Мир в хорошие руки Русуберг Татьяна
Ангелы заполошно забили крыльями, высматривая источник незнакомого и, возможно, опасного звука. Ла Керт, воспользовавшись моментом, сменил гигантские мечи на посох, до поры отдыхавший в перевязи за спиной.
– Хуливейген! – рыкнул вампир и ткнул своим инструментом в сторону демиургова трона.
Вот уж не знал, что и у них тут на букву «Х» посылают! Кристалл на конце посоха вспыхнул изумрудным огнем. В пещере бабахнуло, с потолка посыпались камни и песок, кто стоял на полу, попадали. Исуркхи заметались в воздухе, в панике натыкаясь друг на друга и создавая еще больший хаос. Внезапно поток солнечного света хлынул в зал, ослепив привыкшие к полумраку глаза.
– Машура! Забираем братишку и валим отсюда! – завопил я, перекрывая хлопанье крыльев.
– Вот уж не знаю, – протянула девчонка где-то над моим ухом, – может, стоит его в гнезде на недельку оставить? Для профилактики?
Но су-бонг послушно пошел вниз и поплыл рядом с Динешем, уже бежавшим к проделанной Ла Кертом сквозной дыре – нашему пути к спасению. Бывший пилот покосился на сестру и метнул ненужный трезубец в зазевавшегося «ангела»:
– Что, Маш, научили тебя тут летать?
Девушка качнула су-бонг и «посадила» брата на борт. Саттардец повалился на меня, доска осела, шкрябнула дном пол, но выровнялась и тяжело устремилась к неровному проему, в который лился дневной свет и поток свежего воздуха.
– Да, Длинное Перо каждый день мастер-класс давал, – съязвила девушка, отбрасывая со лба взлохмаченную ветром челку. – В благодарность за то, что Лиан ему глаз вышиб.
Мы уже влетели в солнечную полосу. В проломе через дымку виднелись сиреневые гребни гор и зеркальная плоскость Грани, отражавшая розовое небо. Через дымку?!
– Остановитесь! – голос Ноала затопил все, отдаваясь болезненным звоном в ушах. – Вам не уйти! Только если Лиан отдаст то, что принадлежит мне.
Вот ушлепок! Я-то думал, он уже давно в пространстве рассосался, так нет – повис в нашем «пожарном выходе» пыльной паутиной. Тоже мне, мумия, Царь Скорпионов! Я зло закусил губу и направил су-бонг прямо в центр серой завесы.
– Лиан, подожди!
Ла Керт в тылу, видно, снова размахался посохом, потому что паутину охватило пламя, и она затрещала искрами, как бенгальский огонь. Я взбодрился, но демиург недожаренный только расхохотался, будто умирающий от щекотки в фильме ужасов. Вместо сгоревших прядей мгновенно наросли новые. Наша троица перла прямо в паучье логово, что Сашкин Фродо, только кольца у нас не было – точнее, мы на нем как раз сидели. Я не нашел ничего лучше, чем зажмуриться покрепче: ощущение от прикосновения к Ноалу было липкое, но ради свободы можно и потерпеть…
Меня пихнули так, что я чуть не спикировал с доски, в которую вцепился мертвой хваткой. Глаза разинул, но не вовремя – их тут же залепило паутиной. Су-бонг под нами тряхнуло, он оборвался вниз и вошел в пике. В ушах свистел ветер, давя на барабанные перепонки. Я понял, что мы уже снаружи, но глаза протереть не мог – не решался оторвать онемевшие пальцы от единственной твердой опоры.
– Крылья! – заорал я, внезапно припомнив вдолбленный Ла Кертом под кожу инструктаж.
Из последних сил представил себе… нечто вроде самолета «Стелс» с собой, Динешем и Машурой на макушке. По-моему, описанный саттардцем планер должен был выглядеть именно так. Но, может, я ошибаюсь?
Тело мое тем временем приняло горизонтальное положение вместо вертикального, уши больше не закладывало, и я осмелился оторвать одну руку от… ну, от того, за что держался, и стереть липучую дрянь с век. Лучше бы я этого не делал! Как там по-умному называется боязнь высоты? По-моему, недомогание вполне объяснимое, когда под тобой только полосатая жестянка и сотни метров пустоты с перспективой посадки на очень жесткие и острые камни. Последовав мудрому совету не смотреть вниз, я возвел очи к небу. Оно было розовое в черно-белую крапинку. Не знаю, все ли исуркхи из Крома отправились за нами в погоню, но тех, что попались мне на глаза, было столько же, сколько пятен на далматинце.
Я повел головой по сторонам. Динеш болтался башкой вниз, свесившись с хвоста нашего импровизированного летательного аппарата. Не уронили мы парня только благодаря толстому слою паутины, прилепившего бессознательного пилота к поверхности планера. Вообще эта дрянь была повсюду. Машура, скорчившаяся на носу, напоминала кокон, так ее опутало. Правильно, нечего было вперед батьки лезть, то есть меня отпихивать… Тут я как-то обеспокоился. Динеш вроде в отключке, сестра тоже не подает признаков жизни… Может, эта гадость ядовитая? И где теперь Ноал? А Ла Керт?
– Идиот!
Ну вот, вампир легок на помине. Летит себе, крылышками стрекозиными помахивает, только прическа растрепалась.
– Чего вы обзываетесь? – возмутился я.
– А как еще называется ди-существо, которое само лезет в объятия смерти? – высокопарно окрысился вэазар.
– Вообще-то я вполне жив, если вы этого еще не заметили, – буркнул я, а у самого та самая Маруська на душе заскребла когтями.
– Надолго ли, – хмыкнул Ла Керт. – А товарищи твои как?
Действительно, а как? Пожать плечами, когда двумя руками держишься за то, на чем лежишь плашмя, довольно трудно, так что я озвучил сомнение словами:
– Погано, кажется. А что это было-то?
– Зло, – доходчиво пояснил вампир.
– Ага, а я-то думал, чего от него морда так чешется, – фыркнул я. – Нет, а серьезно?
– Серьезно, – проворчал Ла Керт, ловя крылом восходящий поток воздуха. – Это ненависть Ноала. Разъедает сердца хуже кислоты.
– В смысле? – В носу у меня подозрительно засвербело, и я чихнул. – Фигурально выражаясь?
– Буквально, – и вампир умудрился пожать крыльями прямо в полете.
Жесть! Я прислушался к ощущениям в собственной груди. Ничего, вроде нормальные были ощущения, хотя пульс сейчас явно зашкаливал. Динеш тоже начинал шевелиться, серая пелена на нем порассосалась. На всякий случай я ухватил его за ногу – дальше не мог дотянуться – и втащил как можно дальше на крыло. Зато вот Машура так и лежала коконом. Я постарался не падать духом:
– Чего-то я не понял. Вот у меня же ничего не разъело. Ну, может, прыщи вскочат, так одним больше – одним меньше… Да и Динеш очухивается.
Ла Керт глянул на меня как-то с жалостью:
– Скажи спасибо, что девочка приняла на себя первый удар.
Эх, так бы и врезал вампиру, если б руки у меня не были заняты!
– Вы что же… А как же… – Слова забывались, присыхали к языку, наскакивали друг на друга. – Вы ее вылечите? – наконец, удалось выдавить мне.
Ла Керт сник, сиреневая шевелюра упала на глаза:
– Ноал – демиург, ты забыл? Что моя магия против его?
– Нет, это вы забыли, что я тоже демиург! И я приказываю вылечить Машуру! Приказываю попробовать, а если не получится, то я… то я…
Дыхания не хватило, будто в горле застрял бьющий в лицо ветер. Я перевел горящие глаза на исуркхов, кружащих над нами, как траурные птицы, на девушку, в кожу которой медленно впитывались последние серые нити, придавая ей пепельный цвет.
– Это все ваш распрекрасный план! – вырвалось у меня. – Ведь это вы должны были освободить Машуру и позаботиться о ее безопасности…
– Я должен заботиться о твоей безопасности, Лиан! – оборвал меня Ла Керт. – Именно это я обещал дракону Женетт. Постарайся посадить э-э… планер как можно ближе к Грани – исуркхи ее опасаются. Я тут же отправлю нас в Средний мир. На обратную дорогу энергии уйдет меньше, потому что…
Но я уже не слушал. В голове что-то щелкнуло, и все вдруг встало на свои места, как кусочки головоломки:
– Значит, поэтому вы хотели сначала в одиночку в Кром отправиться? – перебил я вампира на полуслове. – Скажите, что бы вы нам наплели, когда бы без Машуры обратно вернулись? Что пришли слишком поздно? Вы ведь знали, что Ноал будет там. Скажите, если б не упрямство ее брата, вы вообще хотя бы попытались пробраться в гнездо?
– Я не знал, что Ноал будет у исуркхов, – отвел взгляд Ла Керт. – Я только предполагал, что он может использовать аватару.
Ага, а предположениями с нами, ди-существами, делиться вэазар, значит, нужным не счел? У меня внутри все закипело:
– Это вы… Это ты, гад, Машуре велел меня защищать, а? Ты ее надоумил?
– Нет, Лиан, – вампир изобразил благородную печаль. – Я просто рассказал ей правду о тебе, а девочка сама сделала выводы. Кстати, очень правильные выводы…
– Да… какую правду, мать твою! Кто тебя вообще просил?! – уже орал я.
Динеш зашевелился, приподнимаясь на доске, и мне пришлось отвлечься на управление Торбуком. Мы уже были недалеко от Грани, и «ангелы мести» подотстали. Мне, признаться, и самому было не по себе в такой близости от вставшего на дыбы черного зеркала размером с небоскреб, но злость на Ла Керта и на самого себя пересилила осторожность. Я посадил «планер» прямо перед его отражением. Торбук проехался пузом по камням с десяток метров и встал. Вампир приземлился рядом, но я не удостоил его даже взглядом.
– Как… Машура?.. – прохрипел Динеш голосом сухим, как песок.
Я только тряхнул головой. Вдвоем мы уложили девушку на землю.
– Почему она… такая? – дрожащей рукой брат провел по ее пепельным волосам, коснулся серой щеки.
– Вот у него спроси, – зло махнул я в сторону Ла Керта и приложил ухо к груди под кожанкой.
В ушах у меня все еще свистел ветер, но мне показалось, что я услышал робкий намек – даже не на стук, а на трепет крыльев бабочки по стеклу. Может, не все еще было кончено?
Я скатал Торбук в полосатую сферу с рукоятью и красной пимпочкой на конце. Взял Машурину безвольную ладонь в свою, а свободной рукой запустил волчок. Ла Керт и Динеш в отражении Грани перестали эмоционально размахивать руками и уставились на меня. Вокруг стало очень тихо, только жужжал себе довольно Торбук.
– Лиан, что ты делаешь? – напряженно спросил вэазар.
– То, чего ты так хотел, – горько заявил я. – Отправляюсь домой и забираю Машуру с собой.
– Зачем Машуру? – потерянно развел руками саттардец.
– Чтобы вылечить, – я старался придать голосу убедительность. – Во время перехода между вселенными тело обновляется… По крайней мере мое тело обновляется. Думаю, это случится и с ней. Как только твоя сестра выздоровеет, я верну ее обратно. В Средний мир, – пояснил я Динешу. – Ла Керт перенесет тебя домой. Вы встретитесь с Машурой в Саттарде, вот увидишь.
– Но… – открыл пасть вампир, только вот выслушивать его у меня не было ни времени, ни желания.
– Я передам привет дракону Женетт. И… да, постарайтесь не попасться исуркхам, – с таким наставлением я погрузился в зеркало и позволил цветным волнам плыть сквозь себя…
17
Я открыл глаза, и сердце ежиком ткнулось в ребра: показалось, что я ослеп. Могильная чернота была холодной, пахла безлюдьем, сыростью, старыми обоями и давно кончившимися каникулами. В черноте шуршали мышиные лапки, перебирая остановившееся время. Где-то далеко-далеко свистнул паровозный гудок. Колючий комок в груди распустился и трудолюбиво застучал, согревая окоченевшее тело. Гудок означал станцию. Станция значила – Толмачево. Мой план удался – мы с Машурой оказались на Вовкиной даче. Очевидно, посреди ночи.
– Маш! – я зашарил было вокруг в темноте, но тут же отдернул руку.
Опыт путешествий с Ветром Времени подсказывал, что вряд ли на девушке сейчас был даже фиговый листок, тем более что фиг в Толмачево не водилось. Вместо того чтобы возиться на полу, я медленно встал по стеночке и пополз рукой по обоям в поисках выключателя.
– Маш? – меня начала беспокоить тишина в комнате.
Свет вспыхнул со щелчком, подобным пистолетному выстрелу. Я зажмурился, подождал, пока оранжевые круги под веками разбегутся, разожмурился. Вышел из комнаты и пошел искать одеяло – почему-то на кухню. Машура лежала в гостиной рядом с диваном: не серая, а вполне розовая, но такая же неподвижная. Одеяла на кухне не было, но в шкафчике притаилась стопка вафельных полотенец.
Я начал с того, что прикрыл ими то, что полагалось прикрыть – сперва у себя, потом у моей спутницы. На первый взгляд могло показаться, что она спит, но я знал – это не так. Все-таки из потока мы вывалились не на перину, а на крашеный деревянный пол. Нормальной реакцией на такую посадку должны быть матюги или жалобные стоны. Машура же просто валялась с закрытыми глазами, как тряпичная кукла, ставшая жертвой детсадовских мародеров. Ухо к груди снова прикладывать я не решился: сползет еще полотенечко, хозяйка очнется – неприятностей не оберешься. Пульс нащупался не сразу – тонкая венка пульсировала удивительно слабо и медленно. Или это мне так показалось, потому что собственное сердце шпарило со скоростью курьерского поезда?
Пока я ползал на коленях вокруг Машуры, по мне ползали армии мурах. Дача не отапливалась, а осень в Ленобласти еще никто не отменял – даже по случаю прибытия иновселенянки. Придерживая рукой челюсть, чтоб зубы не клацали, я размышлял, что сделать сначала – втащить гостью на диван или смотаться в кухню за водой. Думалось мне как-то очень медленно – то ли мозги уже ледком подернулись, то ли сказывалась еще в ином мире накопившаяся усталость. Наконец, вода победила, и я поплелся к раковине. Почему-то казалось очень важным привести Машуру в чувство.
Первый стакан я с жадностью выпил сам. Второй набрал за щеки и устроил Динешевой сестренке хороший душ. Страшно мне по-настоящему стало, когда я увидел, что капли стекают с кукольного лица, как дождь со статуй в Пушкинском парке. Я поднял голову девушки из лужи на полу, откинул с глаз мокрую челку – веки даже не дрогнули. Ну, и что теперь? Вызывать скорую? «Срочно приезжайте, у моей знакомой иновселенянки летаргический сон!» Может, лучше тогда сразу в психушку позвонить? А с чего звонить-то, кстати? Телефона на даче никогда не было…
Кое-как уложил Машуру на диван. Признаться, она не сопротивлялась. В единственной спальне нашлись подушка и одеяло. В шкафу – кое-какие тряпки, очевидно, старые Вовкины и его мамки-алкоголички – он с ней теперь жил и ее новым хахалем. Я напялил на себя пузырящиеся на коленях спортивки, две футболки сразу и полинялый свитер явно не Вовкиного размера – хахалев, что ли? В углу за шкафом отыскался электрический обогреватель, который я тут же и врубил, подтащив к Машуриному дивану. Попробовал отыскать часы, но они стояли. Из радио слышался только нечленораздельный хрип – приемник был бабушкиных времен, и почему его еще не пропили, непонятно. Может, как раз потому, что не брал никто. Высунул нос в щель между занавесками. В свете одинокого фонаря качал голыми ветками сад. Ветки были черные, как и все вокруг. Вот вам и разведка.
Я выключил свет. Сел на пол в изголовье дивана, завернувшись во второе одеяло на манер индейского вождя. Спираль древнего обогревателя рдела в темноте трубкой мира. Может, к утру Машуре станет лучше? Я пристроился так, чтобы моя рука все время касалась безвольного запястья, где под кожей лениво колебалась жилка. Спать не хотелось, но я должен был быть уверен, что, если все-таки усну, то почувствую, если что-то изменится.
Я смотрел на Машуру снизу вверх, смотрел долго – стесняться ведь некого, да и видно было не много. Короткие волосы, придавленные подушкой, топорщились и бросали глубокие тени на скулы, упрямый подбородок и край шерстяного одеяла. Пухлые губы чуть разомкнуты, будто девушка хотела что-то сказать, да уснула на полуслове. А что, если это вовсе не сон? Что, если я… убил Машуру, вместо того чтобы спасти? Вдруг она была слишком слаба, чтобы перенести путешествие между вселенными? Может, Ветер Времени выдул душу, связь которой с телом ослабела? Выдул и унес в Нижний мир, а сюда отправил только пустую оболочку?
– Машура! – тоскливо позвал я вот уже в который раз. – Слышишь меня?
Говорят, пациенты в коме слышат все вокруг, только ответить не могут.
– Маш, меня Динеш уроет, если с тобой что-нибудь случится, ты это знаешь? Он меня даже в этом мире достанет, уверен. Еще почище ЭРАДа. Так что ты это… Давай, просыпайся, ладненько? Ну, то есть, сейчас ночь, конечно. Так что если ты просто устала, так поспи. Только уж утром… Утром я тебя разбужу, ясно? У нас дел многа-а…
Я зевнул, чуть не вывернув челюсти. Машура молчала, соглашаясь. Где-то вдалеке забрехала собака. Даже если бы это был бладхаунд, вряд ли мои внезапно налившиеся свинцом веки приподнялись бы хоть на миллиметр.
Разбудил меня наглый солнечный луч, просунувшийся в щель между занавесками специально, чтобы щелкнуть засоню по носу. Я заморгал и постарался спрятаться от помехи. Затекшее тело подвело, я потерял равновесие и с грохотом рухнул на пол. Со сна мне почудилось, что я снова на каникулах и позорно проспал рыбалку. Но стоило протереть глаза, и реальность двинула по башке, приводя в чувство. Покряхтывая, я ухватился за диван и, подтянувшись на руках, привел себя в сидячее положение. Там, где еще несколько часов назад изображала манекен девочка из Среднего мира, теперь валялось только скомканное одеяло.
Чуть не с минуту я тупо пялился на его складки. Наконец, сложив два и два, с радостным воплем вскочил и понесся по дому на подгибающихся ногах:
– Машура-а!
На кухне против всех ожиданий никого не было.
– Маш!
В спальне тоже никого.
– Маш?
На ледяной веранде солнечный лучик заблудился в прошлогодней паутине.
– Э-э… Маш, ты тут? – вежливо постучал я в дверь пристройки, где находился дачный сортир.
Ответила мне тишина. Торопливо отлив, раз уж все равно был здесь, вернулся в спальню. Распахнул створки шкафа, достойного называться антиквариатом, если бы вместо ручек из него не торчали согнутые дугой гвозди. Показалось мне, или гардероб Вовкиной матери уменьшился на пару тряпок? Я методично обыскал крошечный домик по второму разу, но не обнаружил ни самой Машуры, ни следов ее пребывания. Из окон свободно просматривался облетевший сад. Он тоже был девственно пуст, только пара ворон злобно перекаркивалась на яблоне.
«– Все, – подумал я, устало опускаясь на колченогий табурет. – Ее наверняка забрал Ноал. Воплотился в какую-нибудь там аватару и утащил девчонку прямо у меня из-под носа, пока я дрых без задних ног».
Вороны за окном тяжело поднялись с ветки и исчезли над крышами дачных домиков. Мрачные серые тучи наползали на солнце, гоня незваного гостя прочь, туда, где было тепло и лето. Как в Среднем мире.
«А что, – кольнула меня холодом чужая, непрошеная мысль, – если мне вообще все приснилось? Дама в шляпе, волчок, Машура, Ла Керт? Я просто сбежал из дома, спасаясь от Гениных кулаков, сел на ночную электричку, вломился на Вовкину дачу, чтобы переночевать, и свалился во сне с дивана?»
Мне поплохело. Внутри будто разверзлась какая-то бездна, в которую, закручиваясь воронкой, полетело все, что я старательно раскладывал по полочкам, пытаясь придать миру хотя бы подобие логики, закономерности и порядка. У меня прихватило живот. Гадкое сосущее чувство подняло на ноги. Я бросился в гостиную: была только одна вещь, способная убедить меня, что я не схожу с ума, что все случившееся действительно произошло. Если только Ноал не забрал и ее…
Я упал на колени и лихорадочно заползал по не очень чистому полу. Где это мы вчера приземлились? Из-под стола блеснуло что-то металлическое и цветное. Я рыбкой нырнул между гнутых ножек, пальцы наткнулись на знакомую прохладную выпуклость. Торбук! Я любовно отер волчок от приставшей пыли и спрятал в карман спортивок. Значит, Ноал не нашел его в темноте, потому и забрал Машуру? Или эта вредина прочухалась и утопала сама? Только вот зачем и куда?
Я призадумался. Данное Ла Керту обещание обязывало как можно скорее разыскать дракона Женетт и вернуть ей артефакт. Почему-то я предполагал само собой разумеющимся, что властительница Среднего мира все еще находится в Питере. Но что, если она отправилась на Таити, вершину Фудзи или в Тимбукту? Да и Петербург – город не маленький. Пока я гоняюсь за дамой в шляпе, что случится с Динешевой сестрой в мире, где все выбирают пепси?
Последняя мысль решила проблему. Я засобирался. Денег на даче не обнаружилось, жратвы тоже, зато в прихожей я нашел огромные резиновые сапоги и ватник, в котором копалась в огороде еще покойная бабушка. Теперь оставалось решить, куда податься. Что могло бы привлечь иновселенянку в Толмачево? Дачки, перелесок и речка, хотя бы отдаленно напоминающие пейзажи Среднего мира? Или десятиэтажные коробки жилого комплекса и с визгом проносящиеся мимо поезда? Почесав в затылке, я медленно побрел по гравиевой дорожке между заборами.
Дачный сезон закончился, и домики вокруг стояли пустые, с запертыми дверями и занавешенными окнами. Если Машура и проходила тут, спросить было не у кого. Тучи успели сожрать солнце. Холодный ветер шевелил голые ветви садовых деревьев, заставлял их царапаться друг о друга, создавая печальную музыку осени. Я поднял воротник ватника и засунул руки глубоко в карманы. Захотелось курнуть так, что пальцы в сапогах свело.
Внезапно краем глаза я уловил движение – слева у покосившегося забора. Я замедлил шаг. Нет, точно, вот снова в жухлой траве мелькнуло что-то белое. Тьфу-ты, наверное, просто кошка! Я попер дальше, внимательно оглядывая разбегающиеся в стороны дачные аллейки и сады за оградами из крашеной сетки. Именно поэтому я не сразу заметил, что иду не один. Кошак выбрался на дорожку и теперь важно шествовал в десятке метров передо мной, задрав короткий, утолщавшийся к основанию хвост. Этот хвост морковкой заставил меня на мгновение позабыть о Машуре: белое в черную крапину животное было двойником покойной Маруськи! Да что там, если бы я собственными глазами не видел, как соседкина любимица пошла на дно, то засомневался бы в успехе нашего с Вовкой давнего предприятия.
– Кыс-кыс-кыс! – осторожно позвал я.
Кошка-копилка обернулась, громко мурлыкнула и потрусила дальше по дорожке. «Наверное, это один из бесчисленных Маруськиных котят, – успокоил я себя. – В мамку удался». Некоторое время мы шли в молчании – кошка и я. Впереди аллейка разветвлялась: налево был путь к реке, направо – улица, постепенно обраставшая асфальтом и выходившая к многоэтажкам. Маруськин потомок уверенно свернул влево. Поколебавшись мгновение, я последовал за ним.
Не забывая на ходу сканировать местность, я размышлял о том, что буду делать, если не найду Машуру. Заявлю в милицию? Да меня, скорее всего, первого же и повяжут: мать, наверное, давно уже розыск объявила. Что тогда? В Толмачево я никого не знаю, кроме пары местных ребят, с которыми тусил когда-то Вовка. По имени помню только одного, да и то потому, что фамилия у него была странная – Черноиван. Может, они могли бы мне помочь? Все-таки аборигены как-никак…
Кошка все еще вышагивала передо мной, гордо изогнув хвост и следуя поворотам дорожки. Вот странно: коты обычно через дорогу шмыгают и в кусты, а этот топает себе, как дачник на прогулке, только лужи обходит. На холме над рекой дорожка разделялась на несколько троп, и мне стало интересно, какую из них выберет зверюга. Кошак принюхался, обернулся на меня, мяукнул и уверенно засеменил к старой водокачке. Сердца коснулся неприятный холодок: именно там, за ивами, мы топили Маруську. С другой стороны, заброшенная водокачка была одним из тусовочных мест толмачевской шпаны. Что если я встречу кого-то знакомого? Конечно, холодновато сейчас, да и время школьное, только вот клали такие, как Черноиван, на школу…
На открытом косогоре за меня по-настоящему взялся ветер. Я прищурил слезящиеся глаза и постарался как можно глубже запаковаться в чужой, старостью пахнущий ватник. На кошке раздувало черно-белую шерсть, но она как ни в чем не бывало деловито трусила вниз по тропе. Из чистого любопытства я остановился, сделал вид, будто поправляю что-то в сапоге, уже изрядно набившем правую ногу. Будто почуяв спиной, зверюга тоже встала, покосилась на меня зеленым глазом и пронзительно мяукнула – звала, что ли? Мне стало не по себе. Захотелось развернуться и… нет, не бежать, но с достоинством удалиться в сторону города и вокзала, сесть на первую же электричку и никогда больше сюда не возвращаться. Но как же Машура?
Я вздохнул и снова двинулся по дорожке. Пятнистая кошка удовлетворенно затрусила дальше. Черная крыша водокачки мелькнула между ветками вековых ив, опутавших корнями речное дно. Говорили, под ивами были страшные омуты, затянувшие многих беспечных ребятишек и городских дачников. Я едва успел заметить, как кончик белого хвоста исчез в дыре под полуразвалившейся стеной, покрытой облупленной желтой краской. На заржавленной двери висел ржавый же замок, неодобрительно пялясь на меня черной скважиной-червоточиной. Меня он смутить не мог. Отогнув металлический лист, которым было забито окно, я привычно скользнул в открывшуюся щель.
Под подошвой жалобно хрустнуло битое стекло, упала и покатилась в темноту пустая бутылка. С таким же успехом я мог бы прибыть на базу с трубами и фанфарами: если тут кто-то скрывался, то о моем появлении им тут же стало известно. Я прислушался. В развалюхе восстановилась тишина, только ветер посвистывал в щелях, да скребли по крыше ивовые ветви, будто внутрь просились. Глаза постепенно привыкли к мраку, разбавленному только жиденьким светом, пробивавшимся сквозь дыры в крыше. Я вышел в ведущий от запертой двери коридор. К моему удивлению, стены в его дальнем конце озаряло дрожащее оранжевое тепло. Значит, на водокачке все-таки кто-то был?
Еще на полпути по коридору в нос мне ударил удушливый терпкий запах: этот самый кто-то курил интересные сигареты. Дым, смешивавшийся с копотью от оплывших свечей, висел кисеей под потолком базы – так толмачевские называли обширное помещение, где когда-то стояли насосы. Стены украшали граффити и путеводные надписи, посылавшие всех строем в одно и то же место. «Мне отмщение, и аз воздам», намалеванное поперек черепа красными подтекающими буквами, завершало эксклюзивный дизайн. Под этим лозунгом притулился вытертый диван с выпирающими пружинами. На нем, закинув ноги на пластмассовый ящик, изображавший столик, возлежал… Черноиван собственной персоной. Последний раз я видел его года два назад, но эту бледную, вечно припухшую, как с перепоя, морду под сине-черной, каменной от воска шевелюрой трудно было не узнать.
– Здорово, Черный! Чего один?
Я вошел в неровный, мерцающий круг света. Моя тень метнулась через импровизированный стол и уселась на диван рядом с парнем.
– А-а, Псих, – сфокусировались на мне глаза в красных прожилках. – Что, в дурдоме Ромашкино каникулы?
– Нет, меня вылечили, – серьезно ответил я, примащивая под зад свободный ящик.
– Это чем же, электрошоком? – ухмыльнулся Вовкин приятель, скаля щербатые зубы.
– Ага, – невозмутимо подтвердил я. Надо было поддерживать репутацию. – Ты следующий.
– Ну, это мы еще посмотрим, – хмыкнул Черноиван и затянулся. Огонек на кончике сигареты вспыхнул красным, как глаз циклопа. – А ты чего один?
Чтобы не пускаться в длительные объяснения про Вовку, я решил сразу перейти к делу:
– Ну, вообще-то я не совсем один. То есть… я с девчонкой одной сюда приехал. Вчера. А сегодня утром она пропала. Ушла, не сказала ничего…
– Не понравилось, значит, – заржал Черный, выхаркивая едкий дым. – Может, ты ее недотрахал? Гы! Или перетрахал?
Я вздохнул:
– Бревна, трупы и четвероногих не трахаю.
– Чё, не встает? – поинтересовался толмачевский.
– Из принципа, – пояснил я. – Слушай, есть идеи, куда она могла податься? Девчонка не местная, не знает тут никого…
– В город укатила, – пожал плечами Черноиван. С них посыпалась на диван перхоть. – Да ты забей. Хочешь? – он протянул мне замусоленный окурок.
Я покачал головой:
– Навряд ли в город. У нас бабла не было.
– А оно надо? – пухлые губы презрительно скривились. – Говорю, забей. Я тебя с Надюхой познакомлю, она всем дает. Кстати трава – вещь. Бери, пока есть, – рука с бычком ткнулась в мою сторону.
– Не, мне Ма… Машку надо найти, – я решил чуть переделать Машурино имя правдоподобия ради. – Так что я пойду. Но если увидишь тут такую, – я изобразил руками подобие вороньего гнезда в районе головы, – чернявенькую, стриженную, скажи ей… – я чуть призадумался, – нет, отведи ее на Вовкину дачу. О’кей?
– А чё, если она не захочет? – гыкнул Черный, снова сунув в рот сигарету. – Ну, чтоб вы с Вованом ее на пару ксерили?
Я закатил глаза к дырам в крыше и выдал голосом завучихи Любови Генриховны:
– Черноиван, вы живой пример того, что делают наркотики с мозгом подрастающего поколения!
Мой собеседник закашлялся, поперхнувшись дымом. Я гордо поднялся и прошествовал к дверному проему, с которого давно сорвали дверь.
– Если я скажу, где Машура, ты отдашь волчок?
Я споткнулся о брошенную в спину фразу. Не зря говорят, пассивное курение вредно для здоровья. Может, я уже до глюков надышался?
– Что ты сказал? – медленно развернулся я к Черноивану.
Тот закинул левую ногу на правую, спихнув на пол пустую банку из-под «Молотов коктейля»:
– Я сказал, хочешь снова увидеть Машуру, гони волчок, – отчетливо выговорило это чмо.
В ногах у меня разлилась странная слабость. Едва чуя под собой землю, я дотащился до своего ящика и плюхнулся на него. Надо было что-то сказать, но у меня просто не было слов.
– Вот, глотни, – парень свесился с дивана и, чуть покопавшись в мусоре, выудил оттуда еще не початую банку какого-то пойла. – Я понимаю, это трудное решение. Запей, легче станет.
Машинально взял угощение, откупорил. Горло обжег тошнотворный вкус джин-тоника. Я вскочил на ноги и запустил банкой в «аз воздам». Алкоголь брызнул во все стороны, как мое отчаяние. Подмоченный Черноиван скатился с дивана:
– Спокойно, Псих! Давай решим все без насилия.
Его слова словно сняли меня с предохранителя:
– Заткнись, Ноал! – я выхватил из кармана волчок, в моей руке переплавившийся в уже испытанный хищный ствол. – Говори, что сделал с Машурой, если хочешь жить!
– Так мне молчать или говорить? – прикинувшийся толмачевцем демиург насмешливо изогнул бровь. – К тому же чего ты добьешься, убив мою аватару? Каникул в колонии для несовершеннолетних, где тебя отпиндосят зэки и изнасилуют воспитатели? Мне твоя пукалка не принесет никакого вреда, чего нельзя сказать о сем юном невинном теле, – Ноал ущипнул себя за бледную щеку. – А бедная Машура? Она никогда больше не увидит храмитов в цвету, запертая в этом жестоком мире…
– Который подходит тебе, как сшитый по мерке гандон, – оборвал я Ноала. – Вообще, не понимаю, чего ты так рвешься в мир Оси. Там что? Средневековье, натуральное хозяйство, примитивные цивилизации, короче, никакого размаха. А у нас мафия, «Рамштайн», Интернет, экономический кризис и население, ищущее смысл бытия. Короче, есть где развернуться демиургу с зудом в творческой части, – толкая эту речугу, я потихоньку оглядывал темные углы. Может, мне повезет, и гад прячет Машуру на водокачке?
– Что, предлагаешь мне стать новым Спасителем? – скривился Ноал, кивнув на стену с библейским изречением. – Спасибо, конечно, но эта честь не по мне.
– А чего так? – я чуть отступил назад и метнул быстрый взгляд в черный проход, ведущий в соседнее помещение.
– Да распнут, чуть что не так, а это больно. К тому же ваша Земля – замкнутая самодостаточная система, успешно занятая собственным уничтожением. Из-за нее и париться не стоит. А вот миры Оси… – Ноал мечтательно зажмурился. – На одном Западе бесчисленное множество граней, лежащих под всеми возможными углами к плоскости Моррэй. Неограниченное количество самых причудливых миров, только и ждущих своего властелина. С такими воинами, как бессмертные вампиры и могучие маги, они быстро станут моими. А там – Верхний мир и выход в новую вселенную, на пути к которому одни ожиревшие от безделья герои и эта ощипанная курица Рокх…
Откровения «нового фюрера» возмутили меня настолько, что я отложил выглядывание Машуры:
– Интересно, а с чего ты взял, что народы Среднего мира и Запада встанут под твои знамена?
Ноал вскочил на щербатый подоконник и весело заболтал ногами:
– С того, что эти народы воздают своим Спасителям несколько иные почести, чем твои соотечественники. Так что я в последний раз прошу тебя вежливо: положи пушку на пол и плавно подтолкни сюда.
Надо же, и когда это демиург успел боевиков насмотреться?!
– А если я откажусь?
– Тогда, – Ноал вздохнул и взглянул мне прямо в глаза, – конец моим прекрасным планам. Но и Машуре тоже. Ты хочешь взять ответственность за ее смерть? – Зрачки демиурга, расширенные наркотиком и полумраком, словно засасывали в себя, как омут под ивами. – Это ведь не кошку утопить, Лиан. Ты сможешь жить с этим дальше?
Я вздрогнул. Откуда он мог знать?! Хотя… Какая теперь разница? Я не сомневался, что ублюдок выполнит свою угрозу.
– По-твоему, – хрипло выдавил я, – мне будет проще жить, зная, что именно я выпустил в мир Зло? Что, спасая одну жизнь, погубил тысячи, возможно, миллионы?
– Смерть одного человека – трагедия. Смерть миллионов – статистика, – поучительно произнес Ноал, смакуя слова. – К тому же не забывай, что в мире Оси души вечны. Пара сотен лет в Нижнем мире, и все павшие возродятся, чтобы насладиться благами нового, мною установленного порядка. А вот бедняжка Машура… – демиург нахмурился. – Ее душа не сможет найти дорогу домой.
– Если я отдам тебе Торбук, то и ее тело навсегда будет заперто здесь, – прошептал я, чувствуя, как пистолет в потной ладони принимает обтекаемую форму волчка.
– Ну почему же, – улыбнулся Ноал. – Думаю, на этот счет мы могли бы договориться. Если девчонка согласится, я заберу ее с собой.
– Ага, чтобы транзитом отправить к Дрокке?
– Боюсь, по ту сторону Ветра у меня будут дела поважнее. Итак? – демиург выразительно дернул подбородком в сторону волчка.
Я в последний раз провел пальцами по жизнерадостным полоскам. В горле у меня так пересохло, что пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы выдавить хоть сколько-нибудь членораздельные звуки:
– Хорошо. Торбук в обмен на Машуру. И если она захочет, ты возвращаешь ее домой.
– Разумное решение, – Ноал лучезарно улыбнулся и соскочил с подоконника.
Я наклонился, положил волчок на заплеванный пол и легонько подтолкнул. Игрушка покатилась по неровной дуге. Пальцы демиурга сгребли Торбук прежде, чем он остановился. Ноал выпрямился с длинным кинжалом в руке. Казалось, он держал искусно отточенный кусок черного льда. Глаза, когда-то принадлежавшие Черноивану, были из того же материала. Тогда я узнал, каково это, когда у тебя мерзнет сердце.
– Где Машура? – спросил я, напряженно следя за действиями Ноала.
– Машура? – взгляд демиурга с трудом оторвался от магического оружия. – На станции.
Я рванул с базы так, что чуть не снес косяк плечом.
18
Я несся через Толмачево с риском потерять сапоги, уже набившие на пятках кровавые мозоли. Внезапно вывернувшая из-за многоэтажки заляпанная «Лада» чуть не избавила меня от этой проблемы, а заодно и вообще от всех проблем. Но я только наддал ходу, не обращая внимания на орущего вслед усатого шофера. Перед глазами прыгала яркая, как в комиксах, картинка: Машура с кляпом во рту, привязанная к рельсам, и летящая прямо на нее слепая морда электрички. Короче, когда за парковкой показался желтушный павильон станции, я был уверен, что поставил новый мировой рекорд по бегу на тысячу метров.
На путях не было никого и ничего, кроме рваных пакетов и бумажек, которые игриво гонял бесприютный ветер. Зато на перроне, несмотря на позднее уже утро, кучковался народ – видно, ждали питерскую электричку. Может, я опоздал, и Машуру, как говорится, хрясь?.. Так или иначе, если буду толкаться здесь, то ничего не узнаю. Попер через парковку, лавируя между машинами, взлетел на лестницу – и завяз в потоке аборигенов, которым в Толмачево почему-то не сиделось. Я принялся работать локтями. Какая-то замотанная в пуховой платок бабулька взвизгнула, плотнее прижимая к телу раздутую кошелку:
– Вот и чего ходют тут, ходют! Время-то рабочее, вот им на работе и надо быть, лбам эдаким! Пахать на таких можно, а они…
Последнее «ходют» досталось уже не мне. Поток вытек на перрон, и на время я решил в нем остаться – под часами, в которых время разбилось на половине шестого, дежурили два мента. Неизвестно, выполнила ли мать свою угрозу насчет розыска, но выяснять это именно сейчас я не собирался. Толпа постепенно поредела – может, потому, что народ от меня шарахался. В общем, оно и понятно – видок у меня был, будто только что с палки в огороде сняли, разве что опилки из башки не сыпались. Поэтому к уткнувшемуся в газету пузатому дяденьке я обратился очень вежливо:
– Простите, пожалуйста, а тут недавно никакого несчастного случая не произошло?
– А? – Роговые очки вынырнули из-за листа «Аргументов», глаза по ту сторону мутных стекол недоуменно заморгали.
– Я говорю, тут никого поездом не задавило?
Очки смерили мою встрепанную фигуру с головы до ног, черно-белые листы раздраженно дрогнули:
– Бог подаст, – пузатый подхватил портфельчик, засунул газету под мышку и торопливо засеменил в направлении часов с ментами.
Я огляделся в поисках новой жертвы, но тут на глаза мне попалась колоритная личность, поедавшая пирожок на изрезанной афоризмами скамейке. Из-под черного дождевика выглядывали полы цветастого халата, ноги в алых шароварах болтали замызганными тапочками с обвисшими кроличьими ушами. Ворот плаща был замотан чем-то напоминавшим красные то ли чулки, то ли колготки в сеточку. Выше набитый рот трудился над очередной порцией пирожка, пока живые карие глаза с любопытством обегали перрон.
– Машура! – Я кинулся к девушке, бесцеремонно распихивая пассажиров.
– Лиан! С добрым утром в твоем мире, – как ни в чем не бывало улыбнулась она, дыша на меня жареной капустой. – Это ведь твой родной мир, да? А эти змеи зеленые тоже на кристаллах ездят? Или железные дорожки заговоренные? – тараторила иновселенянка на чистейшем русском языке. Но размышлять над этим феноменом было некогда.
– С тобой все в порядке? – Я стянул Машуру со скамейки, соседки по которой уже начали подозрительно коситься в нашу сторону.
– Ну, я чуть не померла с голоду, – протянула девушка, засовывая в рот остатки пирожка, – но щас мне уве лувше. Хошь? – И она вытащила из кармана дождевика пластиковый мешочек с еще тремя изделиями из ближайшего ларька.
– Э-э… а как ты тут оказалась? – Я послал Машуре свой самый строгий и подозрительный взгляд, игнорируя спазмы пустого желудка. – И откуда у тебя это? – я ткнул пальцем в восхитительно пахнущий пакет.
– Ой, извини, пожалуйста, – вдруг как-то смутилась Динешева сестра. – Я же ушла, не предупредив. Просто так не хотелось тебя будить… Понимаешь, я жутко голодная проснулась, а в кухне – хоть шаром покати. Ну, вот я и решила пойти поискать чего-нибудь съестного. На завтрак.
– Значит, нашла, – убито констатировал я, прислоняясь к щиту с расписанием электричек.
Все мне стало как-то фиолетово. Битва была проиграна, еще и не начавшись, потому что я осел, самый настоящий, с большой буквы О.
– Ага, но не сразу, – воодушевленно поведала Машура, выуживая из пакетика еще один пирожок. – Я по городу долго блудила, большой он.
– Блуждала, – машинально поправил я.
Девушка, жуя, затрещала дальше:
– Потом тут уже нашла… как его, – она шумно проглотила крупный кусок, – ларек. По запаху. Но они мне еду так не дали, только за деньги. Прям как у нас все.
– А деньги где взяла? – без особого интереса спросил я.
Народ вокруг дружно встрепенулся, бабки слетели со скамейки, как стайка вспугнутых жирных голубей. Вдалеке, где сплеталась паутина путей, показалась тупорылая голова электрички.
– Заработала! – гордо выпятила подбородок пожирательница пирожков. – Не спросишь, как?
– Как? – машинально повторил я, размышляя, что будет больнее: объяснить Машуре, что произошло, или шагнуть с платформы под поезд?
– Я пела! – девчонка чуть не подпрыгивала на месте от возбуждения, даже жевать позабыла. – Тут стоял менестрель с бренчалкой такой, – она изобразила в воздухе подобие гитары, чуть не выронив огрызок пирожка. – Если ему и платили, так только за то, чтоб заткнулся. У нас таких выгоняют из города, привязав задом наперед к спине собственного квадрупега. В общем, я ему говорю: «Подыграть сможешь, если я спою? Прибыль поделим». А он…
– Очень полезный талант, – не выдержав, я оборвал Машуру на полуслове. – Теперь тебе до конца жизни им придется зарабатывать.
– Что ты имеешь в виду? – выпучила глаза доморощенная Кристина Агилера.
Тут к станции с грохотом подкатила электричка, народ бросился на штурм дверей, и разговаривать стало невозможно. Пока Машура пялилась на процесс посадки, я потихоньку отбуксировал ее в тень вокзального ларька – во-первых, чтобы не затоптали, во-вторых, подальше от ментовских глаз, так и шмыгавших по пустеющей платформе.
– Так что ты там сказал? – решительно вернулась к предмету нашего разговора Машура, как только мы оказались в относительном одиночестве.
Я сделал глубокий вдох, набирая в легкие смелости:
Читать бесплатно другие книги:
