Фантом Сенчугов Андрей
Тоска и уныние навалились как-то вдруг. Захотелось уйти, и он бы, наверное, ушел, если б не пронизывающий ветер, плюющийся снегом – снова сталкиваться с сумасшествием природы моральных сил уже не осталось. Дима разделся и первым делом прошел на кухню. Включил все конфорки, от чего помещение озарилось голубоватым мистическим светом; потом прошел в большую комнату. Она была, действительно, большой для современных квартир, но своей убогостью ничем не отличалась от коридора. Никаких люстр – просто лампочка под потолком; два низких кресла – уже потертых, потому что покупались в комиссионке; между ними журнальный столик с пепельницей, полной окурков, и на таком же желтом, как в коридоре полу, вчерашняя газета, развернутая на странице с кроссвордом. «Стенка», узкая и неудобная – такая узкая, что вещи в ней помещались только боком. Кто ее такую сделал и зачем?.. Впрочем, не важно – она оказалась самой дешевой, а Ира хотела жить на свои деньги. Дима провел пальцем по пыльной поверхности, обрисовав контур хрустальной вазочки, отчеркнул стопку журналов «Космополитен», своими глянцевыми обложками, никак не вязавшихся с общей обстановкой.
На одном из кресел валялся свитер, пропитанный ароматами терпких духов и табака. Дима не только хорошо знал эту гремучую смесь, но даже успел к ней привыкнуть за время их совместной жизни. Аккуратно свернул свитер и сунув в шкаф, прошел в другую комнату – ту, которая поменьше. Здесь стоял старый обогреватель с открытой спиралью. Сейчас он не работал, но от одного его вида становилось уютнее. Разложенный диван с никогда не убиравшейся постелью, телевизор на полу (чтоб удобнее смотреть лежа) и стул, на котором валялся Ирин халат – все, как всегда. Дима закрыл дверь.
За это время на кухне потеплело, и он решил обосноваться, именно, там. Увидел на плите турку с остатками кофе. На столе стояла сиротливая кофейная чашка, а в раковине несколько грязных тарелок – короче, здесь ничего не менялось. Он сел на табурет и закурил, глядя на творившееся в луче прожектора снежное безумство и чувствуя себя чужим и ненужным, даже не потому, что это не его квартира – это была не его жизнь.
Вместе они прожили месяц, и этого времени вполне хватило, чтоб оба почувствовали себя неуютно. Они походили на двух вечно знакомящихся зверьков, которые обнюхиваются, робко касаясь друг друга лапками, но каждый продолжает жить своей жизнью. Лишь иногда кто-нибудь спохватывался и пытаясь обрести духовную близость, заводил никому не нужный и ничего не значащий разговор, как правило, угасавший сам собой. Вот физическая близость – это совсем другое дело!.. Жаль, происходила она только по ночам, когда Дима возвращался довольный реализацией очередной партии плит, а Ира заканчивала мыть тарелки после ужина. Тогда они ложились в постель, и все начиналось заново, как в тот, самый первый раз.
Оба, наверное, давно поняли, что объединила их не общность взглядов и интересов, не желание создать нечто целостное, а несчастливое стечение обстоятельств и дом, который так неожиданно вмешался в течение судьбы. Желание избавиться от тягостного совместного времяпрепровождения заставляло их все чаще представлять случившееся осенью, простым совпадением. Они даже искренне поддерживали версию о ветхом, подверженном саморазрушению, строении, отраженную в милицейском протоколе, и дом, словно стараясь подтвердить это, перестал быть таинственным и притягательным. Дима спокойно и безо всякого сожаления покидал его и также равнодушно возвращался, зная, что там его ждет женщина, а не мощные крепостные стены.
Ира же откровенно маялась без дела, так как работу в ларьке пришлось бросить – заканчивалась она слишком поздно, а после всего случившегося осенью, возвращаться через весь город одна, она просто боялась. Диме же не хотелось ежедневно таскаться на «край географии», только за тем, чтоб сопроводить ее домой. Ради работы она попыталась даже вернуться в старую квартиру, ставшую ее собственностью, но жить там оказалось еще хуже, чем у Димы. Олеговы друзья и подруги постоянно звонили по телефону, ломились в дверь, и это, в купе с воспоминаниями, навеянными ничуть не изменившимся антуражем, создавали атмосферу, невозможную для жизни. Каждый шаг на лестнице, каждый шорох у двери будил ее среди ночи, рождая безумный страх, что это вернулся Олег.
Тогда она и придумала вариант с обменом. Правда, поменять «хрущовку» в Юго-Западном на квартиру в благоустроенном Северном районе не удалось, зато она сумела сдать ее вместе с мебелью, взяв плату за год вперед, а на вырученные деньги сняла, вот, эту «берлогу» и купила убогую подержанную мебель.
Ира даже нашла работу в маленьком, похожем на киоск магазинчике, и жизнь ее вернулась в прежнее русло, с одним небольшим отличием – с Димой они продолжали встречаться, но уже как истинные любовники. Когда у Иры выпадала свободная неделя, она приезжала к нему и жила по нескольку дней, а у Димы был ключ от «берлоги» – когда появлялось настроение, он мог возникнуть вдруг, устраивая радостный сюрприз с подарками и походом в ресторан, а потом остаться на ночь. Такая жизнь, превращенная в череду незапланированных, но ожидаемых праздников, обоих устраивала больше, чем вялотекущее семейное существование.
Последний раз Ира приезжала недели две назад. Пожила два дня и уехала, пока Дима занимался делами, оставив стандартную записку, что любит, целует и ждет в гости. Но Дима в последнее время совсем замотался – поставки, наконец, приобрели ритмичность, и ритм этот оказался таким сумасшедшим, что приходилось работать не только со своей областью, но и плотно выходить на ближайшие регионы. С одной стороны, это хорошо, так как финансовое положение настолько улучшилось, что он даже стал подумывать о ремонте дома, но, с другой, все разъезды пришлись на зиму, которая выдалась снежной и морозной. После многочасовых поездок, когда коченели ноги, тело бил озноб и думалось лишь о горячей ванне, снова выйти на улицу не могли заставить все удовольствия мира.
Так и проходили последние недели, а сегодня какая-то сила вытолкнула его из дома. Это была не боязнь одиночества или полузабытые мистические страхи – это был откровенный приказ, пришедший, то ли свыше, то ли из собственного подсознания. Дима исполнил его, и в результате сидел теперь в одиночестве на чужой кухне, освещенной голубым газовым мерцанием. …Зачем, если между ними нет никаких взаимных обязательств? – думал он, – Ира может просто не придти ночевать, и это ее право. А мне, между прочим, в семь утра надо уже сесть в электричку, добираться до которой из дома гораздо удобнее…
Дима выключил газ, потому что в тесном, плотно закрытом помещении стало душно; подошел к окну, протер запотевшее стекло и вновь уставился на улицу. Пурга не стихала, продолжая плясать в луче прожектора. Она изгибалась, как танцовщица, совершая, уходящими в небо руками, какие-то замысловатые движения, и чем пристальнее вглядывался Дима, тем отчетливее видел стройную гибкую женщину, так не похожую на банальную Снегурочку – низкорослую, закутанную в шубу и шапку.
Неожиданно в двери повернулся ключ. Дима замер, не зажигая света. Его настроение совсем не подходило для занятий любовью; рассказывать ему тоже было нечего, кроме того, как три дня назад их автобус в чистом поле чуть не сполз в кювет и не перевернулся. Остальное – сколько плит он продал и кому – это и вовсе не интересная информация.
– Проходи, – услышал он Ирин голос, – раздевайся.
Дима стоял на темной кухне и смотрел, как в коридоре вспыхнул свет; потом что-то звякнуло, захлопнулась дверь. В нем не было ни злобы, ни ревности; было чуть-чуть обидно, но что расстраиваться по столь пустяковому поводу? В конце концов, все закономерно – придется только чуть скорректировать свою жизнь, заменив несколько старых праздников буднями, и выкроить время для поисков праздников новых.
Наконец, Ира обратила внимание на его куртку и ботинки.
– Ой, Димка приехал! – воскликнула она. В ее голосе не появилось ни страха, ни желания скрыть что-то недозволенное.
Щелкнул выключатель, и на кухне вспыхнул свет. Через рифленое стекло Дима видел два силуэта. Один поменьше – Ирин (Дима узнал его по зеленому пятну свитера) и второй – крупный, занимающий весь проем. Дверь открылась. Ира без всякого стеснения обняла Диму и даже поцеловала в щеку.
– Привет. Молодец, что приехал!..
Ирин попутчик остался в дверях, наблюдая эту идиллию, а из его раздутого пакета торчало горлышко бутылки.
– Привет, – Дима удивленно пожал плечами. Они давно уже здоровались только словами, без всяких показных нежностей. До Иры, видимо, дошла вся двойственность ситуации – она рассмеялась и схватив Диму за руку, потащила навстречу гостю.
– Знакомьтесь. Это Дима. Мой… ну, скажем так, приятель, а это – Андрей.
На лице Андрея явно отразилась досада. Тем не менее, он поставил пакет и протянул руку. То, как неуверенно Дима пожал ее, развеселило Иру еще больше – она продолжала смеяться и беззвучно хлопала в ладоши.
– Ребята, что с вами?! – воскликнула она, – Андрей, я ж говорила тебе, что никакой «ночи любви» у нас не получится, а ты сомневался.
– Сомневался, – Андрей кивнул, демонстративно вздохнув, – ну и ладно. Но, знаете, Дима, у вас интересная… подружка.
– Да?.. – Дима ощутил непонятный душевный подъем. Странно, если при виде незнакомца в нем даже не возникло ревности, а лишь покорность состоявшейся потере, то радость оттого, что этой потери все-таки не произошло, оказалась самой неподдельной и искренней. Он гостеприимно выдвинул табурет. Больше он ничего не мог придумать, не понимая, почему этот человек не уходит, если видит, что его планы рухнули. Впрочем, может, общение с ним будет приятнее, чем молчание с Ирой? …Главное, чтоб выпив, он не полез «биться за самку», а то Ирке ведь нравятся такие нестандартные мужики…
– Дим, – Ира уже резала колбасу, которую извлекла из пакета вместе с водкой и кучей салатов в прозрачных коробочках, – знаешь, где работает Андрей?
– Естественно, нет.
– В Румынии!.. Причем, ездит туда уже четыре года!..
– Да?.. – Дима посмотрел на гостя …Неужто она еще не забыла эту бредятину?..
– Я позвала его в гости, чтоб он рассказал мне об этой стране, а он, видишь, как меня понял, – она снова рассмеялась.
– Ну, – Андрей беспомощно развел руками, – каждый понимает в меру своей испорченности. Дим, вы не думайте, она классная девчонка – это я не въехал в ситуацию…
– А что вы делаете в Румынии? – спросил Дима, закрывая щекотливую тему.
– О, это довольно скучно. Я – специалист Торгпредства. Мы поставляем туда массу оборудования, которое надо запускать, обслуживать… зато катаюсь по всей стране, и с народом общаюсь не на дипломатических приемах.
– И как она, страна?.. – в душе Дима давно перестал интересоваться Румынией как таковой, но послушать о любой новой стране всегда ведь интересно.
– Страна… Знаешь, давай, на «ты», – предложил Андрей, перебивая сам себя.
– Давай, – когда все разъяснилось, этот человек стал ему даже симпатичен хотя бы тем, что вопреки ожиданиям, вовсе не собирался вторгаться в его жизнь.
– Так вот, – Андрей достал сигарету и начал монотонно, – Румыния – государство на юго-востоке Европы. Площадь 150.000 километров, из которых две трети занято горами, и одна треть равнинная… – его интонации были так похожи на преподавателя географии, что Ира не удержалась и прыснула со смеха.
– Ты что? – удивился Андрей, – нам так лекции читают.
– Где вам читают лекции? – не понял Дима.
– В Торгпредстве. Чтоб перед «аборигенами» в грязь лицом не ударить. История, язык…
– Ты и язык знаешь?
– Без ложной скромности могу сказать – никто не верит, что я иностранец! – он произнес какую-то длинную непонятную фразу. Язык оказался довольно певучим из-за большого количества гласных, но назвать его красивым мешало обилие грубых звуков «ы».
– Ничего звучит, – заметил Дима.
– А чего б ему плохо звучать, если это фактически латынь? Румыны – они ж потомки римлян, а не цыган, как все считают.
Стол был уже накрыт, и Ира, наполнив рюмки, села. Разговор сразу стал оживленнее. Андрей начал с племени даков; вспомнил битву Дечебала с императором Траяном; Доробужу и Валахское княжество; господаря Бессараба; какого-то Тудора Владимиреску и еще многое другое. Когда он, наконец, дошел до восемнадцатого века, Дима понял, что запутался и уже не усваивает информацию.
– А сейчас-то там как? – спросил он, когда возникла пауза, вызванная необходимостью закусить очередную рюмку.
– Сейчас там, хрен поймешь. Чаушеску зачем-то расстреляли, но жить лучше не стали. Вообще-то, я б на их месте, бросил заниматься промышленностью. Это ж жемчужина, почище Швейцарии. Представляете, три часа от Бухареста – Карпаты; пять часов от Бухареста – дельта Дуная с островами и протоками; шесть часов от Бухареста – Черное море, Констанция, куда сбежал броненосец «Потемкин»… Сказка, а не страна, если б ее в хорошие руки!
Водка закончилась, зато пепельница до верху наполнилась окурками, и в воздухе висели сизые облака дыма.
– Ого!.. – Андрей посмотрел на часы, – время к двум. Дома меня, наверное, уже потеряли… хотя им не привыкать, – он махнул рукой.
– Ты женат? – поинтересовался Дима.
– Конечно. Я ж езжу туда еще с советских времен, а тогда холостых за бугор не пускали.
– И жена тоже там?
– Зачем? Она здесь. Я б, конечно, мог уехать с семьей на долгосрочку и жить там безвыездно, но из чисто материальных соображений, интереснее быть краткосрочником. Однако это уже совсем другая история, – он встал, – так что, ребята, не знаю уж, чем вызван ваш интерес к этому райскому, хотя и совершенно нищему уголку, но если надумаете посетить, сообщите. Встречу, помогу устроиться, – он достал из кармана визитку, отпечатанную, видимо, по-румынски, и на обороте записал телефон, – это здесь, мой домашний. Я тут пробуду еще недели две, а потом опять в славный город Бухарест.
Ира с Димой вышли проводить его, и когда дверь закрылась, почувствовали, что в квартире стало пусто – будто исчезло нечто, единственно способное продлить их совместное существование.
– Где это ты его подцепила? – спросил Дима.
– Он регулярно заходит к нам за пивом. А сегодня, по такой погоде, народу мало, вот, и разговорились. Мне было просто интересно, понимаешь? – она игриво посмотрела на Диму.
– А если б я не приехал, чем бы закончился этот интерес?
– Дим, ты мне не муж, – Ира опустила голову, смущенно разглядывая свои руки, – поэтому не надо ничего усложнять.
Дима подумал, что он, действительно, не муж, и даже не «спонсор», как сейчас принято говорить, и соблюдая правила игры, она ведь ни разу не задавала вопроса, где бывал он, когда возвращался домой за полночь. (Он, конечно, не делал ничего предосудительного, а просто принимал вагоны, но могла б спросить, хоть из любопытства!..) Дима решил, что продолжать тему не имеет смысла, ведь в данный момент Ира выбрала его, и слава богу!..
– Не заводись, это я так спросил, – он обнял ее.
– А я сама не знаю, что было бы. Но, скорее всего, ничего. Зачем он мне, если уедет через две недели? Я что, проститутка? – она вздохнула, освобождаясь из Диминых объятий, – а чего это ты приехал, именно, сегодня? Ведь три недели не показывался.
Диму подмывало пошутить насчет контроля за ее нравственностью, но тогда б они, точно, поругались, к тому же правда выглядела совсем по-другому.
– Меня, вроде, что-то вытолкало из дома, – признался он, – как раньше тянуло вернуться туда, так сегодня я вдруг почувствовал, что не могу там находиться, а должен ехать сюда. Причем, извини, конечно, это был не страх за тебя, а просто я должен сегодня быть здесь. Не могу этого объяснить…
– Значит, все начинается снова, – заключила Ира, пуская к потолку струйку дыма.
– Что начинается?
– Все! То, что, вроде, закончилось вместе с рухнувшим потолком. Знаешь, – она решительно затушила окурок, – почему я не приезжала к тебе так долго?
– Не знаю.
– Последний раз, когда я ночевала у тебя, мне снился сон.
От слов «снился сон», и того, каким голосом это говорилось, Диме стало не по себе.
– И во сне были шахматы? – испугался он.
– Шахмат не было… возможно, потому что я не умею в них играть. Там был огонь. Он беззвучно бил из одной точки, разбрасывая тонкие кривые росчерки. Подсознательно я знала, что это пулемет, стреляющий трассирующими пулями – я в кино видела. В кого он стрелял и зачем, я не знала, потому что вокруг было темно, и, главное, совсем не страшно, хотя пулемет строчил и строчил, не переставая. Наоборот, периодичность вспышек завораживала и даже успокаивала. Это примерно то же самое, что считать верблюдов. Но вдруг стало светло – как-то неестественно сразу, типа, кто-то отдернул занавес. Пулемет продолжал строчить, но огонь, рвущийся из ствола, сделался невидимым, зато вокруг открылось кровавое месиво – сколько хватало глаз, изуродованные тела с оторванными конечностями, размозженными головами, вывернутыми кишками… даже окровавленная трава казалась мертвой в своей неподвижности. Эдакий апофеоз смерти! На убитых не было никакой формы – все были в исподнем, с белыми босыми ногами.
– Это война, – прозвучал в голове голос невидимого комментатора. Он был настолько спокойным, что тоже казался мертвым, но опять страшно не было. Настоящая смерть гораздо страшнее своей конкретностью, своей применимостью к каждому человеку – я-то знаю. А потом над затихшей битвой поползли тени – серые и расплывчатые, но смутно напоминающие человеческие силуэты; такие же искривленные и изуродованные, как те, что лежали на земле. Они ломались, соединяясь друг с другом, то превращаясь в многоруких и многоголовых монстров, то становясь похожими на кого-то в каске или кивере. Фигуры эти двигались, растворяясь у горизонта, отчего небо постепенно становилось все более мрачным. Вновь становилось темно, и тогда вновь возникли вспышки пулеметных очередей, увеличивая и без того необъятное поле трупов. Живых там уже не было, а трупы почему-то прибавлялись. Потом мертвый голос произнес фразу, которую я не помню дословно, что-то типа: Это круговорот жизни – чтоб не нарушать равновесия, мертвые должны приходить к живым и сами становиться живыми. Вот, какая-то такая логическая конструкция. А я не хочу подобных снов, потому что ты знаешь, есть один мертвец, которого я, действительно, боюсь! Я даже думать боюсь, что б было, если б он вернулся!.. Я решила – если захочешь, ты приедешь сам, а сегодня появился Андрей со своей Румынией. Понимаешь, я не могла не пригласить его – похоже, все это как-то связано…
– Хватит об этом! – Дима стукнул ладонью по столу.
– Как хочешь, – Ира пожала плечами, – только если он смог сделать все то, что сделал… Мне кажется, ему еще что-то от нас нужно. «Мертвые должны приходить и становиться живыми…» Как это можно понять? Тот румын похоронен; хоть без креста, но его тело ж предано земле.
– Если все опять повторится, я сойду с ума, – признался Дима, – я думал, оно закончилось с твоим появлением…
– Мое появление здесь не при чем. Я думаю, чтоб обрушить потолок, он просто потратил слишком много сил. Это, как нам, например, отрубить себе палец. Теперь он, похоже, восстановился и вновь вернулся к своим планам, только, вот, в чем они заключаются?..
– Ир! Но это же бред!.. – Дима схватил ее руки.
– Бред, – согласилась Ира, – но тогда объясни мне, что происходит; все, с самого начала – с твоей покойной бабки и до сегодняшнего дня!
Дима смотрел на нее испуганно и молчал, потому что объяснить это было невозможно, а, значит, поддержки в его желании остаться обычным человеком обычного трехмерного мира, ждать не приходилось. Он почувствовал, как начинает болеть голова – болеть вполне реально, когда виски сдавливает прочным обручем; взглянул на часы.
– Уже половина третьего, а мне завтра рано вставать, – сказал он устало, – пойдем спать.
Ира достала вторую подушку, поправила постель, и они быстро залезли под одеяло, потому что в комнате было гораздо холоднее, чем на кухне. Сон не шел, а о любви не думалось. Они лежали молча, прижавшись друг к другу, и смотрели в черный потолок, слушая, как за окном завывает ветер. Казалось, это чей-то голос, силившийся что-то сообщить им, но получалось, то ли слишком невнятно, то ли говорил он на другом языке.
Заснул Дима незаметно, а когда проснулся, увидел, что Ира продолжает также не мигая, смотреть в потолок.
– Ты что, не спала? – спросил он, зевая.
– Нет, – она повернулась к нему лицом, – я думала.
– И придумала что-нибудь?
– Пока не знаю. Ты сегодня останешься или поедешь к себе?
– А ты б как хотела?
– Мне все равно, но в свете последних событий, нам лучше быть вместе, – помолчав, она добавила, – наверное, я попробую приехать к тебе – там теплее, чем тут, – и слабо улыбнулась.
Дима поцеловал ее вялые губы и пулей заскочил в ванную, под горячий душ – за ночь квартира остыла окончательно. И как они забыли про обогреватель?..
Ира приехала к Диме, когда его еще не было. С трудом открыв калитку, увидела занесенное вчерашней пургой белоснежное поле, и контур дорожки, ведущей к дому. Прикинув высоту сапог, она смело пошла вперед, оставляя за собой глубокие следы, а ветер, гнавший поземку, мгновенно превращал их в бесформенные ямы.
В доме было тихо и сумрачно. Ира несколько раз топнула, стряхивая снег – по дому прокатился отзвук (хотя его нельзя было назвать эхом, но он все-таки вносил осознание окружающей безжизненности); прижалась замерзшими покрасневшими пальцами к горячей батарее и простояла так, пока пальцы не обрели обычную чувствительность.
Дом молчал. Ира чувствовала это молчание – не пустоту каменной коробки, а, именно, молчание, готовое в любую минуту прорваться живым звуком. На секунду ей стало страшно. Вдруг дому не понравится то, что она задумала выставить его тайну на всеобщее обозрение, но потом решила, что, может быть, именно этого он и добивался все время.
В комнатах ничего не изменилось за прошедшие две недели. Она открыла шкатулку – и камень, и медальон были на месте. Сунув ее в карман, огляделась, словно ожидая реакции, но ничего не произошло; подняла телефонную трубку.
– Андрей? Это Ира. Вчерашняя, помнишь?.. (ее несколько уязвило то, что он спросил «какая Ира?», хотя это совсем не важно – так, пустячок…) Хочешь узнать, почему мы заинтересовались Румынией?.. Тогда давай где-нибудь встретимся… хорошо, через час буду в «Норде».
Ира посмотрела на часы. В «Норде» она бывала всего однажды, на дне рождения подруги, но, по крайней мере, знала, где это находится. Ей не хотелось приходить первой, потому что придется делать заказ, а лишних денег у нее не было – лучше уж подождать кредитоспособного мужчину. Но и оставаться дома, не стоило – хоть Дима и уехал в какой-то дальний район области, но когда он вернется, неизвестно, и тогда придется объяснять, зачем она взяла шкатулку. А если он окажется против?..
Ира вздохнула и нехотя сунула ногу в еще не успевший согреться сапог. Очень не хотелось снова выходить на мороз – от одной мысли по телу пробежали мурашки, но это казалось лучшим в создавшейся ситуации. Едва она открыла дверь, ветер швырнул в лицо мелкими снежинками. У Иры перехватило дыхание, но прикрыв рот ладонью в тонкой вязаной перчатке, она все-таки пошла, стараясь попадать в свои старые следы.
Вместо маршрутки подъехал автобус. В нем, конечно, было холоднее, зато ехал он гораздо медленнее, что снижало вероятность появиться раньше Андрея. Она плюхнулась на ближайшее сиденье; подняла воротник; засунула руки в карманы куртки и закрыв глаза, привалилась к замерзшему стеклу. …Если не шевелиться, вроде, и не так холодно…
Как ни тащился автобус, прыгая по ледяным кочкам, в кафе Ира вошла за пять минут до условленного срока. Хотела снять куртку, но решила, что температура не располагает к этому, да и гардероб оказался предусмотрительно закрыт. …Действительно, норд, – подумала она, поднимаясь в зал. Андрей уже сидел за столиком. Перед ним горела неизменная для этого заведения свеча и стояла неоткрытая бутылка шампанского.
– Привет, первый раз вижу женщину, приходящую раньше, чем договаривались, – он весело взглянул на часы.
– Я б, может, повыделывалась, но больно холодно на улице.
– Не Сочи. Шампанского хочешь?
Ира представила во рту ледяной шипучий напиток, и ей стало еще холоднее.
– Лучше кофе, – она зябко передернула плечами, – а еще лучше, с коньяком.
Официантка быстро заменила бутылку маленьким пузатым графинчиком и двумя дымящимися чашечками. Кофе оказался огненным. По телу разлилось приятное тепло, а во рту остался вкус знакомой вяжущей горечи. Ира расстегнула куртку и улыбнулась. Появилось ощущение, хоть маленького, но праздника. Андрей смотрел на нее внимательно, не говоря ни слова – похоже, ему доставляло удовольствие само ее созерцание. Ира вдруг подумала: …А, может, ну ее, шкатулку? Зачем лезть в мистические дебри, когда можно просто сидеть, пить классный кофе и смотреть, как пламя свечи отражается в его глазах… И все будет хорошо. И не надо ничего больше…
Она ползла в сумочку за сигаретами, но вместо пачки в руке оказалась холодная металлическая коробочка со смятым углом. Вздохнула, потому что ощущение праздника стало улетучиваться. Все-таки найдя сигареты, Ира закурила, ведь самое трудное начать разговор так, чтоб тебя поняли.
– Ну, и что?.. – Андрей улыбнулся. (Ира чувствовала запах меди, оставшийся на пальцах, и эта улыбка больше не рождала никаких желаний).
– Послушай, – она решила опустить подробности, связанные с домом, с Олегом, с ночными кошмарами, – может, это покажется ерундой, но могу я иметь блажь? Я просто хочу…
– Любую блажь… – по его глазам Ире показалось, что он подумал совсем не о том, о чем она собиралась говорить, поэтому пришлось сразу достать шкатулку.
– Ты знаешь, что это такое?
– Нет, – он смотрел с интересом, не решаясь взять ее в руки.
– И я не знаю. Только мы нашли эту вещь в земле (она врала, сочиняя историю на ходу, но ей самой казалось, что так будет более правдоподобно), рядом лежали истлевшие кости, а дальше копать мы не стали. Посмотри.
Осторожно открыв шкатулку, Андрей высыпал содержимое. Ира сделала глоток катастрофически остывавшего кофе и молча ждала, пока он разглядывал жетон.
– Там написано, – продолжала Ира, – что ее хозяин – обер-лейтенант Александр Балабан, румынский горный стрелок. Там есть, и батальон, и дивизия…
– И что? – Андрей поднял глаза.
– Я хочу знать об этом человеке.
– Ну, что сказать?.. – он задумчиво вертел жетон в руках, – по-нашему, это – Сашка Соколов; «балабан», по-румынски – сокол. Балабанов там столько же, сколько тут Соколовых.
– Но я хочу знать, именно, про этого Балабана. Я думала, ты мне чем-нибудь поможешь, – она улыбнулась в первый раз с тех пор, как достала шкатулку.
– Интересно девки пляшут… – Андрей усмехнулся, – даже если сохранились списки этого самого батальона (в чем я глубоко сомневаюсь), до них нас никто не допустит… если только подключить консульство?.. А зачем тебе все это надо?
– Я же сказала – блажь. Лучше ответь, ты можешь помочь?
– Не знаю. Вообще-то, я – специалист по оборудованию, а не «красный следопыт».
