Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник) Говард Роберт
Путник с опаской покинул свое укрытие и во все глаза уставился на незнакомца. Глядя на варвара, он остро ощущал свою беспомощность и хрупкость: того отличала мощная, защищенная доспехами грудь, а рука, сжимавшая окровавленный меч, дочерна загорела на солнце, и под кожей бугрились узлы мускулов. Он двигался с опасной легкостью пантеры; незнакомец выглядел гибким и ловким, какими никогда не бывают дети цивилизации даже здесь, на самой границе цивилизованного мира.
Повернувшись, он шагнул к кустам и раздвинул их. Все еще пребывая в недоумении относительно того, чему только что стал свидетелем, путник с Востока приблизился и заглянул в кусты. Там лежал мужчина, невысокий, темнокожий, мускулистый и совершенно голый, если не считать набедренной повязки, ожерелья из человеческих зубов и медного браслета выше локтя. Волосы у лежащего были длинные и черные; больше сказать о его голове путнику было нечего, поскольку лицо его превратилось в бесформенную кровавую маску, забрызганную мозгами. Череп его оказался разрублен до самой верхней челюсти.
– Пикт, клянусь богами! – воскликнул путник.
Взгляд горящих синих глаз обратился на него.
– Тебя это удивляет?
– Да. В Велитриуме, да и в хижинах поселенцев дальше по дороге мне говорили, что иногда эти дьяволы забредают на нашу сторону границы, но я не ожидал встретить одного из них так далеко от нее.
– Отсюда до Черной реки всего четыре мили, – сообщил ему незнакомец. – Случалось, их убивали всего в миле от Велитриума. Ни один поселенец между Грозовой рекой и фортом Тускелан не может чувствовать себя в безопасности. Сегодня утром я напал на след этой собаки в трех милях к югу от форта и с тех пор шел за ним по пятам. Я подобрался к нему в тот самый момент, когда он целился в тебя из лука. Еще миг, и в ад отправился бы новый обитатель. Но я сбил ему прицел.
Путник широко раскрытыми глазами взирал на незнакомца, ошеломленный тем, что тот и в самом деле выследил одного из лесных дьяволов и зарубил его, оставшись незамеченным. Это подразумевало ловкость и сноровку, неслыханные даже для Конайохары.
– Ты – из гарнизона форта? – поинтересовался молодой человек.
– Я не солдат. Жалованье и довольствие у меня как у строевого офицера, но свою работу я делаю в лесу. Валанн знает, что от меня больше толку, когда я патрулирую реку, а не сижу в форте.
Незнакомец небрежно толкнул труп ногой, запихивая его поглубже в кусты, после чего вновь свел ветки вместе и, повернувшись, зашагал по тропе. Молодой человек последовал за ним.
– Меня зовут Бальт, – представился он. – Вчера я ночевал в Велитриуме. Пока я еще не решил, то ли взять себе надел, то ли записаться на службу в форт.
– Лучшие земли у Грозовой реки уже разобрали, – фыркнул следопыт. – Между ручьем Скальпов – он остался в нескольких милях позади – и фортом много хороших участков, но уж слишком близко к реке они расположены. Пикты то и дело перебираются на эту сторону, чтобы жечь и грабить, – как наш приятель, например. И не всегда они ходят поодиночке. Когда-нибудь они обязательно попытаются изгнать поселенцев из Конайохары, и не исключено, что преуспеют в этом. Даже наверняка. Нынешняя колонизация – чистое безумие, говорю тебе. К востоку от Боссонских болот прорва хорошей земли. Если бы аквилоняне урезали огромные владения некоторых своих баронов и посадили бы пшеницу там, где сейчас всего лишь охотятся на оленей, им не пришлось бы переходить границу и отнимать землю у пиктов.
– Странные разговоры для человека, состоящего на службе у губернатора Конайохары, – заметил Бальт.
– Какая ерунда, – парировал его собеседник. – Я – наемник. Я продаю свой меч тому, кто больше платит. Я никогда не сеял пшеницу и никогда не буду ее сеять, во всяком случае до тех пор, пока остаются другие урожаи, которые можно пожинать мечом. А вы, хайборийцы, уже расселились настолько далеко, насколько вам позволили. Вы прошли через болота, сожгли парочку деревень, уничтожили несколько племен и отодвинули границу до самой Черной реки. Но я сомневаюсь, что вам удастся удержать то, что вы завоевали, и отодвинуть границу еще дальше на запад вы не сумеете. Ваш глупец-король не понимает здешних условий. Он не посылает вам достаточных подкреплений, а поселенцев здесь слишком мало для того, чтобы отразить массированное вторжение из-за реки.
– Но ведь пикты разделены на небольшие племена, – возразил Бальт. – Они никогда не объединятся. А поодиночке мы можем уничтожить любое.
– Даже три-четыре за раз, – согласился следопыт. – Но когда-нибудь найдется человек, который объединит тридцать или сорок племен, так, как это произошло у нас, киммерийцев, когда гундерландцы много лет назад попытались отодвинуть границу на север. Они захотели колонизировать южные пустоши Киммерии; уничтожили несколько небольших племен, построили город-форт Венариум – ну, ты наверняка слышал эту историю.
– Слышал, – недовольно скривившись, отозвался Бальт. Воспоминания о том сокрушительном поражении остались черным пятном в истории гордого и воинственного народа. – Мой дядя был в Венариуме, когда киммерийцы всем скопом полезли на стены. Он был одним из немногих, кому удалось уцелеть в той бойне. Я много раз слышал, как он рассказывал об этом. Варвары пришли с гор многочисленной ордой и напали на город внезапно и с такой яростью, что никто не мог устоять перед ними. Они убивали всех без разбора: мужчин, женщин и детей. Венариум превратился в груду дымящихся развалин и остается таким по сей день. Аквилонян вынудили отойти обратно за пустоши, и с тех пор они более никогда не пытались колонизировать Киммерию. Но ты говоришь о Венариуме как о чем-то хорошо знакомом. Ты там был, наверное?
– Был, – проворчал следопыт. – Я был одним из тех, кто спустился с гор и штурмовал город. Мне тогда еще не исполнилось и пятнадцати, но мое имя уже часто повторяли у костров совета.
Бальт машинально отшатнулся, во все глаза глядя на своего собеседника. Казалось невероятным, что мужчина, который спокойно вышагивал рядом, мог оказаться одним из тех кровожадных диких дьяволов, что перелезли через стены Венариума в тот давний день и залили улицы города кровью.
– Выходит, ты тоже варвар? – непроизвольно воскликнул он.
Его спутник лишь кивнул и, кажется, ничуть не обиделся.
– Я – Конан из Киммерии.
– Я слышал о тебе!
В глазах Бальта вспыхнул новый интерес. Теперь понятно, почему пикт пал жертвой коварного и ловкого врага. Киммерийцы считались варварами, такими же яростными и свирепыми, как и пикты, только намного более умными и хитрыми. Очевидно, Конан долго жил среди цивилизованных людей, хотя это и не смягчило его и не ослабило его первобытные инстинкты. Опасения Бальта сменились восхищением, и он сполна оценил и кошачью легкость походки, и скрытность передвижений, которые, похоже, давались Конану безо всяких усилий. Смазанные сочленения его доспехов не лязгали, и Бальт сообразил, что Конан способен пробираться сквозь самые густые заросли столь же бесшумно, как и самый ловкий из пиктов, которые, кстати, предпочитали обходиться вовсе без одежды.
– Ты ведь не из Гундерланда? – Это было скорее утверждение, а не вопрос.
Бальт покачал головой.
– Я из Таурана.
– Я знавал многих достойных охотников из Таурана. Но боссонийцы слишком долго защищали вас, аквилонян, от дикой природы. Вам нужна закалка.
Это было правдой. Боссонская марка[9] с ее укрепленными деревнями, в которых обитали потомственные лучники, долгие годы служила Аквилонии буфером против варваров. Сейчас среди поселенцев по эту сторону Грозовой реки подрастало поколение лесных охотников, способных противостоять варварам на равных, но их было еще слишком мало. Большинство колонистов были такими, как Бальт, – больше поселенцами, нежели лесными охотниками.
Солнце еще не село, но уже скрылось за густыми зарослями. Тени становились все длиннее, наливаясь угольной чернотой и наползая из леса, пока спутники шли рядом по тропе.
