Школа на краю земли Мортенсон Грег
И тут у него созрел совершенно сумасшедший план. Моему пакистанскому другу всегда были свойственны эксцентричность и любовь к нестандартным решениям, но в этот раз он превзошел самого себя.
В июле Сарфраз подал мне на рассмотрение предложение о покупке подержанного «КамАЗа». Этот тяжелый грузовик, сошедший некогда с конвейера завода в Татарстане, доказал свою надежность и высокую проходимость (такие машины восемь раз выигрывали ралли Париж – Дакар. К тому же их активно используют для нужд Российской армии). «КамАЗ» был единственной машиной, способной пройти с грузом по ужасным дорогам Вахана. Обычно уже через несколько километров пути у любого автомобиля ломалась ось. Сарфраз подсчитал, что, имея такой грузовик, мы сможем вообще отказаться от чрезвычайно дорогостоящей доставки грузов в западный Вахан для других наших проектов. Таким образом, машина окупится за два года. Совет директоров ИЦА одобрил эту идею, серый помятый «КамАЗ» был приобретен и до конца лета возил материалы по всему Афганистану. Теперь он стал ключевым участником проекта в Бозаи-Гумбазе.
Грузовик должен был выехать из Ишкашима, проехать Файзабад, перебраться по 100-метровому мосту в Таджикистан и направиться на север по идущему через Памир шоссе мимо древних рубиновых копей Куи-Лал в таджикский город Хорог. Там в наше безотказное транспортное средство загрузят сорок мешков цемента и другие строительные материалы. А дальше «КамАЗу» предстоит целый день громыхать по пыльной и однообразной дороге, пролегающей через памирское плоскогорье, пока он не прибудет в Мургаб, городок, название которого на фарси означает «река птиц».
Параллельно Сарфраз заказал партию древесины – в лесах Таджикистана должны были срубить 190 тополей. Из них сделают доски, которые «КамАЗ» должен забрать в Мургабе. Нагруженный под завязку, он продолжит путешествие на юг и проедет еще 120 километров по долине реки Аксу, по безлюдным землям вдоль западной границы Китая, оставив позади вечно окутанную дымкой гору Музтаг-Ата – самую высокую вершину Памира, 7546 метров над уровнем моря.
Через некоторое время грузовик достигнет восточной оконечности Ваханского коридора. Там нужно будет пересечь границу Афганистана и на малом ходу ехать дальше даже не по дороге, а по колее, некогда оставленной советскими танками. Этим путем мало кто пользовался со времен ухода войск обратно в СССР. Там, где колея заканчивается, «КамАЗ» будет ожидать стадо яков. На их спины перегрузят материалы, и караван за два дня покроет последний перегон до Бозаи-Гумбаза.
Общее расстояние, которое необходимо было покрыть «КамАЗу», чтобы привезти материалы для строительства школы на Малом Памире, составляло около 1500 километров. А сколько на это понадобится времени, просто было непредсказуемо.
Стоит ли говорить, что ранее мы не предпринимали ничего подобного? Помимо прочего, нам нужно было еще и заранее договориться с официальными лицами, которые обеспечили бы нашему нестандартному грузу благополучный проход через тщательно охраняемую таджикско-афганскую границу. Добиться этого было бы невозможно без помощи человека, который оказался нашим самым верным помощником в Вахане.
Еще за несколько недель до выступления перед высокими гостями, в том числе и адмиралом Мулленом, в Пушгуре, Вохид Хан начал переговоры со своими коллегами, представителями таджикских сил безопасности, о возможности предоставить одноразовые пропуска участникам проекта по закупке и доставке материалов для киргизской школы. Вохид – человек известный и уважаемый по обе стороны границы, но, несмотря на это, таджики поначалу не хотели идти нам навстречу. Дело в том, что именно через южные рубежи Таджикистана чаще всего проходят маршруты наркокурьеров, везущих героин, а также контрабандистов оружия и даже работорговцев, живым товаром которых нередко оказываются дети. По этим причинам пограничный контроль здесь особенно строг.
Таджикская сторона пошла на уступки, только когда ей были предоставлены абсолютные гарантии того, что все пойдет по заранее оговоренному плану: Вохид Хан пообещал лично сопровождать грузовик на всем пути его следования. Такое предложение нельзя было отклонить, не нанеся выдвинувшему его человеку личного оскорбления. Однако, чтобы выполнить эту миссию, командиру бадахшанских пограничников надо было отложить все дела и на довольно долгий срок сложить с себя свои повседневные обязанности. Но с точки зрения Хана, это дело было важнее всех других. Это был его долг – долг моджахеда.
К тому моменту мы еще не утрясли все детали (окна и двери были заказаны в Ишкашиме, но их не успевали подготовить к отъезду «КамАЗа» в Таджикистан). Но это не беспокоило Сарфраза. Он понимал, что если в Бозаи-Гумбаз невозможно добраться с одного какого-то конца, то нужно «атаковать цель» со всех четырех сторон света одновременно. Чтобы построить школу на «Крыше мира», с юга через Иршадский перевал придут плотники и каменщики из долины Чарпурсон. Цемент и дерево привезет грузовик, сделав крюк на север в Таджикистан, а потом пробравшись через границу в восточную часть Коридора. А 20000 долларов для финансирования финального этапа строительства приедут с запада – в карманах Сарфразова жилета.
Весь этот план обсуждался по пути из долины Панджшер, где адмирал Муллен только что открыл новую школу в селении Пушгур. Мы с Сарфразом прикинули, что если мы не станем засиживаться в Кабуле и выедем в Бадахшан сразу, то прибудем в Бозаи-Гумбаз до того, как караван яков доставит собираемый Вохид Ханом груз. Это даст нам возможность исполнить все формальности и поучаствовать в джирге с Абдул Рашид Ханом и другими киргизскими старейшинами. А строительство можно начать на следующий день. И, если все пойдет как надо, рабочим удастся возвести стены и положить крышу до наступления зимы, когда снегопады заметут все дороги и отрежут эту область от внешнего мира.
Но тут возникла еще одна проблема.
– До конца недели нет ни одного рейса из Кабула в Файзабад, – сообщил Сарфраз, когда мы прибыли в столицу.
– И что же делать? – спросил я.
– Добираться на машине. Правда, дороги, ведущие на север, небезопасны, – объяснил мой друг. – Нам придется проехать Кундуз, а там идут бои с активизировавшимися талибами. Но если мы хотим быть в Бозаи-Гумбазе вовремя, у нас просто нет другого выхода.
– Ну что ж, тогда в путь, – был мой ответ. – Будем добираться в Бадахшан, как в прежние времена.
Мы выехали на следующий день рано утром, наняв «Тойоту» с давно знакомым и проверенным водителем по имени Ахмед. Прошло три года тех пор, как я последний раз добирался в Бадахшан на автомобиле. Меня поразили произошедшие за это время перемены. В 2003-м, когда я впервые направился на север по этой трассе, все вокруг напоминало о недавно прошедшей войне. Вдоль дороги тянулись полуразрушенные здания, а в земле скрывалось столько противопехотных мин, что было страшно ступить на обочину. Но сейчас сельская местность постепенно возвращалась к жизни.
На полях работали крестьяне, взошли пшеница и ячмень, разрослись персиковые сады, появились виноградники. Можно даже было в какой-то момент поверить, что в Афганистане воцарились абсолютный мир и благоденствие.
Шоссе оказалось ровным, недавно отремонтированным; ехать по нему было приятно. В десять вечера мы миновали туннель Саланг, а через три часа остановились, чтобы выпить чаю в Пули-Хумри. Это был родной город Абдула, мальчика-сироты, который чинил радиатор нашего внедорожника во время моей первой поездки на север. Мы спросили, не слыхал ли кто о нем, но никто ничего не знал. И мы двинулись дальше.
Стояла ясная августовская ночь. Небо было усеяно звездами. Они сияли так же ярко, как на моей родине, в Монтане. Время шло, я смотрел в темное окно, и у меня возникло ощущение дежавю. Я вспоминал, как вот так же долгими ночами в самые первые свои поездки по Центральной Азии колесил по Каракорумскому шоссе вдоль реки Инд и серых скал, направляясь в Балтистан. Теперь мимо проплывали другие горы и другие деревни, жители которых говорили на других языках. В остальном же все было как прежде – тот же привкус пыли на губах – ее крупинки заносит прохладный ветер в открытое окно, – те же розоватые отливающие металлическим блеском огни над круглосуточными стоянками фур, тот же ритм движения, тот же бескрайний пейзаж… Начинает казаться, что дороги Пакистана и Афганистана складываются в некую единую трассу. Это путь, который я совершаю непрерывно, продвигаясь все дальше и приближаясь к таинственной, не до конца пока открывшейся мне цели.
Однако после полуночи я почувствовал, что сил у меня по сравнению с прежними временами поубавилось. Бесконечные разъезды по Соединенным Штатам не прошли бесследно. К тому же мне пришлось сразу после них посетить целый ряд открытых Вакилом образовательных центров. Затем мы поспешили в Пушгур на торжества по поводу открытия школы. Я знал, что Сарфраз работал также много, а может, и больше. К тому же он на несколько лет старше меня. И несмотря на все это, он выглядит бодрее. Вероятно, источник, из которого он черпает энергию, поглубже, чем мой собственный.
Где-то чуть севернее городка Баглан на меня навалилась страшная усталость. Казалось, что на меня накинули тяжелое мокрое одеяло. Я, как спортсмен-марафонец, вдруг почувствовал, что лидер далеко впереди, и мне уже не угнаться за Сарфразом. Да, у нас по-прежнему общие цели, к которым мы движемся с ослиным упрямством, не желая сдаваться ни при каких обстоятельствах. Но выносливостью мой друг и коллега в разы превосходит меня. Когда впереди замаячили огни очередной заправочной станции, я робко предложил:
– Может, остановимся и немного передохнем?
– Нет, останавливаться нельзя ни в коем случае. В последнее время в этих местах действует множество бандгрупп. Мы сможем отдохнуть, только когда проедем Кундуз, – заявил Сарфраз.
И мы продолжили путь. В полвторого ночи остался позади Кундуз, но мы двигались дальше, пока не добрались до Таликана, селения, находившегося далеко за границей неспокойного района. Тогда Сарфраз смилостивился и приказал водителю припарковаться на обочине рядом с придорожной чайной. Там мы поставили низкие походные кровати чарпой, лежанки которых сплетены из грубой веревки. И все трое провалились в сон.
Чутье, как всегда, не подвело Сарфраза. Примерно через месяц после того, как мы проехали через Кундуз, отряд талибов атаковал две автоцистерны с топливом. Истребители НАТО обстреляли боевиков, но горючее вспыхнуло и взорвалось.
В результате погибло более восьмидесяти человек, в том числе десятки мирных жителей. Через двадцать четыре часа после этого был похищен Стивен Фарелл, журналист New York Timеs, готовивший репортаж о жертвах авианалетов. Вместе с ним захватили и его переводчика-афганца по имени Мохаммад Султан Мунади.
За неделю до своей гибели тридцатичетырехлетний Мунади, отец двух маленьких детей, написал в своем блоге на сайте New York Timеs:
Недостаточно быть журналистом и освещать проблемы страны.
Это не решит их. Мне хотелось бы, чтобы моя работа способствовала развитию образования в Афганистане. Большинство населения здесь неграмотно. И в этом, на мой взгляд, корень всех наших бед.
Мы с Сарфразом проснулись около пяти утра, с трудом растолкали водителя, «погрузили» его на заднее сиденье и двинулись дальше. За руль сел Сарфраз. Солнце только появилось над горизонтом, когда мы въехали в Бадахшан. Все здесь было знакомо и радовало глаз: плодородные поля, поросшие сочной травой холмы, величественные скалы. Чувство, что этот край для нас родной, усилилось, когда мы проехали несколько объектов ИЦА. Мы миновали школы в Факхаре, Файзабаде и Бахараке, потом, когда дорога повернула на юг, – в Шодхе и Джеруме. Восточнее нас встретили школы в Эскане, Зиабаке, Вардаке и Кох-Мунджоне.
При других обстоятельствах мы остановились бы в каждой – расспросили, как дела, выпили бы чаю. Но сейчас на это не было времени. В целом мы двигались по намеченному графику, но Сарфраз не снимал ноги с педали газа. Так мы миновали еще одиннадцать наших объектов, а всего проехали двадцать школ. Они были наглядным свидетельством того, что, несмотря на все трудности и препятствия, мы многого достигли. Наша работа на севере Афганистана была плодотворной. Да, нам есть чем гордиться. Я уже собирался было поздравить самого себя со всеми этими успехами, но отвлекся, залюбовавшись красотой окружающей природы. За год отсутствия я и забыл, что Вахан, этот удаленный от всего мира, глухой уголок страны необыкновенно прекрасен.
Минувшая ваханская зима оказалась самой холодной за последние двенадцать лет. Непрекращающиеся снежные бураны завалили Памир сугробами. Морозы держались до июня. В таких условиях крайне трудно было выживать как людям, так и животным. Многие крестьяне потеряли в эту зиму значительную часть скота. Когда наконец пришла оттепель, начались новые беды: оползни, наводнения, лавины. Но у всех этих природных катаклизмов была все же и положительная сторона.
Земля пропиталась влагой от тающих снегов и ледников. Пейзаж радовал глаз по-весеннему яркой изумрудной зеленью. Она не желала уступать место коричневым и палевым краскам середины лета. В деревнях собирали богатый урожай пшеницы, картошки, проса. Над лоскутным одеялом обработанных полей возвышались две стены гор – на юге Гиндукуш перекрывал путь в Пакистан, на севере за Амударьей (так у автора. Видимо, р. Пяндж или р. Вахан. – Ред.) виднелся Памир, за которым простирался Таджикистан. Трудно было охватить взглядом всю эту завораживающую картину: сверкающие вершины, пенящаяся река, рыжие и сиреневые скалы, всполохи лютиков и цветущего шиповника, и над всем этим – бездонное синее небо.
На второй день после выезда из Кабула мы добрались до последней, двадцать первой нашей школы в этом районе, находящейся в селении Сархад. Тут проезжая дорога заканчивалась. Дальше в суровые и холодные высокогорья Южного Памира нужно было пробираться по узкой горной тропе. Даже в середине лета здесь чувствовалось дыхание зимы. Среди скал у реки Сархад попадались луга, поросшие густой невысокой травой, как в тундре. Такого рода растительность вполне можно встретить где-нибудь в субполярных широтах на севере Канады.
Сархад – особый край, отдельная достопримечательность Вахана. Здесь поражает не только необычность природы, но еще и замедленное течение времени. Оно как бы остановилось, замерзло от вечных морозов. Селение состоит из невысоких домиков из камня и глины, вихрастые ребятишки бегают по окрестностям, сопровождая стада лохматых яков и длинноногих двугорбых верблюдов. Такие сцены можно было наблюдать в этих краях и сто, и тысячу лет назад.
Создается впечатление, что быт этих людей абсолютно не меняется. Поля обнесены оградами из выбеленных дождем и ветром костей животных и закрученных рогов горных козлов и курдючных баранов. Мужчины пашут землю такими же тяжелыми плугами, как и много веков назад.
Мы прибыли в деревню после долгого, почти сорокачасового безостановочного марш-броска. Машина остановилась у дома местного вождя Таши Бои. Он руководил всей общественной жизнью в этой части Коридора. Таши был горячим сторонником борьбы с неграмотностью и преданно служил делу распространения женского образования. Преимущества цивилизации он оценил около десяти лет назад – тогда специальный курс терапии позволил ему избавиться от опиумной зависимости (весьма распространенной проблемы в этом регионе). В его доме под одной крышей живут жена и дети, а также еще человек пятнадцать разных родственников.
Традиционная для народности вахи «хижина с очагом» представляет собой шестиугольный шатер с земляным полом. В середине находится углубление, в котором поддерживается огонь. Вокруг разложены толстые одеяла и шерстяные коврики. На них и сидят, и спят члены семьи. Крышу поддерживают грубо отесанные деревянные шесты. О том, что мы живем в эру технического прогресса, напоминает лишь одна опора – пушка от советского танка «Т-62».
Я никогда не углублялся в Ваханский коридор дальше Сархада. Перед тем, как войти в юрту и присоединиться к трапезе, главное блюдо которой составлял суп-лапша, я кинул взгляд туда, где обрывалась дорога. Примерно в двадцати пяти километрах к югу видны были отроги Гиндукуша. Если идти полтора дня пешком в этом направлении, можно добраться до Иршадского перевала. А примерно в семидесяти километрах восточнее лежали земли, где древние киргизы погребали своих сородичей. Это и был Бозаи-Гумбаз. Если мы с Сарфразом сможем собраться в дорогу завтра с самого утра, то через три дня встретимся с Вохид Ханом и Абдул Рашид Ханом.
Я шагнул в дом с надеждой на то, что менее чем через семьдесят два часа наконец смогу сделать то, к чему стремился все последние годы. Но именно в этот момент судьба снова дала мне пощечину, продемонстрировав, что в этом мире мало что происходит так, как предполагаешь.
Все детство я провел в Африке, в сельской местности, и, думаю, благодаря этому вырос очень здоровым и крепким. За шестнадцать лет работы в Пакистане и Афганистане я болел всего дважды. Но когда я проснулся на следующее утро в хижине вождя Сархада, понял, что дело плохо: меня знобило, дыхание было затруднено, все кости ломило. Через час началось сильное головокружение и поднялась высокая температура.
Все эти симптомы наводили на мысль о том, что у меня малярия. Я уже болел ею дважды в детстве. Но в этой области Вахана не было малярийных комаров. Но, так или иначе, я оказался заложником недуга. Таши Бои и Сарфраз укрыли меня четырьмя или пятью одеялами, дали горячего зеленого чая, и я провалился в забытье. Я совершенно утратил чувство времени и «выныривал» из горячечного тумана лишь иногда, чтобы оглядеться и понять, что происходит вокруг. Иногда мне казалось, что на пирамиду одеял кладут еще одно, или сквозь сон я ощущал, что кто-то делает мне точечный массаж стоп и головы двумя или тремя пальцами. Периодически я слышал, как Сарфраз перешептывался с домочадцами Таши: они обсуждали мое состояние и решали, что делать дальше. Пару раз я просыпался среди ночи: вокруг меня тихо сидели старейшины деревни. Жители Сархада переживали за меня и не оставляли в одиночестве. Во время болезни я все время чувствовал их присутствие рядом: они по очереди дежурили у моей постели, держа меня за руку.
Пролетали дни и ночи. Реальность будто испарилась, и на меня волной накатились образы прошлого. Я вспоминал, как в детстве болел малярией и пропустил половину учебного года. А еще мне представлялось, будто я снова в Корфе. То, как Хаджи Али и его соплеменники позаботились обо мне в тот самый первый раз, сливалось в моем воспаленном сознании с нынешними хлопотами обитателей Сархада. Ночью за ревом генератора, стоявшего в доме Таши Бои, я различал шаги привязанных возле хижины яков и их мычание. И тут мне привиделось, что меня уже перевезли в Монтану и я нахожусь в районе Великих равнин в окружении стада бизонов. Как-то раз меня разбудила пожилая женщина и спросила, не хочу ли я опиума – он может облегчить боль.
«Нет, спасибо, – ответил я. – Я уже принял лекарство». А потом снова провалился в сон и сквозь него различал, как Сарфраз встряхивает нашу огромную банку с ибупрофеном. Она гремела, как маракасы: чики-чики-чики, чики-чики-чики.
Утром третьего дня я проснулся оттого, что все тело страшно болело. Зато мысли были ясными: они проносились в голове со скоростью холодного потока той стремительной реки, которая несла свои воды недалеко от деревни. Температура упала.
Я сел, выпил чаю, съел немного хлеба и попробовал подсчитать, сколько времени уйдет на то, чтобы добраться до Бозаи-Гумбаза.
Когда Сарфраз, сидящий в другом углу хижины, понял, о чем я размышляю, он покачал головой.
– Но ведь это всего в трех днях ходьбы отсюда, – сказал я, уловив, что он настроен скептически.
– Ты слишком слаб и не сможешь идти, – возразил он. – Нам надо поскорее увезти тебя отсюда.
– Неправда. И потом, я же могу ехать верхом на яке!
– Грег, заболеть в Вахане – нешуточное дело, – сказал Сарфраз. – Здесь нет лекарств, нет врачей. Если тебе станет хуже, мы не сможем тебя оперативно эвакуировать. Три года назад я оказался в таком же положении. Я долго не хотел отступать от намеченного плана, сопротивлялся до последнего и чуть не умер. Я не допущу, чтобы то же самое произошло с тобой. Тара мне этого не простит.
Но мы же можем еще успеть!
И тогда он заговорил со мной тоном, которого я за много лет своей работы в Азии еще никогда не слышал.
– Я тебя дальше не повезу, – заявил он спокойно, но безапелляционно. – Я запрещаю тебе ехать дальше. Мы возвращаемся в Кабул.
Позже, когда мы с моим другом покидали Коридор и ехали по той же дороге, по которой только что прибыли сюда, меня поразила неприятная мысль. Я много раз пытался добраться до Памира, и каждый раз на пути возникали какие-либо непреодолимые препятствия. Мне стало казаться, что Бозаи-Гумбаз – это некий призрак, недостижимая мечта, нечто сродни вершине К2, которую так и не удалось покорить. А еще мне почудилось, что мое нынешнее бегство из Вахана очень похоже на блуждание в окрестностях базового лагеря и ледника Балторо в 1993 году – я тогда сбился в пути, вынужден был ночевать под открытым небом, а затем случайно забрел в Корфе.
В определенном смысле для меня та неудача и нынешняя слились в единое целое. В обоих случаях я чувствовал острый вкус поражения. Так бывает с человеком, в одночасье потерявшим цели и ориентиры в жизни. И тогда, и сейчас, как мне казалось, я подвел людей, с которыми был связан некими обязательствами. В случае с восхождением на К2 – я не выполнил обет, данный в память о сестре Кристе. Я должен был покорить вершину в ее честь и оставить там ее янтарное ожерелье. А сейчас я не сдержал слова, данного киргизам. Мы преуспели в строительстве стольких школ, возвели двадцать одно здание от Файзабада до Сархада (практически по одному учебному заведению на каждую деревню Вахана). Но для одного маленького селения у меня не хватило ресурсов. А ведь изначально мы именно ради этого пришли в Афганистан! Надвигалась уже одиннадцатая зима с тех пор, как я дал то роковое обещание. А ведь эта клятва была для меня столь значима! Из всех «людей в конце дорог», ради которых мы трудились, киргизы казались самыми обездоленными.
Но на поверку оказалось, что между той историей с К2 и нынешней ситуацией была большая разница. Тогда, шестнадцать лет назад, я был альпинистом-неудачником, свернувшим не на ту тропу в районе Балторо. И мне пришлось положиться на милость незнакомых, абсолютно чужих мне «аборигенов». Но сейчас я не заблудился и не находился среди чужаков. Мы с Сарфразом неслись по дороге в Кабул, а я и не знал, что, несмотря на все трудности и испытания, несмотря на мое бегство, киргизы уже совсем скоро обретут то, в чем так нуждаются.
Глава 17
Последняя из лучших школ
Мир отвернулся от Афганистана.
Ахмед Рашид. «Талибан» (2001)
Первая снежная буря разразилась в восточном Вахане 5 сентября. На горные склоны, поля и дороги легли сугробы высотой двадцать сантиметров. Сарфраз к тому времени снова был в Бадахшане, совершая очередной рейд по северному Афганистану. После того как он посадил меня на самолет в Кабуле, ему пришлось снова лететь в Файзабад. Там он стал наводить справки, как шли дела у Вохид Хана, который на «КамАЗе» пересекал Таджикистан. Кроме того, Сарфраз снарядил еще один грузовик, отправив с ним сорок мешков цемента, а также дверные и оконные рамы для киргизской школы через Бахарак в Сархад. Сам он поехал впереди этой машины, чтобы прибыть в пункт назначения раньше ее и нанять десяток яков для перевозки материалов по бездорожью. Это была непростая задача: стада до сих пор паслись на высокогорных летних пастбищах и должны были вернуться вниз на зимовку не раньше, чем через три недели.
Пока Сарфраз занимался яками, Вохид Хан следовал по намеченному маршруту и уже приближался к восточной границе Вахана. По пути «КамАЗ» делал остановки, и его кузов пополнялся все новыми материалами.
Сначала в Файзабаде были куплены инструменты и материалы – мастерки, молоты, отвесы, проволока, шпагат и все прочее, необходимое для работы каменщиков. В Ишкашиме приобрели пару десятков лопат и несколько упаковок динамита, а также несколько тачек. Потом «КамАЗ» проехал по мосту и оказался в Таджикистане, направившись на север в город Хорог. Там в его кузов загрузили тридцать восемь мешков дешевого российского цемента, который предстояло использовать для возведения фундамента здания, а также несколько мешков известки. На следующий день «КамАЗ» прибыл в Мургаб, где Вохид Хан удостоверился, что древесина подготовлена. Сто девяносто тополей со стволами диаметром десять сантиметров были привезены с горных склонов, очищены от коры и оструганы. Из них предстояло сделать доски длиной 4,5 метра каждая, которые послужат для изготовления обрешетки. Из Мургаба водитель повернул на юг. Ему и Вохид Хану предстояло пересечь тщательно охраняемый, затянутый колючей проволокой участок границы Таджикистана, примыкающей к северным районам Вахана. Там по проложенной некогда советскими танками колее «КамАЗ» должен был двигаться в глубь Коридора, поближе к лугам и озерам киргизов.
Представители этого народа кочевали по территории площадью примерно 5000 квадратных километров вместе с лошадьми, овцами, верблюдами и яками. Всего племя киргизов насчитывало примерно две тысячи человек. Люди предпочитали в процессе перемещений делиться на небольшие группы, чтобы многочисленный скот не вытаптывал подчистую небольшие пастбища Малого Памира. Однако несколько раз в год все киргизы собирались в «насиженных» местах, распределяясь по трем поселениям, образующим треугольник, где каждый пункт отстоит от соседнего примерно на пятьдесят километров. Первая стоянка располагалась чуть южнее таджикской границы на восточном берегу неглубокого озера Чакмак с водой лазурной голубизны. Впервые его упомянул в своих записках буддийский паломник Сюань Цзан, который прошел весь Вахан, направляясь в Китай в 644 году. «Долина Памира, – писал путешественник, – расположена между двумя вечно занесенными снегами горными цепями. Тут бушуют пронизывающие ветра и свирепствуют морозы. Снег идет даже весной и летом. Вьюга воет ночью и днем. Здесь невозможно выращивать ни злаки, ни фрукты. Деревья встречаются крайне редко. Посреди долины, практически в самом центре мира, на небольшой ровной возвышенности находится большое озеро».
Водитель и Вохид быстро поняли, в каком ужасном состоянии находится танковая колея – ведь по ней не ездили почти двадцать лет. Целый день у «КамАЗа» ушел на то, чтобы преодолеть расстояние в несколько километров до первой стоянки киргизов – в «центре мира». Это место на киргизском называлось Кара-Джилга. Следов цивилизации здесь практически не было. Рядом с тремя полуразрушенными постройками из крошащихся цементных блоков стояло штук двадцать юрт, а на окраине поселения был возведен огромный загон для скота величиной с футбольное поле, окруженный невысокой земляной стеной. Это заграждение должно было хоть как-то защищать животных от ветра и от нападения волков. В общем, место довольно унылое, но у него было одно важное преимущество, которое и заставляло многие киргизские семьи возвращаться сюда каждое лето. В окрестностях находилось несколько отличных пастбищ, густо поросших сочной травой, настолько питательной, что даже самые тощие животные отъедались и нагуливали жирок всего за десять дней.
В Кара-Джилге танковая колея заканчивалась. Следующие двадцать пять километров «КамАЗ» тащился по лугам и каменистым пустошам, пока не оказался в совсем непроходимой местности. Там он разгрузился и отправился в далекий обратный путь через Таджикистан в Ишкашим. Строительные материалы впоследствии будут водружены на спины яков, караван которых преодолеет последний отрезок пути в четверть сотни километров до Бозаи-Гумбаза.
Пока все эти перемещения происходили в дальнем углу Вахана, Сарфраз со своей стороны собрал двенадцать яков в Сархаде. На них он навьючил груз, привезенный вторым грузовиком – дверные и оконные рамы и мешки с цементом, – и пустился в тяжелый трехдневный путь, продвигаясь к Бозаи-Гумбазу с запада. С третьей стороны двигался еще один караван, тоже сформированный моим неутомимым другом. В нем было всего шесть яков, и он вез материалы для кровли из Пакистана через Иршадский перевал.
А я тем временем снова разъезжал по Соединенным Штатам и выступал в разных университетах. В редких перерывах между лекциями и перелетами я звонил Сарфразу и узнавал, как идут дела. Десятого сентября он доложил, что сархадский караван благополучно добрался до цели. Сарфразу надо было поднанять еще несколько яков и двинуться в Кара-Джилгу, чтобы забрать груз нашего «КамАЗа». Он надеялся вернуться как раз к прибытию материалов из Пакистана. Тогда все необходимое для строительства будет наконец собрано в одном месте, и бригада рабочих оперативно возьмется за дело.
Все складывалось как нельзя лучше. Когда мой телефон зазвонил 15 сентября, я думал, что сейчас Сарфраз гордо сообщит, что доставка завершена и работы начались. Но новости были печальными: Сарфраз находился в Кара-Джилге и сказал, что сидит у постели опасно заболевшего и, вероятно, умирающего Абдул Рашид Хана.
Даже по меркам Афганистана, где люди без конца страдают от войн, нищеты, болезней и прочих несчастий, выпавшие на долю Абдул Рашид Хана испытания кажутся очень тяжкими. Будущий вождь киргизов родился осенью 1937 года в небольшой юрте, которую его мать и тетки поставили недалеко от озера Чакмак. Ему суждено было стать свидетелем одной из самых мрачных эпох в истории малого народа – периода трагического раскола и экономического упадка.
В 1978 году и без того немногочисленные киргизы оказались по разные стороны границ. Незадолго до вторжения СССР в Афганистан они искали убежища в Пакистане. Но когда выяснилось, что местный климат и условия жизни абсолютно неприемлемы для кочевников, племя разделилось на две части.
Об этом я подробнее рассказывал в первой главе этой книги. Большая часть киргизов воспользовалась приглашением турецкого правительства и в 1982 г. поселилась в Восточной Анатолии, где обитает и теперь. Это историческое событие принято называть Последним исходом. Однако не все согласились снова обживаться в незнакомом месте. Часть людей во главе с Абдул Рашид Ханом вернулись на уже давно ставшие родными высокогорные пастбища Малого Памира. Они продолжали вести кочевой образ жизни, как и их далекие предки. Таков был их выбор. Но возвращение в Афганистан привело к тому, что киргизским кочевникам пришлось разделить все горести и беды, постигшие эту страну.
В последние годы советской оккупации Абдул Рашид Хан был вынужден вести сложную политическую игру. С одной стороны, ему приходилось сотрудничать с военными (СССР разместил на Южном Памире отряд численностью примерно в тысячу человек), а с другой – тайно помогать моджахедам, поставляя им продовольствие и поддерживая другими разнообразными способами.
Так с помощью дипломатических уловок и хитростей ему удалось уберечь свой народ от жестоких расправ, за которые так ненавидели советских солдат жители Афганистана. Киргизы оказались даже в выигрыше: Россия помогала им в торговых и хозяйственных вопросах. Но когда оккупация закончилась и Афганистан оказался ввергнутым в пучину гражданской войны, которую вели между собой изгнавшие внешнего врага полевые командиры, положение племени значительно ухудшилось. О нем все забыли, власти не интересовались его существованием, и оно осталось один на один со своими проблемами в глухом, отрезанном от внешнего мира горном районе.
Когда в середине 1990-х к власти пришли талибы и распространили свое влияние более чем на 90 % территории страны, кочевники Памира оказались практически в полной изоляции. Правда, кое-какие связи поддерживались с отдельными областями Бадахшана. Но с каждым годом народ нищал и росло чувство безысходности. Оно стало особенно острым, когда некоторые командиры моджахедов начали поставлять в Вахан опиум, чтобы таким образом получить средства для ведения войны против талибов. Зимой 2001 г. военная операция США, последовавшая за событиями 11 сентября, привела к изгнанию талибана с политической арены Афганистана. Но к тому времени киргизское племя Вахана находилось в плачевном состоянии –
не было ни единой семьи, где люди бы не страдали от наркотической зависимости, постоянного недоедания, страшной бедности и полного отсутствия квалифицированной медицинской помощи.
К тому времени Абдул Рашид Хан понял, что ему остается только пойти с протянутой рукой, умоляя официальных лиц о помощи.
Я впервые встретился с ним во время волнений в Бахараке осенью 2005 года. Тогда вождь киргизов возвращался из второго из трех путешествий в Кабул. Эти непростые, длительные, дорогостоящие и, как выяснилось, бесполезные поездки были предприняты, чтобы добиться от чиновников правительства Карзая социальной поддержки: строительства школ и дорог, предоставления медицинской и ветеринарной помощи, установления надзора полиции и почтового сообщения. Так государство продемонстрировало бы, что киргизы являются афганскими гражданами. Но каждый раз повторялась одна и та же история: Абдул Рашид Хана в столице кормили обещаниями, но никто и не думал их выполнять. Летом 2007 года тем же путем из Таджикистана, по которому проехал сейчас наш «КамАЗ», прибыл старый серый микроавтобус. Он проковылял по танковой колее, пересек часть поросшей травой равнины и, так и не добравшись до Бозаи-Гумбаза, застрял среди скал. Водитель покинул свое транспортное средство и добирался до дома пешком. Как выяснилось, эта машина была послана центральными властями, чтобы киргизы использовали ее в качестве кареты «скорой помощи». Но к ней не прилагалось ни медикаментов, ни запаса топлива. Не было во всей округе ни врача, ни младшего медперсонала. Тот микроавтобус и по сей день стоит и ржавеет где-то на Памире – грустное напоминание о том, что проблемы местных жителей абсолютно никого не волнуют.
Летом следующего, 2008 года, когда мне пришлось прервать поездку в Вахан, чтобы выпить чаю с президентом Пакистана, киргизы находились на грани отчаяния. В эти времена им помогала пережить суровые зимы лишь поддержка единственного их внешнего союзника – Вохид Хана. Пикапы сил безопасности привозили им мешки с мукой, рисом, солью, чаем. Все эти продукты доставлялись летом, а осенью снегопады полностью заносили дороги. Даже при наличии некоторых запасов обитатели Памира жили в холодное время практически впроголодь. Их организм ослабевал, иммунитет снижался, и любая болезнь могла стать смертельной. Зима 2008/09 года оказалась особенно длинной, и смертность среди киргизов достигла беспрецедентного уровня. К весне погибло 22 человека, из них четырнадцать – женщины, которые умерли во время беременности или при родах. Это чудовищный процент для сообщества, насчитывающего 900 человек взрослого населения. Наверное, по детской и женской смертности восточный Вахан занимал на тот момент первое место в мире. Но еще печальнее, что таким образом нарушилось соотношение мужчин и женщин. При условии, что умирали также и дети, демографический баланс не сможет восстановиться ранее, чем через десять лет.
Через два месяца после отступления холодов, когда люди еще не отошли от зимних потрясений, над лугами Бозаи-Гумбаза появился вертолет вооруженных сил Афганистана. На нем прилетел политик по имени Абдулла Абдулла. Он два часа пожимал всем руки и просил голосовать за него на предстоящих президентских выборах. Но даже при условии, что были предприняты шаги, чтобы привлечь киргизов к участию в голосовании, в день выборов, 20 августа 2009 года, на Малый Памир не доставили ни одной мобильной урны. Неизвестно, отчего так произошло: стало ли это результатом заговора незаинтересованных в их голосах политических деятелей или вследствие чиновничьей некомпетентности и халатности. Но о маленьком кочевом народе просто забыли. Так или иначе, уже второй раз подряд людям Абдул Рашид Хана не предоставили права на волеизъявление. (Ранее, в октябре 2004 года, бюллетени для голосования все же прибыли в горный район, но на обратном пути перевозивший их вертолет разбился и все документы были потеряны.)
Ситуация с последними выборами стала последней каплей, переполнившей чашу терпения вождей киргизов. Правительство Афганистана было до такой степени равнодушно к судьбе маленького племени, что не потрудилось даже собрать их голоса по окончании избирательной кампании.
Нанесенное народу оскорбление заставляло серьезно задуматься об ожидающем его невеселом будущем. Абдул Рашид Хан созвал совет старейшин и поставил перед аксакалами несколько непростых вопросов. Может, стоит ближайшей весной всем вместе сняться с насиженного места, сложить юрты, забрать стада и отправиться в Последний исход? Если афганские власти не желают позаботиться о киргизах, вдруг к ним более тепло отнесутся в другой стране – в Китае, Таджикистане или Киргизстане? Покидать родину нелегко, но к тому моменту людям уже практически нечего было терять и не за что держаться.
Долгие годы борьбы за выживание подорвали здоровье пожилого киргизского командхана. В начале сентября распространилась весть о том, что Абдул Рашид Хан прикован к постели. Когда она достигла Бозаи-Гумбаза, Сарфраз тут же оседлал Казила, своего приземистого белого коня, и прямо среди ночи помчался в Кара-Джилгу. Несмотря на то, что Казил почти не отдыхал после недели постоянных разъездов, ему все же удалось покрыть расстояние в пятьдесят пять километров до рассвета.
Сарфраз прибыл к юрте вождя и увидел несколько десятков озабоченных киргизов, столпившихся вокруг нее. Больной лежал, укрытый пятью или шестью одеялами. Налицо были все симптомы острой сердечной недостаточности: холодный пот, учащенный пульс, одышка. Но все это не помешало Абдул Рашид Хану выразить неудовольствие по поводу приезда Сарфраза.
– Зачем ты примчался сюда? Ты должен надзирать за строительством школы! – прохрипел он.
– Я узнал, что ты болен, – ответил Сарфраз. – Мне необходимо было узнать, как ты себя чувствуешь.
– В твои обязанности не входит забота обо мне! Как без тебя рабочие закончат здание школы к зиме?
Мой друг выслушал этот выговор и вдруг понял, что наши задачи вдруг оказываются гораздо шире, чем мы предполагали. В истории нашего киргизского проекта было множество неудач и трагедий. Но теперь он приобрел новый смысл и статус:
Мы уже не просто возводим здание, мы дарим отчаявшемуся народу надежду на лучшее будущее.
Может, эта школа станет последней зацепкой, которая удержит этих людей на родине. В противном случае весной 2010 года они пустятся в полные опасностей скитания в поисках приюта в чужих краях. Но для того, чтобы школа выполнила свою миссию, ее нужно вначале достроить. Время идет, а дело стоит.
На следующее утро, пока Казила поили и седлали, Сарфраз позвонил мне и изложил новый план.
«Ситуация критическая, – заявил он. – Ты сможешь помочь мне?»
Моим первым желанием было бросить все и лететь в Афганистан. Но я быстро понял, что мое присутствие не решит никаких проблем. Я позвонил Вохид Хану, а тот стал обзванивать своих друзей, афганских и таджикских военных, чтобы узнать, сможет ли кто-то забрать Абдул Рашид Хана из его глуши и отвезти в больницу. Но никто не согласился. Тогда я обратился к полковнику Ильясу Мирзе, главе авиакомпании «Аскари», офис которой находился в Исламабаде. Но тот ответил, что без особого разрешения властей Афганистана пакистанский вертолет не сможет проникнуть в глубь чужой страны. Ближайшая точка, где он сможет приземлиться, находится далеко от Кара-Джилги – туда больному на повозке, запряженной яками, придется добираться не менее шести дней. И, наконец, я обратился к Кеюму Мохаммеду, своему другу, живущему в Кашгаре в китайской провинции Синьцзян. Он не раз организовывал альпинистские экспедиции на К2 и был в очень хороших отношениях с китайскими военными. Но тот тоже ничем не смог помочь.
Что оставалось делать? Пришлось обратиться к американским военным. Мне очень не хотелось просить их помощи, но выбора не оставалось. Я сел за компьютер и написал официальное письмо, беззастенчиво воспользовавшись своими личными дружескими связями с высшим военным руководством США.
Мое обращение было адресовано генерал-майору Кертису Скапарротти, командующему американскими вооруженными силами в восточном Афганистане, а также адмиралу Эрику Олсону, начальнику Командования специальных операций, расположенного на авиабазе Макдилл во Флориде. Оба они были знакомы с деятельностью Института Центральной Азии: Скапарротти сопровождал минувшим летом адмирала Майка Муллена во время его визита в долину Панджшер и присутствовал при открытии школы для девочек в Пушгуре. А Олсон в свое время распорядился, чтобы «Три чашки чая» стали обязательным чтением для всех бойцов спецназа, отправляющихся в Афганистан. В письме я объяснил, что однажды дал себе слово никогда не обременять американских военных просьбами о помощи, но сейчас вынужден нарушить этот обет. Вкратце описав, кто такой Абдул Рашид Хан, где он находится и в каком состоянии, я перешел к сути вопроса.
«Мы почти закончили строительство первого школьного здания для киргизских детей. Для Абдул Рашид Хана этот проект чрезвычайно значим. Ему так важно увидеть собственными глазами открытие школы до наступления холодов, – говорилось в моем электронном сообщении. – Я понимаю, что это почти невыполнимо и просить об этом – безумие, но все же попрошу: нашей признательности не будет конца, если найдется вертолет, который сможет переправить вождя киргизов в больницу в Баграм или Кабул. Мы уже обращались во все коммерческие и правительственные авиаслужбы Афганистана и получили отказ».
Одновременно я запросил американскую авиабазу в Баграме, не отправят ли они «Чинук», чтобы он забрал оставшиеся материалы, складированные среди лугов восточного Вахана, и оперативно доставил их в Бозаи-Гумбаз. Тогда можно будет побыстрее начать строительство. Я надеялся на вертолет как на страховочный вариант: если штаб не ответит на официальную просьбу об экстренной эвакуации Абдул Рашид Хана, то, возможно, «Чинук» сможет захватить его с собой на обратном пути в Баграм, и таким образом мы убьем двух зайцев.
И Скапарротти, и Олсон ответили незамедлительно: они подумают, что могут сделать для того, чтобы решить проблему. Поздно вечером Олсон написал по электронной почте генералу Дэвиду Петреусу, главе Центрального командования вооруженных сил США, чтобы узнать, возможно ли послать медицинский вертолет в Кара-Джилгу. На следующий день Петреус переправил письмо Олсона находящемуся в Кабуле генералу Стэнли Маккристалу, командующему Международными силами содействия безопасности и войсками США в Афганистане. В сопроводительной записке говорилось: «Стэн, нам представляется возможность укрепить очень важные связи. Но я понимаю, что лететь далеко. Эта задача выполнима? Спасибо. Дэйв».
Через несколько часов Маккристал написал одному из своих подчиненных. «Я в высшей степени доверяю Грегу Мортенсону, – говорилось в письме. – Давайте сделаем все возможное, чтобы исполнить его просьбу».
Так закрутился самый мощный в мире механизм – американская армия начала действовать. Небыстро, но четко и отлаженно.
Я позвонил Сарфразу и сообщил:
«Передай Абдул Рашид Хану, что помощь скоро подоспеет».
Если бы последнюю главу этой истории писали сценаристы Голливуда, концовка была бы вполне предсказуема. На следующее утро двухвинтовой двенадцатитонный «Чинук», один из тех, что помогали налаживать быт в Азад Кашмире после землетрясения в 2005 году, распугал бы всех коз, овец и яков в Кара-Джилге. Он бы в момент перевез оставшиеся строительные материалы в Бозаи-Гумбаз, подхватил бы Абдул Рашид Хана и доставил в госпиталь в Баграме. Финал мог быть впечатляющим: вертолет над хребтами Гиндукуша выглядел бы как символ уникального сотрудничества, которое объединило в Вахане мусульман, американских военных и сотрудников маленькой благотворительной организации, посвятивших свою жизнь тому, чтобы открыть женщинам дорогу к знаниям.
Увы, дело было не в Голливуде, а в Афганистане – стране, где все так запутанно, бестолково, несправедливо, и где события почти никогда не развиваются по заранее намеченному тобою плану. Вот как все произошло в действительности.
Следующие два дня генералы и их подчиненные на местах, отвечающие за операции в восточном Афганистане, вели оживленную электронную переписку, обсуждая возможные решения нашей проблемы.
Затем в четверг, 17 сентября, генерал Маккристал получил сообщение от советника по авиации из консультативной группы штаба. В нем говорилось, что шансов на успех немного. Специалисты проанализировали GPS-координаты того места, где находился Абдул Рашид Хан (для этого Сарфраз связался с ними по спутниковому телефону) и поняли, что оно располагается слишком близко, буквально в двух шагах от китайской границы. Появление американского вертолета неподалеку от рубежей недружественного США государства может вызвать дипломатический скандал. К тому же полное отсутствие в районе Кара-Джилги каких-либо возможностей для дозаправки делало перелет крайне рискованным: в принципе, «Чинук» мог дотянуть до пункта назначения, но полной уверенности в этом не было. И, наконец, военные врачи, оценив симптомы болезни и приняв во внимание возраст больного, полагали, что вряд ли медицина сможет чем-то ему помочь.
Еще днем позже я получил письмо от генерал-майора Скапарротти, который объяснил, что задача оказалась слишком сложной и опасной. Ничего не получится. «Мне жаль, что мы не смогли быть вам полезны, – написал он мне. – Перелет из Баграма займет несколько дней. Это очень рискованно, потому что лететь придется на большой высоте, а возможностей для экстренной посадки или дозаправки в пути практически не будет. Мне остается только молиться о том, чтобы командхан Абдул Рашид Хан выздоровел».
Конечно, я надеялся, что ответ будет другим. Но, читая письмо, я понял, что принято правильное решение. Холодные расчеты экспертов могли показаться слишком бездушными, но суть вопроса от этого не менялась: стоит ли рисковать жизнью экипажей двух вертолетов и провоцировать международный конфликт ради спасения пациента, которому, вероятно, не сможет помочь врач? В глубине души я знал, что этого делать не стоит. И, как потом выяснилось, Абдул Рашид Хан сам отверг такую помощь. «Уверяю вас, что вождь киргизов знает, что вы сделали все возможное, чтобы поддержать его в трудной ситуации. Он просил меня передать вам сердечную благодарность», – написал я генералу в ответ.
Отправляя это последнее послание, я надеялся, что искренне выраженная благодарность заглушит в моем сердце глубокое разочарование, которое вызвал полученный от военных отказ. Вся эта история еще раз продемонстрировала, что в Афганистане редко что-то происходит так, как хотелось бы.
Я как-то не думал в тот момент, что в этой азиатской стране случаются и чудеса. Так бывало не раз: когда хаос и отчаяние достигают предела и чувство безысходности накрывает тебя, вдруг необъяснимым образом ситуация меняется. Именно поэтому у нашей эпопеи был счастливый финал, да еще такой, какой и не снился Голливуду.
Эпилог
Миф приручил птиц и посадил в золотые клетки. В трудные времена они покидают святилища и вольно парят в небесах. Их возвращение – залог восстановления мира на земле. Если к их стае присоединится обычный сизый голубь, он через сорок дней станет белым. А каждая седьмая птица среди них – чистый дух.
Колин Таброн. «Тень шелкового пути»
Выпавший во время бурана 5 сентября снег вскоре растаял. На всем Памире установилась чудесная осенняя погода. Зима дала людям передохнуть перед новым своим наступлением. Солнечные дни и холодные ночи создавали идеальные условия для работы строителей – дело продвигалось быстро, но при этом все понимали, что нужно спешить. Каждый день киргизы просыпались, смотрели на возвышавшиеся монолитной стеной горы высотой более шести тысяч метров и отмечали, что снеговая линия спускается все ближе к подножию. К середине месяца нижняя кромка снежного покрова была на уровне 5000 метров, а через несколько дней добралась до 4000 метров. Когда снег укроет долину, работы придется прекратить.
Девятнадцатого сентября я позвонил Сарфразу, чтобы сообщить, что вертолета не будет. И тут выяснилось, что мой коллега уже полностью захвачен решением новых проблем. К тому времени он уже перевез все оставленные Вохид Ханом материалы в Бозаи-Гумбаз, но материалы второго грузовика почему-то оказались складированы в другом месте. Эта стоянка называлась Гозкхон и находилась с западной стороны озера Чакмак, примерно в восьми километрах от таджикской границы. Там киргизы чаще всего проводили осенние месяцы. От Гозкхона до Бозаи-Гумбаза было три дня пути. При условии, что в распоряжении Сарфраза было лишь несколько яков, перевозка этого груза могла занять около месяца. А ведь цемент и 190 деревянных досок для обрешетки уже скоро понадобятся рабочим. Без них невозможно было в срок закончить возведение здания.
Тем временем состояние Абдул Рашид Хана постепенно ухудшалось. После того, как прошел слух о его болезни, со всех уголков Памира в Кара-Джилгу стали прибывать люди, чтобы отдать ему дань уважения и предложить свою помощь. Одни приходили пешком, другие приезжали на лошадях или яках. Такое единодушие и стремление быть вместе в трудную минуту было очень трогательным и ценным, но это неизбежно приводило к оттоку рабочей силы из Бозаи-Гумбаза, где она именно в этот момент была особенно нужна. Это вывело Абдул Рашид Хана из себя. «Не время сейчас сидеть сложа руки и смотреть на умирающего старика, – кричал он сочувствующим, даже не пытаясь сдержать гнев. – Бессмысленно находиться здесь, когда вы могли бы помогать строительству собственного будущего!»
Больной вождь киргизов обретал относительный покой лишь ночью, когда родственники выносили его на руках из юрты. Он лежал под открытым небом и смотрел на звезды, которые когда-то привели его предков из монгольских степей в эти края. Вероятно, именно тогда на небесах он прочел ответ на вопрос, который терзал его все последние годы.
На следующее утро Абдул Рашид Хан собрал весь народ и подробно описал сложившуюся ситуацию. Он объявил, что, несмотря на добрую волю и искреннее желание американских военных помочь киргизскому народу, они не смогут прислать вертолет, чтобы отвезти его в больницу, а также доставить оставшиеся материалы поближе к стройплощадке. Что до его здоровья, то он готов принять свою участь и предает себя воле Аллаха. Но школа – это другое дело.
«Мы живем на краю света. Никому нет до нас дела. А это значит, что нам остается полагаться только на себя, – заявил он. – Строительство школы – наша главная цель. У нас мало сил и средств, но с этого момента все, что у нас есть, мы направим на выполнение этой задачи. Иншалла, мы завершим то, что начали».
После этого он распорядился, чтобы яки, пасшиеся на разбросанных по всему Малому Памиру пастбищах, были немедленно отправлены в Гозкхон. Киргизы оседлали самых быстрых лошадей, и гонцы отправились в разные уголки восточного Вахана, чтобы сообщить о распоряжении вождя. Уже через двадцать четыре часа вереницы приземистых лохматых животных потянулись к западному берегу озера Чакмак.
Когда Сарфраз позвонил и рассказал мне о распоряжении командхана, я оценил это мудрое решение: действительно, так строительство школы ускорится и уж наверняка закончится до морозов. Но больше всего меня впечатлила самоотверженность и убежденность, которая стояла за этим приказом. Абдул Рашид Хан всю свою жизнь боролся за благополучие своего народа и потерял здоровье в бесплодных попытках переиграть судьбу. И даже в предсмертный час он думал не о себе, а был готов использовать огромную силу, которую имеет последняя воля умирающего, чтобы направить людей к высокой цели. Он явил собой пример истинного лидера – благородного и несгибаемого. Удивительным образом эти качества часто оказываются свойственны тем, кто живет в заброшенных и диких, далеких от цивилизации местах. И конечно, упорство Хана не могло не дать плодов.
К 21 сентября сорок три яка прибыли в Гозкхон. Там на них погрузили цемент и доски, и караван двинулся в Бозаи-Гумбаз. Старожилы утверждали, что на Памире еще не бывало такого большого каравана. А тем временем к месту, где находились материалы, подгоняли все новых животных.
Тем временем шестьдесят киргизов прибыли в Бозаи-Гумбаз, чтобы помочь восьми опытным каменщикам из долины Чарпурсон, распоряжавшимся на строительной площадке. Люди работали по четырнадцать часов в день: носили воду, замешивали цемент. В середине дня они ненадолго прерывались на обед, который женщины накрывали прямо рядом со строящимся зданием. Судя по тому, что рассказывал мне Сарфраз по телефону, все это напоминало средневековый общинный труд, когда «всем миром» люди брались за какое-то важное дело.
Человек с перебитой рукой всегда находился в центре событий. Его спутниковый телефон все время выдавал новые координаты, и мне стало понятно, что Сарфраз просто летал по окрестностям. То он подгонял пастухов с южной оконечности озера Чакмак, чтобы те быстрее гнали стада яков; то обсуждал текущие потребности с каменщиками; то несся в Гозкхон, чтобы проследить за формированием второго и третьего караванов.
Я живо представлял себе, как Сарфраз с тревогой смотрит в сторону гор, замечая, что снег опустился еще на сто метров ниже. И как снова безжалостно погоняет несчастного, измотанного Казила палкой для трекинга, которую использовал вместо хлыста.
Через несколько дней в 7.30 вечера в Боузмене раздался телефонный звонок. Тара сидела на веранде с псом Таши на руках, Хайбер занимался музыкой, а Амира делала домашнее задание по математике на кухонном столе.
– Ну и?.. – спросил я нетерпеливо.
– Все отлично, сэр. Школа достроена.
Я посмотрел на календарь, стоящий у меня на столе рядом с фотографией Абдула, маленького механика, починившего нам радиатор на трассе в Бадахшане во время первой поездки на север Афганистана. Был понедельник, 28 сентября.
Почти через десять лет после того, как я дал слово присланным Абдул Рашид Ханом всадникам, наконец удалось выполнить обещанное.
Говорят, что где-то далеко в горах Малого Памира в самом центре обширной чашеобразной долины течет холодная и быстрая река. Ее прозрачная вода питает растущие по берегам изумрудные травы. На бескрайние окрестные луга каждое лето приводят на выпас стада коз и овец. Река впадает в маленькое озеро, в котором отражается синее небо. Поверхность озера и травы на лугах мерно колышутся, овеваемые дыханием вечно гуляющих на этих просторах ветров.
Примерно в сотне метров от берега озера – небольшой холм. Мне рассказывали, что на южной, самой солнечной его стороне стоит школа. В ней четыре класса с земляным полом; ее стены сложены из камня. Оконные и дверные рамы покрашены в веселый красный цвет. Если встать в дверях и вглядеться в даль, то на юге будут видны вершины Гиндукуша, а на востоке – гряды Тянь-Шаня. А если обойдешь вокруг и устремишь взгляд на север, то в районе таджикской границы горизонт будет закрыт горами таджикского Памира.
Я пишу эти строки в начале октября 2009 года. До следующей весны мы не сможем узнать о судьбе Абдул Рашид Хана – умер ли он или победил болезнь. Сейчас Сарфраз снова седлает Казила и направляется домой в долину Чарпурсон, к семье, с которой не виделся девять месяцев. Только через полгода, когда сойдет снег и весна снова откроет тропы Гиндукуша, он сможет снова наведаться на Памир. Однако несмотря на страшные холода и огромные сугробы вокруг, отрезавшие киргизское поселение от внешнего мира, 200 детей будут всю зиму ходить в школу. Они получат новые знания и навыки, и впоследствии это, возможно, изменит их жизнь и жизнь всего их маленького племени. К лучшему или к худшему, мы пока не можем предвидеть.
Мне сказали, что киргизы готовы принять эту непредсказуемость и примириться с ней, потому что они понимают: сознание ребенка, как поверхность соседствующего со школой озера, отражает то, что происходит вокруг. Киргизы полагают, что распространение грамотности подобно кругам на воде от брошенного камня. Человек не сможет руками удержать эту волну.
Обо всем этом я узнал через третьи руки, в основном от Сарфраза, потому что мне так и не удалось побывать в Бозаи-Гумбазе и увидеть все своими глазами. Но я продолжаю верить, что рано или поздно смогу добраться туда. Для меня это будет лучшей наградой за труды – встать «в центре мира» на самом трудном и загадочном участке древнего Шелкового пути и смотреть, как расцвел цветок, посаженный в самом дальнем углу нашего «афганского сада». Думаю, что меня захлестнет поток самых разнообразных эмоций, и надеюсь, что среди них будет и чувство удовлетворения, и гордость за проделанную работу. И в то же время что-то мне подсказывает, что, может, лучше мне никогда туда не попадать.
Да, я очень хочу увидеть эту школу, которую считаю уникальной «жемчужиной Малого Памира». Но при этом я прекрасно понимаю, что моя роль в ее создании очень невелика. На самом деле я, как послушное животное, как караван из одного-единственного человека, лишь курсировал между странами, доставляя пожертвования простых американцев на другую сторону земного шара.
В остальном же, как ни грустно это сознавать, проект в Бозаи-Гумбазе реализовывался без моего участия. С этим фактом и тогда, и сейчас мне трудно смириться.
Получив известие, что не удастся организовать вертолетную перевозку Абдул Рашид Хана в больницу, а части материалов – к стройплощадке, я всерьез опасался за исход всего этого предприятия. Ведь я сам уже дважды пытался добраться до поселения киргизов, и оба раза обстоятельства не позволили мне достичь цели. Теперь, несмотря на крайнюю необходимость и максимум задействованных связей, в этот глухой район не смогли проникнуть даже военные! В тот момент разочарование ослепило меня, и я не в силах был принять неудобную истину: для нас принципиально важно было постараться сделать все возможное для успеха этого проекта. Но то, что мы потерпели поражение, оказалось еще более значимым и ценным фактом.
Только через несколько дней после всей этой истории с вертолетами до меня стало доходить, что для киргизов было гораздо важнее добиться всего самостоятельно, чем получить любую помощь – от меня, от американских военных или с любой другой стороны. Слава богу, это действительно их проект, и они успешно его завершили.
Институт Центральной Азии сейчас курирует 130 школ в разных районах Пакистана и Афганистана. Но ни одна из них не находится в такой изоляции от внешнего мира и так высоко в горах, как четырехкомнатное здание, которое построили совместными усилиями ваханские киргизы и Сарфраз Хан на зеленом склоне, неподалеку от мелководного озера в Бами-Дунье, на высоте 3807 метров над уровнем моря. Кроме самого первого проекта в Корфе, это самая дорогая моему сердцу школа. Она символ человеческого достоинства, свидетельство того, каких результатов могут добиться самоотверженность и упорство.
Беднейшие кочевники смогли сделать то, что оказалось не под силу властям их страны, иностранным военным и некоммерческим организациям. Они не просто построили школу в удаленном уголке Афганистана. Они подали пример, который должен вселить надежду в жителей всех афганских городов и селений, где дети жаждут научиться читать и писать и где родители мечтают дать образование не только сыновьям, но и дочерям. Особенно эта надежда важна для деревень, находящихся в кольце «автоматов Калашникова».
Боевики по-прежнему рьяно защищают лживую истину, будто девочка, изучающая арифметику, нарушает заповеди Корана. И что за это ей следует плеснуть в лицо кислоту.
То, что совершили киргизы, войдет в историю. Теперь всякий афганец, говоря об обитателях Памира, будет вспоминать легенду о всадниках, преодолевших высокие горные хребты, чтобы отыскать хоть кого-то, кто построит им школу. Получив обещание, они сами взялись за его исполнение, возведя здание собственными руками.
Эту легенду хранят камни, из которой сложена школа. Когда на Памире идут дожди, потоки воды стекают по кровле и стенам, бурными реками спускаются вниз к подножию гор и питают поля и сады в афганских провинциях. Вода нашептывает всем жителям страны, что если даже самое слабое, всеми позабытое и позаброшенное племя сумело добиться своей цели, то наверняка это получится и у всех остальных.
Это касается всех нас. Какие бы беды и препятствия ни вставали у нас на пути, судьба нашей нации (не важно, великая она или малая) и судьба наших детей (как мальчиков, так и девочек) по-прежнему в наших руках.
Итак, не пора ли вернуть себе то, что давно было отнято у нас? Никто так хорошо не даст ответа на этот вопрос, как герои легенды, которым много пришлось вынести, чтобы вернуть себе право на получение образования.
О, если бы я мог поделиться историей строительства маленького здания школы на «Крыше мира» с моим старым наставником и добрым другом Хаджи Али! Увы, вождь Корфе, никогда не учившийся грамоте, лежит под могильным камнем, в тени абрикосовых деревьев неподалеку от ячменного поля близ родной деревни. Но, думаю, если бы он услышал мой рассказ, он бы одобрительно кивнул. Этот человек знал великую цену малых побед.
Благодарности
Сегодня на планете 120 миллионов детей школьного возраста не умеют ни читать, ни писать. Они лишены права на образование по разным причинам – из-за дискриминации по половому признаку, бедности, религиозного экстремизма, коррумпированности властей, эксплуатации детского труда.
Я надеюсь, что в следующем десятилетии мы полностью победим неграмотность и дадим возможность учиться всем этим детям, две трети которых – девочки. Я молюсь об этом. Если эта книга хоть отчасти поможет в решении глобальной проблемы детского образования, моей радости не будет границ.
Чтобы поблагодарить тысячи людей доброй воли, поддерживавших меня в моей работе на протяжении последних шестнадцати лет, понадобится написать еще одну такую же толстую книгу. Я очень сожалею, что на этих страницах не хватит места, чтобы назвать всех поименно.
Два преданных копирайтера провели много дней в трудах, чтобы это издание увидело свет. Благодарю Марка Брайана за то, что он каждый день в течение почти целого года собирал материал и готовил его к публикации. Большое спасибо Кевину Федарко: он подсказал, как наилучшим образом построить рассказ, а также выдержал долгий марафон, работая почти сто дней подряд по шестнадцать часов, чтобы окончательно отредактировать текст к декабрю 2009 года, когда ему было пора увидеть свет. На меня произвело глубокое впечатление полное отсутствие эгоизма и самомнения у обоих моих помощников и скромность и трудолюбие, которые они проявили, готовя нашу историю к печати. Без их усилий и профессионализма вряд ли бы удалось сделать это повествование интересным. В их честь я поднимаю чашку соленого чая с ячьим маслом – такой мы пили в Вахане и Балтистане. Баф!
Также я благодарю восемь замечательных женщин, на которых держится вся работа Института Центральной Азии в США: Дженнифер Сайпс (исполнительного директора), Лору Эндерсон, Мишель Лаксон, Линси Геттель, Линдси Глик, Кристиану Лейтингер, Садию Ашраф и Женевьеву Чэбот.
У меня нет слов, чтобы должным образом поблагодарить вас всех за терпение и помощь в организации ежедневной работы института, деятельность которого невероятно расширилась за последние три года. Я также благодарю Карин Ранноу, Джоэля Калева, бухгалтера Стефанию Фриз, Дага Чэбота, Теру Куваяма, Гретхен Брюнер, Шэннон Гэннон, Билли Дернея, Таухида Ашрафа и многих других людей, которые обеспечивали функционирование ИЦА в трудные времена, когда нам приходилось выступать по всей стране и нести на себе огромную, практически неподъемную нагрузку.
Я очень благодарен также авторам книг, вдохновлявшим меня все эти годы. Я имею в виду Халеда Хуссейни (и его жену Ройю), автора «Бегущий за ветром» и «Тысяча сияющих солнц», который написал предисловие к этому изданию. Халед так же как и я возглавляет гуманитарную организацию, Khaled Hosseini Foundation, помогающую беженцам (www.khaledhosseinifoundation.org). Большое спасибо Джейн Гудолл, автору Reason for Hope. Эта женщина, с которой я дружу много лет, привлекла множество детей к участию в программе Roots & Shoots (www.janegoodall.ca/roots-shoots.php). Спасибо Томасу Фридману, колумнисту New York Times, за то, что проявил большой интерес к нашей работе; Николасу Кристофу и Шерил Вудунн, авторам недавно вышедшей в свет книги Half the Sky – оба они верят, что необходимо предоставить возможность женщинам изменить этот мир к лучшему. Благодарю Фарида Хакарию, написавшего книгу The Post-American World и убежденного в том, что образование является самым могущественным оружием, способным установить мир на планете. Спасибо Ахмеду Рашиду, автору книг Taliban и Discent into Chaos, за то, что он поделился со всеми нами своими энциклопедическими знаниями об исламском мире – от деятельности медресе до междоусобиц моджахедов. Мой поклон Рою Стюарту, автору книги The Places in Between, руководителю работающей в Афганистане благотворительной организации Turquoise Mountain charity (www.turquoisemountain.org). Благодарю Дага Стэнтона, автора Horse Soldiers; Назифа Шахрани, автора The Kirgiz and Wakhi of Afghanistan, а также Кэти Гэннон, написавшую I is for Infidel.
Благодарю сотни государственных и частных школ и университетов, которые мне выпала честь посетить за последние десять лет. Руководство многих из них высоко оценило «Три чашки чая» и рекомендовало своим учащимся эту книгу в качестве дополнительной или обязательной литературы. Общение с учениками, студентами и их педагогами всегда доставляет мне огромное удовольствие и открывает мне много нового. Я ценю и уважаю этих людей!
Я восхищаюсь теми взрослыми и даже детьми, которые активно, не жалея сил и средств, участвуют в благотворительной работе. Я имею в виду Гаррет и Кайла Вейсс (www.fundafield.com), Эшли Шайлер (www.africaid.com), Зака Боннера, (www.littleredwagonfoundation.com), Анну Додсон (peruvianhearts.org), учащихся начальной школы «Кембридж» в штате Массачусетс (www.cambcamb.org), а также студентов из Фармингтона (штат Мичиган) и Дэнбери (штат Коннектикут) (www.schoolsinsudan.org).
Также я искренне благодарю солдат, преданно служащих нашей стране вдали от родины, верных своему долгу, несмотря на все опасности и разлуку с семьями. За последние два года мне довелось посетить десятки военных баз, выступать в военных организациях и академиях. Большое спасибо адмиралу Майку Муллену, председателю Объединенного комитета начальников штабов, который нашел время, чтобы посетить торжественное открытие одной из школ для девочек в Афганистане, а также его жене Деборе, посоветовавшей ему прочитать книгу «Три чашки чая».
Я очень признателен многим высшим военным руководителям и их женам за то, что они выпили со мной множество чашек чая и очень поддержали меня: это генерал Дэвид Петреус, глава Центрального командования США, адмирал Эрик Олсон, командующий SOCOM, генерал Стэнли Маккристал, командующий американскими войсками в Афганистане, вице-адмирал Томас Килклайн, командующий морской авиацией, генерал-майор Мастин Роубсон, руководитель командования спецопераций Корпуса морской пехоты США, генерал Джеймс Конвей, командующий Силами морской пехоты США, полковник Стивен Дэвис, генерал-майор Роубсон, майор Джейсон Николсон, офицер-страновед (Африка), капитан Ричард Батлер, начальник штаба морской авиации, генерал-майор Джон Макдональд и генерал-майор Кертис Скапарротти, командующие вооруженными силами США в Афганистане. Я также благодарю всех офицеров и сотрудников вспомогательных подразделений, служащих под началом упомянутых руководителей.
Хочу особо поблагодарить капитана Джона Керби, всегда помогавшего мне во время визитов в Пентагон. И последним в списке, но не по значимости, назову полковника Кристофера Коленду, по инициативе которого мы установили и дружеские связи со многими старейшинами в Афганистане.
За эти шестнадцать лет ИЦА не использовал ни единого доллара из государственного бюджета США или из средств правительственной организации USAID для того, чтобы построить школу или даже купить ручки или карандаши. Тем не менее я не могу не выразить признательность Мэри Боно, депутату палаты представителей от республиканской партии, представителю штата Калифорния. Мэри научила меня тому, как убедить общество и политиков в необходимости поддержки и развития женского образования в Афганистане и Пакистане. Благодарю членов нижней палаты конгресса США Эрла Памероя (демократическая партия, штат Северная Дакота), Денни Рейберга (республиканская партия, штат Монтана), а также сенаторов-республиканцев Олимпию Сноув (штат Мэн), Ричарда Лугара (штат Индиана) и сенаторов-демократов Макса Баукуса (штат Монтана), Марка Удолла (штат Колорадо), Бена Кардина (штат Мэриленд), Джона Керри (штат Массачусетс) и его жену Терезу Хайнц, Джорджа Буша-старшего и Барбару Буш, Билла Клинтона, Лору Буш, госсекретаря Колина Пауэлла, судью верховного суда Сандру Дей О’Коннор.
Также я не могу не упомянуть семь человек из моей альма-матер, университета Южной Дакоты. Это Том и Мередит Брокау и вся их чудесная семья; Ларс и Арлоу Оверскей; Дон и Кэрол Биркленд и Эл Нойхарт, основатель USA Today. Все эти люди серьезно повлияли на мое мировоззрение и мою жизнь.
Как сотрудник гуманитарной организации, я не могу не восхищаться преданными благому делу сотрудниками благотворительных организаций, которые ведут непримиримую борьбу с неграмотностью, болезнями, бедностью, последствиями военных конфликтов, загрязнением окружающей среды, нарушениями прав человека и многими, многими другими серьезными проблемами в разных уголках земного шара.
Благодарю Вестсайдскую начальную школу города Ривер-Фоллз (штат Висконсин) за то, что ее учителя и ученики в 1994 году стали инициаторами детской программы Pennies for Peace (P4P). Сейчас в программе участвует более 4500 школ по всему свету. Друзья, вы дарите нам надежду на то, что мир во всем мире все же настанет!
Спасибо за потрясающую поддержку всем читательским клубам, женским и ветеранским объединениям, религиозным и светским организациям, ассоциации AAUW (Association of American University Women), книжным магазинам, библиотекам и всем, кто внес свою лепту в продвижение книги «Три чашки чая» и в популяризацию женского образования.
За надежное плечо, а также честность и бескомпромиссность я благодарю Джорджа Маккауна, Талата Джаббара, Джулию Бергман, Джона и Джинни Мейсенбах, Джойя Дергелло, Роберта Ирвина, Нэнси Блок, Анну Байерсдорфер, Бена Райса, Чарли Шимански, Билла Гэллоуэя, доктора Луиса Рейхардта, Джима Виквайра, Стива Свенсона, доктора Эндрю Маркуса и Лизу Маркус, Давида и Юнис Симонсонов, мисс Мери Пеглар (мою первую учительницу из африканской школы. Сейчас ей за 80, она живет в Англии и по-прежнему пишет мне письма), Конрада и Джени Анкер, Дженнифер Уилсон, Винса и Луис Ларсен, Лилу, Брента и Ким Бишоп, Джона Кракауера, Джона и Энни Ригби, Тони О’Брайена, Марка и Сю Иберру Дженкинс, Кита Хэмбурга, Рики Голмулка, Джеффа Макмиллана, Эндрю Лоусона, Сюзан Рот, Ника и Линкен Берримен, Салму Хасан Али, Самиру и Захида Байг, Сару Томсон, Джона Гуза, Тома и Джуди Воган, Сару и Сохаиба Аббаси, Анжелину Джоли, доктора Пэм Хайберт, Рэя Роберта (выпускающего редактора книги «Три чашки чая»), Жана Эрни, Пэтси Коллинз, Дейдре Эйтел, Джима и Маргарет Бейерсдорфер, Паулу Ллойд и Джози Форквет.
Спасибо моему наставнику, глубоко уважаемому знатоку ислама Сайед Аббасу Рисви – человеку поразительной, уникальной скромности. Он терпеливо обучал меня основам ислама, главными ценностями которого являются терпимость, справедливость и мир. Да благословит Аллах Сайеда Аббаса и всю его семью.
Среди моих друзей в Пакистане и Афганистане особой благодарности достойны Хаджи Юссеф, Хаджи Фида Мохаммед Нашад, бригадный генерал Башир Баз, полковник Ильяс Мирза, капитан Вассим Ифтакар Джанджуа, Фарук Вардак Садхар Хан, Вохид Хан, Гулям Нуристани, Абдул Рашид Хан, Вали Боз Ахмади, Джан Ага, учитель Хусейн, Шах Измаил Хан, Таши Бои, Хаджи Ибрагим, Хаджи Мохаммед Али, Хаджи Абдул Азиз, Маулави Рашди, Туаа, Парвин, Азиза, Лима, Джахан, Тахира, Рубина, Наджиба Мира, Биби Райхана и Узра Файзад. Особо хочу поблагодарить тех, кто очень помог мне в моей работе и кого нет сейчас с нами: Хаджи Али и бригадного генерала Закауллу Банго, моего доброго ангела, трагически погибшего в авиакатастрофе в Турции в 2007 году.
Выражаю особую признательность издательству Penguin Group (USA) Inc., которое дало мне возможность познакомить миллионы читателей с этой книгой, а также с ее предшественницей – «Тремя чашками чая». Издательство стало моим вторым домом, а все его руководители – моими добрыми помощниками. Благодарю за поддержку Марджори Скардино, исполнительного директора издательства Pearson, Джона Макинсона, председателя и исполнительного директора Penguin Group (USA) Inc, Дэвида Шэнкса и Сюзан Петерсен Кеннеди, соответственно, генерального директора и президента Penguin Group (USA) Inc., Клер Ферраро, президента направления Viking и Кэтрин Корт, президента Penguin Trade Paperbacks.
Безусловно, эта книга не могла бы увидеть свет без помощи моего редактора, наставника и товарища-альпиниста Пола Словака, издателя Viking Press. Впервые я познакомился с компанией Penguin именно через Пола в 2003 году, когда пришел к нему, чтобы обсудить идею «Трех чашек». С тех пор он сопровождал каждый мой шаг в издательском мире, и даже когда я на некоторое время пропадал из поля его зрения, он все равно не терял веры в меня. Пол, я высоко ценю твою поддержку, мудрость и опыт!
Несколько месяцев назад издательство Penguin помогло мне организовать праздник в Нью-Йорке. Мы должны были отметить успех двух изданий – «Трех чашек чая» для взрослых и детской версии, а также детской иллюстрированной книги Listen to the Wind. Тогда меня поразила приведенная компанией статистика: было подсчитано, что более 440 сотрудников так или иначе участвовали в публикации моих книг! Всех этих людей я сердечно благодарю за добросовестный труд, а особо хочу отметить тех, кто внес особый вклад в подготовку изданий: Нэнси Шепард, Кэролин Колборн, Луис Брейвмен, Ноирин Лукас, Элке Сиглал, Кортни Эллисон, Дэвида Мартина, Холли Уотсон, Кейт Ллойд, Денис Свейм, Пола Бакли, Джасмин Ли, Дженнифер Вонг, Хэла Фессендена, Сабилу Хан, а также внештатных сотрудников – выпускающего редактора Хилари Робертс, контрольных редакторов Джейн Каволина и Бринн Брейннер, которые собирали карты, фотографии и прочий сопроводительный материал. Помимо этого, я хотел бы поблагодарить и других сотрудников издательства: Эйлин Крейт, Алана Уокера, Джеки Фичетти, Тиффани Томлин, Дженну Меулинманс Кейтлин Пратт, Шанту Ньюлин, Алису Ниухаус, а также секретаря Мэрилин Хиллз – она не раз позволяла мне проникать в офис без пропуска. Отдельно хочу поклониться всем сотрудникам отдела продаж, которые горячо продвигали мою книгу в переговорах с книжными магазинами и таким образом внесли огромный вклад в ее успех. Посылаю свою горячую благодарность также Леони Атоссе, ведущей актрисе, снимавшейся в фильме Kite Runner, чьим голосом озвучена аудиоверсия этой книги и «Трех чашек» для детей. Спасибо вам всем, дорогие друзья!
Несмотря на то, что у меня нет литературного агента и в будущем, вероятно, не будет, я благодарен моему доброму другу, адвокату Джону Кауфману, который вел от моего имени многие переговоры и выполнял другие обязанности литературного агента. Он, а также еще один мой друг, бывший представитель ИЦА в Пакистане Алан Фриленд, приложили огромные усилия, чтобы эта книга была опубликована. Вы молодцы, ребята!
Я не могу не выразить признательность совету директоров ИЦА, включая его председателя Абдула Джаббара, а также Карен Маккаун, Крисси Слотер, одного из основателей Института доктора Жана Эрни и его вдову Дженнифер Уилсон и многих из тех, кто ранее входил в состав руководства ИЦА – Джулию Бергман, доктора Эндрю Маркуса, доктора Робина Хьюстона, доктора Томаса Хорнбейна, Салли Улман, Скотта Твиди, Гордона Уилтси, доктора Томаса Воэна.
Мое детство прошло в Танзании. Родители, Демпси и Джерена Мортенсон, каждый вечер читали перед сном книги мне и моим сестрам Соне, Кари и Кристе. Сначала при свете керосиновой лампы, позже – электричества. Именно тогда в нас зародился интерес к другим странам и народам. Отец и мать вдохновили меня на гуманитарную миссию, которая стала смыслом моей жизни. Меня всегда воодушевлял пример матери, которая посвятила жизнь делу образования. Увы, рак рано унес жизнь моего отца. Он умер в 1980 г., но до сих пор его дух живет во всем, что я делаю. Папа, ты мой baba, kaka, rafiki (отец, брат и друг). Спасибо моим чудесным сестрам Соне и Кари, а также их мужьям Дину Рэйвену и Дэну Тайзену, а также всем моим родственникам. Я всегда ощущал вашу любовь и преданность.
Благодарю своих замечательных детей, Амиру и Хайбера, которых я так люблю. Простите, дорогие мои, что многие месяцы вашего детства прошли без меня. В этом главный недостаток моей работы. Мне жаль, что я не видел, как вы учились ходить, завязывать шнурки на ботинках, кататься на велосипеде. Но вы всегда, даже на расстоянии, беззаветно любили меня. Не проходит и дня, чтобы я не радовался тому, что вы есть на свете. Долгая разлука с вами всегда угнетала меня. Теперь я провожу дома больше времени и очень хочу, чтобы мы по-настоящему радовались возможности быть вместе.
Тара, моя жена, дорогой друг, помощник, советчик, мать моих детей и любовь всей моей жизни! Мы поженились в 1995 году после шести дней знакомства. Моя благодарность тебе не знает границ. За четырнадцать лет совместной жизни я много времени проводил вне дома, но твоя любовь и поддержка помогали мне справляться с трудностями и следовать своему призванию. Спасибо за все, чем ты пожертвовала ради этого, а также за то, что была и остаешься частью моей жизни.
Грег Мортенсон,
1 октября 2009 года
Глоссарий
«АК-47», или автомат Калашникова – российский пистолет-пулемет.
Алхамдулиллах – восклицание на арабском, означающее «Хвала Господу!». Может использоваться в молитве; нередко произносится для выражения благодарности после трапезы.
Аллах – «Бог» на арабском языке.
Аллах акбар – на арабском «Господь велик». Это восклицание может использоваться во время молитвы, для прославления Бога, для выражения одобрения, волнения или радости.
«Аль-Каида» – организация, которая осуществляет террористические акты, участвует в локальных конфликтах и ведет подрывную деятельность в разных частях света. Своей целью ставит установление всемирного исламского халифата.
Амударья – река на северо-востоке Афганистана и юге Таджикистана.
Арак – сброженное кобылье молоко, которое пьют в Центральной Азии.
Ас-салям аалейкум – на арабском «мир вам», принятое в исламском мире приветствие.
Баба Гунди Зиарат – святилище в долине Чарпурсон на севере Пакистана, недалеко от границы с Афганистаном.
Бадахшан – провинция на северо-востоке Афганистана, частью которой является Ваханский коридор.
Баф – на языке народности вахи «Отлично!».
Баграм – главная авиабаза США в Афганистане. До этого с 1979 по 1989 год использовалась советскими войсками.
Бахарак – город в провинции Бадахшан (на северо-востоке Афганистана) с населением 18000 человек. Здесь была построена первая школа ИЦА в Афганистане.
Балакот – город в северной части Пакистана, сильно пострадавший во время землетрясения в октябре 2005 года.
Балти – племя, проживающее в горах Каракорум на северо-востоке Пакистана. Большинство балти – шииты.
Бами-Дунья – на языке вахи Бами-Дунья означает «крыша мира». Так обычно в Центральной Азии называют Памир.
Барги-Матал – городок в провинции Нуристан (на востоке Афганистана), часто подвергающийся нападениям талибов.
Бозаи-Гумбаз – поселение в восточном Вахане, одна из стоянок кочевого племени киргизов.
Бузкаши – традиционная азиатская игра, в которую играют всадники на лошадях.
Ваалекум-Салям – на арабском языке «мир также и вам».
Вазиристан – район на западе Пакистана в Северо-западной пограничной провинции.