Третья промышленная революция. Как горизонтальные взаимодействия меняют энергетику, экономику и мир в целом Рифкин Джереми
Начнем с того, что каждый мегаполис, округ и штат ежегодно направляют часть своего ВВП просто на поддержание экономики, будь это новые дороги, школы, транспорт, промышленное развитие, новые электростанции или линии электропередачи.
У американских компаний в настоящее время накоплены очень большие резервы — за последние годы они получили $1,6 трлн в виде прибыли, несмотря на Великую рецессию{126}. Сан-Антонио предполагает вкладывать в экономику в среднем по $16 млрд в год в 2010–2030 гг. По нашим расчетам, если город будет направлять всего 5% своих экономических обязательств, то есть около $800 млн, в год на переход в новую экономическую эру, то он реализует свои цели. Другими словами, если частный и муниципальный секторы инвестируют эквивалент годовых расходов на экономическое развитие в течение следующих 20 лет — суммарно $16 млрд, растянутых на два десятилетия, — то Сан-Антонио сможет стать первым в стране низкоуглеродным городом третьей промышленной революции{127}. Это означает, что у города останется возможность направлять 95% инвестиций на поддержку инфраструктуры второй промышленной революции и, таким образом, не допустить ее краха в переходный период.
Почему так мал размер необходимых инвестиций? Потому что стоимость поддержания старой инфраструктуры в стадии упадка с ее растущими расходами довольно высока по сравнению со стоимостью создания новой инфраструктуры. Ремонт и восстановление изношенной инфраструктуры открывает мало новых экономических возможностей и приносит мало реальной стоимости в экономику. Новая инфраструктура, в отличие от этого, порождает всевозможные виды симбиотических, синергетических и вспомогательных видов бизнеса и предприятий.
Опять же это предполагает принятие городом системного подхода к закладыванию новой инфраструктуры. Взаимодействие столпов ведет к возникновению новой парадигмы развития и реального мультиплицирующего эффекта. Хотя столпы, составляющие инфраструктуру третьей промышленной революции, по отдельности создают не такую уж значительную стоимость для экономики, когда они объединяются в интерактивную систему, которая ведет себя подобно развивающемуся организму, рождается новая экономика. Как и любой организм, она взрослеет, достигает зрелости, а потом дряхлеет.
Я подчеркиваю это, поскольку наша группа столкнулась с неправильной интерпретацией информации, которая чуть не поставила под угрозу наши усилия за несколько недель до официального представления генерального плана публике. CPS сообщила средствам массовой информации, что реализация плана третьей промышленной революции обойдется в огромную сумму — $16 млрд и значительно повысит стоимость электроэнергии. Эта сумма фигурировала в отрыве от контекста и без каких-либо пояснений. Естественно, первой реакцией стало опасение, что генеральный план опустошит городскую казну и приведет к быстрому росту стоимости электричества для населения. Нам пришлось срочно вмешиваться и объяснять, что $16 млрд распределяются на 20 лет и что расходы не превышают 5% годовых вложений в экономику, уже осуществляемых в частном и муниципальном секторах. Помимо прочего мы объясняли, что в результате мультиплицирующего эффекта при создании новой инфраструктуры в экономике появятся многочисленные новые компании и рабочие места. Когда наш отчет был наконец опубликован и деловое сообщество, общественные группы и городской совет увидели $16 млрд в соответствующем контексте, страсти поутихли, а город получил возможность спокойно и вдумчиво оценить план.
Крушение надежд на атомную энергию
Недопонимание со стороны прессы было всего лишь мелкой неприятностью. Значительно более серьезные последствия повлек за собой существенный просчет руководства CPS, допущенный за несколько недель до публикации генерального плана. Он спровоцировал публичный скандал и привел к отставке ключевых руководителей и председателя совета директоров. Пока город улаживал политические неурядицы, генеральный план выпал из центра внимания. К счастью, и скандал, и меры, предпринятые мэром и городским советом, в конечном итоге укрепили доводы в пользу развертывания третьей промышленной революции в Сан-Антонио.
С наших первых разговоров с Авророй Гейс вопрос распределения приоритетов между будущими источниками энергии всегда имел для CPS и Сан-Антонио очень важное значение. CPS определила для себя два направления развития энергетики и активно развивала их. Она сделала ставку на атомную и ветровую энергию, а также серьезно подумывала о развитии солнечной энергетики.
CPS была крупнейшим акционером двух АЭС, которые покрывали значительную долю потребностей города в электроэнергии. В 2006 г., когда экономика и США, и Сан-Антонио демонстрировала стремительный рост, CPS забеспокоилась о том, что в случае продолжения такого роста город начнет испытывать дефицит электроэнергии к 2016 г. Для устранения прогнозируемого дефицита руководство CPS решило повысить «базовую нагрузку» — минимальную мощность, поддерживаемую в течение 24 часов в день, — путем ввода в строй новых электрогенерирующих мощностей на угольных электростанциях или АЭС. Предпочтение было отдано АЭС, поскольку они не выделяют углекислого газа и, следовательно, дают чистую энергию, которая не должна мешать городу в достижении его целей по сокращению выбросов парниковых газов.
CPS, объединившись с NRG Energy, создала совместное предприятие с Toshiba с целью строительства двух ядерных реакторов. Каждая компания получала 40% в проекте, получившем название Nuclear Innovation North America (NINA), и нужно было найти покупателя на оставшиеся 20% собственности. В 2007 г. CPS и NRG подали заявку в Комиссию по ядерному регулированию США на строительство ядерных реакторов — первую заявку в США за 28 лет, прошедших со времен аварии на АЭС Three Mile Island в Пенсильвании в 1979 г.{128} Город выделил $276 млн на предварительные проектные работы с условием, что CPS, планировавшая для покрытия расходов на строительство поднять тарифы для потребителей на 5%, ограничится 3,5%-ным ростом{129}.
Одновременно CPS значительно повышала свои ветрогенерирующие мощности. Реализация размещенного ею заказа на строительство 910 МВт мощностей на основе возобновляемых источников энергии, 94% которых приходилось на Texas Wind, позволила бы CPS утверждать, что она производит больше электричества за счет энергии ветра, чем любая муниципальная энергетическая компания в США. Могла ли CPS позволить себе одновременное развитие и атомной, и возобновляемой энергетики?
При ответе на этот вопрос необходимо учитывать три дополнительных фактора. Во-первых, на местном уровне существовало громко заявлявшее о себе общественное движение против развития атомной энергетики. Общественные организации беспокоил риск загрязнения окружающей среды, поскольку призрак Three Mile Island все еще витал в воздухе. Помимо этого беспокойство вызывала так и не решенная за 60 лет существования атомной энергетики больная проблема транспортировки и хранения смертельно опасных ядерных отходов.
Во-вторых, городской совет беспокоил потенциальный перерасход средств в случае строительства двух электростанций, и он опасался, что город и налогоплательщики столкнутся с постоянным ростом тарифов, плохо отражающимся на потоке городских доходов и местной экономике.
В-третьих, не было ясности в том, какой именно вид энергетики будет лучше способствовать созданию новых экономических возможностей и так необходимых рабочих мест.
Эти моменты постоянно всплывали в наших частных разговорах с представителями CPS и на публичных встречах. У Авроры Гейс произошло своего рода прозрение после поездки в Испанию, однако понимала ли она, что в выбранных CPS путях развития крылось философское противоречие? Более глубокая проблема заключалась в том, продолжит ли город опираться на традиционную, централизованную энергетическую систему XX века или начнет долгосрочный переход к распределенной системе XXI века. Речь шла об очень разных подходах к обеспечению энергией — один был вертикальным, а другой горизонтальным. Выбор последнего потребовал бы полного переосмысления того, как энергетические и коммунальные компании зарабатывают деньги.
Как ни удивительно, но в 133-страничной пояснительной записке к генеральному плану атомная энергия упоминалась всего в одном месте. Наша группа представила графически оценки риска превышения сметы, связанного с рассматриваемыми CPS источниками энергии. Собственный анализ CPS давал диапазон, на одном конце которого строительство атомной электростанции обходилось на 6% дешевле прогнозной стоимости, а на другом — на 50% дороже (стоимость первых двух ядерных реакторов CPS, построенных в 1980-х гг., превысила первоначальную смету на 500%){130}. В отличие от этого, стоимость строительства ветроэлектростанции могла оказаться на 10% ниже прогнозной или на 15% выше ее. Разброс рисков для солнечной электростанции был примерно таким же, как у ветроэлектростанции{131}. График сопровождался следующим текстом:
Риски, связанные с превышением расчетной стоимости предлагаемых вариантов, необходимо тщательно взвесить. Любая инвестиция, оказывающаяся у верхнего края стоимостного диапазона, поглощает капитал, который в ином случае может быть направлен на развитие других инициатив по переходу к третьей промышленной революции{132}.
Это единственное упоминание риска превышения расчетной стоимости строительства новых атомных электростанций обернулось впоследствии против CPS. Всего через месяц после официального выпуска нашего генерального плана и за три дня до голосования в городском совете Сан-Антонио по вопросу дополнительного вложения $400 млн в атомный проект стоимостью $8,5 млрд офис мэра был поставлен в известность о том, что Toshiba повысила проектную стоимость строительства двух энергоблоков на невероятную сумму — $4 млрд. Судя по всему, некоторые топ-менеджеры CPS знали об этом довольно давно, но помалкивали и не информировали совет директоров и городской совет.
После обнародования этой новости полетели головы. Бартли был снят с должности, а Аврора Гейс под давлением нового мэра Хулиана Кастро взяла ответственность на себя и подала в отставку. Вместе с тем еще до объявления о перерасходе Гейс не раз выражала беспокойство по поводу того, что CPS делает слишком большую ставку на атомную энергию в ущерб переходу на новые возобновляемые источники энергии и распределенное генерирование электричества. Она даже потихоньку пыталась добиться сокращения доли города в проекте с 40 до 20%, достаточных для покрытия потребностей CPS в атомной энергии. В августе мэр Кастро согласовал новые сокращенные обязательства.
Теперь, когда проектная стоимость достигла $12 млрд, а по независимым оценкам, была ближе к $17–20 млрд, город пошел на попятную{133}. По соглашению между CPS, NRG и Toshiba, достигнутому при посредничестве мэра Кастро, CPS сократила свою долю в техасских АЭС с первоначальных 40 до 7,6%, или суммарно до $1 млрд{134}.
Впрочем, если Сан-Антонио и сорвался с крючка, то этого нельзя было сказать об американских налогоплательщиках. Совместное предприятие NRG, NINA и Toshiba активно обхаживает инвесторов и добивается гарантий по кредитам от Министерства энергетики США, чтобы дать зеленый свет проекту. Так что в случае перерасхода и угрозы банкротства совместного предприятия американский налогоплательщик оплатит часть счета.
Скандал вокруг строительства АЭС высветил другую больную проблему Сан-Антонио — проблему создания рабочих мест. Когда в апреле 2009 г. действовавший на тот момент мэр Фил Хардбергер принимал нашу глобальную группу на трехдневном семинаре, посвященном генеральному плану, он подчеркивал, что главное для города — найти новые способы генерирования экологически чистой энергии и возможности для повышения занятости, особенно городского рабочего класса и малообеспеченных. Перед нами ставилась задача поиска таких новых источников энергии, которые не только будут экологически чистыми, но и обеспечат занятость населения.
В атомной индустрии любят поговорить о том, что строительство крупных АЭС создает рабочие места. В 2010 г. в передовой статье Кристин Тодд Уитман, бывший губернатор штата Нью-Джерси и директор Агентства по охране окружающей среды при президенте Джордже Буше, заявила, что строительство нового поколения атомных электростанций может создать в стране «вплоть до 70 000 новых рабочих мест»{135}. При более внимательном изучении этого вопроса, однако, перспективы повышения занятости выглядят не так радужно.
При сооружении одного реактора в строительном секторе появляется всего 2400 рабочих мест, а когда реактор сдан в эксплуатацию, для его обслуживания требуется всего 800 работников с полной занятостью. Чтобы появились обещанные бывшим губернатором 70 000 рабочих мест, нужно начать строительство 22 АЭС, стоимость которых составит $200 млрд, если не больше, при этом строительство займет не менее 20 лет — слишком большие затраты времени и средств для такого скромного прироста занятости. В то же время, по данным Союза обеспокоенных ученых, одной из самых уважаемых научных ассоциаций, если федеральное правительство введет норму, требующую от коммунальных компаний получать не менее 25% электроэнергии из возобновляемых источников, то это приведет к созданию почти 300 000 рабочих мест. Более того, стоимость строительства двух техасских АЭС, составляющая $12–18 млрд, практически эквивалентна общим вложениям в течение следующих 20 лет, которые необходимы для создания инфраструктуры третьей промышленной революции на пяти столпах и достижения целей города по сокращению выбросов углекислого газа{136}.
Ну а как быть с дополнительной мощностью, которую должны дать АЭС? Прогнозы роста потребности в энергии, использовавшиеся CPS, строились на основе традиционной модели, которая может оказаться неадекватной в будущем. Коммунальные компании с давних пор исходят из роста нагрузки и годовых продаж на уровне 1–2%{137}. Это эмпирическое правило остается незыблемым вот уже четыре с половиной десятка лет. Однако, как только потребители начнут меньше потреблять сторонней энергии и больше производить собственной, спрос должен заметно снизиться. В 2009 г. спрос на электроэнергию в Техасе упал на 3,2%{138}. Такое же снижение потребления электроэнергии наблюдается по всей Америке, да и в Европе тоже. Это заставляет переоценить будущие потребности и прогнозы роста.
Не исключено все же, что рост потребления электроэнергии в связи с развитием Интернета и других коммуникационных услуг, а также со стороны электромобилей, заряжаемых от розетки, подстегнет рост потребности в электрогенерирующих мощностях в предстоящие годы. Вопрос, однако, в том, как этот спрос будет удовлетворяться — за счет традиционных источников энергии, то есть за счет ископаемого топлива и урана, или все в большей мере за счет возобновляемых источников энергии. CPS явно склоняется к последним.
История с атомной энергетикой отодвинула начало перехода Сан-Антонио к третьей промышленной революции чуть ли не на год. Когда я работал над этой книгой, город и его энергетическая компания только начали приходить в себя, или, как любят говорить в Техасе, снова вскочили в седло и стали двигаться к своей цели, прокладывая дорогу к постуглеродному будущему. Их программа обеспечения энергоэффективности — одна из лучших в стране. CPS и город за два последних года сократили потребляемую электрическую мощность на 142 МВт и наметили довести экономию до 771 МВт к 2020 г. Если существующие электрогенерирующие мощности возобновляемых источников энергии составляют 910 МВт, то к 2020 г. Сан-Антонио планирует довести их до 1500 МВт{139}. CPS уже осуществляет двухлетнюю программу установки 40 000 интеллектуальных счетчиков в зданиях мегаполиса и, таким образом, приступила к созданию интеллектуальной энергосети. Она также заключила договор с GM на организацию станций зарядки электромобилей Chevy Volt{140}. В общем, Сан-Антонио встал на путь перехода к экономике третьей промышленной революции.
Парадоксальная коммерция
Самая сложная задача CPS заключается в трансформировании ее бизнес-модели и стиля управления в соответствии с требованиями новой эры распределенной энергии, управляемой коммуникационной интернет-технологией. Перед европейскими энергетическими и коммунальными компаниями стоит та же задача, а в скором времени она встанет и перед этими компаниями во всех остальных частях света.
Как и другие энергетические компании, CPS традиционно сама занималась генерированием электроэнергии, а затем сама продавала ее конечным потребителям. В соответствии с новой бизнес-моделью CPS должна покупать электроэнергию у некоторых своих клиентов и поставлять ее другим клиентам. В прошлом миссия CPS заключалась в производстве и продаже как можно большего количества электроэнергии. Теперь же ее целью является повышение энергоэффективности, а следовательно, как ни парадоксально, продажа все меньшего количества электроэнергии. Хотя CPS еще некоторое время продолжит традиционную эксплуатацию электрогенерирующих мощностей на основе ископаемого топлива и урана в централизованной системе управления и распределения, ей также придется активно осваивать новую бизнес-модель управления чужой энергией и оказания услуг по оптимизации использования энергии и повышению энергоэффективности.
Мы предложили CPS начать поиск новых возможностей по всей цепочке создания стоимости в инфраструктуре третьей промышленной революции. Например, CPS Energy и город могли бы заняться финансированием и обслуживанием различных компонентов и процессов, составляющих инфраструктуру третьей промышленной революции на пяти столпах.
Стоит заметить, что ни CPS, ни город не могут реализовать экономический план действий такого масштаба в одиночку. Чтобы стать ведущим регионом США по переходу к третьей промышленной революции, город и CPS должны обеспечить всестороннее участие клиентов. Малые и средние предприятия, сообщества собственников жилья, ассоциации соседей и экологические и потребительские группы — все они являются потенциальными игроками и партнерами в реализации плана перехода к третьей промышленной революции в Сан-Антонио и Южном Техасе.
Многие проблемы Сан-Антонио характерны и для соседних округов. По нашему мнению, Сан-Антонио нужно позиционировать себя как центр энергетической сети, объединяющий коммунальные компании, других поставщиков энергии и пользователей, под флагом создания инфраструктуры третьей промышленной революции в южной части Техаса.
Во время встреч с представителями CPS Energy меня неотступно преследовала мысль о том, что сказала бы моя мама о радикальном эксперименте, который мы затеяли. Моя мать, ушедшая из жизни в 2007 г., когда ей было 67 лет, родилась в Эль-Пасо, штат Техас, в 1911 г. Ее семья обосновалась в Техасе в 1890-х гг. Рабочие, бурившие разведочную скважину в местечке Спиндлтоп у города Бомонт, наткнулись 10 января 1901 г. на нефть на глубине 300 м — из скважины ударил мощный нефтяной фонтан высотой 45 м. Эта единственная скважина давала 100 000 баррелей нефти в день — больше, чем все остальные скважины в США в то время, вместе взятые.
Когда моя мать была маленькой, тысячи предпринимателей бурили наудачу скважины по всему Техасу в надежде найти черное золото. Многим это удалось, и Техас стал в общественном сознании синонимом большой нефти. Америка, в свою очередь, превратилась в выдающуюся мировую державу второй промышленной революции.
Не удивительно ли, что новое поколение техасских предпринимателей занимается разработкой ветровой и солнечной энергии с намерением превратить Техас в ведущий в области зеленой энергии штат? Хотя, возможно, здесь просматривается и закономерность. Своими стараниями они прокладывают путь, показывают всей стране, как оседлать следующую энергетическую лихорадку и восстановить мировое лидерство путем перехода на чистую энергию третьей промышленной революции.
Мою маму, без сомнения, порадовали бы изменения в Техасе. Думаю, она бы не преминула напомнить мне старую техасскую поговорку: «Если ты оказался в глубокой яме, то перестань копать». Хороший образец житейской мудрости для конца нефтяной эры.
Стремительное княжество Монако
Всего через три месяца после нашего трехдневного семинара по генеральному плану для Сан-Антонио я и моя группа получили приглашение от князя Монако Альбера II посетить его крошечное княжество в южной части Франции на Лазурном Берегу.
С князем Альбером мы познакомились в феврале 2007 г. в Париже. Президент Франции Жак Ширак попросил меня провести ознакомительный семинар для правительства и лидеров бизнеса со всего света в тот день, когда Межправительственная группа экспертов по изменению климата при ООН должна была обнародовать свой долгожданный «Четвертый обобщенный доклад об оценках» в Париже. Семинар был нацелен на анализ различных экономических инициатив, которые необходимы для перехода глобальной экономики в постуглеродную эру. Князь Альбер был одним из участников дискуссии.
Когда люди думают о Монако, они представляют себе высокий уровень жизни, привлекающий богачей и знаменитостей со всего мира, Гран-при гонки «Формула-1» и роскошное здание казино в стиле Belle poque. Однако есть и другая сторона Монако, которая заслуживает не меньшего внимания. Дед князя Альбера, князь Альбер I, был первым главой государства, взявшим под покровительство движение за сохранение мировых океанических экосистем. После кругосветного плавания в 1906 г., во время которого он собирал данные и проводил исследования морской фауны и флоры, князь Альбер I учредил всемирно известный Океанографический институт — первое научное учреждение, занимающееся глубоким исследованием океанов с целью сохранения подводной жизни. Князь Ренье III продолжил эту работу и стал уважаемым на международном уровне защитником морской среды обитания. Во время его правления Монако стало первой средиземноморской страной, сбрасывавшей только «чистые муниципальные сточные воды и другие стоки в море»{141}.
Что меня поразило на парижском семинаре, так это глубина познаний князя в сфере изменения климата и его прагматический подход к предотвращению кризиса в Монако. Понимая масштабы воздействия, которое изменение климата уже оказывает на океаны, князь Альбер II переключился на проблему глобального потепления и стал ведущим выразителем идей борцов с изменением климата среди мировых лидеров.
Мы вновь пересеклись с князем в марте 2009 г. Я приехал в Монако для выступления на годовой конференции по передовым технологиям третьей промышленной революции, которая сводит вместе лучшие умы мира в технологической сфере с «зелеными» предпринимателями и финансовыми институтами. Эта конференция — детище Мунго Парка, проницательного предпринимателя с тонким чувством настроения технологического сообщества и талантом отыскивать потенциальных победителей среди тысяч конкурирующих зеленых технологий. Мунго поддерживал тесные отношения с монархом и предложил нам встретиться, чтобы обсудить вопросы, интересные для обеих сторон.
Нас провели в небольшую комнату, заполненную книгами и старинными картами. Она напоминала кабинет начала XX века из кинофильма «Индиана Джонс: в поисках утраченного ковчега». Князь Альбер был сдержанным, скромным человеком, который, я подозревал, с удовольствием посвятил бы себя научным исследованиям, если бы не его принадлежность к королевской фамилии.
Князя беспокоила предстоящая конференция ООН по изменению климата в Копенгагене, намеченнаяна конец года. С его точки зрения, разработке системного экономического подхода к проблеме глобального потепления уделялось недостаточное внимание. Ему было известно о модели экономического развития, которую я подготовил для Европейского союза, и он хотел знать, чем может помочь продвижению идеи третьей промышленной революции. Я сказал, что нам нужны действующие модели и что Монако было бы неплохим полигоном для проверки некоторых последних идей, особенно с учетом осуществляемых там инициатив по борьбе с изменением климата. Князь согласился, и мы наметили сроки, в которые наша группа совместно с его министрами и техническими экспертами должна была начать разработку проекта генерального плана третьей промышленной революции для Княжества Монако. Мы рассчитывали завершить разработку к октябрю с тем, чтобы князь Альбер мог представить его как перспективный план действий для других мировых лидеров на конференции ООН по изменению климата в Копенгагене. Учитывая, что времени оставалось совсем мало, мы засучили рукава и приступили к работе.
Хотя Монако, подобно Сан-Антонио, ожидало от нашей группы помощи в достижении целевых показателей 20–20–20 к 2020 г., трудно было найти более непохожие территориально-государственные образования. Княжество Монако — независимое суверенное государство, которое по форме управления является конституционной монархией. Если Сан-Антонио — это растущий город со значительным слоем бедноты, то Монако — плотно застроенный городской анклав, зажатый между побережьем Средиземного моря и горами, где живут богатейшие люди мира. ВВП на душу населения там равен €51 092 при нулевой безработице. Операционный бюджет правительства составляет €744 209 751{142}. В Монако нет подоходного налога, источниками доходов правительства являются 20%-ный налог на добавленную стоимость и 5%-ный налог с продаж. На территории княжества площадью менее 2 км2 проживают 35 000 человек. Днем население удваивается за счет приезжающих на работу и туристов.
Думаю, следует уточнить, кто же именно проживает в Монако, с учетом признания, которое было сделано на первой встрече нашей группы по глобальной политике с представителями княжества. Нам сообщили, что многие богатые жители Монако бывают там лишь время от времени и приезжают главным образом для отдыха. Поскольку в княжестве нет подоходного налога, они декларируют свои дома как основное место жительства — все это, как мы узнали, создает деликатную, неафишируемую экологическую проблему. Для подтверждения статуса основного места жительства домовладельцы должны ежемесячно предоставлять копии счетов за коммунальные услуги, которые показывают, что они занимают помещения. В результате бытовую технику нередко не отключают, и она работает 24 часа в сутки семь дней в неделю, даже когда в домах никого нет. Это приводит к пустой трате энергии и увеличению выбросов углекислого газа в крошечном княжестве. Правительство пытается в определенной мере решить проблему путем предоставления довольно значительной субсидии на переоборудование домов в зеленые мини-электростанции, которые могут отдавать чистую энергию в электросеть (подробнее об этом будет сказано далее в настоящей главе).
Первое, что мы спросили, — откуда Монако получает энергию? Порядка 17% электроэнергии княжество получает от морской тепловой насосной установки, 25% потребности в энергии для отопления и охлаждения покрывает мусороперерабатывающий завод-электростанция{143}. Наибольшая часть электроэнергии поступает из Франции, основные электрогенерирующие мощности которой приходятся на АЭС.
