельских районах Центральной Азии. Кровавая и разрушительная война, продолжающаяся там по сей день, больнее всего ударяет по тем, кто меньше всего того заслуживает, – по мирным гражданам. Этим людям немного надо – они хотят спокойно работать, чтобы прокормить семью, и жить простой нормальной жизнью бок о бок со своими родными и соседями. Проекты ИЦА позволяют местным детям получить общее образование. Разве что-то может лучше обеспечить нам безопасное будущее, чем вложенные в развитие и обучение детей силы и средства? Построенные институтом школы служат достойной альтернативой экстремистским медресе, появившимся при талибах и проповедующим фундаменталистский подход к исламу. Институт Центральной Азии ведет именно ту благотворительную деятельность, в которой я сам хотел бы участвовать».

Это письмо открыло новую страницу в моих взаимоотношениях с военными. Сотрудничество с ними изменило наши подходы к работе, обозначило новые перспективы, преподало нам новые уроки. Именно их поддержка, в конце концов, позволила нам с Сарфразом завершить проект по строительству школы для киргизов в Вахане и выполнить данное мною обещание. То, как сложилось наше взаимодействие, я считаю большим везением и даже чудом – одним из самых больших чудес за все время работы в Афганистане.

Письмо от капитана Николсона пришло как раз в тот момент, когда американские вооруженные силы снова столкнулись с эскалацией насилия в Ираке и Афганистане – поднималась новая волна сопротивления. Обе стороны действовали жестко, но в то же время все больше офицеров приходили к выводу, что им необходимо изменить стратегию. Преследование одной лишь цели – уничтожить противника – не имело смысла. Войска США не должны сеять смерть; они призваны обеспечивать безопасность, а также организовывать операции по восстановлению и развитию той страны, куда привел их воинский долг. В свое время администрацию Клинтона критиковали и даже высмеивали за идею «национального строительства», предполагавшую участие Соединенных Штатов в налаживании мирной жизни в Боснии, Косове, Сомали. Но теперь эта идея возродилась в рамках новой доктрины, сформулированной генералом Дэвидом Петреусом. Он пересмотрел «контрповстанческую (англ. counterinsurgency, официальный термин. – Рд.) стратегию» США и отредактировал основной документ, служащий для командования руководством к действию – Контрповстанческий полевой устав Корпуса морской пехоты армии США. Суть нового подхода американских военных к решению стратегических задач состояла в следующем: теперь достижение стабильности и безопасности в раздираемых военными конфликтами государствах приравнивалось по важности к победе над врагом.

Адмиралу Майку Муллену, председателю Объединенного комитета начальников штабов, удалось кратко и емко выразить эту позицию на заседании комитета по вооруженным силам палаты представителей конгресса США в сентябре 2008 года. Он заявил тогда: «Мы не можем идти к победе по трупам».

Такой подход к ведению войны требует более широких взглядов и разнообразных навыков, далеко выходящих за рамки того, что мы привыкли вменять в обязанности солдату. Военным теперь приходится много заниматься совершенно «гражданскими» или чисто хозяйственными делами – реконструировать водоочистные сооружения и электростанции, восстанавливать школы и решать другие важные бытовые и общественные проблемы. Теперь от всех, кто служит далеко от дома, и особенно от офицеров, требовалось понимание культурных особенностей страны, в которой они находятся. Для этого им пришлось осваивать азы антропологии, истории, социологии, политэкономии, а также учить языки. И все это ради того, чтобы добиться стабилизации обстановки в регионе, строя доверительные отношения с местным населением, старейшинами и вождями общин.

Среди верных адептов новой тактики было много тех, на кого глубокое впечатление произвела книга «Три чашки чая». Изначально мы вовсе не планировали обращаться к военной аудитории. Сразу по выходе в 2006 году «Три чашки» активно распространялись в читательских клубах, в благотворительных организациях, в церквях. Там с книгой знакомились офицерские жены и приносили ее домой. Бывало, что дети военных слышали об этом издании в школе. Среди детей в то время активную работу вели пропагандисты программы Pennies for Peace, собирающие средства на нужды детей Пакистана и Афганистана. Она была начата в 1996 году и сейчас охватывает более 4500 начальных учебных заведений в Соединенных Штатах и за рубежом. И, наконец, сотни людей в погонах узнали о книге, когда ее рекомендовали для чтения тем, кто проходит курс контрповстанческой подготовки в Пентагоне.

Вскоре мы начали получать сотни электронных и обычных писем, а также пожертвования от служивших в Афганистане и Ираке американцев. Они сообщали, что вернулись из горячих точек в твердом убеждении: самым эффективным и экономически выгодным способом борьбы с набирающим обороты исламским экстремизмом является обычное среднее образование, доступ к которому просто необходимо обеспечить юношам и девушкам в азиатских странах. Кристиана Лейтингер, возглавляющая организацию Pennies for Peace, как-то заметила, что программа имеет особенный успех в школах, расположенных недалеко от военных баз, то есть среди детей, чьи родители связаны с вооруженными силами. Сбор средств в школах особенно активно шел в Кэмп-Леджуне, в Северной Каролине (там находится крупнейшая на Восточном побережье база военно-морского флота), в Сан-Антонио в Техасе (в Форт-Сэм-Хьюстоне проходят подготовку военные медики), в Коронадо, штат Калифорния (там расположены командование морской авиации и крупнейший центр подготовки американского спецназа – «морских котиков»).

К началу 2007 года наш менеджер в Боузмене Дженифер Сайпс начала получать сотни приглашений: меня звали выступить на самых разнообразных собраниях военнослужащих и отставников. Первый запрос пришел от бывшего флотского офицера доктора Стива Рекка. В то время он возглавлял Центр национальной безопасности при Университете штата Колорадо в городе Колорадо-Спрингс. Мы созвонились со Стивом, и он объяснил, что сотрудники центра хотят разобраться, «как наша собственная безопасность связана с вопросами образования в странах третьего мира». «Наш главный враг – невежество», – заявил доктор Рекка.

Я прилетел в Колорадо морозным январским вечером. Меня провели через университетский городок в церковь, вмещавшую две тысячи слушателей. Это значило, что более половины пришедших на встречу (а их было около пяти тысяч человек) так и не попадут в помещение и останутся на холоде. В конце выступления ко мне подошел человек и протянул визитную карточку. Это был генерал из Командования воздушно-космической обороны Северной Америки, он поинтересовался, не смогу ли прочитать лекцию и в его ведомстве.

Дальше пошли заявки со всей страны: от военных академий и училищ, из ветеранских организаций, более чем с двадцати армейских баз. Меня снова позвали в Вашингтон для участия в брифинге в Пентагоне, затем я полетел во Флориду на встречу высших чинов CENTCOM (Центрального командования вооруженных сил США, которое управляет всеми боевыми операциями на Ближнем Востоке и в Центральной Азии), а также SOCOM (Командования сил специальных операций, которому подчиняются элитные спецподразделения, такие, например, как группа «Дельта»).

Я с удивлением наблюдал, с какой серьезностью люди в форме подошли к знакомству с национальной культурой стран, где велись боевые действия. Посетив академию Вест-Пойнт в Нью-Йорке, Академию ВВС в Колорадо, штаб-квартиру Экспедиционного корпуса морской пехоты в городке Кемп-Пенделтон в штате Калифорния, я поразился, сколько сил и энергии прикладывают офицеры, чтобы глубже узнать историю и традиции ислама. Например, в Военно-морской академии США в Аннаполисе, куда меня пригласил Меттью Морс, мне представилась возможность присутствовать на занятиях по религиоведению. Учащиеся анализировали главы из ветхозаветной книги Левит и искали параллели в Коране. В тот же день мне довелось участвовать в горячем споре на семинаре по социологии: его участники сравнивали противоположные трактовки некой строфы из Корана, данные бывшим шахом Ирана и аятоллой Хомейни.

Во время таких визитов я понял, что мы с кадетами, офицерами и многими военными экспертами разделяем общие ценности. Так, многим из них был свойствен особенный гуманизм и уважение к традициям другого народа. Общение с ними открыло мне, что истинный патриотизм всегда идет рука об руку с терпимостью и ценит разнообразие мнений и взглядов. Но, наверное, наибольшее впечатление на меня произвели искренность и честность моих собеседников. Военные, с которыми свела меня судьба, больше, чем люди других профессий, готовы были признавать свои ошибки. Они извлекали из них уроки и стремились к внутреннему росту.

Вдруг меня сразила странная мысль: все эти люди, наделенные огромной властью и силой, привержены тем же идеалам, которые внушили мне мои наставники в Африке и в Центральной Азии, не обладавшие ни силой, ни властью. Наверное, этому можно найти объяснение. Солдаты, проходившие службу вдали от дома, ближе соприкасаются с местным населением, чем дипломаты, ученые, журналисты или политики. Этот уникальный опыт, кроме прочего, учит их эмпатии.

В апреле 2009 года я посетил Мемориальную ассоциацию Корпуса морской пехоты в Сан-Франциско. Генерал-майор Майк Майетт, бывший командующий 1-м экспедиционным корпусом морской пехоты (это подразделение находилось в авангарде американских войск, введенных в Кувейт), провел меня вдоль двух темно-серых стен, на которых выбиты имена всех американских солдат, принадлежавших к этому роду войск и сложивших головы в Ираке и Афганистане с 2001 года. Меня поразил не только длинный, почти бесконечный список имен, но оброненная генералом фраза: «В ходе этих операций также погибли тысячи мирных жителей, – сказал он. – Мне хотелось бы построить стену памяти и для них».

Так с каждой встречей во мне росло чувство уважения и восхищения людьми в погонах. Мы двигались к одной цели, лелеяли один, чрезвычайно важный замысел. Сотни военных, побывавших в Афганистане, с которыми я говорил за последние шесть лет, сходились во мнении, что их главная задача – служить интересам афганского народа. Его процветание станет залогом спокойствия и благоденствия во всем мире. Но помочь афганцам невозможно, если не умеешь слушать и понимать их. А новой основой для национальной стабильности сможет стать именно образование.

До начала личных контактов с военными я относился к их действиям в Афганистане негативно. Да и сейчас у меня остается много вопросов и претензий к ним. Так, например, на брифинге министерства обороны недавно огласили страшные цифры: с июня по ноябрь 2006 года ВВС США сбросили на Афганистан 987 бомб. Это больше, чем за весь период с 2001 по 2004-й (848 бомб). Подобные атаки не обходятся без жертв среди гражданского населения, и, конечно, все это рождает в афганском обществе глубокую неприязнь к американцам.

И тем не менее мой взгляд на американских солдат постепенно менялся по мере того, как я ближе узнавал их, так сказать, выпивал с ними «три чашки чая». Каждый из нас мог чему-то научить другого, и это взаимодействие шло на пользу обеим сторонам. В результате я пришел к выводу, что труд военного ведомства оказывается гораздо более плодотворным, чем, скажем, усилия других государственных учреждений, в том числе государственного департамента, конгресса и Белого дома. Тот, кто служит на передовой, как выяснилось, лучше понимает проблемы, с которыми сталкиваются простые пакистанцы и афганцы, и их нужды.

Встречи с армейским руководством были полезны мне лично, но они влияли также и на работу Института Центральной Азии. Лучшей иллюстрацией тому служит история, которая началась 15 сентября, когда я открыл электронную почту и увидел там следующее сообщение:

«Уважаемые сотрудники института! Я командир отряда особого назначения, который несет службу в Афганистане – на севере провинции Кунар и на востоке провинции Нуристан. Мы участвуем в контртеррористической операции и охраняем покой 190000 человек, живущих в этих областях. Главную свою задачу мы видим в том, чтобы дать надежду на стабильное будущее всем мирным гражданам этой страны, особенно детям. В этой связи одним из самых важных для меня проектов становится помощь местным школам.

Я уверен, что образование – самое лучшее оружие для борьбы с терроризмом на планете, в частности, в Афганистане. Бомбы не помогут нам выиграть нынешнее противостояние. Нам в этом помогут книги и все то, что развивает в человеке стремление к миру, благоденствию и терпимости. Тяга к учебе у местного населения совершенно очевидна. Люди устали от тридцатилетней войны и не хотят так жить дальше. Образование позволит следующему поколению изменить качество своего существования, достойно трудиться ради процветания своей родины и тем самым проявить истинную любовь к ней. Обучить людей этому – серьезная задача, и ставки здесь очень высоки.

Как вы знаете, Кунар и Нуристан – беднейшие районы Афганистана, раздираемого внутренними конфликтами. Более чем в 90 % имеющихся здесь школ занятия проходят на улице. В некоторых имеются брезентовые навесы, но в большинстве случаев дети просто размещаются под деревом. Недавно мы организовали партнерскую программу – пытаемся наладить контакт между местными и американскими школами, чтобы через дружбу детей наши государства стали ближе друг другу. Я много раз привозил сюда большие партии школьных принадлежностей, но их все равно не хватает.

Книга «Три чашки чая» укрепила мое желание поддерживать афганские школы. Не уверен, что ИЦА сможет как-то помочь тем, с кем мы сотрудничаем. Но просто хочу, чтобы вы знали, насколько то, что вы делаете, важно для народа Пакистана и Афганистана.

С наилучшими пожеланиями,

подполковник вооруженных сил США

Крис Коленда»

Конечно, я был рад получить весть от офицера, чье уважение к образованию было столь же велико, как мое собственное. Но это письмо мне было интересно еще кое-чем. Подполковник писал из очень любопытного региона.

Северный Кунар и восточный Нуристан – горные районы в самом сердце Гиндукуша. Кругом отвесные скалы и высочайшие пики, прячущиеся за облаками. Об этих территориях, находящихся на границе с Пакистаном, и о происхождении их обитателей, сложено немало легенд.

В Средние века жители Нуристана и Кунара оставались свирепыми язычниками, чем-то напоминавшими обитателей южной Европы. Так, они любили вино и обставляли свои жилища столами и стульями. Кроме того, они говорили на языке, непохожем на наречия окружающих племен, уже принявших ислам.

В старину эту страну называли Кафиристан – «край неверных». Долгое время он оставался самым закрытым, загадочным и малоизученным даже в XX веке уголком земли.

