Роковая строфа Щеглова Ирина
– Андрей, мы тогда с Борисом очень нехорошо расстались, – в голосе Маши послышались близкие слезы.
– Ты рассказывала, – вспомнил Андрей, – но я и тогда тебе говорил, что наш отъезд был похож на бегство. Надо было всем нам спокойно встретиться и расставить все точки над и.
– Извини, я многое скрыла от вас с Ритой, – сказала Маша, – вы были так счастливы, а тут эти дрязги и грязь…
– Послушай, я сейчас с трудом соображаю, – Андрей мучительно подыскивал слова, – только я не понимаю при чем здесь история с Борисом и ваш с ним конфликт?
– Андрей, это очень трудно объяснить, тем более, что надо было рассказать вам раньше. – Маша напряженно сжалась, – только не подумай, что все это женские штучки, расшатавшиеся нервы, обиды и прочее, – попросила она, заметив, что Андрей хотел возразить ей. – Андрей, не перебивай меня, пожалуйста, лучше выслушай, а потом мы обсудим это, ладно?
– Хорошо, – согласился Андрей и остался сидеть у ее ног, как будто искал защиты…
– Борис стал другим, – начала рассказывать Маша, – я сразу заметила, но не придала особенного значения. Очень тяжелый был день, потом эта безобразная сцена в ресторане… Когда ты проводил Риту, я оставалась с ним в номере, пока он не угомонился. Он тогда и проговорился мне обо в сем: и о том, что он написал вам записки, и обо всем остальном. Он был словно в бреду: гордился собой, своим умом и проницательностью, кричал на меня, говорил, что я дура, а он сосватал мне тебя. Я ничего не знала. Представь, буквально сразу после нашего с твоей мамой возвращения из Иерусалима, Борис позвонил и сказал, что женится. Я даже не представляла себе, кто его невеста. Мы с тобой полетели к нему; все это в лихорадке, наспех… Но уже тогда я знала, что не пойду за тебя. Я все собиралась поговорить, сказать, объясниться.
– Маша, Машенька, успокойся, – Андрей погладил ее по руке, – тебя никто ни в чем не обвиняет. Это все давно прошло и быльем поросло.
– Прости меня, – Маша всхлипнула, – ты думаешь сейчас: вот, у меня горе, а она все вспоминает несуществующее прошлое, вместо того, чтобы помочь. Но, поверь мне, Андрей, прошу тебя! Все, что я говорю теперь – это важно. Если я не расскажу всего, то ты не поверишь.
Андрей вздохнул и кивнул головой:
– Говори, я слушаю.
– Так вот, когда мы прибыли, Борис сразу же повел себя странно. Словно, он не хотел и боялся нашего приезда.
– Да, я помню, – согласился Андрей.
– Точнее, он не хотел твоего приезда. Это меня расстроило; он повел себя так, как будто я назло ему привезла тебя, – продолжила рассказывать Маша.
– Может быть, может быть, – задумчиво произнес Андрей.
– Но, это, так сказать, предыстория, – сказала Маша. – Дальше события стали развиваться стремительно, я не успевала отслеживать и связывать одно с другим. Я хотела поговорить с Борисом о нас с тобой, но он не дал мне рта раскрыть, как только мы вошли к нему в номер, он принялся ругать меня за то, что я тяну со свадьбой. Потом пришла Рита, и он сразу же стал – само добродушие, как будто в театре актер играл одновременно две роли и вынужден был на глазах у зрителей мгновенно меняться. Это меня ошеломило, я перестала узнавать брата. Я хотела поговорить с тобой, бросилась в холл, но Борис с Ритой пришли сразу же за мной, и я опять ничего не смогла понять. Я увидела, как вы с Ритой смотрите друг на друга, и что-то начало складываться, очень неясно. Я все время была как в тумане. А тут еще Борис стал вести себя настолько безобразно, как пьяный купчишка, хвастающий своими деньгами. Боже мой, как мне было стыдно! – Маша схватилась за щеки. Андрей слушал, уже не перебивая. И она, словно ободренная его молчанием, продолжила рассказывать:
– Когда я укладывала Бориса спать он, и рассказал мне о вашем с Ритой договоре, об этих злосчастных записках со словами Шекспира. Как там: Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай… Правда, не все мне было понятно, казалось, что Борис просто бредит. Но когда я вышла от него и увидела тебя под дверью у Риты, когда ты рассказал мне обо всем, я была потрясена! Я была потрясена той чудовищной ложью, на которую решился мой любимый и единственный брат! И, из-за чего? Зачем понадобился ему этот многоступенчатый обман? Я снова ничего не решилась сказать или спросить, да и не до того было. Но ощущение незаконченности, незавершенности ситуации не проходило. И потом, у меня было время подумать обо всем этом, – она вздохнула прерывисто, словно ей не хватало воздуха, крепче сжала руку Андрея. – Только страсть, дикая, необузданная страсть, которую Борис должен был испытывать к Рите, только она могла толкнуть моего брата на такую длительную, сложную игру…
– Погоди, – перебил ее Андрей, – уж не считаешь ли ты, что Борис посмел…
– Я ни на чем не настаиваю, – сказала Маша, – и не делаю никаких выводов. Но я хочу теперь сообщить тебе о главном, – она подобралась и сцепила пальцы, так что побелели костяшки, – когда днем он проспался и вызвал меня к себе, я пришла и принесла ему Ритино письмо. Я не знаю, о чем писала Рита, но, прочитав письмо, Борис страшно разозлился. Он оскорблял меня, попрекал деньгами, грозил оставить нищей и вел себя ужасно. И, если у меня на тот момент оставались какие-то сомнения относительно того, надо ли вам с ним говорить перед отъездом, то, выслушав его, я решила, что встречаться тебе, а тем более Рите с ним не за чем.
Андрей смотрел на нее пристально, он был бледен, лицо его сделалось страшным, глаза загорелись:
– Ты была не права, – выдохнул он, – ты должна была все рассказать мне. И все-таки, поведение твоего брата ничего не доказывает.
– Погоди, это еще не все, – Маша судорожно сглотнула, – когда я уходила, в номер вошла Вика. Я так понимаю, что у них какие-то совместные дела. Потому что перед этим она звонила и он орал на нее, что она должна что-то отменить.
– Вылет, – сказал Андрей, – в тот день вечером Борис с Ритой должны были улететь на остров.
– Ах, вот оно что, – поняла Маша, – в таком случае, я понимаю, почему не последовало никаких немедленных действий с их стороны.
– Конечно, – устало подтвердил Андрей, – это было нецелесообразно на тот момент. Не выгодно.
– К тому же, им в голову не пришло, что ты и Рита находитесь у них под носом, в этой же гостинице, – продолжила Маша. – Возможно, будь у них побольше времени, я не ушла бы так легко от Вики…
– От Вики? – недоуменно переспросил Андрей.
– Да, от Вики, – подтвердила Маша, – узнав у Бориса, что я проговорилась тебе и Рите, Вика хотела устроить мне допрос с пристрастием. Но Борис не позволил. Я тогда подумала, что ему стало неловко передо мной, но потом поняла, что он просто испугался, ему нельзя было попадать в истории, связываться с администрацией гостиницы, властями, и так далее.
– Разумно, со стороны Бориса, – задумчиво произнес Андрей. – Но, что же это получается? – он вскинул голову, посмотрел на Машу и спросил, – Значит, Вика была посвящена во все эти тайны?
– Выходит, что была…
– Я предполагал нечто подобное, – пробормотал Андрей.
– Ты о чем? – удивилась Маша. – Насколько близкими людьми надо быть, чтобы знать друг о друге такое?! Значит, Вика не только телохранитель?
– Маша, – сказал Андрей, – Борис когда-то добыл себе новую игрушку. Она развлекала его, удовлетворяла его прихоти. Борису нравилась ее преданность, и он начал использовать ее по обыкновению. Вот и все.
– Вика его любовница? – ужаснулась Маша. – Но как же тогда Рита? Как же он намеревался соединить этих двух женщин? Боже мой, как все это чудовищно! – воскликнула она и разрыдалась.
– Маша, милая, не надо плакать! Прошу тебя, – уговаривал ее Андрей. – Все образуется, – не очень уверенно говорил он, – а теперь, если ты не против, давай я позвоню Ритиному отцу. Нельзя же сидеть сложа руки.
– Да, да, – всхлипывая, твердила Маша, – звони, скорее звони, может быть, что-то еще можно исправить… О, Боже мой, Боже мой! За что же ты испытываешь нас?! Я виновата! Я! – исступленно причитала она, пока Андрей, торопясь, дозванивался Ритиному отцу.
52
Соболев старший приехал не один, с ним был незаметный Сергей Иванович.
Пока мужчины молча пожимали друг другу руки в прихожей, Маша смотрела на них, опершись на дверной косяк, газа ее были уже сухими, хотя она до сих пор сжимала в руке платок.
Соболев старший сердечно поздоровался с ней, представил Сергея Ивановича, как человека компетентного. Пока Андрей варил кофе, Маша вкратце повторила свою историю. Теперь она говорила спокойно и более последовательно. Сергей Иванович изредка задавал вопросы, она отвечала. Соболев молча слушал.
Когда Маша закончила рассказывать, Сергей Иванович, подумав немного, сказал:
– Итак, насколько я понял, ваш брат полностью отошел от дел?
– Да, он передал управление Андрею, когда заболел и собирался ехать в Швейцарию, – ответила Маша.
– Я ушел из компании, – добавил Андрей.
– Давно? – заинтересовался Сергей Иванович.
– Год назад.
– Не мое дело, конечно, – равнодушно поинтересовался Сергей Иванович, – но какова причина?
– Учитывая обстоятельства, я не мог оставаться в фирме, основателем и фактическим владельцем которой был Борис Петрович, – Андрей опустил голову.
– Да, – протянул Соболев, – намудрил ты, Андрюша! До сих пор не могу понять: ты принимал помощь от человека постороннего: учился у него, работал на него. Сам измучился, Риту измучил. Все твои принципы эти, идиотские. Неужели же, нельзя было изначально обратиться ко мне? Скольких бед удалось бы избежать…
– Вы сами ответили на свой вопрос, Александр Дмитриевич, – ответил Андрей, – Шахматов был для меня посторонним человеком. Я ничего у него не просил. Он нуждался во мне так же, как и я в нем. А вы – отец девушки, которую я люблю, я не мог позволить себе прийти к вам с пустыми карманами.
– Ладно, оставим это, – отмахнулся Соболев. – Что ты думаешь, Сережа обо всем сказанном?
– Что я думаю? – Когда Сергей Иванович говорил, он имел привычку чуть прикрывать глаза. – Я думаю, что доказательств у нас нет никаких, кроме весьма эмоционального рассказа уважаемой Марии Петровны. Далее, – он жестом руки остановил Андрея, который порывался что-то сказать, – нет ничего проще, найти господина Шахматова, если он все еще сидит на своем замечательном острове. Но, если господин Шахматов не пригласит нас с вами в гости, то мы, на сегодняшний день, не имеем никаких оснований для насильственного вторжения на территорию, которая по закону является частным владением; и доступ туда должен быть санкционирован соответствующими органами.
– Что же нам делать? – спросил Соболев.
– Кое-что можно сделать. И я постараюсь пока хотя бы выяснить, где находится Борис Петрович, а так же, таинственная Вика. Кстати, ее фотография есть у кого-нибудь?
Маша пожала плечами и отрицательно мотнула головой.
– В таком случае, мне понадобиться, чтобы вы помогли составить фоторобот этой женщины.
– Но ведь это все время! Время! – простонал Андрей.
– Что вы предлагаете? – спросил Сергей Иванович.
– Надо ехать туда, немедленно! – сказал Андрей.
– Прекрасно! Поезжайте, – разрешил Сергей Иванович. – А что если, Шахматов никакого отношения к похищению вашей жены не имеет?
– Сережа, – перебил его Соболев, – не пора ли обратиться в Интерпол? Не нравится мне эта история…
– И мне не нравится, – согласился Сергей Иванович. – Но мне нужны хоть какие-то факты.
– Надо найти Валентину, – неожиданно предложила Маша.
– Кого? – спросил Сергей Иванович.
– Сиделку Бориса, – пояснила Маша. – Она ухаживала за ним в клинике, когда он был болен. Возможно, она знает что-то.
– Как ее найти?
– У меня есть номер ее телефона. Если ее нет в клинике, то можно узнать о ней у доктора, который лечил Бориса, – предположила Маша.
Андрей схватился за телефон.
– Стоп! – Сказал Сергей Иванович. Все удивленно посмотрели на него.
– Погодите звонить. Эта сиделка может быть каким-то образом замешана в дело, и мы сейчас спугнем ее. Не хотелось бы… Лучше, вот что, дайте-ка мне, Маша, номер этой Валентины и адрес клиники, где лечился ваш брат. А заодно и телефон доктора, как там его зовут?
– Вейнцель, доктор Вейнцель, – проговорила Маша.
– Прекрасно, – кивнул Сергей Иванович, получив от Маши необходимые ему сведения. – Теперь я вас покину, служба, знаете ли… Еще раз прошу, никуда не звоните, ничего не выясняйте, – он по очереди посмотрел на каждого из присутствующих.
Потом, перебросившись с Соболевым несколькими словами в прихожей, удалился.
– Кто он такой? – спросила Маша у вернувшегося Соболева.
– Сергей Иванович? О, большой человек, – неопределенно усмехнулся тот.
– Странно, ведет себя, как частный сыщик в плохом детективе, – прокомментировал Андрей.
– Ты просто раздражен и устал, – вздохнула Маша.
– Он очень дельный человек, – уверил Андрея Соболев. – Да, – продолжил он, – фоторобот Вики надо сделать, кто поедет?
– Надо вдвоем, – сказал Андрей. – Я мог что-то забыть.
– Да, – согласилась Маша, – надо ехать всем вместе.
– Я тоже ее видел, когда приезжал к Рите, – вспомнил Соболев.
53
Время текло медленно. Капля за каплей, падали ленивые секунды, как вода в неисправном кране умывальника.
Умывальник Рита обнаружила в углу за перегородкой, здесь, в крохотной узкой нише была оборудована туалетная комната. Рите удалось добраться до нее самостоятельно, от слабости она держалась за стены и немногочисленную мебель. Можно было попытаться позвать кого-нибудь, но Рита испугалась, что снова придет Вика и станет мучить ее.
Вода из умывальника с подтекавшим краном полилась теплая. Рита побрызгала себе на лицо и, не почувствовав облегчения, подождала, пока вода станет холоднее. Не дождалась. Еще она подумала о том, что нигде нет окон, хотя бы маленького оконца ей было бы достаточно, но везде окружал Риту лишь равнодушное электричество, не гаснущее никогда.
Она вернулась на кровать и прилегла. Ей казалось, что она внутри этой слепой комнаты уже целую вечность. И никто до сих пор не объяснил ей, зачем она здесь.
«Если это больница, – рассуждала Рита, – то почему не приходит врач, или медсестра? А, если не больница, то…». Она не знала, что еще можно предположить относительно ее изолированного помещения, точнее, Рита боялась признаться себе в том, что она, возможно, узница.
Окончательно придя в себя, Рита приложила ладони к животу и прислушалась к себе. «Ребенок! Мой и Андрея крохотный живой комочек, он сейчас плывет в волнах бесконечного океана и не знает, что его мама сейчас чувствует. Господи! В какой мир мы отваживаемся рожать детей своих! – шепнула она, – интересно, знает ли он, что я – его мама? – она улыбнулась своим мыслям, забывшись».
Полежав с закрытыми глазами, Рита встрепенулась и села на кровати.
– Так дело не пойдет, – вслух произнесла она, – чего я жду?
Она еще раз внимательно огляделась и тогда заметила у самого своего изголовья крохотный глазок камеры наблюдения.
– Ах, вот оно что, – задумчиво сказала она.
Камера могла означать все, что угодно. Рита, уставшая от неизвестности и беспокойства за своего нерожденного ребенка, повернулась лицом к тусклому всевидящему оку и, стараясь владеть голосом, обратилась к неведомому наблюдателю:
– Кто бы вы ни были, – сказала Рита, – я прошу поставить меня в известность относительно того, где я нахожусь. – Потом, подумав немного, заявила, – если сейчас ко мне никто не придет и не поговорит, то я сломаю камеру, как бы глупо это ни выглядело.
После своего ультиматума, Рита повернулась спиной к камере, обхватила руками колени и, положив на них подбородок, стала ждать.
Вскоре дверь распахнулась и в нее вошли Вика с каким-то чернявым человечком, одетым ярко и неряшливо в несвежую гавайскую рубаху и полотняные потрепанные брюки; в руках у незнакомца был потертый кожаный саквояж.
Вика зыркнула на Риту, оскалилась в некоем подобии улыбки и заговорила с неопрятным незнакомцем на английском.
– Вот, доктор, ваша пациентка, – представив таким образом Риту, Вика быстро пересекла комнату и подошла в плотную к кровати. – Смелее, – позвала она неуверенно топтавшегося у двери мужчину с саквояжем. Он медленно, бочком, приблизился к Вике и посмотрел на не вопросительно, склонив голову по-птичьи набок.
Вика усмехнулась, повернулась к Рите и громко сказала:
– Знакомьтесь, Рита. Этот человек доктор, он вас осмотрит. Ведите себя хорошо, – это последнее она произнесла с легким нажимом, в котором чувствовалась угроза.
Рита испуганно переводила взгляд с нее на странного доктора, который, поставив свой саквояж на прикроватную тумбочку, робко присел на краешек кровати и с любопытством посмотрел на пациентку.
– Приступайте, доктор, – поторопила Вика, – время – деньги!
Доктор встрепенулся и быстро заговорил, обращаясь к Рите на ломанном английском:
– О, да! Девочка хотеть дать мне руку, я есть буду смотреть пульс, – зачастил он, – меня не бояться, доктор никто не боится, даже маленькие дети. – Он аккуратно и бережно взял Риту за запястье, щупая пульс, а сам все заглядывал ей в глаза и улыбался широко, показывая золотые коронки.
– Ай, ай, ай, – сокрушался доктор, – девочка совсем слабый, кушать плохо, почему? Надо кушать хорошо, надо витамины, движение, – она взмахнул руками, изображая пловца. Рита улыбнулась. Доктор обрадовался и попросил открыть рот, потом близко склонился и заглянул в зрачки.
– Девочка очень хорошо здоровье, – обратился он к Вике, – только слабость. Надо кислород и витамины, – он растерянно обвел руками стены. – здесь нельзя…
– Благодарю, – сухо ответила Вика, – а теперь, вам пора, – напомнила она. Доктор вскочил, поклонился Рите, кивнул Вике и быстро вышел из комнаты. Вика последовала за ним. У дверей она обернулась и сказала:
– Сломаешь камеру, я лично с тобой разберусь, поняла?
Рита вспыхнула и отвернулась. Она не хотела верить, что Вика здесь единственное начальство. Должен быть кто-то еще, она помнила смутно, но помнила… Если, это не была галлюцинация. Рита с негодованием глянула на камеру:
– Не понимаю, – сказала она, – вы что, трусите? Немедленно объясните, что здесь происходит!
Она вскочила и принялась быстро ходить по комнате. Из одежды на ней была только длинная батистовая ночная рубашка. Она припоминала, что в тот день, когда она садилась с Викой в машину, на ней было шифоновое платье, но где теперь все ее вещи? Ее телефон, ее сумка? Она думала, что найдет их в шкафу или тумбочке, но нигде не обнаружила даже намека на то, что было с ней в тот злополучный день.
Снова явилась Вика с целым подносом всевозможной еды. Она вынуждена была открывать дверь ногой, так как у нее были заняты руки. Рита забилась в угол и наблюдала оттуда, как Вика устанавливала поднос на тумбочке. Покончив с этим, Вика не глядя на Риту, сказала сквозь зубы:
– Иди, ешь свои витамины, – и, предупреждая вопрос, продолжила, – не терпится тебе, да? Сейчас к тебе придут и все объяснят.
Она удалилась стремительно, одарив напоследок Риту такой улыбкой, что у той мурашки побежали по коже.
Есть не хотелось. Рита даже решила, было, что не станет есть, пока ей не скажут правды. Но, вспомнив о ребенке, заставила себя подойти к подносу и взяла кусок хлеба. Фрукты она есть опасалась. В судке была какая-то запеченная рыба, и Рита рискнула съесть немного, потом подумала и добавила к своему рациону банан. В желудке сразу же образовалась неприятная тяжесть. Рита пожалела, что пожадничала, нашла в холодильнике минеральную воду и пила ее маленькими глотками. Все это время она старалась ни о чем не думать, просто ждала.
Дверь, наконец, открылась. Рита вскрикнула и выронила стакан с водой. Вошедший был ни кем иным, как Борисом Шахматовым.
– Ты!? – крикнула Рита, вскакивая с постели.
Борис чуть замешкался у входа, словно решаясь: входить ему, или нет. Решившись, он вскинул голову, бросил на Риту немного смущенный взгляд, сделал несколько шагов по направлению к ней, остановился, улыбнулся растерянно:
– Как видишь… Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.
– Это что, шутка? – еле слышно произнесла Рита.
– Послушай, Марго, – Борис обратился к ней так, как обращался год назад, – ты, наверное, сердита, и я тебя понимаю. Я бы тоже рассердился. Да что там, я просто на стенку влез бы от злости, окажись я на твоем месте…
– Ты о чем? – Рита смотрела на него недоуменно. – Что ты мне сейчас говоришь? Ты пьян, или сошел с ума? Я тебя русским языком спрашиваю, что происходит? Где, я в конце концов!?
– А-а. – протянул Борис, – ты у меня в гостях.
– Хороши гости, – бросила Рита, обхватив руками плечи, словно ей стало зябко. – В гости приезжают добровольно.
– Но ведь, ты хотела, – вкрадчиво сказал Борис, сделав еще один шаг к Рите, – помнишь, Марго, ты хотела жить на острове… Покой, красота, океан…
– Что? – глаза Риты расширились от ужаса, – какой остров? Ты хочешь сказать, что я нахожусь на том самом острове, который ты купил?
Борис рассмеялся абсолютно довольный Ритиной реакцией. Он подошел совсем близко, схватил ее за плечи и, глядя прямо в глаза, прошептал:
– Да, Марго. Да. Я позволил себе не спросить твоего желания, решив единолично, что мы должны разобраться в наших проблемах без посторонних. И, как мне кажется, я имел на это полное право, после твоего бесстыдного бегства из Женевской гостиницы. Ведь ты не спросила тогда моего мнения?
Рита отшатнулась:
– Ты просто маньяк! – в ужасе крикнула она.
– Возможно, – согласился Борис, – но кто виноват в том, что я стал таким? Только любовь, Марго, только любовь…
– Неправда! – вспыхнула Рита, – любовь здесь ни при чем. Ты начал со лжи, а закончил преступлением. Ты ненормальный!
– Ненормальная у нас – ты, – парировал Борис. – Но, я вижу, у тебя нет настроения разговаривать, как цивилизованные люди, а потому я покину тебя, любовь моя, и приду к тебе, когда ты будешь более покладистой. – Он повернулся к ней спиной, совершенно не опасаясь нападения с ее стороны, или был абсолютно уверен в том, что ей некуда деться, да и Вика, видимо, караулила за дверью. Он ушел, оставив Риту в состоянии близком к шоковому.
54
Маша сидела за столом на кухне и вспоминала.
Она вспоминала, как в мае прошлого года она с Андреем и Ритой вернулась из Женевы. И какая была радостная вокруг их приезда и предстоящей свадьбы. Как счастливы были Андрей и Рита, каким замечательным человеком оказался Ритин отец, ведь именно он помог ей потом, когда все немного пришли в себя… И еще: она помнила недоумение Истоминых и то, как они приглядывались к Рите и к ней, Маше, когда она попросила у них приюта…
Она не могла вернуться в Завидово. Она, владелица дома и двух квартир в центре Москвы, оказалась на положении бездомной.
– Понимаешь, – объясняла она Андрею, – это не мое. Я не могу жить в доме, он принадлежит Борису, как и все остальное. Ведь я только юридически владею всем этим, фактически, я нищая…
Этот разговор состоялся уже после свадьбы, когда немного улеглись страсти и шумиха в прессе пошла на убыль. Пока молодые ездили в свадебное путешествие, Маша тихо жила у Истоминых, мучаясь сознанием того, что ей надо каким-то образом избавляться от имущества брата, а она не знала, как к этому подступится. Ей не хотелось существовать на иждивении у родителей бывшего жениха, но она не знала чем ей можно заняться, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Родители Андрея видели, что с Машей неладно, но они не решались первыми спросить. И только перед возвращением молодоженов Маша собралась с силами и открылась сначала матери Андрея, а потом и отцу.
– Я тебя очень хорошо понимаю, – сказал Истомин старший, – и предлагаю тебе: оставайся у нас, живи сколько хочешь. Не думай ни о чем. Андрей поможет тебе разобраться с делами Бориса, работу найдем, будешь чувствовать себя совершенно другим человеком! И знай, я тебя очень уважаю, – торжественно сказал он, – редкий мужчина решился бы на такое, тем более, что ты – юридически являешься владелицей вех этих денег и домов…
– Господи, Володя, – вступала в разговор его жена, – но ведь Машеньке что-то все равно полагается по закону. Она имеет право на жилье, и…
– Плевать! – стукнул кулаком по столу Истомин старший, – если уж рубить, то сплеча! Маша, ты все правильно решила, на том и стой. Все собери в кучу и отдай, до копейки!
Вернулись из круиза по Средиземному морю счастливые, загорелые молодожены. В аэропорту их встречали всей семьей, Соболев старший шутил, что теперь у них огромный клан, или картель, как кому больше нравится. Рита, расцеловавшись со всеми, подошла к Маше и, обняв ее, прошептала на ухо:
– Машенька, родная, если бы не ты! Как я счастлива!
Решено было ехать всем вместе к Соболеву старшему. На этот раз Истомины не сопротивлялись, потому что Владимир Иванович и Александр Дмитриевич явно чувствовали взаимную симпатию.
Маша не знала, что именно отец Андрея первым поговорил о ней с Соболевым; но на следующий день Андрей Дмитриевич пригласил Машу к себе в кабинет и, расспросив ее обо всем подробнее, сказал, что если она ему довериться, то он поможет ей безболезненно решить.
– Мария Петровна, вы уверены в том, что хотите отказаться от всего имущества в пользу вашего брата? – спросил он напоследок. – Я, все-таки, должен вам напомнить, что вы имеете право на некоторую часть этого имущества, хоть вы, по вашему утверждению и не способствовали его накоплению.
– Да, уверена, – тихо подтвердила Маша.
– Я понимаю, что вы не рассказываете мне всего, – вздохнул Соболев, – возможно, вы правы, и это ваше решение единственно возможное. Но, в то же время, вы должны помнить, что у ваших родителей и у вашего дяди тоже были квартиры и накопления. Насколько я понимаю, вы с вашим братом – единственные наследники?
– Да.
– Значит, от имущества, завещанного вам родителями или дядей, вы не отказались бы?
Маша пожала плечами.
– Я к тому все это говорю, – терпеливо объяснял ей Соболев, – что вы вполне можете рассчитывать на отдельную квартиру, хотя бы. Ваши родители не одобрили бы, если бы вы вдруг оказались на улице. Разрешите мне немного поворчать на вас, – с улыбкой попросил Соболев. – Дело в том, что я могу вам купить любую квартиру, или дом, по вашему выбору…
Маша испуганно вскинула на него глаза.
– Знаю, знаю, – остановил ее Соболев, – вы не хотите принимать такой помощи. Поэтому я вам предлагаю следующее: мы сделаем полный расчет, все официально заверим и проведем по документам, и вы станете законной владелице вашей личной квартиры. Я вас уверяю, моя дочь и я – мы в огромном долгу перед вами. Позвольте же мне хоть как-то отблагодарить вас. Пожалуйста! – он взял ее за руку и улыбнулся.
Маша тоже улыбнулась сквозь слезы и кивнула головой, положившись на Соболева.
Маша вздохнула и оглядела свою кухню. За год она успела обставить квартиру, «обрасти вещами» – как она, смеясь, говорила Рите. Маша гордилась тем, что она теперь работает и сама себя обеспечивает. Андрей с Ритой открыли PR-агентство, где Маша теперь и трудилась менеджером по связям с общественностью.
За год Борис ни разу не сообщил о себе. Но Маша знала, что Соболев встречался с адвокатом Бориса, чтобы решить все финансовые вопросы.
Несколько раз Маша пыталась связаться с братом по Интернету, но, по-видимому, Борис сменил адрес электронной почты, как и номер своего телефона. Маша спрашивала у Соболева, не знает ли он что-нибудь о Борисе. Но Соболев ничего не знал; адвокат сообщил, что клиент не уполномочил его сообщать место своего нахождения.
Таки образом, Маша оставалась в полном неведении до последнего времени, когда таинственное исчезновение Риты, навело ее на невеселые размышления и воспоминания. сопоставляя так и эдак события прошлого, Маша все сильнее убеждалась в том, что ее подозрения не беспочвенны. Но она совершенно не представляла себе, что надо делать, чтобы спасти Риту.
Из состояния задумчивости ее вывел звонок Андрея. Он сказал, что появился Сергей Иванович, и есть новости.
55
После ухода Бориса в комнате остался перегоревший спиртовой запах. Рита, сначала не обратившая на него внимания, через некоторое время стало явственно ощущать его. Потом ей стало казаться, что совершенно нечем дышать, она хваталась за горло и открывала рот, как рыба выброшенная на берег. Наконец, подкатила тошнота, и Рита бросилась за перегородку.
Через несколько минут она, бледная и расслабленная лежала на кровати, холодный пот выступил у нее на лбу.
– Это просто токсикоз, – уверяла она себя, – это пройдет, скоро пройдет. Надо думать о ребенке, только о нем… Все остальное – не важно.
Кормили ее на убой. Каждый день хмурая Вика трижды в день приносила заставленные блюдами подносы. Борис не появлялся.
Рита, собрав в кулак всю свою волю, заставляла себя есть. Правда, токсикоз усиливался, лишенная свежего воздуха и медицинской помощи Рита, сильно похудела. Вика, наблюдавшая время от времени пленницу на экране монитора, стала задумываться.
Рита не знала, какая погода на улице, день или ночь. Она была лишена связи с миром, она была лишена всего, даже времени. О том, какое сейчас время суток, Рита догадывалась, по содержанию подносов, приносимых Викой. Кофе, соки, яичница, овсянка, тосты – значит, утро; суп, мясо или рыба, салаты – обед; что-то легкое, молочные продукты, запеканки, фрукты – ужин. Вика не спрашивала, нравиться ли Рите то, или иное блюдо, не интересовалась, чего бы хотелось пленнице, но еду приносила исправно, так же исправно убирала грязную посуду.
Вика же принесла ей сумку с одеждой, бросив ее у порога комнаты. Так же бросала она чистые комплекты с постельным бельем, небрежно приказывая:
– Поменяй…
Рита замкнулась в себе, решив, что надо выждать время, не вступать в конфликты и вообще – терпеть. Она знала, что ее ищут. Но, по видимому, найти ее было трудно, поэтому надо ждать и надеяться, чего бы это ни стоило.
Она попыталась сосчитать, сколько дней уже находится здесь и с этих пор стала аккуратно отмечать каждые три прихода Вики, как один день. Она знала, что это не точно, но все-таки, примерное представление о времени немного успокаивало ее.
Однажды с подносом зашел Борис. На этот раз она не почувствовала запаха спиртного. Лицо Бориса было угрюмым. Зато он буркнул:
– Доброе утро…
Риту несказанно обрадовало это «доброе утро», оно словно протянуло ей тонкую ниточку связи с действительностью.
Борис поставил поднос и присел на кровать.
– Штормит, – сказал он, спохватился, опустил голову. – Марго, почему ты так плохо ешь? – спросил он.
– Аппетита нет, – ответила Рита.
– Послушай, тебе ведь, наверное, хочется выйти, погулять? – Он заискивающе глянул Рите в глаза, потянулся к ее руке. Она отодвинулась непроизвольно, ощутив непреодолимое отвращение.
– Раньше ты не боялась меня, – грустно усмехнулся Борис.
– Раньше я не была твоей пленницей, – ответила Рита.
– Вспомни, Рита, ведь ты сама хотела сюда приехать, добровольно! И не как пленница, а как моя жена! – напомнил Борис.
– Борис! – взмолилась Рита, – то, что ты сделал – чудовищно! Я живой человек, свободный, как и ты, как и все люди на земле. Разве ты не читал мое письмо? Да, каюсь, я ушла от тебя, не поговорив, но здесь не только моя вина. Ты использовал всех нас: меня, Андрея, даже свою родную сестру! Вся эта история с записками по Интернету, ведь это сплошной обман. Ты воспользовался моей болезнью и нашей с Андреем нерешительностью…
– Кто не рискует, тот не пьет шампанское! – перебил ее Борис. – Ты дала мне слово быть моей женой, ты позорно сбежала с этим мальчишкой, теперь я вернул себе то, что принадлежит мне по праву сильнейшего, – он распалял себя, глаза его горели, – заметь, я не принуждаю тебя, не издеваюсь, не обвиняю, я жду! Жду. Когда ты образумишься и позовешь меня. Но, ты, по видимому, не хочешь идти мне навстречу, ты хочешь крутых мер?
Рита сжалась и молчала.
– Молчишь? – Борис схватил ее на руки и швырнул на кровать. – Ты хотела любви? Я тебе сейчас покажу, что такое любовь!
Он навалился на нее сверху и попытался губами поймать ее губы. Рита, не сопротивлявшаяся до сих пор, вдруг затряслась, побледнела, глаза у нее закатились, и ее стошнило. Борис едва успел отпрянуть.
– Черт знает что, – сказал он вскочив с кровати. Продолжая чертыхаться, он принялся разглядывать свои руки и рубаху.
– Вика! – заорал он и поспешно покинул бесчувственную Риту.
Вскоре он вернулся, Вика была с ним. Она принесла чистое белье и флакончик с нашатырем.
Приведя Риту в чувство, Вика согнала ее с кровати и велела пойти умыться.
Меняя белье, Вика насмешливо сообщила Борису:
– Похоже, пирожок-то с начинкой, а?
– Что? – не понял тот.
– Беременна девчонка, вот что, – прошипела Вика.
– С ума сошла!
– А ты у нее сам спроси.
Оба прислушались как за перегородкой льется вода.
– Спорим, она не выйдет оттуда, пока мы с тобой не покинем помещение? – уже откровенно смеясь, сказала Вика.
– Тогда давай уйдем, – испуганно предложил Борис, – мне что-то не по себе…
Читать бесплатно другие книги:
