Время моей Жизни Ахерн Сесилия

Все ошеломленно молчали. Я с трудом могла дышать.

В полной тишине, так что слышно было, как скрипнул стул, когда он поднялся из-за стола, Дон вежливо ответил:

— Рад был познакомиться с вами. Благодарю за гостеприимство. Люси?

Он предлагал мне уйти вместе с ним, и я хотела этого больше всего на свете, но не смела даже поднять на него глаза. И вообще ни на кого. Может быть, если я буду сидеть тихо-тихо, совсем неподвижно, то получится, будто меня и вовсе тут нет. Я чувствовала, что жаркие, постыдные слезы вот-вот хлынут из глаз, но нет — ни за что, не перед ним, не перед ними, никогда, никогда, никогда.

— Я провожу вас, — еле слышно сказала мама. Она беззвучно встала и тихо вышла из комнаты. Когда дверь открылась, в холле я увидела Жизнь с пепельно-серым лицом. Его я тоже подвела.

— Люси, в мой кабинет, сейчас же. Мы должны составить план действий.

Я не могла ни на кого смотреть.

— Твой отец к тебе обращается, — процедила бабушка.

— Думаю, ты должен позволить Люси закончить ужин, а обсудить все можно и позднее, — твердо сказал Райли.

Позволить Люси. Позволить мне.

— Эдит может потом разогреть ей, это не важно.

— Вообще-то я не голодна, — спокойно сказала я, глядя в тарелку.

— Люси, ты никого не позоришь, — нежно произнес Райли. — Отец просто очень беспокоится за тебя, вот и все.

— Я сказал ровно то, что думал, — заявил отец, но, помедлив, сел обратно за стол и говорил уже гораздо тише.

— Никто из нас не считает, что ты неудачница. Люси, ну посмотри на меня. — Райли перегнулся ко мне через мамин стул.

Но я не могла. Мама вернулась в комнату и встала в дверях, точно хотела проверить воду, прежде чем нырять.

— Простите, что так всех расстроила и разочаровала, — голос у меня дрожал, — Эдит, спасибо за ужин, извините, но мне надо уйти.

Я встала.

— Сядь! — велел отец, словно хлыстом ударил. — Сядь на место!

Я помедлила, потом пошла к двери. Проходя мимо мамы, я не смогла посмотреть ей в глаза и просто тихо закрыла за собой дверь.

Жизнь и Дон стояли бок о бок в холле, дожидаясь меня.

— Прости, что опоздал, — сказал Жизнь. — Таксист заблудился. Я что-то пропустил?

— Показать ему, где у вас персидский ковер? — спросил Дон.

У обоих в глазах горел хулиганский огонек, и оба они говорили очень нежно. Они пытались подбодрить меня — и я улыбнулась.

Глава двадцать вторая

— Дон, прости меня, пожалуйста, — меня все еще колотило, — это была дурацкая идея. Не понимаю, как я могла думать, что она сработает.

— Расслабься. — Он ласково потрепал меня по спине.

Дверь из Дубовой столовой открылась, и в холл вышла мама. Мы дружно обернулись — она прижимала руку к груди, словно это помогало ей дышать и она насильно заставляла свое сердце биться. Огромным усилием воли она сохраняла ровное выражение лица, но в результате оно больше походило на безжизненную застывшую маску.

— Люси, милая… — начала она, а потом заметила, что я не одна. Сказалась многолетняя привычка владеть собой, и она приветливо обратилась к Жизни: — Добрый день. Вы, вероятно, пришли почистить ковер?

Смешно.

— Вообще-то в химчистке работаю я, — сообщил Дон и, вспомнив, что до сих пор в пиджаке Райли, снял его. Под пиджаком оказалась футболка с эмблемой волшебного ковра. — Жизнь Люси — он.

— О. — Мама внимательно оглядела Жизнь, по-прежнему прижимая руку к груди. Кажется, ее не смутило, что произошла некоторая путаница.

— Мам, это Дон, — сказала я. — Мой друг. Очень хороший друг, который согласился помочь, когда в последнюю минуту выяснилось, что наш гость не может прийти, а я не хотела вас разочаровывать. Прости, мам, я видела, что вы очень его ждете, и вы так готовились… поэтому побоялась вам сказать, что на сегодня встреча отменяется.

— Мне жаль, что там все так получилось, — просто и искренне сказал Дон.

— Это была моя идея, прости меня, — извинилась я. Мне было нехорошо, и я мечтала побыстрее уйти, но не знала как.

— Надо бы вас чаем напоить, — заявила Эдит, вдруг возникшая в дверях кухни. Понятно, стояла там и все слышала.

— Да, это хорошая мысль, — согласилась мама, и неизвестно, кто из нас больше нуждался сейчас в чашке горячего чая, я или она. — Я Шейла, мама Люси. Приятно с вами познакомиться. — Она протянула Жизни руку. Потом тепло улыбнулась Дону: — Я очень рада видеть вас у нас в доме. Мне жаль, что вас приняли не так гостеприимно, как следовало, но я еще раз от всего сердца приглашаю вас на нашу повторную свадебную церемонию.

Мне было невыносимо слушать их легкую, вежливую болтовню. Все уселись на кухне, Эдит разливала чай и обсуждала с Доном и Жизнью достоинства бисквитного печенья, а мама, судя по всему, обдумывала, удобно ли попросить Дона все же почистить ковер, или отпустить его с миром. Затем Жизнь и мама принялись толковать о свадебных букетах, а Дон наблюдал за мной. Я видела это краем глаза, потому что не смотрела на него — вспоминала, что сегодня сказал мне отец. Его злые, хлесткие фразы звучали у меня в голове и мучили меня.

Жизнь взял свою чашку и подошел ко мне.

— Сегодня ты наворотила грандиозную ложь.

— Я не в настроении, — тихо ответила я, — и что бы ты ни сказал, хуже ты уже не сделаешь.

— Я и не хочу — хуже. Я хочу сделать лучше.

Жизнь прочистил горло, и, поняв, что он собирается сказать нечто важное, все умолкли.

— Люси считает, что она всегда была недостаточно хороша для всех вас.

Последовало неловкое молчание, я покраснела, но делать нечего — расплатой за большую ложь служит большая правда.

— Мне надо идти.

— Ох, Люси. — Мама была потрясена, но потом что-то в ней перещелкнуло, и включилась сияющая улыбка Силчестеров. — Я провожу тебя, милая.

— Ты этого не заслужила, — сказал Жизнь, когда мы проехали по холмам Уиклоу и выбрались на трассу.

Это было первое, что он произнес за четверть часа, с тех пор как мы сели в машину. Радио он даже не пытался включить, за что я была ему признательна, у меня и так в голове было слишком шумно. Там гремел голос отца, он снова и снова повторял свои обвинения, и я подумала, что нам никогда не вернуться к прежним холодно-вежливым отношениям. Он сказал это все на голубом глазу, как давно известное, даже без особых эмоций. Конечно, он был в ярости, но не она двигала им, когда он обрушил свои слова на мою голову. Он сказал именно то, что думал, и я уверена, так он будет думать до конца своих дней. Назад пути уже нет.

Мне не хотелось, чтобы Жизнь ехал со мной, но он настаивал, а я так жаждала побыстрее убраться оттуда, что и против бенгальского тигра не возражала бы в качестве попутчика.

— Заслужила. Я же соврала.

— Я не о том. Твой отец несправедлив к тебе.

Я не ответила.

— Куда ты решила направиться?

— Прошу тебя, я не в силах вести психологические беседы.

— Но машину-то ты в силах вести? Ты пропустила нужный поворот.

— Черт.

— И теперь, я так понимаю, мы едем в Уэксфорд?

— Нет, мы едем домой.

— А как же великая любовь?

— Разбилась о суровую реальность.

— Это как понимать?

— Он изменился, мне тоже надо меняться.

— И ты позвонишь Дону?

— Нет.

— А, ты и для него теперь недостаточно хороша. И вообще ни для кого.

Я промолчала, но мысленно сказала «да».

— То, что говорил твой папа, — это неправда, знаешь ли.

Я промолчала.

— Да, признаю, и я тоже, наверное, был не прав, когда вышел из себя и наговорил тебе всякого.

Я искоса глянула на него.

— О'кей, я точно был не прав.

— Это что, извинение?

— Нет. Я и сейчас считаю, что нельзя было бросать работу, не найдя сначала другую. Но в остальном я был не прав, и твой отец тоже.

— Я не смогу платить за квартиру. Не уверена даже, что мне было бы чем заплатить за бензин, соберись мы все же поехать в Уэксфорд на этой ржавой железяке. У меня нет денег заплатить Дону за ковер, а я безусловно собираюсь это сделать. Конечно, мне надо было сохранить работу. И подыскивать другую, получая там свою зарплату. Вот что надо было сделать. Так поступают нормальные, ответственные люди.

Он ничего не ответил, а молчание — знак согласия. Поскольку я не следила за дорогой, то снова свернула не туда и теперь совершенно не понимала, где мы. Попробовала развернуться обратно, но запуталась еще больше. Мы заехали на частную дорогу, вернулись на шоссе и встали у обочины. Я опустила голову на руль и честно признала:

— Я запуталась.

Жизнь нежно погладил меня по макушке и негромко, но твердо сказал:

— Не переживай, Люси, ты выберешься, и я здесь, чтобы помочь тебе.

— У тебя есть карта? Потому что запуталась я в географическом смысле.

Он быстро убрал руку с моей головы и заглянул мне в лицо:

— У тебя усталый вид.

— Я мало спала сегодня ночью.

— Это лишняя информация. Давай я поведу.

— Нет.

— Люси, пусти меня за руль. А сама ложись назад и поспи.

— Да там руку-то не вытянешь, не то что ногу. Как я там посплю?

— Не важно, просто отдохни.

— А ты умеешь водить?

Он полез в карман, извлек свои бумаги и протянул их мне. Но я отказалась читать — слишком устала.

— Здесь сказано, что я имею право управлять любым транспортным средством, если это необходимо для сохранения и безопасности твоей жизни.

— Любым?

— Абсолютно.

— Даже мотоциклом?

— Даже мотоциклом.

— И трактором?

— И трактором.

— А квадроциклом?

— Любым транспортным средством.

— И кораблем? Ты умеешь водить корабли?

Он только устало на меня поглядел, и я сдалась.

— Отлично. Себастиан в твоем распоряжении.

Я перебралась на заднее сиденье, а Жизнь сел за руль.

Проснулась я потому, что у меня страшно затекла шея. Кроме того, болела голова, она упиралась в холодное стекло и тряслась и стукалась при малейшей неровности на дороге. За окном было темно. Жизнь громко распевал что-то вместе с радио.

В июне темнеет около десяти, а из Глендалоха мы выехали в начале девятого. Нормальной машине нужно никак не больше часа, чтобы добраться оттуда до моего дома, но даже Себастиан в силах преодолеть это расстояние за два часа. Тогда почему такая темень? Мы явно едем уже дольше часа, а никаких огней нет даже вокруг дороги, и мы безусловно не в Дублине.

Тут мы остановились, но двигатель работал. Жизнь достал айфон и изучал навигатор. Похоже, он во всем решил разобраться без посторонней помощи, и мы снова двинулись в путь, быстро увеличивая скорость. Я наклонилась к нему и спросила прямо в ухо:

— Где мы?

— Господи! — Он аж подпрыгнул от неожиданности. Машину занесло, он ненадолго потерял управление, потом резко вывернул руль, мы благополучно избежали попадания в кювет, но зато вместо этого прямиком выехали на встречную полосу. Я была пристегнута, но, несмотря на это, меня мотнуло как тряпичную куклу, потом я как следует приложилась к спинке переднего сиденья, а потом мы уткнулись носом в дно придорожной канавы. И все вдруг стало тихо, не считая того, что Джастин Бибер пел про свою детку, детку, детку.

— О-хо-хо, — сказал Жизнь.

— О-хо-хо, — откликнулась я и попыталась отстегнуть ремень безопасности, чтобы он не перерезал меня напополам. — О-хо-хо? Мы угодили в кювет, мы неизвестно где, и это «о-хо-хо»? О чем ты думаешь, интересно?

— Ты меня испугала. — Он был уязвлен. — И мы не неизвестно где, а в Уэксфорде. — Он обернулся ко мне. — Сюрприз. Я решил помочь тебе обрести мечту.

— Поэтому мы улетели в кювет.

— Забавно, верно? — Он нервно теребил в руках телефон.

Ремень никак не хотел отстегиваться, а мне было очень неудобно сидеть головой в стекло, и ничего забавного в этом я не находила.

— Ты можешь нас отсюда вызволить?

Ремень наконец отстегнулся, и я смогла чуть-чуть расширить обзор. Где-то вдали, судя по всему, стоял дом — в окнах горел свет.

— Я не могу развернуться в канаве. По крайней мере, на твоей машине. Думаю, дело в том, что я слишком рано свернул с шоссе. Так, давай-ка посмотрим… — Приборматывая себе под нос, он снова принялся сверять наше местоположение со спутниковым навигатором.

Мне удалось немного приоткрыть дверь — что-то удерживало ее снаружи. На улице было совершенно темно, и я опустила стекло, чтобы выглянуть на волю. Оказывается, там валялось срубленное дерево, оно-то и заблокировало дверь. Что же, попробую выбраться через окно. Я ухватилась за крышу машины и повисла в самой неудобной позе, потом решила подтянуться, чтобы вытащить ноги, но это была неудачная мысль — руки соскользнули, и я полетела на сухие острые ветки, и это было чрезвычайно, прямо-таки чертовски больно. Силчестеры не плачут, но иногда Силчестеры ругаются на чем свет стоит. Дверца машины хлопнула, и я увидела силуэт Жизни, который стоял на краю канавы и протягивал мне руку.

— Ты в порядке?

— Нет, — процедила я сквозь зубы. — Как ты вылез из машины?

— Просто вышел через другую дверь.

О… как-то я об этом не подумала.

Жизнь ухватил меня за руку и вытащил из канавы.

— Ты что-нибудь сломала? — Он повертел меня и пощупал руки-ноги. — Кроме дерева, я имею в виду.

Я проверила — вроде бы все гнется. Попрыгала — ничего не отваливается.

— Ну, если ты можешь так бодро двигаться, то все в порядке. Физически ты здорова.

Он оглядел машину, уткнув руки в боки.

— Тут неподалеку гостиница, где я заказал номер. Пешочком дойдем.

— Ты издеваешься? Как я пойду на таких каблуках? И мы не можем бросить здесь Себастиана.

— Ничего, с дороги я позвоню в аварийную службу.

— Нет, не надо нам помощи, мы сами справимся. Вдвоем. Давай.

И мы приступили к делу. Я села за руль, а Жизнь пытался нас вытолкнуть. Безуспешно. Тогда он сел за руль, а я пошла толкать. Тоже безуспешно. Мы попробовали толкать вместе, но и это не помогло. Пришлось взять наши сумки из багажника и двинуться пешком по дороге, которую Жизнь прокладывал с помощью своего чертова навигатора. «Дорога», впрочем, — это очень громко сказано. На самом деле то был путь сообщения, пригодный для крупного рогатого скота и тракторов, а идти по нему в темноте на высоких каблуках в развевающемся легком платье, с ноющей спиной и сухими ветками в волосах… было неудобно. Спустя сорок пять минут мы доковыляли до гостиницы, которую почему-то проглядели создатели сети отелей «Рэдиссон». Жизнь бросил на меня извиняющийся взгляд. Это был старенький дом с верандой, древними ковриками на полу и бумажными обоями на стенах. Впрочем, там было чисто и опрятно. Поскольку с утра я так ничего и не съела, а у родителей проглотила лишь несколько ложек супа, живот у меня сводило от голода. Хозяйка приготовила нам бутерброды с ветчиной и превосходного горячего чаю, а еще тарелку вкуснейших бисквитов — последний раз я ела такие, когда мне было лет десять.

Сидя на кровати, я красила ногти на ногах. В голове у меня было пусто, и там гулким эхом отдавались слова отца.

— Прекрати думать о том, что тебе сказал отец, — велел Жизнь.

— Ты мысли читаешь?

— Нет.

— Но я как раз об этом сейчас думала. Как же ты узнал?

— Наверное, я хорошо тебя чувствую. Настроен на твою волну. И вообще, нетрудно догадаться, о чем ты думаешь, — твой папа сказал много резких слов.

— Отец, — поправила я.

— Ты хочешь поговорить об этом?

— Нет.

— Значит, твои родители — богатые люди.

— Состоятельные, — автоматически, даже не задумываясь, сказала я. Это была многолетняя привычка.

— Прости?

— Они не богатые, а состоятельные.

— Кто тебя научил так говорить?

— Мама. Когда я в восемь лет ездила в летний лагерь, дети меня дразнили, что я из богатенькой семьи, потому что видели, как меня привезли туда на БМВ или что у нас тогда была за машина, не помню. До этого я никогда не задумывалась о таких вещах, о деньгах дома не говорили даже вскользь.

— Потому что они у вас были.

— Возможно. Но я перестала употреблять это слово после ежегодного завтрака у Магуайеров в день зимнего солнцестояния. Я сказала, что мы богаты, и родители так на меня посмотрели, что больше я этого не повторяла никогда в жизни. Это как непристойное ругательство. Неприлично говорить, что ты богат.

— Какие еще правила они тебе внушили?

— Множество.

— Например…

— Нельзя класть локти на стол, пожимать плечами, кивать… пить самогон на конюшне с девятью мужчинами.

Он изумленно посмотрел на меня.

— Долго рассказывать эту историю. Нельзя плакать. Никаких эмоций, никакого выражения личных чувств. Ну, в общем, всякое такое.

— И ты соблюдаешь все эти правила?

— Нет.

— Все нарушаешь?

Я подумала о том, что Силчестеры не плачут. Строго говоря, это не было сформулированным запретом, скорее приобретенной привычкой. Я ни разу не видела, чтобы родители плакали, даже на похоронах своих родителей, — они сохраняли благопристойную твердость и стойкость духа.

— Нет, только самые главные. Я никогда не откажусь от дарованного мне Господом права пить наш ирландский потин на конюшне с девятью мужчинами.

Телефон Жизни просигналил, что у него сообщение.

Он прочитал его, улыбнулся и немедленно ответил.

— Я нервничаю по поводу завтрашнего дня, — призналась я.

Его телефон снова ожил, и он не обратил на мои слова никакого внимания. Улыбнулся и стал писать ответ.

— Кто это? — ревниво поинтересовалась я.

— Дон. — Он сосредоточенно жал на кнопки.

— Дон? Мой Дон?

— Если у тебя мания собственничества и ты хочешь, чтобы он принадлежал исключительно тебе, то — да, твой Дон.

— Нет у меня никакой мании, — фыркнула я, — но с Доном я первая познакомилась. Не важно. А что он пишет?

Я попыталась заглянуть в его телефон, но он убрал его от меня подальше.

— Это тебя не касается.

— Зачем ты с ним переписываешься?

— Затем, что мы с ним хорошо ладим, и у меня есть на него время, в отличие от некоторых. И завтра вечером мы собираемся пойти где-нибудь выпить вместе.

— Завтра вечером? Но ты не сможешь, мы же еще не успеем вернуться. И вообще, ты злоупотребляешь своим положением. И провоцируешь разногласия.

— Если ты о Блейке, то у меня с ним изначально нету никакого согласия. Так что все в порядке.

Я с недоумением наблюдала за ним: спина у него стала напряженной, он набычился и отвернулся от меня.

— Он настолько тебе неприятен?

Жизнь пожал плечами.

— А что будет, если мы с Блейком, ну, опять сойдемся? — Одна мысль об этом заставляла все мое существо радостно трепетать. Я думала о его умелых губах, целующих меня повсюду. — Что ты будешь испытывать тогда?

Он поджал губы и обдумал эту перспективу.

— Если ты будешь счастлива, я не стану грустить, надо полагать.

— Ты по идее должен тогда быть счастлив? Ведь когда я счастлива, то и ты тоже? Но если я буду с ним, а тебе будет плохо, значит… значит, на самом деле я не люблю его, так получается?

— Не совсем. Это значит, что ты, возможно, его и любишь. Но что вся эта ситуация неправильная и ее не должно быть.

— Я волнуюсь. Знаешь, сначала я переживала о том, как мы с ним встретимся. Я же не видела и не слышала его очень долго, если не считать телевизора. Ни разу не столкнулась с ним на улице, не пересеклась случайно где-нибудь в баре. Господи, да может, я ему совершенно ни к чему? Вдруг он только глянет на меня и сразу подумает: «Какое счастье, что я от нее ушел»?! Может быть, он по-настоящему ее любит, эту Дженну, и хочет прожить с ней всю жизнь?

Эти соображения так меня поразили, что я в ужасе смотрела на Жизнь, ища поддержки.

— Что, если после всего я все-таки недостаточно хороша для него?

— Люси, — мягко сказал он, — если ничего не получится, то вовсе не потому, что нехороша ты.

Мне трудно было убедить себя, что он прав.

Глава двадцать третья

Я мало спала той ночью. Жизнь не храпел, но мне не давали заснуть тревожные мысли, мучительные вопросы и страх перед туманным будущим. Проснулась я с мрачной идеей, что если сегодня все пройдет плохо, то обвинения отца вполне обоснованны. Мне казалось, что если я сумею вернуть Блейка, то и все остальное наладится. Я сбилась с верного пути, когда потеряла его, и, если мы опять будем вместе, все снова будет хорошо. Несмотря на то что Блейк никогда не работал в официальных структурах, отец относился к нему доброжелательно и, как ни странно, несколько раз даже приходил на наши вечеринки в хлебопекарный лофт. Отцу импонировали жизненный напор, драйв и уверенность Блейка в себе, он не сомневался, что Блейк будет ставить себе амбициозные цели и непременно добьется успеха. Ему нравилось, что Блейк лазает по горам, бегает марафоны, что он в прекрасной физической форме. Пока мы были вместе, он одобрял и меня, хоть я и не стала врачом, юристом или ядерным физиком, но, когда моя жизнь круто изменилась вместе с потерей Блейка, отец понял, что одобрять больше нечего, и я утратила его снисходительное поощрение.

Утром я с трудом продрала глаза, долго стояла под душем и к завтраку спустилась позже всех. В холле никого не было, но с веранды, залитой ярким солнечным светом, раздавались голоса. Жизнь и еще четыре человека уже сидели за столом. Перед ним была доверху полная тарелка. Так-так, тушеная фасоль. Этой порции за глаза на двоих хватит.

— Доброе утро, — кивнул он с полным ртом.

— Ого! Приятного аппетита.

Он независимо оглядел своих соседей и энергично продолжил жевать.

Я села рядом с ним и поздоровалась со всеми. Трое парней и девушка, по виду типичные студенты, все не старше двадцати. Такие обычно серфингом увлекаются: юноши длинноволосые, а девушка с короткой стрижкой. Они с пулеметной скоростью обменивались веселыми шуточками, подкалывая друг друга и не забывая про еду. Между нами не больше десяти лет разницы, но впечатление такое, что мы живем на разных планетах.

Я наклонилась к Жизни и тихо, чтобы больше никто не слышал, спросила:

— Черт побери, что у тебя с лицом?

Он посмотрел на меня с раздражением и перестал есть.

— Не только с лицом. У меня это по всему телу. — Он сдвинул воротник футболки, и я увидела, что шея и грудь тоже покрыты красной сыпью.

— О нет. Вот дерьмо.

Страницы: «« ... 1516171819202122 »»

Читать бесплатно другие книги:

О чем эта книга? Она о том, что все мы живем в мире изобилия. В нашем мире очень много еды, денег, ж...
Книга весёлых рассказов В. Ю. Драгунского. ...
Когда в результате автокатастрофы маленькая Маришка осталась сиротой, ее решили удочерить сразу двое...
Инна до поры до времени даже не подозревала, на что она способна! Неужели эта тихая скромница, на пр...
Продолжается полная неожиданностей и приключений жизнь Алексея Ветрова в ином мире. Впрочем, здесь е...
Экстрасенс Алексей Данилов никогда не занимался частным сыском. Но новая клиентка попросила его имен...