Эрик Ньюби в своих замечательных путевых заметках A Short Walk in the Hindu Kush («Краткая прогулка по Гиндукушу») утверждает, что местные жители ведут свою историю от воинов Александра Великого, армия которого на пути в Индию прошла в 326 году до н. э. по окраине территории современного Нуристана. Здесь состоялась битва македонского завоевателя с обитателями Кунарской долины. С тех пор редкий путешественник добирался до этих мест. Отдельные упоминания о них можно найти в записях, оставленных в VI веке китайскими буддийскими монахами, направлявшимися в Индию. В XIV столетии в одну из долин вошли войска Тамерлана, а в XV веке завоеватель Бабур дегустировал одно из местных вин. Все остальное время, скорее всего, Кафиристан жил своей обособленной жизнью, пока в 1895 г. Абдур Рахман, эмир Афганистана, не вторгся в этот район, атаковав его с трех сторон одновременно. Главные силы нападавших составляли восемь пехотных полков и один кавалерийский. Поддержку им оказывала артиллерийская батарея. Они подошли со стороны долины реки Кунар и в единственном решающем сражении победили «неверных». Но эта победа стоила дорого: местные жители дрались за каждый дом, хотя вооружены были лишь копьями и луками. Перед тем как сдаться, они сожгли свои деревни. После этого все они были насильственно обращены в ислам.

Неприступные горы и глубокие пещеры Нуристана и Кунара стали любимым убежищем моджахедов, которые в 1979–1989 годах вели борьбу с советской оккупацией. В 1990-х несколько тысяч арабских боевиков при поддержке Усамы бен Ладена основали здесь свои базы, а после 2001-го среди этих скал укрывались талибы и члены «Аль-Каиды». Этот район был удобен для них тем, что соседние приграничные области, подвластные лишь племенным вождям, не контролировало ни пакистанское, ни афганское правительство. Так что находящиеся вне закона исламисты свободно курсировали между государствами и развернули активную торговлю оружием. Летом 2005 года эти бойцы подстрелили пролетавший через Коренгальскую долину вертолет «Чинук». Тогда погиб весь экипаж и находившиеся на борту 16 бойцов спецназа, после чего американские солдаты стали именовать Кунар не иначе, как «врагом номер один». До лета 2006 года ни единая благотворительная организация не отваживалась работать в неспокойном крае.

Вряд ли еще какой-то район Афганистана мог сравниться с этими территориями по степени нестабильности, удаленности и неприветливости к чужакам. Вот из такого загадочного места пришло ко мне письмо, в котором командир расквартированного там отряда американских вооруженных сил просил у нас помощи и утверждал, что для него нет задачи важнее, чем дать возможность детям получить образование. Обо всем этом хотелось узнать поподробнее.

Кристофер Коленда вырос в городе Омаха, штат Небраска, в семье офицера военно-юридической службы. Вероятно, он пошел по стопам отца, поступив в военную академию Вест-Пойнт. Там он отлично учился, отдавая предпочтение истории. Крис с упоением читал римских и греческих авторов, с увлечением изучал архивные документы, рассказывающие о расцвете и падении великих империй. Уже получив чин капитана, он поступил в аспирантуру в Университете штата Висконсин и защитил там диплом по современной европейской истории. В тот период он начал собирать высказывания знаменитых военачальников, впоследствии вошедшие в составленную им книгу Leadership: The Warriors’ Art («Быть лидером: искусство воинов»). Сейчас ее с удовольствием читают многие молодые командиры. Затем Крис Коленда поступил в десантное подразделение и вскоре стал командовть 1-м эскадроном 91-го кавалерийского (т. е. танкового. – Ред.) полка 173-й десантной дивизии. В 2005 году командование объявило Крису и его товарищам, что вскоре подразделение будет направлено в Ирак. Началась подготовка – физическая и языковая (военнослужащие учили арабский). И тут стало известно, что планы изменились и дивизию отправляют в Афганистан, куда она и прибыла в мае 2007 года. Ее штаб-квартирой стала передовая операционная база (ПВБ) в селении Нари в северной части провинции Кунар.

Еще в 2006 году было создано пять таких баз. Они служили наблюдательными постами, контролировавшими восточную часть границы Афганистана, где он соседствует с Пакистаном. Более семисот американских солдат и офицеров, которыми командовал Коленда, и шесть сотен их афганских товарищей по оружию должны были осуществлять миротворческую миссию и поддерживать стабильность в регионе. Офицеры были уверены: чтобы выполнить свою задачу, им необходимо, помимо прочего, наладить связи со старейшинами окрестных деревень, вождями племен, духовными лидерами местных городов и селений района, в котором проживало более 190000 человек. Нари, служившая штабом, находилась на стыке Кунара и Нуристана. Здесь в 2007 году американцы вели наиболее ожесточенные бои с группировками талибов и «Аль-Каиды».

На обычном командном пункте, таком, на котором работал Коленда, как правило, хранятся подробные карты местности с нанесенными на них разведданными: размещением войск противника, сетями распределения продовольствия и маршрутами движения транспорта, огневыми точками врага. Конечно, подобные документы, характеризующие деятельность талибов и «Аль-Каиды» в этом районе и соседних областях, хранились и у подполковника Коленды. Однако его интересовали не только вооружение и численность группировок боевиков. Он собирал и другую, гораздо более обширную информацию. Шесть месяцев он пил чай со старейшинами и слушал речи на местных джиргах; он и его подчиненные установили контакты практически со всеми духовным лидерами и вождями местных поселений, маленьких и крупных. Американские офицеры не только знали в лицо и по имени местных авторитетов и помнили, кто к какому племени принадлежит. Они понимали положение каждого в политической и экономической иерархии области. Короче говоря, Коленда и его люди хорошо представляли систему местных связей, знали о кровной вражде, имущественных спорах, межэтнических конфликтах, то есть разбирались во всех деталях, из которых складывается общественная жизнь обширного и удаленного от цивилизации сельского района.

За время службы Крис и его товарищи по крупицам собирали сведения о том, как устроено это общество. Конечно, приобретенные познания не были абсолютными и полными, но их объем впечатляет. Предполагается, что впоследствии, когда подразделение будет передислоцировано, вся информация будет передана тем, кто придет на его место. Есть надежда, что новые люди продолжат дело своих предшественников.

Связи подполковника росли и крепли, и к нему стали обращаться за помощью в решении разных бытовых и организационных проблем. И это возвращает нас к его письму, присланному в ИЦА. Я ответил Крису, и у нас завязалась переписка. Однажды он рассказал мне о деревне Сав, расположенной в семнадцати километрах от Нари на противоположном берегу реки Кунар. Там открывались большие возможности для новой и необычной работы.

Несколько раз в месяц американская база в Нари подвергалась ракетному обстрелу. Огонь вели боевики, засевшие в окрестных горах. Получив из нескольких надежных источников сообщения о том, что банды обосновались где-то неподалеку от Сава, подполковник Коленда рассудил, что, наверное, жители деревни как-то поддерживают их. Но вместо того, чтобы послать в деревню патруль, обыскать дома и допросить местное население, Крис и его товарищи решили действовать иначе. Они попросили созвать джиргу и прямо спросили у старейшин, какие обиды заставляют людей вставать на сторону незаконных формирований.

Партнер Коленды с афганской стороны, подполковник Афганской национальной армии Шер Ахмад подал просьбу о созыве совета старейшин. На этой встрече уважаемые жители селения объяснили, что несколько лет назад в деревню уже приезжал американский патруль и проводил обыски. После этой операции у жителей пропало много ценного. Люди сочли, что им нанесено оскорбление, и некоторые из них решили мстить. На этом же собрании зашла речь о важности образования. Селяне жаловались, что у них нет школы и восемьсот детей вынуждены ходить на учебу в соседние деревни. Но скоро наступит зима, и такие путешествия будут вообще невозможны.

Тут же выяснилось, что многие американские военные попросили родных и близких в Америке собрать посылки с различными подарками для местной детворы, в том числе с различными школьными принадлежностями. Эти посылки уже прибыли из США. После той самой джирги все подарки собрали вместе (набралось почти три грузовика), и на следующей неделе было проведено повторное собрание, на котором решалось, как доставлять и распределять эту гуманитарную помощь. Вскоре старейшины из Сава появились на охранном посту базы в Нари и спросили, можно ли повидать подполковника Коленду и подполковника Ахмада. Они принесли около ста благодарственных записок на пушту, которые передали деревенские дети.

Военные беседовали с гостями более двух часов, и во время этого разговора стало ясно, что жители Сава очень хотят построить школьное здание. Коленда был уверен, что если сможет помочь им осуществить их желание, то это станет основой прочных и теплых отношений. Но у него не было средств и возможностей, чтобы вести такой проект, поэтому он и обратился ко мне с вопросом, может ли ИЦА взять его на себя.

Поначалу я не был уверен, что нам стоит в этом участвовать. Институт Центральной Азии не связан с военными: мы сознательно стараемся дистанцироваться от них, чтобы не подрывать доверие и не вызывать необоснованных подозрений у афганцев и пакистанцев, с которыми работаем. По этой причине я даже не разрешаю коллегам и партнерам, посещающим школы, носить камуфлированную одежду в стиле «милитари».

Волновало меня и то, что Кунар и Нуристан считались особо опасными зонами и гражданским лицам не рекомендовалось посещать их. Там, как некогда в Кашмире, мы никогда раньше не бывали, не имели связей и друзей.

Все эти сомнения были обоснованными. Противопоставить им можно были лишь одно: меня восхищала жизненная позиция этого спецназовца, его готовность строить отношения с местными жителями, стремление узнать их нужды и участвовать в решении их проблем. Если бы только мы могли помочь ему, не повредив своей репутации и оставшись в глазах всех наших друзей организацией, не связанной политическими и финансовыми узами с правительством США и военным ведомством, тогда мы бы взялись за это дело.

Но для начала нам надо было найти человека, который будет курировать этот проект. И у меня были кое-какие мысли на этот счет.

Глава 13

Юноша из лагеря Джалозай

Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.

Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький принц»

С Вакилом Карими мы встретились весной 2002 года. В один из первых моих визитов в Афганистан я приехал в Кабул и остановился в стоящей на улице Баги-Бала гостинице «Мир». За стойкой регистрации сидел пуштун в идеально отглаженном шальвар-камизе и жилете. Его круглое лицо обрамляла аккуратная бородка. Этот мужчина, подобно тысячам молодых афганцев, недавно вернулся на родину из эмиграции, поспешив домой сразу, как только услышал об изгнании талибов. Вскоре после нашего знакомства я узнал о его судьбе, которая была схожа с историями многих его соотечественников, проведших большую часть своей жизни в переполненных лагерях беженцев.

Детские воспоминания Вакила об Афганистане заканчивались 1979 годом, когда он, семилетний мальчик, был вынужден во время вторжения советских войск бежать вместе со всей семьей из родной деревни. В течение двух недель поселок бомбили советские истребители «МиГ»,почти все дома были разрушены, многие жители убиты.

Четыре дня и четыре ночи добиралось семейство Карими до Пакистана. Они шли пешком, ехали на лошадях и ослах, потаенными горными тропами перешли границу и, наконец, осели в лагере беженцев Джалозай в тридцати с лишним километрах юго-восточнее Пешавара. Он был одним из самых крупных среди тех ста пятидесяти временных поселений, которые пакистанские власти наскоро построили для 4,5 миллиона афганских мухаджиров (беженцев), хлынувших в страну сразу после начала советской агрессии. Лагерь располагался в пустынной местности. Семьдесят тысяч беженцев ютились в хлипких палатках и под брезентовыми навесами. Водопровода, электричества, канализации здесь не было. Не имелось никакого транспорта; возможности заработать на хлеб тоже не предоставлялось. Охранники лагеря были жестоки к его обитателям, а администрация расхищала большую часть продуктов. Некоторые секторы палаточного городка открыто контролировались бандитскими группировками. В таком месте никто не захочет задержаться и на неделю, не то что на несколько месяцев.

Тогда еще Вакил не знал, что проведет здесь долгих двадцать три года.

Через неделю после того как отец Вакила Абдул Гхани привез в Джалозай семью, состоявшую из жены, шестерых детей, а также своего отца и сестры, он покинул родственников и отправился в Афганистан, где моджахеды вели ожесточенные бои. Так поступало большинство афганских мужчин: они возвращались на родину и бросались в горнило джихада.

Последнее, что сохранила память Вакила об Абдуле Гхани, это то, как тот обнял его и пообещал приехать через месяц. По сей день сын не знает, как и когда погиб его отец и где он похоронен.

Вакилу и его младшему брату Матиину пришлось искать себе применение. По настоянию матери, которая не умела ни читать, ни писать, но считала, что образование пригодится любому, мальчики начали ходить в школу. Занятия проходили ежедневно по полдня в большой палатке. Вторую половину дня дети работали, чтобы прокормить мать, деда и младших братьев. Они продавали воду, помогали взрослым в изготовлении кирпичей. Через некоторое время они выучили английский и организовали собственные вечерние курсы – мактаб. Они назывались Washington English Language Center. Сюда приходили амбициозные молодые люди, задумывавшиеся о своем будущем. Затем летом 2002 года до Вакила дошли слухи, что в гостиницу «Мир» в Кабуле требуется служащий со знанием английского. Зарплата – двести долларов в месяц плюс чаевые. Привлеченный этим предложением, он в одиночку пробрался в Афганистан и вскоре получил желаемую должность. В день моего прибытия он дежурил в холле и приветствовал посетителей.

Молодой человек с восторгом принял новость о том, что мы собираемся строить школы для девочек в его родной стране. «Афганистан – прекрасное место для такой работы! – воскликнул он. – Нам просто необходимо дать образование женщинам». Также он сказал, что знает идеальное место для первого проекта – это деревушка Лаландер в пятидесяти километрах северо-западнее Кабула, где старое школьное здание было разрушено советскими бомбардировками. «По чистой случайности» Вакил был родом именно из этого селения.

Я объяснил, что мы стараемся строить в самых отдаленных и малодоступных районах. Он кивал, вежливо слушал, а потом снова просил нас приехать в его родную деревню. Вакил стоял на своем с непробиваемым упорством, достойным Карла Роува, руководителя избирательной кампании и главы администрации Джорджа Буша-младшего. В последующие полтора года мы с Сарфразом регулярно останавливались в «Мире» и часто встречались с этим славным парнем, который вел себя как талантливый продавец подержанных машин: всегда улыбался, никогда не повышал голоса и свято верил, что, если он будет продолжать настаивать мягко, но со всей серьезностью, мы сделаем наконец исключение для Лаландера, вовсе не отвечавшего нашей политике строить «в конце всех дорог».

В один прекрасный день Вакил прекратил давление и перешел к другой стратегии: он начал красочно и трогательно рассказывать о бедах и несчастьях, обрушившихся на Лаландер, надеясь вызвать наше сочувствие. Каждый раз по приезде в эту гостиницу нам приходилось выслушивать долгие сетования на разбитые дороги, плохую воду, страшную бедность деревенских жителей и отсутствие какой-либо поддержки со стороны афганских властей.

Все это продолжалось более года. В какой-то момент все эти причитания до того утомили нас с Сарфразом, что мы допустили ошибку, решив подробнее разузнать о том, что же происходит в этом невеселом месте. Кажется, последней каплей стало сообщение Вакила о том, что талибы недавно начали налаживать наркотранзит через долину, где стоит селение. Случилось то, чего он так терпеливо ждал, – мы выказали некий интерес.

«Пожалуйста, поедем со мной и выпьем чаю с членами шуры – местными аксакалами, – загорелся он. – Вы все увидите сами».

Как тут можно было отказаться?

От Кабула до деревни Лаландер два часа езды. Она находится в самом сердце долины Чар-Асиаб и простирается вдоль реки, которая проложила себе русло среди рыжих и черных скал. Отвесные каменные стены поднимаются ввысь почти на 600 метров, а у самого их подножия цветут персиковые, абрикосовые, вишневые и тутовые деревья. Вокруг Лаландера также хорошо растет чеснок, так что воздух напоен сладко-пряно-острыми ароматами.

Несмотря на весь свой «рекламный талант», Вакил не исказил реального положения дел и не преувеличил масштабов разрухи. Грязная ухабистая дорога была ужасной, и хорошо тренированный бегун обогнал бы нас на финальном участке пути: последние пятнадцать километров мы преодолевали пятьдесят минут.

Постоянные обстрелы и бомбардировки превратили глинобитные деревенские дома в подобие древних руин Междуречья. Казалось, что мы перенеслись из XXI века в Средние века. Лишь ржавые остовы русских танков и бронетранспортеров напоминали о том, какая эра на дворе.

По прибытии мы отправились на джиргу, которую Вакил созвал специально к нашему приезду. Из разговора со старейшинами сразу стало ясно, что селению отчаянно нужна школа. Единственным доступным для местных детей видом образования были лекции по исламу, читаемые в мечети по инициативе некоего муллы – одного из трех духовных авторитетов поселка. Этот мулла был против светских уроков, но двое других, а также 160 местных семей с энтузиазмом выступили в поддержку строительства школы.

Во время джирги нам пришла в голову неплохая мысль. С одной стороны, деревня Лаландер казалась такой же всеми забытой и заброшенной, как многие другие поселения, в которых мы работали. С другой – относительная близость к Кабулу делала ее более доступной для посещения журналистами, спонсорами и официальными лицами из афганской столицы. Все эти люди в последнее время проявляли интерес к нашим проектам, но большинство из них не были готовы к непростому недельному путешествию в Бадахшан или Вахан. Может, стоило открыть здесь «показательное» учебное заведение, которое продемонстрирует всем желающим, чем мы занимаемся?

В начале 2004 года я выступил с таким предложением перед советом директоров ИЦА, одобрившим эту инициативу. Весной того же года жители города Лафайет в Калифорнии собрали 30 тысяч долларов на реализацию этого проекта. Также значительную сумму пожертвовал один адвокат, который хотел спонсировать конкретную школу. Вскоре началось строительство, надзор за которым с воодушевлением взял на себя Вакил. Он делал это бесплатно. В свои выходные (в четверг и пятницу он был свободен от работы в гостинице) молодой человек отправлялся из Кабула в деревню, чтобы посмотреть, как продвигаются дела, докупить материалы или решить другие текущие проблемы. Именно во время этих визитов он подружился с мальчиком по имени Гульмарджан.

Этот четырнадцатилетний подросток жил в Лаландере с пятью сестрами. В школу он никогда не ходил и с нетерпением ждал возможности наконец обучиться чтению и письму. По его мнению, уже давно пора было приступать к занятиям, а здание все еще не было готово. Он постоянно изводил Вакила разговорами о том, что строительство недопустимо затягивается и необходимо поторопиться. Пока Вакил был в Кабуле, мальчик старался пасти коз как можно ближе к будущей школе, чтобы наблюдать за происходящим, а потом все подробно докладывать куратору проекта. И вот в один из июньских дней, когда Гульмарджан, приглядывая за козами, следил заодно и за рабочими, все окрестности потряс гулкий взрыв.

Надо сказать, что Афганистан – одна из самых «густо начиненных» взрывчаткой стран мира. За время вторжения СССР и последовавшей за ним гражданской войны почти каждый клочок земли был заминирован.

По самым скромным подсчетам, до настоящего времени где-то под ногами афганцев скрывается 1,5–3 миллиона противопехотных мин. Каждый месяц они калечат или убивают около шестидесяти пяти мирных жителей.

И, как это часто бывает во время боевых действий, особые страдания выпадают на долю детей.

В тот день Гульмарджан подорвался на советской мине, заложенной лет двадцать назад. В результате нижняя часть туловища мальчика превратилась в кровавое месиво. Когда встревоженный отец прибежал на место происшествия, ему не оставалось ничего другого, как погрузить раненого ребенка на осла (машины ни у кого в деревне не было), а потом пересесть на велосипед, чтобы отвезти сына в ближайшую больницу – в Кабул.

Они не проехали и четверти расстояния до столицы, когда Гульмарджан умер на руках у отца.

В июле 2004 года я первый раз приехал на место строительства и был поражен, насколько продвинулось дело. Однако трагедия Гульмарджана омрачала всеобщую радость. Особенно тяжело мне было встретиться с отцом мальчика Файсалом Мохаммедом, который как-то зашел, чтобы поприветствовать меня.

Это был красивый мужчина с пробивающейся в бороде сединой и ярко-голубыми глазами. Ему было чуть за сорок. Он хотел показать мне, где похоронен его сын. Место, где взорвалась мина, находилось в пяти минутах ходьбы от строительной площадки. Недалеко была и могила подростка. На ней была возведена небольшая, около полуметра в высоту, пирамида из грубо обтесанных камней. Ее вершину венчал зеленый металлический цилиндр – старая советская артиллерийская гильза, в которой стояли белые и зеленые флаги (их часто ставят на могилах в Афганистане). Среди скал виднелись медные и железные обломки – фрагменты мины, которая убила мальчика.

Вакил, Сарфраз и я стояли в молчании, когда Файсал сложил руки и вознес молитву дуа о ребенке, тело которого покоилось под этими камнями. Для большинства мусульман рождение сына – главное событие в жизни, а его потеря – самое большое несчастье, какое только можно представить. Горе этого человека было столь велико, что захватило и нас. Кроме пяти дочерей, у него было еще два сына старше Гульмарджана, и оба тоже рано умерли. Жизнь Файсала Хака унес дифтерит, а Зияулла погиб в автокатастрофе. Теперь ушел и третий, последний наследник в семье. На лице несчастного отца отражались тоска и отчаяние, которые невозможно описать словами.

Мы стояли у могилы, погрузившись в печальные раздумья, а за нашими спинами раздавались звуки стройки. Менее чем в ста метрах от нас стучали молотки, раствор замешивался и распределялся мастерком по новым рядам камня. Эти отголоски мирного труда переплетались со словами молитвы – наверное, отсюда родилось ощущение, что рождение новой школы и смерть мальчика связаны между собой. Через некоторое время я повернулся к Файсалу и предложил выложить бетонную мемориальную тропу, соединяющую здание и могилу Гульмарджана.

Он кивнул в знак согласия и благодарности, а наш добровольный помощник Карими отправился к рабочим, чтобы передать им это решение.

Школа, о которой так радел Вакил, вышла очень красивой. Одноэтажное бело-зеленое здание на шесть классов с учительской и игровой площадкой во дворе расположилось на склоне холма у дороги, ведущей к небольшому яблоневому саду.

С северной стороны двора в скале вырублено двадцать ступеней, которые ведут к залитой бетоном дорожке. В конце ее – то место, где покоится Гульмарджан. Ему так и не довелось войти в класс и начать учиться. И все же мы все верим, что он связан – символически и духовно – со школой, о которой он так мечтал. Строительство здания было завершено, но история новой школы только начиналась.

С благословения отца энергичная и деятельная сестра Гульмарджана Саида пошла в первый класс. Она отлично учится и мечтает стать первой женщиной-врачом в истории Лаландера. А Файсал, который еще недавно был уверен, что все пять его дочерей должны сидеть дома, теперь возлагает на Саиду особые надежды и верит, что ей удастся сделать то, что не удалось братьям.

Сам отец семейства тоже решил учиться. Через несколько месяцев после гибели сына он записался на полуторагодичные курсы и стал профессиональным сапером. После них он поступил на работу в компанию RONCO, которая занимается обезвреживанием противопехотных мин по всему Афганистану. Ему хорошо платили (около пятисот долларов в месяц – в четыре раза больше, чем до этого). Но работа отнимала слишком много времени, так что Файсал мало виделся с семьей. Через некоторое время он оставил компанию, продал часть земли и занялся добровольческим трудом – поиском мин вокруг Лаландера. К сентябрю 2009-го он обнаружил и обезвредил тридцать взрывных устройств в районе деревни и у школы.

По окончании работ в деревне неподалеку от Кабула мы с Сарфразом решили предложить Вакилу должность директора по проектам Института Центральной Азии в Афганистане. Он принял это предложение и стал единственным пуштуном и мухаджиром, входящим в состав «грязной дюжины». Вот так он и стал одним из нас. Я решил, что именно этого парня, выросшего в лагере беженцев Джалозай, нужно послать на помощь подполковнику Коленде. Он должен был разведать обстановку в провинции Кунар, чтобы понять, сможем ли мы возвести школу на берегу реки, напротив американской военной базы.

В конце 2007 года я позвонил Вакилу и спросил, сможет ли он на неделю съездить в деревню Сав и не считает ли это путешествие слишком рискованным. Вопрос безопасности был для меня чрезвычайно важен. Мы оба понимали, что сейчас не самое подходящее время для таких предприятий.

Последние два года в Кунаре было неспокойно. Обстановка накалялась. Талибы не сдавались, привлекали на свою сторону новых бойцов, пополняя свои ряды религиозными фанатиками из Узбекистана, Чечни, китайского Туркестана, Саудовской Аравии. Исламисты со всех сторон хлынули в Афганистан. Многие из них до этого побывали в Ираке, где поднаторели в изготовлении самодельных взрывных устройств, организации партизанских вылазок и подготовке террористов-смертников. Результаты их деятельности были ужасными. По данным британского министерства иностранных дел и по делам Содружества Наций, в 2005–2006 годах терактов, совершенных самоубийцами – членами «Аль-Каиды» или талибана, увеличилось с 21 до 141, а количество приведенных в действие самодельных взрывных устройств – с 543 до 1297.

Волна насилия прокатилась и по относительно спокойным районам, которые не были охвачены военными действиями. Как сообщает Агентство ООН по делам беженцев, в 2007 году тридцать четыре сотрудника гуманитарных организаций были убиты талибами, а еще семьдесят шесть – похищены. Также исламисты начали борьбу с женским образованием, проводя карательные акции против учителей и их учениц и поджигая школы. В 2006 году произошла страшная расправа над Малим Абдул Хабибом, директором школы для девочек «Шаик Матхи Баба» в провинции Забул. Боевики пришли в дом ночью, подняли директора с постели, вытащили во двор и расстреляли на глазах у всей семьи.

В 2007 году журнал Time сообщил, что талибы убили трех старшеклассниц, вышедших из здания школы в провинции Логар. В нескольких районах Кандагара террористы бросали гранаты в открытые окна школ и плескали кислотой в лицо ученицам.

В соседней провинции Гильменд один учитель был застрелен бандитами на мотоциклах, один директор был убит и обезглавлен, и шесть женских школ были сожжены дотла. Британская газета The Guardian пишет, что к 2007 году закрылись почти половина из 748 афганских учебных заведений, расположенных в четырех южных провинциях, где талибы вели особенно активное наступление.

Вот в таких непростых обстоятельствах осенним утром 2007 года Вакил попрощался с женой, сел в старенькую «Тойоту Короллу» и направился на восток, в провинцию Кунар.

Первой его остановкой был Джелалабад, до которого он добрался через шесть часов. Там он встретился со своим другом по имени Гуль Мохаммед, у которого были родственники в Кунаре и который должен был сопровождать Вакила в опасном путешествии. Приятели переночевали в гостинице в городе и за ужином попытались расспросить других постояльцев о том, какова ситуация в районе, куда они направляются. Один из новых знакомых, как выяснилось, был сапером и недавно вернулся из тех мест. Его рассказ не сулил ничего хорошего.

«Местные живут относительно спокойно, – заявил сапер, вернувшийся из Кунара. – Но вот иностранцам или тем, кто на них работает, лучше там не появляться. Если отправитесь сейчас в Кунар, маловероятно, что вернетесь живыми».

Друзья вернулись в номер. Вакил всерьез начал сомневаться, не повернуть ли ему назад. На его полном попечении были жена, шестеро детей, мать и еще десяток родственников. Разве можно рисковать их благополучием? Да и стоит ли? Так и не приняв решение, он лег спать. И ему приснился вещий сон.

Во сне он сидел за компьютером, руки лежали на клавиатуре. Когда он нажимал Enter, экран окрашивался в ярко-зеленый цвет. Но когда он касался клавиши Backspace, цвет менялся на коричневый.

«Ввод» – зеленый, «Возврат» – коричневый.

Зеленый. Коричневый.

Зеленый. Коричневый.

Утром, когда он проснулся, то хорошо помнил свой сон. И смысл его тоже был ясен. Когда они с Гуль Мохаммедом закончили завтрак, Вакил встал из-за стола и объявил: «Ну, пора!»

– Ты возвращаешься в Кабул? – спросил его товарищ.

– Нет, – ответил Вакил. – Мы едем в Кунар.

– А я думал, что ты передумал, потому что это слишком опасно.

– Да, но этой ночью я видел сон, который подсказывает, что надо двигаться вперед.

– Что за сон? – удивился Гуль Мохаммед.

– Экран моего компьютера окрашивался в зеленый цвет, когда я нажимал Enter, и в коричневый, когда нажимал Backspace. Я думаю, все это значит, что, если мы не решимся поехать и помочь жителям деревни Сав со строительством школы, весь тот регион зачахнет. Он станет коричневым – безжизненным. Старики, женщины и дети нуждаются в нашей помощи. Поэтому надо ехать. Если я погибну, что ж, печально. Но я не могу игнорировать указание, посланное мне самим Аллахом. Он призывает меня к действию.

– Да, в этом есть резон, – кивнул Гуль. – Аллах Акбар! Поехали.

Из Джелалабада шоссе вело прямо на север в Гиндукуш. Они проехали через провинцию Нангархар и через десять часов были уже в Кунаре. Красота этого заповедного края поразила путешественников. Дорога петляла по заросшей лесом долине реки Кунар, вдоль нее попадались маленькие деревушки с глинобитными домами, окруженные ухоженными террасными полями. Они напоминали причудливый фанерный пазл. Вдоль оросительных каналов были высажены тополя – их бледно-зеленые листья ласково шелестели. А вдали сверкали заснеженные вершины гор.

Через каждые несколько километров располагались небольшие придорожные торговые центры, в каждом из которых были чайхана, раскладки с дешевой одеждой и пластмассовыми сандалиями, а также мясные лавки – здесь висели подвешенные на металлических крюках бараньи и телячьи ножки. Эти пасторальные сцены усыпили внимание залюбовавшегося ими Вакила.

Он забыл, что вся эта идиллия – театр военных действий.

Вакил никого не знал в Кунаре, но он вез с собой рекомендательные письма от Сахила Мухаммада, политика, представлявшего провинцию в парламенте. Был у него также список с именами местных авторитетных граждан, присланный подполковником Колендой. Когда наши герои прибыли в деревню Нари (американская база была всего в нескольких милях отсюда), они первым делом встретились с Хаджи Юссефом, шефом местной полиции. Это был мужчина благородной наружности. Его кожа отливала медью, а борода была тщательно подстрижена. Как и Вакил, он в юности долго жил в лагере беженцев в Пакистане. Правда, несколько лет назад будущий «шериф» решил примкнуть к талибам. Но уже через полгода понял, что не хочет иметь с ними ничего общего, и покинул движение. Сейчас бывшие братья по оружию занесли его в список своих первейших врагов и уже несколько раз покушались на его жизнь.

К удивлению Вакила, в Нари их приняли очень тепло. Никакой враждебности, о которой предупреждал сапер в Джелалабаде, не было и в помине. Наоборот, Хаджи Юссеф был рад познакомиться с прибывшими и со всем вниманием отнесся к рекомендательному письму от члена парламента. У него не возникло никакой настороженности, когда Вакил объяснил, что представляет американскую благотворительную организацию. Шеф полиции был лично знаком с командиром военной базы – они не раз встречались с Крисом Колендой на джиргах. Когда Вакил и Гуль Мохаммед рассказали о том, что ИЦА планирует построить школу в деревне Сав, Хаджи Юссеф тут же предоставил им охранника, который должен был проводить их в деревню.

Они пересекли реку по деревянному мосту, который построили американцы, и прибыли в Сав. Там Вакил отыскал старейшин и почтительно представился им. «Я ваш соотечественник-афганец, родом из деревни Лаландер, – сказал он. – Я работаю на американскую неправительственную организацию, которая хотела бы помочь вам с возведением школьного здания». Он попросил созвать по этому поводу джиргу. На ней среди прочих должны были присутствовать муллы из деревни Сав, а также из трех окрестных поселков, дети из которых смогут ходить в новую школу.

Следующим утром был собран совет. Вожди четырех населенных пунктов заявили, что они столь страстно жаждут начала строительства, что уже выбрали подходящий участок и готовы хоть сейчас подписать договор с ИЦА.

Вакил был обрадован и в то же время озадачен: он оказался не готов к такому быстрому развитию событий. Пришлось слегка умерить пыл старейшин. Он объяснил им, что перед тем, как подписывать соглашение, нужно собрать информацию и составить бюджет проекта. Кроме того, еще надо будет получить окончательное одобрение совета директоров и господина Мортенсона. При этом он заверил собравшихся, что они уже много сделали для воплощения в жизнь своей мечты, и школа, безусловно, будет построена.

Так мы выпили первую чашку чая в «кишащей талибами» местности.

Через месяц Вакил вернулся в деревню вместе с Сарфразом. Они прибыли с двойной целью: во-первых, надо было закрепить все договоренности с вождями Сава. Во-вторых, пора было познакомиться лично с командиром подразделения американского спецназа, который положил начало всей этой истории. Сначала они заехали к любезному шефу полиции в Нари, а потом направились к воротам тщательно охраняемой передовой военной базы. Там им пришлось вступить в долгие переговоры с солдатами Афганской национальной армии и объяснять, что они представители американской организации, чей начальник состоит в переписке с подполковником Колендой.

Как и все военные базы США, расположенные в Афганистане, ПВБ в Нари отличалась сложной и многоступенчатой системой безопасности. Чтобы преодолеть все эти кордоны, необходима была долгая предварительная подготовка; помимо этого, следовало получить рекомендательные и разрешительные письма и разными способами подтвердить свою лояльность. У Вакила с Сарфразом ничего такого не было – лишь обычные паспорта, да еще копия одного из электронных писем Криса.

По счастью, их сопровождал Хаджи Юссеф, который предложил сделать несколько выстрелов в воздух, чтобы привлечь внимание солдат и офицеров. Но мои сотрудники вежливо отклонили его предложение. После долгих согласований и расспросов гостей все же допустили к последним воротам, которые охраняли американские военные.

«А вы, наверное, Сарфраз и Вакил, заглянувшие к нам на три чашки чая? – весело приветствовал их один из американцев. – Полковник твердит о вашем приезде уже который день. Добро пожаловать!»

Через пару минут к ним вышел подтянутый и гладко выбритый офицер с нашивками подполковника на камуфляжной форме. Он тепло обнял гостей и произнес традиционное приветствие: «Ас-салям алейкум».

Они прошли по территории к бараку из гофрированного железа, где располагался кабинет командира, но по дороге Вакил заметил минарет маленькой изящной мечети. Удивительно было встретить ее тут, посреди американского военного лагеря. Он спросил Криса, можно ли зайти на молитву, ведь в дороге путешественники пропустили время намаза. «Мы приехали в Кунар издалека, и Аллах хранил нас в пути. Мы добрались живыми и здоровыми. Я хочу вознести ему благодарность», – сказал Вакил.

«Конечно, – отозвался хозяин. – А когда вы завершите молитву, вас будет ждать горячий чай. – Я также хотел попросить, чтобы вы оказали нам честь, поужинав на базе и оставшись у нас ночевать».

Чуть позже Сарфраз и Вакил познакомились еще с несколькими офицерами и другими обитателями базы. А вечером подали простую и вкусную еду, за которой трое мужчин вели оживленную беседу, продлившуюся далеко за полночь. Они говорили о жизни и быте окрестных деревень, а также о том, как сделать образование доступным для местных детей.

Общение с Колендой произвело на Сарфраза глубокое впечатление. Он не мог себе представить, что американский военный может столь живо интересоваться Афганистаном.

– Вы так много знаете о религии, политике, культуре этой страны, – заметил он. – Я называю все это «образом жизни». А как вы называете то, что пробуждает такой интерес к изучению национальных особенностей того или иного народа?

– У нас это называется «контртеррористической операцией», – без промедления отреагировал Коленда.

– Ах вот как, – поднял бровь Сарфраз. – Сложный, но полезный термин! Надо бы запомнить, что это «этнография на военный манер».

В тот раз Сарфраз и Вакил провели в Кунаре целую неделю. Они побывали в разных деревнях, встречались с муллами, старейшинами, командханами и выпили много литров чая. К концу поездки было окончательно решено, где будет находиться школа для жителей Сава и его окрестностей и сколько учеников будут в ней учиться. Старейшины сформировали комитет для надзора за строительством и учета расходов. Местному сообществу был передан авансовый взнос в тысячу долларов, чтобы начать работу.

Она стартовала в мае 2008 года и продолжалась все лето, хотя по всему Кунару шли ожесточенные бои. В тот период погибло самое большое с 2001 года число военнослужащих США и НАТО. 13 июля у контрольного пункта близ нуристанской деревни Ванат, что всего в одном дне пути от Нари, в ходе жестокой, длившейся целый день перестрелки с талибами были убиты девять американских солдат. Пятнадцать получили ранения. Такую печальную статистику приводит журнал Stars and Stripes, отметив, что с самого начала кампании Соединенные Штаты ни разу не несли столь значительных потерь в ходе одного сражения.

Школа в Саве – наш первый проект в зоне активной террористической деятельности талибана – была построена вскоре после седьмой годовщины 11 сентября. Тогда стало известно, что потери США в Афганистане впервые превысили те, что мы несли в этом году в Ираке. Печальная веха! Вскоре талибан еще раз напомнил нам о себе.

Через неделю после окончания строительства под покровом ночи на дверь школы кто-то прибил написанную на урду записку. В ней говорилось, что если порог этого здания перейдет хоть одна девочка старше четырнадцати лет, то вся постройка будет сожжена, а семейство, решившееся отправить дочерей учиться, уничтожено.

Эти угрозы привели жителей деревни в бешенство. Была снова созвана джирга. Старейшины постановили, что не дадут себя запугать и будут следовать заранее намеченному плану. На следующую ночь поступило новое «предупреждение». Злоумышленники подожгли дверь дома, который снял Вакил, чтобы использовать его как временное учебное помещение на период строительства. Опять собрались аксакалы и на этот раз решили ответить на брошенный вызов. При этом они не взялись за оружие, а придумали кое-что поинтереснее. Директором был назначен местный мулла Маульви Матиулла. Директор школы был одним из самых авторитетных духовных лидеров во всей округе. Он досконально знал заповеди Корана и все тонкости учения ислама. И в то же время этот ревностный адепт веры высоко ценил светское образование. Он считал, что не только мальчикам, но и девочкам полезно изучать естественные науки, географию, а также языки – осваивать основы чтения и письма на дари, пушту, английском и арабском.

Мулла немедленно призвал к себе нескольких самых влиятельных боевиков талибана и сообщил, что его школа неприкосновенна, а если кто-то осмелится причинить вред хотя бы одному из учащихся или учителей, то это будет расценено как оскорбление ислама. Вскоре после этой встречи записка загадочным образом исчезла с двери. Новых угроз так ни разу и не поступало, а школа благополучно существует и по сей день.

Тем временем Вакила необычайно вдохновил успех проекта в Саве, и они с подполковником Колендой начали выбирать место для очередной школы в Кунаре.

Примерно в тридцати километрах от Сава находилось селение Самарак, жители которого очень хотели дать детям образование. Деревня находилась высоко в горах, откуда открывался великолепный вид вдаль на возвышавшиеся на севере вершины Гиндукуша. За ними скрывались долины, где расположились наши бадахшанские и ваханские школы. Практически отрезанный от внешнего мира из-за своего положения, Самарак нередко служил прибежищем скрывающимся в горах талибам, которые покупали у местных жителей мясо, хлеб и другие припасы. При этом те же обитатели Самарака поддержали Вакила, когда тот предложил построить там школу. С их помощью мы возвели здание с пятью классами, которое к концу 2008 года открыло двери для 195 учеников. Местная демографическая ситуация сложилась так, что две трети учащихся новой школы составляли девочки. Безусловно, этот факт вряд ли пришелся по вкусу боевикам.

Когда Вакил впервые отправлялся в Кунар из Джелалабада, мы и представить себе не могли, какой размах в этом регионе вскоре получит наша деятельность, начатая с подачи подполковника Коленды. К осени 2009 г. было построено девять школ в районе Нари, а в соседнем Нуристане создана школа для девочек в селении Барги-Матал. А ведь в этих местах буквально на каждом шагу можно было наткнуться на бандгруппы талибов. Шеф местной полиции говорил, что деревня находится «в кольце из автоматов Калашникова».

В такой ситуации наши успехи казались особенно удивительными. Они произвели сильное впечатление на Вакила и Сарфраза, которым пришла в голову сумасшедшая идея. Как-то жарким летним вечером, когда мы втроем сидели во дворе гостиницы «Мир», они решили ею со мной поделиться.

– Не хочешь ли послушать, какой гениальный план на будущее мы разработали для ИЦА? – спросили меня коллеги.

– Да, – ответил я. – Было бы неплохо знать, что нас ждет впереди.

– Отлично, сейчас мы тебе все покажем, – заявил Сарфраз, развернул карту Афганистана и положил ладонь на изображение северо-восточной части страны.

– Вот школы, которые мы построили в Вахане.

Я кивнул.

– А это, – Сарфраз указал на область, расположенную южнее, – то, что мы построили в Нуристане и Кунаре. Сравнительно недалеко от них – район, где воплощались в жизнь бадахшанские проекты, так?

Я снова кивнул. Палец Сарфраза продолжал двигаться на юго-восток.

– Вот школа в деревне Лаландер неподалеку от Кабула, о которой так ратовал Вакил. Видишь, как территориально связаны между собой эти проекты?

– Похоже, связаны, – подтвердил я.

– Разве ты не замечаешь, в каком направлении мы все время (лишь с небольшими отклонениями) двигались? Посмотри, куда ведет нас судьба!

Я все еще не понимал, куда он клонит.

– Вот сюда! – воскликнул мой друг, торжественно ткнув пальцем в поселение в самом центре Урузгана, пыльной и нищей провинции, расположенной чуть севернее Кандагара, родного города талибов.

Я взял очки Сарфраза, внимательнее посмотрел на карту и увидел селение Дех-Рауд.

– Но здесь же, кажется, находится один из опорных пунктов Муллы Омара? – вспомнил я одноглазого вождя талибов.

– Точно! – радостно подтвердил Вакил. – И мы с Сарфразом подумали, что через пятнадцать или двадцать лет, перед тем как уйдем на пенсию, мы построим школу рядом с домом Муллы Омара, на соседней улице.

– И не просто школу… – добавил Сарфраз.

– Конечно, – подхватил Вакил, – это будет женская школа для девушек-старшеклассниц!

– И если у Муллы Омара будет дочь… – не унимался Сарфраз.

– Она пойдет учиться в эту школу! – победно выпалил Вакил.

Теперь я понял их замысел.

Наши проекты должны были сложиться в цепочку форпостов женского образования. Они образуют некое подобие Великой китайской стены, протянувшейся через весь Афганистан от края до края. Куда ни сунься, талибы и «Аль-Каида» везде будут натыкаться на школы для девочек.

Я с сомнением покачал головой. Но тут Сарфраз улыбнулся, поднял рубаху и показал скрывающуюся под ней футболку с нанесенной несмываемым маркером надписью на дари: «Йа Дех-Рауд йа хеекх!» Это можно перевести приблизительно как «Даешь Дех-Рауд!».

«Вы хоть понимаете, ребята, насколько это безумная идея?» – спросил я.

Человек с перебитой рукой и человек из лагеря беженцев Джалозай переглянулись, кивнули, а дальше выдали такое, чего я никогда не забуду.

Они дружно расхохотались.

Сарфраз и Вакил смеялись долго, а потом притихли и задумались. Каждый всматривался вдаль, гадая, что принесет ему грядущий день. Каждый понимал, что на достижение поставленной цели, возможно, придется положить всю оставшуюся жизнь.

В тот момент мы и не догадывались, что будущее гораздо ближе, чем нам кажется. Вскоре оно настойчиво постучало в наши двери.

Глава 14

Метания по Бадахшану

Страницы: «« « 23456789 » »»