– Стемнеет раньше, чем мы доберемся до форта, – небрежно обронил Конан и вдруг бросил: – Слушай!
Он замер на месте и присел, держа меч наготове, в мгновение ока превратившись в насторожившегося варвара, готового в любой миг прыгнуть на врага и нанести смертельный удар. Бальт тоже услышал его – дикий крик, оборвавшийся на самой высокой ноте. Это был крик человека, умирающего от страха и боли.
Конан стремительно сорвался с места и понесся по тропе, с каждым шагом увеличивая расстояние между собой и своим спутником. Бальт выругался сквозь зубы. Среди тауранских поселенцев он считался неплохим бегуном, но Конан оставил его позади с легкостью, которая выводила юношу из себя. Но тут Бальт позабыл о своих душевных терзаниях, когда до его слуха донесся такой душераздирающий вопль, какого он не слыхал еще никогда. В этом крике уже не осталось ничего человеческого; он походил на сатанинское завывание, исполненное дьявольского торжества над поверженным противником, которое долетело, казалось, до самых дальних звезд.
Бальт споткнулся на бегу; на коже у него выступил липкий холодный пот. Но Конан несся вперед, не раздумывая и не колеблясь; вот он исчез за поворотом тропинки, и Бальта вдруг охватила предательская паника, когда он сообразил, что остался один. В ушах его до сих пор звучал жуткий вопль, и он наддал из последних сил и устремился вслед за старшим товарищем.
Аквилонянину пришлось резко затормозить, чтобы не налететь на Конана, который склонился над телом на тропинке. Но киммериец смотрел отнюдь не на труп, лежавший в пропитанной кровью пыли. Он пристально всматривался в стену деревьев по обе стороны от них.
Бальт сдавленно выругался. На тропе лежал труп мужчины, толстяка невысокого роста в расшитых золотой нитью сапогах и (несмотря на жару) подбитой мехом горностая накидке, какую носили состоятельные купцы. На его обрюзгшем бледном лице запечатлелся невыразимый ужас; горло у него было перерезано от уха до уха острым, как бритва, лезвием. Короткий меч, оставшийся в ножнах, свидетельствовал о том, что он погиб, даже не успев схватиться за оружие.
– Пикт? – прошептал Бальт, нервно вглядываясь в темную стену леса.
Конан покачал головой и выпрямился, хмуро глядя на труп.
– Лесной дьявол. Это уже четвертый, клянусь Кромом!
– Что ты имеешь в виду?
– Ты когда-нибудь слышал о пиктском колдуне по имени Зогар Заг?
Бальт испуганно покачал головой.
– Он живет в Гвавеле, это ближайшая деревня за рекой. Три месяца назад он сидел в засаде у этой самой дороги и украл нескольких мулов из каравана, направлявшегося в форт, – каким-то образом усыпил погонщиков. Мулы принадлежали вот ему, – Конан небрежно кивнул в сторону неподвижного тела. – Это Тиберий, купец из Велитриума. Мулы были нагружены бочонками с элем, и старый Зогар остановился, чтобы утолить жажду перед тем, как переправиться на другой берег. Охотник по имени Сократ выследил его и привел Валлана и двух солдат туда, где он валялся пьяный в зарослях. К несчастью для Тиберия, Валанн посадил Зогара в клетку, а худшего наказания для пикта и придумать невозможно. Он исхитрился убить своих стражников и сбежал, а потом прислал весточку, в которой поклялся прикончить Тиберия и тех четверых, что похитили его, таким способом, который заставит аквилонян еще долгие века содрогаться при воспоминании об этом. В общем, Сократ и солдаты мертвы. Сократ погиб на реке, а солдаты – в непосредственной близости от форта. Теперь вот убили и Тиберия. И все пали не от рук пиктов. Каждая жертва – за исключением Тиберия, как видишь, – лишилась головы, и они сейчас, без сомнения, украшают алтарь какого-нибудь бога, которому поклоняется Зогар Заг.
– Откуда ты знаешь, что их убили не пикты? – пожелал узнать Бальт.
Конан кивнул на труп купца.
– Ты думаешь, его прикончили ножом или мечом? Посмотри внимательнее, и увидишь, что только длинный коготь способен оставить такую рану. Плоть разодрана, а не разрезана.
– Может, это пантера… – без особой уверенности предположил Бальт.
Конан нетерпеливо покачал головой.
– Житель Таурана ни с чем не спутает следы клыков пантеры. Нет. Это сделал лесной дьявол по наущению Зогара Зага, который поклялся отомстить. Тиберий сглупил, отправившись в Велитриум в одиночку, тем более вечером. Но все жертвы выглядели так, словно перед самой смертью их охватило умопомешательство. Вот, смотри сам; здесь все ясно. Тиберий ехал по тропе на муле; может, к его седлу были приторочены шкурки выдры, которые он намеревался продать в Велитриуме, а зверюга прыгнула на него вон из-за того куста. Видишь, там поломаны ветки? Тиберий успел крикнуть, а потом ему разодрали горло, и теперь он торгует своими шкурками в аду. Мул сбежал в лес. Слышишь? Ветки трещат до сих пор – это он ломится все дальше в чащу. У дьявола не было времени унести голову Тиберия; он испугался и удрал при нашем приближении.
– При твоем приближении, – поправил его Бальт. – Должно быть, создание это не слишком опасное, если испугалось одного вооруженного мужчины. Но откуда ты знаешь, что это был не пикт с каким-нибудь хитрым крюком, что вспарывает кожу, а не режет ее? Ты видел его?
– Тиберий был вооружен, – проворчал Конан. – Если уж Зогар Заг повелевает демонами, то он вполне может сказать им, кого убить, а кого оставить в покое. Нет, я ничего не видел. Я видел только, как заколыхались кусты, когда он убрался с тропы. Но если тебе нужны еще доказательства, взгляни вон туда!
Убийца ступил в лужу крови, натекшей под трупом. Под кустами, на твердой глине, виднелся окровавленный отпечаток ноги.
– Разве человек мог оставить его? – требовательно спросил Конан.
Бальт вдруг почувствовал, как по коже его пробежали мурашки. Ни человек, ни зверь не могли оставить столь странный, чудовищный отпечаток трехпалой лапы, напоминавший одновременно след птицы и рептилии, но в действительности не похожий ни на тот, ни на другой. Он растопырил пальцы над отпечатком, стараясь не касаться его, и выругался. Ладонь его оказалась слишком мала, чтобы накрыть след.
– Что это такое? – прошептал он. – Никогда не видел ничего подобного.
– И никто не видел, – угрюмо отозвался Конан. – Это болотный демон. Там, в болотах за Черной рекой, они роятся, как мухи. В душные ночи южный ветер с той стороны иногда доносит их завывания. Жуть берет.
– И что мы будем делать дальше? – спросил аквилонянин, с опаской вглядываясь в темно-синие тени. Выражение безмерного ужаса на застывшем лице трупа угнетало его. Он не мог не думать о том, что за жуткая морда высунулась из кустов, при виде которой кровь застыла у бедняги в жилах.
– Демона преследовать бессмысленно, – проворчал Конан, вытаскивая из-за пояса короткий топорик лесоруба. – Я пытался выследить его после того, как он убил Сократа. Уже через дюжину шагов я потерял его след. Он запросто мог отрастить крылья и улететь или провалиться под землю в ад. Не знаю. И за мулом я тоже не пойду. В конце концов он или выйдет к форту, или прибьется к хижине какого-нибудь поселенца.
Разговаривая, Конан пустил в дело топор. Несколькими ударами он срубил пару молодых деревьев высотой в восемь или девять футов, а потом очистил их от веток. Отрезав с соседнего куста кусок лианы, он привязал один конец к шесту в паре футов от вершины, а потом крест-накрест обмотал остатками второй шест. Через несколько минут у него получились грубые, но надежные носилки.
– Демон не получит голову Тиберия, если только я смогу этому помешать, – проворчал он. – Мы отнесем тело в форт. Отсюда до него около трех миль. Жирный ублюдок мне никогда не нравился, но нельзя позволить пиктским дьяволам обращаться с головами белых людей так, как им заблагорассудится.
Пикты были белой расой, хотя и смуглой, но жители пограничья никогда не считали их сородичами.
Бальт взялся за дальний конец носилок, на которые Конан бесцеремонно взвалил труп несчастного купца, и они зашагали к форту так быстро, как только могли. С этой мрачной ношей Конан двигался так же бесшумно, как и налегке. Из пояса купца он соорудил петлю, которую накинул на концы шестов со своей стороны, и носилки он держал одной рукой, а другой сжимал обнаженный меч с широким лезвием, беспрерывно обшаривая напряженным взглядом лес, вставший стеной по обе стороны дороги. Тени становились все гуще. Очертания деревьев и листвы начали таять в голубоватой дымке. В подступающих сумерках лес обрел зловещие и загадочные черты и, казалось, скрывал в своей чаще неведомых тварей.
Они прошли уже больше мили, и у Бальта заныли руки, когда из леса, голубоватые тени в котором стали фиолетовыми, вдруг донесся душераздирающий крик.
Конан дернулся, и Бальт едва не выронил свой конец носилок.
– Женщина! – воскликнул юноша. – Великий Митра, это кричала женщина!
– Жена какого-нибудь поселенца заблудилась в лесу, – прорычал Конан, опуская на землю свой край носилок. – Скорее всего, ищет отбившуюся корову – оставайся на месте!
И он, как вышедший на охоту волк, нырнул в густую стену леса. У Бальта волосы встали дыбом на затылке.
– Оставаться одному рядом с трупом, пока в чаще рыщет сам дьявол? – задохнулся он от возмущения. – Я иду с тобой!
Перейдя от слов к действию, он устремился вслед за Конаном. Киммериец оглянулся на него, но ничего не сказал, хотя и не замедлил шаг, чтобы спутник, уступавший ему ростом, мог догнать его. Бальт сбил дыхание, возмущаясь тем, что следопыт постепенно отрывается от него, скользя меж стволов, как призрачная тень, но тут Конан выскочил на прогалину и присел, оскалившись и приподняв меч.
– Почему мы остановились? – задыхаясь, пропыхтел Бальт, смахивая рукой пот со лба и обнажая собственный короткий клинок.
– Крик донесся с этой самой прогалины или откуда-то совсем рядом, – отозвался Конан. – Я не ошибаюсь в определении источника звуков, даже в лесу. Но где…
И вдруг крик прозвучал снова – на сей раз позади них; он донесся со стороны тропы, которую они покинули совсем недавно. Пронзительный и горестный, он взлетел к небу – крик женщины, охваченной паническим ужасом, – а потом вдруг сменился насмешливым, издевательским хохотом, которым мог разразиться, скажем, демон нижнего мира.
– Что, во имя Митры… – Даже в сумерках стало заметно, как побелело лицо Бальта.
Изрыгая чудовищные проклятия, Конан развернулся и помчался обратно, в ту сторону, откуда пришел, и аквилонянин, спотыкаясь и недоумевая, последовал за ним. Он со всего маху налетел на киммерийца, когда тот вдруг замер как вкопанный, отскочив на несколько шагов от его загорелой спины, словно мячик от железной статуи. Охнув от неожиданности, Бальт услышал, как Конан прошипел что-то сквозь стиснутые зубы. Киммериец стоял совершенно неподвижно. Заглянув ему через плечо, юноша почувствовал, как зашевелились волосы у него на затылке. Что-то двигалось сквозь темные кусты, окаймлявшие тропу, – оно не шло и не летело, а скорее ползло, как змея. Но это была не змея. Силуэт его казался размытым, но ростом существо было выше человека, хотя и не очень массивным. Его окутывало странное жутковатое сияние, нечто вроде синеватого трепещущего пламени. И впрямь, свечение это было единственной осязаемой и различимой чертой неведомой твари. Создавалось впечатление, будто пламя обрело плоть и кровь, целеустремленно двигаясь сквозь темнеющие кусты.
Конан зарычал и изо всех сил метнул свой топор. Но тварь как ни в чем не бывало скользила дальше, ни на йоту не отклонившись от взятого курса. Они видели ее лишь несколько мгновений – высокий неясный силуэт, окутанный трепещущими язычками пламени, плывущий сквозь подлесок. А потом тварь исчезла, и лес скорчился в испуганном молчании.
Конан с рычанием проломился сквозь переплетение веток и вывалился на тропу, ругаясь на чем свет стоит. Бросившись за ним, Бальт увидел, что киммериец застыл подле носилок, на которых простерлось тело Тиберия. И у этого тела больше не было головы.
– Он заманил нас в ловушку своим воем! – бушевал Конан, в ярости размахивая над головой огромным мечом. – Я должен был вести себя умнее! Мог бы и догадаться, что все это – лишь ловкий фокус! А теперь алтарь Зогара украсят пять голов.
– Но что это за тварь, которая плачет, как женщина, и смеется, как демон, и светится колдовским огнем, скользя меж деревьев? – выдохнул Бальт, утирая пот со лба.
– Болотный дьявол, – угрюмо отозвался Конан. – Ладно, берись за свой конец. Заберем с собой хотя бы тело. По крайней мере, нести будет легче.
Продемонстрировав таким образом своеобразное чувство юмора, он ухватился за кожаную петлю и зашагал вперед.
2. Колдун Гвавелы
Форт Тускелан стоял на восточном берегу Черной реки, волны которой лизали основание его частокола. Тот был сложен из бревен, как и все постройки внутри, включая донжон, или главную башню, которая, в общем-то, не заслуживала столь пышного наименования и в которой располагались покои самого коменданта, выходящие окнами на частокол и мрачные воды реки. На той стороне потока вздымался густой лес, который у самой воды напоминал настоящие непроходимые джунгли. Часовые день и ночь расхаживали по парапету, наблюдая за этой непроницаемой зеленой стеной. Зловещие фигуры на другой стороне появлялись лишь изредка, но солдаты знали, что за ними следят голодные и яростные глаза, горящие огнем старинной неукротимой ненависти. Неискушенному наблюдателю лес за рекой мог показаться пустынным и безжизненным, но там обитали не только птицы, звери и рептилии, но и люди, самые свирепые изо всех хищников.
Здесь, в форте, цивилизация заканчивалась. И это были не пустые слова. Тускелан на самом деле был последним форпостом цивилизованного мира; дальше на запад доминирующей хайборианской расе пути не было. Там, за рекой, начиналось первобытное царство – в глухих лесах и глинобитных хижинах с соломенными крышами, украшенных скалящимися человеческими черепами, и обнесенных бревенчатыми стенами деревнях, где горели костры и глухо ворчали барабаны, где точились наконечники дротиков в руках смуглых молчаливых мужчин со спутанными черными волосами и змеиными глазами. Эти глаза часто сверкали из зарослей на другом берегу реки. Некогда смуглые мужчины строили свои глинобитные хижины там, где сейчас стоял форт; да, их хижины поднимались и там, где нынче раскинулись поля и бревенчатые жилища светловолосых пришельцев, далеко за пределами нынешнего Велитриума, этого шумного городка на берегу Грозовой реки, – поселения, достигшие другой реки, текущей на границе боссонийских топей. Первыми пришли торговцы, за которыми последовали жрецы Митры, босоногие и невооруженные, и многие из них умерли ужасной смертью; но следом явились солдаты, и мужчины с топорами в руках, и женщины с детьми на повозках, запряженных волами. Аборигенов убивали без счета; их оттеснили сначала до Грозовой реки, а потом и еще дальше, за Черную реку. Но темнокожие народы не забыли о том, что было время, когда Конайохара принадлежала им.
Часовой на восточных воротах окликнул прибывших. В зарешеченном окошке вспыхнул факел, отблески света которого заиграли на козырьке стального шлема, и глаза солдата настороженно блеснули.
– Открывай ворота, – фыркнул Конан. – Своих не узнаешь?
Воинская дисциплина заставляла его скрежетать зубами.
Створки ворот распахнулись, и Конан со своим спутником вошли внутрь. Бальт отметил про себя, что по обе стороны ворот высились сторожевые башни, верхушки которых вздымались над частоколом. Заметил он и бойницы для лучников.
Часовые заворчали, приметив, что лежит на носилках, которые они несли. Звеня копьями, они бросились закрывать ворота, то и дело оборачиваясь, и Конан язвительно поинтересовался:
– Что, никогда не видели обезглавленный труп?
Лица солдат в свете факела казались мертвенно-бледными.
– Это же Тиберий! – выпалил один из них. – Я узнал его по подбитой мехом тунике. Значит, Валерий проиграл мне пять монет. Я сказал ему, что Тиберий услышал крик гагары[10], когда выезжал из ворот на муле, и глаза у него были тусклыми и безжизненными. Я побился об заклад, что обратно он вернется без головы.
Конан загадочно фыркнул, знаком показал Бальту, чтобы тот опустил свой конец носилок на землю, и направился в покои коменданта. Аквилонянин последовал за ним. Юноша с любопытством разглядывал длинные ряды бараков вдоль стен, конюшни, небольшое стойло для купеческих коней, высокий блокгауз в окружении каких-то построек и широкую площадь в самом центре, где обычно маршировали солдаты и где сейчас горели костры и отдыхали свободные от службы воины. Многие спешили присоединиться к угрюмой толпе, собравшейся вокруг носилок у ворот. Длинные и поджарые аквилонские копейщики и гонцы смешались с низкорослыми боссонийскими лучниками.
Бальт не слишком удивился, когда комендант лично принял их. Автократическое общество со своими строгими нормами осталось на восточной стороне болот и пустошей. Валанн оказался совсем еще молодым человеком с правильными чертами лица, на котором уже лежала мрачная печать тягот и ответственности.
– Мне доложили, что ты покинул форт еще до рассвета, – обратился он к Конану. – Я уже начал беспокоиться, что пикты все-таки схватили тебя.
– Когда они закоптят мою голову, об этом узнает вся река, – проворчал в ответ Конан. – Даже в Велитриуме будет слышен вой пиктских женщин, оплакивающих своих мертвых. Я ходил на разведку. Мне не спалось. Не давали покоя барабаны за рекой.
– Они переговариваются каждую ночь, – напомнил комендант, и его красивые глаза затуманились, когда он в упор взглянул на Конана. Он уже знал, что не стоит недооценивать инстинкты следопыта.
– Вчера ночью их ритм изменился, – пробурчал Конан. – Так происходит регулярно, с тех самых пор, как Зогар Заг вернулся на ту сторону реки.
– Нам нужно было или преподнести ему дары и отправить домой, или повесить, – вздохнул комендант. – Ты советовал так и поступить, но…
– Но вам, хайборийцам, трудно принять законы джунглей, – перебил его Конан. – Что ж, сделанного не воротишь, но на границе не будет покоя до тех пор, пока Зогар Заг жив и помнит о клетке, в которой обливался птом. Я следил за воином, который переправился на эту сторону, чтобы сделать несколько белых зарубок на своем луке. Раскроив ему череп, я встретил вот этого парнишку. Его зовут Бальт, и он пришел из Таурана, чтобы помочь удержать границу.
Валанн окинул одобрительным взглядом открытое лицо юноши и его сухощавую крепкую фигуру.
– Рад приветствовать вас, молодой господин. Хотелось бы мне, чтобы сюда пришло побольше таких людей, как вы. Нам нужны новобранцы, привычные к жизни в лесу. Многие из наших солдат и поселенцев – выходцы из южных провинций, они не знают леса и никогда не занимались землепашеством.
– Таких по эту сторону Велитриума немного, – проворчал Конан. – А вот в городе их полно. Но послушай, Валанн, на тропе мы нашли мертвого Тиберия. – И в нескольких словах киммериец рассказал о том, что случилось.
Валанн побледнел.
– Я не знал, что он покинул форт. Должно быть, он спятил!
– Вот именно, – ответил Конан. – Как и остальные четверо; каждый из них, когда пришло его время, сошел с ума и ринулся в лес навстречу смерти, как заяц, спешащий удаву в пасть. Нечто позвало их из глубины леса, нечто такое, что люди называют «зовом» за неимением лучшего слова, но его слышат только обреченные. Против колдовства Зогара Зага аквилонская цивилизация бессильна.
Валанн не нашелся что ответить; он лишь вытер лоб дрожащей рукой.
– Солдаты знают об этом?
– Мы оставили тело у восточных ворот.
– Надо было скрыть этот факт, а тело спрятать где-нибудь в лесу. Боевой дух и так низок.
– Они все равно узнали бы об этом рано или поздно. Если бы я спрятал тело, оно вернулось бы в форт так, как это случилось с Сократом, – привязанным к наружным створкам ворот, чтобы люди обнаружили его утром.
Валанн вздрогнул. Повернувшись, он подошел к двустворчатому окну и молча уставился на реку, черную и искрящуюся в свете звезд. На той стороне сплошной темной стеной вздымались джунгли. Тишину нарушил далекий визг пантеры. Ночь тяжким покрывалом окутывала их со всех сторон, заглушая звуки солдатского лагеря под окнами и гася огни костров. В черных ветвях стонал ветер, гоня рябь по темной воде. Он принес с собой низкий негромкий ритм, зловещий, как поступь крадущегося леопарда.
– В конце концов, – сказал Валанн, словно разговаривая сам с собой, – что мы знаем – что знает вообще хоть кто-нибудь – о том, что скрывается в джунглях? До нас доходят слухи об обширных болотах и реках, о лесе, что тянется до самых дальних равнин и гор, обрываясь лишь на побережье закатного океана. Но о том, что лежит между этой рекой и тем океаном, мы не смеем даже гадать. Еще ни один белый человек из тех, кто углублялся в эти просторы, не вернулся, чтобы рассказать нам о том, что видел. Мы тешим себя гордостью за свои цивилизованные знания, но они крайне ограниченны – простираются лишь до западного берега этой древней реки! Кому ведомо, какие создания, земные или потусторонние, таятся за крохотным кругом света, который отбрасывает наше знание? Кто знает, каким богам поклоняются под сенью этого языческого леса, какие демоны выползают на свет из черной жижи болот? Кто может быть уверенным в том, что все обитатели этой черной страны имеют естественное происхождение? Зогар Заг – ученые мужи городов Востока смеются над его примитивной магией, сравнивая ее с ужимками факира; а он взял и свел с ума, а потом и умертвил пятерых взрослых мужчин, и никто не может объяснить, как ему это удалось. Иногда мне кажется, что и сам он – не совсем человек.
– Если я подберусь к нему на расстояние броска топора, то решу эту проблему, – прорычал Конан, угощаясь комендантским вином и подталкивая стакан Бальту, который неуверенно принял его, метнув вопросительный взгляд на Валанна.
Комендант повернулся к Конану и принялся задумчиво созерцать его.
– Еще немного, – сказал он, – и солдаты, которые не верят ни в призраков, ни в демонов ударятся в панику. А ты веришь и в призраков, и в вампиров, и в гоблинов, и в прочих сверхъестественных существ и при этом не боишься их.
– Во вселенной нет ничего такого, с чем не могла бы справиться холодная сталь, – ответил Конан. – Я метнул топор в демона, но он не причинил ему вреда, хотя я мог промахнуться в сумерках или ветка могла отклонить топор в полете. Я не обираюсь из кожи вон лезть, разыскивая демонов, но и не сверну в сторону, чтобы дать им дорогу.
Валанн поднял голову и посмотрел Конану прямо в глаза.
