Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник) Говард Роберт
– Да, – проворчал разбойник. – И я перед тобой в таком долгу, король, который не оплатить золотом; я благодарен тебе. Даже у воров есть своя честь, и они умеют быть благодарными.
– Сколь бы велик ни был твой долг передо мной, – ответил Тараск, – ты выплатишь его, когда бросишь эту штуку в море.
– Я поеду в Зингару и сяду на корабль в Кордаве[19], – пообещал его собеседник. – В Аргосе я не рискну показаться из-за того давнего убийства…
– Мне все равно, лишь бы дело было сделано. Вот, держи; лошадь ждет тебя во дворе. Езжай же, и побыстрее!
Какая-то вещь перешла из рук в руки, похожая на живой огонь. Конан лишь мельком успел разглядеть ее, и тут разбойник надвинул на глаза мягкую широкополую шляпу, плотнее запахнулся в накидку и поспешно вышел из комнаты. Не успела дверь закрыться за ним, как Конан ринулся из своего укрытия, обуреваемый жаждой мести. Он и так сдерживался слишком долго. При виде врага, находившегося так близко, кровь закипела у него в жилах, а ярость вскружила ему голову, заставив забыть об осторожности. Тараск поворачивался к внутренней двери, когда Конан отдернул занавески и одним прыжком влетел в комнату. Тараск резко развернулся, но, прежде чем он успел узнать нападавшего, Конан вонзил в него кинжал.
Впрочем, уже в следующий миг он понял, что удар оказался не смертельным. Нога его запуталась в складках гобелена, он споткнулся, и кинжал попал Тараску в плечо и скользнул по ребрам. Король Немедии пронзительно вскрикнул.
Удар отбросил его на столик, тот перевернулся, свеча упала и погасла. Конан тоже не устоял на ногах, они повалились на пол, и гобелен накрыл обоих. Конан вслепую яростно размахивал кинжалом, а Тараск пронзительно кричал, охваченный ужасом. Страх придал ему нечеловеческих сил, он сумел освободиться и бросился наутек, крича:
– На помощь! Стража! Аридей! Ораст! Ораст!
Конан поднялся на ноги, сердито отшвырнул разорванный гобелен и отпихнул опрокинутый столик. Его охватила горечь разочарования. Он заблудился и не знал, куда бежать. Вопли Тараска все еще звучали вдали, и в ответ уже послышались яростные крики. Немедиец улизнул от него в темноте, и Конан не представлял, в какой стороне искать его. Поспешная месть не удалась, и теперь оставалось только спасать свою жизнь.
Злобно ругаясь, киммериец пробежал обратно по проходу в альков и выглянул в освещенный коридор, где в это самое мгновение появилась запыхавшаяся Зенобия. В глазах девушки стыл ужас.
– Боги, что здесь произошло? – вскричала она. – Весь дворец взбудоражен! Клянусь, что не предавала вас…
– Это я разворошил осиное гнездо, – проворчал он. – Попытался вернуть должок. Как бы теперь побыстрее выбраться отсюда?
Она схватила его за запястье и побежала по коридору. Но, прежде чем они достигли массивной двери в его конце, из-за нее послышались приглушенные крики и дверь затряслась от могучих ударов, обрушившихся на нее изнутри. Зенобия всплеснула руками и заплакала.
– Мы отрезаны! Я заперла дверь на обратном пути. Но они скоро выломают ее. А попасть к боковому выходу можно только через нее.
Конан быстро обернулся. Из другого конца коридора донеслись крики и лязг оружия – они оказались в западне.
– Быстрее! В эту дверь! – отчаянно вскричала девушка, метнулась к противоположной стене и распахнула дверь в комнату.
Конан последовал за ней и задвинул за собой золотой засов. Они оказались в изысканно обставленной спальне, в которой не было никого, кроме них, и она увлекла его к забранному позолоченной решеткой окну; под ним росли деревья и кустарник.
– Вы – сильный, – выдохнула девушка. – Если сумеете выломать эти прутья, у вас появится шанс на спасение. В саду полно стражи, но кусты очень густые, и вас могут не заметить. Южная стена является одновременно и внешней стеной города, и вам останется только перелезть через нее. Лошадь привязана в чаще неподалеку от дороги, в нескольких сотнях шагов к югу от фонтана Траллоса. Знаете, где это?
– Да. Но как же ты? Я намеревался взять тебя с собой.
Ее личико осветилось радостью.
– Тогда моя чаша счастья полна до краев! Но я не хочу мешать вашему бегству. Я стану для вас обузой, и вас схватят. Не бойтесь за меня. Они ни за что не догадаются, что я помогла вам по доброй воле. Бегите! Ваши слова будут согревать меня весь остаток жизни.
Он подхватил ее на руки, прижал к себе и принялся осыпать яростными поцелуями ее глаза, щеки, шею и губы, пока она не обмякла в его объятиях; неукротимый и сильный, он даже любовью занимался свирепо и бурно.
– Мне пора идти, – пробормотал он. – Но, клянусь Кромом, я еще вернусь за тобой!
Он ухватился за золотые прутья и одним могучим рывком выдрал их из гнезд; затем перебросил ногу через подоконник и принялся быстро спускаться, цепляясь за украшения на стене. Едва коснувшись земли, он бросился бежать и растаял в зарослях кустов роз и раскидистых деревьев. Оглянувшись на бегу, он увидел, что Зенобия перегнулась через подоконник, протягивая к нему руки в немом прощании.
Со всех сторон ко дворцу бежали стражники, лязгая оружием, – все как на подбор высокие мужчины, в полированных кирасах и бронзовых шлемах с гребнями. Свет звезд высекал искры из их сверкающих доспехов, а звуки их шагов намного опережали каждого из них. Конану, выросшему в диких горах, казалось, что они ломятся сквозь растительность, как стадо коров. Кое-кто пробежал в нескольких шагах от него, когда он затаился, лежа в кустах, не заметив его присутствия. Стремясь как можно скорее оказаться подле дворца, они не обращали внимания на все остальное. Когда же стражники, топоча, как слоны, с криками промчались мимо, он вскочил и заскользил по саду, производя не больше шума, чем вышедшая на охоту пантера.
Он быстро добежал до южной стены и взлетел по ступенькам, ведущим к парапету. Стена была построена с таким расчетом, чтобы преграждать путь внутрь, а не наружу. Присев у амбразуры, Конан оглянулся на огромный дворец, мрачная громада которого высилась среди кипарисов позади него. Изо всех окон лился яркий свет, и он видел черные фигурки, которые метались взад и вперед, словно марионетки, подвешенные на невидимых ниточках. Киммериец оскалился, яростно погрозил кулаком на прощание и перебрался через наружный край парапета.
Невысокое дерево в нескольких ярдах внизу приняло вес Конана, когда он бесшумно спрыгнул на его ветви. Мгновением позже он уже мчался в тени размеренным бегом горца, способного покрыть таким образом много миль.
У стен Бельверуса раскинулись сады и виллы для отдыха и развлечений. Сонные рабы, навалившиеся всем телом на копья, не замечали стремительной и ловкой фигуры, перебирающейся через стены, пересекающей аллеи, в которых ветви переплетались над головой, и тенью скользившей по фруктовым садам и виноградникам. И только сторожевые псы успевали проснуться и проводить недоуменным лаем его стремительный бег.
В палате дворца Тараск, лежа на заляпанной кровью кушетке, корчился от боли и ругался во весь голос под чуткими и ловкими пальцами Ораста. Во дворце нельзя было протолкнуться от дрожащих слуг, взиравших на происходящее расширенными от страха глазами, но в комнате, где лежал король, не было никого, кроме него самого и ренегата-жреца.
– Ты уверен, что он еще спит? – в который уже раз требовательно спросил Тараск, стискивая зубы от жжения травяной настойки, которой Ораст промывал длинную глубокую царапину на его плече и ребрах. – Иштар, Митра и Сет! Жжется, как костер в аду!
– Ты в рубашке родился, иначе уже бы сполна изведал, что это такое, – заметил Ораст. – Кто бы ни орудовал ножом, он намеревался убить тебя. Да, я уже говорил тебе и повторяю еще раз – Ксалтотан спит. Почему это тебя так беспокоит? Какое это имеет отношение к происходящему?
– Ты что же, ничего не знаешь о том, что случилось сегодня ночью? – Тараск впился взглядом в невозмутимое лицо жреца.
– Ничего. Как тебе известно, вот уже несколько месяцев я занимаюсь переводами эзотерических манускриптов для Ксалтотана, составленных на младших языках, и переписываю их тем шрифтом, который он разбирает. Он хорошо знаком с языками и письменностями, принятыми в его время, но пока еще не до конца овладел более поздними наречиями. Поэтому, ради экономии времени, он попросил меня перевести эти труды, чтобы овладеть новыми знаниями, если таковые появились с тех пор. Я даже не знал, что он вернулся прошлой ночью, пока он не прислал за мной и не рассказал мне о сражении. После этого я вернулся к своей работе, не подозревая о твоем возвращении, и только шум и крики, поднявшиеся во дворце, заставили меня выйти из своей комнаты.
– В таком случае ты не знаешь о том, что Ксалтотан привез сюда, во дворец, короля Аквилонии, захваченного в плен?
Ораст покачал головой, без особенного, впрочем, удивления.
– Ксалтотан просто сказал, что Конан больше не будет нам мешать. Я решил, что он погиб, но подробности уточнять не стал.
– Ксалтотан спас Конану жизнь, когда я собирался убить его, – прорычал Тараск. – Я сразу же понял, что он задумал. Он вознамерился держать Конана в плену, чтобы в нужный момент использовать его против нас, как дубину, – против Амальрика, против Валерия и против меня. До тех пор пока Конан жив, он будет представлять собой угрозу; он остается человеком, способным объединить Аквилонию, а это может вынудить нас к действиям, которые мы в противном случае не предприняли бы. Я не доверяю этому воскресшему пифонянину. В последнее время я начал опасаться его. Через несколько часов после того, как он укатил на восток, я последовал за ним. Мне хотелось знать, как он намерен поступить с Конаном, и я обнаружил, что он заточил его в подземную темницу. И тогда я понял, что должен убить этого варвара, невзирая на волю Ксалтотана. Мне удалось задуманное…
Осторожный стук в дверь прервал его.
– Это Аридей, – простонал Тараск. – Впусти его.
Вошел угрюмый и замкнутый оруженосец, но сейчас в глазах его сверкало сдерживаемое возбуждение.
– Ну, Аридей? – вскричал Тараск. – Ты нашел человека, который напал на меня?
– Так вы не видели его, милорд? – спросил Аридей, словно желая удостовериться в том, что знал и так. – Вы не узнали его?
– Нет. Все произошло так быстро, и свеча погасла… Я подумал, что это какой-то демон, вызванный к жизни магией Ксалтотана…
– Пифонянин спит в своей зарешеченной и запертой комнате. Но я спускался в подземелье. – И Аридей выразительно передернул плечами.
– Ну, говори же, говори! – нетерпеливо воскликнул Тараск. – И что ты там нашел?
– Пустую темницу, – прошептал оруженосец. – И труп гигантской человекообразной обезьяны!
– Что? – Тараск резко выпрямился, и из его открытой раны потекла кровь.
– Да! Людоед мертв – заколот ударом в сердце, а Конан исчез!
Тараск посерел и не сопротивлялся, когда Ораст уложил его обратно на кушетку и вновь принялся обрабатывать рану.
– Конан! – повторил он. – Сбежал! Это не человек, а сам дьявол! А я-то думал, что это Ксалтотан подстроил нападение на меня. Но теперь я понимаю. Боги и дьяволы! Это Конан ранил меня! Аридей!
– Слушаю, ваше величество!
– Обыщи весь дворец сверху донизу. Сейчас он может бродить по темным коридорам, как голодный тигр. Не пропусти ни единого укромного уголка и будь осторожен. Ты охотишься не на цивилизованного человека, а на жаждущего крови варвара, силой и свирепостью не уступающего дикому зверю. Переверни вверх дном дворец и весь город. Выстави дополнительные караулы на стенах. Если ты установишь, что он сбежал из города – а это вполне могло случиться, – возьми отряд всадников и отправляйся за ним в погоню. Как только окажешься за стенами, помни – ты охотишься на дикого волка в горах. Но поспеши, ты еще можешь настичь его.
– Для этого дела потребуется нечто большее, чем обычные человеческие умения и опыт, – обронил Ораст. – Быть может, нам стоит обратиться к Ксалтотану за советом.
– Нет! – яростно вскричал Тараск. – Пусть солдаты загонят и убьют Конана, как бешеную собаку. Ксалтотан не сможет обвинить нас ни в чем, если мы убьем пленника, дабы предотвратить его побег.
– Что ж, – промолвил Ораст, – мне не довелось жить в Ахероне, но кое-что я тоже умею и могу управлять духами, облекшими свою сущность в материальную оболочку. Быть может, я сумею тебе помочь.
Фонтан Траллоса был расположен в дубовой роще неподалеку от дороги, примерно в миле от стен города. В ночной тишине музыкальный перезвон его струй достиг ушей Конана. Он напился ледяной воды, а потом устремился на юг, к густому подлеску, который заприметил в той стороне. Обойдя заросли кругом, он увидел крупного белого жеребца, привязанного в кустах. Испустив вздох облегчения, он в два шага оказался рядом – и резко развернулся, заслышав негромкий издевательский смех.
Из тени на свет звезд выступила фигура в тускло блестящих доспехах. Это был отнюдь не расфранченный дворцовый стражник в сверкающей кирасе и шлеме с плюмажем. Перед Конаном стоял высокий мужчина в морионе[20] и серой кольчуге – один из Авантюристов, элитного воинского сословия в Немедии. К нему принадлежали те, кто не заслужил звания рыцаря и не обзавелся землями и богатством, либо же те, кто лишился вышеперечисленного. Это были закаленные бойцы, посвятившие всю жизнь войне и поискам приключений. Они образовали настоящую касту, иногда командуя целыми армиями, но при этом сами не подчинялись никому. Конан знал, что более опасного противника он встретить не мог.
Быстро оглядевшись, он убедился в том, что мужчина один, и покрепче уперся ногами в мягкую почву, изготовившись к драке.
– Я направлялся в Бельверус по делам Амальрика, – сказал искатель приключений, осторожно приближаясь к нему. В свете звезд тускло блеснул длинный двуручный меч, который мужчина легко держал одной рукой. – И вдруг в кустах заржала лошадь. Я остановился, нашел ее и решил, что происходит нечто странное, – к чему привязывать коня в зарослях? Я стал ждать – и вот, получил ценный приз!
Авантюристы зарабатывали себе на жизнь мечом.
– Я знаю тебя, – пробормотал немедиец. – Ты – Конан, король Аквилонии. Хотя мне казалось, что я видел, как ты погиб в долине Валькии, но…
Конан прыгнул вперед так, как прыгает смертельно раненый тигр. Искатель приключений был опытным бойцом, но он и не подозревал о той стремительности, с которой способен двигаться варвар. Он оказался захвачен врасплох и не успел даже поднять свой тяжелый меч. Прежде чем он сумел нанести удар или парировать выпад противника, кинжал короля сверху вниз вонзился ему в шею, над латным воротником, и поразил его в самое сердце. Воин захрипел и повалился на землю, а Конан безжалостно вырвал свой клинок из его бездыханного тела. Белая лошадь дико захрапела и попятилась, завидев и учуяв кровь на траве.
Глядя на труп поверженного врага, сжимая в руке кинжал, с которого капала кровь, Конан застыл как статуя, напряженно вслушиваясь в тишину. На его широкой груди блестели капли пота. Но вокруг было тихо, если не считать сонного чириканья разбуженных птиц. А вот из города, отстоявшего от него на милю, донесся хриплый рев трубы.
Он наклонился над мужчиной и поспешно обыскал его, убедившись в том, что, какое бы сообщение тот ни вез, его следовало передать на словах. Но ему надо было спешить. До рассвета оставалось совсем немного. Уже через несколько минут белый конь галопом скакал по пыльной дороге на запад, а его наездник был облачен в серые доспехи искателя приключений.
7. Вуаль приподнимается
Конан понимал, что его единственный шанс на спасение заключается в быстроте. Он даже не помышлял о том, чтобы укрыться где-нибудь неподалеку от Бельверуса и переждать погоню; король был уверен, что страшный союзник Тараска сумеет обнаружить его. Кроме того, он был не из тех, кто прячется, спасая свою шкуру; честный бой или погоня были ему больше по душе. Он понимал, что располагает некоторым запасом времени, и рассчитывал первым достичь границы.
Зенобия не ошиблась в выборе коня: он оказался быстрым и выносливым. Похоже, девушка разбиралась не только в лошадях и оружии, но и, как с удовлетворением отметил Конан, в мужчинах тоже. Конь ровным аллюром несся на запад, пожирая мили.
Он ехал по настоящему сонному царству. Мимо пролетали деревеньки, окруженные рощами, а виллы, обнесенные белыми стенами, встречались все реже посреди обширных полей и фруктовых садов по мере того, как он забирался все дальше на запад. Местность изменилась, стала неприветливой, и лишь старинные замки, пережившие столетия пограничных конфликтов, хмуро смотрели на него с возвышенностей. Но никто не выехал ему навстречу, чтобы бросить вызов или остановить. Местные лорды встали под знамена Амальрика; вымпелы, которые должны были реять над этими башнями, сейчас развевались на просторах Аквилонии.
Когда позади осталась последняя крошечная деревушка, Конан свернул с дороги, которая постепенно поворачивала на северо-запад, к далеким пока еще горным проходам. Дальше по дороге находились сторожевые башни, где по-прежнему несли караул стражники, которые не пропустили бы его без расспросов. Конан знал, что вдоль границы с обеих сторон патрулей нет, зато есть вот эти сторожевые башни, да еще с рассветом наверняка появятся кавалькады возвращающихся солдат и обозы с ранеными.
Эта дорога из Бельверуса на пятьдесят миль в округе была единственной, которая пересекала границу. Минуя несколько горных проходов, она выходила в суровый и малонаселенный край. Король упрямо ехал на запад, намереваясь пересечь границу в горной глуши к югу от проходов. Для одинокого путника, по следам которого идет погоня, это был самый удобный, хотя и очень нелегкий путь. Один человек на лошади может проехать там, где не пройдет целая армия.
Но к рассвету он так и не добрался до гор; они по-прежнему возвышались далеким неприступным бастионом в голубоватой дымке на горизонте. Вокруг не было ни хуторов, ни деревень, ни обнесенных белыми стенами вилл. Рассветный ветерок шевелил высокую жесткую траву, и впереди не было ничего, кроме коричневых косогоров, покрытых сухой травой, да мрачных стен угрюмого замка, стоявшего на невысоком холме. Слишком много любителей легкой добычи переходили здесь через горы со стороны Аквилонии в не таком уж отдаленном прошлом, чтобы эта местность оставалась густонаселенной, как дальше на восток.
Рассвет наступал со скоростью степного пожара, и сверху донесся призывный клич стаи диких гусей, летевших на юг. В поросшей травой низине Конан остановился и расседлал своего скакуна. Бока у того ходили ходуном, а шкура взмокла от пота. Король безжалостно гнал его всю ночь, стараясь покрыть как можно большее расстояние.
Пока конь жевал жесткую траву и, остывая, осторожно ходил внизу, Конан улегся на вершине невысокого холма, глядя на восток. Далеко на севере виднелась оставленная им дорога, которая вилась, словно белая лента, по дальнему склону. На этой сверкающей ленте до сих пор не появилось черных точек. И на стенах замка вдали тоже не было видно признаков того, что там заметили одинокого путника.
Часом позже местность по-прежнему оставалась такой же пустынной. Единственными признаками жизни были блеск стали на парапетной стене замка вдали да ворон в небе, круживший над ним и то и дело опускавшийся ниже, словно высматривавший что-то. Конан оседлал коня и неторопливо поехал на запад.
Когда он поднялся на склон очередного холма, над головой у него раздалось злобное карканье, и он увидел, что над ним опять кружит проклятый ворон. Птица упрямо следовала за ним, сохраняя дистанцию и не обращая внимания на все его попытки отогнать ее.
Так продолжалось несколько часов, терпение у Конана было уже на исходе, и он готов был отдать половину королевства за возможность свернуть ворону его черную шею.
– Чтоб ты сдох! – рычал он в бессильной ярости, грозя наглой птице кулаком в латной рукавице. – Почему тебе не заткнуться? Пошел прочь, вестник несчастья! Лети клевать пшеницу на полях крестьян!
Король поднимался к первым предгорьям, когда ему показалось, что он слышит позади эхо хриплого вороньего карканья. Обернувшись, он разглядел в небесной вышине еще одну черную точку, а за ней – блеск полуденного солнца на чьих-то доспехах. Это могло означать только одно: там появились вооруженные люди, и едут они не по проторенной дороге, которая уже скрылась за горизонтом. Они преследуют его.
Он помрачнел и вздрогнул, словно от озноба, глядя на ворона, кружившего над ним.
– Значит, это не просто чудачества безмозглой птицы? – пробормотал он. – Те всадники еще не видят тебя, адово отродье, зато тебя видит вторая птица, а они видят ее. Ты следишь за мной, она следит за тобой, а они едут за ней. Кто ты – обученный пернатый соглядатай или дьявол в образе птицы? Уж не Ксалтотан ли отправил тебя по моим следам? Или ты сам и есть Ксалтотан?
Но ответом ему стало очередное хриплое карканье, в котором звучала издевательская насмешка.
Конан решил не тратить силы на крылатого лазутчика. Он упрямо двигался вперед по выжженной солнцем каменистой почве. И чрезмерно понукать коня он тоже боялся; отдых, который он ему дал, был недостаточен, чтобы бедное животное восстановило силы. Он по-прежнему намного опережал своих преследователей, но они будут постепенно сокращать разделявшее их расстояние. Почти наверняка их лошади свежее, поскольку они, вне всякого сомнения, сменили их в замке, оставшемся позади.
Путь становился все труднее, местность выглядела совсем уж дикой, и травянистые скаты переходили в поросшие густым лесом крутые горные склоны. Конан знал, что здесь он мог бы преспокойно оторваться от своих преследователей, если бы не проклятая птица, оглашавшая воздух хриплым карканьем у него над головой. На такой пересеченной местности он потерял врагов из виду, но не сомневался, что они идут по его следу, безошибочно направляемые своими пернатыми союзниками. Ворон превратился в злого демона, без устали преследующего его по кругам безымянного ада. Камни, которые король с проклятиями швырял в него, не долетали до птицы, хотя в юности он подбивал ими ястребов на лету.
Конь под ним быстро уставал. Конан понял, что оказался в безвыходном положении. Похоже, судьба вновь сыграла с ним злую шутку. Бежать было некуда. Здесь он был таким же пленником, как и в подземелье Бельверуса. Но не был он и сыном Востока, чтобы покорно смириться со своей кажущейся неизбежной участью. Если уж ему предстоит умереть, то он, по крайней мере, прихватит с собой в вечность несколько врагов. Он свернул в густые заросли лиственницы, которыми был покрыт склон, выбирая место, где можно дать последний бой.
И вдруг откуда-то спереди донесся странный пронзительный крик, явно человеческий, но очень непривычного тембра. Мгновением позже он продрался сквозь переплетение ветвей и увидел, кто издавал эти жутковатые звуки. На небольшой прогалине под ним четверо немедийских солдат завязывали петлю на шее костлявой старой женщины в крестьянской одежде. Лежавшая рядом вязанка хвороста недвусмысленно свидетельствовала о том, чем она занималась, когда ее так грубо прервали.
Глядя на то, как четверо негодяев тащат женщину к дереву, нижние ветки которого свисали так низко, что могли сыграть роль виселицы, Конан почувствовал, как в груди у него поднимается волна ярости. Он пересек границу час назад. Он стоял на своей земле, и на его глазах вот-вот должно было произойти подлое убийство одной из его подданных. Пожилая женщина оказывала неожиданно упорное сопротивление, и, пока он смотрел на постыдное действо, она запрокинула голову и вновь издала тот самый странный и громкий крик, который он слышал только что. Ворон, круживший над ними, с издевкой подхватил его. Солдаты грубо расхохотались, а один ударил ее по лицу.
Конан соскочил с седла своего усталого жеребца и помчался вниз, прыгая по камням. Кольчуга его лязгнула, когда он приземлился, твердо встав на обе ноги. Четверка мужчин развернулась на шум и обнажила мечи, с разинутыми ртами глядя на гиганта в доспехах, который стоял напротив них с клинком в руке.
Конан хрипло рассмеялся. Глаза его превратились в узкие щелочки синего пламени.
– Собаки! – холодно и безжалостно проговорил он. – Что, немедийские шакалы взяли на себя роль палачей и вздумали вешать моих подданных по своему хотению? Но сначала вы должны заполучить голову их короля. Ну, что же, я жду!
Солдаты неуверенно уставились на него, когда он двинулся к ним.
– Кто этот безумец? – прорычал бородатый насильник. – На нем немедийская кольчуга, но разговаривает он с аквилонским акцентом.
– Да какая разница, – ответил другой. – Убьем его, а потом повесим старуху.
С этими словами он бросился на Конана, замахиваясь мечом. Но ударить он не успел – меч короля обрушился на него, рассекая надвое шлем и череп. Солдат повалился ему под ноги, но остальные трое оказались не робкого десятка. Они закружили вокруг одинокой фигуры в серых доспехах, и в лязге оружия утонули хриплые вопли ворона.
Конан дрался молча. Глаза его метали синее пламя, а на губах играла мрачная улыбка. Двуручный меч в его руках казался легкой игрушкой. Несмотря на свои внушительные габариты, он двигался легко и быстро, как кошка, ни на секунду не задерживаясь на одном месте, так что выпады врагов по большей части лишь рассекали воздух. А вот свои карающие удары он наносил с поразительной точностью. Трое из четверых уже лежали на земле, хрипя и кашляя, а четвертый истекал кровью, сочившейся из полудюжины ран, испуганно пятясь от него и слепо размахивая мечом в попытке парировать очередной выпад, когда Конан зацепился шпорой за накидку одного из упавших солдат.
Король споткнулся, и, прежде чем он успел выпрямиться, немедиец толкнул его с такой силой, что Конан не устоял на ногах и упал на труп одного из солдат. Негодяй хрипло завопил от восторга и бросился к нему, замахиваясь мечом, который он держал обеими руками, чтобы нанести последний удар, как вдруг какая-то огромная косматая тень пролетела над королем и ударила солдата в грудь, и его торжествующий вопль перешел в предсмертный хрип.
Конан, поднявшись на ноги, увидел, что мерзавец лежит мертвый с разорванным горлом, а над ним возвышается огромный серый волк, опустив голову и принюхиваясь к крови, целая лужа которой уже натекла на траве.
Король обернулся, когда старая женщина заговорила. Она стояла перед ним, выпрямившись во весь свой немаленький рост, и, несмотря на грубую одежду, строгие черты ее лица и проницательные черные глаза выдавали в ней отнюдь не крестьянку. Она подозвала волка, и тот подошел к ней, словно большая собака, и потерся боком об ее колено, не сводя с Конана немигающего взора зеленых глаз. Она машинально опустила руку на его мощный загривок, и они вдвоем уставились на короля Аквилонии. Он испытал неловкость под их взглядами, хотя в них и не было враждебности.
– Люди говорят, что король Конан погиб под обвалом, когда скалы обрушились на него в долине Валькии, – произнесла женщина звучным и сильным голосом.
– Мало ли что говорят, – проворчал он в ответ.
У него не было желания спорить, и он подумал о вооруженных всадниках, которые приближались к нему с каждой минутой. Ворон, круживший над ними, вновь хрипло каркнул, и король невольно поднял на него глаза, заскрипев зубами от бессильной ярости.
На склоне стояла белая лошадь, понурив голову. Пожилая женщина посмотрела на нее, потом перевела взгляд на ворона, а потом вдруг снова испустила жуткий крик, который он уже слышал раньше. Словно распознав его, ворон заметался, перестал каркать и устремился на восток. Но не успел он исчезнуть, как его накрыла тень могучих крыльев. Откуда-то с верхушек деревьев сорвался орел и, поднявшись над вороном, обрушился на него и поверг черного лазутчика на землю. Скрипучий голос предателя оборвался и затих навеки.
– Кром! – пробормотал Конан, во все глаза глядя на старуху. – Ты что, тоже колдунья?
– Меня зовут Зелата, – ответила она. – Люди с плоскогорья называют меня ведьмой. Это дитя ночи вело вооруженных людей по твоему следу?
– Да. – Похоже, его ответ ничуть не удивил женщину. – Они должны быть совсем близко.
– Бери своего коня и следуй за мной, король Конан, – коротко распорядилась она.
Он не стал спорить, поднялся по откосу и окольной тропкой привел лошадь вниз, на поляну. Спускаясь, он вновь увидел орла, который лениво спикировал с небес прямо на плечо Зелаты, осторожно расправив крылья, чтобы не раздавить ее своим весом.
Женщина, не говоря ни слова, пошла первой, показывая дорогу. Огромный волк трусил рядом, а в вышине над ними парил орел. Она вела его через густые заросли и по уступам, нависающим над бездонными пропастями, и вскоре по узенькой тропинке они вышли к странному сооружению из камня, наполовину хижине, наполовину пещере, которое приткнулось за утесом, затерявшимся среди отвесных скал. Орел поднялся на вершину утеса и уселся там, словно часовой.
Все так же молча Зелата отвела коня в соседнюю пещеру, где находилось нечто вроде стойла, где лежала груда листьев и травы на корм, а в углу бил маленький родничок.
В хижине она усадила короля на грубую каменную скамью, покрытую шкурами, а сама присела на низенькую скамеечку перед крошечным очагом, развела в нем огонь, подбрасывая в него толстые сучья тамариска, и приготовила скудное угощение. Огромный волк задремал рядом с ней, глядя на огонь и положив морду на передние лапы. Уши его изредка подрагивали во сне.
– Не страшно сидеть в хижине ведьмы? – поинтересовалась она, нарушив наконец молчание.
Вместо ответа гость лишь передернул обтянутыми серой кольчугой плечами. Женщина протянула ему деревянную миску с сушеными фруктами, сыр, ячменный хлеб и большую кружку крепкого горского пива, которое варили из ячменя, выращенного в высокогорных долинах.
– Задумчивая тишина узких горных долин пришлась мне по нраву больше болтовни городских улиц, – сказала она. – Дети природы добрее человеческих детей. – Рука ее погладила загривок дремлющего волка. – Сегодня мои дети были далеко от меня, в противном случае мне бы не понадобился твой меч, мой король. Они спешили на мой зов.
– Чего хотели от тебя эти немедийские собаки? – требовательно спросил Конан.
– Мародеры армии завоевателей рыщут по окрестностям, от границы до самой Тарантии, – ответила она. – Глупцы, живущие в долине, сказали им, что у меня есть припрятанное золото, чтобы отвлечь их внимание от своей деревни. Солдаты потребовали от меня отдать им сокровище, а мои ответы только разъярили их. Но тебя здесь не найдут ни мародеры, ни люди, что преследуют тебя, ни даже ворон.
Он покачал головой, жадно поглощая скудное угощение.
– Я еду в Тарантию.
Теперь уже она покачала головой.
– Ты суешь шею в пасть дракону. Тебе бы лучше поискать спасения на чужбине. Твое королевство лишилось сердца.
– Что ты имеешь в виду? – пожелал узнать он. – И раньше можно было проиграть сражение, но выиграть войну. Одно-единственное поражение еще не означает потери королевства.
– Значит, ты поедешь в Тарантию?
– Да. Просперо будет оборонять столицу от Амальрика.
– Ты уверен?
– Ад и его дьяволы, женщина! – гневно вскричал он. – А как иначе?
Она покачала головой.
– Мне представляется, все обстоит совсем не так. Давай посмотрим. Приподнять вуаль нелегко, но я попробую и покажу тебе твою столицу.
Конан не видел, что она бросила в огонь, но волк заскулил во сне, а над очагом поднялось облако зеленого дыма, которым затянуло всю хижину. На его глазах стены и потолок раздвинулись и исчезли, растаяв в невообразимой дали; дым клубился вокруг короля, застилая ему глаза. В нем появились и задвигались тени, которые вдруг обрели поразительную четкость.
Перед ним возникли знакомые башни и улицы Тарантии, на которых бурлила толпа, но при этом король каким-то образом видел и стяги Немедии, неотвратимо продвигающиеся на запад сквозь дым и пламя горящей и разграбленной земли. На главной площади Тарантии бесновались доведенные до отчаяния горожане, крича, что король погиб, что бароны готовятся поделить земли между собой и что правление любого короля, пусть даже Валерия, лучше анархии. Просперо в сверкающей броне пытался успокоить их, уговаривая довериться конту[21] Тросеро и призывая послать на стены людей, чтобы помочь оборонять город. Но горожане набросились на него, визжа от страха и безрассудной ярости, обвиняя его в том, что он, дескать, мясник Тросеро и принес им больше зла, чем Амальрик. В его рыцарей полетели гнилые отбросы и камни.
Картинка смазалась и потускнела – очевидно, прошло некоторое время, – а потом Конан увидел, как Просперо и его рыцари выезжают из ворот и, пришпоривая коней, скачут на юг, оставляя за собой охваченный беспорядками город.
– Идиоты! – хмуро проворчал Конан. – Глупцы! Почему они не поверили Просперо? Зелата, если ты решила подшутить надо мной…
– Это уже миновало, – невозмутимо, хотя и невесело, отозвалась женщина. – Это был вечер вчерашнего дня, когда Просперо выехал из Тарантии и армия Амальрика подошла уже почти к самому городу. Со стен люди видели, как они жгут и грабят окрестные деревни. Вот я и прочла об этом в дыму. На закате немедийцы заняли Тарантию без сопротивления. Смотри! Вот что происходит сейчас в королевском зале столицы…
Конан вдруг понял, что видит перед собой большой тронный зал. На возвышении для короля стоял Валерий в подбитой мехом горностая накидке, и Амальрик, так и не снявший запыленных и окровавленных доспехов, водружал на его соломенные кудри богато инкрустированный и сверкающий золотом ободок – корону Аквилонии! Толпа разразилась приветственными криками; за происходящим угрюмо наблюдали длинные шеренги закованных в сталь немедийских солдат, а представители знати, пребывавшие в немилости при дворе Конана, расхаживали с важным и самодовольным видом, выставляя напоказ герб Валерия на рукавах своих одеяний.
– Кром! – С губ Конана сорвалось привычное проклятие, когда он вскочил на ноги, сжав огромные кулачищи. Жилы на висках у него вздулись, а черты лица исказились от гнева. – Немедиец надевает корону Аквилонии на голову этому ренегату – да еще в королевском зале Тарантии!
Дым рассеялся, словно устрашившись его ярости, и сквозь слабую пелену он различил горящие глаза Зелаты.
– Ты сам видел – в твоей столице люди потеряли свободу, которую ты завоевал для них потом и кровью, отдав себя в руки работорговцев и убийц. Они продемонстрировали, что не верят в свое предназначение. И это с ними ты собирался отвоевывать свое королевство?
– Они думали, что я погиб, – проворчал Конан, немного успокоившись. – Сына у меня нет. А воспоминания не могут править людьми. Ну и что, если немедийцы взяли Тарантию? Есть еще провинции, бароны и крестьяне. Валерию досталась пустая слава.
– Ты упрям, как и надлежит воину. Я не могу показать тебе будущее, и я не могу показать тебе все прошлое. Я всего лишь позволила тебе посмотреть в окно, приоткрытое неведомыми силами. Хочешь заглянуть в прошлое, чтобы найти в нем ключ к настоящему?
– Хочу. – Король опустился обратно на скамью.
И вновь зеленый дым заклубился и поплыл по комнате. И вновь перед ним возникли непонятные образы, на этот раз – чужие и кажущиеся бесполезными. Конан увидел высокие черные стены и пьедесталы, прячущиеся в тени, на которых стояли отвратительные боги в зверином обличье. В полумраке скользили люди: смуглые жилистые мужчины в набедренных повязках красного атласа. Они несли зеленый жадеитовый саркофаг по гигантскому черному коридору. Не успел он присмотреться, как перед ним развернулась другая сцена. Он увидел пещеру, сумрачную и полную гнетущего ужаса. На алтаре из черного камня стоял необычного вида золотой сосуд в виде половинки раковины. В эту пещеру вошли несколько человек из тех, что несли саркофаг с мумией. Они схватили раковину, и тени заклубились вокруг них, и что произошло далее, он не понял. Зато он увидел яркое свечение в абсолютной темноте, подобное сгустку живого огня. А потом дым стал просто дымом, поднимающимся над костром, в котором тлели сучья тамариска, редеющим и тающим под потолком пещеры.
– Что все это значит? – недоуменно поинтересовался он. – Я могу понять то, что видел в Тарантии. Но что означают эти картинки с заморийскими ворами, крадущимися по подземному храму Сета в Стигии? И та пещера – я никогда не видел и не слыхал ни о чем подобном, а странствовал я немало. Если ты можешь показать мне эти разрозненные видения, значения которых я не понимаю, почему бы тебе не показать мне всю картину целиком?
Зелата поворошила угли и ничего не ответила.
– Такие вещи подчиняются непреложным законам, – проговорила она наконец. – Я не могу объяснить их тебе; я сама не до конца понимаю их, хотя и стремилась обрести знание в уединении горных вершин в течение стольких лет, что и сама сбилась со счета. Я не могу спасти тебя, хотя и жалею об этом. Но, в конце концов, мужчина должен сам о себе позаботиться. Впрочем, не исключено, что озарение снизойдет на меня во сне и утром я дам тебе ключ к разгадке.
– К разгадке чего? – требовательно спросил он.
– Той тайны, с которой ты столкнулся и из-за которой лишился королевства, – ответила женщина и расстелила овечью шкуру на полу перед очагом. – Ложись и спи, – коротко приказала она.
Он повиновался без слов и провалился в беспокойный, но глубокий сон, в котором скользили немые призраки и ползали чудовищные бесформенные монстры. Однажды на пурпурном горизонте, не знавшем солнечных лучей, он разглядел могучие стены и башни огромного города, какого он никогда не встречал на земле. Его колоссальные пилоны и пурпурные минареты тянулись к звездам, и над ними вдруг показалось бородатое лицо человека по имени Ксалтотан.
Конан пробудился от предутренней прохлады и увидел, что Зелата сидит перед маленьким огнем. За ночь он ни разу не проснулся, хотя уход или приход огромного волка должен был разбудить его. Но волк лежал на прежнем месте, рядом с очагом, и его шерсть намокла от росы – и не только. На плече у него виднелся порез, а морда была перепачкана кровью.
Зелата кивнула, не оглядываясь, словно прочтя мысли своего венценосного гостя.
– Он охотился перед рассветом, и охота эта была кровавой. Думаю, что человек, который преследовал короля, больше не доставит тебе хлопот, как и зверь, кстати.
Конан с благодарностью взглянул на огромное животное и принял тарелку с едой, которую протягивала ему Зелата.
– Когда я вновь взойду на трон, я не забуду тебя, – пообещал он. – Ты приютила меня – клянусь Кромом, даже не помню, когда я в последний раз спал без задних ног, слепо доверившись мужчине или женщине. Но как насчет той тайны, разгадать которую ты обещала сегодня утром?
Воцарилось долгое молчание, нарушаемое лишь треском сучьев тамариска в костре.
– Найди сердце своего королевства, – проговорила наконец женщина. – В нем заключены твое поражение и твоя сила. Ты сражаешься не с простым смертным. И ты не взойдешь на трон, если только не найдешь сердце своего королевства.
– Ты имеешь в виду Тарантию? – спросил он.
Она покачала головой.
– Я – всего лишь оракул, устами которого говорят боги. И сейчас они запечатали их, чтобы я не сказала лишнего. Ты должен отыскать сердце своего королевства. Большего я сказать не могу. Мои уста открывают и запечатывают боги.
Рассвет уже позолотил вершины гор, когда Конан двинулся на запад. Оглянувшись, он увидел, что Зелата стоит на пороге своей хижины, невозмутимая, как и прежде, а рядом с ней сидит огромный волк.
Над головой раскинулась серая ширь неба, и плачущий ветер принес с собой холодное дыхание зимы. С ветвей медленно облетали сухие листья, ложась на его обтянутые кольчугой плечи.
Весь день король ехал по горам, держась в стороне от дорог и деревень. Ближе к ночи он спустился в предгорья и увидел раскинувшиеся перед ним широкие равнины Аквилонии.
Деревни и хутора прижимались к подножиям гор с западной стороны, потому что вот уже полвека в набеги ходили преимущественно аквилоняне. Но сейчас на месте домов и хижин остались только черные угли.
Конан медленно ехал мимо в сгущающихся сумерках. Он не боялся быть узнанным ни врагом, ни другом. Немедийцы в своем продвижении на запад вспомнили старые обиды, и Валерий даже не сделал попытки обуздать своих союзников. Новоиспеченный монарх не рассчитывал на любовь простого народа. Так что от самых предгорий на границе и дальше на запад протянулась выжженная и опустошенная земля там, где прошли захватчики. Конан ругался сквозь зубы, глядя на засыпанные черным пеплом просторы, где раньше колосились поля, и на торчащие, словно гнилые зубы, обгорелые останки домов. Он ехал по пустыне, сам похожий на призрак забытого и выброшенного за ненадобностью прошлого.
Скорость, с которой войско захватчиков продвигалось в глубь королевства, свидетельствовала о том, что они почти не встречали сопротивления. Но если бы во главе аквилонян стоял Конан, то захватчики платили бы кровью за каждый фут чужой земли. Душа его преисполнилась горечи; он не был представителем династии, оставаясь всего лишь одиноким искателем приключений. Даже капля королевской крови, которой так похвалялся Валерий, произвела большее впечатление на умы людей, чем память о Конане и той свободе и силе, которые обрело при нем королевство.
Его никто не преследовал. Он высматривал отряды немедийских солдат, отбившиеся от своих или возвращающиеся обратно, но никого не встретил. Мародеры сами обходили его десятой дорогой, считая одним из завоевателей, в чем их убеждали его доспехи. На западной стороне гор леса и реки встречались намного чаще, так что в укрытиях недостатка не было.
Вот так Конан и ехал по разграбленной территории, останавливаясь только затем, чтобы дать коню отдых. Он кое-как утолял голод скудным провиантом, что дала ему с собой Зелата, пока однажды на рассвете, лежа на берегу реки среди густых зарослей дубов и ивняка, не увидел на горизонте среди рощиц и лесков синие и золотые башни Тарантии.
Теперь он вступил в обжитые края, и его продвижение вперед замедлилось. Конан выбирал обходные пути и тропы через густые леса. Уже сгущались сумерки, когда он достиг плантации Сервия Галанна.
8. Гаснущие угли
Окрестности Тарантии избежали жестокого разграбления, от которого пострадали восточные провинции. Разумеется, следы прошедшей армии можно было увидеть в сломанных оградах, вытоптанных полях и опустошенных амбарах, но здесь, по крайней мере, огонь и сталь не свирепствовали напропалую, собирая кровавую жатву.
Окружающий пейзаж портило лишь мрачное черное пожарище с обугленными камнями, оставшееся там, где, как прекрасно знал Конан, некогда стоял богатый загородный особняк одного из его самых верных сторонников.
Король не рискнул в открытую приближаться к усадьбе Галанна, располагавшейся в нескольких минутах езды от города. В сумерках он углубился в лесной массив, пока не увидел за деревьями сторожку управляющего. Спешившись и привязав коня, он подошел к массивной арочной двери, намереваясь кликнуть управляющего и послать того за Сервием. Он не знал, каких врагов ожидать в поместье. Он никого не видел, но войска могли быть расквартированы где-нибудь рядом. Однако, подойдя ближе, он увидел, что дверь открыта, а по дорожке, петляющей меж деревьев, вышагивает знакомая плотная фигура в атласных панталонах и богато расшитом дублете.
– Сервий!
Заслышав негромкий оклик, владелец плантации резко развернулся, словно ужаленный. Рука его метнулась к охотничьему ножу, висевшему на поясе, и он попятился при виде высокой фигуры в серой броне, возникшей перед ним в сумерках.
– Кто ты такой? – требовательно вопросил он. – Что ты здесь… Митра!
Он с шипением втянул воздух сквозь стиснутые зубы, и его румяное лицо побледнело.
– Ты пришел из серых пределов смерти, чтобы напугать меня? Пока ты был жив, я оставался твоим верным подданным…
– И я рассчитываю, что ты останешься им и впредь, – ответил Конан. – Перестань трястись, приятель; я – живой человек из плоти и крови, а не призрак.
Обливаясь птом от страха и неуверенности, Сервий подошел ближе и стал всматриваться в лицо гиганта в доспехах, после чего, убедившись, что глаза его не обманывают, преклонил перед королем колено и сорвал с головы шляпу с перьями.
– Ваше величество! Воистину случилось чудо! Несколько дней назад большой колокол в цитадели возвестил о вашей кончине. Говорили, что вы погибли при Валькии под завалом из тысяч тонн земли и гранита.
– Там был другой человек в моих доспехах, – проворчал Конан. – Но давай отложим пока наш разговор. Найдется ли в твоих запасах такая штука, как кусок говядины?..
– Простите меня, милорд! – вскричал Сервий, вскакивая. – Дорожная пыль покрывает вашу кольчугу, а я заставляю вас стоять здесь, не предложив даже присесть и отобедать! Митра! Теперь я и впрямь вижу, что это вы, живой и здоровый, но, клянусь, когда я повернулся и увидел вас во всем сером в этих призрачных сумерках, у меня едва не подкосились ноги. Дурная примета – встретить в закатных сумерках в лесу человека, которого ты считал мертвым.
– Прикажи управляющему заняться моим конем, которого я привязал вон за тем дубом, – попросил Конан, и Сервий кивнул, увлекая короля за собой. Патриций, оправившись от суеверного ужаса, занервничал.
– Я пошлю слугу из манора[22], – сказал он. – Управляющий спит у себя дома – но сейчас я не доверяю даже собственным слугам. Будет лучше, если о вашем присутствии не узнает больше никто, кроме меня.
Подойдя к большому дому, едва видимому из-за деревьев, он повернул на нехоженую тропку, которая петляла меж тесно посаженных дубов, переплетенные ветви которых образовывали купол над головой, не пропуская тускнеющий свет сумерек. Сервий молча шел вперед в темноте, и в его манерах все явственнее проскальзывала паника; вскоре он подвел Конана к маленькой боковой дверце, за которой обнаружился узкий, тускло освещенный коридор. Они прошли по нему в спешке и молчании, и наконец Сервий привел короля в просторную залу с высоким потолком, перечеркнутым дубовыми балками, и богато отделанными панелями на стенах. В огромном камине ярко пылали целые бревна, потому как в воздухе уже тянуло прохладой, и на каменной тарелке, стоявшей на столе красного дерева, лежали дымящиеся чебуреки. Сервий запер массивную дверь и погасил свечи, горевшие в серебряном канделябре на столе, так что теперь залу освещали лишь отблески пламени в камине.
– Прошу прощения, ваше величество, – извинился он. – Наступили трудные времена; шпионы шныряют повсюду. Будет лучше, если никто не сможет заглянуть в окна и узнать вас. Но вот этот чебурек прямо из печи, поскольку после прогулки и разговора с управляющим я собирался отужинать. Если ваше величество соблаговолит…
– Света достаточно, – проворчал Конан, без особых церемоний усаживаясь за стол и доставая из-за пояса кинжал.
Он впился зубами в истекающее соком угощение, запивая его глотками доброго вина из собственных виноградников Сервия. Он, похоже, не обращал внимания на грозящую ему опасность, а вот Сервий беспокойно ерзал на кушетке у камина, нервно теребя золотую цепь на груди. Он то и дело бросал взгляды на ромбовидные витражи в окнах, тускло мерцавшие в отблесках пламени, и настороженно прислушивался, словно ожидая, что вот-вот за дверью послышатся крадущиеся шаги.
Покончив с едой, Конан встал из-за стола и опустился на кушетку по другую сторону камина.
– Я не стану злоупотреблять твоим гостеприимством, Сервий, – резко бросил он. – На рассвете я буду уже далеко от твоей плантации.
– Милорд… – Сервий всплеснул руками, но Конан небрежно отмахнулся.
– Мне известны твоя верность и мужество. Они выше всяких похвал. Но если Валерий узурпировал мой трон, то тебе за укрывательство грозит смерть, если мое присутствие обнаружат.
– Я не настолько силен, чтобы бросить ему вызов открыто, – признал Сервий. – Те пятьдесят воинов, что я могу выставить для боя, – всего лишь капля в море. Вы видели руины плантации Эмилия Скавона?
Конан кивнул и нахмурился.
– Он был самым влиятельным аристократом в провинции, как вам известно. Эмилий отказался принести присягу Валерию. Немедийцы сожгли его вместе с особняком. После этого мы, все остальные, убедились в тщете сопротивления, особенно когда жители Тарантии отказались драться. Мы подчинились, и Валерий пощадил нас, хотя и обложил таким налогом, который разорит многих. Но что мы могли сделать? Мы считали вас мертвым. Многие из баронов были убиты, а другие захвачены в плен. Армия была разбита и разбежалась. У вас не осталось наследника, чтобы занять ваше место и взойти на трон. Некому было повести нас…
– Разве у вас не было конта Тросеро Пуатанского? – поинтересовался Кнан с намеренной грубостью.
Сервий беспомощно развел руками.
– Да, действительно, его генерал Просперо был в поле с небольшой армией. Отступая перед Амальриком, он убеждал людей встать под его знамена. Но после того как было объявлено о смерти вашего величества, многие вспомнили старые обиды и войны и то, как Тросеро со своими пуатанцами однажды огнем и мечом прошел по этим провинциям, – точно так же, как сейчас Амальрик. Бароны с подозрением отнеслись к призыву Тросеро. Кое-кто – шпионы Валерия, скорее всего, – даже начали кричать, что конт Пуатанский намерен захватить корону Аквилонии. Вновь вспыхнула старая родовая вражда. Если бы у нас был хотя бы кто-нибудь, в чьих жилах текла бы королевская кровь, мы бы короновали его и выступили против немедийцев. Но у нас не было никого. Те бароны, которые с готовностью последовали бы за вами, не захотели подчиниться кому-либо из их числа. Каждый считал себя ничуть не хуже соседа и страшился амбиций других. Вы были той веревкой, что соединяла вязанку хвороста вместе. И, когда ее перерезали, сучья рассыпались. Будь у вас сын, бароны с готовностью присягнули бы ему. Но им не на кого было обратить свой патриотизм. Купцы и простолюдины, страшась анархии и возврата к феодальной вольнице, когда каждый барон – сам себе хозяин и господин, начали кричать, что любой, пусть самый плохонький король лучше никакого, даже Валерий, в котором, по крайней мере, течет кровь прежней династии. Так что некому было выступить против него, когда он подъехал к городским воротам во главе закованных в сталь всадников под стягом с алым драконом Немедии и ударил в них копьем. Люди открыли ему ворота и пали перед ним ниц. Они отказались помогать Просперо и защищать город. Горожане заявили, что пусть уж лучше ими правит Валерий, чем Тросеро. Они сказали – и это правда, – что бароны не поддержат Тросеро и многие согласятся признать правителем Валерия. Они заявили также, что, подчинившись Валерию, предотвратят гражданскую войну и избегнут гнева немедийцев. Просперо отступил на юг со своими десятью тысячами воинов, и через несколько часов в город вошла армия Немедии. Они не стали преследовать его и остались, чтобы посмотреть, как Валерий будет коронован в Тарантии.
– Значит, старая ведьма говорила правду, – пробормотал Конан, чувствуя, как по спине у него пробежал холодок. – Амальрик короновал Валерия?
– Да, в тронном зале, когда кровь жертв еще не высохла у него на руках.
– И что же, люди процветают под его покровительством? – с язвительной иронией поинтересовался Конан.
– Он ведет себя как чужеземный принц в самом сердце покоренной страны, – с горечью ответил Сервий. – Его двор состоит сплошь из немедийцев, его придворная стража набрана из них же, и в цитадели расквартирован большой гарнизон. Да, настал Час Дракона. Немедийцы на улицах ведут себя как истинные хозяева. Они ежедневно насилуют женщин и грабят купцов, а Валерий не может – или не хочет – приструнить их. Нет, он – всего лишь пешка в их руках. Умные люди знали заранее, что так и будет, а теперь и остальные начали понимать это. Амальрик двинулся дальше во главе сильной армии, чтобы сломить сопротивление отдаленных провинций, где некоторые из баронов не пожелали присягнуть ему. Но среди них нет единства. Их нелюбовь друг к другу сильнее страха перед Амальриком. Он уничтожит их по одному. Многие замки и города, осознав сей факт, капитулировали перед ним. Тех, кто сопротивляется, ждет незавидная участь. Немедийцы дали выход своей давно копившейся ненависти. И их ряды пополняются аквилонянами, которых страх, жажда наживы или поиски средств к существованию вынуждают вступать в их армию. Это – вполне естественный процесс.
Конан угрюмо кивнул в знак согласия, глядя, как отблески пламени пляшут на полированных дубовых панелях.
– Аквилония получила короля вместо анархии, которой так боялась, – вновь заговорил Сервий. – Валерий не защищает своих подданных от своих же союзников. Сотни тех, кто не смог заплатить назначенный выкуп, были проданы котхийским работорговцам.
Конан вскинул голову, и синие глаза его полыхнули пламенем смерти. Он от души выругался, а мощные руки сжались в огромные кулачищи.
Читать бесплатно другие книги:
