Фантом Сенчугов Андрей

– И он умер?

– Сгорел. Если, конечно, они не бессмертны, – философски заметил Андрей.

– И ты веришь во все это? – растерялся Дима.

– Я ни во что не верю. Я ж сказал, что не исследователь и не стараюсь докопаться до сути. Когда ты спрашиваешь, верю ли я, то я говорю – не верю, потому что не могу объяснить. Если ты спросишь, было ли это на самом деле, я скажу, что было, потому что сам видел. А понимай, как хочешь. Можешь верить или не верить, просто хочу предупредить – здесь ты можешь столкнуться с массой непонятного, и не пытайся ему противостоять. Оно существует, и точка. Отрицание этого может закончиться очень плохо. Не раз уже проверяли до тебя, но… – он вдруг улыбнулся, – возможно, тебе повезет, и ты ничего такого не встретишь – в ближайшем архиве тебе дадут адрес твоего Сашки Соколова, ты передашь горячий привет его родственникам; они прослезятся, вспомнив деда, которого никогда не видели; потом вы выпьете горячей цуйки… кстати, хоть в ней тридцать семь градусов, пьют ее, исключительно, горячей. Это нормально, и состояние после нее не хуже, чем от водки… во-от… и поедете вы домой, преисполненные гордости от сознания выполненной миссии… Давай, допьем, – он открыл последнее пиво, – и ложись спать, а мне еще надо кое-что пересортировать до прибытия таможни. Я их, конечно, знаю, но вдруг за это время приняли на работу какого-нибудь нового козла?

Дима хотел сказать, что тоже переживал в своем доме нечто загадочное и необъяснимое, поэтому готов поверить Андрею даже в большей степени, чем тот мог ожидать, но почувствовал, что от водки с пивом и мерного покачивания поезда глаза сами закрываются и удержать их можно, только вставив спички.

– Правда, пора спать, – сказал он рассеянно, – покурим?

– Пойдем. Кстати, ей тоже неплохо б лечь, – он указал пальцем на Иру, спавшую, сидя за столом и опустив голову на руки, – завтра у вас долгий день.

Дима постелил на верхней полке и наклонился к Ире.

– Спать пора.

– Который час?.. – она недовольно подняла голову.

– Почти одиннадцать. Ложись по-человечески.

– Угу, – Ира покорно кивнула и сонно пробормотала, – выйдите, я переоденусь.

Когда Дима с Андреем вернулись, она уже вытянулась на полке, отвернувшись к стене.

– Кстати, где ваши паспорта? – спросил Андрей.

– У меня в куртке, а что?

– Да если погранцы будут свои, чего вас будить, а мне с таким грузом все равно не спать.

– Возьми, если надо, – согласился Дима, уже лежа под одеялом. Глаза его закрылись. Он отвернулся от яркого света и почти мгновенно заснул.

Ира проснулась ночью. Она слышала, как противно заскрежетав, поезд остановился. Захлопали двери, и в коридорах послышались тяжелые беспорядочные шаги. Еще она видела, как Андрей вышел, на мгновенье впустив в купе свет, и снова стало темно. Какой-то мужчина громко возмущался, что не знал «этих дурацких правил». Дверь их купе снова открылась. Сквозь прищуренные ресницы Ира видела силуэт человека в форме. Он включил фонарик, осветил спящего Диму. Ира знала, что не везет ничего незаконного, не нарушает никаких «дурацких правил», но почему-то все равно становилось страшно – как всякий раз, сталкиваясь с безграничной властью, сразу чувствуешь себя беспомощным и беззащитным.

Луч фонарика ударил в лицо, но она только плотнее сомкнула веки.

– Леш, брось ты, это лохи, – послышался голос Андрея, – я уже прощупал их. Им кажется, что в Европу едут – даже тушенку не везут. Что жрать будут, неизвестно – думают, сейчас им тут VIP-сервис предоставят.

Ире стало обидно, зато на Лешу фраза подействовала благотворно. Выключив фонарик, он усмехнулся:

– Наивные чукотские дети. Где у них паспорта, знаешь?

– Возьми в кармане куртки.

– Что я, по карманам шарить буду? Я – пограничник. Мое дело штампы ставить.

– Кстати, таможни что-то не видно?

Приоткрыв глаз, Ира видела, как Андрей достал из Диминого кармана паспорта.

– А их и не будет. В четвертом вагоне серьезная контрабанда. Они все там.

– Чего везут? – деловито осведомился Андрей.

– Из газет узнаешь, – Леша засмеялся.

Ира видела, как силуэт пограничника сделал отметки в паспортах и вернул их Андрею. Вышли из купе они вместе. Ире очень захотелось курить, но она боялась попасться кому-нибудь на глаза, и решила не вставать, пока поезд не тронется.

В вагоне стало тихо; только слышно было, как снаружи гремят чем-то металлическим, и от этого все вокруг вздрагивало. Она чуть-чуть отодвинула занавеску и с удивлением увидела, что вагон поднялся над землей метра на два, и повис в воздухе в неестественном, парящем состоянии. Быстро задернула шторку, испугавшись непонятно чего.

Минут через десять стук стал реже. Ира почувствовала, как вагон плавно опускается, и совсем было успокоилась, но тут вновь захлопали двери и вновь по коридору загрохотали шаги, только язык, на котором разговаривали люди, был незнакомым. …Хотя почему незнакомый? Я уже знаю, что это румынский…

А Андрей не возвращался; и паспортов у них не было (Ира видела, что он так и не положил их на место). Она с ужасом подумала, что будет, если сейчас зайдут румыны. Что она сможет им объяснить без языка и без документов? Но никто не заходил, даже дверь ни разу не открылась. Суета стала утихать; шаги смолкли. Ира подумала: …Может, про нас забыли? Но тогда они и штамп в паспорте не поставят! И как тогда быть?..

Но Андрей наконец вернулся и присел на полку.

– Румыны не заходили, – тихонько проинформировала Ира.

– А чего им заходить? – Андрей усмехнулся, – они все шкуры продажные. Два блока «Marlboro», бутылка коньяка, и они вообще никуда заходить не будут, – чуть приоткрыв дверь, он взглянул на часы, – спи, ночь еще. Зато мы уже по ту сторону границы, – и он зашуршал своей постелью. Потом Ира слышала, как звякнула о столик пряжка его ремня. Андрей лег, и стало совсем тихо, только за стенкой вагона раздавались какие-то команды на чужом языке.

Ира подумала, что теперь так будут разговаривать все, а русскую речь она услышит только, когда все это закончится. Снова отвернулась к стенке, и в это время вагон качнулся и начал плавно набирать ход.

…Вот и все… – на какое-то мгновение ей стало очень тоскливо оттого, что она не дома; что, проснувшись, не пойдет в свой магазинчик, а окажется на незнакомом вокзале. Неизвестность рождала дурацкие мысли, что все это бессмысленно, и поэтому хорошо закончиться не может, но она сумела взять себя в руки. Вспомнила, что бывают ситуации похуже, когда, например, грязевой поток заливает «дырку», в которую ты спустился два часа назад, и ты карабкаешься по отвесной, скользкой стене наверх и думаешь, хватит ли воздуха, чтоб не задохнуться, и силы в руках, чтоб удержаться или тебя смоет вниз, и отныне эта безымянная пещера будет именоваться твоей могилой. …Но если троглодит нам поможет… – она представила мохнатого зверька, похожего на Чебурашку; улыбнулась, и с этой хорошей мыслью заснула вновь.

Однако сон ее оказался недолгим. Как только забрезжил рассвет, она снова открыла глаза. Поезд плавно покачивался, и это было такое приятное ощущение, что хотелось ехать долго-долго, и чтоб вообще не было никаких станций. Свесила голову вниз и увидела, что все еще спят. На столе веером лежали три паспорта, стояли пустые бутылки, и лежала одна картофелина в жирном целлофановом пакете. Ира приоткрыла шторку, в надежде увидеть зеленеющие поля, и на секунду зажмурилась, думая, что это мираж – насколько хватало глаз простиралась бескрайняя снежная равнина. Ни кустика, ни деревца, ни прогалинки, только снег, и лишь у самого горизонта брели три черные одинокие фигуры в высоких шапках. Она не могла рассмотреть, мужчины это были или женщины, но брели они печально и уныло; брели в никуда, потому что даже из окна поезда не виделось никакого человеческого жилья.

Зрелище показалось настолько ошеломляющим, что Ира непроизвольно прикрыла ладонью рот, чтоб не вскрикнуть. Первая мысль была, что поезд развернули, и он едет обратно в Москву, но такого же не могло быть!.. Она смотрела на первый в своей жизни румынский пейзаж, пребывая в ужасе и полной растерянности, а поезд уносился вперед – фигуры скрылись из вида, и перед глазами по-прежнему растилась замерзшая пустыня, которую тем, несчастным еще предстояло пройти.

Утро не принесло Вале ничего нового и неожиданного. Она выспалась и лежала, лениво щурясь от яркого солнца, заглядывавшего в окно. Потянулась. Первые минуты после пробуждения всегда самые сладостные – сознание еще не включилось в обычный ритм, связанный с решением насущных проблем, с переживаниями, оставшимися со вчерашнего дня и прочей житейской галиматьей, заполняющей наше существование. Было так хорошо просто лежать, ощущая себя заново родившейся для того, чтоб наслаждаться жизнью.

Тем не менее, она все-таки вылезла из-под одеяла. С касанием пола, стали медленно возвращаться события вчерашнего дня, но сейчас они не имели такой мрачной окраски. Валя совершенно не чувствовала себя сумасшедшей, и ей сделалось смешно оттого, что она могла так о себе подумать. …Во всем, видимо, виноваты зеркала – какая-то тень отразилась в маленьком так, что, преломившись, в большом стала похожа на человеческую фигуру в фуражке, – она не хотела выяснять сейчас, возможно ли такое по законам оптики. Найденное объяснение ее вполне устраивало, и больше ко вчерашним событиям она решила не возвращаться, – надо будет сходить в магазин, а еще лучше, съездить на рынок, приготовить обед, потому что завтра на работу…

После завтрака Валя оделась и вышла на улицу. Ее вчерашние следы, видневшиеся вдоль всего дома, вызвали лишь улыбку. …Засмеют ведь, если рассказать кому-нибудь, как я среди ночи гонялась за привидениями… – она заперла дверь и пошла к калитке, прикидывая, что же ей надо купить.

Когда поезд подходил к Бухаресту, первый шок у Иры уже прошел. Она вновь привыкла к снегу, к маленьким станциям с убогими вокзальчиками, к людям, одетым в старые серые куртки. Иногда начинало казаться, что пересечение границы было сном, и направляются они куда-нибудь в северо-казахстанские степи. Только написанные чужими буквами названия, неизвестные автомобили, да мужские головные уборы, напоминавшие папахи, говорили о том, что все-таки ночью был не сон.

Дима воспринял возврат в зиму более философски. Он спал так крепко, что не помнил даже как поезд стоял на границе, и теперь с интересом смотрел в окно, принимая все, как должное. Ему очень приглянулась фраза, произнесенная как-то Андреем: «В стране пребывания надо жить по законам страны пребывания». Что ж теперь делать, если здесь такая погода, и кто сказал, что она должна быть другой?.. Он уже устал думать о том, что им предстоит сделать и что их ждет впереди – он просто ехал, тупо и равнодушно… а куда деваться, если поезд шел в этом направлении?.. Не было ни радости от встречи с новой страной, ни разочарования ее внешней заурядностью.

Андрей занимался своими коробками, вновь что-то сортируя и перекладывая. И в этой тишине из динамика неслась однообразная мелодия, напоминавшая то ли индийскую, то ли цыганскую, но, в любом случае, Дима не назвал бы ее красивой.

Перрон возник неожиданно. Вроде, и города-то еще не было, а поезд уже замедлил ход и стал плавно останавливаться. Перед окном, через несколько пустых путей виднелась серая стена с большими стеклянными окнами, колонны навесов, совсем как на Киевском вокзале в Москве.

– Приехали, – объявил Андрей и затараторил по-румынски.

– Что-что?.. – Ира засмеялась.

– Привыкайте, а то русский здесь не в почете. Даже если кто и знает его, никогда не признается… ну, за редким исключением.

На перроне их ждали двое парней в куртках и меховых шапках явно российского производства, приятно отличавшихся от дурацких румынских папах, а прямо рядом с вагоном стояли два автомобиля со смешными квадратными номерами.

– Это для аккредитованных иностранцев, – пояснил Андрей, видя Димино удивление, – чтоб со своими не путать. Пойдем, поможешь.

Вчетвером они быстро набили коробками красный «Москвич-универсал», и парни уехали, а Андрей повернулся к заскучавшей Ире.

– Чего стоишь? Садись в мою «лайбу». Отвезу вас в гостиницу, а сам съезжу в Торгпредство. Пока осваивайтесь, а вечером я расскажу программу дальнейших действий.

Они вырулили на заваленную снегом площадь и поехали прямо по трамвайным путям. На обочинах лежали метровые сугробы, а на проезжей части остались укатанные ледяные бугры, ехать по которым было не слишком приятно. Дима вдруг понял, почему сугробы на тротуарах такие огромные – из них торчали радиаторы и багажники, заваленных снегом автомобилей. Андрей поймал его удивленный взгляд.

– Они зимой не ездят, потому что дороги никто не чистит – нечем, а гаражи у них не строят… короче, не готовы ребята к зиме, а она все-таки иногда случается… (Встречных машин, действительно, попадалось мало, да и те, в основном, имели такие же маленькие квадратные или еще более смешные, круглые номера). Зато иностранцы резвятся, – продолжал Андрей, – им по хрену, машины-то казенные.

Они долго ехали по маленьким кривым улочкам, застроенным старинными домиками с остроконечными крышами. Потом улица стала шире, и дома современнее.

– Я отвезу вас в «Модерн». Довольно приличная гостиница в старой части города, на бульваре Републичи – это их основная торгово-музейно-прогулочная артерия. Но, самое главное, в «Модерне», в основном, останавливаются наши туристы, поэтому там и персонал по-русски более-менее понимает, и с народом можно пообщаться.

Ира с интересом смотрела на роскошные здания, напоминавшие дворцы; памятники, заваленные снегом вровень с постаментами; огромные голые деревья с корявыми сучьями, и думала, что, наверное, летом здесь очень красиво.

– Позавтракаете в гостинице – это входит в стоимость номера. Пообедать можно там же, но уже за деньги. Прогуляйтесь по городу, в магазины зайдите. Я тут написал транскрипцию наиболее употребительных слов и выражений, – Андрей протянул Диме листок, – так что спросить вы сможете, а уж ответы понять – это, как получится.

– Бу-на зиуа, – прочитал Дима по слогам, – «здравствуйте». Ску-заць ымь ве рог – «извините, пожалуйста»… Ни хрена себе!..

– Можно просто «пардон», они поймут, – засмеялся Андрей.

Дима спрятал бумажку в карман. От того, что вся окружающая обстановка так напоминала Россию, даже была, пожалуй, еще хуже, он окончательно успокоился. Эта страна не являлась какой-нибудь экзотикой, к которой необходимо привыкать. Он почему-то уверился, что здесь все будет просто и до обидного прозаично.

Наконец они остановились у большого серого здания из стекла и бетона. Андрей припарковался, въехав почти на крыльцо, и не обращая внимания на возмущенного швейцара, пошел внутрь. Пока он оформлял и документы, Дима с Ирой стояли у стойки и глупо улыбались. Наконец, администратор вернула сдачу и пачку бланков, часть из которых Андрей тут же оставил на стойке; потом он поменял им часть долларов на леи, показал номер, отвел в ресторан и уехал.

– Ну и как? – Дима плюхнулся на постель, когда они вернулись после завтрака.

– Нормально, – Ира засмеялась, – дома я завтракаю хуже.

– Я тоже. А вообще-то, впечатление довольно убогое.

– Но ведь не это главное, – сказала Ира примирительно, вроде, была виновата в том, что румыны живут так плохо, – пойдем куда-нибудь? – она подошла к окну, – «Librarie», – прочитала вывеску на другой стороне улицы, – это у нас что?

– Это… – Дима достал листок, – книжный магазин.

– А … «Pre-je-te-rie»?

– Такого здесь нет.

– Вот. Заодно и посмотрим.

Дима подошел сзади и обнял ее. Подумал, что, несмотря на кажущуюся похожесть, это все-таки чужая страна, и близких людей тут только двое – он и она. Захотелось вдруг быть еще ближе, и он принялся целовать ее в шею, в волосы…

– Этим мы могли заниматься и дома, – прошептала Ира, поворачиваясь к нему лицом.

– Могли. И что? – он запустил руку ей под свитер.

– Интересно, горячая вода здесь есть? – выскользнув, Ира скрылась в ванной и сообщила уже из-за двери, – есть! А еще мыло, шампунь и огромное пушистое полотенце!..

Выйти на улицу они сподобились только к обеду. Настроение у обоих улучшилось, а все взаимные обиды исчезли, оставшись за хорошо охраняемой государственной границей. Здесь начиналась совсем другая жизнь.

Заведение со странным названием оказалась маленьким кафе, где подавали пирожные, кофе и почему-то пиво. Они посидели с полчаса, разглядывая публику, показавшуюся более приятной, чем та, которую они видели на вокзале и из окна поезда. Пиво Диме понравилось, а Ира была в полном восторге от кофе, но сказала, что пирожные здесь ужасные (Дима не стал уточнять, почему). Потом они заходили во все магазины подряд и глазели на прилавки, сразу решив, что если захотят что-нибудь приобрести, то попросят Андрея, наверняка ориентировавшегося в местной торговле.

Из разрисованного подвальчика аппетитно тянуло специями и жареным мясом. Вместо обеда в гостинице, они решили зайти сюда, и с трудом объяснившись с толстой неопрятной румынкой, сумели получить тарелку колбасок, очень напоминающих армянские купаты, брынзу, два огромных ломтя воздушного белого хлеба и по рюмке горячей цуйки.

Проплутав еще пару часов, они вернулись в гостиницу. Телевизор показывал всего одну программу с девушками в национальных костюмах, исполнявших песни, наподобие той, что они слышали в поезде. Время тянулось ужасающе медленно, и когда около пяти часов раздался стук в дверь, оба почти одновременно вскочили и бросились открывать.

Андрей ввалился в номер – большой, улыбающийся, с бутылкой, на черной этикетке которой красовался, то ли лев, то ли дракон, изрыгающий пламя; еще был пакет с апельсинами и коробка наших московских конфет.

Ира почувствовала, что наконец-то появилась твердая рука, которая знает, что надо делать и способна повести их дальше. Сразу стало весело. Правда, она не обвиняла Диму в бездеятельности, так как прекрасно понимала, что он здесь не причем и не может принимать решения в ситуации, в которой сам не ориентируется, но это не имело значения. Она ж не сравнивала их, а была просто рада приходу Андрея. Мгновенно откуда-то появились рюмки, и все уселись за стол.

– Коньяк албанский, апельсины испанские, конфеты наши, купленные, в дипломатическом магазине, – провозгласил Андрей, поднимая рюмку, – вы обедали?

– Да, – ответил Дима с гордостью, – в каком-то подвале мы ели, как это по-вашему называется, «кырнаць» и пили цуйку.

– О, как! – восхитился Андрей, – молодцы. Сегодня мы идем ужинать в один из самых фешенебельных местных клубов с шоу и прочей ерундой, а завтра утром мы уезжаем.

– Куда? – растерялась Ира. Ей казалось, что они долго-долго будут ждать неизвестно чего.

– В город Брашов. Там во время войны находилась «учебка» горных стрелков. Может, вам удастся отыскать какие-нибудь концы, а мне туда надо по делам фирмы. Кстати, очень красивый город… За успех вашего почти безнадежного предприятия! – и он, наконец, выпил.

Дима подумал, что предприятие, действительно, безнадежное, и лучше всего просто посмотреть страну, отдохнуть и вернуться с сознанием того, что сделано все возможное.

Никто и не заметил, как за разговорами летело время…

– Итак, нас ждет «Dorobanti», – Андрей поднялся, и только тут выяснилось, что давно стемнело, – это ночной клуб, о котором я говорил. А вообще, доробанцы – это румынские драгуны, естественно, в позапрошлом веке.

– Вообще-то, я не собиралась ходить по клубам, – Ира раскрыла сумку и замерла в нерешительности, – пара платьев у меня есть… не знаю, подойдут ли они?..

– Подойдут, – Андрей уверенно кивнул, – иностранцы здесь могут ходить даже в трусах.

Ночные клубы, ни Дима, ни Ира не посещали даже в своем городе, поэтому представляли клуб, как нечто маленькое и уютное, но зал оказался большим и низким, с мягким рассеянным светом. Стены украшали красочные гербы и муляжи древнего оружия; практически посередине находилась сцена, на которой пела одинокая девочка в блестящем коротеньком платьице с огромным декольте. Пела она по-английски, и песенка была английская, из репертуара какого-то известного ансамбля, только Дима не помнил, какого именно. Оркестр располагался чуть поодаль в специальной нише.

Дима обратил внимание, что красивых женщин здесь, оказывается, гораздо больше, чем можно было предположить, бродя по мертвым заснеженным улицам. Он знал, что никогда не подойдет ни к одной из них, но само созерцание было приятно.

Их ждал столик почти у самой сцены. Ира посмотрела вокруг и почувствовала себя очень неуютно в джинсовом платье, в котором ходила на работу.

– Андрюш, – сказала она укоризненно, – когда уезжали, ты столько всего рассказывал, мог и предупредить, чтоб я взяла что-нибудь поприличней. (Сказала и подумала, что, в сущности, ничего «поприличней» у нее просто нет.)

– Не зацикливайся, – Андрей махнул рукой, – я ж говорю, иностранцам в этой стране можно все. Я со своими номерами, могу, например, ехать в хлам, и ни одна полицейская рожа не посмеет меня остановить, так что, не бери дурное в голову.

Едва они уселись, появился официант. Андрей долго общался с ним, и лишь когда тот ушел, повернулся к Ире.

– Я заказал на свой вкус, ничего?

– А у нас здесь еще нет вкуса, – ответил Дима за обоих.

Певичка ушла. Оркестр заиграл громче, и разговаривать стало невозможно. Дима крутил головой, с любопытством разглядывая посетителей; Ира делала то же самое, только более корректно, а Андрей скучающе курил, глядя на пустую сцену, пока не началось то, что он назвал «единственным в мире шоу». В английском варианте (как это и было написано на дуге, вспыхнувшей над сценой), оно именовалось – «PONY GIRLS».

На сцене появились две легкие двухколесные колесницы, запряженные… сначала, ни Дима, ни Ира не поняли, кем, но потом увидели, что это стоящие на четвереньках девушки – по четыре на каждую колесницу. Надеты на них были кожаные корсеты, стягивающие живот, но оставляющие совершенно открытой грудь; высокие сапожки-копытца; длинные перчатки, закрывающие от повреждений локти. Роль трусиков выполняли широкие ремни упряжи, проходящие между ног. На лицах тоже ремни, во рту – удила, а на глазах – шоры. Над макушками развивались плюмажи (на одной колеснице желтые, на другой – красные). Обе колесницы двигались быстро и слаженно под громкую бравурную музыку, и в них стояли девушки в блестящих купальниках, которые размахивали хлыстами, приветствуя публику.

Музыка стала тише. Колесницы остановились, и появился ведущий шоу, который что-то объяснял, бурно жестикулируя.

– Что он говорит? – поинтересовался Дима шепотом.

– Объясняет правила. Сейчас оба экипажа спустятся в зал и лавируя между столиками, должны будут пройти определенный маршрут. Нужно делать ставки, как на ипподроме.

– Но это ужасно!.. – у Иры даже глаза округлились.

– Я так не думаю, – закурив, Андрей повернулся к ней, – Румыния – нищая страна, но здесь очень красивые девушки. После краха социализма, чтоб заработать, они сначала дружно вышли на панель, но потом на всех уже перестало хватать платежеспособных клиентов. Дошло до того, что проститутки стали обслуживать в кредит!.. А здесь они очень даже прилично зарабатывают. Правда, пока не кончится контракт, жизнь у них тяжелая. Они, действительно, практически приравнены к лошадям. Держат их в специальных стойлах, гоняют до седьмого пота, чтоб не теряли форму; спят они на сене прямо голяком. Но за это же платят! У каждой девушки подписан нормальный, юридически грамотный контракт …

– Колизей… – задумчиво произнес Дима.

– Так не зря ж румыны считают себя потомками римлян, – Андрей, снова повернулся к сцене.

По залу ходили полуобнаженные девицы и принимали ставки, собирая карточки, заранее разложенные на столах. Ира увидела на их столе такие же.

– Я не буду участвовать в этом абсурде, – предупредила она.

– Не хочешь, чтоб девочки заработали денег? – удивился Андрей, – они ведь все равно побегут, и ты ничего не изменишь.

Ира подумала, что каким бы варварством не казалось это развлечение, лучше, действительно, сделать ставку, чтоб унижение, по крайней мере, как-то окупилось.

– И сколько надо ставить?

– От ста лей. Верхний предел не ограничен.

Ира посмотрела на «лошадей». Лиц их она не видела, поэтому не могла определить, кто ей нравится больше, а это могло бы служить единственным критерием. Впрочем, какая разница?.. У одной из девушек из-под плюмажа выбивались смешные, будто накрученные на карандаш, локоны, и грудь была маленькая, с коричневыми сосками, как у нее самой.

– Если это обязательно, – сказала она, – я б поставила на желтых, но у меня нет денег.

– Пару сотен я как-нибудь найду, – Андрей засмеялся.

– А я – на красных, – Дима решительно полез в бумажник. У него даже не возникало сомнений, на кого ставить, потому что едва упряжки появились на сцене, он увидел блондинку. Он не знал, как выглядит ее лицо, но волосы… они так напоминали генерала из его сна!.. И чем дольше он смотрел, тем сильнее становилась уверенность, что если сорвать эту чертову кожаную маску, то увидишь чуть раскосые глаза и огромный рот. Все начинало становиться на свои места. Невидимая властная рука продолжала вести его к неясному и непредсказуемому финалу.

– Красные победят, увидите, – в Димином голосе слышался такой азарт, словно находился он на самых настоящих бегах.

– Тебе это нравится? – спросила Ира.

– Не знаю… – Диме не хотелось рассказывать, что он узнал одну из «лошадок». …Да-да, все правильно. Она ж говорила, что из другой игры. Вот она, эта игра. Я обязательно должен встретиться и поговорить с ней. Но как?.. Она же не поймет меня, а переводчик будет совершенно неуместен… а вдруг поймет? Вдруг это продолжение сна, в котором возможно все?..

– Так тебе это нравится или нет? – настаивала Ира.

– А женщина, поднимающая штангу, это лучше? Между прочим, олимпийский вид спорта, – ответил Дима запальчиво. А еще он постеснялся сказать, что ему нравилась не столько сама идея бегов, сколько смотреть на женские фигуры, застывшие в эротичных позах, и одетые так искусно, что оставаясь практически обнаженными, все-таки несли свою тайну.

– Я тоже за красных. Родной революционный цвет, – Андрей сделал отметки в карточках и забрал у Димы деньги.

Свет стал бледнее, а на полу неожиданно вспыхнули яркие стрелы, указывавшие маршрут. Получалось так, что и старт, и финиш, проходили около их столика.

Колесницы по специальному пандусу спустились вниз и замерли. Теперь они стояли совсем близко. Дима так пристально смотрел на блондинку, что ему стало казаться, будто и она сквозь упряжь смотрит, именно, на него, и это ему она кивает головой!.. По телу пробежала дрожь возбуждения. Он должен потом найти ее, во что бы-то ни стало! …Так вот какая это игра!.. Да уж, это не шахматы…

Со старта колесницы ушли вместе, однако уже через два столика красные начали вырываться вперед, грубо вытесняя желтых с дорожки.

– Так не честно, – заметила Ира.

– Не честно, – согласился Андрей, – но судья не видит, а это главное. (Судья находился возле сцены, и ему, наверное, казалось, что желтые сами забирают вправо).

Когда упряжки подходили к первому повороту, красные уже ушли вперед метра на два. Блондинка несколько раз тряхнула головой, и Диме показалось, что ее волосы струятся по ветру, как во сне. …Она!.. Это она!..

Возница желтых уже кричала, войдя в раж, а потом сильно ударила хлыстом по «крупу» правую «лошадь». Та рванулись вперед, и левая (приглянувшаяся Ире), не ожидавшая этого, сбилась, запутавшись в постромках. Легкая колесница накренилась, и вознице ничего не оставалось, как спрыгнуть с нее, а красные, не спеша продолжали свой победный финиш. Зал начал свистеть, совсем как на стадионе, причем, свистели даже женщины в вечерних платьях.

Желтая колесница понуро тащилась к пандусу, а возница шла рядом, вся пунцовая, низко опустив голову, но Диму это не интересовало. Он видел, как красные остановились за финишной чертой, и «генерал», победно тряхнув «гривой», оторвала руки от пола, поднимаясь с дыбы. Она была самой великолепной, не только среди «лошадей», но среди всех, находившихся в зале!..

– И все равно, это не честно, – Ире было жаль всех проигравших, но особенно ту, с накрученным локоном – если раньше девушка казалась веселой и резвой, то теперь почти ползла, припадая к земле, – им ничего не заплатят, да?

– Наверное, – Андрей пожал плечами, – вообще, все зависит от хозяина. Здесь же у каждой конюшни свой хозяин, как на ипподроме. Раньше моя подружка тут работала – рассказывала. Есть нормальные люди – понимающие, что это фактически спорт, а ей самой попался отморозок полный; она как-то не вписалась в столик – он ее потом так отхлестал плеткой, типа, она, в натуре, лошадь. После этого она плюнула, расторгла контракт…

– Пойдемте отсюда! – Ира попыталась встать, но Андрей удержал ее.

– Они ж не рабыни – их никто не принуждает; кто хочет, уходит – это без проблем, только на что они потом кушать будут?

– Я понимаю, – Ира ничего не собиралась объяснять – она просто вспомнила Олега и себя, в роли почти такой же бесправной «лошади», которой оставалось тоже уйти в никуда, – но мне здесь не нравится! – сформулировала она свои ощущения.

– Смотри, сколько женщин, – Андрей показал рукой в зал, – и всем нравится. Сейчас еще два забега, а потом можно самим кататься на любой колеснице, только денежку заплати…

– Что, правда?.. – Дима заворожено смотрел на блондинку.

– Конечно, но это гораздо дороже ста лей.

– Ты собираешься кататься?!.. – Ира от возмущения приподнялась, нависая над Димой.

– Я, может, и не собираюсь, но это ж… прикольно, – он растерялся от такого напора.

– И тебе тоже прикольно? – Ира повернулась к Андрею.

– Я никогда не катался, но… – он пожал плечами, – а что тут такого? Это ж их деньги – каждый зарабатывает, как умеет… вон, смотри, сейчас будут зеленые и голубые. Ты за кого?

Ира поняла, что увести отсюда мужчин не удастся, а сама она никогда не доберется до гостиницы, если только…

– Сколько стоит отсюда до гостиницы на такси?

– На чем?.. – Андрей рассмеялся, – Ир, наивный человечек – зимой проще акулу поймать в Дунае, чем такси в Бухаресте.

– Но я хочу домой!

– Ладно, – смилостивился Андрей, – досмотрим забеги и пойдем. Пока делают ставки, здесь не уходят. Администрация за этим четко смотрит. На меня же следующий раз коситься будут, а мне это ни к чему – я сюда все московские делегации вожу. Так что, потерпи уж.

Голубые с зелеными пришли почти ровно, лишь чуть-чуть зеленые вырвались вперед и победили в честной борьбе, но Ира этого не видела; как и то, кто выступал в последнем заезде. Она курила, демонстративно разглядывая, украшавшие стены гербы – по ее мнению, это являлось более достойным занятием.

Когда закончился последний забег, в зал въехали пустые колесницы. Они кружили между столами, предлагая кому-нибудь стать возницей, и невольно попадали в поле зрения.

– А где желтые? – спросила Ира, желая убедиться, что с ее избранницей ничего не случилось.

– Тебе ж сказали, их сейчас секут на конюшне – а нечего было тянуть на моих красных, – Дима весело показал кончик языка, и это стало последней каплей. Больше Ира не желала здесь находиться ни под каким предлогом.

– Так вы идете? – она решительно поднялась.

– Теперь можно, если хочешь, – Андрей щелкнул пальцами, подзывая официанта.

Пока они рассчитывались, Дима жадно пожирал глазами красную колесницу, видимо, победившую и в общем зачете, потому ее возница стояла на сцене с огромным букетом цветов. …А как могло быть иначе?.. – подумал Дима.

До машины они шли молча; и ехали молча (наверное, холод, царивший в салоне, остудили пыл всех троих). Уже у входа в гостиницу Андрей сказал примирительно:

– Хотел, как лучше, а получилось, как всегда. Но я ж не знал – здесь к этому нормально относятся, и мужчины, и женщины, – голос у него был очень растерянный, и Ире стало жаль его. Он ведь, действительно, хотел, как лучше.

– Такая, вот, я впечатлительная, – она улыбнулась.

– Тогда, мир? – обнадеженный, Андрей протянул руку.

– Мир.

– Значит, завтра в Брашов. В восемь завтракаете и ждите в холле. Вещи забирайте – ночевать мы будем в другом месте.

Андрей лихо развернулся и уехал, только одинокие огоньки его машины долго виднелись в темноте. Ира с Димой молча поднялись в номер, и только здесь Дима заговорил:

– Что ты устраиваешь скандалы при посторонних? Я не знал, что ты такая ханжа.

– А мне противно, когда женщин превращают в животных!

– Причем здесь животные? – Дима пожал плечами, не найдя, что возразить, – а я и сам покатался б на такой колеснице…

– Вот и катайся!.. Завтра!.. Деньги у тебя есть!..

– А Брашов? – Дима посмотрел удивленно.

– Он тебе нужен? Тебе ж интереснее голые сиськи!..

– Ты серьезно?..

Ира не поняла, о чем он говорит – то ли серьезно, что она так о нем думает, то ли серьезно ее предложение остаться, но, на всякий случай, ляпнула:

– Серьезно!

– Хорошо, – Дима взял недопитый днем коньяк и наполнил рюмку, – я подумаю.

– Подумай! – в данный момент она была настолько зла, что ее совершенно не волновало, на чем он остановит свой выбор.

Дима опустился в кресло и закурил, глядя в темное окно и отпивая коньяк мелкими глотками. …Лейтенант Александр Балабан… У него наверняка был свой генерал, а я останусь со своим. Я все выясню непосредственно у нее; все, зачем мы приехали! Это наш с ней сон, и никому больше там делать нечего. Мы победили тогда, победили сейчас и победим снова, а все остальные – пошли к черту!.. – он прикрыл глаза и на секунду даже почувствовал запах перегретой солнцем травы.

Когда утром Андрей зашел в холл, в кресле сидела одна Ира со своей красной сумкой.

– Привет, – он вскинул руку, – как спалось на новом месте?

– Нормально, – но вид у Иры был расстроенный.

– А где наш компаньон?

– Он решил остаться.

– Как остаться?..

– А он никуда не хочет ехать. Ему понравилось вчерашнее представление. За завтраком он познакомился с каким-то «чуркой» и снова собирается в тот бордель…

– Он что, псих?!..

– Не знаю, – отвечала Ира спокойно, словно все происходящее, ее не касалось, и ни в коей мере не нарушало их совместных планов.

– Может, мне поговорить с ним? Даже если ему сильно понравились эти девочки, они ж – лошади. Он что, зоофил?..

– Ну, какие они лошади? – Ира обиженно отмахнулась, – игра игрой, а физиология…

– Хорошо, тогда они все лесбиянки. Так устраивает?

– Неужели? – заинтересовалась Ира, – и твоя подружка?

– Ну, черт!.. Половина, конечно, изображает из себя лесбиянок – у них в контракте так записано! Кстати, и тотализатор там не настоящий – в него нельзя выиграть; это деньги девочек… Давай, я все-таки поговорю с ним.

– Не надо, – Ира покачала головой, – если он не хочет, то какой смысл тащить его с собой?

Андрей молчал, пытаясь оценить изменившуюся ситуацию, но так и не понял, что ему делать дальше.

– Ты в Брашов едешь? – Ира сдвинула его с мертвой точки.

– Конечно! У меня, кроме вас, есть работа, между прочим.

– Тогда поехали, – она решительно встала, – я взяла у него триста баксов. Мне хватит?

– Смотря, сколько ты собираешься здесь быть. Пока хватит.

Ира подняла сумку и направилась к выходу.

– Давай, – Андрей перехватил ее руку.

– Спасибо, я сама.

Они вышли на засыпанную снегом улицу. Мимо спешили редкие прохожие; переваливаясь на ледяных кочках, проехал «Мерседес» и скрылся за поворотом. Было пасмурно, а потому не холодно… или это небо прижалось к земле, согревая ее.