Застройка в Монако настолько плотная, что там практически нет места для создания крупных энергетических парков. Зато там есть шестикилометровое побережье, где можно использовать энергию волн и ветра, и необычно высокая плотность потока солнечного излучения, которое можно преобразовывать в электричество с помощью тепловых и фотоэлектрических систем{144}.
Большой проблемой для Монако является переоборудование зданий в солнечные электростанции без ущерба для архитектурного наследия. Представители княжества прямо заявили нам, что не хотят менять вид зданий и создаваемую ими атмосферу, включая цвет и форму.
Поверхность крыш в Монако составляет 24% его территории, и половина этой поверхности пригодна для установки солнечных батарей (то есть обращена на юг и не затенена). По нашим расчетам, более 30% целевых 50 ГВт·ч возобновляемой энергии к 2020 г. могут дать установленные на крышах солнечные батареи{145}. Выработка электроэнергии удвоится, если использовать для сбора солнечной энергии фасады зданий. Значительную часть оставшегося потенциала солнечной энергетики можно освоить, если арендовать прилегающие к границе земли Франции и разместить на них гелиоустановки с системой слежения за солнцем. Наша группа предложила также опробовать экспериментальные морские фотоэлектрические системы, которые позволят княжеству генерировать энергию в Средиземном море. Прототип морской фотоэлектрической системы диаметром 100 м уже испытывается в Персидском заливе рядом с Абу-Даби. Плавучие фотоэлектрические модули, расположенные далеко от береговой линии за пределами видимости, могут дополнительно покрыть 15% потребности княжества в возобновляемой энергии и помочь в достижении целевых показателей 2020 г.{146}
Правительство всерьез задумалось о превращении зданий в мини-электростанции и предлагает 30%-ные субсидии — с потолком в €30 000 — для поддержки желающих установить солнечные батареи{147}. Однако можно ли сделать так, чтобы город внешне не стал похожим на гигантскую электрогенерирующую систему?
Наша архитектурная группа и специалисты по градостроительству совместно со специалистами по энергетике нашли пути получения энергии без нарушения эстетики городского ландшафта. Большинство солнечных элементов имеют темно-синий цвет. Их монтируют на довольно непривлекательных панелях. Если здания в Монако покрыть такими панелями, то результат будет катастрофическим.
К счастью, сейчас компании встраивают небольшие фотоэлектрические элементы прямо в кровельную черепицу, козырьки зданий, стены, стекло, ставни и даже в жалюзи, маскируя их практически на любой доступной внешней поверхности.
Ветрогенераторы также можно встроить в здания. Для многих это оказывается неожиданностью, поскольку в наших представлениях ветрогенераторы — это гигантские сооружения, стоящие рядами. Не так давно, однако, появились новые ветрогенераторы с вертикальной осью, которым не нужно поворачиваться против ветра и которые более приспособлены к турбулентным потокам воздуха, характерным для плотной городской застройки. Такие ветрогенераторы можно установить на крышах существующих зданий в Монако и таким образом расширить возможности использования возобновляемых источников энергии.
Зеленые крыши и стены также стали популярными, и мы рекомендовали их для Монако. Встраивание растительной среды в строительные конструкции сокращает стоки дождевой воды, увеличивает теплоемкость (смягчает эффект локального городского перегрева летом и помогает сохранять тепло зимой) и повышает биологическое разнообразие города. В 1998 г. программу создания зеленых крыш начали осуществлять в Базеле, Швейцария, и к настоящему моменту 20% плоских крыш там стали зелеными. В Торонто, Канада, и Линце, Австрия, сейчас требуют делать плоские крыши на всех новых зданиях зелеными. Все эти методы — солнечная и ветровая энергетика, зеленые крыши — помогают Монако вернуться в собственную нишу и поощряют сознательный подход к биосфере.
Последнее замечание по Монако: в каждом месте, имеющем мировую известность, есть своя изюминка. У Монако — это быстрые автомобили. Автогонки и Монако являются синонимами в общественном сознании. В генеральном плане мы предложили княжеству подать пример миру и заменить автобусы с двигателями внутреннего сгорания в своем небольшом парке общественного транспорта на автобусы на топливных элементах. Княжество Монако в силу своих небольших размеров может осуществить переход очень быстро и с минимальными затратами и стать первой в мире страной, где общественный транспорт имеет нулевые выбросы.
После завершения нашего семинара для руководителей в Монако Байрон Маккормик из группы по глобальной политике и я встретились с Мунго Парком в баре гостиницы, чтобы обсудить идею, с которой носился Мунго. А что если устроить вторые ежегодные автомобильные гонки в Монако для спортивных электромобилей и водородных автомобилей со всего мира? Автомобили будут заряжаться электричеством от солнечных батарей, ветрогенераторов и других возобновляемых источников энергии в зданиях Монако. Что может быть лучше для демонстрации завершения второй промышленной революции и начала третьей? Мне было интересно, как на это отреагирует Байрон. Этот человек всю жизнь проработал в General Motors и был среди тех, кто отвечал за перспективные разработки компании, включая разработку автомобилей на топливных элементах. Его реакция была быстрой и искренней: «Где я должен поставить подпись?»
Когда наша группа завершила работу в Монако и отправилась в аэропорт, меня занимала мысль о том, сможет ли эта Мекка богатых и знаменитых изменить свой образ и стать местом, которое задает передовые, высокотехнологичные стандарты экологически устойчивого развития для всего мира.
Безуглеродная провинция Утрехт
Если Монако — место для отдыха, то Утрехт — место для работы. Промышленная по своему характеру, предпринимательская по духу и невероятно прагматичная, эта небольшая провинция, расположенная в центральной части Нидерландов, без сомнения, является местом, где правит бизнес. Провинция — один из самых быстро развивающихся регионов Европейского союза. Низкая безработица, сравнительно высокий уровень жизни, университет мирового уровня — все это делает провинцию одним из критически важных центров европейской экономики знаний.
В отличие от других мест, где мы работали, Утрехт не страдает от отсутствия планирования. Планов там уйма — 10-летние планы, 20-летние планы, проработанные с такой детализацией, которую редко встретишь на провинциальном уровне. Подозреваю, что у людей, которым веками приходилось все успевать до наводнений, инстинкт планирования закрепился на генетическом уровне.
Голландцы давно привыкли заранее готовиться к будущим опасностям, и сегодня это очень кстати в мире с нестабильными ценами на энергоносители, дефицитами то одного, то другого и потенциально катастрофическими экологическими и социальными последствиями техногенного изменения климата.
Помня об этом, провинция поставила перед собой амбициозную цель — возглавить переход Европейского союза к третьей промышленной революции, сократить выбросы парниковых газов на 30% к 2020 г. (на 10% выше целевого уровня для ЕС) и стать территорией с нулевым балансом по выбросам углекислого газа к 2040 г. Мало кто в настоящее время замахивается на то, что задумали в провинции Утрехт.
Чтобы помочь достижению этой цели, провинция и Круглый стол руководителей глобального бизнеса по вопросам третьей промышленной революции начали сотрудничество в сфере переосмысления направления экономического развития в XXI веке. Миссия заключалась в подготовке превращения Утрехта в первую провинцию биосферной эры. Если бы провинция Утрехт смогла найти траекторию движения, позволяющую добиться нулевых выбросов углекислого газа через 30 лет, это вдохновило бы тысячи других регионов на повторение ее пути.
Как и другим густо населенным регионам, провинции Утрехт придется расширять городскую зону и застраивать новые пригородные районы для удовлетворения демографических потребностей в последующие два десятилетия. Там уже существуют планы строительства двух новых пригородных анклавов — Рейненбурга и Сустербурга. Рейненбург будет представлять собой район примерно с 7000 домами, а в Сустербурге планируется построить порядка 500 домов. Провинции также придется обновлять существующую инфраструктуру в старых городских районах.
Перед этим административно-территориальным образованием стоит та же проблема, что перед другими быстро развивающимися городами и регионами: как развивать новые проекты и при этом не допустить отставания старых секторов города. Наша задача осложнялась необходимостью поддерживать экономический рост и создавать условия для жизни быстро увеличивающего населения при одновременном сокращении выбросов углекислого газа в регионе.
Вместо движения по накатанному пути с его дилеммой «экономический прогресс или экологическая устойчивость» провинция начала изучать возможность использования роста для финансирования зеленой реконструкции. Иначе говоря, задумалась, как сделать, чтобы новые здания, которые обычно требуют больше энергии и увеличивают существующий счет за выбросы углекислого газа, имели нулевой баланс по выбросам углекислого газа и одновременно помогали более старым секторам города модернизировать их инфраструктуру.
Эта идея сродни финансированию проектов за счет роста налоговых поступлений, которое используется при реконструкции обветшалых районов таких городов, как Чикаго, Альбукерке и Алмеда. Она заключается в том, что провинция будет финансировать проекты реконструкции старых секторов города за счет поступлений от налога на недвижимость во вновь застроенных районах. Вместе с тем, поскольку конечная цель экономическая, такие программы нередко критикуют за чересчур робингудовский характер — отъем денег у богатых и раздачу их бедным.
Однако если городская реконструкция предполагает также энергосбережение и защиту окружающей среды целого региона, то «энергетическое финансирование» в конечном итоге является благом и для богатых, и для бедных. Поступления от налога на недвижимость в районах новой застройки можно направлять в фонд, из которого субсидируется модернизация домов в старых районах города. Модернизация сокращает потребление энергии и выбросы углекислого газа в атмосферу и, таким образом, идет на пользу жителям, компаниям и обществу в целом.
Однако даже при наличии такого инновационного плана финансирования реконструкцию целого города легко осуществить в теории, но не на практике. Как и в случае любой экономической проблемы, вопросом номер один становится распределение приоритетов. Как определить, какие здания нужно реконструировать в первую очередь? Улучшение теплоизоляции односемейных домов — отличная идея, которая может существенно повлиять на потребление энергии, но реконструкция, скажем, небоскреба Willis Tower в Чикаго позволяет сберечь столько электроэнергии, что ее достаточно для энергоснабжения 2500 домов.
Было ясно, что провинции Утрехт нужен такой план, который, с одной стороны, включал бы в себя все, а с другой — оставался бы финансово разумным. Adrian Smith + Gordon Gill Architecture, градостроительная фирма из Чикаго и член нашей глобальной группы разработчиков, предложила программное решение для провинции Утрехт, позволявшее привлечь к решению проблемы достижения нулевых выбросов все местное сообщество.
План предполагал создание виртуальной трехмерной модели города. На первом этапе с помощью студентов и преподавателей местного университета нужно было провести детальный энергоаудит всех зданий Утрехта. Общественные здания подлежали проверке в первую очередь, за ними наступал черед жилых и коммерческих зданий. Затем здания следовало классифицировать в соответствии с их потенциалом энергосбережения (красным помечались здания с наибольшим потенциалом энергосбережения, желтым — с высоким потенциалом и т.д.).
После определения потенциала энергосбережения наступал этап оценки стоимости реконструкции каждого здания. Полученная информация должна была показать, куда в первую очередь следовало вкладывать деньги. Имея данные по потенциалу энергосбережения и затратам, можно было переходить к поискам источников финансирования, рассмотрению проектов и предложений.
Виртуальная трехмерная модель создает онлайновую торговую площадку для энергии. Одно из самых серьезных препятствий на пути реконструкции жилых зданий — низкая прибыльность. По этой причине сервисные энергетические компании интересуются главным образом крупными коммерческими проектами. Они более прибыльны, а маржа при работе с односемейными домами крайне низка. Энергетическая информация должна быть широко доступной в Интернете и открывать возможности для игры на масштабе. Компаниям не надо делать предложение каждому односемейному дому, а каждому домовладельцу не надо искать компанию для реконструкции его дома — сервисная энергетическая компания может объединить в пул все красные здания или все желтые здания, расположенные по соседству, предложить более низкую цену реконструкции и при этом получить проект, сопоставимый по масштабу и прибыльности с крупным коммерческим контрактом. Объединение в пул сводит вместе сервисные энергетические компании и домовладельцев, живущих по соседству, и они начинают сотрудничать в решении проблемы экологической устойчивости. Поскольку для получения эффекта масштаба нужно, чтобы довольно много домовладельцев согласились на объединение и участие в коллективной реконструкции, «вовлечение» начинает укреплять поддержку жителями плана перехода к третьей промышленной революции.
В стремлении обеспечить как можно более широкое участие людей в своих планах провинция Утрехт создала веб-сайт, посвященный анализу генерального плана третьей промышленной революции и рекомендациям, включая список приоритетных проектов, и начала диалог со своими гражданами, местным деловым сообществом, исследователями из университета и даже со средними школами, приглашая весь регион к сотрудничеству. Генеральный план превратился в инструмент горизонтального взаимодействия. Сейчас он представляет собой платформу для всеобщей дискуссии о путях перехода к экономике третьей промышленной революции.
Люди критикуют ту или иную часть генерального плана, высказывают свои идеи и даже голосуют за понравившиеся проекты. К обсуждению подключаются новые игроки, они делятся своим опытом и знаниями, группируются по интересам и создают сети в рамках видения основы на пяти столпах. Третья промышленная революция стала всеобщим делом, голландским аналогом коллективного строительства амбаров в старой Америке, где всем миром приходили на помощь соседям. Это и есть демократизация энергии и суть распределенного капитализма.
И ведь дело идет! Население провинции активно участвует в формировании своего собственного экономического будущего. Принцип «только не у меня дома» уступил место сотрудничеству во имя сохранения окружающей биосферы.
Что мы вынесли из опыта, полученного при работе с генеральными планами, так это понимание того, что сам процесс является делом всего общества. Иначе говоря, он требует активного участия всех трех секторов — правительства, делового сообщества и общественных объединений соседей. Революционное преобразование инфраструктуры города, региона или страны глубоко затрагивает всех граждан, изменяя характер их жизни, работы и отдыха. Гарантированное представление всех интересов на каждом этапе обсуждения обеспечивает поддержку общества. Без широкого согласия относительно целей и задач вряд ли какое-то административно-территориальное образование получит достаточный капитал, чтобы сплотить своих граждан и подвигнуть их на такие фундаментальные структурные изменения.
ГЕНЕРАЛЬНЫЕ ПЛАНЫ многому научили и группу разработчиков, и местных участников. В числе прочего мы начали понимать, что третья промышленная революция меняет не только энергетический режим. Новая система, возникающая в результате гармонизации инфраструктуры на пяти столпах, настолько отличается от существующей системы, что порождает совершенно новую модель бизнеса. Элитарные, ископаемые источники энергии первой и второй промышленных революций создавали благоприятные условия для вертикальной экономики масштаба и гигантских централизованных предприятий по всей цепочке поставок, которые имели рациональную иерархическую структуру управления и конкурировали на антагонистических рынках. Широко распространенные возобновляемые источники энергии третьей промышленной революции в отличие от этого приводят к появлению тысяч распределенных фирм, которые сотрудничают в сетях, напоминающих больше экосистемы, чем рынки.
В новой эре конкурентные рынки будут все больше замещаться созидательными сетями, а централизованный капитализм все больше будет вытесняться распределенным капитализмом.
Часть II
СИЛА ГОРИЗОНТАЛЬНЫХ ВЗАИМОДЕЙСТВИЙ
Глава 4
Распределенный капитализм
Энергетические режимы определяют характер цивилизаций — как они организуются, как распределяются плоды коммерции и торговли, как осуществляется политическая власть и как поддерживаются социальные взаимоотношения. В XXI веке контроль над производством энергии и ее распределением начал смещаться от гигантских централизованных энергетических компаний, выстроенных на основе ископаемого топлива, к миллионам мелких производителей, которые генерируют для себя возобновляемую энергию в своих жилищах и торгуют избытками в информационно-энергетическом сообществе. Демократизация энергии оказывает глубокое влияние на то, как нам придется организовывать свою жизнь в нынешнем столетии. Мы входим в эру распределенного капитализма.
Чтобы понять, насколько новая инфраструктура третьей промышленной революции может изменить распределение экономической, политической и социальной власти в XXI веке, полезно оглянуться назад и посмотреть, как опирающиеся на ископаемое топливо первая и вторая промышленные революции перераспределяли властные отношения в XIX и XX веках.
Старая энергетическая элита
Ископаемое топливо — уголь, нефть и природный газ — является элитным источником энергии по той простой причине, что оно встречается только в определенных местах. Оно требует значительной военной мощи для получения доступа к месторождению и постоянного геополитического управления для его поддержания. Для извлечения ископаемого топлива из-под земли и его перемещения к конечным пользователям необходимы централизованные, вертикальные системы контроля и значительная концентрация капитала. Способность концентрировать капитал — существо современного капитализма — критически важна для эффективного функционирования системы в целом. Централизованная энергетическая инфраструктура, в свою очередь, задает условия для всей остальной экономики, насаждает сходные модели бизнеса в каждом секторе.
Возьмем железные дороги, которые бесспорно были центральным элементом первой промышленной революции, опиравшейся на энергию угля и приводимой в движение паром. Железные дороги стали прототипом централизованного бизнес-предприятия, доминирующего во времена первой промышленной революции. Прежде всего строительство железной дороги было связано с капиталовложениями, которые значительно превосходили те, что требовались для строительства текстильных фабрик, судов, каналов и других дорогостоящих проектов того времени. Даже самые богатые семейства не могли в одиночку полностью профинансировать строительство железной дороги. Необходимо было привлекать средства из внешних, порой очень далеких источников. Для привлечения капитала железные дороги начали продавать ценные бумаги. Поначалу развитие американских железных дорог финансировали главным образом европейские инвесторы, по большей части из Великобритании, Франции и Германии{148}. Потребность в крупном концентрированном капитале превратила крошечную провинциальную Нью-Йоркскую фондовую биржу в гиганта, а Уолл-стрит — в эпицентр современного капитализма{149}.
С приходом железных дорог произошло отделение владения от управления. У руля этих гигантских предприятий встали профессиональные администраторы нового образца, а право собственности было рассеяно вплоть до дальних уголков Европы. Новые контролеры бизнеса мало походили на мелких семейных предпринимателей, которых превозносили теоретики классической экономики вроде Адама Смита и Жан-Батиста Сэя на заре рыночной эры в конце XVIII века.
Организационные проблемы при управлении железной дорогой были беспрецедентными. Прокладка рельсовых путей протяженностью в сотни километров на пересеченной местности представляла сложную задачу. Поддержание в порядке насыпей, ремонт паровозов и вагонов, обеспечение безопасности движения добавляли организационных проблем. Экспедирование грузов и отслеживание местонахождения тысяч находящихся в пути железнодорожных вагонов, соблюдение расписания и своевременная доставка пассажиров в пункты назначения по всему континенту выливались в сложнейшую задачу, требующую многоуровневого управления и огромного штата работников.
Чтобы почувствовать, насколько крупным было это предприятие нового типа, взгляните на следующие цифры: в 1891 г. на Пенсильванской железной дороге работало 110 000 человек, а в американской армии в то время стояло под ружьем всего 39 492 человека. Еще большее впечатление производят расходы Пенсильванской железной дороги, которые в 1893 г. достигали $95,5 млн, почти 25% совокупных расходов американского правительства. Ее выручка в том году составляла $135,1 млн, а доходы федерального правительства — $385,8 млн{150}. При этом Пенсильванская железная дорога была одной из семи железнодорожных групп, контролировавших две трети железнодорожных перевозок в США{151}.
Управление огромным коммерческим предприятием такого размера, как континентальные железные дороги, представляло колоссальную проблему. Совершенствование бизнес-операций стало одной из главных частей процесса оптимизации коммерческих возможностей.
Что именно требовалось для совершенствования модели бизнеса? Макс Вебер, выдающийся социолог начала XX века, докопался до самой сути этого вопроса и определил необходимые критерии и операционные допущения, которые впервые были опробованы железными дорогами, а потом вошли в практику компаний и в других отраслях. Современная рациональная бизнес-бюрократия характеризуется рядом принципиально важных признаков. Сама структура является пирамидальной с потоком власти, направленным сверху вниз. Все операции регулируются заранее установленными правилами, а детальные инструкции определяют функциональные обязанности работников и порядок выполнения работы на каждом уровне организации. Для оптимизации результата задачи разбиваются на части в соответствии с разделением труда, и работа организуется как фиксированная последовательность этапов. Успех оценивается на основе фактических достижений и объективных критериев. Различные процессы рационализации позволяют компании собирать воедино и интегрировать множество видов деятельности и в результате повышать производительность, сохраняя контроль над всеми операциями.
Историк бизнеса Альфред Чандлер ясно описывает сущность новой структуры управления железными дорогами и ее значимость как прототипа модели бизнеса для других отраслей. Он отмечает, что железные дороги
были первыми, кому потребовалось большое число штатных менеджеров; первыми, у кого появился центральный офис, управляемый менеджерами среднего звена под руководством топ-менеджеров, которые подчинялись совету директоров. Они были первыми американскими деловыми предприятиями, выстроившими масштабную внутреннюю организационную структуру с тщательно определенными сферами ответственности, полномочиями и каналами связи между центральным офисом, департаментами и полевыми подразделениями; и они были первыми, кто использовал финансовую и статистическую отчетность для контроля работы множества менеджеров{152}.
Стоит еще раз подчеркнуть, что централизованные, вертикальные бюрократические организации, возникшие вместе с железными дорогами, нуждались в грамотной рабочей силе. Разве может гигантское предприятие вроде железной дороги управлять сложными логистическими операциями без передачи письменных распоряжений по командной цепочке и получения письменных отчетов от армии работников, разбросанных на огромных пространствах? Грамотная рабочая сила располагает коммуникационным инструментом, который создает условия для появления культуры коммерческих контрактов. Без письменной информации было бы невозможно координировать сложные рыночные операции и быть в курсе коммерческой деятельности по всей цепочке поставок. Бухгалтерские книги, транспортные накладные, счета-фактуры, чеки и календарные планы являются критически важными инструментами в организации современного делового предприятия. Письменная информация также способствовала появлению единой системы ценообразования, которая так важна для функционирования индустриальной экономики.
Крупные централизованные железные дороги непосредственно влияли на процесс трансформации отраслей, с которыми они имели дело. Размах деятельности, связанной со строительством железнодорожной инфраструктуры, создавал благоприятные условия для появления гигантских подрядных организаций, которые контролировали работу сотен субподрядчиков, участвовавших в строительстве. Железные дороги также развивали собственные неосновные виды деятельности. Пенсильванская железная дорога, как, впрочем, и другие железнодорожные компании, покупала горнодобывающие предприятия, обеспечивавшие надежные поставки угля для локомотивов. Она даже финансировала сталелитейную компанию Pennsylvania Steel Works, чтобы обеспечивать себя сталью для изготовления рельсов{153}.
Железные дороги, кроме того, стали повивальной бабкой для телеграфной индустрии. В первые десятилетия они были одноколейными и столкновения поездов на них случались довольно часто и обходились очень дорого. Их руководство быстро ухватилось за телеграф как за средство коммуникации, позволяющее контролировать и координировать железнодорожное движение. Телеграфная компания Western Union быстро обошла конкурентов, протянув провода вдоль железнодорожных путей и организовав телеграфные отделения на станциях. Ее успех в немалой мере был обусловлен переходом на тот же самый централизованный, вертикальный стиль управления, что и у железных дорог.
Крупномасштабная, рационально структурированная, централизованная бюрократия, принятая железными дорогами, идеально подходила для координирования более сложных коммерческих взаимосвязей, которые стали возможными благодаря углю и энергии пара. Сокращение расстояний и сжатие времени в результате слияния технологии на основе энергии угля и пара с печатными средствами коммуникации ускоряло коммерческую деятельность во всех звеньях цепочки поставок, от добычи и транспортировки угля и других полезных ископаемых на заводы до поставки готовой продукции оптовикам, дистрибьюторам и розничным продавцам.
Кардинальное ускорение коммерческого процесса сопровождалось не менее впечатляющим снижением транзакционных издержек. Это было связано в значительной мере с новой вертикальной экономией на масштабе. Массовое производство товаров на гигантских централизованных фабриках сокращало себестоимость единицы продукции и позволяло производителям распределять экономию по всей цепочке поставок вплоть до конечного потребителя. Массовое производство дешевых товаров стимулировало потребление, а вслед за ним — появление новых фабрик, производящих еще больше товаров по еще более низким ценам.
Вертикальная экономия на масштабе стала определяющей чертой зарождающейся промышленной эры, а гигантские деловые предприятия превратились в норму. Новые компании с организационной структурой, подобной структуре железных дорог и телеграфа, стали быстро распространяться. После Гражданской войны появились крупные оптовики, а вслед за ними и крупные розничные продавцы вроде Marshall Field’s в Чикаго, Macy’s в Нью-Йорке и Wanamaker’s в Филадельфии. Примерно в это же время появились и торгово-посылочные фирмы, такие как Montgomery Ward и Sears, Roebuck and Co.
Первые общенациональные сети продовольственных магазинов — Grand Union, Kroger, Jewel Tea Company и Great Western Tea Company — воспользовались новыми континентальными линиями связи и стали прибирать к рукам цепочку поставок продовольственных товаров. К началу 1900-х гг. небольшие фермы, обслуживавшие местные рынки, начали уступать дорогу крупным агропредприятиям, которые поставили производство пищевых продуктов на индустриальную основу.
Продуктовые бренды вроде Quaker Oats, Campbells, Pillsbury, Heinz, Carnation, American Tobacco, Singer Sewing Machine, Kodak, Procter & Gamble и Diamond Match дебютировали на рынке и быстро стали новой доминирующей силой, вытесняя небольшие местные семейные компании. Новые бренды устанавливали предсказуемые цены на продукты, стандартизировали их качество и превращали потребление в рациональный процесс, гарантировавший единообразие на всех национальных рынках.
Рационализация производства и распределения продуктов требовала рационализации и рабочей силы. Фредерик Тейлор стал первым специалистом по проблемам управления. Его теория научного управления была нацелена на перестройку образа рабочего в соответствии с производственными стандартами, которые использовались для поддержания новой, централизованной корпоративной бюрократии. Тейлор применил принципы обеспечения эффективности, разработанные инженерами для технических систем, к рабочим, считая, что это живые машины, производительность которых можно оптимизировать подобно непрерывным производственным процессам, связанным с массовым выпуском стандартной продукции.
Тейлор полагал, что наилучший путь оптимизации эффективности рабочего — это отделение мыслительной деятельности от физической и передача полного контроля над тем, как должна выполняться задача, в руки менеджмента. По Тейлору, «если действия рабочих определяются их собственными представлениями, то от них невозможно… добиться методологической эффективности или темпов работы, желательных для капитала»{154}.
Тейлор взял ключевую идею осуществления рационализированной власти в централизованной, вертикальной схеме управления и перенес ее на рабочих. Он писал:
Работа каждого исполнителя полностью планируется менеджментом как минимум на день вперед, и каждый человек получает в большинстве случаев полные письменные инструкции с детальным описанием задания, которое он должен выполнить, а также средств, которые необходимо использовать для его выполнения… Это задание определяет не только то, что должно быть сделано, но и то, как это должно быть сделано, включая указание точного времени, отведенного на исполнение{155}.
Принципы научного управления быстро вышли за пределы фабрик и офисов и утвердились в каждом доме и в обществе в целом, сделав эффективность главной ценностью новой индустриальной эпохи. С того момента максимизация выпуска с минимальными затратами времени, труда и капитала превратилась в непременный атрибут каждого аспекта жизни современного общества.
Никто не принял новые принципы рационализации современного делового предприятия с большей готовностью, чем система государственных школ, сначала в Америке, потом в Европе, а потом и во всем мире. Подготовка квалифицированных рабочих стала миссией современного образования. Школы взяли на себя двойную задачу — воспитание грамотной рабочей силы и подготовка ее к службе в авторитарных и централизованных компаниях, где ей предстояло принимать приказы сверху и оптимизировать выпуск на своем уровне наиболее эффективным образом, не подвергая сомнению власть, под началом которой она трудится.
Школы стали отражением фабрик. На смену учебным заведениям с единственной классной комнатой пришли гигантские централизованные школы, которые даже по внешнему виду походили на фабрики. Учеников приучали безоговорочно верить в авторитет учителя. Им ежедневно давали задания с детальными инструкциями по выполнению. Тесты для них были стандартизированными, а результаты определялись быстротой и точностью ответов. Учеников разбивали на автономные классы и говорили, что обмен информацией со сверстниками является изменой и наказуемым деянием. Их оценивали на основе объективных критериев и переводили в следующий класс в зависимости от способностей. Такая модель образования сохранялась вплоть до последнего времени, и только сегодня она ставится под вопрос в связи с развитием третьей промышленной революции, которая в силу ее распределенного и горизонтального характера требует соответствующей перестройки и образования.
Централизованная и рационализированная модель бизнеса, появившаяся во времена первой промышленной революции, успешно перекочевала в эру второй промышленной революции. В 1868 г. Джон Рокфеллер основал Standard Oil Company of Pennsylvania. Спустя 11 лет он контролировал 90% нефтепереработки в США{156}. После того как в 1911 г. Верховный суд США принял решение о разделении его холдинга и на месте Standard Oil появились более мелкие компании в тех штатах, где осуществлялась их деятельность, на рынок стали выходить и другие компании. Каждая из них стремилась взять под свое крыло все элементы цепочки поставок нефти и выстроить единую интегрированную структуру, позволявшую контролировать месторождения нефти, трубопроводы, нефтеперерабатывающие заводы, а также транспортировку и маркетинг продукции вплоть до автозаправочной станции.
К 1930-м гг. 26 нефтяным компаниям, включая Standard Oil of New Jersey, Gulf Oil, Atlantic Refining Company, Phillips 66, Sun, Union 76, Sinclair и Texaco, принадлежало две трети капитальной структуры отрасли, 60% буровых вышек, 90% трубопроводов, 70% нефтеперерабатывающих мощностей и 80% рынка сбыта{157}. В 1951 г. нефть оттеснила уголь и стала главным источником энергии в США{158}.
Автомобильные компании последовали их примеру. В первые два десятилетия XX века в Америке и Европе появились десятки автопроизводителей. Однако к 1929 г. число игроков сократилось до горстки гигантов и нескольких прихлебателей. В США в отрасли доминировали три автопроизводителя — GM, Ford и Chrysler.
Телефонных компаний с самого начала было меньше. Поле деятельности захватила AT&T, которая сохраняла фактически монопольное положение вплоть до 1980-х гг., когда ее, как когда-то и Standard Oil, принудительно разделили{159}.
Хотя многие экономисты и практически все политики прошлого столетия не уставали превозносить достоинства малого бизнеса, рисуя в роквелловском[14] стиле, как тысячи небольших предприятий продвигают современный капитализм, в реальном мире коммерции и торговли развертывалась совершенно другая история. Для нефтяной эры с самого начала были характерны гигантизм и централизация. Причина заключалась в том, что использование нефти и других элитных ископаемых энергоносителей требовало очень большого капитала и благоприятствовало вертикальной экономии на масштабе, для которой необходима вертикальная структура управления и контроля. Нефтяной бизнес — одна из крупнейших отраслей в мире. Это также самое дорогостоящее предприятие по извлечению, переработке и распределению энергоносителя, которое когда-либо затевалось человечеством.
Практически все другие критически важные отрасли, которые выросли на нефтяной культуре, — современные финансы, автомобилестроение, электроэнергетика, телекоммуникации и коммерческое строительство, в общем, все то, что питается из нефтяной трубы, — были так или иначе предрасположены к наращиванию размеров в погоне за экономией на масштабе. Как и нефтяной отрасли, им требовались огромный капитал и централизованная структура.
Сегодня три из четырех крупнейших компаний в мире являются нефтяными — Royal Dutch Shell, Exxon Mobil и BP. В подчинении у этих трех энергетических гигантов находятся порядка пяти сотен глобальных компаний, представляющих все секторы и отрасли. Их совокупная выручка достигает $22,5 трлн, что эквивалентно трети мирового ВВП, составляющего $62 трлн. Они неразрывно связаны с ископаемыми источниками энергии и обязаны им своим существованием{160}.
В 1950-х гг. в одном из высказываний президента General Motors Чарльза Эрвина Уилсона прозвучала мысль: «Что хорошо для General Motors, то хорошо для всей страны»{161}. Это было правдой, однако нужно глядеть глубже. Двигатель внутреннего сгорания — машина, сконструированная для превращения нефти в энергию и обеспечения мобильности. Именно ископаемое топливо, а в XX веке им стала прежде всего нефть, является главным двигателем экономики. Британский политик Эрнест Бевин однажды заметил, что «царством небесным, возможно, и правит добродетель, но царством земным правит нефть»{162}.
Само собой разумеется, что в выигрыше от нефтяной эры по большей части оказывались работающие в энергетическом и финансовом секторах, а также те, кто занимал стратегические позиции в цепочке поставок первой и второй промышленных революций. Они сколачивали огромные состояния.
В 2001 г. генеральные директора крупнейших американских компаний зарабатывали в среднем в 531 раз больше, чем средний рабочий. В 1980-х гг. они получали больше в 42 раза. Еще более показательно то, что между 1980 и 2005 гг. более 80% прироста дохода в США попадало в карманы 1% богатейших людей{163}. В 2007 г. на 1% самых высокооплачиваемых американских работников приходилось 23,5% доходов до вычета налогов по сравнению с 9% в 1976 г. За этот же период медианный доход американских семей среднего возраста упал, а доля людей, живущих в бедности, выросла{164}.
Пожалуй, самым подходящим описанием вертикальной организации экономической жизни, которой характеризовались первая и вторая промышленные революции, является часто упоминаемая «теория просачивания благ сверху вниз» — идея о том, что при получении благ теми, кто находится на вершине выстроенной на ископаемом топливе индустриальной пирамиды, богатство проникает вниз к небольшим компаниям и работникам на нижних ступенях экономической лестницы и таким образом идет на пользу экономике в целом. Хотя нельзя отрицать, что уровень жизни миллионов людей в конце второй промышленной революции очевидно выше, чем в начале первой промышленной революции, не менее справедливо и то, что находящиеся у вершины выиграли непропорционально больше от углеродной эры, особенно в США, где рынок слабо ограничивается и мало что делается для широкого перераспределения плодов коммерции.
Экономика сотрудничества
Зарождающаяся третья промышленная революция, в отличие от предыдущих двух, строится на основе распределенных возобновляемых источников энергии, которые есть везде и по большей части бесплатны — солнечная энергия, ветровая энергия, гидроэнергия, геотермальная энергия, энергия биомассы, океанских волн и приливов. Эту рассеянную энергию будут собирать в миллионах мест, а затем объединять и делиться через интеллектуальные энергетические сети для обеспечения оптимального уровня энергии и поддержания высокоэффективной экологически устойчивой экономики. Распределенный характер возобновляемых источников энергии требует сотрудничества, а не иерархической командной системы.
Этот новый горизонтальный энергетический режим задает организационную модель для бесчисленных видов экономической деятельности, которые вытекают из него. А распределенная и требующая сотрудничества промышленная революция, в свою очередь, неизбежно ведет к более широкому использованию создаваемого богатства.
Частичный переход от рынков к сетям придает бизнесу другую ориентацию. Антагонистические взаимоотношения между продавцами и покупателями заменяются на сотрудничество между поставщиками и пользователями. На смену личной выгоде приходит общий интерес. Стремление сохранить информацию в своей собственности сменяется акцентом на открытости и совместном доверительном владении. Ставка на прозрачность взамен секретности основана на предпосылке о том, что создание стоимости в сети не обесценивает индивидуального вклада, а повышает стоимость в распоряжении каждого, как равноправного участника общего дела.
В одной отрасли за другой сети начинают конкурировать с рынками, а открытые общие проекты — с частной коммерческой деятельностью. Microsoft, традиционная рыночная компания с жестким проприетарным контролем своей интеллектуальной собственности, оказалась не готовой к появлению Linux. Первая из множества открытых сетей, сообщество Linux, включает в себя тысячи программистов, которые работают вместе, посвящают свое время и знания исправлению ошибок и улучшению программы, используемой миллионами. Все изменения, обновления и улучшения, внесенные в программу, находятся в открытом доступе и бесплатны для всех участников сети Linux. Сотни глобальных компаний вроде Google, IBM, US Postal Service и Conoco присоединились к открытой сети Linux и стали частью постоянно расширяющегося глобального сообщества программистов и пользователей.
То же самое можно сказать и о таких крупных издательствах, как Britannica, Columbia и Encarta, которые традиционно платили ученым за подготовку научных статей для многотомных энциклопедий в твердом переплете, содержащих квинтэссенцию мировых знаний. Они не могли даже в кошмарном сне представить себе появления Wikipedia. Еще два десятилетия назад сама идея сотрудничества сотен тысяч профессиональных ученых и любителей со всего света с целью создания научных и популярных статей практически по любой мыслимой тематике, по каждой дисциплине без какой-либо платы и предоставления доступа к этой информации всем жителям планеты была немыслимой. Невероятно, но в английской редакции Wikipedia более 3,5 млн статей — почти в 30 раз больше, чем в Encyclopedia Britannica{165}. Еще более удивляет то, что десятки тысяч человек выверяют фактографию и ссылки в этих статьях, доводя их точность до того же уровня, что и в традиционных энциклопедиях. Сегодня Wikipedia — восьмой по посещаемости сайт в Интернете, который привлекает 13% интернет-посетителей каждый день{166}.
Существуют сети по обмену музыкой, видео, медицинской информацией, туристическими рекомендациями и тысячами других вещей. Горизонтальные поисковые системы вроде Google и социальные сети наподобие Facebook и Myspace изменили образ нашей работы и отдыха. Десятки тысяч социальных сетей, объединяющих миллионы и даже сотни миллионов людей, выросли как грибы меньше чем за 15 лет, создали новое распределенное пространство для сотрудничества, для обмена знаниями и привнесли творческое начало и инновации в каждую область. Многие из этих открытых платформ служат инкубаторами для создания новых предприятий, часть которых остается в общем киберпространстве, а часть — выходит на рынок или в некоммерческий сектор.
Переосмысление способа ведения дел
Ничто лучше не иллюстрирует индустриальный образ жизни, чем высококапитализированные гигантские централизованные фабрики, механизированные и обслуживаемые производственными рабочими, которые занимаются изготовлением товаров массового потребления на сборочных линиях. Однако что, если миллионы людей смогут производить небольшие партии товаров или даже единичные товары у себя дома или в своих компаниях дешевле и быстрее и с таким же контролем качества, как и на большинстве самых современных фабрик на земле?
Если экономика третьей промышленной революции позволяет миллионам людей производить собственную энергию, то новая цифровая производственная революция открывает возможность следовать примеру крупных фабрик в производстве товаров длительного пользования. В новой эре каждый сможет потенциально выполнять роль производителя товаров для себя, а также собственной энергетической компании. Добро пожаловать в мир распределенного производства.
Процесс называется 3D-печатью. Хотя это смахивает на научную фантастику, он уже существует и обещает полностью изменить наше представление о промышленном производстве. Этот процесс удивителен.
Только представьте, что вы нажимаете кнопку «печать» на компьютере и отправляете файл в струйный принтер, но не обычный, а для 3D-печати, из которого выходит трехмерный продукт. Программное обеспечение управляет 3D-принтером так, что он создает продукт из последовательно наносимых слоев порошка, расплава пластмассы или металла. При этом 3D-принтер способен воспроизвести множество копий продукта подобно фотокопировальной машине. Любые изделия, от ювелирных украшений до мобильных телефонов, автомобилей и деталей самолетов, медицинских имплантатов и аккумуляторов просто «распечатываются», и этот процесс называют «аддитивным производством» в отличие от «субтрактивного производства», которое предполагает разрезание материалов на части, подбор подходящих элементов и их соединение{167}. Отраслевые аналитики предсказывают, что миллионы клиентов будут рутинно скачивать цифровые модели адаптированных к их потребностям промышленных продуктов и «распечатывать их» у себя в компаниях или дома.
3D-предприниматели особенно оптимистично смотрят на аддитивное производство, поскольку для этого процесса необходимо всего 10% сырья, используемого в традиционном производстве, и меньше энергии, чем потребляется при обычном фабричном изготовлении, что позволяет значительно снизить себестоимость. По мере распространения новой технологии 3D-печать индивидуализированных промышленных продуктов на месте их использования точно вовремя значительно сократит логистические издержки и, возможно, потребление энергии. Энергия, сэкономленная на каждом этапе цифрового производственного процесса в результате сокращения количества использованного материала, более низкой энергоемкости производства и устранения энергозатрат на перевозку, если взять всю глобальную экономику, даст такой качественный скачок энергоэффективности, который нельзя было даже представить во времена первой и второй промышленных революций. Если учесть, что энергия, используемая в процессе, будет поступать из возобновляемых источников и генерироваться на месте потребления, то полный эффект горизонтальной третьей промышленной революции станет совершенно очевидным.
Если Интернет радикально сократил входные затраты на генерирование и распространение информации и тем самым открыл дорогу новым компаниям вроде Google и Facebook, то аддитивное производство с его огромным потенциалом снижения себестоимости товаров длительного пользования способно сделать входные затраты достаточно низкими для привлечения сотен тысяч мини-производителей, малых и средних компаний, которые бросят вызов и, возможно, переиграют гигантские производственные компании, составлявшие костяк первой и второй промышленных революций.
Рынок 3D-печати уже испытывает наплыв новых стартапов с такими названиями, как Within Technologies, Digital Forming, Shape Ways, Rapid Quality Manufacturing и Stratasys, которые твердо вознамерились изменить саму идею производства в эру третьей промышленной революции. Производство становится горизонтальным, и это будет иметь колоссальные последствия для общества{168}.
Чтобы почувствовать, насколько распределенная, построенная на сотрудничестве модель бизнеса отличается от традиционной модели XIX и XX веков, посмотрим на Etsy, стремительно растущую, молодую интернет-компанию, которая встала на ноги менее чем за четыре года. Etsy была основана молодым выпускником Нью-Йоркского университета Робом Калином, занимавшимся изготовлением мебели у себя дома. Столкнувшись с отсутствием выходов на потенциальных покупателей мебели ручной работы, он объединился со своими друзьями и создал веб-сайт, на котором индивидуальные мастера всех специальностей и потенциальные покупатели могли находить друг друга. Сайт стал глобальным виртуальным демонстрационным залом, местом встреч для миллионов покупателей и продавцов более чем из полусотни стран, вдохнувшим новую жизнь в ремесленное производство — искусство, которое почти исчезло под натиском современного промышленного капитализма.
Ткачество и многие другие ремесла стали жертвой промышленного производства еще на заре первой промышленной революции. Местный кустарный промысел не мог соперничать с централизованным фабричным производством и экономией на масштабе, которые стали возможными в результате крупных вложений финансового капитала. Товары фабричного производства просто были более дешевыми, и это поставило ручное производство на грань практически полного исчезновения.
Интернет изменил характер игры, уравняв условия. Контакты между миллионами продавцов и покупателей в виртуальном пространстве устанавливаются почти бесплатно. Заменив всех посредников — от оптовиков до розничных продавцов — на распределенную сеть, состоящую из миллионов людей, и устранив операционные издержки, которые повышают цену на каждой ступени цепочки поставок, Etsy создала новую глобальную ярмарку товаров ремесленного производства, растущую вширь, а не ввысь, и опирающуюся на горизонтальные, а не вертикальные взаимодействия.
Etsy добавила рынку еще одно измерение — персонализацию взаимоотношений между продавцом и покупателем. Веб-сайт поддерживает тематические чаты, координирует онлайновые выставки изделий и проводит семинары, позволяющие продавцам и покупателям взаимодействовать, обмениваться идеями и устанавливать социальные связи, которые могут сохраняться всю жизнь. Гигантским глобальным компаниям, массово производящим стандартную продукцию на сборочных линиях с безликой рабочей силой, нечего противопоставить тесной связи между ремесленником и покупателем. По словам Калина, «именно живая взаимосвязь человека, который делает вещь, с человеком, который покупает ее, лежит в основе Etsy»{169}.
Горизонтальное наращивание масштаба, обусловленное прямым взаимодействием, и ничтожные операционные издержки (если не считать доставки) позволяют кустарному производству конкурировать по цене с массовым производством. Хотя компания еще очень молода, она демонстрирует быстрый рост. В первой половине 2009 г., когда после краха глобальной экономики рост продаж товаров длительного пользования во всем мире прекратился, у ярмарки Etsy объем продаж достиг $70 млн и появился миллион новых продавцом и покупателей. В 2010 г. объем продаж вырос до $350 млн.
В нашем недавнем разговоре Калин заметил, что его миссия — помогать формированию «эмпатического сознания» на глобальной экономической арене и созданию фундамента более инклюзивного общества, то есть общества, в большей мере обеспечивающего равенство возможностей. Его видение перспективы, в которой будут существовать «миллионы локальных живых экономических ячеек, воссоздающих чувство принадлежности к экономике», — это и есть сущность модели третьей промышленной революции{170}.
Если сайты, подобные Etsy, открывают небольшим ремесленным производителям доступ на глобальный рынок почти с нулевыми входными затратами, то местное генерирование зеленой энергии помогает им снижать себестоимость производства. По мере превращения ремесленниками, а также малыми и средними компаниями своих мастерских в мини-электростанции производственные затраты будут снижаться, обеспечивая им конкурентное преимущество в новой, сетевой экономике.
Как уже говорилось, во времена первой и второй промышленных революций стоимость добычи, переработки и распределения ископаемых энергоносителей была настолько высокой, что только горстка крупных, централизованных игроков могла привлечь достаточный капитал для управления энергетическим потоком. Крупным нефтяным компаниям требовались крупные банки.
Сегодня такие организации микрофинансирования, как Grameen Bank, ASA и EKI, выдали в совокупности более $65 млрд в виде кредитов более чем сотне миллионов заемщиков в беднейших регионах мира{171}. Микрокредитование все шире используется для финансирования местного генерирования зеленой энергии в таких местах, где раньше никогда не было электричества. Grameen Shakti (GS), дочерняя компания Grameen Bank, предоставляет микрокредиты на установку домашних солнечных и других систем получения возобновляемой энергии в тысячах деревень. К концу 2010 г. GS профинансировала установку полумиллиона домашних систем энергоснабжения на солнечных батареях, при этом за каждые 30 дней монтировалось примерно 17 000 установок. Компания обучила тысячи женщин — они приобрели профессию техников по обслуживанию солнечных установок и получили работу{172}.
Предоставляя микрокредиты беднейшим предпринимателям на земле, Grameen успешно сочетает в своей модели деятельности традиционную коммерческую банковскую практику с нетрадиционной миссией — ликвидацией заколдованного круга бедности. Kiva, некоммерческий участник рынка микрокредитования, продвинула процесс финансирования еще дальше, создав чисто распределенную банковскую модель на основе сотрудничества. Вряд ли можно отыскать что-либо более непохожее на философию коммерческого банкинга, чем философская предпосылка Kiva, созданной в 2005 г. Ее учредители считают, что «люди щедры от природы и помогают другим, если это можно сделать прозрачным, понятным образом»{173}. Для реализации своей миссии Kiva «вступает в партнерские отношения вместо осуществления благотворительной деятельности»{174}. Для каждого потенциального предпринимателя создается страница с его резюме, фотографией и описанием цели, на которую предполагается использовать кредит. Кредиторы выбирают кредитную заявку, которую они хотели бы профинансировать, и устанавливают размер своего взноса (он может не превышать $25), а затем объединяются с другими кредиторами, чтобы собрать полную сумму кредита. Все кредиторы ежемесячно получают отчет о погашении кредита.
Организационный процесс кредитования является распределенным в полном смысле. Более сотни полевых партнеров в различных регионах мира предоставляют кредиты еще до того, как заявки на кредит появляются на сайте Kiva. Затем полевые партнеры получают средства от Kiva для восполнения выданных кредитов. Полевые партнеры устанавливают процентные ставки. Kiva не взимает никаких процентов с полевых партнеров и не выплачивает проценты своим кредиторам. После погашения кредита кредитор Kiva может предоставить средства другому предпринимателю, передать их в дар Kiva или забрать.
Используя этот инновационный подход к микрофинансированию, Kiva свела более полумиллиона кредиторов из 209 стран с 469 076 мелкими предпринимателями в 57 странах. Сумма предоставленных кредитов составила $178 338 325, причем 81% средств получили женщины. Средний размер кредита Kiva равен $380, а коэффициент погашения — 98,9%{175}. Эти кредиты получают только мелкие предприниматели, чей бизнес имеет незначительные экологические последствия.
Новая деловая практика сотрудничества проникает во все уголки экономической жизни. Сельскохозяйственное производство, поддерживаемое местным сообществом, — хороший пример влияния бизнес-модели третьей промышленной революции на процесс выращивания и распределения сельскохозяйственной продукции. После столетнего господства нефтехимического сельскохозяйственного производства, которое привело практически к полному уничтожению семейных ферм и к появлению гигантских агрофирм вроде Cargill и ADM, пришло новое поколение фермеров с прямыми связями с домохозяйствами, покупающими их продукцию. Сельскохозяйственное производство, поддерживаемое местным сообществом, зародилось в Европе и Японии в 1960-х гг. и распространилось в Америке в середине 1980-х гг.
Дольщики, обычно городские домохозяйства, вносят фиксированную сумму перед посевным сезоном для покрытия годовых фермерских издержек. В обмен они получают долю урожая фермы в период плодоношения. На практике, как правило, это ящик с созревшими фруктами и овощами, доставляемый прямо к дому или к определенному месту. Таким образом, на протяжении всего сезона плодоношения потребители получают постоянный поток свежей местной продукции.
Фермы по большей части придерживаются экологической сельскохозяйственной практики и используют природные и органические методы выращивания продукции. Поскольку сельскохозяйственное производство, поддерживаемое местным сообществом, является совместным предприятием, основанным на разделении рисков между фермерами и потребителями, последние выигрывают в урожайные годы и проигрывают в неурожайные. В случае неблагоприятных погодных условий или других неудач дольщики мирятся с сокращением еженедельных поставок тех или иных продуктов. Такое равное разделение рисков и вознаграждений связывает всех дольщиков, делает их участниками общего предприятия.
Интернет позволил объединить фермеров и потребителей в распределенную структуру на основе сотрудничества с целью организации цепочки поставок пищевых продуктов. Буквально за несколько лет в сфере сельскохозяйственного производства, поддерживаемого местным сообществом, из горстки пилотных проектов возникли почти 3000 предприятий, обслуживающих десятки тысяч семей{176}.
Бизнес-модель сельскохозяйственного производства, поддерживаемого местным сообществом, особенно привлекает молодое поколение, которому привычна идея сотрудничества в цифровом социальном пространстве. Рост ее популярности также связан с повышением осведомленности потребителей и их стремлением к сокращению неблагоприятного экологического воздействия. С устранением нефтехимических удобрений и пестицидов, выбросов углекислого газа в результате дальних перевозок продуктов питания через океаны и континенты, а также рекламных, маркетинговых и прочих издержек, связанных с традиционным производством и распределительными цепочками второй промышленной революции, каждый дольщик начинает вести более экологически устойчивый образ жизни.
Все больше фермеров, занятых в сельскохозяйственном производстве, поддерживаемом местным сообществом, начинают превращать свою недвижимость в мини-электростанции, использующие энергию ветра и солнца, геотермальную энергию и энергию биомассы, и таким образом кардинально сокращают затраты на электроэнергию. От этой экономии выигрывают и дольщики, для которых снижаются годовой членский взнос и стоимость подписки.
И вновь, как и в случае множества других выстроенных на сотрудничестве новых предприятий, захватывающих один коммерческий сектор за другим, горизонтальный рост здесь может взять и нередко берет верх над традиционным централизованным подходом, предполагающим создание гигантских организаций, которые растут вертикально и организуют экономическую деятельность иерархически.
Некоторые из компаний, в наибольшей мере связанных с традиционным централизованным рыночным капитализмом, уже испытывают конкуренцию со стороны новой распределенной модели бизнеса, основанной на сотрудничестве. Возьмем, например, автомобиль — ключевой элемент второй промышленной революции. Переход к экономике третьей промышленной революции с ее акцентом на повышении энергоэффективности и сокращении выбросов углекислого газа привел к появлению некоммерческих сетей коллективного использования автомобилей по всему миру.
В Америке сети коллективного использования автомобилей охватывают всю страну. City Wheels в Кливленде, HourCar в Миннеаполисе/ Сент-Поле, Car Share в Филадельфии, I-Go в Чикаго и City Car Share в Сан-Франциско — вот лишь некоторые представители новой разновидности некоммерческих сетевых организаций, предоставляющих средство передвижение сотням тысяч пользователей. Уплатив символический членский взнос, люди присоединяются к сети коллективного использования автомобилей и получают смарт-карту, дающую право доступа к стоянкам и автомобилям. Пользователи платят за пробег в милях, однако, поскольку большинство этих организаций являются некоммерческими, стоимость у них ниже, чем у крупных компаний по прокату машин. У многих таких организаций парк состоит из самых энергоэффективных автомобилей, доступных на рынке.
I-Go в Чикаго даже предоставляет инновационную интернет-услугу, позволяющую членам сети организовать поездку из пункта А в пункт Б с использованием разных видов транспорта на маршруте. Пользователь может, например, отправиться в поездку по железной дороге или на автобусе, а потом взять автомобиль и проехать оставшуюся часть пути на нем. Цель — минимизация пробега автомобиля и, таким образом, значительное сокращение выбросов углекислого газа.
По оценкам, каждый коллективно используемый автомобиль выводит с дорог до 20 машин. Пользователи сетей говорят о том, что их автомобильные поездки в милях сокращаются примерно на 44%. Снижение выбросов углекислого газа может быть очень значительным. Communauto, канадская служба коллективного использования автомобилей в Квебеке, сообщила, что ее 11 000 членов сократили выбросы углекислого газа на 13 000 т. Проведенное в Европе исследование показало, что в результате коллективного использования автомобилей выбросы углекислого газа снижаются ни много ни мало на 50%{177}.
Zipcar, крупнейшая в мире компания по коллективному использованию автомобилей, является коммерческой организацией, созданной в 2000 г. Всего за десятилетие число ее членов выросло до сотен тысяч человек. В мире насчитывается несколько тысяч представительств Zipcar, в распоряжении которых находятся более 8000 автомобилей. Компания, выручка которой достигла $130 млн в 2009 г., растет феноменальными темпами — на 30% в год. В 2010 г. Zipcar запустила пилотный проект с гибридными автомобилями в Сан-Франциско. Компания пользуется популярностью у осознающих проблемы окружающей среды представителей поколения миллениума, которые даже называют себя зипстерами{178}.
С распространением возобновляемой энергии и развитием инфраструктуры третьей промышленной революции автостоянки сетей коллективного использования автомобилей вроде Zipcar будут производить зеленую электроэнергию на месте для зарядки подключаемых к розетке электромобилей. Сообщества коллективного использования автомобилей станут, скорее всего, существенной альтернативой традиционной модели приобретения машин на рынках, особенно в плотно населенных городских районах, где стоимость содержания автомобиля для нечастых поездок слишком высока.
На Международном транспортном форуме ОЭСР в Лейпциге, Германия, в 2011 г. мне довелось познакомиться с Робин Чейс, основателем и бывшим генеральным директором Zipcar. Я приехал туда, чтобы выступить на открытии с призывом создать интегрированную постуглеродную транспортную и логистическую сеть — пятый столп — на всех континентах к 2050 г. и таким образом сделать шаг в направлении органично связанных континентальных рынков. Робин выступала на транспортной секции сразу после моей презентации. Она подчеркнула, что новая бизнес-модель коллективного использования автомобилей представляет собой прорывное изменение в характере обеспечения мобильности — превращение индивидуального средства передвижения в коллективный транспорт, а индивидуальной практики — в предприятие, основанное на сотрудничестве.
После заседания секции мы с Робин более детально обсудили, как зарождающийся распределенный капитализм раскачивает фундамент традиционной рыночной экономики. Робин в то время занималась созданием новой компании коллективного использования автомобилей, Buzzcar, которая должна была вывести идею распределенной мобильности на основе сотрудничества на следующий уровень — полностью горизонтальную модель бизнеса. Она обратила внимание на то, что миллионы владельцев автомобилей эксплуатируют своих железных коней всего один-два часа в день, а все остальное время они стоят без дела. Робин рассчитывала задействовать миллионы таких автомобилей, сделать их частью огромного парка коллективно используемых транспортных средств, открыть к ним свободный доступ, дать собственникам возможность получать доход от своих автомобилей, а другим людям обеспечить мобильность в прилегающих районах в любой точке мира. Единственное, что мешало сделать это, — отсутствие согласия страховых компаний на страхование физических лиц, а не автомобилей, так чтобы страховка покрывала ответственность и собственника, и пользователя. Робин сказала, что она ведет переговоры с целым рядом страховых компаний и надеется договориться с ними в ближайшее время.
Молодежь начинает совместно пользоваться не только автомобилями. Couch Surfing — международная некоммерческая ассоциация, которая занимается преобразованием сектора путешествий и туризма и попутно сокращает выбросы углекислого газа, связанные с переездами и проживанием сотен тысяч туристов. Глобальная сеть соединяет туристов с местными жителями, которые открыли свои дома и предлагают бесплатное размещение и гостеприимство. Уже более миллиона участников сети побывали друг у друга в 69 000 городах по всему свету.
Члены ассоциации получают доступ к информации об интересах друг друга и возможностях, а также делятся впечатлениями о том, как их принимали в том или ином месте. Участникам предлагают устанавливать контакты друг с другом перед поездкой и поддерживать связи впоследствии. Эта распределенная и основанная на сотрудничестве социальная сеть создана для объединения людей, представляющих различные культуры, и их знакомства с жизнью друг друга. Цель — помочь «объединению людей путем открытого и дружелюбного общения»{179}. Миссия Couch Surfing заключается в продвижении идеи о том, что все мы являемся членами одной глобальной семьи.
Созданная в 2003 г. сеть оказалась удивительно успешной. Ее члены оставили 4,7 млн положительных отзывов, то есть положительно оценили 99,7% всех своих поездок{180}. Еще более впечатляет то, что, по утверждению членов, в результате поездок у них завязались дружеские отношения в 2,9 млн случаев, причем в 120 000 случаях такие отношения характеризуются как близкие.
Частью ответственного отношения, которое неотделимо от принадлежности к глобальному сообществу, является сохранение нашей общей биосферы путем более экологически устойчивого образа жизни. Бесплатное размещение более чем миллиона туристов в местных домах с помощью Couch Surfing значительно сокращает выбросы углекислого газа по сравнению с выбросами при размещении в более энергоемких гостиницах.
Зарождающаяся экономика третьей промышленной революции приводит к появлению таких компаний, основанных на сотрудничестве, о которых не слыхали еще несколько лет назад. Даже крупные глобальные компании втягиваются в игру. Некоторые новые бизнес-модели настолько необычны и нетрадиционны, что требуют полного переосмысления характера коммерческих сделок. Показательным примером являются так называемые контракты на повышение энергоэффективности.
Компании вроде Philips Lightning заключают с городом контракт на установку высокоэффективных светодиодных ламп нового поколения в осветительных приборах во всех общественных местах и на улицах. Банк Philips финансирует проект, а город делает выплаты Philips в течение нескольких лет из средств, полученных в результате экономии электроэнергии. Если Philips не удается добиться запланированной экономии, то компания получает убыток. Такой вид сотрудничества со временем будет становиться нормой в экономике третьей промышленной революции.
«Соглашение о разделении доходов от экономии энергии» — еще одна характерная для третьей промышленной революции модель бизнеса, которая перекликается с контрактами на повышение энергоэффективности, однако нацелена на другие результаты. Эта новая бизнес-практика с определенным успехом распространяется на рынке жилой недвижимости в ряде стран. Если в Америке у 68% семей дома находятся в собственности, то в других странах подавляющее большинство семей арендуют жилье. Например, в Испании и Германии более половины семей живут в арендуемых квартирах{181}. В местах, где аренда преобладает, собственники недвижимости слабо заинтересованы в модернизации своих зданий и превращении их в мини-электростанции, поскольку счета за коммунальные услуги оплачиваются арендаторами. В Швейцарии, где только 30% семей имеют собственные дома, а большинство являются арендаторами, некоторые домовладельцы заключают с арендаторами соглашения о разделении доходов от экономии энергии. По условиям такого соглашения домовладелец берет на себя обязательство превратить дом в зеленую мини-электростанцию, а арендаторы отдают часть дохода от снижения платы за электроэнергию домовладельцу в течение срока окупаемости его инвестиций. В итоге домовладелец получает здание с более высокой стоимостью, поскольку оно теперь генерирует собственное зеленое электричество. Добавленная стоимость может служить основанием для повышения арендной платы для новых жильцов, однако это повышение меньше той экономии на счетах за электроэнергию, которые они будут получать. Таким образом, в выигрыше оказываются и домовладелец, и арендаторы.
Если глобальная экономика успешно перейдет на инфраструктуру третьей промышленной революции, то предпринимателям и менеджерам придется научиться использовать все передовые бизнес-модели, включая открытые сети, распределенные и основанные на сотрудничестве стратегии исследований и разработок, экологически устойчивую логистику и методы управления цепочками поставок.
Социальное предпринимательство
Характер новой экономики, построенной на сотрудничестве, фундаментально не соответствует классической экономической теории, которая превозносит стремление к личной выгоде на рынке и представляет его как единственный эффективный путь обеспечения экономического роста. Модель третьей промышленной революции также отвергает централизованную командную систему управления и контроля, которая традиционно ассоциируется с социалистической экономикой. Новая модель тяготеет к горизонтальным предприятиям, как в социальных сообществах, так и на рынке, и исходит из того, что наилучший путь к экологически устойчивому экономическому развитию — это общие цели, которых добиваются совместно. Новая эра является олицетворением демократизации предпринимательства — каждый становится производителем энергии — и требует сотрудничества для совместного использования и распределения энергии между соседями, регионами и целыми континентами.
Экономика третьей промышленной революции пронизана духом социального предпринимательства, охватывающего весь земной шар. Предпринимательство и сотрудничество больше не считаются чем-то противоречащим друг другу, а рассматриваются как установка на преобразование экономической, социальной и политической жизни в XXI веке.
Социальные предприниматели выходят из университетов по всему миру и создают новые объединяющие коммерческий и некоммерческий секторы компании — эдакие гибриды, которые, скорее всего, станут обычным явлением в ближайшие годы.
Доводилось ли вам слышать о TOMS? Эта компания, имеющая и коммерческий, и некоммерческий компоненты, производит обувь, причем не какую-нибудь, а обувь из экологичного, органического, вторичного и даже растительного сырья. Однако это лишь начало рассказа об обувном бизнесе, который, возможно, является самым неординарным в мире. Прообразом ее продукции с парусиновым или хлопчатобумажным верхом стала традиционная обувь, которую испокон веку носили аргентинские фермеры, так называемая alpargata. Компанию создал Блейк Майкоски, молодой социальный предприниматель из Арлингтона, штат Техас, в 2006 г. Обувь TOMS продается более чем в 500 магазинах в США и за границей, в том числе в Neiman Marcus, Nordstrom и Whole Foods.
Коммерческая часть бизнеса Майкоски, которая базируется в Санта-Монике, штат Калифорния, уже продала более миллиона пар обуви. Однако интересно не это. В ответ на продажу каждой пары некоммерческое крыло бизнеса, известное как Friends of TOMS, дарит пару обуви нуждающимся детям в разных частях мира. Более миллиона бесплатных пар обуви было распределено в рамках инициативы «один к одному» среди детей из бедных слоев населения в США, Гаити, Гватемале, Аргентине, Эфиопии, Руанде и Южной Африке.
Спросите, зачем нужно отдавать пару обуви бесплатно на каждую проданную пару? Майкоски говорит, что без обуви детей не пускают в школу во многих беднейших регионах мира. Босые дети рискуют заразиться болезнью, которая называется подокониозис, или хромомикоз, и передается через почву. Вызывает ее грибок, проникающий в поры подошвы и разрушающий лимфатическую систему человека. По некоторым данным, более миллиарда человек рискуют подхватить заболевания, передаваемые через почву. Простейшее средство профилактики — обувь.
А что происходит с этими миллионами пар обуви, когда она изнашивается? Веб-сайт TOMS Community Wall предлагает клиентам присылать идеи по ее утилизации и превращению во что-нибудь полезное — браслеты, футбольные мячи, подвески для растений, подставки и т.д. TOMS наглядно демонстрирует новую модель социального предпринимательства, появившуюся в эру третьей промышленной революции.
ИЗМЕНЕНИЕ подхода к ведению бизнеса спровоцировало сражение грандиозного масштаба между старой гвардией второй промышленной революции, которая твердо намерена удержать остатки своей власти, и молодыми предпринимателями третьей промышленной революции, которые не менее преданы идее продвижения горизонтальной, экологически устойчивой экономики в мире. На карте стоит принципиальный вопрос, кто будет контролировать энергию в глобальной экономике XXI века. Обе стороны стремятся к получению рыночного преимущества и используют лоббирование для получения льготного статуса, включая правительственные субсидии и налоговые стимулы стоимостью в миллиарды долларов.
На деле вопрос должен ставиться так: «Где промышленность и правительство хотят оказаться через 20 лет: в тупике с уходящими источниками энергии, технологиями и инфраструктурой исчерпавшей себя второй промышленной революции или в процессе перехода к новым источникам энергии, технологиям и инфраструктуре зарождающейся третьей промышленной революции?»
Ответ очевиден, однако переход в новую эру распределенного капитализма вряд ли окажется легкой прогулкой. Проблемой в данный момент является не отсутствие плана перехода — он у нас есть. Третья промышленная революция является разумным путем к постуглеродной эре. Загвоздка в восприятии ее обществом. Именно здесь мы натыкаемся на ошибочное представление о том, как происходят экономические революции, которое граничит с бредом.
Как в реальности происходят экономические революции
В представлении многих американцев экономический прогресс возможен только в тех случаях, когда правительство отходит в сторону и позволяет невидимой руке капитализма править свободным рынком. Европейцы, однако, а вместе с ними и другие общества в разных частях мира значительно меньше уверены в эффективности ничем не ограниченного капитализма либертарианского толка и исторически показали предпочтительность активного участия правительства в экономическом процессе для поддержания более сбалансированной социальной рыночной модели. Тем не менее даже в самых спокойных государствах социального благосостояния наблюдается, хотя и незначительный, но рост популистских устремлений ограничить традиционную роль правительства в экономике. И это в то время, когда нам нужно более активное влияние правительства на частный сектор, чтобы вдохнуть новую жизнь в коммерцию и производство.
Перед лицом государственного дефицита и высоких налогов миллионы недовольных избирателей совершенно справедливо приходят к мысли о том, что их будущее хоронят в куче безнадежных долгов, а их детям готовят в качестве наследства обанкротившееся общество. Однако надежда на то, что выход правительства из игры даст волю предпринимательскому духу, создаст массу новых экономических возможностей и приведет к значительному повышению всеобщего благосостояния, совершенно не соответствует историческим фактам.
Смотрите на факты! Хотя рынок всегда был непревзойденной коммерческой силой, стимулирующей изобретательность и предпринимательство, он никогда сам по себе не приводил к экономической революции. Просто это миф, который живет в американской душе и привлекает новообращенных из числа недовольных. С обманом можно мириться в хорошие времена. Однако в нынешний критический момент истории человечества, когда на карте стоит само наше выживание и будущее нашей планеты, мы не можем позволить себе пребывать в призрачном мире надежды на магическое избавление.
Экономические революции не возникают на пустом месте. Закладывание новой коммуникационной и энергетической инфраструктуры всегда было совместным делом правительства и промышленности. Дорогая сердцу идея свободного рынка о том, что экономические революции являются результатом партнерских отношений между изобретателями и предпринимателями, где первые рискуют потерей своего времени, выходя с новой технологией, продуктом или услугой, а вторые стремятся вложить свой капитал в вывод новой идеи на рынок, — это лишь часть картины. Во времена и первой, и второй промышленных революций для создания инфраструктуры требовались крупномасштабные вложения со стороны правительства (в виде бюджетных ассигнований). Правительство, помимо прочего, устанавливало кодексы, правила и стандарты управления новым потоком экономической деятельности и предлагало щедрые налоговые льготы и субсидии для обеспечения развития и стабилизации нового экономического порядка.
Когда я работал над этой книгой, между Уолл-стрит и домом 1600 на Пенсильвания-авеню[15] развернулись ожесточенные дебаты о масштабах желательного вмешательства правительства в американскую экономику. Сейчас эти дебаты переместились в глубинку. Популистское движение против «большого правительства» набирает силу на фоне обвинений Белого дома и Конгресса в бедственном состоянии американской экономики, которые сыпятся со стороны налогоплательщиков. Миллионы американцев ставят под сомнение законность вмешательства правительства в коммерческую жизнь страны. Томас Донохью, президент Торговой палаты США, как-то заметил, что администрация президента Обамы не дружит с бизнесом, а это, пожалуй, самое худшее, что можно сказать об американском политике. Удивительное заявление, если учесть, что всего несколько месяцев назад администрация Обамы и Конгресс спасли Уолл-стрит и не дали экономике свалиться в великую депрессию.
На деле позиция Торговой палаты не более чем лицемерие, а широко распространенное популистское представление о том, что ничем не обремененный рынок, свободный от тяжелой руки правительства, всегда был рецептом коммерческого успеха, — элементарное заблуждение. Правительство и бизнес делили одну кровать если не с первого дня существования страны, то уж точно с конца Гражданской войны, когда железные дороги потребовали массированной федеральной помощи в создании континентальной инфраструктуры.
Именно в те времена президент Улисс Грант придумал термин «лоббисты» для обозначения банкиров и представителей железных дорог, которые толпились в холле, или лобби, отеля Willard Hotel напротив Белого дома в надежде склонить на свою сторону того или иного члена кабинета или Конгресса и добиться принятия нужных законов. Довольно быстро к ним присоединились и выходцы из нефтяной промышленности. Вместе они стали вездесущей невыборной силой в столице, которая вела закулисную борьбу за деньги налогоплательщиков, необходимые для подмазывания колес коммерции.
Наши европейские друзья всегда были более честными в отношении тесных связей между правительством и бизнесом. Центральные правительства финансировали значительную часть энергетической и коммуникационной инфраструктуры в Европе, а также массовый транспорт для первой и второй промышленных революций. В США федеральное правительство и правительства штатов предоставляли меньше прямой помощи, однако выделяли огромные суммы на опосредованную государственную поддержку.
Хотя в восхвалении рынка нет ничего неправильного по своей природе, прямое отрицание постоянной взаимосвязи государственного и частного секторов, которая в значительной мере способствует и гарантирует коммерческий успех любой развивающейся стране, может негативно сказываться на обществе. Во-первых, оно подталкивает правительство и бизнес к переводу своих взаимосвязей в негласную сферу, закрытую от посторонних взглядов, к окутыванию сделок завесой секретных соглашений, похороненных в глубинах запутанного законодательства. Взамен выборные должностные лица задабриваются щедрыми взносами в избирательные фонды, гарантирующими переизбрание. Во-вторых, отсутствие прозрачности позволяет бизнес-сообществу поддерживать миф о том, что успех Америки является исключительно заслугой эффективной работы свободного рынка, и одновременно критиковать законопроекты, которые могут ограничить его злоупотребления или чрезмерное влияние на экономику и общество.
Во времена кризисов, подобных нынешнему, когда для освобождения экономики от умирающей энергетической/ коммуникационной инфраструктуры и формирования новой коммерческой парадигмы необходимо задействовать весь творческий потенциал страны, только открытое, прозрачное и всестороннее партнерское взаимодействие между бизнесом, правительством и гражданским обществом позволяет осуществить переход. Такое взаимодействие мы наблюдаем в Европейском союзе, где социально-рыночная модель достаточно сильна, чтобы новое государственно-частное партнерство получило поддержку общества. В Америке, однако, когда речь заходит о необходимости объединения усилий государства и бизнеса с целью выработки нового экономического видения и плана действий для страны, многие начинают вопить о «социализме» и разглагольствовать об утрате американской свободы.
Общество, похоже, не знает, как относиться к взаимодействию бизнеса и правительства. С одной стороны, избиратели на местах не жалуются и обычно аплодируют, когда их сенатор или конгрессмен добиваются ассигнований от федерального правительства на осуществление проектов стоимостью миллионы долларов в штате и избирательном округе, особенно если это приводит к созданию новых рабочих мест. Фактически, если избранные представители не могут доказать, что они «добытчики», то шансов на переизбрание у них немного. С другой стороны, политиков из чужих штатов и избирательных округов поносят за проталкивание на национальном уровне целевых проектов в пользу своих регионов. Очевидно, что настроение людей напрямую определяется тем, в чей карман пойдут блага.
Проблема в том, что политическая система всегда была нацелена на представление крупных коммерческих интересов, а среднему избирателю и налогоплательщику не оставалось ничего, кроме надежды на то, что их представители сумеют ухватить остатки с барского стола и принести в свой район до того, как они достанутся другим.
Картина, которую я нарисовал, есть не что иное, как подлинный портрет «американской исключительности». Мы практически единственные среди зрелых демократий, кто позволяет покупать победу в избирательных кампаниях на корпоративные взносы. Большинство стран — членов ЕС ограничивают или запрещают подобную практику и требуют государственного финансирования выборов. По данным исследовательской организации «Центр за ответственность в политике», средняя цена победы на выборах в палату представителей Конгресса США составила в 2008 г. $1,1 млн. Победа в борьбе за место в сенате стоит почти $6,5 млн. Президентская гонка обходится еще дороже. По сведениям Центра, в 2008 г. кандидаты потратили на нее более $1,3 млрд.
Насколько велика значимость избирательных фондов для победы в выборах? На основе анализа результатов выборов 2008 г. Центр за ответственность в политике пришел к выводу, что в 94% случаев во время выборов в сенат и в 93% случаев во время выборов в палату представителей, решение по которым было принято в течение 24 часов после закрытия избирательных участков, победа оставалась за кандидатом с наибольшими затратами.
Прекращение практики частного финансирования выборов и переход к государственному финансированию имеет большое значение для восстановления демократического процесса в США. Американское общество, однако, не проявляет особого интереса к этому вопросу. Он никогда не оказывался в числе первоочередных забот избирателей во время опросов.