Те самые люди, февраль и кофеин Репина Екатерина

№ 4. Школьная литература

В восемьдесят четыре года Аркадия Христофоровна отучилась жить настоящим.

Уже давно похоронив мужа, она до сих пор считала его, как и прежде, живым. Могла разговаривать с ним часами, прежде чем понимала, что находится в комнате одна и что отвечает на собственные вопросы сама. Кабинет мужа, известного писателя, оставался прежним — пыльным, заваленным бумагами и похвальными грамотами.

Дверь дома держалась открытой весь день, хотя никто не стремился толкнуть ее и очутиться в квартире писателя-мариниста и его очаровательной жены, бывшей радиожурналистки. Люди забыли дорогу в этот дом.

Хотя Аркадия Христофоровна считала иначе. Каждое утро она поворачивала ключ в замке, выглядывала в коридор и радовалась обилию гостей, «выстроившихся» за дверью в ожидании приглашения. Она торопливо накрывала на стол, расставляла стулья, «будила» мужа и ставила чайник на плиту.

Гости «приносили» конфеты и салаты, книги и газеты. Кто-нибудь бойкий «разворачивал» газету и «читал» вслух последние столичные новости. Вразнобой «давались» комментарии, «подавались» интересные идеи. Аркадия Христофоровна молчала и изредка поворачивалась к мужу, чтобы обменяться с ним заговорщическим взглядом.

Гости «расходились» по домам поздно вечером. Аркадия Христофоровна жаловалась мужу на усталость, ворчливо убирала посуду и грозилась не открыть дверь назавтра. Муж «просил» не отказывать ему в такой малости, как радость увидеть старых друзей и попотчевать их чаем с сахаром. Аркадия Христофоровна капризно отвечала, что его популярность мешает ей наслаждаться собственными успехами. Раньше она была очень популярной радиожурналисткой, но не чувствовала своей популярности из-за чрезмерной любви общественности к творчеству мужа.

Бывали такие дни, когда Аркадия Христофоровна уходила из дома, «заперев» мужа и проигнорировав людей, «толпящихся» у подъезда. По пятницам она уезжала в пригород, помыться в бане у давней знакомой, Шурочки Козелковой.

Имя покойного мужа Шурочки значилось под всеми иллюстрациями к книгам мужа Аркадии Христофоровны. Художник Козелков, ко всему прочему, каждый день, кроме пятницы, «присутствовал» в доме писателя и радиожурналистки, громче прочих «смеясь» над шутками товарищей.

За городом, в гостях у Шурочки, Аркадия Христофоровна обычно скрывала факт присутствия покойного художника в ее жизни. Она понимала, что Козелков может исчезнуть из ее дома навсегда, расскажи она о нем посторонним людям. А писатель, любящий художника всей душой, никогда бы не простил ей этого…

В первую февральскую пятницу Аркадия Христофоровна проснулась от пения автомобильной сигнализации под окном. Из соседней комнаты «послышалась» громкая брань мужа. Аркадия Христофоровна прокричала «Доброе утро!» и бросила взгляд на приготовленное полотенце и белье. Подождала, еще раз произнесла «Доброе утро!», якобы обращенное к ней самой от мужа, и принялась готовиться к выходу на улицу.

В квартире невыносимо воняло кислой капустой. По кухне бесстрашно передвигались тараканы. В холодильнике от них скрывалась булка хлеба и пельмени. Аркадия Христофоровна презирала борщ, котлеты, жареную курицу и прочие «изыски буржуазии», как она называла вкусные блюда, с которыми легко справлялись умелые хозяюшки, далекие от настоящего искусства и лишенные, по мнению радиожурналистки, изысканного вкуса поистине культурного человека.

Аркадия Христофоровна всю жизнь питалась пельменями, даже приучила к ним мужа. Очень гордилась собственной неприхотливостью. Несколько раз при свидетелях высказывала такую мысль:

— Семён нашел талант и обрел признание благодаря мне, так как я всегда его не докармливала и не позволяла в гостях и на приемах пробовать те особенно приторные блюда, которые бы отбили в нем всякую охоту к написанию книг.

Со вчерашнего дня в ее голове крутилась строчка, услышанная где-то на улице, или в булочной, или на рынке. Строчка из новой песни, которые так любят слушать современные молодые люди. «Там-то, впереди, будет главное, лучшее…», — мысленно напевала Аркадия Христофоровна, закалывая шаль булавкой.

Вчера она едва не попала под колеса большого черного автомобиля и сильно напугалась. Справившись с волнением, рассказала мужу об опасностях внешнего мира и посоветовала не выходить из дома без крайней надобности. Муж покорно «согласился».

Сейчас Аркадия Христофоровна направилась к входной двери, отдавая Семёну указания:

— Не смотри телевизор слишком долго. Не разговаривай по телефону с поклонниками — пусть приходят в гости. И не открывай кому попало дверь. Пусть дождутся меня в коридоре. На интервью не соглашайся. Ты и так знаменит, без них.

Проговорив все это, Аркадия Христофоровна захлопнула дверь и шагнула в пустой коридор. «Друзья» и «поклонники» молча расступились, проводив взглядом маленькую пожилую женщину в зеленом пальто. По опыту знали, что в пятницу Аркадии Христофоровне не до них.

Поездка за город была необходимостью. В доме круглый год отсутствовала горячая вода, а мыться интеллигентному человеку было необходимо хотя бы раз в неделю.

Шурочка Козелкова, как всегда, приняла Аркадию Христофоровну по-простому: отварила картошку, испекла пироги, достала из подпола сало и соленые огурцы, налила рюмку вишневой настойки.

После бани разговаривали о прошлом. Вокруг играли, галдели и нечаянно сбивали со стола посуду правнуки Козелковой. Аркадия Христофоровна читала им нотации и стихи, сочувствовала Шурочке и радовалась, что лишена наказания в виде малолетних оболтусов…

Аркадия Христофоровна вела себя эгоистично, как и всякий не желающий взрослеть человек; с ужасом представляла себя в роли матери. Ей казалось, что самое лучшее ждет впереди, что жизнь только начинается, что им с Семёном еще рано думать о потомстве. Сперва они сами должны насладиться всеми благами и преимуществами городской жизни, а потом, значительно подустав от популярности, смогут воспитать хороших детей.

Аркадию Христофоровну можно было понять: она пережила блокаду, научилась делить кусочек хлеба на три приема пищи и не ронять хлебные крошки на пол. После войны, выйдя замуж за начинающего писателя, оказавшегося вскоре одним из самых востребованных в стране, она постоянно пыталась наесться вдоволь и запастись впрок самыми важными крупами и злаками.

Страх вынужденного голода не отпускал Аркадию Христофоровну никогда. Именно поэтому она отдавала предпочтение простой пище — чтобы быстрее насытить организм. Оставленный на столе кем-то из правнуков Козелковой откушенный пирожок вызывал у Аркадии Христофоровны учащенное сердцебиение и дрожь…

Шурочка Козелкова работала в школе учителем литературы. До последнего времени она сетовала, что произведения Семёна так и не включили в школьную программу и винила в этом бумажную волокиту. В этот день, допивая чай, произнесла:

— Правильно, что школьникам сократили часы по литературе и список произведений, необходимых для прочтения. Нечего забивать им голову такой ерундой. Пусть читают, что хотят. Я собираюсь уходить из школы и прекращаю добиваться включения книг Семёна в программу.

Аркадия Христофоровна закашлялась, подавившись салом. Ее глаза округлились так, что самый маленький правнук Козелковой заплакал от страха и выбежал в соседнюю комнату.

— Я понимаю, что тебе трудно принять это… — начала оправдываться Шурочка.

Аркадия Христофоровна перебила:

— Невозможно! Нельзя опускать руки. Независимо от того, какое начальство в вашей школе и в ГорОНО, ты не должна отказываться от борьбы. Посмотри на своих шалопаев — они вырастут бескультурными, если их не заставлять читать настоящую литературу!

Шурочка оглянулась, заметила притаившегося за углом правнука Гошу, испугавшегося пожилой женщины, закутанной после бани в несколько платков и серую шаль; подошла, взяла его на руки и крепко прижала к себе:

— Все дети — хорошие. Семён тут ни при чем. Главное — чтобы была семья, и тогда они вырастут культурными, умными, добрыми.

— Как это Семён ни при чем, а, Шура? А его детские книги? А его книги про перевоспитавшихся хулиганов, которые стали моряками? Как их принимал народ! Как их цитировали! Сколько его приглашали на творческие встречи в детские лагеря и школы!

Шурочка кормила Гошу киселем и ничего не ответила Аркадии Христофоровне.

— Ты стала абсолютной деревенщиной. Я всегда говорила Семёну: нечего общаться с теми, кто вырос в хлеву и детей своих воспитал в хлеву! — зло выкрикнула Аркадия Христофоровна.

Шурочка опустила голову ниже и аккуратно вытерла Гоше рот. Она раскраснелась и готова была заплакать.

— Всю жизнь делаешь одолжение всяким бездарностям, а они тебе плюют в рожу! Ничему меня жизнь не научила! Натыкаюсь на одни и те же грабли раз за разом… — произнося это, Аркадия Христофоровна торопливо собирала по комнате вещи и одевалась, закалывала шаль, натягивала сапоги.

Прощаться не стали. В сенях громко хлопнула дверь. Кухня скромного загородного домика вновь засверкала от солнечных лучей и детских криков. В печи доспели новые пироги, самые вкусные и долгожданные — с брусникой…

Аркадия Христофоровна удалялась от запаха домашней выпечки, теряя по дороге полученное в доме Козелковых тепло.

«Там-то, впереди, будет главное, лучшее», — проговорила про себя, когда подошел рейсовый автобус.

Свободных мест не было. Аркадия Христофоровна строго посмотрела на молодых людей, сидящих в середине салона. Их равнодушный взгляд обжег Аркадию Христофоровну. От этого она болезненно поморщилась и отвернулась. После произошедшего в доме Козелковой не осталось сил на скандал.

Рядом стояла женщина с тремя сумками. Она осмотрела одного за другим сидящих пассажиров. Выбрала самую безобидную на вид девушку и смело обратилась к Аркадии Христофоровне:

— Смотри-ка, не глядит в нашу сторону. Будто нас тут нет! Будто она, сопля такая, совесть дома забыла!

Аркадия Христофоровна повернулась к девушке и произнесла слабым голосом пожилого, уставшего человека:

— Уступила бы место…

Женщина громко возмутилась:

— Как же! Уступит! Ждите, ага! Да она скорее… не знаю, что сделает, чем уступит место пожилому человеку! Они все такие!

Девушка, поняв, что речь идет о ней, очнулась от размышлений и стала исподлобья рассматривать женщину с сумками и бабушку в зеленом пальто. Обе это заметили.

— Не пялься! Глаза свои бесстыжие спрячь лучше, пока я их тебе не выколола! — сказала невпопад женщина с сумками.

Засмеялись парни откуда-то из конца салона. Аркадия Христофоровна, приняв их смех за ответ девушки, обрела смелость, чтобы сказать:

— Таких нельзя пускать в общественный транспорт. Пусть пешком ходят. Чтобы все знали, что это за тварь такая!

Девушка оказалась упрямой. Она молчала, как ни старались Аркадия Христофоровна и женщина с сумками раздразнить ее, заставить оправдаться или огрызнуться в ответ. Девушка с удивлением отметила про себя, что не собирается уступать место и совсем не в обиде на двух женщин.

Парень, сидящий рядом с ней, вдруг поднялся и сказал:

— Садитесь, пожалуйста!

Девушка схватила его за руку и заставила сесть обратно.

— Киндэрёнок, почему? Давай уступим им место, чтобы не вопили на весь автобус, а?

Девушка строго посмотрела на него и отвернулась к окну.

Два молодых человека, сидящих сзади, заговорили, тыча в них пальцем:

— Это парень и девушка, глянь-ка!

— Я понял, они вместе.

— Как он ее назвал?

— Прозвище, наверное.

— Почему бы им, действительно, не уступить место? Раз они вместе? Как раз два места.

— А нам тогда почему не уступить место? А?

— Нас не просили…

— Так и их не просили.

— Ну как же, эта старушенция и эта тетка сказали девушке…

— Они не просили. Сразу начали с оскорблений. Заткнись.

— Сам заткнись!

Потом, не сговариваясь, оба молодых человека поднялись с мест и прошли к выходу, бросив Аркадии Христофоровне через плечо:

— Можете садиться.

— В конце салона — два места.

Молодые люди вышли на ближайшей остановке.

«Там-то, впереди, будет главное, лучшее» — неожиданно громко пропела Аркадия Христофоровна, проходя в конец салона мимо девушки по прозвищу «Киндэрёнок» и ее друга.

№ 5. Двадцать сюрпризов

— Пора уже забыть про этот экзамен, Киндэрёнок!

— Тебе легко говорить. Это же не простой экзамен, а китайский! Первый в моей жизни! А я сдала его с третьего раза, в последний день дополнительной сессии, на тройку! Как последняя дура!

— Ну, не кричи… Смотри, что я тебе купил. Целую коробку!

— Ух ты, целую коробку!

— Да, целую коробку!

— Не может быть. Ты шутишь. Взял в магазине коробку, пустую, а внутрь положил бумажек… Ой, настоящие! Двадцать штук, как написано на коробке. Давай сыграем на мечту!

— Как это? Вытягивать по одному и смотреть, какая игрушка попадется внутри? И будто бы именно это ждет нас в будущем?

— Нет, это старый способ. Я придумала новый. Вытягиваем по одному…

— Ну, я же говорю!

— Да ты дослушай! Что попадется внутри — это прошлое. Прошлые мечты. Надо вспомнить, что именно и когда мы хотели.

— А это интересно! Я много о чем мечтал в школе и детском саду. Хотелось бы вспомнить хоть немного из того. Может, что-то удастся воплотить…

— Я и говорю! В детстве столько ко мне приходило хороших мыслей: озеленить улицу, устроить мир во всем мире. Некоторые были невыполнимыми в силу моего мелкого возраста. Но сейчас-то мы — первокурсники! У нас есть стипендия! Ой, тьфу ты, у меня уже нет. «Тройка» по китайскому…

— Забудь ты про эту «тройку»!

— Зато стипендия есть у тебя! И вообще, мы можем подрабатывать. И постепенно осуществлять все то, что попадется… Куда руки тянешь?

— Я готов тянуть первым.

— Это моя коробка! Ты мне подарил, так что я тяну первая.

— Да ради бога… Быстрее! Я почти вспомнил, о чем мечтал, а сейчас уже забуду. Ты так медленно выбираешь. Они все одинаковые! Бери любое!

— Нет. Они разные. Я это чувствую. Вот это пусть будет твое. Это — тоже. Возьму это… Нет! То. Или самое крайнее… Не мешай! С мечтой нельзя торопиться.

— Не надо было дарить тебе целую коробку. О чем я думал?

— О чем же?

— О тебе. Хотел сделать что-то приятное…

— Все, выбрала. Фольгу снимаем. Шоколадку — съедаем.

— У меня она постоянно крошится. Как ты так ровно разламываешь на две половинки?

— Случайно получилось. Обычно тоже крошится. Открываем футляр… Как бы ногти не сломать? Не трогай! Сама. От-кры-ва-ем. Крупная игрушка внутри, раз плохо открывается. Наверное, машина или автобус… Черт с ним, с этим ногтем, пусть ломается. Оп-па! Бумажки выкидываем. Что это? Как думаешь?

— Посмотри на картинке, что они имели в виду, когда создавали вот этот аппарат.

— Похоже, это — самолет!

— Не может быть. Ванна на колесиках… Точно, самолет. Вспоминай что-то, связанное с небом. Можно даже мечту о космосе прихватить.

— Самолет — значит, только небо. Оставим космос в покое.

…

— Киндэрёнок, что молчишь?

— Подожди, думаю. Я летала давно-давно. Мне было семь лет, мы летели с папой в Хабаровск к маме. Она сдавала сессию, заочно, а кто-то украл у нее документы вместе с сумкой. Мы летели ее спасать… В самолете были бумажные пакетики, если кого затошнит. Были не у всех. Стюардесса разносила их по салону и раздавала бессистемно. Мне не досталось. Зато досталось мальчику с переднего сидения. Я сидела и завидовала, что ему дали пакетик, а мне — нет. Завидовала и злилась. Хотела даже, чтобы меня стошнило, и чтобы я испачкала им весь самолет. Но ничего такого не случилось. Мы благополучно долетели. А вот мальчику пакетик действительно пригодился… Когда мы выходили из самолета, стюардесса сказала, что я — молодец, а тот мальчик — слабый.

— И что за мечта?

— Взять на память бумажный пакет из самолета. Как думаешь, их сейчас разносят?

— Вряд ли. Но мечта хорошая. Я думал, ты захочешь найти того мальчика…

— Очень мне нужно, как же… Теперь ты. Выбирай.

— Вообще-то никогда не покупал этих сюрпризов для себя… В основном, для тебя… Даже не знаю, что хочу обнаружить внутри… Какой-нибудь мотоцикл, наверное — всегда мечтал о мотоцикле… Ой!

— Ха!

— Ну и что мне делать? Розовый пень в шляпе. Это как? О чем я должен мечтать в этом случае?

— Подумай. Что-то розовое. Или про шляпу что-нибудь. Пень в лесу, может?..

— Не хотел бы обидеть тебя, но затея с мечтами — это была глупость. Я не участвую!

— Подожди, ты куда? Хорошая затея! Не волнуйся ты так. Я не хотела тебя обидеть. Да посмотри на картинку. Это же один из десяти карандашей. Смотри, им можно рисовать! Ты мечтал рисовать?

— Ну, вообще-то, да. Всегда мечтал записаться в художественную школу, но там надо было платить каждый месяц, а родители платили за старшую сестру — она занималась музыкой. Мне сначала пришлось ждать, пока ей надоест музыка, и она бросит музыкальную школу. Потом долго уговаривал родителей отдать меня в художественную. Они не соглашались, так как сестра потратила впустую много денег. Они думали, что со мной будет так же. Вот так.

— Ты хорошо рисуешь. Я помню, ты рисовал мне на день рождения киску. В десятом классе, помнишь?

— Да. В общем, я закончил с рисованием. Дальше?

— Конечно, мне интересно, что будет дальше… Автомобиль! Ух ты, мне попался синий джип! Хотелось бы уехать далеко, где нет противных старух из автобусов. Так вчера было неприятно. Бе-е…

— Так ты вчера мечтала о синем джипе, когда эти женщины говорили о нас?

— Они говорили обо мне лично. Тебя никто не тронул. Как ты думаешь, почему?

— Киндэрёнок, не заводись. Мне бы хотелось ответить им что-нибудь грубое, но ты же знаешь, что с пожилыми людьми надо быть вежливыми…

— Даже когда твоего друга оскорбляют?

— К сожалению, да.

— Ну, тогда я беру следующее. А ты подожди. Мне нужно, чтобы попалась хорошая, добрая мечта, от которой мне бы не хотелось плакать или ругаться. Чтобы… Волшебник из кино! Помнишь, он готовил напиток, который позволял простым людям быть очень сильными? Их никто не мог победить — такие они были могучие.

— И что за мечта?

— Не знаю. Я всегда считала себя сильной. Может быть… Да, мечтала найти волшебную вещь и загадывать с ее помощью желания. Найти, например, палочку, скатерть, спички или шапку — все волшебное. Я даже записывала в детстве, что именно загадаю, когда эти вещи будут у меня в руках. Во-первых, я пожелала бы, чтобы каждый человек стал хорошим. Во-вторых, чтобы у меня была ваза, в которой не убывают конфеты, с какой бы скоростью я их не ела. Еще — дом на острове, куда бы я построила мост и куда приглашала бы лучших друзей. Ну, и много мелких желаний: чтобы уроки не надо было учить, а они сами появлялись у меня в тетрадке и в голове; чтобы у меня был лучше велосипед, чем у соседской девочки; чтобы родители не ругали меня за плохие оценки. Ну, и так далее.

— Хорошие желания. А я мечтал сниматься в кино. То есть, сначала найти волшебную палочку, а потом загадать, чтобы меня взяли сниматься в кино. Что такая хмурая, а, Киндэрёнок?

— Сейчас моя очередь! Я же говорю про Волшебника! Все! Больше не играю.

— Тогда вытяну я. Можно?

— Кто тебе запретит?!

— Не реви. Реветь из-за волшебника глупо. Их вообще нет. А мне попался гномик с подарком-печатью. Чтобы развеселить тебя, расскажу смешной случай. Так, представь солянку в детском саду. Это блюдо, где есть капуста и мясо. Для простоты я называл его «капустой». Однажды не заметил маленькую косточку и подавился ей. Еле-еле достал из горла. Когда пришли родители, я сказал, что мне в «капусте» попалась косточка, и я чуть не подавился из-за нее. Смешно?

— Косточка в капусте — да, оригинально. Тебя поняли?

— Нет, конечно. Дома надо мной потешались две недели, не меньше. Все спрашивали: как это в овоще может быть кость? А я не понимал, что они смеются, издеваются, и серьезно рассказывал, как это было. Дома смеялись еще сильнее.

— При чем тут гномик?

— Ни при чем. Не хочу, чтобы ты плакала. Но гномиков я не встречал и не знаю, что можно про них рассказать по случаю.

— Я уже не плачу. Просто обидно из-за вчерашнего: сначала сдала экзамен на «тройку», а потом меня обозвали нехорошими словами в автобусе. Обидно, что молодые всегда страдают больше пожилых и взрослых людей. К нам постоянно придираются. И постоянно приходится доказывать, что ты — не «детский сад». Надоело.

— Давай посмотрим, что будет дальше. Разламывай футляр.

— Тут снова машина. Только теперь гоночная и малиновая. Снова хочу уехать отсюда подальше! Найти бы такое место, где никто никого не обижает. И поселиться там до конца жизни. Где бы такое отыскать…

— Не ищи на карте. Самое простое в такой ситуации — изменить отношение к действительности, потому что…

— Замолчи! Каждый день слышу такое. Измени себя, чтобы изменить мир, и прочая ерунда. Не верю, что я одна могу чем-то помочь действительности.

— А ты попробуй.

— Не хочу! Что у тебя? Таракан?

— Нет, это игрушка-липучка, чтобы кидать, а она чтобы прилипала к одежде людей.

— Что-то не везет нам с мечтами сегодня. Не придумывается ничего нормального.

— Киндэрёнок, просто мы выросли. Многое забыли, о чем-то боимся и думать. Я, например, понимаю, что надо учиться, работать, зарабатывать деньги, а потом уже по деньгам смотреть, о чем мечтать и к чему стремиться.

— Нет, это неправильно.

— Неправильно, да. Слышишь песню? Пойду прибавлю.

— Эту песню вчера напевала злая бабушка из автобуса. Выключи, мне неприятно.

— Послушай, какие слова правильные!

— Убавь, сейчас вернется соседка, а ей надо заниматься, она сдает «хвосты» по трем предметам. Или соседям помешает. Тут общежитие, а не танцплощадка, как говорит наш комендант.

— Только послушаем эту песню, а потом выключим. Сразу.

…

— Киндэрёнок, тебе надо придумать, как ты будешь готовиться к следующему экзамену. Чтобы не получать низкие оценки и не расстраиваться.

— До него еще целый семестр! Зачем думать так рано?

— Ну, постепенно готовиться, чтобы не сходить с ума во время сессии. У меня есть идея. Посмотрел на липучку и придумал.

— И что?

— Ты должна выписывать самые важные предложения по грамматике в одну тетрадь и каждое утро читать их по десять минут. Постепенно они отложатся в памяти, и тебе не нужно будет их учить специально. Еще можешь писать на липких листочках слова и приклеивать их над кроватью и над столом. Бросишь случайный взгляд — прочитаешь. Потом еще раз. А на третий уже запомнишь.

— Я знаю. Так многие делают. Только мне лень.

— Давай будем взрослеть, а? Раз не можем вспомнить старые мечты, постараемся просто жить и просто учиться — то есть как-то пытаться прожить, пока не придут новые мечты. А когда они придут, мы будем уже образованны, умны и готовы претворить в жизнь все, что вздумается.

— Классно!

— Да уж.

— И все же, оставшиеся сюрпризы мы вскроем. Даже если не вспомним ничего, то хотя бы съедим шоколадки.

— Мотоцикл!

— Еще одна машина!

— Крот на скутере!

— Крот в гамаке!

— Девочка — школьница с рогаткой? Это ты!

— Мальчик-отличник? А это — ты!

— Позитивный, оранжевый пень в шляпе!

— Динозавр!!!

— Толстый человек в шлеме!

— Это каска… То есть, да, шлем, как у древних воинов.

— Давай остальные кому-нибудь отдадим. Мне уже плохо от шоколада…