– Конан, от тебя зависит больше, чем ты думаешь. Тебе известно слабое место этой провинции, узкого клина, вбитого в дикие земли. Тебе известно, что жизни всех людей к западу от болот зависят от этого форта. Если он падет, окровавленные топоры начнут кромсать ворота Велитриума еще до того, как всадник успеет пересечь пограничные земли. Его величество или советники его величества проигнорировали мои просьбы прислать подкрепления, чтобы удержать границу. Им ничего не известно о том, что здесь происходит, и они не желают вкладывать сюда деньги. Так что будущее границы зависит от людей, защищающих ее. Ты знаешь, что основная часть армии, завоевавшей Конайохару, была отведена на прежние позиции. Ты знаешь, что у меня осталось очень мало сил, особенно после того, как этот дьявол Зогар Заг отравил наши источники питьевой воды и в один день умерли сорок человек. Многие из оставшихся больны, а других покусали ядовитые змеи или покалечили дикие звери, которых вокруг форта становится все больше. Солдаты верят Зогару, когда он похваляется тем, что может вызвать из леса зверей, чтобы расправиться со своими врагами. У меня три сотни копейщиков, четыреста боссонийских лучников и еще человек пятьдесят тех, кто, подобно тебе, умеет читать следы и воевать в лесу. Каждый из них стоит десяти солдат, но их очень мало. Откровенно говоря, Конан, ситуация складывается безвыходная. Среди солдат ходят упорные разговоры о том, чтобы дезертировать; они окончательно пали духом и верят в то, что Зогар Заг спустил на нас всех дьяволов ада. Они боятся черной чумы, которой он угрожает нам, – ужасной черной смерти болот. Завидев больного солдата, я начинаю обливаться холодным потом от страха, что он почернеет, ссохнется и умрет у меня на глазах. Конан, если на нас обрушится еще и чума, солдаты разбегутся! Граница останется без защиты, и тогда ничто не помешает черным ордам подступить к самым воротам Велитриума – а может, и пойти дальше! Если мы не сможем удержать форт, разве смогут они отстоять город? Конан, Зогар Заг должен умереть, если мы хотим сохранить Конайохару! Ты ходил в неизученные и глухие дебри дальше любого человека из форта; ты знаешь, где находится Гвавела; тебе известны лесные тропы на той стороне реки. Ты согласен возглавить группу людей и выступить с ними сегодня же вечером, чтобы попытаться убить или захватить колдуна в плен? Да, я знаю, это безумие. Существует лишь один шанс из тысячи, что кто-нибудь из вас вернется назад живым. Но если мы не одолеем его, то погибнем все до единого. Ты можешь взять с собой столько людей, сколько захочешь.
– В таком деле дюжина воинов принесет больше пользы, чем целый полк, – ответил Конан. – Пятьсот солдат не смогут с боем прорваться к Гвавеле и вернуться. А вот дюжина охотников может проскользнуть незамеченной и вернуться. Я сам отберу людей. Солдаты мне не нужны.
– Я пойду с тобой! – горячо воскликнул Бальт. – Я всю свою жизнь охотился на оленей в Тауране.
– Хорошо. Валанн, мы поедим в казарме, где собираются охотники, и я отберу себе людей. Мы выступим через час, спустимся на лодке по реке ниже деревни, а потом тайком высадимся и пойдем через джунгли. Если останемся живы, то вернемся к рассвету.
3. Крадущиеся во тьме
Река была едва различима между двумя черными стенами берегов. Весла, толкающие вперед длинную лодку, которая медленно ползла вдоль восточного берега, неслышно окунались в воду. Бальт смутно видел очертания широких плеч мужчины, сидевшего перед ним. Он сомневался, что следопыт, скорчившийся на носу лодки, видит хоть что-нибудь на расстоянии вытянутой руки. Конан, очевидно, руководствовался шестым чувством и тем, что знал реку как свои пять пальцев.
Все молчали. Бальт имел возможность хорошенько рассмотреть своих спутников еще в форте, перед тем, как они выскользнули наружу и спустились к берегу, где их уже ждало каноэ. Это были сплошь представители новой расы, выросшие в суровых условиях пограничья, – мужчины, в силу необходимости научившиеся жить в лесу. Все они были аквилонянами из западных провинций, и у них было много общего. Одевались они одинаково – в сапоги из оленьей кожи, кожаные штаны и рубашки. Талию каждого перетягивал широкий пояс, на котором висели топоры и короткие мечи; это были худощавые, покрытые шрамами беспощадные воины, мускулистые и немногословные.
В некотором смысле их можно было назвать дикарями, но тем не менее между ними и киммерийцем пролегала глубокая пропасть. Они были детьми цивилизации, вернувшимися к первобытному образу жизни. Он же был варваром от рождения, продуктом тысяч поколений варваров. Они обрели сноровку и ловкость, а он обладал ими с колыбели. Он превосходил их даже в точности скупых движений. Они были волками, а он – тигром.
Бальт восхищался ими и их вожаком, испытывая прилив гордости при мысли о том, что они приняли его в свою компанию. Он гордился тем, что его весло производит ничуть не больше шума, чем их весла. По крайней мере в этом смысле он чувствовал себя ровней, хотя умение жить в лесу, обретенное им в хижинах Таурана, не могло сравниться с той наукой, что прошли эти мужчины здесь, в пограничье.
Чуть ниже форта река делала поворот. Огни форпоста быстро растаяли вдали. Но каноэ прошло еще примерно с милю, старательно огибая коряги и топляки с почти сверхъестественной легкостью.
Вдруг их вожак едва слышно свистнул; они быстро развернули лодку и направили ее к противоположному берегу. Оказавшись на середине реки после густой тени кустов, в изобилии росших на берегу, они почувствовали себя почти голыми. Но Бальт знал, что в неверном свете звезд заметить тень их каноэ, скользящего по воде, было почти невозможно, если только кто-либо не следил за ними специально.
Они подплыли к нависающим кустам на западном берегу, и Бальт ухватился за выступающий корень. Никто не проронил ни слова. Все распоряжения были сделаны еще до того, как лазутчики покинули форт. Конан неслышно, как большая кошка, перевалился через борт и исчез в кустах. Девять мужчин бесшумно последовали за ним. Бальту, сидевшему с веслом на коленях и по-прежнему державшемуся за корень, казалось невероятным, что десять человек могут передвигаться настолько беззвучно.
Он приготовился к долгому ожиданию. Он не обменялся и словом с еще одним мужчиной, который тоже остался караулить лодку. Примерно в миле к северо-западу от них в чаще леса притаилась деревушка Зогара Зага. Бальт помнил полученный приказ: они с напарником должны были ждать возвращения поисковой группы. Если к рассвету Конан со своими людьми не появится, им следует как можно быстрее вернуться в форт и сообщить, что лес в очередной раз собрал свою кровавую жатву.
Тишина казалась гнетущей. Из черной чащи не доносилось ни звука; за сплошной стеной кустов вообще невозможно было ничего различить. Бальт вдруг понял, что больше не слышит рокота барабанов. Они молчали уже много часов. Он то и дело смаргивал, пытаясь пронзить взглядом непроницаемую тьму. От воды тянуло сыростью, и влажные запахи леса угнетали его. Где-то рядом раздался всплеск, словно большая рыба ударила хвостом. Поднятая ею волна качнула лодку, и нос ее стал медленно отходить от берега. Напарник, похоже, выпустил ветку, за которую держался. Бальт вытянул шею, собираясь шепотом предупредить его; смутный силуэт охотника едва виднелся на темном фоне ночи.
Но напарник не ответил. Решив, что тот, наверное, задремал, Бальт протянул руку и схватил его за плечо. К его удивлению, от этого осторожного прикосновения мужчина обмяк и повалился на дно лодки. Бальт перевернул его лицом кверху, чувствуя, как холодные лапы страха стискивают ему сердце. Рука его слепо скользнула по горлу напарника, и только судорожно сжатые зубы юноши позволили ему сдержать крик, уже готовый сорваться с губ. Пальцы его нащупали зияющую кровоточащую рану – горло напарника было перерезано от уха до уха.
Охваченный паническим страхом, Бальт начал приподниматься, и в это мгновение из темноты протянулась мускулистая рука и обхватила его за горло, не давая крикнуть. Каноэ закачалось. В руке у Бальта оказался нож, хотя он не помнил, когда успел выхватить его из-за голенища. Юноша нанес несколько ударов вслепую и ощутил, как клинок глубоко вошел в чье-то тело, и в ушах у него зазвенело от истошного вопля. Лес взорвался ответными криками. Тишина ожила вокруг него, и чьи-то руки схватили его. Под весом множества тел каноэ перевернулось, но, прежде чем Бальт успел уйти под воду, ночь взорвалась мириадами искр, и сильный удар по голове опрокинул юношу в черноту, сквозь которую не пробивался даже свет звезд.
4. Твари Зогара Зага
Пламя костров ослепило Бальта, когда он медленно пришел в себя. Он заморгал и тряхнул головой. Перед глазами заплясали огненные круги, и его оглушил многоголосый вой, становившийся все громче по мере того, как к нему возвращались слух и зрение. Он поднял голову и принялся тупо озираться по сторонам. Вокруг него столпились черные фигуры, и их силуэты отчетливо вырисовывались на фоне пламени.
Память вернулась к нему как-то сразу, рывком. Он был привязан к столбу на открытой площадке, по периметру которой выстроилось кольцо из свирепых фигур. За ними горели костры, огонь которых поддерживали обнаженные темнокожие женщины. Позади костров виднелись глинобитные хижины, крытые обрубленными ветками и сучьями. Они были окружены частоколом с широкими воротами. Но все эти детали он отметил мимоходом, и даже загадочные темнокожие женщины с необычными прическами не вызвали у него любопытства. Все внимание юноши было приковано к мужчинам, стоявшим вокруг него кольцом.
Невысокие, широкоплечие, мускулистые и поджарые. Из одежды на них были лишь узкие набедренные повязки. В свете костров было отчетливо видно, как перекатываются под темной кожей бугры мускулов. Широкие лица оставались неподвижными, но в прищуренных глазах пылал огонь, который горит в зрачках вышедшего на охоту тигра. Их спутанные волосы перехватывали медные обручи. В руках они сжимали топоры и мечи. На некоторых виднелись окровавленные грубые повязки, и на темной коже остались следы засохшей крови. Совсем недавно они сражались насмерть.
Он отвел глаза, чтобы не смотреть на своих похитителей, и едва сумел подавить крик ужаса. В нескольких футах от него вздымалась невысокая, но жуткая пирамида: она была сооружена из человеческих голов. Мертвые глаза смотрели в черное небо. В каком-то оцепенении он узнал обращенные к нему лица. Это были те самые мужчины, что последовали за Конаном в лес. Бальт не знал, есть ли в этой страшной куче голова киммерийца. Ему были видны лишь несколько лиц. На первый взгляд, пирамида была сложена из десяти или одиннадцати голов. Желудок рванулся к горлу, и Бальта едва не стошнило. За пирамидой из отрубленных голов лежали тела нескольких пиктов, и при виде их его охватила свирепая радость. Лесные охотники все-таки дорого продали свою жизнь.
Отвернувшись от жуткого зрелища, юноша понял, что рядом вкопан еще один столб, точно так же выкрашенный в черное, как и тот, к которому был привязан он сам. На веревках обвис мужчина. Он был голым, если не считать кожаных штанов, и Бальт узнал в нем одного из лесных охотников Конана. Кровь текла у него изо рта и из страшной раны в боку. Приподняв голову, он облизнул распухшие губы и пробормотал, стараясь быть услышанным в дьявольской какофонии, устроенной пиктами:
– Значит, они схватили и тебя!
– Подкрались по воде и перерезали горло моему напарнику, – простонал Бальт. – Когда я их услышал, было уже слишком поздно. Митра, они двигались совершенно беззвучно!
– Сущие дьяволы, – пробормотал охотник. – Похоже, они следили за нами с того момента, как мы миновали стремнину. Мы угодили в западню. Не успели мы опомниться, как со всех сторон в нас полетели стрелы. Почти все охотники погибли сразу же. Троим или четверым удалось прорваться сквозь кусты и схватиться врукопашную. Но пиктов было слишком много. А вот Конан, наверное, уцелел. Его головы я не видел. Жаль, что нас с тобой не убили на месте. Конана я не виню. В обычных условиях мы бы подобрались к деревне незамеченными. Там, где мы высадились, не бывает никаких лазутчиков – так далеко от деревни их не отправляют. Скорее всего, мы столкнулись с большим отрядом, поднимавшимся по реке с юга. Здесь творится какая-то дьявольщина. Тут слишком много пиктов. И далеко не все они – гвавели[11]; сюда пожаловали воины западных племен, обитающие выше и ниже по течению реки.
Бальт обвел взглядом свирепых мужчин. Он слабо разбирался в обычаях и нравах пиктов, но понял, что столько воинов, сколько сейчас столпилось вокруг него, никак не могла вместить одна деревушка. На всех просто не хватило бы хижин. А потом он подметил и некоторые различия в дикарских узорах, которыми были размалеваны их лица и тела.
– Здесь творится какая-то дьявольщина, – повторил охотник. – Наверное, они собрались, чтобы посмотреть, как будет колдовать Зогар. На наших трупах он продемонстрирует все свое искусство. Что ж, житель пограничья не рассчитывает умереть в своей постели. Но мне жаль, что мы не погибли вместе с остальными.
Волчий вой пиктов стал громче, в нем послышались нотки свирепого торжества, в их рядах наметилось некое движение, и Бальт понял, что должно произойти нечто важное. Вытянув шею, он увидел, что перед длинной постройкой, размерами превышающей остальные хижины, украшенной человеческими черепами, подвешенными под срезом крыши, шалашиком составлены колья. И в дверях этого сооружения вдруг появилась приплясывающая фантастическая фигура.
– Зогар! – пробормотал охотник, и на его окровавленном лице появилась волчья ухмылка, когда он непроизвольно напрягся, пытаясь освободиться от пут.
Бальт увидел худощавого мужчину среднего роста, фигуру которого почти полностью скрывали страусовые перья, закрепленные на сбруе из кожаных и медных полосок. Из перьев выглядывало жуткое злобное лицо. Перья озадачили Бальта. Он знал, что страусы обитают на другом краю света. Шаман подпрыгивал и кривлялся, и перья отвечали ему зловещим шуршанием.
Не прекращая кривляться, он вошел в круг и принялся приплясывать перед связанными и молчаливыми пленниками. Будь на его месте другой мужчина, он выглядел бы смехотворно и нелепо – недалекий дикарь, исполняющий бессмысленный танец в ворохе перьев. Но свирепое лицо, выглядывающее из пышного одеяния, придавало сцене мрачную торжественность. Человек с таким лицом не мог выглядеть смешным или нелепым – нет, он выглядел настоящим дьяволом, кем и был на самом деле.
И вдруг колдун замер, обратившись в статую; плюмаж колыхнулся и опал. Завывающие воины смолкли, как по команде. Зогар Заг неподвижно стоял, выпрямившись, и даже стал как будто выше ростом – причем намного. Бальту показалось, что пикт возвышается над ним, презрительно глядя на него с огромной высоты, хотя и сознавал, что шаман едва достает ему до плеча. Юноша с трудом стряхнул с себя наваждение.
А затем шаман заговорил хриплым и гортанным голосом, в котором слышалось шипение кобры. Он вытянул длинную шею, глядя на раненого охотника, привязанного к столбу. В свете костров глаза его вспыхнули алым. Вместо ответа охотник плюнул ему в лицо.
Испустив дикий вопль, Зогар подпрыгнул, и воины ответили ему завыванием, от которого содрогнулись звезды, украдкой выглядывающие из-за вершин деревьев, обступивших деревню. Они рванулись к привязанному к столбу охотнику, но шаман отогнал их прочь. Он прорычал что-то, и они бросились к воротам, распахнули их и поспешили обратно в круг, и тот распался: воины в спешке подались вправо и влево. Бальт заметил, что женщины и голые ребятишки во всю мочь припустили к хижинам, опасливо выглядывая из дверей и окон. Моментально образовался широкий проход, ведущий к распахнутым настежь воротам, за которыми зловеще чернел лес, медленно наступая на открытое пространство, не освещенное пламенем костров.
Воцарилась напряженная тишина. Зогар Заг повернулся к лесу лицом, привстал на цыпочки и испустил жуткий нечеловеческий крик, эхом прокатившийся в ночи. Где-то далеко, из черной глубины леса, ему ответил другой зов. Бальт содрогнулся. По тембру голоса он понял, что его исторгло не человеческое горло. Он вспомнил слова Валанна о том, что Зогар хвастался, будто может повелевать дикими зверями. Лицо охотника рядом с ним стало пепельно-серым под маской засохшей крови. Он непроизвольно облизнул губы.
Деревня затаила дыхание. Зогар Заг стоял неподвижно, как статуя, и лишь перья его убора нервно подрагивали. И вдруг проем ворот перестал быть пустым.
Судорожный вздох пронесся над деревней, и воины, толкаясь, поспешно попятились к хижинам. Бальт почувствовал, как волосы у него на затылке встали дыбом. Тварь, стоявшая в воротах, выглядела как воплощение ожившего ночного кошмара из старинных легенд. Ее шкура имела странный светлый оттенок, казавшийся призрачным в неверном свете костров. Но низко опущенная огромная башка была вполне реальной, равно как и гигантские изогнутые клыки, влажно сверкавшие в темноте. Бесшумно перебирая мягкими подушечками лап, зверь приближался, похожий на призрак невероятно далекого прошлого. Он пришел из глубины мрачных веков, жуткий персонаж многочисленных старинных легенд – саблезубый тигр. Вот уже много столетий хайборийские охотники не сталкивались с этими первобытными созданиями. Древние предания приписывали зверю сверхъестественные качества, чему в немалой степени способствовали необычный окрас его шкуры и дьявольская свирепость.
Тварь, скользившая к привязанным к столбам людям, была крупнее и тяжелее обычного полосатого тигра и размерами, пожалуй, не уступала медведю. Плечи ее и передние лапы были настолько массивными и мускулистыми, что передняя часть ее тела казалась непропорционально развитой, хотя задние лапы были мощнее, чем у льва. Морда с гигантскими челюстями внушала ужас. Мозг твари был очень маленьким, и в нем не было места ни для чего, кроме древнего инстинкта разрушения. Саблезубый тигр был продуктом тупиковой ветви эволюции, глядя на которую природа в страхе отступила перед тем, что натворила.
И это чудовище Зогар Заг призвал из мрачных глубин леса. Бальт более не сомневался в силе колдуна. Только черная магия способна подарить власть над этим фактически безмозглым, но могучим монстром. Из глубин подсознания вдруг поднялись смутные темные страхи, в которых едва слышным шепотом повторялось имя древнего бога тьмы и первобытного ужаса, которому поклонялись равно люди и животные. Люди шептались, что дети его до сих пор обитают в темных уголках мира. Во взгляде, который юноша устремил на Зогара Зага, плескался суеверный страх.
Монстр прошел мимо груды тел и сваленных в отвратительную кучу голов, не обратив на них ни малейшего внимания. Он не был стервятником. Он охотился только на живых и жил только ради того, чтобы убивать. В круглых немигающих глазах пылал вечный неутолимый голод; голод, вызванный не только пустотой в брюхе, но и жаждой убийства. С его челюстей капала слюна. Шаман отступил на шаг и махнул рукой, указывая на охотника.
Гигантская кошка припала на передние лапы, и Бальт припомнил байки о ее дьявольской свирепости; о том, что она способна прыгнуть на спину слона и так глубоко вонзить клыки в череп исполина, что потом не может вырвать их обратно, вследствие чего остается прикованной к своей жертве и погибает от голода. Шаман пронзительно закричал – и монстр прыгнул с громоподобным ревом.
Бальт и представить себе не мог, что когда-либо увидит такой прыжок, исполненный неудержимой жажды смерти, воплощенной в огромном теле с железными мышцами и острыми когтями. Тигр врезался прямо в грудь охотнику с такой силой, что столб треснул и сломался у основания, как соломинка. В следующее мгновение саблезубое чудовище уже скользило обратно к воротам, сжимая в зубах окровавленное тело, в котором не осталось ничего человеческого. Бальт, парализованный страхом, смотрел ему вслед, и мозг его отказывался признавать то, что видели глаза.
В прыжке гигантская тварь не только сломала столб, но и оторвала от него изуродованное тело охотника, которое было к нему привязано. Огромные когти в одно мгновение буквально выпотрошили мужчину, а сверкающие клыки оторвали верхнюю часть головы несчастного с такой легкостью, словно череп его был сделан из картона. Ремешки из прочной сыромятной кожи лопнули, словно бумажные; а там, где они уцелели, сдались плоть и кости. Бальта стошнило. Ему приходилось охотиться на медведей и пантер, но он и подумать не мог, что на свете существует тварь, способная в долю секунды превратить человека в кровавое месиво.
Саблезубый тигр выскользнул в ворота, и спустя несколько мгновений в лесу прозвучал громовой рык, постепенно затихший вдали. Но пикты все еще боялись отходить от хижин, а шаман по-прежнему стоял лицом к воротам, которые зияли, как вход в преисподнюю.
Лоб Бальта покрылся холодным потом. Какая новая тварь войдет в них и превратит его в изуродованный труп? Его охватила паника, и он отчаянно рванулся, силясь разорвать путы. Ночь за кругом света костров буквально давила на него и казалась непроницаемой. А танцующее пламя обрело зловещий багровый оттенок, подобно геенне огненной. Он кожей ощущал на себе взгляды пиктов – взгляды сотен голодных свирепых глаз, в которых отражалась жажда крови душ, начисто лишенных сострадания, каким он его себе представлял. Они перестали быть людьми, превратившись в дьяволов из черных джунглей, столь же бесчеловечных, как и те создания, которых своими душераздирающими воплями призывал из тьмы шаман.
Зогар вновь испустил вопль, эхом прокатившийся в ночи, и он совершенно не походил на его первый крик. В нем слышалось дьявольское шипение – и Бальт похолодел, сообразив, что это означает. Если бы змея могла громко шипеть, то издала бы именно такой звук. На сей раз ответа не последовало – воцарилась оглушительная тишина, и сквозь шум в ушах Бальт разобрал лишь бешеный стук собственного сердца. А потом за воротами послышался шелест, зловещее сухое шуршание, от которого по спине юноши пробежал холодок. В проеме освещенных пламенем костров ворот возникло новое чудовище.
И вновь Бальт узнал его по описанию из старинных легенд. Это была гигантская змея из древних преданий, и ее клиновидная голова размером с лошадь покачивалась на высоте человеческого роста, а за нею скользило призрачное туловище. Меж зубов вился раздвоенный язык, и пламя костров плясало на белоснежных клыках.
Бальт уже ничего не чувствовал. Ужас осознания того, что его ожидает, парализовал юношу. Это была рептилия, которую полузабытые легенды именовали не иначе как «призрачная тварь»; в незапамятные времена она заползала в хижины по ночам и пожирала их обитателей. Подобно питону, она душила жертву в своих объятиях, но, в отличие от удава, ее зубы таили в себе яд, вызывавший помешательство и смерть. Ее тоже считали давно вымершей. Но Валанн говорил правду. Ни один белый человек не мог знать наверняка, какие создания обитают под сенью лесов по ту сторону Черной реки.
Тварь двигалась почти беззвучно, сопровождаемая лишь сухим шуршанием. Ее жуткая голова покачивалась на одном уровне с лицом Бальта, а шея слегка выгнулась назад – чудовище готовилось нанести удар. Юноша, как загипнотизированный, уставился в разинутую пасть, которая очень скоро поглотит его, и не чувствовал ничего, кроме подступающей тошноты.
И вдруг из темноты, сгустившейся позади хижин, вылетела стремительная сверкающая тень, и гигантская рептилия свернулась кольцами и забилась в конвульсиях. Словно во сне, Бальт увидел, как короткое метательное копье пронзило ее могучую шею чуть пониже челюстей; древко торчало с одной стороны, стальной наконечник – с другой.
Сплетаясь в чудовищные кольца, обезумевшая змея налетела на воинов, стоявших вокруг плененного юноши. Копье не перебило ей позвоночник, а всего лишь пронзило шейные мышцы. Яростно метавшийся хвост сбил наземь сразу дюжину воинов, и челюсти монстра судорожно сомкнулись на ближайшей жертве, обдавая остальных брызгами яда. Пикты с воплями кинулись врассыпную, сбивая друг друга и топча тех, кто упал, надеясь укрыться в хижинах.
Огромная змея налетела на костер, и тот рассыпался снопами искр и головешек. Боль от ожогов лишь подстегнула тварь, ее хвост обрушился на одну из хижин, и та рухнула, словно карточный домик, а из-под обломков во все стороны брызнули перепуганные люди.
В страхе воины перепрыгивали через костры, расшвыривая горящие головни. На мгновение пламя взметнулось стеной, а потом опало. В темноте, подсвеченной тусклым красноватым жаром рассыпанных углей, как в ночном кошмаре, металась по утрамбованной площадке гигантская рептилия, сбивая и калеча людей, которые с криками пытались спастись бегством.
Бальт почувствовал, как натянулась веревка, которой были схвачены его запястья, а потом – о, чудо! – он вдруг оказался свободен, и чья-то сильная рука потащила его в темноту, подальше от столба. Словно в тумане, он увидел Конана и ощутил железную хватку следопыта.
Кольчуга киммерийца была забрызгана кровью; меч, который он держал в правой руке, также покрывала засохшая кровь; в призрачном и неверном свете умирающих костров он казался настоящим великаном.
– Идем! Быстрее! Пока они не оправились от паники!
Бальт почувствовал, как в руку ему ткнулось топорище. Зогар Заг куда-то исчез. Конан тащил Бальта за собой, пока юноша не стряхнул с себя оцепенение, после чего смог передвигаться самостоятельно. Конан отпустил его и вбежал в хижину, у входа в которую висели черепа. Бальт последовал за ним. Он мельком отметил мрачный каменный алтарь, тускло освещенный отблесками огней снаружи; на алтаре скалились пять человеческих голов, и черты самой свежей показались ему кошмарно знакомыми: это оказалась голова купца Тиберия. Позади алтаря смутно виднелся идол в облике какого-то зверя, сохранивший тем не менее отдаленное сходство с человеком. Бальт задохнулся от ужаса, когда чудовище вдруг выпрямилось во весь рост и загремело цепями, протягивая к нему огромные лапы.
Меч Конана обрушился на неведомую тварь, круша плоть и кости, а потом киммериец потащил Бальта за собой вокруг алтаря, огибая бесформенную тушу на полу, к двери в дальней стене длинной хижины, через которую они и выскочили наружу, вновь оказавшись на открытом воздухе. В нескольких шагах впереди виднелся частокол.
Позади хижины с алтарем царила темнота. Паническое бегство не увлекло пиктов в эту сторону. У стены Конан остановился, обхватил Бальта за пояс и приподнял его на вытянутых руках с такой легкостью, словно тот был грудным ребенком. Юноша вцепился в заостренные края вкопанных в землю бревен и уселся на них верхом, не обращая внимания на боль, причиняемую ими. Он нагнулся, протягивая руку Конану, и тут из-за угла хижины с алтарем выскочил пикт. Воин остановился как вкопанный, разглядев в тусклом свете костров сидящего на верхушке частокола человека. Конан с убийственной точностью метнул топор, но воин уже открыл рот, чтобы поднять тревогу, и его громкий вопль перекрыл шум и гвалт на площадке, а потом резко оборвался, когда он рухнул на землю с раскроенным черепом.
Растерянность и паника не смогли окончательно подавить врожденные инстинкты. После того как отчаянный вопль заглушил крики уцелевших пиктов, на мгновение воцарилась тишина, которая сменилась нестройным ревом сотен глоток, и воины бросились к частоколу, чтобы отразить мнимое нападение. Бальт стиснул зубы от напряжения, и в следующий миг Конан оказался рядом с ним, после чего беглецы спрыгнули на другую сторону.
5. Дети Джеббала Зага
– В какой стороне река? – Бальт не ориентировался здесь.
– К реке сейчас бежать нельзя, – проворчал Конан. – Лес между деревней и берегом кишмя кишит воинами. Мы пойдем туда, где они меньше всего ожидают встретить нас, – на запад!
Когда они вошли под сень деревьев, Бальт оглянулся. Над стеной торчали черные головы – воины напряженно всматривались в темноту. Пикты явно пребывали в растерянности. Когда они оседлали частокол, беглецов уже не было видно. Они подбежали к стене, намереваясь отразить массированную атаку, тем более что рядом лежал труп воина. Но врага нигде не было видно. Бальт понял, что они еще не знают о том, что их пленник сбежал. Громкие вопли чуть поодаль подсказали ему, что воины, которых криками созвал Зогар Заг, добивают раненую змею стрелами. Тварь более не повиновалась шаману. Спустя мгновение тональность криков изменилась. Дикий вопль ярости потряс ночь.
Конан свирепо рассмеялся. Он вел Бальта по узкой тропинке, бегущей на запад под прикрытием черных ветвей, ступая столь легко и уверенно, как будто шел по хорошо освещенной городской улице. Юноша, спотыкаясь, старался не отставать от него, ориентируясь на непроницаемую стену деревьев по обе стороны от тропинки.
– Сейчас они пустятся за нами в погоню. Зогар обнаружил, что ты сбежал, и он знает о том, что моей головы не было в куче, сложенной перед хижиной с алтарем. Собака! Будь у меня еще одно копье, я бы пронзил его насквозь после того, как поразил змею. Держись тропинки. Они не станут искать нас с помощью факелов, а от деревни расходятся множество троп, причем в разных направлениях. Сначала они пойдут по тем, что ведут к реке, и расставят воинов цепью вдоль берега, ожидая, что мы где-нибудь попробуем прорваться к воде. Но мы не станем углубляться в лес до тех пор, пока нас не вынудят это сделать. На этой тропинке мы можем выиграть время. А теперь соберись и приготовься бежать так, как никогда не бегал раньше.
– Они чертовски быстро справились с паникой! – задыхаясь, выпалил Бальт, прибавляя ходу.
– Их ничем нельзя испугать надолго, – фыркнул в ответ Конан.
Некоторое время оба молчали. Беглецы сосредоточились на том, чтобы покрыть как можно большее расстояние. Они все дальше уходили в глубь неизведанной территории, с каждым шагом удаляясь от цивилизации, но Бальт и не думал оспаривать решение Конана. Наконец, киммериец проворчал на ходу:
– После того как мы окажемся на достаточном расстоянии от деревни, мы сделаем круг и подойдем к реке с обратной стороны. На много миль вокруг Гвавелы больше нет ни одной деревни. Все пикты собрались поблизости. Мы попробуем обойти их по широкой дуге. До рассвета они не смогут взять наш след. Потом они, конечно, найдут тропу, по которой мы ушли, но к тому времени мы уже сойдем с нее и углубимся в лес.
И они побежали дальше. Вскоре крики замерли вдали. Бальт с хрипом дышал сквозь стиснутые зубы. В боку поселилась острая боль, бег превратился в пытку. Он то и дело натыкался на кусты, растущие по обеим сторонам тропинки. Конан вдруг остановился, обернулся и посмотрел в ту сторону, откуда они пришли.
Над деревьями вставала луна, и ее тусклый свет уже посеребрил верхушки деревьев.
– Ну, что, сворачиваем в лес? – прохрипел Бальт.
– Дай-ка мне свой топор, – негромко пробормотал Конан. – Совсем рядом кто-то есть.
– Тогда нам лучше уйти с тропинки! – воскликнул юноша.
Конан отрицательно покачал головой и увлек своего спутника в густую тень кустов. Луна поднялась выше, роняя неверный свет на тропинку.
– Мы не в состоянии сражаться с целым племенем! – прошептал Бальт.
– Ни один человек не смог бы так быстро отыскать наш след и догнать нас, – проворчал Конан. – А теперь помолчи.
Воцарилась мертвая тишина, которую нарушал лишь стук его сердца, и Бальт испугался, что он слышен за много миль. А потом внезапно и совершенно беззвучно, безо всякого предупреждения на смутно видимой тропинке появилась голова зверя. Сердце замерло у Бальта в груди; поначалу он решил, что видит перед собой саблезубого тигра. Однако эта башка была меньше и же: на тропинке стоял леопард. Он принюхивался и смотрел на тропинку. Но ветер дул в сторону затаившихся мужчин, скрывая их запах и присутствие. Зверь опустил голову и обнюхал землю, после чего неуверенно двинулся вперед. По спине у Бальта пробежал холодок. Леопард, вне всякого сомнения, шел по их следу.
А зверь насторожился. Он поднял голову, глаза его засверкали, как раздуваемые ветром угли, и он глухо зарычал. И в этот миг Конан метнул топор.
В этот бросок он вложил всю силу мышц, и лезвие серебряной молнией рассекло темноту ночи. Еще не успев до конца сообразить, что случилось, Бальт увидел, как леопард повалился на землю и заблся в судорогах, а топорище торчало из его головы. Само же лезвие раскроило зверю череп.
Конан гигантским прыжком выскочил из кустов, вырвал топор из раны и поволок обмякшее тело за деревья, чтобы скрыть его от любопытных взглядов.
Читать бесплатно другие книги:
