Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник) Говард Роберт

3. Возвращение оракула

Конан стремительно обернулся и окинул взглядом кустарник. Убийцы нигде не было видно; чуть поодаль высокая трава была примята и влажно отблескивала чем-то темным. Затаив дыхание, он напряженно вслушивался в тишину. Деревья и кусты, усеянные крупными мертвенно-бледными цветками, были темными, неподвижными и зловещими, отчетливо вырисовываясь на фоне сгущающихся сумерек.

На задворках сознания у Конана проснулись и зашевелились первобытные страхи. Неужели к случившемуся приложили руку жрецы Кешана? Если так, то где же они сами? И сам ли Зархеба, в конце концов, бил в гонг? Он снова вспомнил Бит-Якина и его загадочных слуг. Но Бит-Якин мертв и давно превратился в скелет, обтянутый ссохшейся кожей, обреченный вечно приветствовать восходящее солнце из своей крошечной пещеры. А вот куда подевались его слуги, можно было только гадать. Ведь доказательств того, что они покинули долину, у него не было.

Конан вдруг подумал о Муриэле, оставшейся в одиночестве и без защиты в огромном дворце, населенном тенями. Он повернулся и побежал обратно по темной аллее; но даже бежал он так, как бежит настороженная пантера, замирая в прыжке и успевая посмотреть по сторонам, в любой миг готовясь нанести смертельный удар.

Громада дворца мрачно высилась за деревьями, но сейчас он заметил и кое-что еще – красноватые отблески костра, пляшущие на полированном мраморе. Он растворился в кустах, окаймлявших древнюю аллею, скользнул между стволами и подобрался к кромке открытого пространства перед входом. До него долетели голоса; трещали факелы, и свет их плясал на эбеновой блестящей коже. Жрецы Кешана прибыли.

Они пришли не по заросшей травой и кустами аллее, как рассчитывал Зархеба. Очевидно, в долину Алкмеенона вел далеко не единственный тайный проход.

Они столпились на широких мраморных ступенях, подняв над головами факелы. Во главе процессии он заметил Горулгу, чей профиль, подсвеченный отблесками пламени, казался высеченным из бронзы. Остальные были его аколитами, черными гигантами, на коже которых острыми искорками и блестками отражался свет факелов. В самом хвосте виднелся гигант-негр исключительно свирепой наружности, при виде которого Конан поморщился. Это был Гварунга, тот самый человек, который, по словам Муриэлы, и открыл тайну подводного входа Зархебе. Интересно бы знать, насколько глубоко он погряз в интригах стигийца?

Конан поспешил к открытой галерее, стараясь держаться в тени кустов. Жрецы не оставили часового охранять вход. Факелы постепенно удалялись по длинному темному коридору. Прежде чем они добрались до двустворчатой двери в дальнем конце, Конан взбежал по ступенькам и пристроился сзади. Бесшумно перебегая вдоль стены от одной колонны к другой, он достиг большой двери в тот момент, когда они уже почти пересекли огромный тронный зал. Свет их факелов разогнал темноту. Они не оглядывались. Страусовые перья кивали в такт шагам, туники из шкуры леопарда странным образом контрастировали с мрамором и металлическими украшениями старинного дворца. Жрецы гуськом пересекли просторную комнату и на мгновение остановились перед золотой дверью слева от тронного помоста.

В огромном помещении зловещим эхом раскатился звучный голос Горулги, выговаривающий высокопарные фразы, непонятные притаившемуся слушателю; затем верховный жрец распахнул золотую дверь и вошел, непрестанно кланяясь в пояс, а за его спиной факелы опускались и взмывали вверх, разбрасывая шипящие искры, когда аколиты последовали примеру своего наставника. Дверь закрылась за ними, отрезая все звуки, и Конан устремился через тронный зал к алькову позади трона. Ветер, гуляющий по залу, и то производил больше шума, чем он.

Тоненькие лучики света ударили из отверстий в стене, когда он отодвинул потайную панель. Скользнув в нишу, он приник к ней лицом. Муриэла сидела на помосте, сложив руки перед грудью, опираясь затылком о стену, в нескольких дюймах от его глаз. Он ощутил нежный аромат ее духов. Разумеется, Конан не мог видеть ее лица, но по ее позе можно было заключить, что она невозмутимо устремила взгляд в неведомые дали, глядя поверх бритых голов коленопреклоненных чернокожих гигантов. Конан одобрительно улыбнулся. «Маленькая шлюха – настоящая актриса», – сказал он себе. Он знал, что внутри она вся трепещет от ужаса, но внешне ничего не было заметно. В неверном свете факелов она выглядела в точности так, как та богиня, которую он видел лежащей на этом возвышении, если только можно было вообразить себе богиню, буквально излучающую жизненную силу.

Горулга тем временем монотонно декламировал что-то на незнакомом Конану наречии, скорее всего, какое-нибудь заклинание на древнем языке Алкмеенона, передаваемое жрецами из поколения в поколение. Оно казалось бесконечным, и Конан начал терять терпение. Чем дольше продлится это представление, тем тяжелее придется Муриэле. Если она не выдержит и сломается… Он поправил пояс, чтобы меч и кинжал были под рукой. Мысль о том, что маленькую распутницу будут мучить и пытать чернокожие воины, была ему невыносима. Но вот речитатив – глубокий и явно зловещий – наконец оборвался, и аколиты ответили верховному жрецу криками согласия. Подняв голову и простирая руки к неподвижной фигуре на возвышении, Горулга вскричал звучным голосом в манере, свойственной кешанским жрецам:

– О великая богиня, обитательница неведомых пределов, отвори свое сердце и разомкни уста внемлющему рабу твоему, склонившему голову к праху у твоих ног! Говори, великая богиня священной долины! Тебе ведомы пути, которыми нам только предстоит пройти. Тьма, ослепляющая нас, – все равно что сияние полуденного солнца для тебя. Пролей свет своей мудрости на путь слуг твоих! Глашатай богов, поведай нам, как они желают, чтобы мы поступили с Тутмекри из Стигии?

Уложенные в высокую прическу блестящие волосы, отливающие бронзовым в свете факелов, дрогнули. Чернокожие дружно ахнули от страха и священного трепета. В полной тишине до ушей Конана отчетливо донесся голос Муриэлы, зазвучавший холодно и отстраненно, хотя коринтийский акцент заставил его поморщиться.

– Боги повелевают вам изгнать стигийца и его шемитских псов прочь из Кешана! – Она в точности повторяла его слова. – Они – воры и предатели, злоумышляющие ограбить богов. Зубы же Гвалура необходимо вверить попечению генерала Конана. Он должен стать главнокомандующим армий Кешана. Он – любимец богов! – На последней ноте голос девушки предательски дрогнул, и лоб Конана покрылся холодным потом – он решил, что Муриэла находится на грани нервного срыва.

Но чернокожие ничего не заметили, равно как не обратили внимания и на ее коринтийский акцент, о котором даже не подозревали. Они негромко хлопнули в ладоши и забормотали в священном страхе и изумлении. Глаза Горулги вспыхнули фанатичным блеском в свете факелов.

– Елайя заговорила! – восторженно вскричал он. – Такова воля богов! Давным-давно, во времена наших предков, на это сокровище был наложено проклятие, и оно было спрятано по велению богов, вырвавших его из зубов Гвалура, Князя Тьмы, при рождении мира. По велению богов Зубы Гвалура были сокрыты; по их же велению они вновь придут в мир. О богиня, рожденная среди звезд, позволь нам удалиться в тайное место, где ждут своего часа Зубы Гвалура, чтобы вручить их тому, кого боги отметили своей благосклонностью!

– Я позволяю вам удалиться! – ответствовала мнимая богиня, сопроводив свои слова столь повелительным жестом, что Конан вновь заулыбался во весь рот, а жрецы попятились, и страусовые перья и факелы снова закивали в такт их почтительным телодвижениям.

Золотая дверь затворилась, и богиня со стоном повалилась на возвышение.

– Конан! – едва слышно всхлипнула она. – Конан!

– Тише! – прошипел он сквозь отверстия и, повернувшись, выскользнул из ниши и задвинул панель на место.

Бросив взгляд в дверной проем, он увидел удаляющуюся вереницу факелов, но в то же время заметил и отблески света от другого источника. Впрочем, Конан не успел толком удивиться, как тому нашлось объяснение. Взошла луна, и ее лучи косо падали сквозь проемы в куполе, которые каким-то странным образом усиливали свет. Значит, сверкающий купол Алкмеенона не был досужей выдумкой. Похоже, внутреннюю его сторону облицевали необычным хрусталем, который горел белым пламенем и встречался только в горах на черном континенте. Свет залил тронный зал, проникая даже в соседние комнаты. Но, направившись к двери в тронный зал, Конан вдруг резко обернулся – его внимание привлек шум, доносившийся, как ему показалось, из коридора, отходящего от алькова. Он присел у его начала, вглядываясь в темноту и вспоминая звук гонга, который завлек его в смертельно опасную ловушку. Свет из купола падал лишь на небольшой участок узкого коридора, но там никого не было. Тем не менее Конан готов был поклясться, что расслышал чью-то крадущуюся поступь как раз за пределами круга лунного света.

Пока он колебался, за его спиной вдруг раздался сдавленный женский крик. Влетев в дверь, расположенную за троном, он замер, пораженный открывшимся ему невероятным зрелищем.

Факелы жрецов исчезли из большого зала – но один из жрецов оставался на месте: Гварунга. Злобные черты его лица исказились яростью, и он держал перепуганную Муриэлу за горло, не давая ей криком позвать на помощь, и грубо тряс ее.

– Предательница! – С его толстых красных губ срывалось шипение кобры. – Что за игры ты затеяла? Разве Зархеба не объяснил тебе, что ты должна сказать? Да, Тутмекри рассказал мне все! Ты предала своего хозяина или это он с твоей помощью решил обмануть своих друзей? Шлюха! Я сверну тебе твою лживую башку – но сначала…

Расширившиеся глаза пленницы, которыми она уставилась куда-то поверх его плеча, подсказали гиганту-чернокожему, что творится неладное. Он отпустил ее и резко развернулся, и в это мгновение меч Конана обрушился на него. От удара он рухнул ничком на мраморные плиты пола и застыл. Из жуткой раны на голове у него толчками хлестала кровь.

Конан шагнул вперед, чтобы добить раненого, – он знал, что, поскольку чернокожий неожиданно дернулся, клинок лишь скользнул по его черепу, – но Муриэла с отчаянием вцепилась в него.

– Я сделала так, как ты велел! – истерически всхлипывала она. – Забери меня отсюда! Пожалуйста, забери меня отсюда!

– Мы пока не можем уйти, – проворчал он. – Я хочу проследить за жрецами, чтобы узнать, где они прячут сокровища. Может, после них там еще останется что-нибудь. Где тот рубин, что ты носила в волосах?

– Наверное, он упал на помост, – запинаясь, пробормотала девушка и принялась шарить руками по возвышению. – Я очень испугалась – когда жрецы ушли, я побежала искать тебя, но это животное где-то спряталось и потом схватило меня…

– Ладно, поищи его, пока я избавлюсь от тела, – распорядился он. – Ну, давай же! Этот камень сам по себе стоит целое состояние.

Она заколебалась, словно ей очень не хотелось возвращаться в загадочную комнату, но потом, когда он ухватил Гварунгу за пояс и потащил его в альков, она повернулась и вошла в комнату оракула. Конан свалил бесчувственного чернокожего на пол и поднял меч. Киммериец слишком много времени провел в диких местах земного шара, чтобы питать какие-либо иллюзии насчет милосердия. Единственный безопасный враг – это мертвый враг. Но, прежде чем он успел нанести последний удар, отчаянный крик остановил уже занесенный клинок. Он донесся из комнаты оракула.

– Конан! Конан! Она вернулась! – Крик внезапно оборвался, сменившись непонятным бульканьем и шарканьем.

Конан, ругаясь, выскочил из алькова, одним прыжком перемахнул возвышение для трона и влетел в комнату оракула еще до того, как крик смолк окончательно, но замер на пороге, ошеломленно глядя прямо перед собой. Муриэла мирно лежала на возвышении, смежив веки, и как будто спала.

– Какого дьявола ты тут разлеглась? – ледяным тоном осведомился он. – Сейчас не самое подходящее время для шуток…

Он оборвал себя на полуслове, скользнув взглядом по бедру цвета слоновой кости, обтянутому атласом юбки, на которой должна была зиять прореха от пояса до подола. Он помнил о ней, потому что сам разорвал ее, когда безжалостно сдирал легкую ткань с сопротивляющейся танцовщицы. Но эта юбка была совершенно целой. В мгновение ока Конан оказался на помосте и приложил ладонь к телу – и тут же отдернул ее, словно обжегшись, ощутив под пальцами ледяную мраморную неподвижность смерти.

– Кром! – пробормотал он, и глаза его превратились в щелочки яростного синего пламени. – Это не Муриэла! Это – Елайя!

Теперь-то он понял, что означал тот отчаянный вскрик, что сорвался с губ Муриэлы, когда она вошла в комнату. Богиня вернулась. Зархеба раздел ее, чтобы обрядить в ее одеяние самозванку. Тем не менее сейчас богиня была облачена в расшитый драгоценными камнями атлас, то есть выглядела совершенно так же, как тогда, когда Конан увидел ее в первый раз. Он вдруг ощутил, как волосы дыбом встали у него на затылке.

– Муриэла! – вдруг закричал он. – Муриэла! Где ты, дьявол тебя забери?

Стены насмешливо отразили его голос. На первый взгляд, в комнате не было другого выхода, кроме золотой двери, и никто не мог войти или выйти из нее без его ведома. Но невозможное произошло: Елайя вернулась на помост за те несколько минут, что прошли с того момента, как Муриэла вышла из комнаты и угодила в лапы Гварунге; в ушах у него все еще звенел крик Муриэлы, но коринтийка как сквозь землю провалилась. Тому могло быть только одно объяснение, если отбросить в сторону темные домыслы, предполагавшие сверхъестественное вмешательство: где-то в комнате имелась другая – потайная – дверь. И еще не успев додумать эту мысль до конца, Конан уже увидел ее.

В том, что казалось сплошной мраморной стеной, появилась тонкая перпендикулярная щель, в которой застрял клочок шелка. В следующее мгновение Конан склонился над ним. Это был кусок ткани от юбки Муриэлы. Догадаться о том, как он здесь оказался, было несложно. Юбку прищемила закрывающаяся дверь, и кусок оторвался, когда ее уволокли похитители, кем бы они ни были. И этот жалкий лоскут выдал наличие двери, не позволив ей закрыться полностью.

Сунув в щель кончик кинжала, Конан всем телом налег на него. Лезвие согнулось, но, сделанное из прочной акбитанской стали, не сломалось. Мраморная дверь распахнулась. Держа меч наготове, Конан осторожно заглянул в приоткрывшуюся щель, но не заметил ничего угрожающего. Свет, падавший из комнаты оракула, озарил короткий пролет лестницы с высеченными из мрамора ступенями. Распахнув дверь во всю ширь, он сунул кинжал в щель в полу, чтобы не дать ей закрыться, а потом без колебаний стал спускаться по мраморным ступеням. Он ничего не увидел и не услышал. Через дюжину ступеней лестница закончилась узким коридором, дальний конец которого терялся в непроглядной тьме.

Он вдруг замер на нижней ступеньке, превратившись в статую, глядя на мозаичные фрески, покрывавшие стены, смутно различимые в тусклом свете, просачивающемся сверху. Искусство явно было пелиштимским; он сам видел похожие фрески на стенах Асгалуна. Но здешние сюжеты не имели ничего общего с Пелиштимом, за исключением одной человеческой фигуры, часто встречающейся на фресках: худощавого белобородого старика, на лице которого безошибочно читались соответствующие расовые признаки. Похоже, здесь были изображены разные части дворца. На нескольких фресках изображалось помещение, в котором он узнал комнату оракула с фигурой Елайи, простершейся на помосте слоновой кости, и чернокожими гигантами, стоящими перед ней на коленях. А за стеной, в нише, виднелся и древний пелиштимец. Впрочем, здесь были и другие фигуры – они ходили по дворцу, выполняли приказания пелиштимца и вытаскивали невообразимых созданий из подземной реки. Конан несколько мгновений рассматривал их, словно зачарованный, и дотоле непонятные фразы из пергаментного свитка вдруг обрели смысл. Разрозненные кусочки головоломки встали на место. Тайна Бит-Якина и его слуг перестала быть тайной.

Конан повернулся, всматриваясь в темноту и чувствуя, как ледяная сороконожка пробежала у него по спине, а потом с кошачьей осторожностью, но без колебаний двинулся вперед, все дальше и дальше уходя в темноту. Слабо освещенная лестница осталась позади. В воздухе висел тот же самый аромат, который он уловил во дворе с гонгом.

Теперь из темноты впереди до него доносились отчетливые звуки – то ли шарканье босых ног, то ли шуршание ткани о камень, он не мог разобрать в точности. Но мгновением позже его вытянутая рука уперлась в преграду, в которой он распознал металлическую дверь, покрытую резными узорами. Он нажал на нее, но безуспешно, и острие его меча тщетно искало какую-либо щель. Она настолько плотно прилегала к дверному косяку и порогу, что слилась с ними в единое целое. Конан навалился на нее всем телом, так что ступни его заскользили по полу, а на висках вздулись жилы. Все было напрасно; пожалуй, такую преграду не одолело бы и стало бешеных слонов.

Пытаясь открыть дверь, он вдруг услышал другой звук, который мгновенно распознал, – скрежет ржавого железа, какой производит опускающийся рычаг. Он отреагировал мгновенно, так что звук, реакция на него и действие почти совпали. Он изо всех сил прыгнул назад, а сверху ударила волна воздуха, и оглушительный грохот потряс подземный туннель. Его поранили мелкие осколки – огромная каменная глыба, как он сразу угадал по звуку, рухнула на то место, где он только что стоял. Промедли он хотя бы долю секунды, и она раздавила бы его, как муравья.

Конан вернулся назад. Где-то за этой железной дверью осталась попавшая в плен Муриэла, если она до сих пор жива, конечно. Но пройти сквозь эту дверь он был не в состоянии, а если останется здесь, то сверху может обрушиться еще одна глыба и похоронить его под собой. Он ничем не поможет девушке, превратившись в кровавое месиво. Продолжать поиски в этом направлении не было никакого смысла. Он должен вернуться наверх и придумать обходной вариант.

Конан повернулся и поспешил к лестнице. Оказавшись в круге тусклого света, он с облегчением вздохнул. Но, едва он ступил на лестницу, как свет померк и мраморная дверь наверху захлопнулась с гулким стоном. На мгновение Конана захлестнула паника. Запертый в черном туннеле, он резко развернулся на ступенях, сжимая в руке обнаженный меч и яростно вглядываясь в темноту, ожидая нападения кого угодно, хоть самих призраков. Но из туннеля не доносилось ни звука, ни движения. Или люди за дверью – если это были люди – решили, что раздавили его, обрушив сверху каменную глыбу, что, без сомнения, было осуществлено с помощью какого-то скрытого механизма? Тогда почему дверь наверху тоже захлопнулась? Конан на ощупь двинулся вверх по лестнице, каждый миг ожидая удара ножом в спину и стремясь поскорее утопить панику в бешенстве кровавой схватки.

Навалившись всем телом на дверь на верхней ступеньке, он выругался, обнаружив, что она не поддается его усилиям. И вот, когда он занес правую руку с зажатым в ней мечом, чтобы нанести удар по мрамору, левая его ладонь вдруг наткнулась на металлический засов, который явно встал на место после того, как дверь закрылась. В мгновение ока он отодвинул его, и дверь уступила перед его натиском. Он ворвался в комнату, прищурив глаза, словно живое олицетворение бешеной ярости, страстно желая сразиться с врагом, кем бы он ни оказался.

Торчавший в полу кинжал исчез. Комната была пуста, и помост тоже. Елайя пропала.

– Будь я проклят! – пробормотал киммериец. – Значит, она жива, в конце концов?

Раздосадованный, он уже направился было к тронному залу, как вдруг, словно по наитию, шагнул за трон и заглянул в альков. На мраморном полу, на том месте, где он сбросил бездыханное тело Гварунги, виднелась кровь – но и только. Чернокожий исчез бесследно, как и Елайя.

4. Храм Зубов Гвалура

Глаза ему застлала слепая ярость. Он понятия не имел, где искать Муриэлу и с чего начинать поиски Зубов Гвалура. И тут Конан сообразил, что должен проследить за жрецами. Не исключено, что в том месте, где хранятся сокровища, он наткнется на какую-нибудь ниточку, которая приведет его к девушке. Шанс казался ничтожным, но все-таки это было лучше, чем бесцельно бродить по дворцу.

Торопливо шагая по полутемному огромному коридору, выходящему на галерею, он почти ожидал, что вот сейчас оживут жуткие тени и набросятся на него, сверкая клыками и когтями. Но лишь учащенный стук собственного сердца сопровождал его, когда он ступил на залитые лунным светом мраморные ступени.

У подножия широкой лестницы он огляделся, пытаясь по неуловимым признакам понять, в какую же сторону идти. И нашел то, что искал, – лепестки, упавшие на траву, подсказали ему, что здесь рука или край одежды зацепили цветущую ветку. Под тяжелыми шагами примялась трава. Конан, выслеживавший волков в родных горах, не встретил непреодолимых трудностей, разыскивая следы кешанских жрецов.

Они уходили в сторону от дворца и вели через клумбы, заросшие экзотическими растениями с большими неяркими цветками с переливчатыми лепестками, углубляясь в зеленое переплетение кустарника, ветки которого при малейшем прикосновении роняли цветки. Наконец он вышел к скальному массиву, который, подобно замку сказочного великана, выдавался из горной гряды, приближаясь едва ли не вплотную ко дворцу, который тем не менее почти скрылся из виду за деревьями, увитыми виноградными лозами. Очевидно, чересчур разговорчивый жрец в Кешии ошибался, когда уверял, будто Зубы спрятаны во дворце. Следы уводили его в сторону от того места, где исчезла Муриэла, но в Конане крепла убежденность в том, что каждая часть долины соединяется с дворцом подземными переходами.

Присев в бархатно-черной тени кустов, он принялся изучать скальный массив, который гордо вздымался впереди, залитый лунным светом. Его покрывали необычные, гротескные резные рисунки, изображавшие людей, животных и звероподобных существ, которые могли быть богами или демонами. Здешний художественный стиль настолько отличался от принятого в остальных частях долины, что Конан мельком подумал, уж не принадлежит ли он другой расе или времени и не является ли он сам осколком забытой цивилизации, следы которой затерялись в глубине веков еще в ту пору, когда люди Алкмеенона впервые пришли в долину.

В скальном массиве виднелась распахнутая настежь дверь, и над нею в камне была вырублена гигантская голова дракона, так что дверной проем казался разинутой пастью твари. Сама дверь была сделана из резной бронзы и, судя по виду, весила несколько тонн. Замка он не заметил, но несколько штырей, торчащих из массивного торца, свидетельствовали о наличии какого-то запорного механизма, известного, без сомнения, лишь жрецам Кешана.

Следы показывали, что Горулга и его приспешники вошли в эту дверь. Но Конан колебался. Если дождаться, пока они выйдут оттуда, то дверь, скорее всего, попросту захлопнется у него перед носом, а он может и не открыть ее снова. С другой стороны, если он пойдет туда за ними, они могут выйти и запереть его внутри.

Наконец, решившись, он проскользнул в широкий проход. Где-то здесь находились жрецы, Зубы Гвалура и, возможно, ключ к разгадке похищения Муриэлы. А непосредственная угроза жизни до сих пор не мешала ему добиваться своей цели.

Лунный свет на несколько ярдов освещал широкий туннель, в котором он оказался. Прямо впереди Конан разглядел слабое свечение и расслышал эхо непривычных песнопений. Выходит, жрецы ушли совсем недалеко. Перед тем как лунный свет померк окончательно, туннель привел его в просторную комнату, не слишком, впрочем, большую, но с высоким сводчатым потолком, инкрустация которого испускала слабый фосфоресцирующий свет. Конан знал, что в этой части света подобные явления – в порядке вещей. Освещение получилось призрачным и жутковатым, но он разглядел каменное изваяние в образе животного, сидящее на гробнице, и черные провалы шести или семи туннелей, выходящих из комнаты. В самом широком из них – расположенном сразу за неведомой тварью, которая сидела мордой к выходу, – он заметил дрожащие отблески факелов, тогда как фосфоресцирующее свечение оставалось ровным, и услышал, что речитатив стал громче.

Он бесстрашно шагнул в туннель и вскоре уже осторожно заглядывал в пещеру, размерами превосходящую ту, которую он только что покинул. Здесь фосфора на потолке не было, зато свет факелов освещал большой алтарь, на котором бесстыдно восседала омерзительная тварь, отдаленно похожая на жабу. Перед этим отвратительным божеством стоял на коленях сам Горулга с десятком своих аколитов, отвешивая земные поклоны и напевая что-то непонятное. Конан понял, почему они ушли так недалеко. Было совершенно очевидно, что вступление в тайное хранилище Зубов Гвалура представляло собой сложный и неспешный ритуал.

Он уже начал терять терпение, когда монотонный речитатив наконец смолк, жрецы поднялись с колен и вошли в туннель, открывающийся за спиной идола. Покачиваясь, факелы втянулись в черную, как ночь, сводчатую комнату, и Конан поспешил за ними. Особой опасности быть обнаруженным не было. Он скользил в тени, как истинное порождение ночи, а чернокожие жрецы были полностью поглощены своим церемониальным маскарадом. Похоже, они даже не заметили отсутствия Гварунги. Прошествовав в огромную пещеру, вдоль стен которой своеобразными галереями тянулись уступы, они вновь предались молитвенному песнопению перед очередным алтарем, на котором восседала тварь – еще более отвратительная тварь, чем прежде.

Конан притаился в черном зеве туннеля, оглядывая стены, отражающие мрачный свет факелов. Он заметил резную лестницу, ведущую наверх с одного уступа на другой; свод пещеры полностью терялся в темноте.

Он судорожно вздрогнул, когда песнопения резко оборвались, и коленопреклоненные чернокожие вскинули головы. Они замерли в этом положении, запрокинув лица кверху, а на высоком своде вдруг вспыхнуло призрачное голубоватое сияние, поначалу ослепительно яркое, а потом ставшее болезненно-пульсирующим. Сияние осветило галерею, и верховный жрец пронзительно вскрикнул, а аколиты послушно подхватили его возглас. Очередная вспышка высветила стройную белую фигуру в атласном одеянии и золотых украшениях, инкрустированных самоцветами. Тут свечение стало прерывистым, сменившись короткими вспышками, в которых нельзя было разглядеть вообще ничего, а белая фигурка превратилась в размытый силуэт цвета слоновой кости.

– Елайя! – вскричал Горулга, и его коричневое лицо посерело. – Почему ты последовала за нами? Что тебе нужно?

В ответ раздался нечеловеческий голос, эхом отразившийся от сводчатого потолка, многократно усилившийся и ставший совершенно неузнаваемым.

– Горе неверующим! Горе лживым детям Кешии! Смерть тем, кто предал свою богиню!

Жрецы завопили от ужаса. В свете факелов Горулга походил на опешившего стервятника.

– Ничего не понимаю! – запинаясь, пробормотал он. – Мы – верные дети твои. В комнате оракула ты сказала нам…

– Забудьте о том, что слышали в комнате оракула! – прокатился по пещере жуткий голос, многократно усиленный эхом, создавая впечатление громоподобного рева сотен глоток. – Опасайтесь мнимых пророков и ложных богов! Демон в моем обличье говорил с вами во дворце, изрекая лживые пророчества. А теперь слушайте и повинуйтесь, потому что только я – подлинная богиня, и я даю вам последний шанс избежать ужасной судьбы, уготованной вам. Достаньте Зубы Гвалура из крипты, куда они были помещены много веков назад. Алкмеенон утратил прежнюю святость, потому что его осквернили хулители. Передайте Зубы Гвалура в руки Тутмекри, стигийца, дабы он поместил их в святилище Дагона и Деркето. Только так можно спасти Кешан от участи, уготованной ему демонами ночи. Возьмите Зубы Гвалура и уходите; немедленно возвращайтесь в Кешию; там отдайте сокровища Тутмекри и схватите чужеземного дьявола, именующего себя Конаном, и сдерите с него кожу живьем на главной площади.

Жрецы повиновались без колебаний. Стуча зубами от страха, они поспешно вскочили на ноги и ринулись к двери, видневшейся за спиной звероподобного божка. Процессию возглавлял Горулга. Они на мгновение столпились в проеме, повизгивая от боли, когда пылающие факелы роняли капли горячей смолы на черные тела; наконец они протиснулись сквозь дверь, и затихающий топот их ног стал удаляться по туннелю.

Конан не последовал за ними. Его охватило неуемное желание разобраться в том, чему он только что стал свидетелем. Действительно ли это была Елайя, как подсказывал ему выступивший на лбу холодный пот, или же это опять оказалась маленькая вздорная Муриэла, предавшая его в конце концов? Если так…

Прежде чем в туннеле исчез отблеск последнего факела, Конан уже несся вверх по каменной лестнице. Голубоватое свечение угасало, но он по-прежнему мог видеть призрачно-белую фигурку, неподвижно замершую на галерее. Кровь застыла у него в жилах, когда он приблизился к ней, но Конан и не подумал остановиться. Он подошел к ней вплотную, сжимая в руке обнаженный меч и возвышаясь, подобно воплощению самой смерти, над застывшей фигуркой.

– Елайя! – прорычал он. – Мертва, как и тысячу лет тому назад! Ха!

Из темной пасти туннеля позади него вынырнул темный силуэт. Но внезапный быстрый топот босых ног достиг ушей киммерийца. Он развернулся, стремительный, как кошка, и успел уклониться от удара, нацеленного ему в спину. Когда сверкающая полоса чужого клинка просвистела рядом, он нанес ответный удар с силой и яростью разъяренного питона, и длинное прямое лезвие насквозь продырявило нападавшего, на добрых полтора фута высунув кончик у него между лопаток.

– Готово! – Конан выдернул меч, и человек повалился на пол, хрипя и содрогаясь в конвульсиях.

Но вот мужчина дернулся в последний раз и замер. В меркнущем свете Конан разглядел черное тело и эбеновое лицо, жуткое в голубоватом сиянии. Он только что убил Гварунгу.

Конан перевел взгляд с трупа на богиню. Сыромятные ремни под коленями и грудью поддерживали ее в вертикальном положении. Она стояла, прижатая к каменному выступу, и ее густые волосы, прикрепленные к колонне, не давали голове упасть на грудь. С расстояния в несколько ярдов ремешки были уже совершенно незаметны в неверном свете.

– Похоже, он пришел в себя после того, как я спустился в туннель, – пробормотал Конан. – Скорее всего, он заподозрил, что я ушел вниз. И тогда он выдернул кинжал, – Конан нагнулся и вырвал оружие из немеющих пальцев, окинул его быстрым взглядом и вернул на прежнее место у себя за поясом, – и захлопнул дверь. Потом он притащил сюда Елайю, чтобы обмануть своих легковерных братьев. Это ведь он кричал совсем недавно. Под этой резонирующей крышей узнать его голос было решительно невозможно. А это пульсирующее голубое пламя – оно сразу показалось мне знакомым. Это обычный фокус стигийских жрецов. Должно быть, Тутмекри научил его этому трюку.

Гварунга легко мог попасть в пещеру раньше своих собратьев. Будучи явно знакомым с расположением подземных каверн – по картам или по слухам, значения не имеет, – он вошел в пещеру позже остальных с богиней на руках. Он двинулся обходным путем по туннелям и переходам, пока не оказался вместе со своей ношей на балконе, в то время как Горулга и его аколиты совершали свои бесконечные ритуалы.

Голубоватое сияние погасло, но Конан уже заметил другое свечение, исходящее из одного из коридоров, который выходил на уступ. Чуть дальше по этому коридору, очевидно, находилась еще одна россыпь фосфора, потому что он узнал его ровное слабое сияние. Коридор вел туда же, куда ушли жрецы, и он решил пойти по нему, а не спускаться вниз, в темноту огромной пещеры. Вне всякого сомнения, он соединялся с другой галереей в какой-нибудь комнате, которая и могла быть конечной целью жрецов. Он быстро зашагал по нему, и по мере продвижения свет становился ярче, пока Конан не начал различать пол и стены туннеля. Впереди и чуть ниже вновь раздавалось хоровое пение жрецов.

И вдруг дверной проем по левую руку от него осветился фосфоресцирующим сиянием, и до его слуха донеслись негромкие истерические всхлипы. Конан резко развернулся и заглянул в дверь.

Взору его предстала комната, вырубленная в скале, а не пещера естественного происхождения, как прочие. Сводчатый потолок издавал фосфоресцирующее свечение, а стены почти сплошь покрывали арабески чеканного золота.

У дальней стены на гранитном троне, застывшим навеки взглядом взирая на арочный дверной проем, в непристойной позе сидел отвратительный Птеор, бог Пелиштима, изваянный из бронзы, чрезмерно раздутые атрибуты мужественности которого отражали примитивную грубость его культа. А на его коленях простерлась белая фигурка…

– Будь я проклят! – проворчал Конан.

Он окинул комнату подозрительным взглядом, не обнаружил второго выхода или других обитателей, после чего бесшумно подошел к девушке, белоснежные плечи которой содрогались от рыданий. Лицо она закрывала руками. С толстых золотых кандалов на ручищах идола сбегали золотые цепочки, прикованные к тонким браслетам на ее запястьях. Конан опустил руку на ее обнаженное плечо, и она вздрогнула, вскрикнула и обратила к нему залитое слезами лицо.

– Конан! – Она рванулась к нему, чтобы по привычке припасть к его груди, но цепочки удержали ее на месте.

Он разрубил золотые путы как можно ближе к запястьям и проворчал:

– Тебе придется походить с этими украшениями, пока я не отыщу подходящее зубило. Отпусти меня, дьявол тебя забери! Вы, актрисы, слишком уж эмоциональны. Кстати, что с тобой стряслось?

– Когда я вернулась обратно в комнату оракула, – всхлипывая, начала она, – я увидела, что богиня лежит на возвышении в том же положении, в каком я впервые увидела ее. Я окликнула тебя и даже повернулась, чтобы бежать к двери, но тут кто-то схватил меня сзади. Чья-то рука зажала мне рот, и меня потащили к панели в стене, а потом вниз по ступенькам и темному коридору. Я не видела, кто держит меня, пока мы не прошли через большую металлическую дверь и не оказались в тоннеле, свод которого светился, как в этой комнате. Вот только я едва не лишилась чувств, когда увидела своих похитителей! Они не были людьми! Это были серые, заросшие волосами дьяволы; они ходят как люди, но разговаривают на тарабарском языке, который невозможно понять. Они просто стояли и, кажется, ждали чего-то, а один раз мне даже показалось, будто кто-то пытается открыть дверь. Тогда одно из этих существ потянуло металлический рычаг в стене, и по другую сторону двери что-то с грохотом обрушилось на землю. Потом они опять потащили меня по бесконечным извилистым коридорам и каменным лестницам, пока не приволокли в эту комнату, где приковали к коленям этого гадкого идола, после чего ушли. Ох, Конан, кто они такие?

– Слуги Бит-Якина, – пробормотал он. – Сперва я нашел манускрипт, из которого кое-что уразумел, а потом наткнулся на фрески, которые рассказали мне остальное. Бит-Якин был пелиштимцем, который случайно забрел в эту долину со своими слугами уже после того, как народ Алкмеенона покинул ее. Он нашел тело принцессы Елайи и обнаружил, что жрецы время от времени возвращаются сюда, чтобы принести ей подношения, потому что уже тогда ее почитали как богиню. Он сделал из нее оракула, а сам стал голосом этого оракула, стоя в нише, которую вырубил в стене позади помоста слоновой кости. Жрецы так ничего и не заподозрили, поскольку ни разу не видели ни его самого, ни его слуг, потому что они неизменно прятались, когда сюда приходили люди. Бит-Якин жил и умер здесь, о чем жрецы так никогда и не узнали. Одному Крому известно, как долго он обитал тут, но никак не меньше нескольких веков. Мудрецы Пелиштима знают, как растянуть свою жизнь на несколько столетий. Я сам видел некоторых из них. Почему он жил здесь один и почему решил сыграть роль оракула – об этом мы уже никогда не узнаем, но, полагаю, оракул ему потребовался для того, чтобы сохранить за городом статус священного и неприкосновенного, дабы ему никто не докучал. Он кормился тем, что жрецы приносили в качестве подношений Елайе, а его слуги ели все остальное – я всегда знал о том, что из озера, в которое горцы Пунта сбрасывают своих мертвецов, вытекает подземная река. Эта же река протекает и под дворцом. Там, внизу, к ней спускаются лестницы, с которых можно выловить трупы, которые несет вода. Бит-Якин записал все это на пергаменте и изобразил на настенных фресках. Но в конце концов он умер, слуги мумифицировали его тело в полном соответствии с указаниями, которые он им оставил перед смертью, и сунули в пещеру в скалах. Об остальном догадаться несложно. Слуги, наверняка более живучие, нежели он, остались здесь, но когда следующий верховный жрец пришел говорить с оракулом, они попросту разорвали его на куски, лишившись хозяина, который мог бы удержать их. Так что с тех пор – пока не появился Горулга – за советом к оракулу не приходил больше никто. Совершенно очевидно, что они подновляли одеяние и украшения богини точно так же, как это делал Бит-Якин. Нет сомнений и в том, что где-нибудь неподалеку имеется потайная запертая комната, в которой хранятся шелка, чтобы не сгнили раньше времени. Они одели богиню и принесли ее обратно в комнату оракула после того, как ее похитил Зархеба. Да, кстати, они отрубили Зархебе голову и подвесили ее на дереве.

Девушка вздрогнула, но потом вздохнула с облегчением.

– Значит, он больше никогда не ударит меня.

– Да, по эту сторону ада, – согласился Конан. – Ну, ладно, идем дальше. Гварунга со своей похищенной богиней все мне испортил. Я намерен проследить за жрецами и попробовать украсть у них добычу после того, как они добудут ее. А ты держись ко мне поближе. Я не могу терять времени, разыскивая тебя повсюду.

– А как же слуги Бит-Якина? – со страхом прошептала девушка.

– Придется рискнуть, – проворчал Конан. – Не знаю, что у них на уме, но до сих пор они не продемонстрировали желания выйти на свет и сразиться лицом к лицу. Идем.

Взяв ее за руку, он вывел ее из комнаты, и они зашагали по коридору. По мере продвижения они стали различать монотонный речитатив жрецов и негромкий зловещий шум воды, временами заглушавший их голоса. Свет стал ярче, когда они вышли на высокую галерею в огромной пещере и посмотрели вниз. Их глазам предстало фантастическое и завораживающее зрелище.

Над головами у них сиял фосфоресцирующий свод; в ста футах ниже тянулся гладкий пол пещеры. Из противоположной стены вырывался глубокий и бурный поток, пенящийся в каменном русле. Он, резвясь и играя, пересекал пещеру и вновь терялся во тьме. Поверхность его отражала падающий сверху свет; темные бурлящие воды сверкали, словно усыпанные живыми самоцветами всех цветов радуги – морозно-голубыми, кроваво-красными, искристо-зелеными.

Конан со своей спутницей остановились на одном из уступов, что тянулись вдоль всей стены наподобие галерей. От их уступа каменный мост, представлявший собой природную арку, пересекал огромное внутреннее пространство пещеры, соединяясь с узким уступом на той стороне, за рекой. В десяти футах под ним пещеру пересекала еще одна, более широкая арка. По обеим сторонам эти летящие над пропастью пролеты заканчивались резными лестницами.

Взгляд Конана, следуя прихотливым изгибам пролета моста, начинавшегося у подножия утеса, на котором они стояли, вдруг уловил какой-то блеск, отличавшийся от мертвенного свечения фосфора. На маленьком уступе напротив них в стене пещеры зияло отверстие, в которое заглядывали звезды.

Но его внимание приковало разворачивающееся внизу действо. Жрецы достигли места своего назначения. К стене пещеры примыкал каменный алтарь, но идола на нем не было. Стояло ли изваяние позади него, Конан разглядеть не мог, потому что благодаря то ли игре света, то ли изгибу стены пространство позади алтаря было погружено в кромешную тьму. Жрецы воткнули свои факелы в отверстия в каменном полу, образуя полукруг света перед алтарем на расстоянии нескольких ярдов от него. Потом они и сами встали на колени, образуя еще один полукруг, теперь уже внутри полумесяца факелов, и Горулга, воздев руки над головой и воззвав к богам, наклонился к алтарю и возложил на него ладони. Тот приподнялся и откинулся набок, словно крышка шкатулки, обнажив под собой небольшую крипту.

Сунув в нее длинную руку, Горулга вытащил оттуда маленький медный сундучок. Вновь опустив алтарь на прежнее место, он поставил сундучок сверху и откинул крышку. Зрителям, жадно взиравшим на происходящее с верхней галереи, вдруг показалось, что оттуда вырвался сноп живого ослепительного света, который окутал сундучок дрожащим ярким сиянием. Сердце замерло у Конана в груди, и он машинально схватился за рукоять меча. Наконец-то он добрался до Зубов Гвалура! До сокровища, которое сделает его обладателя самым богатым человеком в мире! Он со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

А потом он заметил, что пламя факелов и сияние фосфоресцирующего потолка начинают меркнуть. Алтарь окутала чернильная темнота, если не считать пятна яркого света, отбрасываемого Зубами Гвалура, которое все увеличивалось в размерах. Чернокожие превратились в базальтовые статуи, и за спиной у каждого змеились гигантские гротескные тени.

Теперь уже весь алтарь окутало зловещее пламя, высветившее профиль оцепеневшего Горулги. А потом вдруг загадочное пространство за алтарем стало видимым. Медленно, не отставая от расширяющегося круга света, из тени одна за другой выступали молчаливые зловещие фигуры.

Поначалу они походили на огромные каменные статуи, мохнатые и отвратительно похожие на людей; но глаза их были живыми и горели ледяным яростным огнем. А когда мертвенное дрожащее сияние осветило их лица, Горулга закричал и отшатнулся, вскинув руки, словно пытаясь защититься от вселенского ужаса.

Но чья-то длинная рука метнулась через алтарь, и огромная бесформенная лапища сомкнулась у него на горле. Вопящего и барахтающегося верховного жреца поволокли на алтарь; на голову ему обрушился кулак размером с внушительный валун, и крики Горулги стихли. Сломанной безжизненной куклой он обмяк на алтаре, а из расколотого черепа наружу потекли мозги. А затем слуги Бит-Якина, подобно приливной волне, вырвавшейся из ада, захлестнули чернокожих жрецов, оцепеневших от ужаса.

И началась бойня, жестокая и беспощадная.

Конан увидел, как черные тела, словно снопы соломы, мелькают в нечеловеческих руках убийц, жуткой силе и стремительности которых не могли противостоять мечи и кинжалы жрецов. Он видел, как людей вздергивали за ноги и с размаху ударяли головами о каменный алтарь. Он видел, как пылающий факел, поднятый рукой одного из чудовищ, вонзился в глотку какого-то бедняги, который извивался в руках монстров, державших его, тщетно пытаясь вырваться. Он видел, как другого человека разорвали на две части, как цыпленка, и отшвырнули их в разные стороны. Бойня оказалась недолгой и разрушительной, как свирепый ураган. Последовала вспышка кровавой жестокости, и вот уже все было кончено, и лишь один несчастный с криками бросился обратно в туннель, по которому жрецы пришли сюда. За ним в погоню устремились забрызганные кровью фигуры, похожие на демонов ада, тянущих к нему окровавленные руки.

Беглец и его преследователи исчезли за поворотом погруженного во тьму туннеля, и крики человека замерли вдали.

Муриэла упала на колени, обхватив ноги Конана; она уткнулась в них лицом и крепко зажмурилась. Она превратилась во всхлипывающий и дрожащий комок плоти, объятый ужасом. А вот Конан не растерялся. Бросив быстрый взгляд на проем, в котором светили звезды, и еще один – на сундучок, который по-прежнему стоял на алтаре, заливая все вокруг зловещим светом, он вступил в отчаянную игру со смертью.

– Я спущусь за сундучком! – крикнул он. – Оставайся здесь!

– О Митра, нет! – Она в страхе повалилась на пол и ухватила его за сандалии. – Не уходи! Не уходи! Не оставляй меня!

– Лежи смирно и помалкивай! – коротко бросил он, высвобождаясь из ее цепких объятий.

Он не стал спускаться по винтовой лестнице и в безумной спешке принялся перепрыгивать с уступа на уступ. Когда его ступни коснулись пола, монстров нигде не было видно. Несколько горящих факелов все еще торчали в своих гнездах, фосфоресцирующий свет дрожал и дробился на стенах, а бегущая рядом река бормотала совсем по-человечески, искрясь невообразимым свечением. Тьма, возвестившая о появлении слуг, исчезла вместе с ними. И только трепещущий блеск сокровищ в медном сундучке остался неизменным.

Он схватил его, жадным взглядом окинув его содержимое: незнакомые камни непривычной огранки, горевшие ледяным неземным огнем. Конан захлопнул крышку, сунул сундучок под мышку и помчался вверх по ступенькам. У него не было никакого желания встречаться с дьявольскими слугами Бит-Якина. Одного взгляда на них ему хватило, чтобы расстаться с любыми иллюзиями относительно их бойцовских качеств. Он затруднился бы сказать, почему они выжидали так долго, прежде чем напасть на непрошеных гостей. Да и вообще, что мог знать человек о мотивах или мыслях этих чудовищ? То, что они обладали разумом и ловкостью, сопоставимыми с человеческими, было ясно и так. И здесь, на каменном полу пещеры, валялись кровавые свидетельства их дьявольской жестокости.

Коринтийка по-прежнему лежала на галерее, где он и оставил ее. Конан схватил ее за руку и рывком поднял на ноги, проворчав:

– По-моему, нам самое время уходить!

Девушка была ошеломлена настолько, что явно не отдавала себе отчета в происходящем; она безропотно позволила увлечь себя на мостик, повисший над бездной. И только когда они оказались над бурлящим потоком, она посмотрела вниз, испуганно ахнула и наверняка бы упала, если бы Конан не поддержал ее. Грубо прикрикнув на нее, он подхватил ее свободной рукой под мышку и понес, нелепо размахивающую руками и ногами, по горбатому мостику к проему, призывно манящему их на другой стороне. Даже не поставив девушку на ноги, он устремился в короткий туннель, начинавшийся сразу за проемом. Мгновением позже они оказались на уступе по другую сторону скал, кольцом окаймлявших долину. В каких-нибудь ста футах под ними волновалось в свете звезд море джунглей.

Глянув вниз, Конан шумно выдохнул с облегчением. Он не сомневался, что сумеет спуститься вниз, пусть вместе с сундучком и девушкой; а вот в том, что сумел бы подняться сюда, даже без поклажи, он отнюдь не был уверен. Он опустил сундучок, все еще перепачканный кровью Горулги и его мозгами, на уступ и уже собрался снять пояс, чтобы привязать его себе на спину, когда раздавшиеся позади неожиданные звуки, зловещие и безошибочно узнаваемые, заставили его резко обернуться.

– Стой на месте! – крикнул он потрясенной коринтийке. – Не двигайся! – И, выхватив из ножен меч, он скользнул обратно в туннель, вглядываясь в темноту впереди.

Примерно на середине верхней арки он увидел серую бесформенную фигуру. Один из слуг Бит-Якина шел по его следу. Не было сомнений в том, что тварь заметила их и пустилась в погоню. Конан не колебался. Пожалуй, ему будет легче оборонять вход в туннель – но схватку следует закончить как можно скорее, пока не вернулись остальные слуги.

Он взбежал на мостик, прямо навстречу приближающемуся монстру. Это была не обезьяна, но и не человек. Ему противостояло неуклюжее жуткое чудовище, вышедшее из загадочных и безымянных джунглей юга, где под сводами деревьев кишела жизнь, не знавшая владычества человека, и барабаны грохотали в храмах, куда никогда не ступала нога смертного. Как древний пелиштимец умудрился обрести над ними власть – и при этом отправиться в вечную ссылку – оставалось мрачной загадкой, ломать голову над которой у Конана не было ни желания, ни возможности.

Человек и монстр встретились на самой середине пролета, а в ста футах под ними ревела и пенилась черная река. Когда чудовище с лицом каменного идола, тело которого покрывали мелкие чешуйки, нависло над ним, Конан атаковал его с бешенством раненого тигра, вложив в удар всю свою силу и ярость. Человека это удар развалил бы пополам, но кости слуги Бит-Якина крепостью не уступали закаленной стали. Однако даже закаленная сталь не смогла бы вынести столь яростный удар. Ребра и ключица треснули, и из рваной раны ручьем хлынула кровь.

Времени, чтобы добить монстра, у Конана уже не осталось. Прежде чем киммериец успел занести меч во второй раз или хотя бы отпрыгнуть, взмах гигантской лапы смахнул его с мостика, как муху со стены. Он рухнул вниз, и рев летящей ему навстречу реки похоронным звоном зазвучал у него в ушах, но он исхитрился изогнуться в полете и упасть на второй, нижний мостик. На мгновение он беспомощно повис на нем и едва не сорвался, а потом его скрюченные пальцы вцепились в дальний край, и он вскарабкался на арку, по-прежнему сжимая в другой руке меч.

Вскочив на ноги, Конан увидел, как монстр, из страшной раны которого ручьем хлестала кровь, спешит к скалистому уступу, явно намереваясь спуститься по лестнице к нему и продолжить схватку. На самом краю галереи чудовище вдруг замерло на полушаге – и Конан тоже увидел это: Муриэла, держа под мышкой сундучок с сокровищами, стояла, широко распахнутыми глазами глядя в жерло туннеля.

С торжествующим ревом тварь одной рукой сграбастала девушку, а другой выхватила у нее сундучок с драгоценностями, когда Муриэла выронила его, развернулась и заковыляла обратно по мосту. Конан от души выругался и тоже побежал на другую сторону. Он не верил, что успеет подняться на верхний мостик и настигнет монстра до того, как тот углубится в хитросплетения туннелей на противоположной стороне пещеры.

Но тварь двигалась все медленнее. У нее как будто заканчивался часовой завод. Кровь фонтаном хлестала из жуткой раны на груди, и она пьяно покачивалась из стороны в сторону. Внезапно монстр споткнулся, покачнулся и повалился набок – и полетел головой вниз с мостика. Девушка и сундучок выпали из его потерявших чувствительность пальцев, и дикий крик Муриэлы раскатился над поверхностью черной реки.

Конан стоял почти прямо под тем самым местом, с которого сорвалась вниз тварь. Она ударилась об арку по касательной и отлетела в сторону, а вот девушка сумела уцепиться за край моста и повиснуть на нем. Рядом упал сундучок. Получилось так, что по одну сторону от Конана находился упавший предмет, а по другую – девушка. Оба раскачивались на расстоянии вытянутой руки от него. Еще какую-то долю секунды сундучок балансировал на краю моста, а Муриэла висела на одной руке, в отчаянии обратив лицо к Конану, и глаза ее затопил страх смерти, а с губ сорвался крик о помощи.

Конан не колебался и не раздумывал, он даже не взглянул на сундучок, в котором лежали сокровища, каких еще не знал мир. Со стремительностью, которая посрамила бы голодного ягуара, он прыгнул вперед, схватил девушку за запястье в тот самый миг, когда ее ослабевшие пальцы соскользнули с гладкого камня, и одним мощным рывком подтянул ее к себе. Сундучок же перевалился через край и упал в воду в девяноста футах внизу, где уже исчезло тело слуги Бит-Якина. Громкий всплеск и пенный ободок отметили место, в котором навсегда скрылись от глаз человеческих Зубы Гвалура.

Конан едва удостоил сундучок мимолетным взглядом. Он рванулся вперед и помчался по мосту к скалистой стене, подобно большой кошке, неся на руках обмякшую девушку с такой легкостью, словно она была маленьким ребенком. Жуткий вой, раздавшийся за спиной, заставил его обернуться, когда он достиг верхнего пролета. В пещеру внизу вбегали остальные слуги Бит-Якина, и с их обнаженных клыков капала кровь. Они устремились вверх по лестнице, которая вела с уступа на уступ, мстительно завывая, но он лишь бесцеремонно взвалил девушку на плечо, промчался по туннелю и принялся спускаться по обрыву с ловкостью обезьяны, перепрыгивая с камня на камень с безумной небрежностью. И когда злобные лица преследователей свесились над краем обрыва, они увидели лишь то, как Конан с девушкой исчезают в лесу, окружающем горную гряду.

– Что ж, – сказал Конан, опуская девушку на ноги под прикрытием зеленого шатра из веток и листьев, – теперь можно и перевести дух. Не думаю, что эти твари решатся преследовать нас за пределами долины. Кроме того, здесь неподалеку, у родника, привязан мой конь, если только его не сожрали львы. Дьяволы Крома! Чего ты ревешь?

Она закрыла заплаканное лицо руками, а ее изящные плечики вздрагивали от рыданий.

– Я потеряла твои сокровища, – всхлипнула Муриэла. – Это моя вина. Если бы я послушалась тебя и осталась на уступе, это чудовище не увидело бы меня. Ты должен был поймать драгоценности, а мне позволить утонуть!

– Да, пожалуй, ты права, – согласился он. – Но можешь забыть об этом. Нет смысла беспокоиться о прошлом. И перестань реветь, хорошо? Вот так-то лучше. Идем.

– Ты хочешь сказать, что не бросишь меня здесь? Возьмешь меня с собой? – с надеждой спросила она.

– А что еще мне остается делать? – Окинув одобрительным взглядом ее чувственную фигурку, он широко улыбнулся при виде порванной юбки, из разреза которой соблазнительно выглядывало тело цвета слоновой кости. – Такая актриса, как ты, может мне пригодиться. Возвращаться в Кешию нет смысла. В Кешане не осталось ничего такого, что мне было бы нужно. Мы отправимся в Пунт. Жители Пунта поклоняются женщине с матовой кожей, и они моют золото в реке с помощью ивовых корзин. Я скажу им, что Кешан плетет интриги, замышляя вместе с Тутмекри поработить их – что является истинной правдой, – и боги послали меня защитить их за пригоршню золота. Если я смогу тайком пронести тебя в их храм, а потом подменить тобой их богиню с телом цвета слоновой кости, мы обдерем их до нитки, не успеют они и глазом моргнуть!