Ира видела, что он, действительно, не представляет, как помочь, но в душе предполагала, что способ найдется сам, достаточно только начать – Александр Балабан сам подскажет, что надо делать.
– Во-первых, у меня много своей работы… – Андрей задумчиво смотрел в пустую рюмку.
Ира уже хотела расстроиться, что ничего из ее затеи не выйдет, но вдруг почувствовала… наверное, так на поэтов нисходит озарение, и рождаются гениальные строки; или к игрокам приходит предчувствие выигрыша. Она произнесла фразу, о которой даже не думала до настоящей секунды:
– Я могу поехать сама. Ты только помоги мне.
– Это свежая мысль, – Андрей закурил, и Ира не поняла, издевается он или говорит серьезно. В голове пронесся поток бессвязных, сумбурных мыслей о том, что она не знает языка, у нее нет загранпаспорта и, самое главное, денег на поездку, но фраза была сказана. Гениальная фраза! И не ее дело расшифровывать смысл этой фразы, – ты одна поедешь или с этим, Димой?
– Не знаю… – Ира и вправду как-то забыла о формальном хозяине шкатулки.
– Короче, я уезжаю через две недели, – предупредил Андрей, – если вы к этому времени будете готовы, поехали. Я помогу вам устроиться в Бухаресте. Может быть, даже выясню, в каком городе формировался тот батальон… но не обещаю. А дальше – флаг вам руки. Еще коньяк?.. Кофе?
Ира почувствовала, как пульсируют ее виски, до боли напрягая кожу. То ли это происходило от «озарения», вызвавшего бурю побочных эмоций, с которыми она не успевала справляться, то ли… по количеству окурков она увидела, что курит пятую сигарету за последний час.
– Лучше коньяк, – она сжала виски, – голова раскалывается.
– Тогда, точно, коньяк.
Когда они выпили, Андрей принялся рассказывать, сколько стоят билеты, сколько надо иметь с собой денег и еще много всякой ерунды, которую Ира слушала в пол-уха, изредка улыбаясь и кивая головой. Об Александре Балабане речь больше не заходила.
Головная боль постепенно отступила – ее место заняла пустота. Если б Иру сейчас спросили, о чем они говорили, она б, наверное, не вспомнила. Откладывались отдельные фрагменты, например, чтоб окупить поездку, надо везти аудиотехнику, а видео не надо, потому что у них «Pal», или, что наша водка там дешевле, чем у нас, или, что они не едят черный хлеб и селедку…
…Куда я собралась ехать?.. – неожиданно подумала Ира, – Разве это мои проблемы?.. Достаточно расстаться с Димой, и все закончится само… – но тут же представила разъяренное лицо Олега и растущую трещину на потолке; грохот падающих досок, как хруст ломаемых костей, – нет, это и мое дело!..
– Еще коньяк? – Андрей прервал ее мысли.
– Хватит, – Ира покачала головой, – вообще-то, я не очень люблю коньяк.
– Вот!.. – Андрей засмеялся, – а там коньяк разливают по 0,7. Поллитровки только албанские, но их еще найти надо.
– Андрюш… – Ира устала от ненужной информации, – не обижайся, но, может, пойдем?..
– Как скажешь, – он пожал плечами, и в этом жесте не было ни радости, ни огорчения.
Они вышли из кафе. Ветер дул по-прежнему, поднимая с земли снежные облака. Начинало смеркаться и потому казалось еще холоднее. Андрей посмотрел на тонкие перчатки своей спутницы и сжал ее руки в своих.
– Не надо, – хотя Ире было хорошо, но каким-то внутренним стержнем она чувствовала, что так будет неправильно, и это даже никоим образом не было связано с Димой.
– Тебя проводить? – спросил Андрей, пока они еще стояли на крыльце, не решаясь спуститься в снежную круговерть.
– Не надо. Я позвоню, когда все решу, – она украдкой, как школьница на первом свидании, пожала его большой палец, и беспрепятственно высвободившись, шагнула навстречу ветру. Уже перейдя на другую сторону улицы, Ира видела, что Андрей вернулся в кафе, но ей это было совершенно безразлично. Сумбур, творившийся в голове, постепенно систематизировался, мысли выстраивались в порядке значимости и были направлены только на одно – что ей необходимо сделать, чтоб успеть в двухнедельный срок.
В дом она вернулась, когда уже совсем стемнело. Димы все не было, и она решила, что в такую погоду может замести не только дорогу, но и железнодорожные пути – тогда он, вообще, мог не появиться да утра, и ей придется ночевать одной.
Первым делом возвратив шкатулку на место, Ира переоделась в халат, сиротливо висевший среди оставшихся летних вещей его жены, и легла на диван. Есть не хотелось. Коньяком она сбила аппетит, а накурилась, вообще, до одури. Она смотрела в потолок и думала, что если сделает что-нибудь не так, то по нему, постепенно увеличиваясь, поползут трещины, и вся эта махина обрушится, только теперь уже на нее (пока их не было, и это успокаивало). Повернулась на бок и несмотря на то, что в доме было жарко, укрылась пледом. Думать о Румынии не хотелось – слишком долго ее мозг переваривал информацию и теперь требовал только отдыха. Бесшумное движение веток за окном так убаюкивало, что она сама не заметила, как заснула.
Разбудил Иру яркий свет. Несмотря на то, что спросонья она не поняла, где находится и почему спит одетая, положив голову на спину неизвестного зоологам плюшевого зверя, но страха, постоянно преследовавшего ее после последнего общения с Олегом, не было. Она проснулась с ощущением, что все будет хорошо, что на этот раз пришли не мучить ее, а, наоборот, утешать и ласкать. Потянулась; подперла голову рукой.
– Дим! Это ты?!
– Я! – раздалось из коридора, – замерз, как собака!..
Ира слышала, как он снимает ботинки, вешает куртку, шарит в карманах, видимо, ища сигареты. Ей совершенно не хотелось вставать, а, тем более, превращаться в заботливую хозяйку и готовить ужин (или уже завтрак?..) Она смотрела на яркий свет, бьющий в дверь, и думала, что сейчас у нее есть все, что необходимо для счастья – крыша над головой; человек, который, по крайней мере, не обидит; и, главное – покой.
Войдя, Дима опустился на диван и запустив руки под плед, коснулся ее теплого расслабленного тела. Ира взвизгнула, попыталась отбиваться, но даже этот дискомфорт принес не раздражение, а какую-то буйную веселость. Она вскочила на колени и начала шутливо колотить Диму своими маленькими, но крепкими кулачками.
– Ах, ты! – воскликнул он, – нет, чтоб согреть человека!
– А я… – она сдула волосы с лица, – тебя… согреваю!..
– Разве так согревают? – Дима смял ее, повалив обратно на диван; начал целовать, одновременно расстегивая халат, и она раскинула руки, предоставив ему полную свободу действий.
Когда они, наконец, выползли на кухню покурить, начинало светать. Неяркий свет, пробивавшийся из-за туч, освещал сплошную снежную равнину, а на месте летнего столика возвышался сугроб, поглотивший заодно и обе скамейки. Было очень приятно смотреть на это белое царство, слушая сквозь окно завывание ветра.
– Ты куда-нибудь идешь сегодня? – спросила Ира.
– В такую погоду? Да какой же дурак попрется за плитами?
Ира подумала, что сейчас, когда они замурованы в этой крепости, самое время обсудить вопросы, которые для себя она решила еще вчера.
– Дим, у тебя есть деньги? – начала она издалека, – я имею в виду тысячи три баксов.
– Конечно, – Дима удивленно пожал плечами, – ты решила купить себе нормальную мебель?
– Нет. Я решила, что мы поедем в Румынию.
– Куда?!
– В Румынию. Ты же прекрасно понимаешь, о чем я говорю.
Дима не собирался задавать глупых вопросов, типа «а зачем мы туда поедем?» Он знал ответ, но какова сама идея?!..
– Как ты это представляешь? Приезжаем мы в Бухарест…
– Нам поможет Андрей, – перебила Ира.
– Ты все рассказала ему и думаешь, он поверил?.. Нет, конечно, он хочет, чтоб ты поехала с ним… не прикидывайся дурочкой! Заберет он твой паспорт и продаст тебя в какой-нибудь публичный дом! Ты ж телевизор-то смотришь?..
– Дим, – Ира ладошкой прикрыла ему рот, – ты помнишь кота Тихона, который внезапно появился, исполнил свою миссию и исчез? Андрей – это тот же Тихон. Ты так не думаешь?..
– Не думаю!.. – Дима отвел ее руку, – любой факт можно объяснить, как с позиций мистики, так и с позиций здравого смысла. Кто во что верит! – понимая, что для Иры это не аргумент, он сменил тактику, – тут еще момент – я уж не говорю о своих коммерческих делах, но как бросить дом? Мы ж уедем не на день и не на два! Не забывай, сейчас зима. Я не могу отключить отопление, но и оставлять его без присмотра нельзя. Сколько лет этим АОГВ? Постольку не живут! Разлетится все к чертовой матери!.. Летом надо ездить!
– С домом все будет нормально, – уверенно заверила Ира.
– Извини, – Дима улыбнулся, – но я не до такой степени верю в могущество призраков, чтоб они тушили пожары.
Ире совершенно не хотелось спорить. Каким-то седьмым чувством она тоже понимала, что, наверное, Дима прав, и нельзя принимать таких скоропалительных решений, но поскольку она уже приняла его, то остальное не имело значения.
– Тогда я поеду одна. Ты дашь мне денег?.. Только учти, что отдавать мне нечем.
Денег Диме не было жалко, но внезапно его пронизало тоскливое чувство надвигающегося одиночества, и еще смутное ощущение, то ли собственного предательства, то ли малодушия …нет, это просто реальность, нормальный трезвый расчет… Пока он судорожно искал компромисс, Ира успела встать, взять сигарету и снова вернуться.
– Выбирай, ты даешь денег или едешь.
– Я подумаю, – он пытался заработать себе передышку.
– Вот и хорошо, – подытожила Ира, – только учти – времени у нас всего две недели.
Они успели, хотя вся эта гонка изрядно утомила обоих. Ира занималась паспортами, билетами и прочими документами (благо, на срок до двух недель визу румыны не требовали). С работы, естественно, пришлось уйти, но об этом она не жалела. Сама идея настолько захватила ее, что, казалось, она вообще не думала о возвращении – оно стало таким необозримо далеким будущим, которое и предугадать-то невозможно, не то, что спланировать.
Дима сумел распродать все плиты, вытряс с клиентов деньги и даже успел смотаться в Волгоград. Вопрос с домом тоже решился, правда, не самым корректным, но, с Диминой точки зрения, единственно возможным способом – он предложил вернуться Вале. Она была настолько поражена, что немедленно согласилась, уточнив только, завязал ли он со «своей шлюшкой»? Ира не могла слышать этого вопроса, но криво усмехнулась, когда Дима стал объяснять, что ему надо время для принятия решения, и поэтому он уезжает. Он периодически переводил на Иру взгляд, видел выражение ее лица, и ему становилось стыдно называть жену «рыбкой» и «киской», но иначе она б не поверила в его благие намерения.
– Все, Валентина приедет, – он, наконец, положил трубку и вытер несуществующий пот.
– Я и не думала, что ты умеешь так убедительно врать, – заметила Ира с издевкой.
– А что ты хотела?! – вспыхнул Дима, – ты думала, я предложу ей посторожить помещение, пока сам с любовницей отправлюсь за границу, да?!
– А потом, что ты будешь ей говорить?
– Это не твоя забота! – Дима вышел, демонстративно хлопнув дверью, которая обычно не закрывалась никогда. Он чувствовал, что с этой дурацкой поездкой уже наделал кучу глупостей, начиная с того, что приостановил на месяц поставки, вызвав явное неудовольствие партнеров, и кончая этим мерзким разговором с женой. Давно уже он не чувствовал себя так гадко. …А тут еще эта… со своими подколками!.. Он подошел к окну. Свет лампы выхватывал белый бок сугроба, тонкие прутья жасмина, торчавшие из него – а дальше темнота, такая успокаивающая. …Черт с ними, со всеми! И с той, и с другой!.. – отвернувшись от окна, он оглядел кухню. Все-таки было очень тоскливо покидать обжитой мир, но он уже столько сделал для этой поездки, что альтернативы просто не существовало.
– Не психуй, – Ира тоже вошла на кухню, – думаешь, приятно, когда ты так с нею сюсюкаешь?
– Я не психую, – после того, как Дима подумал «черт с ними, со всеми», раздражение улеглось, – только как же тогда все наши договоренности об отсутствии взаимных обязательств? По-моему, ты сама была ярым их сторонником.
– Я знаю. Но не с женой же…
– Какая разница?.. И хватит об этом! У нас есть цель, которую, кстати, придумала опять же ты. Раз начали, мы должны закончить, а потом будем разбираться.
Ира вздохнула и молча вышла. Дима почувствовал себя очень одиноко и, наверное, в другой момент пошел бы за ней, чтоб сгладить ситуацию, но… черт с ними, со всеми… Его мысли были заняты уже только поездкой. Это ведь целая эпоха! А потом будет другая жизнь, все будет потом!..
Накануне решающего дня Ира уехала домой собирать вещи. Диму это не огорчило, потому что их отношения так и не вернулись в прежнее русло. Хотя спать они продолжали вместе, но какое-то злобное упрямство мешало разрешить возникшие недоразумения самым древним способом, известным мужчинам и женщинам. Стоило Диме коснуться ее тела, как Ира сразу напрягалась и отодвигалась на другой край дивана. Правда, уже через минуту она сама, вроде случайно, искала его руку, но тогда уже он притворялся спящим.
Эта глупая ночная игра подтачивала и дневную жизнь, все больше напоминавшую отношения деловых партнеров. Для Димы это являлось нормальной формой общения – он привык таким образом общаться с женой – даже более того, он стал чувствовать, что Ира раздражала его совсем так же, как жена. …Вот, если б ее не было, я бы… Но она была – перемещалась по дому, что-то предлагала, что-то делала. Все это уже происходило однажды, только тогда на его стороне оставался дом, а сейчас он не вмешивался, давая им возможность решать проблемы самостоятельно.
Ире приходилось хуже. Она тосковала без ласки и понимания, но мысль о том, как нежно разговаривал Дима с женой, и то, что она будет жить в доме полной хозяйкой, да еще с надеждой вернуться в него навсегда, мешала предпринять более активные шаги к восстановлению мира. Это чувство напоминало ревность в ее классическом проявлении, хотя Ира усиленно вдалбливала себе, что никакой любви между ними нет и не было, что она хочет видеть рядом совершенно другого человека (правда, кого именно, и сама не знала). А Дима – просто друг, который достаточно много для нее сделал; она благодарна ему …причем здесь тогда ревность?.. За друзей надо радоваться, если у них начинает складываться личная жизнь… Впрочем, она старалась думать обо всем этом как можно меньше, откладывая выяснения отношений на потом, в бесконечно далекое будущее, когда они вернутся из своего сумасшедшего приключения.
Дима потянулся, откинув одеяло; взглянул на часы – восемь, и с грустью подумал, что когда наступят следующие восемь утра, здесь его уже не будет, а будет он трястись в вагоне, уносящемся в неизвестную и непонятную Румынию. …И так будет с каждым последующим мгновением – оно уже не повторится для меня в этом доме… блин, почему ж так мрачно-то!.. Наоборот, новая страна, новые люди, и сюда я вернусь с массой впечатлений…
Бодро вскочив, Дима побежал умываться. Все было, как всегда, только противный червячок продолжал сидеть внутри и делать свое черное дело, отсчитывая минуты. Позавтракав, Дима достал огромную, специально купленную для этой цели сумку, но не успел открыть шкаф, как раздался звонок в дверь.
– Я не опоздала? – на пороге стояла Валя, похожая на Снежинку с детского утренника – такая же маленькая, худенькая девочка в белом, и пахло от нее морозом.
– Все нормально, проходи, – Диме показалось, что он соскучился, и отдаваясь порыву, обнял ее.
– Ты, правда, хотел меня видеть? – Валя подняла голову.
– Правда, – он поцеловал ее холодные губы.
– Ты еще любишь меня?..
– Разумеется, – ответил Дима таким тоном, чтоб нельзя было понять, говорит он серьезно или шутит. Тем не менее, он чувствовал, что, отвечая даже так, все глубже погружается в трясину отношений одного мужчины и двух женщин, из которой еще никому не удавалось выбраться без потерь. …А как все стало хорошо и ясно после того, когда она застала здесь Иру! И вот снова… но все это придется решать потом, после возвращения!.. Путешествие, вроде, становилось эфемерной границей между старой и новой жизнью.
– Я соскучилась, – прошептала Валя после долгого поцелуя.
Такой простой переход от ненависти обратно к любви, безо всякого выяснения отношений и взаимных обвинений, настолько успокоил Диму, что даже возникла мысль: …А, может, она изменилась за это время? Может, забыла прошлое и можно начать все сначала?.. Он решил довести до конца свою сумасшедшую идею.